Текст книги "Карельские сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

МЕДВЕДЬ, ВОЛК И ЛИСА

Посеяли однажды медведь, волк и лиса рожь. Поспела рожь. Сжали они ее и свезли в ригу. Просушили снопы, стали молотить. А лиса поднялась на колосники [1]1
  Колосники– жерди, на которых сушатся снопы.


[Закрыть], будто бы придерживает их, а сама нет-нет да и сбросит колосник то волку, то медведю на голову. Говорят они лисе:

– Держи, кума-лиса, колосники хорошенько, чтоб не падали!

Лиса отвечает:

– Уж я так стараюсь, так стараюсь, да они не держатся!

А сама нарочно по жердочке роняет.

Обмолотили медведь и волк рожь. Вышло три кучи: в куче поменьше – зерно, в средней куче – мякина, а в самой большой – солома. Стали делить урожай. Лиса говорит:

– Давайте так поделим: меньшому – маленькую кучу, среднему – среднюю, большому – большую.

Так и сделали. Лисе досталось зерно, волку мякина, а медведю солома.

Стали они молоть. У лисы жернов стучит, а у волка и медведя тихонечко шуршит. Волк с медведем и спрашивают:

– Почему у тебя, кума-лиса, жернов стучит, а у нас только шуршит?

Лиса говорит:

– Я как молоть начала, подсыпала песку, потому жернов у меня и стучит.

Подсыпали волк и медведь песку – и у них жернова застучали. Смололи они все и принялись кашу варить. Варят, варят, у лисы каша белая и пыхтит, а у волка с медведем черная и не пыхтит. Спрашивают они у лисы:

– Почему у тебя каша белая и пыхтит, а у нас такая черная и не пыхтит? Дай попробовать твоей каши.

– Нет, сперва я вашей попробую.

Взяла лиса немного каши у волка и медведя, положила незаметно в свой котел, с краю, и говорит:

– С этого, с этого краю пробуйте!

Попробовал медведь, говорит:

– Твоя каша не лучше моей.

Медведь-то своей каши отведал!

Попробовал волк:

– Хрен редьки не слаще.

Ему тоже своя каша досталась.

– А почему у тебя каша белей? – не унимаются волк и медведь.

Лиса отвечает:

– Я муку в проточной воде держала, оттого и каша белей.

Собрали волк и медведь мякину и солому, опустили в речку – у них все и унесло.

Вот как их кума-лиса обманула.

ЛАПОТОК

Жила когда-то старушка. И было у нее всего добра один лапоток. Пошла старушка по свету. Шла, шла, видит – дом. Зашла она в избу и говорит:

– Нельзя ли у вас переночевать?

– Можно, – сказали хозяева.

– Есть у меня лапоток, куда бы его положить?

– Положи с лаптями, под лавку.

– Не хочу с лаптями, – сказала старушка, – еще спутаю. Положу с курами.

И бросила лапоток к курам.

Утром стала собираться в путь, говорит:

– Была у меня курочка…

Хозяйка удивилась:

– Не курочка у тебя была, а лапоток!

Старушка давай спорить:

– Курочка была, курочка!

И взяла курочку. Пошла дальше.

Шла, шла, смотрит – стоит дом у дороги.

– Пустите ли переночевать?

Пустили ее.

– Есть у меня курочка, где бы ее пристроить?

– Посади к курам.

– Не посажу к курам – можно перепутать. Посажу ее к телятам.

Утром стала собираться, спрашивает:

– Где же мой теленочек?

А хозяйка в ответ:

– Не теленочек, а курочка!

– Теленочек был, теленочек, – спорит старушка.

И взяла теленочка. Шла, шла, видит – дом на пути.

– Пустите на ночь.

– Оставайся.

– Есть у меня теленочек. Куда бы его поставить?

– Поставь с телятами.

– С телятами перепутается. Поставлю с коровами.

Утром стала собираться:

– Где же моя коровушка?

– Не корова у тебя была, а теленочек, – сказала хозяйка.

– Не теленочек, а корова.

И взяла корову. Опять идет, идет, видит – дом. Просит:

– Пустите переночевать.

– Ночуй.

– Есть у меня корова. Где бы ее поставить?

– Ставь с коровами.

– Нет, лучше с лошадьми.

И поставила в конюшню. Утром проснулась и спрашивает:

– Где же моя лошадь?

А хозяин говорит:

– Не лошадь ведь была, а корова.

Старушка свое:

– Лошадь была, лошадь!

