Текст книги "Победителей судят потомки(СИ)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

И понесли многие денежку в немалом количестве, обнаружив возможность заработать, ничего не делая. По мере развития Коммерческий банк постепенно открывал свои отделения в Москве, Астрахани, Киеве и других городах. Причем я не забывал и о служащих. После составления годового баланса в случае положительных результатов отчислялась определенная сумма на премирование всех служащих банка. Материальная заинтересованность!

Основная задача состояла в обеспечении русских купцов, занимавшихся внешнеторговой деятельностью, прежде всего экспортеров, дешевым кредитом, что должно было способствовать развитию внешней торговли. Появившийся через два года Государственный банк по большей части кредитовал важные для страны проекты. Для осуществления операций ему было выдано из казны пятьсот тысяч рублей. Поскольку по вкладам, которые вносились на счета или для хранения, государство выплачивало по моему примеру проценты, оно было заинтересовано в том, чтобы деньги не лежали праздно.

Капиталы нередко использовались на государственные проекты, а позже правительство стало покрывать за счет этих средств бюджетный дефицит. Происходило это посредством выдачи казначейству беспроцентных краткосрочных и долгосрочных ссуд. В условиях военных действий, при огромных незапланированных расходах, превышающих поступления, иной раз и выхода иного нет.

А деньги требовались прямо сейчас и много. Те же сахарные заводы сначала нужно построить, хлеб закупить и на продажу до порта довезти и так далее. В результате уже без моего прямого участия, возникло еще два банка: Волжский и Купеческий с восьмьюстами и семьюстами пятьюдесятью тысячами рублей основного капитала соответственно. Уважаемые люди скинулись на общее дело.

И если Купеческий работал по моей схеме, но в основном на Украине и в Причерноморье, то Волжский строился на иной основе. Главной торговой артерией России издавна служила Волга и ее притоки, включенные в общую систему строящимися и построенными каналами. По ним шли грузы в столицу и на экспорт. Помещики брали деньги под урожай, купцы – под будущие сделки, судовладельцы – под фрахт. Конторы открылись на главных пристанях, он быстро стал крупнейшим банком страны.

И в обоих новообразованных учреждениях немалую долю имели старообрядцы. Личности основных вложившихся в банковское дело хранились в тайне, но не была ни для кого секретом. Уж для меня точно. И теперь, через этих хороших знакомых, под посредничество Вахтина и фактически на честном слове, большая часть имущества моего заложена под те самые ссуды, уплывшие во Францию.

Зато если император попробует взяться за меня всерьез, его ждет крайне неприятный сюрприз. Почти вся имеющая ценность недвижимость, включая огромные земельные владения, за исключением вот этого самого дворца в Царицыно и парочки домов в Москве, Киеве и Петербурге, принадлежит отныне по документам совсем иным людям.

– Кто со мной честен, того и я уважаю, – сказал я. – Как сказано в Священной книге: "Не делай того другому, чего не хочешь сам получить". Или не так? – переспросил я, заметив мелькнувшую на лице собеседника тень. – Ну извини, дословно не упомню, но общий смысл наверняка верен.

– А ты в Бога-то веришь? – с жадным любопытством спросил он.

Не нравится мне этот разговор, и чем дальше, тем больше. Но правду я все же скажу. Иногда это лучше бесконечного красивого вранья. Старый стал, иногда хочется открыто высказаться, а даже Софье не всегда можно открыться. Да и учует Вахтин уклончивость. Тоже матерый волк и людей хорошо видит. Жизнь мне дали напрокат, и пользоваться одному себе на благо – с души воротит.

– Я верю в высшую сущность, – сказал я предельно честно, – которая станет нас судить потом. А здесь, на Земле, эта сила не вмешивается. Потому просить о помощи бессмысленно. У человека есть свобода воли, и он сам решает – помогать другим или резать соседа. Можно обращаться к Нему в любом месте и в любое время на родном языке. И не важно, как ты его называешь. И без разницы, произносишь Исус или Иисус, двое– или троеперстие творишь. Главное, на что направлены твои побуждения. Потому не стану я преследовать любое направление религии до тех пор, пока на пользу государству. Молись, как тебя устраивает. Но другим не указывай и в тарелку с указаниями, что можно и что запрещено, не лезь! Божественные откровения никогда не воевали и не воюют между собой, кто бы ни говорил обратного. Воюют догмы, созданные людьми. Если тебя в моих словах что-то отвращает, – добавил я после паузы, – порог вон там. Уходи и не возвращайся.

