Текст книги "Окассен и Николет"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

руки и ноги, которые до тех пор не знали ран,

были вое исцарапаны и исколоты, и кровь шла

наверно в двенадцати местах, а она не

чувствовала ни боли, ни страданий,—так ею

владел страх.

Но если трудно было спуститься в ров, то

выйти оттуда было еще труднее. Но она

подумала, что там оставаться ей не годится, и,

найдя заостренный кол, который горожане

бросили сюда, защищая замок, она шаг за шагом

стала € большим трудом подниматься и,

наконец, вышла наверх.

Там был лес на расстоянии двух выстрелов

из лука и тянулся он па добрых тридцать миль

в длину и в дпирину, и были в нем дикие звери

и всякие гады.

Она боялась итти туда и думала, что там

ее съедят, но потом вспомнила, что, если ее

Здесь найдут, то отведут в город и сожгут там.

Здесь поется:

Перейти глубокий ров

Многих стоило трудов.

Никол ет, что так чиста,

Молит вся в слезах Христа:

„Царь небес, куда итти?

Мне закрыты все пути.

Если в темный лес пойду,—

Смерть сейчас же там найду.

Стану пищей я волкам,

Львам и диким кабанам.

Если ж я останусь тут,—

На заре меня найдут,

И тогда несчастной мне

Предстоит, сгореть в огне.

Боже мой, спаси меня!

Лучше пусть достанусь я

На съедение волкам,

Львам ж диким кабанам,

Чем опять в Бокер итти

И смерть найти".

Говорят, рассказывают и повествуют:

^олго жаловалась так Николет, как вы

уже слышали. Она поручила себя богу и пошла,

пока не достигла леса. И не смела она войти

в глубь его, так как боялась диких зверей и

гадов, и спряталась под тень густого куста.

Там ее охватил сон, и опа проспала так до

рапней зари следующего дня, когда пастухи

вышли из города и привели свои стада пастись

па опушке леса у реки.

Там они отошли в сторону и сели на берегу

славного ручейка, который протекал на опушке

леса, разостлали на траве плащ и положили на

него хлеб. Пока они ели, Николет проснулась

от пения птип, и говора пастухов и– подошла

к ним.

– Милые дети,– сказала она,– бог вам на

помощь.

– Бог да благословит вас,– ответил тот,

который был поразговорчивее других.

– Милые дети,—продолжала Николет,– не

знаете ли вы Окассена, сына графа Гарепа?

– Конечно, знаем, даже очень хорошо.

– Если бог вам поможет, милые

дети,—сказала она,—передайте ему, что в этом лесу

водится зверь: пусть он придет охотиться на пего,

и если ему удастся его захватить, то ни одного

кусочка этого зверя он не отдаст и за сто марок

золотом, даже и за пять сотен, и за свое

имущество не отдаст.

Они смотрели на нее и были поражены ее

красотой.

– Передать ему это ? – ответил тот,

который был поразговорчивее других.—Будь

проклят тот, кто скажет и передаст ему это! Это все

выдумки, что вы говорите; в этом лесу нет ни

одного зверя, ни оленя, ни льва, ни кабана,

который был бы так дорог, что один кусочек

его стоил бы дороже двух или самое большее

трех денье, а вы говорите о таких больших

деньгах! Будь проклят тот, кто вам поверит

и ему скажет об этом! Вы фея, нам вас совсем

не надо, идите своею дорогой.

– Милые дети,– сказала она,– сделайте то,

о чем я говорю! У этого зверя есть такое

лекарство, что Окассен сразу излечится от своего

недуга. Вот у меня в кошельке есть пять су,

возьмите их себе, если вы согласны передать ему

то, что я прошу. Пусть он охотится здесь в

течение трех дней, а если он не найдет ничего

за три дня, то ему больше никогда не видать

этого зверя и не вылечиться от своего недуга.

– Честное слово, – воскликнул пастух, —

деньги-то мы возьмем, и, если он сюда придет,

мы ему все скажем, но сами не пойдем его

искать.

– Ну, хорошо,– ответила девушка. Она

простилась с пастухами и ушла.

Здесь поется:

Пастухам послав привет,

Удалялась Николет,

Трудный путь направив свой

Через темный лес густой.

И тропинкой вековой

В край пришла она глухой.

Семь дорог скрестилось тут,

Что по всей стране идут.

Вдруг ей мысль пришла одна:

Хочет испытать она,

Любит Окассен иль нет?

