Текст книги "Бороться и искать"
Автор книги: Наталья Юрай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Глава 7. Цена
Дружинники во главе с Фёдором неслись к терему, не отвлекаясь на происходящее на улицах. Завидев распахнутые ворота княжеского двора, воины ринулись в них и влетели с размаху в самый разгар борьбы.
Хватило одного взгляда, чтобы понять и оценить всё, что произошло. Вид двора, освещённого заревом пожара и несколькими догорающими факелами, наглядно демонстрировал, насколько дорого ценили свои жизни и честь люди Могуты. Где-то в глубине терема раздавались гортанные чужеземные ругательства Мэрит, и часть дружинников сразу побежала на выручку княгине. Кто-то худой и юркий, кого трудно было разглядеть в подсвеченных красным сумерках, из последних сил отбивался от двух разбойников. Туда уже спешил, перепрыгивая мёртвых и раненых, Меньша. У крыльца, неловко развернув ногу, лежала Любава, Фёдор кинулся к ней, приподнял голову и двумя пальцами нащупал пульс на шее. Жива! Ведунья застонала, открыла глаза.
– Фёдор…
– Ранена?
– Нет. Оземь ударилась, а в горлицу никак не перекинусь. – Любава улыбнулась окровавленной страшной улыбкой, дотронулась до разбитой губы и поморщилась от боли. – Скинули меня с крылечка эти псы поганые. Ты иди, я сама.
Фёдор подтянул подругу к бревенчатой стене и, на ходу добив мечом шевелящегося еще разбойника, взбежал по ступеням в терем.
– А ну, братишка, посторонись! – Меньша перекинул булаву из руки в руку и, выпустив ее на мгновение в свободный полёт, сдерживаемый прочным кожаным ремнём, обвивающим запястье, нанёс коренастому разбойнику в меховой шапке сокрушительный удар по голове.
Страшное оружие смяло череп. Мужчина, по виду напоминающий жителя южных княжеств, сначала упал на колени, а затем рухнул в землю лицом, превращенным в кровавое месиво. Второй нападавший попытался было обойти богатыря, но булава нагнала и его: хрустнули позвонки, и человек хрипло вскрикнул, не успев увернуться от следующего, уже смертельного удара.
Из-за угла выглянула тёмная голова, и чья-то фигура кинулась к открытым воротам. Меньша освободил руку от булавы и вытащил меч. Удивительно проворно большое тело дружинника метнулось наперерез удирающему разбойнику. Шваркнуло по кольчуге лезвие и раздался визг, больше похожий на крик свиньи. Обессиленная Катя наблюдала, как рослый светловолосый детина вонзил меч в живот неприятеля, резко вздёрнул лезвие вверх и тут же вынул его, оттолкнув тело ногой. Нагнувшись, Меньша обтёр клинок рубахой мёртвого разбойника, убрал оружие в ножны и только тогда взглянул на худенького паренька в чужеземной одежде без рукавов, надетой поверх простой рубахи. Обвёл рукой поле боя:
–Твоя работа?
– Моя.
– Да ты, я посмотрю, удалец! А с виду соплёй перешибёшь. – Меньша выглядел так, словно всего пару раз присел или отжался, ни пота градом, ни полубезумного взгляда. Порезвился добрый молодец слегка, а вот Катя еле стояла на ногах. Дружинник подобрал булаву и, с силой хлопнув парнишку по плечу, направился к крыльцу. Дружеское подбадривание звоном отдалось в голове девушки. На руках и лице уже запекалась чужая кровь. В горле бился пульс, нестерпимо ныли плечи, пересохшие губы кривились от боли, а где-то в боку нарастало ощущение ожога. Катя задрала рубаху: разбойничий нож чиркнул по телу, разрезав ткань и располосовав кожу. Кровь сочилась прямо по ноге и собиралась теплой липкой жижей в сафьяновом сапожке. Гул в голове превратился в набатный звон, и храбрая воительница потеряла сознание от вида собственной раны.
Могута ворвался на княжий двор почти следом за отрядом Фёдора. Потеряв нескольких человек, он уже оценил, на чьей стороне перевес. Если у врага остались ещё силы, то занять город ему не составит труда. Поляница, вернее то, что от неё осталось, будет захвачена быстро и без борьбы. Вид тел, валяющихся по всему двору, напугал князя, он бегом, перескакивая ступени, ворвался в терем, чуть не сбив с ног дружинников, выволакивающих мертвецов на улицу.