– Напротив, – довольным тоном сказал Семен, – вот теперь я понял. Ты к суду божественному готовишься и вечно просчитываешь, в какую чашу весов поступок добавится. Хороший он или плохой? Тяжело так жить, – вздохнув, явно посочувствовал он. – Без надежды на прощение слабого. Один окончательный и справедливый Судия.

Интересные он выводы сделал из сказанного, обалдеваю. Прямо на ходу изобрел концепцию равновесия. Это же ересь натуральная!

– Всегда помнить, сколько плохого и хорошего совершил, и не от души творить, а потому что важно. И ведь государственная должность заставляет принимать решения неоднозначные. Этому поможешь, того обидишь. Нам руку протянул, православные возмущены. И что важнее, где выгода больше?

Здравствуй вечная теория малого и большого зла! Нешто до сих пор не придумали?

– Казалось бы, там, где останется больше довольных. А ты не пошел по легкому пути! – Похоже, он вообще начал разговаривать сам с собой. – Для пользы государства? Нет! Все существует окончательно для славы Божией.

Мне очень хотелось заявить: на Бога мы уповаем, но лучше подсуетиться самому. А от употребляющих эти слова желательно требовать весомые доказательства любых утверждений. Промолчал, естественно.

– Спасать людей, – сказал Семен уверенно, – деяние не просто милосердное, оно еще и на пользу душе. Человеку недоступно творить одно хорошее, он может лишь постараться свершить лучшее из возможного. А величие так просто никому не дается.

Глава 7

ВЕЧНЫЙ ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС

– Присаживайся, сударь, – радушно предложил я. В принципе я не хам, но тыкать нижестоящим принято. Это к равному по положению в России обращаются на «вы» и по имени-отчеству. А Гейслеру до меня при всех его немалых капиталах тянуться и тянуться. Причем во всех смыслах. Если бы я обратился к нему иначе, он бы всерьез удивился и насторожился. – Угощайся, элитная ломоносовка. В продаже не бывает, исключительно для близких и ко двору поставляю.

Иона Гейслер мало походил на заумного книжного червя, корпящего сутками напролет над мудростью Талмуда. Ходил обычно в немецком кафтане и имел телосложение грузчика. Ничего удивительного, что среди моих знакомых полно таких. Хлюпики обычно в детстве помирали или просили подаяние. Да и питание здоровое, пусть без особых изысков. Откуда писатели вроде Радищева взяли про крестьянскую нищету ужасную, не представляю. Или врали, или все это предстоит в будущем. Народ размножился, земли больше не стало, а до освобождения из крепости пришлось сидеть друг у друга на головах. Сколько евреев было перед Первой мировой? Раз в десять больше нынешнего, а территория прежняя, вот и стали недоедать, и хлюпики от рахита. Русские хоть в Сибирь ехали и на Кавказ.

Ругался он тоже соответственно, на нескольких языках. Правильные черты лица, отсутствие горбатого носа и кучерявой шевелюры. Волосы коротко остриженные на голове, кроме двух прядей, которые падают с висков, и роскошная черная с проседью борода.

Его легко можно было принять за обычного купца из западных провинций, тем более у него был польский акцент. Ну пейсы-то никуда не денешь, так и вьются на ветру. Особой религиозностью он не страдал, за стол садиться не отказывался, хотя свинину ему я и не предлагал никогда и гостям в таких случаях не ставили. У меня на приемах и мусульмане бывают. Есть определенные нормы поведения. Я тоже исправно посещаю церковь по праздникам и в пост не ем скоромного.

– Ну, – я протянул свою чарку и чокнулся с ним, – за здоровье. Все остальное мы и так купим!

– Хороша! – одобрил он водку. Гейслер серьезно поднялся во время войны на поставках в армию, переключившись с винокурного ремесла и запрещенной откупной деятельности. Он в алкоголе недурно разбирается.

– Гонят из ржи методом дистилляции, – объяснил я. – Вот только выход – один литр из ста килограммов сырья – совершенно нерентабелен и оправдан только при наличии крепостных. Вот и пью сам, да придворные.

– Кое-что все же приобрести нельзя, – сказал он, глядя мне в глаза.