Запрягла лошадь, поехала.

Навстречу мышка:

– Подвези меня, тетенька!

– Садись.

Едут, едут, навстречу заяц:

– Тетенька, подвези!

– Садись.

Едут, едут, навстречу лиса:

– Подвези, тетенька!

– Садись.

Едут, едут, навстречу волк:

– Не подвезешь ли, тетенька?

– Подвезла бы, да уж больно много вас набралось. Ну да ладно, садись.

Едут, едут, навстречу медведь:

– Подвези меня, тетенька!

– Лошадь едва и нас тянет.

А медведь все просит:

– Возьми меня. Я одной ногой буду отталкиваться.

Взяла старушка медведя.

Ехали, ехали – оглобля сломалась. Послала старушка за оглоблей зайца. Принес он тоненькую хворостинку – не годится. Пошла лиса. Принесла тонкую веточку – опять не то. Пошел волк. Принес длинное-предлинное деревцо – тоже не подходит.

Медведь принес толстое сучковатое бревно – и оно не годится.

– Придется самой идти, – сказала старушка. – А вы караульте лошадь.

Пока старушка искала оглоблю, звери лошадь съели. Натянули шкуру на жерди. Пришла старушка, сменила оглоблю. Стала понукать – лошадь не идет. Ударила посильней – она и свалилась.

– Пропал мой лапоток, ничего у меня не осталось, – сказала старушка и заплакала.

ОВОД И КОЗЫ

Жил-был мальчик-сирота. Пришлось ему в пастушки пойти, коз пасти.

Гонит он однажды коз мимо ржаного поля. А козы через изгородь перелезли и в рожь. Гонялся, гонялся за ними пастушок, голос надорвал кричавши, а упрямые козы будто назло ему по ржи носятся и топчут колосья.

Сел пастушок на камень и заплакал. Прискакала тут к нему белка. Спрашивает:

– Что ты плачешь, мальчик?

– Не могу коз из ржи выгнать.

– Только-то и горя? Я тебе их мигом выгоню! – сказала белка и поскакала в поле.

Бегала, бегала за козами, из сил выбилась. Села рядом с пастушком и тоже заплакала.

Прибегает лиса. Спрашивает:

– Чего плачете?

– Да вот не можем коз из ржи выгнать.

– Эка беда! Я вам их мигом выгоню!

Бегала, бегала лиса за козами, умаялась совсем, села рядом с пастушком и белкой, тоже плакать начала.

Идет из лесу медведь.

– Что вы тут разревелись? – спрашивает.

– Как же нам не плакать. Никак не можем коз из ржи выгнать.

– Эх вы, мелкота! Так и быть, помогу вашему горю.

Полез медведь через изгородь, сломал ее. Побежал за козами, а те врассыпную. Ревет медведь, кружится по полю, больше чем козы рожь топчет. Вернулся ни с чем. Сел рядом с пастушком, белкой и лисой, тоже заревел.

Летит мимо овод.

– Смешно, – говорит, – такие большие и плачут. Кто вас обидел?

А они хором отвечают:

– Никак не можем коз из ржи выгнать!

– Ну, я вашему горю помогу, – говорит овод.

– Где тебе! – отвечает пастушок. – Я гнал – не выгнал, белка гнала – не выгнала, лиса гнала – не выгнала, медведь – этакий силач – и тот не смог…

А овод как зажужжит:

– Уж я, уж я, уж я выгоню!

Как услышали козы, что овод над ними вьется, так вприпрыжку побежали, через изгородь перемахнули и на дорогу! А овод все над ними кружит и жужжит:

– Уж я, уж я, уж я их!

Пастушок схватил хворостину и побежал за козами. Даже спасибо не успел сказать своим помощникам.

БЕЛКА, РУКАВИЦА И ИГОЛКА

Жили когда-то белка, рукавица и иголка. И пошли они в лес. Смотрят – перед ними три тропинки. Белка – она ведь старше всех была – и говорит:

– Мы по разным тропочкам пойдем, а кто первый находку найдет, тот и остальных позовет.

Иголка шла, шла и пенек смолистый нашла, кричит:

 
Ой, скорее, рукавица,
Вместе с белочкой-сестрицей!
Я по тропке шла
И находку нашла!
 

Услышали иголку рукавица с белкой, быстро подбежали.

– Вот какой пенечек я нашла! – говорит иголка.

– Хо! Какая же это находка? Да таких пеньков полон лес!

