Текст книги "Полюби меня (СИ)"

Автор книги: Наташа Феокритова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Приятного чтения

«Помоги нам, Боже» пронеслось в голове Снежаны Хэмильтон, стоявшей у окна на последнем этаже роскошного директорского кабинета строительной компании «ДОМ».

Снежана Хэмильтон, владелица сыскного и охранного бизнеса, имеющая пятнадцатилетний стаж работы, не имела привычки о чем-либо просить Всевышнего. Снежана предпочитала полагаться на строгий, осторожный расчет, учитывающий все возможные риски. Но сегодня она была готова пообещать Господу Богу что угодно, лишь бы все прошло гладко.

Женщина бросила через длинный стол украдкой взгляд на красивого двадцатидвухлетнего парня, изучающего бумаги из красной папки и могла поклясться, что то, что он читает, ему неприятно. Она снова на пару секунд закрыла глаза и начала молиться.

Макс Гиванов с неприязнью пересмотрел еще раз содержимое папки и отложил ее на стол из темного дуба, не закрыв. Он только что закончил изучение. В ней говорилось о его усыновлении в возрасте 6 месяцев. Он недоверчиво покачал головой и поднял тяжелый взгляд на двух мужчин, которые сидели напротив.

Старший из них – Алексей Скалов, высокого роста, русоволосый блондин с холодными серыми глазами, сидел спокойно, сцепив пальцы рук в замок, и ожидающе смотрел на Макса. Второй – Владимир Скалов, ростом пониже, тоже блондин, но с яркими синими глазами и белозубый, опирался на переговорный стол, рассчитанный на двенадцать персон, не скрывал радости и улыбался во весь рот.

Макс почувствовал невыносимую духоту кабинетного воздуха. Он ослабил узел серого галстука, расширил пальцем ворот белой рубашки и провел ладонью по слегка вьющимся темно-каштановым прядям волос.

– Нет, этого не может быть. Это ошибка, – наконец потрясенно выдавил он как можно более ровным голосом, стараясь не смотреть больше в бумаги. Макс знал, что оба мужчины серьезные бизнесмены, и они не привыкли попусту тратить свое драгоценное время. Но сама мысль об усыновлении казалась невероятной, невозможной, даже невыносимой.

– Я даже не похож на вас!

Снежана тяжело вздохнула. За свою профессиональную карьеру она видела с десяток подобных ситуаций, и все реакции были разными. Но первичное отрицание Макса являлось самой предсказуемой формой принятия новости. Трудно признавать, что твои родители – не твои, а твоя жизнь не совсем то, чем ты ее считаешь.

– Ошибка невозможна, – твердо произнесла она, уверенно глядя в глаза.

Снежана подошла к столу, тряхнув челкой аккуратного каре цвета ржи, взяла папку и, со знанием человека, листавшего эти документы тысячу раз, открыла на нужной странице.

– Отчет медицинской лаборатории на предмет анализа ДНК, – произнесла она, протянув папку. Макс не принял ее, продолжая смотреть на мужчин. Те имели уловимые сходные черты родства. А вот он на них был совсем не похож.

– Ты наш брат, – спокойно выговорил Алексей Скалов, глядя ему в глаза. – Можешь не сомневаться.

Снежана закрыла папку и снова настойчиво положила ее на стол.

– Не может быть, – произнес совсем огорошенно парень, еще недавно просто работающий в компании «ДОМ», принадлежащей двум братьям Скаловым, и живущий своей собственной жизнью.

– Сделаем так: изучи ее дома. А когда будешь готов, приезжай к Алексею и Владимиру. Возьми пару выходных, – предложила Снежана, видя, что тот совсем не в состоянии принять новость о существовании двух братьев и об усыновлении.

Макс кивнул, взял папку и еще раз посмотрел на Алексея с Владимиром. Больше он не сказал ни слова и медленно вышел из кабинета, не чувствуя под ногами мягкости роскошного восточного ковра.