– Надеюсь, ты не о любви или уме. Он без постоянного упражнения тоже вянет. А без книг да общения с иными знающими и вовсе усыхает, какие бы надежды в свое время ни питали окружающие в отношении юноши.

– Есть не только любовь к женщине, еще и отношение государя.

– Вот с этим в последнее время плохо, – откидываясь на спинку кресла, согласился я. – Но это в основном лично меня касается. Вашему племени с того что?

– Политику творят не государства, – очень серьезно заявил он, – ее создают люди. Михаил Васильевич Ломоносов управлял огромным краем бессменно много лет, и мы его хорошо знаем. Не святой, но много сделал для народа Израилева.

– Но-но! – погрозил я пальцем. – Не надо про себя слишком хорошо думать. Не для кого-то старался, на пользу державе.

И, будем хотя бы мысленно откровенны, далеко не для всех, в основном для небольшой группы. Ну так и результат станет виден лет через сто. Или двести. Потомки непременно облают, что бы ни делал.

После раздела Польши на территории России оказалось где-то полмиллиона, огромное количество, иудеев. Не то чтобы я этого не знал заранее, однако, собирая в государстве три основные ветви восточнославянского православного народа, и не сильно вспоминал. Ко всему еще нынешние от будущих серьезно отличаются. Более прибитые и без особых богатств. Не про отдельных представителей речь. Об общей массе. Потому пока не существует "евреи все скупят и займут лучшие места". В основном сейчас говорят "жалкие, грязные, невежественные" и одновременно "еврей может запросто обмануть православного, заставив его забыть истинную веру".

Меня как раз волновало иное. Не создавать питательную почву для недовольных революционеров, а получить максимальную пользу от новых подданных. Инструменты для этого уже имелись. Указ о веротерпимости и правовое равенство. Конечно, в обоих случаях наличествует масса оговорок и тонкостей. Но это все потом. Просто и элементарно, не выделяя евреев в отдельную категорию, приравниваем в правовом качестве ко всем остальным. Вы мещане, купцы или крестьяне, владеющие землей? Кстати, как оказалось, такие тоже существовали. Добрых двадцать пять тысяч сельских тружеников. На общем фоне немного, но я сразу взял на заметку.

Отныне на вас лежат соответствующие обязанности, налоги, но есть и права. Владеющие русским языком могут занимать должность в местном самоуправлении. Нет никаких ограничений в местожительстве, согласно общим правилам. Это означает, что реально перебраться в другую область не так просто. Сначала надо получить справочку об уплате всех налогов и позволении местных властей. Но это в сравнении с крепостными и так хорошо.

Ну и одновременно рекрутский набор. В полках завести казенных раввинов и прочие радости. Если православные попы имеются, почему нет? Существовали себе вполне башкирские или калмыцкие полки. Сегодня наличествует реально боеспособная пехотная дивизия, артиллерийские и инженерные части из евреев. В турецкую воевали под началом русских сержантов и офицеров, теперь унтер-офицерский и до среднего офицерского состава из своих. Из нижних чинов выдвинувшиеся. Некоторые подают просьбы о переводе в другие подразделения. Там легче расти по службе. Больше вакантных должностей.

Кое-кто крестится добровольно, тогда перевод не задерживается. Не так много пока, да срок мизерный миновал. Своими не одобряется. По-любому, определенная свобода в возможности подняться в местном самоуправлении или переехать в другие места при знании русского языка должна вызвать желание учиться в казенных школах. Да-да я прекрасно в курсе их малого количества. Этот вопрос решается за счет местного налога.

Проще и легче запереть их в гетто и поставить начальниками своих же. Налоги в казну, взятка в карман. Разбираться в мелочах не надо. Вдруг и сразу бюрократия не появляется. Мне пришлось ее создавать почти тридцать лет. И первые годочков триста и в западных, и в прочих губерниях будет масса проблем и злоупотреблений. Можно подумать, их в моей реальности не существовало. Правовое государство исключительно в идеале существует. Воображаемом.

Многим не понравились ни дополнительные сборы, ни казенные школы с общеобразовательными предметами и уж тем более забривание в солдаты. Евреи очень настороженно относились к любым попыткам властей так или иначе менять их образ жизни. Новые веяния вызвали боязнь ереси, которую, как были убеждены еврейские мудрецы, принесут перемены. Еще по зажиточной прослойке ударили.