Собирает Николет

Белой лилии цветы,

Травы, свежие листы,

И из веток и цветов

Чудный уголок готов.

„Боже правый, мне внемли!

Друга ты сюда пошли.

Если мимо он пройдет,

Здесь хоть миг не отдохнет,

Значит, я не друг ему,

Конец всему!"

Говорят, рассказывают и повествуют:

Николет устроила беседку, как вы уже

слышали, славную и красивую, убрала ее

цветами и листьями снаружи и внутри, а сама

спряталась неподалеку в кусты, чтобы

посмотреть, что будет делать Окассен. И пошел слух

по всей стране и по всей земле, что Николет

пропала. Одни говорили, что она бежала, а

другие полагали, что граф Гарен велел ее убить.

Если кто-нибудь этому и радовался, то Окас-

сену совсем не было весела.

И граф Гарен, его отец, освободил его из

тюрьмы, созвал со всей страны рыцарей и

девушек и устроил пышный праздник, думая так

развеселить Окассена, своего сына.

В самый разгар празднества Окассен,

печальный и унылый, стоял, прислонившись к

колонне. Кругом все радовались, но Окассену

не было весело, так как здесь не видел он

ничего того, что он любил. Один рыцарь,

увидев его там, подошел и окликнул его.

– Окассен,– сказал он,– я был болен тем

же самым недугом, что и вы. Я вам дам

хороший совет, если вы хотите мне довериться.

– Господин мой,—сказал Окассен,—спасибо

вам, хороший совет мне дорог.

– Садитесь на коня и поезжайте

прокатиться по этому лесу, вы увидите там цветы и

травы и услышите, как поют птички. Быть

может, случайно вы там услышите такое

словечко, от которого вам станет легче.

– Господин мой,– ответил Окассен,—

спасибо, я так и сделаю.

Он уходит из залы, спускается по ступеням

вниз, идет в конюшню, где стояла его лошадь.

Потом он велел оседлать и взнуздать коня,

вложил ноги в стремена и поехал: прочь от замка.

И ехал он до тех пор, пока не достиг леса.

И дальше подъехал он к ручейку, нашел

пастухов как раз в девятом часу дня. Они

разостлали плащ па траве, ели хлеб и очень ве-

селились.

Н а опушке у реки

Собралися пастушки:

Эсмере и Мартине,

Фрюэлин и: Жоане,

Рабекон и Обрие.

И сказал из них один:

„Окассен, наш господин,

Храбрый рыцарь молодой,—

Видит бог, хорош собой.

Здесь красавица была,—

Много денег нам дала:

Золотистая, в кудрях,

Свет сиял в ее глазах.

Можем мы купить теперь

Пряник сладкий и свирель,

Острый ножик, флейту, рог,—

Будь с ней сам бог!"

Говорят, рассказывают и повествуют;

Песня пастухов напомнила Окасссну о

Николет, нежной подруге, которую он так

любил, и юн подумал, не проходила ли она мимо?

Он пришпорил коня и подъехал к пастухам.

– Бог на помощь, милые дети!

– Здравствуйте,—ответил ему тот, который

был поразговорчивее других.

– Милые дети, спойте-ка еще раз ту

песенку, которую вы только что пели.

– Нет, петь мы больше не будем,—ответил

тот, который был поразговорчивее других.– Будь

проклят тот, кто споет ее вам, сударь.

– Милые дети, разве вы меня не знаете?

– Как не знать! Вы – Окассен, наш молодой

господин, только мы не ваши, а графские.

– Милые дети, сделайте то, о черт я прошу.

– Ну, вот еще, чорт возьми! Стану я петь

для вас, если мне не хочется! Разве найдется в

этой стране хоть один такой важный человек,

кроме графа Гарена, который, найдя моих

быков, коров и овец, на своих лугах и в своей

тненипе, осмелился бы их выгнать, даже если

бы ему грозили-выколоть глаза? Так зачем же

я буду петь для вас, если мне этого не хочется?

– Ради бога, милые дети, согласитесь на

мою просьбу. Возьмите себе десять су, которые

я нашел у себя в кошельке.

– Сударь, деньги-то мы возьмем, но петь

для вас я все-таки не стану, так как я ведь

поклялся в этом. Впрочем, если вы уж так

хотите, я могу рассказать вам обо всем.

– Клянусь богом,—сказал Окассен,—лучше

уж это, чем ничего.