И с досады побили они иголку. А потом вновь по разным тропкам разошлись. Иголка шла, шла и лесную ламбу увидела. Опять она кричит:

 
Ой, скорее, рукавица,
Вместе с белочкой-сестрицей!
Я по тропке шла
И находку нашла!
 

Подходят к ней рукавица с белкой:

– Ну, что еще нашла?

Иголка и отвечает:

– Озерко лесное нашла.

Опять попало тут иголке. Рукавица и белка больно ее били да приговаривали:

– Нашла находку – озерко!

И опять все в разные стороны разошлись, по разным тропкам разбрелись.

Подходит иголка к болоту и видит: олени траву щиплют.

Иголка подкралась к самому большому оленю и спряталась в травинке, что на кочке перед оленем росла. Олень проглотил ее вместе с травой и упал замертво. Тут выскочила иголка да как крикнет:

 
Ой, скорее, рукавица,
Вместе с белочкой-сестрицей!
Я по тропке шла
И находку нашла!
 

А рукавица с белкой в ответ:

– Нет уж, хватит! Ей лишь бы за нос нас водить. Верно, опять пенек нашла.

Второй раз зовет иголка:

 
Ой, скорее, рукавица,
Вместе с белочкой-сестрицей!
Я по тропке шла
И находку нашла!
 

А рукавица с белкой в ответ:

– Не обманешь! Видно, опять на ламбу набрела.

Третий раз зовет иголка:

 
Ой, скорее, рукавица,
Вместе с белочкой-сестрицей!
Я по тропке шла
И находку нашла!
 

Тут подходят наконец к ней рукавица с белкой.

– Ну, какая еще находка?

– Я оленя нашла.

А олень на кочке мертвый лежит.

Рукавица с белкой давай иголку по головке гладить – больно уж хороша находка. Разделали они оленя и мяса сварить надумали, да вот беда – котелка у них нет. Иголка и говорит белке:

– У тебя коготки острые, надери-ка бересты, мы из нее котелок смастерим и мяса наварим.

Принесла белка бересты.

Иголка прошила бересту – и котелок готов, можно мясо варить.

– А ведь у нас воды нет, и взять ее негде, – говорят рукавица с белкой.

А иголка отвечает:

– Как негде? Да я же ламбу нашла! Там воды хватит.

Сбегала рукавица по воду.

– А у нас и дров нет, чтобы огонь развести.

Иголка говорит:

– Так я пенек смолистый нашла!

Стали они варить.

Вот сварилось мясо, наелись они досыта, а остатки домой прихватили.

Верно, и теперь еще едят, если запас не вышел.

КРАСАВИЦА НАСТО

Жил когда-то в одной деревне парень. Женился он на девушке, издалека привез ее к себе домой. Дружно стали жить, но молодая жена что-то грустная ходит. Муж и говорит ей:

– О чем ты все тоскуешь?

Она ему отвечает:

– Хорошо мне с тобой, да дом родной забыть не могу, оттого и тоскую.

Муж ей верит и не верит: в жизни не знал тоски. А жена нет-нет и вздохнет украдкой, глаза невеселые. Захотелось мужу испытать, что это такое – тоска по дому, говорит жене:

– Пойду-ка я в чужие края, наймусь в работники, поживу и посмотрю, есть ли на свете тоска или нет.

И ушел в далекие края, нанялся в работники к одному купцу. Дал ему купец новые сапоги и сказал:

– Я тебя возьму в работники с таким условием: будешь служить у меня до тех пор, пока эти сапоги не износишь.

Долго ли сапоги износить! Согласился молодой муж и стал на купца работать. Работает, работает, а сапоги все как новенькие. Много ли, мало ли времени прошло, стало ему тоскливо на чужой стороне. То жену вспомнит, то дом родной. Смотрит на сапоги: не износились ли? Куда там! Все такие же, как в первый день.

Шел он как-то с поля, соху на плече нес. Идет навстречу человек. Смотрит – земляк! Обрадовался мужик, про все расспрашивает: и про жену, и про дом, и про то, про се. Даже соху не догадался на землю опустить. Вот что значит земляка встретить!

Пришел в дом купца, задумался: «Вот и мне довелось узнать, что такое тоска по дому. Правду жена говорила».

Прожил он у купца много лет. А сапогам износу нет.

Шел он однажды лесом, смотрит – избушка. Постучался, дверь открыл, видит – сидит в избе старушка. И спросил он у старушки:

– Не знаешь ли, бабушка, что это за сапоги на мне? Из какой кожи сшиты? Восемнадцать лет ношу их, а они все не износятся!