Винная монополия, автоматически распространенная на присоединенные земли, значительно сократила количество откупщиков и шинкарей. Среди прочих злостных мер обязал их взять фамилии, каковых ранее, до царской власти, не было. Очень удобно в дальнейшем идентифицировать и отлеживать уклоняющихся от переписи, налогов и разного прочего важного для государства.

Я недовольным официально указал в сторону Польши и прочих Германий. Не нравится – вали за границу. Там знания русского языка не требуют, в выборах местного самоуправления не участвуешь. Утерлись. В реальной жизни все происходило наоборот. Сюда шли. Приписывание к сословиям с получением всех соответствующих прав, при наличии на первых порах в городах Магдебурского права, запрещающего вступать в ремесленные цеха, немалое улучшение положения. Как и возможность войти в купечество. А там и пойдет врастание в гражданскую, экономическую и культурную жизнь страны.

Мне нужна тихая и спокойная ассимиляция. Когда давишь, получается обратная реакция. Если ничего не менять, выйдут природные русские иудейской веры. Не сразу, лет через сто. К середине девятнадцатого века мы имеем помимо кучи крестившихся достаточно большую еврейскую прослойку без особой религиозности по всей России. Непременно станет популярна расовая теория в будущем. Она замечательно заточена как инструмент недобросовестной конкуренции. Без нее будет сложнее бороться с русскоязычным и православным Рабиновичем. Но это дело далеких веков. А мне получать выгоду здесь и сейчас.

– Мы давно знакомы, и я в курсе вашей нелюбви к пустословиям, – заявил Гейслер. – Очень быстро переходите к делу, оставляя в стороне поклоны...

Есть такое. Терпения за все десятилетия не набрался медленно и вальяжно выступать и беседовать. Как не приучился прежде, чем заводить о нужном, долго расспрашивать о болезнях родственников, урожае, поголовье скота и прибывшем недавно ко двору новом скульпторе или певце. Сначала не особо требовалось в роли воспитателя, затем было абсолютно не важно в полку, и наконец я смог себе позволить плевать на чужое мнение, взлетев в должности к самому трону.

– ...вы единственный из известных мне людей, кто абсолютно не имеет предубеждений против людей другой веры и происхождения.

Ничего удивительного при моем воспитании и дальнейшем окружении. Мои учителя отличались многообразием языков, веры и национальностей. Немцы, русские, шведы, калмыки, украинцы, французы, да много кто еще. Странно было бы зацикливаться на их предрассудках. По мне, образование ума не добавляет. Оно дает знания, и не больше.

– Человек остается человеком, – сказал я, – на каком бы языке он ни говорил и молился. Мне нет дела, снимает он шапку в священном месте, напротив, натягивает или поворачивается в определенном направлении. У каждого народа находятся люди предосудительного поведения, но они не могут нанести бесчестья на целую нацию. Я сужу людей по их поступкам и по старой заповеди: не делай другому то, что не хочешь получить в ответ.

– Счастлив народ, – патетически вскричал он, – родивший такого сына!

Так хорошо начал и не удержался. Слишком долго я находился наверху, чтобы всерьез принимать любые комплименты и восхваления.

– Не уверен, – сказал он тоном ниже, видимо сообразив о неудачном впечатлении, – что без ваших действий ее императорское величество отнеслись бы столь благосклонно к нашим проблемам. Без вашей протекции было бы у нас много гзейрес, то есть напастей.

Этого уже никогда не узнать. Но среагировала Анна на мои действия похвалой и манифест не под диктовку писала. Стоило принять меры к равноправию евреев, и местное христианское население начало протестовать. Причем иногда вплоть до разбитых голов. У меня еще польские инсургенты по лесам бегают, а тут практически мятеж. Ну и подавил с показательной жестокостью. А Анна провозгласила: "Когда еврейского закона люди вошли уже на основании указов Ее Величества в состояние равное с другими, то и надлежит при всяком случае соблюдать правило, Ее Величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа".

– Мы после того Kaiser treu стали, – в очередной раз сбиваясь на немецкий, сказал он.

Хотелось бы мне знать, кто эти самые "верные государю" конкретно. Евреи, особенно высший и средний слои, в новообретенных землях были крепко завязаны на экономические отношения с польской шляхтой. На семьсот пятьдесят тысяч поляков добрых двести пятьдесят относились к шляхетству. Вот насчет них я, в отличие от многих просвещенных российских дворян, иллюзий не испытывал. Уничтожения своего государства, ограничения власти над населением, лишения многих привилегий с обязанностью служить и издевательского требования переходить в делопроизводстве на русский язык не простят.