– Сударь, мы были здесь сегодня утром

между первым и третьим часом и ели здесь

у ручья хлеб, вот как сейчас. И пришла сюда

девушка, такая красивая, что мы ее приняли

за фею,—так от ее красоты засиял весь лес.

Она дала нам столько денег, что мы обещали

ей, если вы придете сюда, сказать вам, чтобы

вы здесь в лесу поохотились. Здесь живет зверь,

и если вы его захватите, то не отдадите ни

одного кусочка его ни за пять сотен марок

золотом, ни за какие деньги; ибо он обладает

лекарством, которое, если вы сможете поймать

зверя, сразу излечит вас от недуга. В течение

трех дней должны вы захватить этого зверя,

а если вам это не удастся, то вы его больше

никогда не увидите. Ну, тав> охотьтесь, если

вам хочется, ai если: нет, так не надо. А я свое

дело, сделал.

– Милые дети,– сказал Окассен,– вы мне

достаточно сказали, теперь пусть бог поможет

мне его найти.

Здесь поется:

Окассену речь ясна:

Передать она должпа

О подруге милой весть.

На коня спешит он сесть

И въезжает в лес густой.

Верный конь летит стрелой,

Быстро юношу он мчит.

Вот как рыцарь говорит:

„Мне олень и кабаны

Для охоты не нужны.

Ясноокой Николет

Здесь в лесу ищу я след.

Стройный стан и светлый взор,

Смех и нежный разговор

Сердце мне навек пленил.

Если так господь судил,

Вас еще увижу я,

Любовь моя!"

Говорят, рассказывают и повествуют:

Едет Окассен по лесу, с дороги па дорогу,

и конь несет его быстрым ходом. Не думайте,

что его щадили шипы и колючки. Ничуть пе

бывало! Они рвали его одежды, так что скоро

не осталось на нем ии одного цельного куска,

и в крови были его руки, грудь и ноги. Кровь

шла из тридцати или сорока мест, так что можно

было видеть на траве следы крови, которая ка-

пала из его ран. Но он так глубоко задумался

о Николет, своей нежной подруге, что не

чувствовал пи боли, ни страданий, и вое ехал дальше

в лес, но никаких вестей о ней не было.

II когда он увидел, что приближается вечер,

он стал плакать о том, что не смог он найти ее.

Проезжая по старой, заросшей травою

дороге, он взглянул перед собою и увидел

вдруг человека, вот такого, как я вам сейчас

опишу.

Он был высок ростом, дикий с виду и

чудовищно безобразный. Голова у него была

огромная, чернее угля, расстояние между глаз – с

добрую ладонь, щеки толстые, огромный плоский

нос с широченными ноздрями, губы толстые,

краснее сырого мяса, зубы длинные, желтые

и безобразные. На ногах у него были гамаши,

и обут он был в сандалии из воловьей кожи,

обмотанные лыком и завязанные веревкой до

самых колеи. Он был закутан в плащ на

подкладке и опирался на большую дубину.

Когда Окассен вдруг его увидел, он был

охвачен сильным страхом.

– Бог в помощь тебе, братец!

– Бог да благословит и вас,– ответил тот.

– Послушай-ка, что ты тут делаешь?

– А вам-то какое до этого дело?

– Никакого, я просто спросил по-хорошему.

– О чем это вы плачете,—сказал тот,—и

что вас так печалит? Если бы я был таким

важным человеком, как вы, никто в мире не

мог бы заставить меня плакать.

– А! Так ты меня знаешь?—спросил Окас-

сен.

– Да, я знаю, что вы Окассен, графский

сын, и если ;вы мне скажете, о чем вы плачете,

я вам скажу, что я здесь делал.

– Ну что же,—ответил Окассен,—я тебе

скажу охотно. Сегодня утром я приехал в этот

лес поохотиться, и со мною была белая левретка,

самая прелестная в мире, и [вот я ее потерял,

потому и плачу.

– Бог мой! – воскликнул тот,– и чего только

ни выдумают эти господа! Й вы плачете из-за

какой-то вонючей собачонки! Будь проклят тот,

кто вас за это похвалит. Нет в нашей стране

такого важного человека, которому ваш отец

приказал бы достать их десять, пятнадцать или

двадцать, и тот не исполнил бы этого с -большой

охотой и был бы этому только рад. Вот я так

действительно могу плакать и печалиться.

– А ты о чем же, братец?