После его ухода Алексей глубоко и шумно вздохнул, Владимир с грохотом отодвинул стул от переговорного стола и развалился в нем. Снежана стремительным шагом направилась к бару и совершенно не свойственным ей действием налила всем выпить, хотя стрелки на циферблате дубовых напольных часов показывали только четыре дня.

– Да уж, парню тяжело, – сказал Владимир, принимая из рук Снежаны бокал с виски.

– Вспомни себя. Я уверена, он никогда не догадывался о том, что его усыновили. Отсюда такая реакция, – ответила она, тоже садясь и протягивая второй бокал Алексею.

– Считаешь, он вернется? – спросил тот, пригубив напиток.

– Да, он придет, – произнесла Снежана, глядя куда-то вдаль, в небо за оконным стеклом. – Когда во всем разберется, поговорит с родителями, остынет, взвесит. Тогда и вернется, дайте время.

Она перевела взгляд зеленых глаз на мужчин, которых любила, как родных братьев.

– Тост. За воссоединение семьи!

Выпив залпом обжигающую жидкость, она глубоко и удовлетворенно вздохнула, за плечами лежали годы поисков, запросов в архивы, бесед с людьми. Но все же она нашла всех братьев и почти, почти воссоединила семью. Пусть на это и ушли годы.

Снежана, хорошо помнила тот трагический день, как будто это было вчера.

Ей было одиннадцать. Был летний дождливый день, и в старом квадратном дворе, заросшем густыми кленами и вязами, на потрескавшемся черном асфальте играл семилетний Алексей. Они с пятилетним братом гуляли по очереди, так как другой обуви в их доме не водилось. Мальчик был обут в большие, на вырост, осенние башмаки. Поверх трикотажных шортиков с футболкой на нем висела длинная куртка. Эта куртка когда-то была ее. Но теперь она была мала, и бабушка отдавала вещи матери мальчиков. Снежана стояла на широком подоконнике и ждала, когда закончится слегка моросящий дождь, чтобы тоже выйти на улицу.

Во двор въехали машины скорой помощи и милицейский патруль. Они подъехали к их подъезду, и оттуда вылезли три женщины и один милиционер. Зашли в подъезд. Через две минуты из подъезда послышался шум, звонок в их дверь. На пороге оказался высокий милиционер, спрашивающий у бабушки Снежаны, есть ли кто в квартире напротив. Бабушка кивает и говорит, что соседи дома. Снежана, выскочившая на порог своей квартиры вслед за бабушкой, взяла ту за руку, наблюдая картину происходящего.

Дверь в квартире Скаловых открылась, и на пороге появился мужчина. Отчим мальчиков. От опьянения худощавого, небритого, мужчину в изношенном трико и майке пошатывало. В квартире раздавался нечетко слышный плач, похожий на полу-хрип, полу-стон грудного ребенка. Это полугодовалый Николай сорвал голос от криков голода.

– Че надо? – спросил открывший мужчина нетвердым голосом у женщин в белых халатах, опираясь на ободранный, требующий покраски дверной косяк. Из-за его ноги выглядывал пятилетний Владимир. Кудрявый, русоволосый малыш с яркими синими глазами, чумазый, в одних трусиках, с куском корки хлеба в руке. В глазах его светилось любопытство.

За его спиной замаячила женщина. У нее была серовато-коричневая отечная кожа. На опухшем лице от побоев вокруг глаз были синяки. Она давно не расчесывалась, и потому некогда русые волосы выглядели, как серая пакля, свисающая клочьями с головы. На ней были юбка и грязная, сильно изношенная кофта горчичного цвета.

– Степа, кто пришел? – спросила мать Алексея и Владимира, выглядывая через плечо мужчины.

– Да вот, – мужчина широко махнул рукой, и его занесло, развернуло спиной к коридорной стене, которая не дала ему упасть.

– Участковый Кузнецов, – произнес милиционер, оттесняя женщин в халатах. – Здесь живет гражданка Скалова Лариса Александровна?

– Ну, это я, – произнесла женщина, взгляд у нее был осоловелый, язык заплетался.

– У нас постановление суда об изъятии детей из семьи, – произнес участковый, протягивая документы. – Вы давно стоите на учете, не являлись в суд. Ваши дети будут переданы на попечение государства.