Так оно в целом и оказалось. Всеми силами саботировали любые распоряжения, а по причине отсутствия достаточного количества лояльных чиновников в администрации нередко и заставить было невозможно. Во Вторую турецкую и вовсе местами полыхнуло. Слишком быстро забыли гайдаматчину сороковых. С приходом русских войск и известии о взятии под руку Москвы украинских земель повстанцы повсеместно нападали на шляхетские имения, разоряли их и убивали шляхту. Такое нельзя выпускать из-под контроля. Потому пришлось разгонять, вешать или отправлять в Сибирь.

Но это касается всех! Порядок должен быть! А кто без разрешения бунтует, тому власть и покажет кузькину мать. Потому с поляками поступали в том же ключе. Особо буйных познакомили с петлей. Прочих в солдаты или опять же осваивать просторы нашей Родины. За Уралом места много. Земли конфисковали и пускали в свободную продажу.

Конечно, в первых рядах оказались мои друзья, но высокопоставленных чиновников и себя не забыл. Тысяч пятнадцать десятин в нескольких имениях ушли отнюдь не с аукциона. Никогда не помешает подмазать полезных. Кое-кто разевал рот и на иные приятности, но имущество вроде богатых соляных копей Велички и Бохни сразу становилось государственным.

Гораздо важнее, что, продавая, а не раздавая часть реквизированной земли, я постарался вбить клин между еврейскими арендаторами и хозяевами-шляхтичами. Ну не у крестьян же искать деньги на выкуп поместий! А страна нуждалась в средствах для ведения войны. Вот и получается, если что-то хочешь сделать в отношении той или иной общины, этнической группы, то нужно найти союзников внутри этой группы.

Просто надо следить, чтобы евреи не выступали подставными лицами. Таких в случае разоблачения (пару раз удалось) сплавлял осваивать казахские степи. Но они быстро почуяли, где мед и масло на хлеб предлагают. Стоило взять вкусную приманку, как свои навыки предпринимательства евреи уже используют не в связке с польской аристократией, как это обычно было, а в сотрудничестве с русской администрацией. А вытягивать последние соки из земли и крестьян им нет смысла. И под законом ходят (жалобы по Кодексу христианина), и это уже не чужое временно взятое в аренду поместье. За пятнадцать прошедших лет идея не без огрехов доказана практически. Тамошние крестьяне в среднем живут не хуже, чем у помещиков, исповедующих православие или католицизм. В среднем – потому что всякое бывает. Как и везде.

А что делать, если в крае лояльность высшего сословия отсутствует, промышленности нет, денег взять неоткуда? Как создавать буржуазию? Есть два варианта: либо поляки, либо евреи. Говорите по-русски, будьте благонадежны и преданы власти – мы вас будем считать русскими Моисеевой веры. Хочется верить, что сработает. Проверить все равно не удастся. Вхождение растянется на столетия и подвергнется влиянию множества не зависящих от сегодняшних решений факторов.

– А когда в Москве поддержали, многие и вовсе за вас молиться стали.

Еще немного, и Гейслер запишет меня в мессии. Обычная практичность, как с заселением Причерноморья. Чем заманивать всех подряд: греков, чехов, немцев, армян, шведов, лишь бы заменить исчезнувших мусульман, – проще давать льготы бедноте из западных губерний. Пусть сами едут и устраиваются. Землю выделил, от налогов на десять лет освободил, скот нашел в немалом количестве и инвентарь для работ. Гарантировал, что записывать в крепостные не станут. Собственно, потому и не рвались евреи в крестьяне, как того хотело правительство. Оно кому-то надо в один прекрасный день обнаружить себя чьим-то имуществом?

Бродяг, не прижившихся и оставивших выделенные участки, опять же в Сибирь, чтобы жизнь медом не казалась. На рудниках рабочие руки полезны, и заводы нуждаются. Как приписывать стали к производству и бегунов по этапу отправлять, так и урожайность моментально выросла. Половина перемерла и сбежала в города, но тысяч двадцать пять хозяйств осело и землю пашет. Это где-то под сотню тысяч человек. Целые еврейские районы на Тамани и Кубани. До зажиточности далеко, но с голода уже не дохнут и особого пригляда не требуют.