Говорит ему старушка:

– Сапоги твои не простые, а заколдованные. Но я тебе дам совет. Как придешь домой, к хозяину своему, так сними сапоги и брось их незаметно в печку. А утром достань. Они сгореть не сгорят, да зато быстро износятся. Тогда и службе твоей у купца конец.

Так и сделал мужик. Сапоги в печку бросил, утром достал, только обулся – они враз и развалились.

Пришел он к хозяину:

– Ну, хозяин, сапоги мои истрепались. Теперь срок мой кончился!

Делать нечего, дал ему купец расчет и домой отпустил. Идет он домой, ног под собой от радости не чует.

А день был жаркий, и начала его жажда мучить. Вдруг увидел ручей. Нагнулся, чтобы попить, а водяной вцепился ему в бороду и не пускает.

Взмолился мужик:

– Батюшка водяной, отпусти ты меня! Я дома восемнадцать лет не был!

А водяной его за бороду держит и говорит:

– Не отпущу, покуда не обещаешь отдать мне то, чего дома у себя не знаешь!

Обрадовался мужик: эка задача, да он дома у себя, поди, все знает. И пообещал водяному то, чего дома не знает.

Водяной его отпустил, он и пошел домой.

Приходит домой, а жена его с дочкой встречает. Не знал мужик, не ведал, что пока у купца служил, жена ему дочку родила – красавицу Насто.

Пока он на чужбине был, Насто выросла и невестой стала. Да такой красивой, что ни в сказке сказать, ни пером описать: ни в верхнем, ни в нижнем мире, ни на земле, ни в подводном царстве такой не сыщешь:

 
По локоть руки в золоте,
По колено ноги в серебре,
На макушке ясно солнышко,
На височках ярки звездочки,
На каждом волоске по жемчужине!
 

Обрадовались жена и дочь, от счастья не знают, куда мужа, куда отца посадить, чем угостить!

А он сидит невесел: ведь дочь свою единственную водяному обещал!

Как остались муж с женой вдвоем, жена его и спрашивает:

– Что это ты, муженек, невесел? Тебе бы радоваться, что на родину вернулся, домой пришел, а ты печален!

Он ей все и рассказал.

– Вот отчего я печален. Как нагнулся я в дороге дальней к ручью воды напиться, так водяной меня за бороду схватил. «Обещай, говорит, что отдашь мне из дому то, чего и сам не знаешь!» Откуда мне было знать, что ты дочку родила? Я и обещал.

Заплакала жена и сказала:

– Чему быть, того не миновать. Только своими глазами видеть, как водяной нашу дочь любимую со двора уведет, я не могу. Давай уйдем пораньше из дому, а Насто оставим здесь. Без нас беде быть – все легче жить.

Ушли отец с матерью ночью из дому. А красавица Насто одна осталась.

Утром встала – дома нет никого. Вышла Насто во двор, а там одна коза старая бродит. Обняла девушка козу и заплакала.

Коза ей и говорит:

– Не плачь, Насто, не горюй. Лучше запряги меня, в санки соломы положи, а сама в ней заройся.

Запрягла Насто козу, сама в соломе зарылась. И пошла коза, санки повезла куда глаза глядят.

Едут они – вдруг навстречу толпа водяных идет. Спрашивают у козы:

– Красавица Насто ждет ли нас?

– Ждет, ждет! – отвечает коза. – Столы накрыты, самовары кипят, свечи горят.

Пошли водяные дальше своей дорогой, побежали к дому, где Насто жила, а коза с девушкой тем временем далеко ушла.

Приехали в одну деревню, вылезла Насто из соломы. Попросилась в дом переночевать. Люди глаз оторвать от Насто не могут. У нее:

 
По локоть руки в золоте,
По колено ноги в серебре,
На макушке ясно солнышко,
На височках ярки звездочки,
На каждом волоске по жемчужине!
 

Прослышал о ней царский сын, сам в ту деревню прискакал.

Понравилась ему девушка, полюбилась. И решил он на ней жениться.

А Насто сказала ему:

– Ты мне люб, царевич, и согласна я за тебя замуж пойти, но обещай только, что никогда ты меня с козой моей не разлучишь. Где я буду, там и она должна быть. Где я стану есть, пить, там и старая коза эта чтобы пила и ела.

Царевич сказал:

– Пусть по-твоему будет. Для тебя что хочешь сделать готов!

Увез царевич красавицу Насто во дворец и козу с ней вместе взял. Стали они жить-поживать.