Несколько лучин освещали комнату. Мэрит сидела у окна, опершись спиной о стену, одну руку ей перевязывал Ватута, но сквозь повязку тут же проступало алое пятно. Косы княгини расплелись, и роскошные волны светлых волос водопадом стекали на пол.
Им не нужны были слова, чтобы объяснить друг другу обуревающие их чувства. Могута дождался, пока следопыт закрепит конец повязки, сел рядом с женой, аккуратно, чтобы не потревожить рану, обнял. Та склонила голову на мужское плечо и закрыла глаза.
Дружинники стали спешно покидать горницу, понимающе переглядываясь. Княгиня уложила нескольких человек точными и искусными ударами. Но если бы помощь не подоспела вовремя, исход битвы был бы печален: одна раненая женщина не выстояла бы против разгорячённых сражением убийц.
Фёдор мялся в простенке, не смея начать разговор и спугнуть то единение, что возникло между Могутой и Мэрит. Но ответ перед князем держать придётся.
Разбойник связал Всемиле руки и перекинул через седло. Значит, решила девушка, всё скоро закончится. Где-то напротив ярмарочной площади их отряд остановил гневный мужской окрик:
– А ну, отпусти бабу!
Дальше Всемила уже почти ничего не слышала, везущий её негодяй сильно ударил княжну ногой по голове, и девушка потеряла сознание. Очнулась она от того, что кто-то стирал ей кровь с подбородка. Над княжной склонилось мужское лицо, покрытое танцующими оранжевыми тенями (догорали больше сараи, где хранили свои товары заезжие купцы). Тёмные блестящие глаза смотрели участливо, от кончика брови к щеке вился тонкий белый шрам. Мужчина улыбнулся:
– Как звать, красавица?
Всемила попыталась ответить, но губы не слушались, саднил разбитый нос. Незнакомец помог ей подняться, и, встав на ноги, дочь Могуты увидела трупы своих похитителей и тюремщиков. Поскольку рядом ни одного воина больше не было, победу над врагом следовало приписать единственному спасителю.
– Куда отвезти тебя, милая? Где дом твой? Видишь, тут дворы горят, нужно родных твоих найти. – мужчина протянул княжне баклагу. – Пей!
Вода придала сил. Хрипло и немного невнятно Всемила ответила, пытаясь сообразить, стоит ли доверять незнакомцу:
– На княжий двор вези меня, там я живу.
– Куда велишь, туда и отвезу. – мужчина внезапно легко поднял Всемилу за талию и боком усадил в седло. – Держись крепче!
Пока они двигались по улицам, где царили паника и нарастающее отчаяние, девушка рассматривала своего спутника. Был он немного ниже Фёдора, но широкоплеч и силён. Тёмная одежда могла принадлежать и купцу, и странствующему воину. Только вот купцы так себя не ведут и ходят гоголем, а не волчьей походкой, выдающей настороженность и готовность встретить любую опасность. Всемила потёрла лоб: она уже где-то видела этот тонкий и очень заметный на смуглом лице шрам. Но мысли о незнакомце постепенно сходили на нет. По мере того, как картина пожара разворачивалась перед девушкой, княжна осознавала весь ужас произошедшего. Теперь единственным её желанием было добраться до дома и убедиться, что близкие живы и здоровы.
Могута вышел из опочивальни жены, тихо прикрыв за собой дверь. Любава дала Мэрит отвар сон-травы, чтобы княгиня уснула, а сама занялась раной. Князь отправил своих людей на улицы Поляницы выискивать и добивать врагов, помогать честным людям. Наступала ночь, нужно было найти приют для погорельцев, накормить их. Дел было невпроворот.
Меньша не поехал с остальными. Оставить Фёдора, которого Могута потребовал к себе с докладом, он не мог. Князь, бояре и сотник вели тяжёлый разговор, результат которого сильно волновал всех дружинников. Меньша решил занять себя делом: закидывал трупы разбойников внавалку на телегу, относил раненых на руках в большую избу, стоящую позади терема. Здесь жила прислуга, теперь люди в этом доме боролись за жизнь, стонали, ругались и ждали помощи. В очередной заход дружинник наткнулся на Любаву, что сама еще не отошла от падения, но старалась помочь каждому страждущему. Ведунья оглядела окровавленную рубаху Меньши и сокрушённо покачала головой, её руки ловко перевязывали голову старухе-ключнице.
– Ты моего помощника не видел?
– Каков с виду?
– Мальчонка совсем. Худенький, в кафтане заморском, без рукавов. На нём узор наборный, приметный.