На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Ей было все равно. Мужчина посмотрел на нее.

– Ну так че, пускать? – спросил он.

– Забирайте, – сказала она и, развернувшись, пошла назад в комнату.

– Мама! – пронзительно закричал пятилетний Вова и рванулся следом за матерью в комнату. Женщины в белых халатах прошли в квартиру вместе с милиционером. А Снежана бросилась к окну, мигом взлетев на высокий подоконник и, высунувшись из окна, закричала во двор:

– Лешка, там Вову с Колей забирают в детдом! Беги скорее!

Семилетний мальчик обернулся, подняв голову к окнам, и, бросив длинную ветку, побежал к подъезду, но ботинки были слишком большими и соскакивали с его мокрых, босых ног. В конце концов, он плюнул и, бросив их на асфальте, босиком вбежал в подъезд. Дети пересеклись уже у дверей его квартиры. Оттуда доносились истошные вопли Владимира.

Вбежав в квартиру, Алексей со Снежаной увидели, как тот, вцепившись в ногу матери, заливаясь слезами, в соплях, вопит. И две женщины с милиционером не могут оторвать его от матери. А та просто стоит, держась за ручку кухонной двери, и победно улыбается пьяной улыбкой. У окна стоял их отчим и что-то курил, наполняя маленькую кухню табачным дымом. Семилетний Алексей тоже бросился к матери, обняв ее за талию.

– Не отдавай нас! – кричали они, пока мать пыталась вяло отпихивать их от себя. Из комнаты вышла третья женщина с ребенком на руках. Тот тоже плакал, но больше жалобно, от голода, и выглядел вовсе не как полугодовалый карапуз, а как заморенный звереныш.

Вой Владимира перешел в глухой рык. Дети утроили усилия. Наконец, его удалось оторвать от ноги. Милиционер оттащил среднего брата от шатающейся матери. Казалось, что она сейчас упадет.

– Мама, – слезный голос Алексея сорвался на крик. Женщина, удержав равновесие, оттолкнула сына, и семилетний мальчик, не ждавший толчка со стороны матери, полетел на пол, поскользнувшись босыми ногами, и упал на спину, ударившись затылком.

– Так нельзя, – подбежала к нему одна из соцработников, помогая ребенку встать. Но мать мальчиков посмотрела на нее, словно на пустое место. Алексей встал и посмотрел на нее. В его глазах было столько детской обиды, непролитых слез, несбывшихся ожиданий, что нижняя губа мальчика задрожала.

– Что, нюни решил распустить?! – гаркнула на него мать, и у Снежаны сердце сжалось от боли. Как эта женщина, даже пьяная, могла так хладнокровно реагировать на крики мольбы о помощи своих детей. Она вырвалась из сдерживающих рук к Алексею, обняла его. Соцработник не мешала. Николая уже вынесли из квартиры. Милиционер с еще одним соцработником унесли, держа за руки и за ноги, отчаянно брыкающегося Владимира. У Снежаны не нашлось, что сказать, утешить товарища по играм. В горле ком застрял. От сострадания, беспомощности, она стащила с собственной шеи серебряный крестик и надела ему.

– Я люблю тебя, – она обняла мальчика, плача вместе с ним.

Алексей поднял взгляд на мать, из глаз мальчугана скатилась пара слез, и, посмотрев на соцработника, мальчик протянул ему руку…

Снежана вздрогнула, высвобождаясь от воспоминаний прошлого, и, залпом осушив бокал, вздохнула.

– Еще дела есть, – произнесла она и улыбнулась двум прекрасно сложенным успешным красавцам. Подняла с одного из кресел свою сумку и вышла из кабинета.