Вот прошло времени столько, а может, еще больше, родила Насто сына красоты необыкновенной, под стать ей самой.

Прослышала о том колдунья Сюоятар, старухой обернулась, пришла во дворец в няньки наниматься.

А царевич-то не знал, кто она, взял ее в няньки.

Повела нянька красавицу Насто с ребенком в баню. А баня-то на берегу озера стояла. Подвела к воде и крикнула:

– Эй, водяные! Вот она, обещанная, возьмите ее!

Только вымолвить успела, поднялись из воды руки, схватили красавицу Насто и утянули под воду.

А вместо нее Сюоятар свою дочь во дворец привела. Увидел царевич Сюоятарову дочь безобразную, подумал:

«Была моя жена красавицей, а как сына родила, видно, некрасивой стала!»

А ребенок день и ночь без матери родной плачет. Да что ребенок – сады цвести перестали, цветы завяли, птицы умолкли.

Невзлюбила дочь Сюоятар старую козу красавицы Насто. Говорит царевичу:

– Уберите ее прочь с глаз моих! А еще лучше зарежьте!

Диву дается царевич: что с женой стало? То в козе своей души не чаяла, только что за стол не сажала, а тут зарезать просит.

Сказала коза слугам царским:

– Вы не режьте меня, слуги добрые! Сперва пустите в поле широкое, на зеленый лужок попастись, а уж потом убивайте.

Пожалели слуги царские старую козу, отпустили ее в поле широкое, на зеленый лужок попастись. А коза на берег озера пришла и крикнула:

– Водяной, отпусти красавицу Насто! Позволь мне на прощание ей хоть слово сказать!

Привязал водяной к ноге Насто золотую цепь, отпустил красавицу на берег. Обняла Насто свою старую верную козу, и заплакали они обе. А потом сказала коза:

– Пришла я с тобой, Насто, прощаться. Зарежут меня скоро!

Поплакали бы они еще, да водяной потянул за цепь, и скрылась Насто под водой.

Пришла коза домой в печали глубокой.

А Сюоятарова дочка опять говорит:

– И чего ее держат, козу шелудивую! Зарежьте ее!

Повели слуги козу резать, а она им и говорит:

– Слуги, слуги, погодите меня резать! Отпустите меня, старую, перед смертью в поле широкое, на зеленый лужок попастись!

Пожалели ее слуги, отпустили в широкое поле, на зеленый лужок погулять, попастись.

А царевич-то все удивляется, никак в толк не возьмет: вчера жена в козе души не чаяла, а сегодня резать просит. Почуял он что-то недоброе, тайком за слугами пошел, а как они козу отпустили, за ней прокрался, посмотреть хотел, куда коза ходит, для чего отпустить просится. Спрятался за камнями и стал ждать.

Подошла коза к воде и крикнула:

– Водяной! Отпусти красавицу Насто на бережок! Позволь мне ей три слова сказать!

Вышла красавица Насто на берег, золотой цепью звенит. Обняла старую козу, и обе заплакали. А потом коза сказала:

– Прощай, моя ненаглядная Насто! Зарежет меня сегодня Сюоятарова дочка!

Только сказала, потянул водяной золотую цепь и утащил красавицу Насто в озеро. А коза на берегу осталась плакать.

Подошел к ней царевич и сказал:

– Не плачь, коза верная! Иди спокойно домой, а я за тобой следом приду.

Идет царевич вслед за козой, думает, как ему жену спасти, а Сюоятар с дочкой вместе со света сжить.

Пошел в кузницу, отковал молот себе по руке – большой, тяжелый.

Наутро козе сказал:

– Иди, коза, в широкое поле, на зеленый лужок! – А сам следом пошел.

Пришла коза на берег, крикнула:

– Водяной, водяной! Отпусти красавицу Насто в последний раз со мной повидаться, перед смертью моей попрощаться!

Вышла красавица Насто на берег, золотой цепью звенит. Выскочил тут из-за камня царевич, молотом так хватил, что разлетелась цепь золотая на мелкие куски.

Сказал красавице Насто:

– Жена моя любимая! Я тут, твой муж!

Кинулась к нему Насто, заплакала:

– Не будет нам жизни, не видать нам счастья! Ты меня освободил, а злая Сюоятар все равно погубит!

А царевич сказал ей:

– Об этом не печалься – я знаю, что делать.