– Постой! Это не то ли парень, что один супротив двоих стоял?
Любава вскинула глаза на Меньшу:
– Разыщи да сюда приведи. Мне его помощь нужна.
Меньша вышел из людской и направился к тому месту, где встретил отважного мальчишку. Тот лежал на боку там же, где и бился с врагом. Меньша выругался на себя вполголоса: как он не заметил, что паренёк ранен? Окинув взглядом тонкую фигурку, дружинник приложил к губам лежащего ладонь, почувствовал теплый выдох и улыбнулся: жив! Подхватил раненого на руки и, встав без особого усилия, понёс к Любаве. Бережно уложив паренька на половик, Меньша огляделся: раненых было много, но серьёзные увечья можно было сосчитать по пальцам. Вокруг суетились люди и где-то среди них сновала Любава, дававшая указания и достающая очередную травку из своей бездонной сумы. В людской стоял резкий запах можжевельника и лечебных отваров. Катя очнулась и увидела сидящего рядом на корточках давешнего своего спасителя – белокудрого дружинника.
– Ах ты! – невесть откуда появившаяся Любава нагнулась над девушкой, быстро осматривая Катю в поисках раны. Вот она заметила кровавое пятно, аккуратно закатала подол рубахи, удовлетворённо кивнула. Затем полезла в сумку и достала тряпицу с кривой сапожной иглой и шёлковой нитью. – Терпеть будешь, или сон-травы дать?
Меньша с интересом наблюдал за Катиной реакцией, будто старался убедиться, что паренёк не струсит.
–Терпеть буду! – Катя хотела сказать, что рану нужно продезинфицировать, но точно знала, что ни спирта, ни любых других антисептиков в этой реальности не найти. Ведунья подставила ближе к Кате кованый светец с горящей лучиной. Машинально девушка схватила руку Меньши, и пока Любава методично протыкала её кожу и протаскивала сквозь кровавые отверстия нить, смотрела в его глаза, цвет которых не могла определить точно. В какой-то момент энергия, что копилась в кончиках пальцев уже долгое время, закипела и мощным импульсом передалась Меньше. Молодой мужчина опустил глаза на свою руку, перехваченную тонкой ладонью, а потом снова поднял взгляд на Катю. Брови его сошлись на переносице и едва дотерпев, пока ведунья закончит своё шитьё, дружинник вскочил на ноги, потирая будто обожжённое запястье.
– Пойду я, – и стрелой выскочил на улицу.
Фёдор слышал всё, что творилось у Могуты в голове. Гораздо важнее были слова, которые вот-вот вырвутся из уст князя, но правитель молчал, оттягивая решение. Все прятали глаза от сотника, опасаясь выдать взглядом своё отношение до оглашения официального вердикта. Фёдор выхватывал из нестройного хора чужих мыслей недоверие, злорадство, огорчение и даже полное равнодушие к его судьбе, но это не имело никакого значения. Искатель сейчас думал о Горыныче, желанная цель была близка как никогда. Имели ли сейчас значения чувства?
Могута поднялся, неспешно сделал несколько шагов по направлению к своему верному сотнику.
– Ты упустил воров несколько раз, Фёдор. Не нашёл мою дочь. Оставил Поляницу огню. – при этих словах искатель поймал взгляд князя и смотрел прямо, не отводя глаз. – Ты не защитил мою семью, сотник. Теперь ответь, что нужно с тобой сделать?
– Твоя воля, князь, – Фёдор даже в этот момент не опустил голову. – Коли моя вина, то за неё и отвечать буду. Скажешь на плаху, я пойду.
Могута растирал ноющую шею. Давно он так не рубился, тело отвыкло от серьёзных физических усилий и сейчас напоминало о возрасте.
– Моя, моя воля, а чья ж ещё? – Могута стоял перед Фёдором и не мог принять решение.
Беда, настигшая стольный город, могла уничтожить всё Поляницкое княжество. Здесь не бедствовали, жили сытно, в достатке, и этим вызывали зависть соседей. Но чтобы сейчас поддержать людей и успеть восстановить сгоревшие дома и постройки до осени, нужны колоссальные средства и усилия. Стоит ли на этой переправе менять коней?
– Эй! Есть кто живой? Принимайте гостей! – громкий мужской голос прервал раздумья Могуты. Один из бояр выглянул в окно и оторопело замычал, тыча в сторону ворот пальцем:
– Тама, князь, тама она…
Могута пригнул голову, вглядываясь в темноту двора и, резко развернувшись, почти выбежал на крыльцо. Короткая июньская ночь уже уступала место мутному рассвету. И в неверном свете зари он скорее угадал, чем точно увидел лицо своей дочери.