– Сударь, я расскажу вам, почему. Я был

нанят одним богатым крестьянином, чтобы

ходить за плугом с четырьмя волами. Три дня

тому назад со мной случилось большое

несчастие—я потерял лучшего из моих волов, Роже,

самого сильного. И теперь хожу и ищу его.

Я ничего не ел и не пил три дня, а в город

вернуться не смею, там меня посадят в тюрьму

так как мне нечем заплатить за вола. Во всем

мире у меня нет никакого имущества, кроме

того, что вы на мне видите. У меня есть бедная

мать, у нее ничего не было, кроме старого

тюфяка, да и тот теперь вытащили у нее из-

под спины, ж теперь она спит на голой соломе.

И вот это-то и печалит меня больше, чем мое

собственное горе. Потому что ведь деньги

приходят и уходят. И если я теперь потерял,

я выиграю в другой раз и заплачу за своего

быка. Ради этого одного я "бы не стал плакать.

А вы убиваетесь из-за какой-то паршивой

собачонки. Будь проклят тот, кто вас за это

похвалит.

– Славно ты меня утешил, братеп! Пошли

тебе бог удачи. Сколько стоил твой вол?

– Сударь, с меня спрашивают двадцать су,

а у меня не найдется и одного гроша.

– Вот возьми, у меня тут есть двадцать су,

ты и заплатишь за своего вола.

– Сударь,– сказал крестьянин,– спасибо вам

за это, пусть бог поможет вам найти то, что

вы ищете.

Он уходит дальше, а Окассен продолжает

путь.

Ночь была ясная и спокойная, он ехал

долго, пока не достиг того места, где

расходились семь дорог. Здесь он увидел беседку,

которую, как вы знаете, устроила Николет; она

была вся разубрана пветами и листьями внутри

и снаружи, и сверху, и спереди и была так

красива, что трудно себе представить

что-нибудь лучшее. Когда Окассен ее увидел, он сразу

остановился, а на беседку упал луч луны.

– Боже мой,—сказал он,—ведь это сделала

Николет, моя нежная подруга! Она устроила это

своими прекрасными руками. Ради нежности

и любви моей к !веЙ я сойду с коня и отдохну

здесь сегодня ночью.

И он вынул ногу из стремени, чтобы сойти

с коня, а конь его был высокий и большой.

И так задумался он о Николет, своей подруге

нежной, что упал на землю так тяжело, что

ударился о камень и вывихнул себе плечо.

Он почувствовал себя сильно раненным, но

употребил все старания и привязал лошадь

здоровой рукой к кусту шиповника, потом

повернулся на боку и растянулся в беседке на спине.

И, глядя в отверстие над головою, он видел

звезды. Одна из них казалась ярче других,

и Окассен начал говорить так.

Здесь поется:

Звездочка, ты мне видна,

Привлекла тебя луна.

Там с тобою, знаю я,

Светлокудрая моя,

Друг мой нежный, Никол ст.

Бог зажег вечерний свет,

И, чтоб ярче он сиял,

Он к себе ее позвал.

Ах, как бы хотелось мне

Там, в небесной вышине,

Мою милую ласкать.

(Пусть я упаду опять!)

Если 6 царским сыном был,

Я 6, как равную, любил,

Милая, тебя!"

Говорят, рассказывают и повествуют:

Когда Николет услышала Окассена, она

подошла к нему, потому что была недалеко.

Она вошла в беседку, бросилась в его объятия

и стала его ласкать и целовать.

– Милый, нежный друг мой, наконец-то я

нашла вас!

И я вас также, милая, нежная подруга!

И снова обнимались и целовались, и

велика была их радость.

– Подумайте, моя нежная подруга,—сказал

Окассен,—я вывихнул себе плечо, а теперь не

чувствую ни боли, ни страданий, потому что вы

со мною.

Она его потрогала и увидела, что плечо

вывихнуто. Тогда она стала его растирать своими

белыми ручками, и с помощью бога, который

любит влюбленных, она вправила ему плечо.

А потом она нарвала цветов, свежих трав и

зеленых листьев, привязала их к его плечу

лоскутком своей рубашки, ж Окассен стал

здоровым.

– Окассен, милый и нежный друг мой,

теперь послушайтесь моего совета. Если ваш

отец пошлет искать вас завтра в этом лесу,

меня найдут и, что– бы ни случилось с вами,

меня – то убьют наверно.