Пошли они вместе домой. Царевич жену и козу ее верную в амбаре спрятал. Сам пошел, приказал слугам баню затопить, а под порогом ее котел с кипящей смолой в землю врыть да тропку от дома до самой бани красным сукном устлать.

Когда все готово было, зашел во дворец и сказал Сюоятар и ее дочери:

– Суббота сегодня, пора в баню идти. Все готово уже, баня истоплена. Пожалуйте обе по красному сукну к жаркому полку!

Пошли Сюоятар с дочкой в баню. Идут по красному сукну, вышагивают, головами во все стороны вертят, смеются:

– Хе-хе! Ха-ха! Только нам такая честь – по красному сукну да к банному полку!

Только порог бани перешагнули, провалились и упали обе в котел с кипящей смолой. Там и сварились.

А царевич с красавицей Насто зажили счастливо. Тут бы и сказке конец, да что-то загрустила Насто, затосковала. И повез ее царевич в далекие края, туда, где ее родители жили – отец с матерью. Только подъехали, а родители их у дороги встречают.

Насто и говорит:

– Или вы ждали меня, или не ждали?

А отец ей отвечает:

– Как не ждать, доченька, коли знал я, что нет силы сильнее, чем тоска по дому родному.

Обнялись они и на радостях заплакали.

Вот и сказка вся.

ОЛЬХОВАЯ ЧУРКА

Давным-давно жили старик со старухой. Некому было их старость покоить – не было у них ни сына, ни дочери. Пошел как-то старик в лес дрова рубить. А старуха и говорит:

– Вытесал бы ты, старик, из ольховой чурки мне куклу. Я бы ее вместо ребенка в колыбели качала, коли своих детей качать не привелось.

Пошел старик в лес и целый день тесал из ольховой чурки куклу. Принес старик куклу домой, сделал колыбельку. Старуха спеленала деревяшку, как ребенка, уложила в колыбель, стала качать и песни колыбельные ей петь.

Три года качала старуха ольховую чурку. Однажды утром стала она хлебы печь. Слышит – колыбель сама закачалась, застучала по половицам. Оглянулась: в колыбели сидит трехлетний мальчик и раскачивается. Спрыгнул он на пол и говорит:

– Испеки мне, мать, хлебец, я есть хочу!

Старуха так обрадовалась, что не знает, куда сына и посадить, чем его накормить.

Спрашивает сын:

– А где же отец?

– Отец поле пашет.

– Я пойду ему помогать, – говорит матери мальчик.

Пришел на край поля, кричит:

– Здравствуй, отец, я пришел тебе помогать!

Старик остановил лошадь, посмотрел и говорит:

– Кто меня отцом кличет? У нас же нет сына.

– А я, Ольховая Чурка, которую мать три года качала. Теперь я ваш сын. Скажи, что мне делать.

Смотрит старик: перед ним стоит молодец, что ни в песне спеть, ни в сказке сказать!

– Ну, коли ты мне сын, помогай. Надо сделать изгородь, чтобы медведи у нас овес не травили.

Пошел старик обедать, а Ольховая Чурка остался поле городить. Такую изгородь из толстых деревьев сделал, что зайцу под нее не пролезть, птице через нее не перелететь. А проход на поле не догадался оставить. Вернулся старик, увидел это, только головой покачал. А вечером старухе сказал:

– Силы у парня много, а что толку: такую изгородь сделал, что теперь и на поле не попадешь.

За всякую работу с охотой принимался Ольховая Чурка, но вполсилы работать он не умел. Вот и выходило, что не столько пользы от его помощи, сколько хлопот.

Ольховая Чурка и сам понял это. Однажды утром и говорит он старухе:

– Испеки, мать, мне подорожников. Пойду по белу свету бродить, может, где моя сила и пригодится.

Всплакнула старушка, а Ольховая Чурка взял с ее плеч красный платок, привязал к жерди под потолком и сказал:

– Когда с этого платка кровь закапает, тогда и ищите меня.

И пошел. Шел близко ли, далеко ли, видит: сидит на утесе на берегу озера человек и удит. Удилище – толстенная сосна, леска – якорная цепь, а заместо крючка – якорь.

– Вот это силач так силач! – сказал Ольховая Чурка.

– Что ты, добрый человек! Разве я силач? Говорят, есть на свете Ольховая Чурка – так тот всем силачам силач! – говорит Удильщик.

Смолчал Ольховая Чурка, не сказал, кто он.

– Пойдем вместе белый свет смотреть, – говорит он Удильщику.