Макс же шел по коридорам компании, словно выпивший и полуослепший. Его трясло. Как же жизнь резко поворачивается, словно калейдоскоп кошмаров. Почему-то на ум пришло лицо Маши. Его ребенок тоже будет… без отца. Мысль пронзила глубоко, порезала сердце. Что ж, это был их выбор…

Глава 1

А он и не жалел ни о чем особо. Напротив, ему все понравилось. Ну, почти все. Уголки рта против воли поползли вверх, и Макс почти улыбнулся в лицо орущему «тестю», директору крупного кирпичного завода, и его жене, кандидату биологических наук, не слушая о разболтанной молодежи и страшном дефиците презервативов в годы его молодости, или юности, почти как в фильме ужасов. Богатый зал с камином, красивыми шторами, оформленный в золотистые и красные тона, никак не способствовал разрядке обстановки. В таком состоянии это все равно что со львом беседовать, и Макс молчал.

– Да как вы могли! Да о чем думали?! – надрывался Иван Валерьевич, рискуя заработать сердечный приступ.

– Да ни о чем мы не думали, – выпалила «смелая» Машка, заставив Макса стиснуть зубы. Блондинка, что с нее взять. Такая, от которых нормальным парням стоило держаться подальше. Таких в жены не берут, ими балуются. От таких у нормального мужика стоять начинал, даже если он ничего подобного не планировал, и, естественно, взять ее в жены – себе дороже: избалованные, не знающие меры, тщеславные, с суперэго в девять этажей от власти над мужчинами и одновременно при этом чертовски соблазнительные. Как сладкое: если жрать все время – очень вредно, но если периодически, то можно.

Студенту пятого курса ПГС, да еще с подработкой в крупной строительной фирме, некогда встречаться. Диплом писать надобно. Ну а детей заводить тем более некогда. К тому же от таких, как Маша. Безмозглая вертихвостка-лингвист.

– Что? – еще громче возмутился Иван Валерьевич, широко раздувая ноздри над чапаевскими усами.

– Доча, ты папу в могилу сведешь! – рявкнула Мария Федоровна с укором, высокая худощавая женщина с типичным лицом ботаника, и вышла из комнаты.

Макс подумал, что лучше бы Машка промолчала.

– Папа, мы не виноваты, – Машка держалась из последних сил, то бледнея, то краснея, понимая, что от такой новости вряд ли должны обрадоваться, но чтобы так шуметь. В конце концов, по нынешним временам все бывает.

Она никогда не думала, что сама окажется в таком положении. Всю сознательную жизнь Маша стремилась быть правильной, в детстве она являлась маленькой послушной девочкой, затем она хорошо училась в школе, и только в старших классах неожиданно взбунтовалась. Она посмотрела на Макса и закусила губу, вспоминая, как выходила из берегов именно весь десятый и одиннадцатый класс, как часто у нее бывали с ним стычки, и она ненавидела его неистово, яростно. Ей так хотелось ему отомстить за воспитательный урок в подсобке, что она никак не могла остановиться. А потом все это неожиданно закончилось на студенческом посвящении, и все пять лет она оставалась такой же, как и всегда, пока три месяца назад опять не встретила Макса. И теперь это уже было совсем не детской местью, а самой настоящей жизнью. Плохой ситуацией, где ее прекрасное будущее летело в тартарары по ее же вине.

– На аборт!!! – рявкнул «тесть».

И Макс подумал, что это было большое облегчение для всех, но было поздно. Срок беременности почти три месяца.

От слов отца Маша вжалась в кресло, совсем побледнев и сведя коленки. Аборта она боялась, но также ей страшно стать матерью-одиночкой. У нее не было никаких претензий к Максу, не было и надежд. Все те проблемы, что она ему причинила в школе, не лезли ни в какие ворота по сравнению с нынешней ситуацией. И хотя он тоже был в этом повинен, выглядело это все так, словно она продолжала ему мстить. И за что? Она тяжело вздохнула, не совсем понимая, чему улыбается Макс, может быть он впервые в жизни радуется, что она наказала саму себя? Что ж Маша не была удивлена.

В комнату влетела Мария Федоровна с валокордином и стаканом воды, а бабушка, как понял Макс – мать Ивана Валерьевича, подняла голову от вязания и сквозь толстые линзы оглядела присутствующих.

– Аборт – это грех, – заметила она. – Я против.

– Ну что ты так нервничаешь, Ваня, – капая в стакан лекарство, успокаивала Мария Федоровна. – Ну не специально же они.