– Моя дорогая, нежная подруга, это

причинило бы мне большое горе. Но если я смогу,

я вас никому не отдам.

Он сел на коня, посадил перед собою свою

подругу, целуя ее и обнимая, и они выехали

в открытое поле.

Здесь поется:

Светлокудрый Окассен

Ясным счастьем упоен.

Он оставил лес густой

И в седле перед собой

Свою милую везет.

Белый лоб и нежный рот

И глаза целует ей,

Полный радостью своей.

„Друг мой,—говорит она,—

Где, скажите, та страна,

Куда мы направим путь?"

– „Все равно, куда-нибудь!

Чрез равнину, в лес густой,

Лишь бы ты была со мной".

По палям, среди холмов,

Мимо замков, городов

Вихрем быстрый конь летел.

Берег моря – их предел.

Там кончен путь.

Говорят, рассказывают и повествуют:

Окассен сошел с коня вместе со своею

подругой, как вы уже слышали и знаете. Он

держит лошадь под уздды, ведет свою подругу

за руку, и они идут вдоль берега.

И видит Окасоен – плывет корабль, а на

нем купцы, совсем близко от берега. Он сделал

нм знак, они подъехали к нему, сговорились

с ним и посадили его на свой 'корабль. И когда

они были в открытом море, поднялась великая

и страшная буря, которая гнала их из страны

в страну, пока они не приехали в чужую землю

и вошли в гавань замка Тор лор. Они

спросили, чья это земля, и им ответили, что земля

рта принадлежит королю Торлорскому. Потом

Окассен спросил, что это за человек и ведет

ли он с кем-нибудь войну, и ему сказали в

ответ:

– Да, он ведет большую войну.

Тогда Окассен простился с купцами, и они

поручили его богу. Он садится на коня,

опоясанный мечом, держа перед собою свою

подругу, и таким образом подъезжает к замку.

Он спрашивает, где король, и слышит в

ответ, что король лежит в родах.

– А где же его жена?

И ему отвечают, что она воюет и увела

с собою на войну всех жителей замка. Услышал

Это Окассен и подивился. Подъехал Ко дворцу,

слез с коня сам, и его подруга тоже. Он дал

ей подержать лошадь, а сам, опоясанный мечом,

вошел во дворец, и шел он так, пока не достиг

покоя, где лежал король.

Здесь поется:

Храбрый рыцарь молодой

Окассен вошел в покой.

Ложе пышное стоит,

Й на нем король лежит.

Окасоен замедлил шаг,

Стал пред ним и молвил так:

„Что ты здесь лежишь один?"

– „У меня родился сын.

Когда время истечет

И болезнь моя пройдет,

Я отправлюсь в храм святой,

Как велит обычай мой;

Отстою обедню там,

А потом к своим войскам

Вернусь опять".

Говорят, рассказывают и повествуют:

Когда Окассеп услышал эти слова короля,

он сорвал с него все покрывала и разбросал

их по полу. Потом он увидел палку, которая

тут же стояла, взял ее, повернулся и избил ею

короля так, что тот чуть не умер.

– Господин мой,—воскликнул король,—что

вам от меня надо? С ума вы, что– ли сошли,

что вздумали меня бить в моем собственном

доме?

– Чорт возьми, дрянной нотаскухин сын,—

сказал Окассен,– я совсем вас у бью, если вы мне

не поклянетесь, что никогда еще ни одип

мужчина в вашей стране не родил ребенка.

Тот поклялся, и тогда Окассен сказал ему:

– Ведите же меня теперь туда, господин

мой, где находится ваше войско и ваша жена.

– Охотно, господин мой,—ответил король.

Он сел на коня, Окассен на своего, а Нико-

лет осталась в покоях королевы. И ехали

король и Окассен до тех пор, пока не достигли

того места, где была королева, и они увидели,

как люди сражались печеными лесными

яблоками, яйцами и свежими сырами.

Посмотрел на это Окассен и порядком

подивился.

Здесь поется:

Окассеп был удивлен.

На седло оперся он

И смотрел перед собой

На диковинный их бой.

Свежим сыром и плодом —

Вот чем бились в войске том,

И летал над головой

Гриб огромный полевой.

Кто кричит погромче, тот

Храбрецом у них слывет.

Рыцарь смелый возмущен,

Удержать не может он

Веселый смех.

Говорят, рассказывают и повествуют:

Логда Окассен увидал эту диковинку, он

подошел к королю и окликнул его.