Пошли вдвоем. Шли близко ли, далеко ли, слышат грохот. Смотрят: стоит человек, высоко над головой скалу поднял. Как бросит скалу на скалу, так обе и разлетаются на куски.

– Эй, добрый человек, что ты делаешь? – кричат ему Ольховая Чурка и Удильщик.

– А я не знаю, куда силу девать – просто так тешусь.

– Вот это силач так силач! – говорит Ольховая Чурка.

– Что ты, разве же я силач? Вот, говорят, есть на свете Ольховая Чурка – тот всем силачам силач! – отвечает Скалолом.

Опять ничего не сказал Ольховая Чурка о себе.

– Пошли вместе по белу свету бродить, – говорит он Скалолому. – Может, где наша сила и пригодится.

Идут втроем. Шли близко ли, далеко ли, стало вдруг смеркаться. И чем дальше идут, тем темнее становится. Удивились путники: ведь только что было утро, почему же среди бела дня ночь наступила? Идут они, идут – совсем темно стало, как в осеннюю ночь. Видят впереди что-то ровное, словно море, а на берегу не то город, не то крепость – в темноте-то не разобрать.

У самой крепостной стены стояла бедная избушка, в которой жила старая вдова. Зашли в нее путники и спрашивают:

– Что это за земля, где среди бела дня ночь наступает?

– Ох, сыночки! Уже три года не видим мы ни солнца, ни месяца, ни зари. Один злой человек проклял солнышко, потому что жгло его сильно, вот девятиглавый змей и похитил солнце. Другой злодей месяц проклял, потому что мешал он ему воровать и темные дела творить. И шестиглавый змей похитил месяц. А третий дурной человек зарю утреннюю проклял: лентяй был, так заря, видишь ли, ему спать мешала по утрам. Трехглавый змей и унес зарю.

– А нельзя ли этому горю помочь? – спросил Ольховая Чурка.

– Ох, сынок, – говорит старая вдова, – есть у нашего царя волшебный напиток: слабые его и пить не могут – обжигает как огонь. Вот если бы кто смог три чаши этого напитка выпить, тот освободил бы зарю, кто бы выпил шесть чаш – освободил бы месяц, а кто бы девять чаш осушил – тот и солнце бы освободил… Только нет таких силачей у нас.

– А не попробовать ли нам? – говорит Ольховая Чурка.

Пошли они к царю.

А было у царя свое горе великое. Трехглавый змей, который зарю утреннюю унес, потребовал старшую дочь царя на съедение.

Принесли тот волшебный напиток огненный, налили первую чашу. Удильщик взял и выпил ее до дна – не поморщился. Налили другую чашу – выпил, и третью выпил. Скалолом шесть чаш выпил, а Ольховая Чурка – все девять до дна осушил. Разнеслась весть по округе: нашлись богатыри, которые могут зарю, месяц и солнце освободить!

Попросили Удильщик, Скалолом и Ольховая Чурка им мечи сковать: первому трехпудовый, второму шестипудовый, а Ольховой Чурке девятипудовый меч. Взяли они мечи и пошли к старой вдове.

Наступил вечер, когда трехглавый змей должен был выйти из моря за старшей дочерью царя. Привели слуги девушку на берег и на камень усадили. Приходит Удильщик и говорит ей:

– Когда змей будет из моря выходить, разбуди меня.

Положил он голову царевне на колени и крепко заснул. Прошло сколько-то времени, всколыхнулось море раз, другой, третий. Царевна начала Удильщика трясти, а он не просыпается. Вот уже голова змея показалась над водой. Тут у царевны от страха сил прибавилось, встряхнула она Удильщика что было силы! Он вскочил, схватил свой трехпудовый меч и пошел на змея. Увидел змей молодца и говорит:

– Ху-ху, человечьим духом пахнет! Хотел одну съесть, а пришли двое.

– Раньше времени не радуйся! Сперва поборемся, – говорит Удильщик.

– Коли ты такой сильный, то выдохни, чтоб здесь железное поле было, где нам биться, – говорит змей.

– Зачем тебе, толстобрюхому, железное поле? Я и на песке тебе головы отрублю.

И стали они биться. Снес Удильщик змею голову, другую, а третью отрубить не может. Крикнул он:

– Смотри, дом твой горит!

Оглянулся змей, тут Удильщик и третью голову отрубил. Царская дочь подарила ему свое именное кольцо, и отправился Удильщик к старушке вдове, где его ждали товарищи.

А утром рано люди проснулись – на небе утренняя заря сияет.