– Всемила! – князь внезапно потерял способность двигаться и только наблюдал, как его княжна бежала к нему по двору и, запыхавшись, крепко обхватила отца руками.
– Батюшка, милый мой! Родной мой!
Оба роняли слёзы, а вокруг уже собирались люди. Невероятное возвращение княжеской дочери было из разряда чуда, а чудес сегодня уже никто не ждал. Рогволд привязал жеребца к коновязи и направился к крыльцу княжеского терема. Выждав несколько раздражающе томительных минут, пока Могута и Всемила, путаясь и беспрестанно прикасаясь к друг другу, пытались поверить в реальность встречи, он отвесил земной поклон:
– Не вели казнить, вели слово молвить, княже!
Фёдор не верил своим глазам. «Удивлён? Ну, так привыкай, Феденька! – услышал он мысли Рогволда. – Далеко не отходи, разговор важный есть. И не торопись сдавать меня. Всемилу пожалей!»
Могута оторвался от дочери, продолжая сжимать её руки в своих, и обратился к незнакомцу:
– Ты спас красавицу мою?
– Я, княже!
– Проходи в дом, расскажешь, как дело было…
Рогволд вскинул бровь. Немного не такой встречи он ожидал, ему рисовались отеческие объятия в духе «проси, чего хочешь!» Но нет, так нет, и атаман начал подниматься по ступеням.
Спустя час Фёдор поймал своего давнего соперника за рукав и оттащил за глухой угол.
– Пока ты не начал размахивать перед моим лицом своими кулачищами, давай-ка проясним ситуацию. Одно твоё слово. – Рогволд картинно обхватил подбородок пальцами. – Нет, не так! Любое слово любого твоего человека, и Всемила тихо умирает во сне. Помнишь, как в Венеции?
Фёдор ничего не ответил. Услужливая память тут же подсунула ему воспоминания о смерти так и не ставшего великим художника Джакомо Детти, который был отравлен по приказу Людовико Сфорца. Мастер живописи тихо умер во сне, а Людовико, последним выходивший из комнаты Детти, чувствовал глубокое удовлетворение. Его верный слуга Родриго, слегка поглаживая тонкий белый шрам, идущий от брови к щеке, ждал хозяина на улице. Дело было сделано: копия недописанного шедевра «Мария, идущая вслед за Иосифом» потрескивала и корчилась в очаге, скрывая за пеленой огня прекрасное, нарисованное маслом на холсте, тело Доменики, жены дожа, коварной изменницы. А туго свёрнутый в рулон оригинал ждал своего часа в скромной суме слуги Сфорца. Чужестранец, покровитель Детти, высокий и широкоплечий князь из Флоренции, успел лишь на последние секунды трагедии. Искатели пересеклись взглядами, и Рогволд, отвесив низкий поклон Федору, хлопнул гондольера по плечу.
Фёдор закусил ус. Рогволд усмехнулся и почти дружески положил руку на мощное плечо сотника:
– Думай, Федя, думай. Взвешивай! Про Горыныча, небось, слышал уже? О! Вижу – слышал! Такой куш на кону, на кой тебе эта девка? Ты же не знаешь, может, мы её попортили чуток, а? – Рогволд ловко увернулся от апперкота и бросил через плечо, уходя в сторону коновязи. – Дурак!
Кате не спалось. Прижав руку к ране, она потихоньку вышла на улицу. Ей нравились ранние летние утра. Все слуги, кто был в состоянии, ушли в господские хоромы выполнять никем не отмнённые рутинные обязанности, Любава крепко спала, раненые постанывали во сне. Девушка брела к небольшому плодовому саду, посаженному еще отцом нынешнего князя. Вишня и яблони ещё кое-где не скинули цвет, весна в этом году запоздала, и Катя вдыхала их тонкий трогательный аромат.
– Болит?
Почти подпрыгнув от внезапного вопроса, Катя развернулась и встретилась с пронзительной синевой глаз. Меньша смотрел на неё (него?) сверху вниз, и этот взгляд совсем не нравился девушке.
– Не очень, – ответила полушёпотом, словно болела ангиной. Ее голос никак нельзя было назвать мальчишеским. Они с Любавой упустили этот момент.
– Ну и ладно.
– Да.