– Господин мой,—сказал он,—это все враги

ваши?

– Да, господин,—ответил король.

– Хотите ли вы, чтобы я им за вас

отомстил?

– Конечно, хочу,– ответил снова король.

Окассен обнажил меч и бросился на них:

он начал рубить направо и налево и многих

убил. ИI когда король увидел, что он их убивает,

он схватил его за поводья и сказал:

– Господин мон, не убивайте их таким

манером.

– Как,– сказал Окассеп.– Ведь вы же

хотели, чтобы я отомстил за вас!

– Госнодпн мой,– ответил король,– вы

слишком постарались. У нас нет обычая

убивать друг друга.

Враги обратились в бегство. А король и

Окассеп верпулись в замок Торлор.

И люди той страны просили короля, чтобы

он прогнал Окассена за пределы их земли и дал

бы Николет в жены своему сыну, так как она

казалась им женщиной знатного рода. Николет,

узнав об этом, не обрадовалась и стала

говорить так.

Здесь поется:

Возмущает Николет

Данный королю совет:

„Кем считают здесь меня?

Разве так безумна я?

Если мною восхищен,

Красотой моей пленен,

Обоймет меня мой друг,—

Пусть веселый пляс вокруг,

Нежных арф и скрипок звон,—

Ничего не стоит оп,

Когда я о ним!"

Говорят, рассказывают и повествуют:

Окассен жил в замке Торлор, полный

веселья и радости, так как с ним была Николет,

его нежная подруга, которую он так любил.

Но пока он предавался веселью -и удовольствиям,

подошло с моря войско сарацин; они осадили

замок и взяли его силой. Они забрали всякое

имущество и увели € собой пленников и

пленниц. И вряли они также Николет и Окасеена.

Ему связали руки и ноги и бросили его на

один корабль, а Николет —на другой.

И поднялась на море буря, которая рассеяла

корабли. Тот, иа котором был Окассен, долго

носился но морю, пока не приплыл к замку

Бокер.

Жители страны прибежали на берег за

добычей, нашли Окассена и узнали его. Когда

увидели обитатели Бокера своего молодого

господина, они очень обрадовались ему, так как

Окассен пробыл в замке Торлор добрых три

года, а за это время родители его умерли. Его

повели в замок Бокер, все признали себя его

подданными, и он мирно стал управлять страною.

Здесь поется:

Окacceн в Бокер родпой

Прибыл, наконец, домой.

В старом замке водворен,

Мирно графством правит он.

Видит бог, без Николет

Для него не мил весь свет.

Больше он скорбит о ней,

Чем о всей родне своей.

„Ясноокая моя,

Как без вас тоскую я!

Если 6 мог я только знать,

Где я должен вас искать,—

По морям и городам

Я 6 по вашим шел следам,

Чтоб вас найти".

Говорят, 'рассказывают и повествуют:

Аеперь оставим Окассена и скажем о

Николет. Корабль, на котором она плыла,

принадлежал карфагенскому царю, а юн приходился

ей родным отцом, и у нее было двенадцать

братьев, все принцы и короли. Когда они

увидали, как прекрасна Николет, они оказали ей

великий почет, всячески ухаживали за ней и

часто спрашивали, кто она такая, так как она-

Казалась им женщиной благородной и знатпой

по рождению. Но она не могла им сказать,

кто она такая, так как она была украдена

малым ребенком. И они плыли все дальше, пока

не достигли, города Карфагена. Когда Нпколет

увидела степы замка и всю страну, она

вспомнила, что здесь она была воспитана и отсюда

украдена маленьким ребенком. Так как она все

же была не настолько мала, чтобы не вспомнить

о том, что она была дочерью здешнего царя и

в этом городе была воспитана.

Здесь поется:

Ликолет перед собой

Видит берег свой родной.

Пышных замков и палат

Перед пей блистает ряд.

„Что мне в том, что я знатпл,—

Тут воскликнула опа,—

Что отец, – царь этих стран,

Что родня мне сам султан!

Я попала к дигам в плен.

Рыцарь храбрый Окассен,

Вы отважны и смелы,

Благородны и милы.

К вашей ласке я стремлюсь

И терзаюсь и томлюсь!

Если 6 бог мне счастье дал,

Чтобы вновь поцеловал

Мне уста хоть раз один

Мой властелин!"