Но скоро опять потемнело. Пошел Ольховая Чурка с товарищами по городищу гулять. Узнали они, что шестиглавый змей требует среднюю дочь царя.

Настал вечер. Теперь пришел черед Скалолому идти со змеем биться. Приходит он на берег моря, а средняя дочь царя уже там сидит на камне, слезами заливается. Подходит к ней Скалолом и говорит:

– Не горюй, девушка, авось все обойдется. Я тут немного посплю, а ты жди, когда змей будет подниматься. Тогда меня разбуди. Если не проснусь, то уколи меня булавкой.

Положил Скалолом голову царевне на колени и заснул крепким сном. А царевна глаз не спускает с моря. Вот всколыхнулось море раз, другой, третий. Стала царская дочь тормошить Скалолома, а тот никак не просыпается. Вот уже море четвертый раз всколыхнулось и в пятый, а царевна все не может разбудить своего спасителя. Вспомнила наконец о булавке, уколола руку Скалолома. Тот мигом вскочил на ноги и схватил свой шестипудовый меч.

Вышел из воды шестиглавый змей и говорит:

– Ху-ху! Человечьим духом пахнет. Хотел одну съесть, а пришли двое! То-то ужин добрый будет.

– Раньше времени-то не хвались! Давай сперва силами померяемся, – говорит Скалолом.

– Ну, коли ты такой сильный, так выдохни, чтоб здесь медное поле стало, где нам биться, – говорит змей.

– Зачем тебе, толстобрюхому, медное поле? Я и на песке тебе головы поотрубаю.

И пошел Скалолом на змея. Бились, бились они, отрубил молодец змею голову, вторую и третью, но змей не поддается. Уже четвертая, пятая голова скатились на песок, а у змея будто и силы не убавилось. Никак не может Скалолом шестую, последнюю голову одолеть. Пошел на хитрость, крикнул:

– Смотри-ка, змей, дети твои на тебя дивуются, что ты безголовый стал!

Змей оглянулся – и шестая голова на песок скатилась. И тут из моря выплыла луна, которую змей на дно морское упрятал. А царевна на радостях подарила своему спасителю именное кольцо. Пошел Скалолом к старой вдове, где его дожидались Удильщик да Ольховая Чурка.

Пошли утром товарищи по городищу гулять: народ ликует, как в великий праздник. Но не успели люди вдоволь нарадоваться, как разнеслась молва: сам девятиглавый змей требует на съедение младшую дочь царя.

Настал вечер, привели царские слуги царевну на берег моря, на камень усадили. Сидит она на камне и горько плачет. Подходит к ней Ольховая Чурка и говорит:

– Раньше времени, девушка, не горюй! Я немного посплю, а как начнет змей выходить, ты меня разбуди. Если не добудишься, то вынь мой нож из ножен и ткни меня в руку.

Положил голову на колени девушке и заснул. Мало ли, много ли времени прошло, всколыхнулось море раз, другой, третий… Царевна давай молодца будить, тормошить, а Ольховая Чурка все спит. Всколыхнулось море в четвертый, в пятый раз, волны до неба взметнулись, а она все не может его разбудить. Вот уже в восьмой раз вздыбилось море, огненные полосы пробежали по гребням волн. Тут царевна вспомнила о ноже и ткнула острием Ольховую Чурку в руку. Когда море в девятый раз вздыбилось, он уже был на ногах. Вышел из воды девятиглавый змей, увидел Ольховую Чурку и говорит:

– Ху-ху! Сам Ольховая Чурка ко мне на ужин пришел! Это как раз по мне!

– Хвастливые речи только слабосильным говорить, – отвечает Ольховая Чурка. – Лучше без лишних слов к делу приступить!

– Ну, коли таким сильным себя мнишь, так выдуй серебряное поле, – говорит змей.

– Для чего тебе серебряное поле? Твоим головам и на песке мягко будет лежать, – говорит молодец.

И пошел Ольховая Чурка прямо на змея. Не успел змей опомниться, как полетели у него три головы с плеч. Уже четвертая, и пятая, и шестая головы на песок скатились, а змей все не поддается. Вот уже седьмую голову Ольховая Чурка отрубил, а последние две никак не может одолеть. Но вот и восьмая голова покатилась. Тут уж и Ольховая Чурка стал уставать. И не отрубить бы ему последней головы, если бы не придумал хитрость.

– Смотри, змей, солнышко из моря выходит! – крикнул Ольховая Чурка.

Змей оглянулся. Тут Ольховая Чурка и девятую голову ему отрубил.