И они пошли каждый в свою сторону. Катя, ощущая странное стеснение в груди, а Меньша чувствуя, что сходит с ума.
Глава 8. Не то, чем кажется
Поляница умывалась грозовым ливнем. Потоки серо-бурой грязи неслись по улицам, при каждой вспышке молнии чёрные остовы сгоревших домов блестели, словно покрытые лаком.
Работа встала, но уставшие люди были рады нежданной передышке, ведь трудиться придётся от зари до зари. Лето промелькнёт быстро, до первых жёлтых листьев нужно успеть сделать многое.
Уже неделю Могута дневал и ночевал на пожарище. Вернулась из неудачного похода за змеем дружина и тут же принялась помогать князю восстанавливать привычный уклад жизни Поляницы. Мэрит не отставала от мужа: под её руководством была организована раздача хлеба и продуктов. Подводы, гружёные мешками, двигались от двора ко двору, князевы слуги выдавали провизию и ссыпали муку в миски, передники и кадки – любую тару, которую людям удалось спасти из огня.
Выгорело чуть меньше половины Поляницы, и к чести горожан, не пострадавших от пожара, они протянули руку помощи погорельцам. Кто-то приютил во дворах и сараях целые семьи, кто-то взял на постой и присмотр ребятишек, пока родители восстанавливали жилища. Некоторые купцы раздавали ношеную одежду и старую утварь, а порой и товары из своих лавок, принимаемые пострадавшими с благодарностью. В общем, город демонстрировал силу духа и единение.
Рогволд наблюдал за всей этой ситуацией с ироничным удивлением. Он не ожидал такого благородства от необразованных серых людишек. План чёрного искателя постепенно воплощался в жизнь, и это не могло не радовать. Фёдора он почти не встречал, Всемила разговаривала с ним благосклонно, а грубоватые шутки «купца» постепенно пробивали брешь в стене настороженного недоверия, выставленной окружением Могуты.
Рогволд практически на аптекарских весах отмерял слова и интонации, оставаясь собранным и внимательным даже во время отдыха и трапезы. Ошибок допускать было нельзя. Поселили его в пустующем гостевом доме, столовался он в княжеской трапезной. И пока всё было тихо и предсказуемо. Вот только Кетун начинала беспокоить всё сильнее: чутьё и магия предупреждали её о тёмных намерениях любовника, но слепая к нему привязанность пока не давала сделать правильные выводы. Скорее всего, прозрение произойдёт в самое ближайшее время, и к этому нужно быть готовым.
Атаман вынул клинок практикантки и усмехнулся: девчонку нужно было прижать в тёмном углу и сделать предложение, от которого, как говаривал какой-то мафиози в очень старом фильме, отказаться будет невозможно. Если она захочет вернуться, то должна будет ему помочь.
Фёдор уже который день спал урывками. Он с товарищами занимался любой работой, необходимой в данный момент: пилить так пилить, ставить срубы так ставить срубы, ехать в Нижний Град за паклей так ехать.
Меньша вернулся к родовому занятию – в кузню. Его молот без устали бил по заготовкам, превращая раскалённый металл в трёхгранные гвозди, дверные засовы, обручи для бочек и тесаки. Князь объявил, что работает Меньша совершенно бесплатно для всех пострадавших, и вереница заказчиков, состоящая в последнее время из одних девок и баб, начинала выстраиваться к кузнице с самого утра.
Осанистый местный кузнец спокойно уступил своё место, выступая иной раз в качестве помощника, однако большей частью занимался покрытием крыши над своей избой. Меньша работал красиво, даже когда оставался у наковальни и горна один, не суетился. В кожаном фартуке, надетом на голый торс, с перевязанными тесёмкой волосами он выглядел как сам бог Сварог, пришедший на помощь людям, только длинной бороды не хватало. Прохожие замедляли шаг, чтобы глянуть, как княжеский воин колдует над огнём и железом, высекая искры ударами молота весом в полпуда. Только Фёдор, изредка заглядывающий к другу поболтать да перекусить, понимал, что трудовой энтузиазм кузнеца рождён был в том числе и занозой в душе, которую сотник уже давно выловил из мыслей молодого товарища. Жаль, что в этом деле помочь Меньше он не мог, не находил нужных слов, да и никто не смог бы.