Говорят, рассказывают и повествуют:

Клогда карфагенский царь услышал, что

сказала Николет, он ее обнял и молвил так:

– Милое дитя мое, скажите мне, кто вы

такая. Не бойтесь меня.

– Господин мой,– ответила она,– я дочь

карфагенского царя и была похищена

маленьким ребенком пятнадцать лет тому назад.

Когда они услыхали эти слова, они поняли,

что она говорит правду.

Тогда они радостно приветствовали ее и

с великим почетом повели во дворец, как

царскую дочь. Там прожила она три или четыре

года, пока, наконец, не решили ее выдать замуж

за какого-нибудь важного короля-язычника. Но

она не хотела и думать о замужестве. Стала она

придумывать, каким бы способом ей отыскать

Окассена.

Она достала виолу и научилась играть на

нейi. Однажды ночью она бежала, пришла в

гавань и поселилась там у одной бедной

женщины на берегу моря. Она достала одну траву,

натерла ею себе лицо и голову, так что стала

совсем смуглой и черной. Потом велела она

себе сшить кафтан и плащ, рубашку и штаны,

переоделась жонглером, взяла свою виолу,

пришла к одному моряку, сговорилась с ним, и он

взял ее к себе на корабль.

Они распустили парус, поплыли по

открытому морю и прибыли в земли Прованса. Ни-

колет сошла с корабля, взяла свою виолу и,

играя на ней, пошла по всей стране, пока не

достигла замка Бокер, где находился Окассен.

Здесь поется:

Раз в Бокере во дворце,

Возле башни на крыльце,

Пышной свитой окружен,

Тихой грустью напоен,

Молча Окассен сидел:.

Птичий хор кругом звенел;

Травы, зелень и цветы

Пробудили в нем мечты

О любви минувших лет,

О прекрасной Николет,—

Лил он слезы о былой.

Вдруг с виолой и смычком

Николет подходит к ним.

„Кто внимать словам моим

Из баронов бы хотел,

Я бы песнь о том пропел,

Как любила много лет

Окассена Николет;

Как ее в лесу густом

Отыскал он, и потом

Долго в замке де-Торлор

Оба жили с этих пор.

Как они попали в плен;

Где тот рыцарь Окассен,

Мы не знаем, но она

В Карфаген отвезена.

Там отец ее царит,

Любит он ее и чтит.

Хочет дать он, знаю я,

Ей язычника в мужья.

Несогласна Николет,

Для нее милее нет

Окассена,—он один

Ей и друг и властелин.

Не возьмет ее женой

Никто другой".

Говорят, рассказывают и повествуют:

Когда Окассен услышал, что сказала

Никол ет, он исполнился радости, отвел ее в. сторону

и сказал:

– Милый друг, не знаете,ли вы чего-нибудь

об этой Николет, о которой вы сейчас пели?

– Да, господин мой, я знаю, что она самое

благородное, умное и милое создание на свете.

Она дочь карфагенского царя, ж он захватил

ее в илеи там же, где и Окассена, потом ее

привезли в город Карфаген. Там он узнал, что

она его дочь, и очень обрадовался тому, что

нашел ее. Теперь ее собираются каждый день

выдать замуж за одного из самых

могущественных королей Испании. Но она скорее позволит

себя повесить или сжечь, чем согласится взять

мужа, даже самого важного.

– Ах, милый друг дои,– сказал тогда Окас-

сен,– что если бы вы пошли обратно в ту

страну и сказали ей, чтобы она пришла

поговорить со мной? Я бы дал вам из моих богатств

столько, сколько вы бы решились попросить и

взять себе. Знаите же, что из любви к ней я

не беру себе жены, даже самого знатного рода.

Я жду ее, и никакой другой жены, кроме нее.

у меня не будет. И если бы я звал, где ее

искать, теперь я бы уже давно нашел ее.

– Господин мой,– ответила Николет,– если

так, я пойду искать ее ради вас и ради нее,

которую я так люблю.

Он подтвердил свои слова и дал ей

двадцать ливров.

Она хотела уйти и увидела, что он плачет

от любви и нежности к Николет. Тогда она

ему сказала:

– Господин мой, не грустите, через самое

короткое время я приведу ее к вам в город,

и вы ее увидите.

Окассен услышал это и очень обрадовался.

Она ушла от него и отправилась в город в

дом жены виконта, так как виконт, ее крестный

отец, уже умер.