Москва, конечно, несколько другая история. Пожаловались купцы русские на конкуренцию. Евреи разносили товар прямо по домам, что в те времена в Москве не принято было, и брали пониженной ценой с оборота. Иной раз и качество не лучшее, зато дешево. Жаловались на чрезмерную предприимчивость, прося оградить от пришлых.

Выгодное это дело – прокручивать рубль пять раз, пока у других он обернется только два раза. Где такое происходит – и налоги для государства вырастают, и жизнь дешевеет. А от этого государству и народу польза немалая.

Так что печалиться надо не о еврейской оборотистости – плакать надо скорее о том, что в руках у русских купцов рубль оборачивается недостаточно быстро.

– Ходят слухи, – после паузы продолжил Гейслер, – о создании специального комитета при императоре по еврейскому вопросу.

– Это правда. Собираются обсудить вопрос обезвреживания еврея, – с удовольствием сообщил я, пусть вспомнят доброго генерал-губернатора Ломоносова. – Охранить крестьян от его экономического господства.

Пожалуй, гость добрался до цели своего визита. Забавно, но, собираясь ломать многолетнюю политику по данному вопросу, Дмитрий фактически признает ее пользу. В начальном варианте проекта в комитет входят высшая имперская русская аристократия, польская почти не представлена, за исключением спящего на ходу восьмидесятилетнего дедушки. А для консультаций собираются приглашать полезных евреев, то есть уже завязанных на центр и имеющих интересы в России.

– Это случится не завтра, – пояснил я, – сейчас есть более важные занятия, но тем не менее идея витает в окружении императора.

– Вы можете помочь в смягчении удара или хотя бы оттянуть его?

– Когда-то испанской королеве Изабелле, если мне не изменяет память, предложили миллион за отмену указа об изгнании. Она отказала. Предлагаете обратиться к его императорскому величеству Дмитрию? Полагаю, о моем положении вам прекрасно известно. Это только ухудшит ситуацию.

– Зачем же идти прямо к монарху? – очень удивился Иона. – Довольно подмазать членов комитета. Мне поручено предложить двести пятьдесят тысяч рублей на эти цели. Одноразово. А в случае необходимости и больше.

– А что завтра меня могут отправить в ссылку, и плакали ваши денежки, ничего?

– Риск существует всегда. И нам представляется, взяв на благое дело, граф Ломоносов не станет пускать на иные цели. Его слово дорогого стоит.

Так и такого размера мне взятки еще не предлагали. Жаль, что не прежние времена. Столь серьезная неподконтрольная сумма пригодилась бы. Правда, при Анне он и не принес бы, смысла никакого. Я зряшним шантажом не занимался и деньги из солидных купцов без причины не доил.

В принципе все возможно. Даже без постов и должностей знакомств и связей хватает. С кем договориться прекрасно знаю. И не обязательно самому. Хватает обязанных лично мне людей.

– Может, ничего еще и не будет.

– Будем надеяться на лучшее, но я могу рассчитывать на содействие?

А про мой личный процент при посредничестве помалкивает. Между прочим, недолго и все положить в карман. Проверить практически нереально. В эти круги даже богатому купцу вход заказан. Туда и барону Вахтину невместно соваться. Титул у него не за наличие предков, и голубая кровь отсутствует.

Игра на доверии. Ты же не обманешь, а себе возьмешь нормальный кусок. Я не кину. И не по душевной чуткости. Слишком долго выстраивал направление развития, чтобы позволить недоумкам сломать будущее.

– Ничего не могу обещать прямо сейчас.

Он многозначительно закатил глаза. Ну ясное дело, любой сделает постную рожу и поведает о предстоящих трудностях.

– Считайте, принципиально договорились. Постараюсь помочь. Только принесете золото не сюда, а честно-благородно в Коммерческий Петербургский или Московское отделение банка. Получите вкладные билеты. Чтобы следов в дальнейшем никаких.

Он понятливо кивнул. Кто же не знает эти штуки. Сам и изобрел для анонимности. Билеты, как деньги, можно передавать другим лицам. Фактически чек на предъявителя. Единственное, при краже ничего не докажешь. Но такие бумаги меньше пяти сотен рублей не бывают и с улицы с ними не приходят.