– А вино тоже не специально?! Что прикажешь делать? Жизнь ведь загубят.

О чем говорить, что они с Машкой ненавидят друг друга с детского горшка, что напились «случайно», что Владику позарез хотелось Машку, а получилось с ним. И «напились» – громко сказано, по паре фужеров всего выпили. Макс не смог не улыбнуться, и ведь это был не первый их раз. Первый у них был намного раньше, тот, за который им обоим было стыдно и о котором они старались не вспоминать.

– Что ты лыбишься? Что лыбишься? Ты видишь, все побоку!!! Этому… этому…

Тут Машка заревела, тихо, давясь всхлипами и соплями, краснея. Она всегда легко краснела, даже на физкультуре, и теперь, став молодой красивой женщиной, она краснела по любому поводу.

Бабулька громко вздохнула, и, словно смирившись с невозможностью планируемого, отложила спицы и нитки в сторону.

– Ладно, хватит пыль сотрясать. Все вон, – произнесла она на удивление не старческим, командным голосом. – Маша, в комнату.

У Макса рот открылся от того, как «тесть и теща» встали, собрались выходить. Про Машку и слов не было, выбежала, не издав и всхлипа.

– Умойся, – вдогонку досказала бабушка. – А вас, молодой человек, прошу остаться.

***

Все началось обычно. В тот день она зашла лишь поделиться с Владиком новостью об удачно прошедшем собеседовании. Начался дождь, у нее не оказалось зонта, а Макс, в ожидании Владика с дачи, чинил тому комп. Он завел разговор, вежливо интересуясь делами, а когда выяснилось, что он тоже работает в компании «ДОМ», им нашлось, что обсудить. Ну как же тут не вспомнить детство и не заключить перемирие. Ему показалось, что она говорила искренне.

Ведь еще с драки в песочнице, когда Машка, проиграв спор, у кого песка больше в трусы влезет, обнаружила нечестность, а именно – висящий писюн, поняв что у нее-то ничего такого нет, она пришла в ярость.

Пока ждали Владика, так неудачно задержанного на даче предками, Машка обнаружила бутылку вина, и, распив ее, мы решили зарыть топор войны. Зарыть не удалось, Машке топор понравился, и после выпитого мы придумали, как восстановить справедливость по-другому. Как же это было приятно и сладко.

Он и сам не мог до сих пор поверить, как быстро все затем поменялось.

Буквально на следующий день его вызвали к генеральному. Он, проходя мимо ресепшена, взглянул на нее, но казалось, Машка закопалась в бумаги и ничего не замечала. Одетая в униформу, белоснежную рубашку и синюю юбку-карандаш, с пучком на затылке, с косынкой на шее в тон юбке, она походила на старшеклассницу. И от этого невинного вида хотелось подойти к ней и сгрести в охапку, прижать, повторить вчерашнее.

– Вас ждут, – сообщила Алина, приятная девушка лет двадцати пяти.

Макс вошел, придя в немалое удивление от присутствия у генерального, помимо самого Скалова, директора службы безопасности и вице-президента. Поздоровался и присел на предложенный стул за общим столом. Пару секунд в кабинете висело безмолвие, от чего напряжение заметно подскочило.

Алексей Владимирович посмотрел на Макса и улыбнулся.

Снежана смотрела на монитор и хмурилась. Являясь исполнительным директором службы безопасности компании «ДОМ», это не считая ее основной деятельности, она занималась не только охраной высшего руководства компании, но и обеспечивала безопасность бизнеса в целом, что включало в том числе проверку сотрудников, слежку за утечкой информации и многое другое.

Отчет, по которому она сейчас пробежалась цепким взглядом, говорил ей, что в компании появился крот.

Шпион сливал информацию по главным сметам проектов, перебивая их цены на аукционах госзаказов. Но хуже было то, что у него был доступ к документации секретного проекта. Еще хуже то, что они не знали, что именно делал злоумышленник с ним, какие мог внести изменения до государственной экспертизы. Все вместе заставляло ее яростно сжимать челюсти, сопеть, а взгляд зеленых глаз разгораться адским пламенем. Она умела воевать.