Она поселилась там и рассказала ей обо

всем, так что жена викопта ее узнала и поняла,

что это та самая Николет, которую она

выкормила.

Затем Николет выкупалась и вымылась и

пробыла там целых восемь дней. И достала она

траву, которая называется чистотел, натерлась

ею и стала снова красавицей, какою была

раньше.

Она надела богатое платье из шелка, каких

у жены виконта было много, и села в комнате

на стеганом шелковом одеяле; позвала жену

виконта и попросила ее привести Окассена,

своего друга. Та так и сделала. И когда она

вошла во дворец, то застала там Окассена,

который плакал и горевал по Николет, своей

подруге, что ее так долго нет.

– Не печальтесь больше, Окассен, лучше

пойдемте со мною, и я покажу вам ту, которая

вам дороже всех на свете. Эт<> Ннколет, ваша

нежная подруга, которая пришла из далекой

страны, чтобы увидеть вас.

И счастлив был Окассен.

Здесь поется:

Окассену весть сладка:

Слышит, что к нему близка

Та, чей ясен светлый взор.

Никогда до этих пор

Не был рыпарь веселей.

Во дворец спешит скорей,

Где его подруга ждет.

С дожа пыпшого встает,

Увидав его, она,

Ясной радости полна.

Он ее к груди прижал

И ласкал и целовал

Ей глаза и нежный рот.

Так вся ночь у них идет.

А когда заря взошла,

В церковь с ним она пошла,

Стала знатной госпожой

Графа де-Бокер женой.

И с тех пор у них идет

Жизнь без горя и забот.

Много дней и много лет

Окассен и Николет

В мирной радости живут.

Сказку-песнь окончим тут.

Я все сказал.

КОММЕНТАРИИ

1

Деление иа главы, стихотворные и

прозаические, отсутствует в рукописи текста и введено

его издателем, H. Suchier.

Такое чередование стихов и прозы,– причем

в стиховую форму облечены не только

лирические пассажи или речи действующих лиц, но

отчасти и повествовательные места, точно так

же, как, с другой стороны, часть речей входят

в состав прозы,—.является случаем

единственным во всей средневековой французской

литературе. Как объяснить эту необычайную форму?

Предполагали влияние кельтских или арабских

повестей, в которых встречается смешение прозы

и стихов (например, в сказках „1001 ночи");

однако вполне точных и: убедительных

параллелей не было найдено. Издатель текста H. Su-

chier считает, что мы имеем здесь переходную

форму от стихотворной к прозаической повести,

развившейся позже. Однако это еще не

объясняет самой структуры данной формы и

способа исполнения. Meyer-Lubke (в „Zeitschrift

fur romanische Philologie", 1910, XXXIV, 513-

522) высказал предположение, что наш текст —

древнейшая чисто светская пьеса (с актерами

и лектором) на французском языке и что

заголовки: „or se cante" („здесь поется") и „or

client et content et fabloient" („здесь говорят,

рассказывают и повествуют") – не что иное, как

сценические указания относительно способа

исполнения отдельных ролей: так, например, dient

относится к прямой речи действующих лиц,

выражающей их мысли и чувства, fabloient – к

собственно повествовательным местам, которые

произносились лектором, a content – к тем

местам прямой речи, которые повествуют о

событиях (например, речи пастухов в конце гл. 22).

Подтверждением этого, по мнению Meyer-Lubke,

является употребление множественного числа:

dient et content et fabloient. Однако гипотеза

эта признания не получила. Гораздо

правдоподобнее предположение Ascher'a („Zeitschrift

fur romanische Philologie", 1911, ХХХУ (741-

743), что наша „песня-сказка" исполнялась одним

жонглером на разные голоса, подобно многим

dits Рютбефа (XIII век). Разложение драмы в

речитатив мы наблюдаем уже в александрийскую

эпоху, причем у исполнявших подобные

произведения античных мимов мы уже встречаем

иногда смешение стихов с прозой. От мимов

этот прием перешел к их преемникам —

средневековым жонглерам. Интересно сопоставить с

этим мнение А. Н. Веселовского, который, быть

может, ближе других подошел в этом вопросе

к истине. В своей работе „Эпические

повторения как хронологический момент" (1897;

перепечатана в собрании его сочинений, т. I

„Поэтика", 1913) он возводит форму „Окассена и

Николет" к древнему амебейному (т. е. двумя

или большим числом певцов-сказителей)

исполнению (а также и сложению) эпических песен-