С невозмутимым видом он извлек из кармана три толстые пачки. То-то я удивился, не бутылки ли приволок, так оттопыривались. Здешние ценные бумаги не похожи на фантики. С тетрадочный лист размером, плотные, с водяными знаками и печатным текстам. Варварство свернутыми в сюртук запихивать. Две упаковки с тысячными и одна пятисотками. Испугались еврейчики, готовы раскошелиться всерьез. Очень похоже, я продешевил, раз Гейслер сразу извлек. Легко можно было и больше выдоить. Так и не научился я торговаться в лавках. На то у меня Стеша имелась.

– Буду держать в курсе. – Я скинул подношение в ящик стола.

Он поспешно вскочил и откланялся. Куда уж яснее. Вопрос согласован. А дальше как бог решит.

Оставшись один, я развалился в кресле и прикрыл глаза, вспоминая. Мне ведь поручили не просто управление, а в первую очередь преобразование огромного края, где запросто можно было выкроить пяток не самых маленьких европейских государств. И пойди та же губернская реформа не так, неминуемо случился бы откат от предложенной линии. Выводы по поводу лично моей компетенции я уж оставляю в стороне.

Не так просто на пустом месте набрать людей не только готовых сотрудничать с оккупационной властью, но еще и говорящих на ее языке. Одними отставниками и получившими в награду реквизированные у мятежников поместья не обойтись. В новых губерниях пришлось отодвинуть срок экзамена на знание русского на пять лет, затем еще раз на такой же срок. И все равно в администрации попадались сомнительные типы.

В плане воздействия на ход государственных дел это десятилетие оказалось почти всеобъемлющим. Реформы коснулись канцелярии и судов, финансов и законотворчества, сферы просвещения и культуры, внутренней политики и взаимоотношений России с другими государствами. Я определял, если не прямо, то косвенно, назначения на должности, в том числе и высшие. Все люди имеют свои предрассудки, заблуждения и просто страсти. Хуже всего, большинство моих ближайших друзей и помощников выросли в здешней системе и не всегда понимали причины и следствия необходимых действий.

Я не исключение и так и не изжил некоторые представления. К примеру, не вижу ничего зазорного, если человек не православной веры. Мне фиолетово. Главное, была бы польза от специалиста и не копал бы скотина под меня. Были прецеденты. Бирон не зря в свое время предупреждал о неблагодарности вознесшихся. К счастью, я никогда не верил, что все повеления будут беспрекословно и немедленно исполняться.

Способ контролировать бюрократию пока существует один: став доверенным лицом императрицы, я целенаправленно принялся ставить на ключевые посты своих людей. Коллегии испытывают крайнюю нужду в грамотных и толковых делопроизводителях? У меня достаточно способных парней из Сиротского дома, гимназии. За такую услугу протеже щедро расплачивались со своим высокопоставленным покровителем информацией обо всем, что творилось рядом. Сидя в Кенигсберге, Варшаве или в самой жуткой дыре, я продолжал держать руку на пульсе дворца и столицы.

Хватало и других забот. Еще Силезская война не закончилась, мир не был подписан, а требовалось навести порядок в крае. Для этого надо иметь представление о происходящем. И я в первые годы вечно мотался по подведомственным землям из конца в конец. Знакомство с существовавшими здесь порядками удручало. Старый закон не существовал, новый только внедрялся. Делопроизводство на польском и немецком, куча судебных тяжб со старых времен и масса новых по поводу собственности, претензий к войскам и повсеместное злоупотребление чиновников.

Еще евреи эти... Нет, в принципе я к ним претензий не имею. Умные, образованные, и все такое. Но это те... прежние. Здешний ужас иной раз и словами не передать. Нищета. Какие там богатства, они выживают, а не живут за редким исключением.

Очередной городок лежит в чистом поле, начинаясь маленькими лачугами. Одна улица ведет с юга на север, другая с востока на запад. Там, где они встречаются, базарная площадь. Жители сплошь благочестивые иудеи с длинными бородами. Несколько тысяч населения, три четверти балуются мелкой торговлей. Остальные ремесленники, книжники, служители культа, синагогальные служки, учителя, писцы, переписчики Торы, ткачи талесов, попрошайки. Все молятся трижды в день, заодно успевая обсудить новости, потолковать о политике в мире большом и малом. Они ведут себя здесь как в клубе.