После ознакомления с отчетом хмурились уже братья, обдумывая план действий.

Снежана посмотрела на Макса:

– То, что мы будем обсуждать, конфиденциальная информация. В вашем договоре найма есть пункт о неразглашении. Помните об этом.

Макс кивнул, не понимая, что происходит. Кроме того, что и повода для прогулки в кабинет директора у младшего помощника ГАПа не было, тем более когда руководство в таком составе и собирается обсуждать конфиденциальные темы. Внутренне он давно подобрался, готовый к чему угодно, но в то же время любопытство давало о себе знать.

– У нас доступ постороннего лица по вот этому проекту, – Владимир протянул Максу ноутбук, показывая папку с документами. – Под посторонним лицом я имею в виду кого-то недружественного нашей компании, устроившегося к нам на работу и получившего доступ к этому проекту.

Макс взял ноутбук.

– Доступ к этому проекту есть всего у шести человек, – произнес Алексей медленно, понимая, что шпион неглуп и умело заметает следы. – Когда это началось?

– Примерно месяц назад, – сообщила Снежана, прикидывая, что компания почувствует финансовый убыток только в квартальном отчете. Сейчас же, когда только начался новый финансовый год, ничего не ясно. Шесть человек не так уж много, чтобы не отследить и не выявить предателя. – Кто?

– Два секретаря, ты их знаешь, Алина и Маша, главный ГИП, проектный ГАП и мы, – сказал Владимир, кивая.

– Та самая новенькая. На испытательном сроке, – Владимир улыбнулся, эта девушка казалась прелестной. Ему нравилось, как она краснела от забывчивости о мелких поручениях и в то же время очень ответственно подходила к работе. Ее взяли в компанию с перспективой роста. Через пять лет компания планировала расширение в Азиатском регионе и им нужен был талантливый топ, знающий языки и нюансы организаторской работы, а так как компания предпочитала растить свои кадры, то новичков брали с расчетом на будущее.

Макс сразу же понял, что речь о Маше. Внести изменения в проект она не могла, для этого нужны были профессиональные знания, но она могла помогать.

– И мы не знаем, были ли внесены изменения в проект, – продолжил Алексей Скалов, обрывая его мысли. – Как видишь, проект секретный. И нам нужно знать до экспертизы, какие были внесены в него изменения и были ли они вообще.

Макс открывал папки, бегло просматривая содержимое, с каждой секундой все больше проникаясь нескрываемым изумлением.

– И что вы хотите от меня? – спросил он, уже зная ответ, и не будучи готовым его услышать.

– Сколько времени уйдет на проверку? И возьмешься ли?

Макс ослабил галстук, чувствуя, как покрываются пятнами щеки.

– Год, наверное, – сообщил он. – Если проверять будет один.

– Сколько времени до экспертизы? – спросил Алексей брата.

– Девять месяцев, – ответил тот, тоже глядя на Макса. – А если со сверхурочными? Я тоже подключусь.

– Почему выбрали меня?

Макс уже и сам знал ответ, традиционный в такой ситуации: отличник, лучший студент, жадный до карьеры, талантливый и прочее.

– Если справитесь, – проговорил Алексей, посмотрев на Снежану, пишущую на листке бумаги цифры. – Получишь вот такую премию.

Женщина протянула листок, и у Макса округлились глаза. Цифра была очень внушительной.

– Но будем только работать и спать, – сообщил Владимир, видя насколько Макс ошеломлен. – Один выходной, любой день на неделе, все же люди. Согласен?

Он согласился. У его семьи, живущей в пятидесяти километрах от города, никогда не было возможности купить даже машину, не то, что квартиру сыну. И ему, студенту, живущему в общаге, предложенный куш казался баснословным. С этим, немного подкопив, можно было купить однокомнатную квартиру. Разве плохо за полгода работы? В тот момент он думал, что этот шанс нельзя упускать.

И недели полетели как один день, в сплошных расчетах, проверках и перепроверках в кабинете вице-президента.

И все это время Маша была рядом и далеко. Если вызывали ее, чаще приходила Алина, и так изо дня в день, с понедельника по пятницу. В субботу и воскресение у него появлялась возможность осмотреть ее рабочий стол. Оказалось, она довольно аккуратный человек: на столе не бывало мусора, скопления бумаг или чего-то личного, кружку она убирала в тумбочку, и на ней не образовалось ни единого слоя кофейного налета. Бывали напоминалки на рабочей неделе, но они присутствовали всего пару дней, а затем отправлялись в мусорную корзину. У нее уставали ноги, и она часто работала в балетках, простых черных, без украшений, но к генеральному и вице-президенту надевался строгий каблук.

Макс приходил после пар, к двум часам дня, и уходил в два ночи.

Спустя два месяца, она зашла к нему после шести, остановившись в пороге. Он поднял глаза, рассматривая ее фигуру. Он так много работал, и у него так давно никого не было, что она показалась ему сверх меры привлекательно-сексуальной, женственной, желанной. Мысли Макса потекли в сторону фантазий, мысленно раздевая ее, представляя цвет нижнего белья, вспоминая форму груди под ладонями, заставляя его в какой-то момент встать и двинуться к ней на встречу.

– Я беременна, – произнесла она полушепотом.

Пару секунд Макс стоял и соображал, вырванный из наваждения. А при чем тут он?! Конечно, он не забыл, но было столько дел и работы, что та встреча казалась такой давней, что уже можно было родить за это время. Она стояла и продолжала мяться, не зная, куда деть руки, сцепляя и расцепляя пальцы.

Макс подошел к ней, навис, разочарованно заглянул в глаза.

– Ты опять вздумала мстить?

Ее взгляд, упиравшийся в пол, с медленным трепетанием ресниц поднялся по его ногам, груди, задержался на губах, и Маша, сглотнув, покраснела.

– Нет, – уже бледнея, закачала она головой, впервые в жизни не чувствуя ног. – Прости. Я просто не знаю, что делать.

А Макс уже знал, что могло так быть. Он глубоко вздохнул.

Когда они тогда выпили по фужеру вина за перемирие, девушка раскраснелась, дыша немного чаще, чем обычно, стараясь собраться с мыслями. И Макс отметил, что глоток, сделанный им, возымел на него странное действие, слишком сильное для обычного вина. В теле появилась приятная расслабленность, мысли о делах испарились, и на лице появилась неопределенная улыбка. Она молча смотрела на него и тоже безмятежно улыбалась, казалось, что им нечего было друг другу сказать. Они столько досаждали друг другу, точнее она ему, что ему даже трудно было поверить, что теперь это ушло навсегда. Они выросли. А вместе с детством ушли и детские обиды, по крайней мере, он на это надеялся.

Маша, выпившая весь фужер, почувствовала необычайный прилив легкости. Было что-то необыкновенное в том, чтобы сидеть со своим школьным врагом, пить с ним вино, не вспоминать старое и, наконец, зарыть топор войны. Пару минут она вспоминала свои проделки и наказания, и в какой-то момент испытала странную щемящую грусть и нежность к Максу. Ведь по большому счету, Макс был благородным врагом. Он никогда не обижал ее зря, никогда не подставлял и не задирал. Провокатором всегда была она, и теперь ей было даже слегка стыдно, на этой волне чувств она неожиданно встала и подошла к нему, сидящему на диване, наклонилась и прижалась к губам, озорно глядя ему в глаза.

Даже подумать не мог, что она после того раза когда-нибудь захочет вновь повторить. Осуждая себя за тот поступок, он несказанно удивился этой ее выходке, в очередной раз поражаясь ее импульсивности и бесшабашности. Маша больше ничего не предпринимала, лишь пару секунд прижимаясь, заглядывая в расширенные зрачки удивленных глаз Макса, ощущая дыхание на лице, вдыхая его запах, а затем едва шевельнулась, и губы Макса открылись навстречу, принимая ласковый поцелуй. Язык мягко проник в его рот, разжигая любопытство, затмевающее его растерянность, и каждое ласкающее движение смывало в нем все обиды и страхи, что она не простила и не изменилась.

Его рука сама оказалась на талии Маши, пальцы начали нежно поглаживать ложбинку вдоль позвоночника выгнутой девичьей спины, приглашая к себе на бедра, усаживая как можно ближе, вторая рука Макса оказалась на ее шее, щеке, удерживая голову рядом с собой. Поцелуй превратился в страстный, наполняя обоих бурлящей горячей кровью, заставляя жарко прижиматься телами.

Руки Маши оказались на плечах Макса, пальцы зарылись в темном волосе на затылке, сметая в голове какие-либо мысли, кроме давнего тайного желания вновь овладеть ей, сидящей на нем, ощутить всем естеством, и Макса, так долго прятавшего это желание, затопило от радости, взвинчивая еще сильнее от того, что она снова рядом, дышит в одном с ним ритме, гладит его, откликаясь на поцелуи и ласки, делая их более глубокими, сводя с ума от желания.

В тишине, под доносившиеся из форточек звуки города, они лихорадочно избавились от мешающей одежды, и Макс, не переставая целовать ее губы, вожделенно овладел ей, максимально глубоко погружаясь в нее, теплую, мягкую, слушая ее вздохи, от которых по телу разливались будоражащие волны возбуждения, двигался вместе с ней, помогая руками, пока она не забилась на нем, теряя темп. Он перевернул ее на спину, мечтая дотянуться до груди, лаская поцелуями соски, играя с ними, двигаясь чуть медленнее и растягивая удовольствие, вжимая разгоряченное податливое тело в мягкую обивку дивана, не ощущая, как маленькие ноготки оставляют царапины на его спине, впиваясь в нее от удовольствия. Он потерял контроль, ускоряя темп, и, почувствовав ее сокращения, излился, страстно прижимаясь, накрываемый оргазмом, ощущая нежность, благодарность за этот раз. Теперь он знал, что ждал его все пять долгих лет, зарываясь в нее, уже замершую под ним, тяжело дышащую, розовую от страсти.

Эти подробности пронеслись в его голове, заставляя взбеситься и пожелать еще.

– Я боюсь сказать родителям, – сообщила она причину своего прихода, и Макс понял, почему она раньше не сказала. Она ожидала, что он откажется, или скажет, что это ее проблемы.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – догадался он, понимая, что для аборта уже слишком поздно. Если бы они тогда поговорили нормально, но Машка в своем репертуаре, как после очередной проделки, позорно сбежала, как только он задремал. Не было случая, чтобы она хоть раз держала удар до конца.

– Только это, – прошептала она виноватым голосом, понимая, что все случилось по ее вине, и спрос будет только с нее.

И вот они сообщили.

Орущие минутой раньше уже рассосались, освободив комнату, где сразу стало легче дышать. Двери аккуратно закрыли, и в квартире, наконец, осела тишина. Макс смотрел на бабульку, скорее древнюю, чем старую, но тем не менее худую и бодрую, с прической на голове и маникюром.

– Откройте окно, – попросила она, кивнув носом и разглядывая Макса.

Высокий, на голову выше внучки, черноволосый, кучерявый, с темными глазами, спортивный, одет средне, но ладный.

– Откройте шкаф.

Макс послушно подошел к шкафу и открыл, там оказался бар, обернулся.

– Налейте нам выпить, по одной, во-о-он того, – указала она.

Он совсем удивленно посмотрел на нее.

– Не переживайте, от одной рюмки ничего вам не сделается. И я, уж точно, не забеременею.

От сказанного Макс чуть не хохотнул.

Пять минут они просто пили виски и молчали, вдыхая струящийся из окна сентябрьский воздух, наполняющий комнату запахами осени и прохлады.

– Полагаю, вы не любите мою внучку? – спросила, наконец, бабулька, вздохнув.

Макс отрицательно покачал головой, наблюдая, как она поджала губы.

– И у вас есть девушка?

Макс снова покачал головой, сделав большой глоток.

– Откажетесь от ребенка?

Макс вздохнул, не зная, что ответить. Мрачнея. Он бы и рад, да совесть не позволит.