Поляничи постепенно переставали говорить и вспоминать о случившемся, погружались в нахлынувшие заботы. Могута же постоянно думал о странностях ватажьего набега, так скоро завершённого, о толпах разбойников, замеченных на выезде из города в самый разгар паники и пожара, о возвращении дочери и о слухах, дошедших из соседних княжеств. Там горячо обсуждали беды Поляницы, сокрушались по поводу престолонаследия. Кто, мол, теперь возьмёт в жёны порченую княжну? И дальше пересуды катились в сторону невозможных теперь военных союзов, бесплодия чужестранки-княгини и Змея Горыныча, что озорует на приграничных землях, и сладу с ним никакого нет. Всё это тяжким грузом висело на душе и не давало спать ночами. Могута всматривался в лицо Всемилы, когда заезжал домой, пытаясь найти ответы на мучающие его вопросы, но княжна была тиха и светла, и ясный взор не отводила, вины своей не чувствовала ни в чём.
Ставр ходил взад-вперёд, и мерцающий уведомлениями прозрачный овал следовал за хозяином по пятам, зависая напротив глаз всякий раз, как преподаватель останавливался в раздумьях.
– Да уж сядь, наконец! – Нортон швырнул небольшой деревянный шар, и тот покатился по длинному стеклянному столу. Ставр поймал его, почти не глядя.
– Не могу Мартин, не могу. Не понимаю. Наблюдатели молчат, маяк перестал фиксироваться. Запасная система отслеживания вышла из строя. Ну не может это быть простым совпадением!
– Там, – и Мартин Нортон показал пальцем на потолок, – у же списали всё на плохую подготовку практикантки и намекают на твою неспособность организовать элементарное испытание.
– С родителям связались?
– Я не готов пока сообщать им от гибели единственной дочери.
– Не понимаю, Мартин. Ну не понимаю! Девушка показывала отличные результаты. Мотивирована на все 200 процентов. Никаких мальчиков и нарядов в голове. Только учёба. Рогволд?
– Чёрных искателей там и без этого гада хватает. Но по последним докладам, он был замечен в той же области, что и Балашова. Совпадение или нет, трудно сказать. Ты мне лучше подытожь результаты экзаменов. Сколько?
– Шестеро. Отличные ребята, потенциал высоченный. Балашова была бы седьмой. Чёрт! – Ставр сел и подкинул деревянный шар в воздух. Тот завис в самой высшей точке и начал раскручиваться по спирали, пока не упал в широко раскрытую ладонь. – Я буду готовиться к переходу. Мне только нужно закончить несколько срочных дел.
– Ну, смотри. – Нортон сцепил пальцы. – Стоит ли рисковать ради призрачных перспектив?
– Призрачных? Мартин, мы о девочке говорим! С горящими глазами и великолепными мозгами!
– Не кипятись! – примирительно проговорил шеф. – Жду тебя завтра для обсуждения плана операции.
– Договорились! – Ставр пожал руку товарища и вышел из кабинета. Прозрачный овал двинулся за хозяином. Сегодня нужно успеть к доктору – старая рана, нанесённая соперником в рыцарском поединке, ныла к плохой погоде. Ткани плохо поддавалась регенерации. Сказывалась инфекция, занесённая придворным лекарем, приложившим к ране сухой куриный помёт. Ставра передёрнуло.
Подводы с лесом двигались вереницей, возницы то и дело покрикивали на ребятишек, снующих всюду и сующих свой нос во все дела. Следом за обозом, катившим не по раскисшей в кисель дороге, а по траве, ехала верхом на своей кобыле Любава и вслух сокрушалась о кибитке, конструкцию и название которой когда-то ей подсказал Фёдор.
Диковинная телега вызывала насмешки и удивление лишь поначалу, потом к ней привыкли и ведунья, и остальные. Сейчас, в жару, перемежающуюся грозами, полотняный навес был бы как нельзя кстати. Катя, ехавшая на старом мерине, которого ей выдали по приказу Могуты из княжеских конюшен, отстала от ведуньи весьма значительно. Она доверилась коню, который по ему только ведомым причинам выбирал, куда поставить копыто. Старое и весьма флегматичное животное обладало удивительно мягкой поступью и умудрялось даже на колдобинах везти наездницу без лишней тряски. Серко – так звали мерина, очень нравился Кате. За несколько дней она привыкла к своему четвероногому товарищу и добросердечно заботилась о нём. Что ни говори, а это первая её личная лошадь. Катя улыбнулась и погладила коня по шее.
Убитых и погибших горожан всех сословий хоронили в один день, поминая скромно и не долго. Княжеское подворье лишилось нескольких слуг, и тем, что остались, приходилось трудиться за троих. Ведунье с помощником было поручено врачевать раненых погорельцев, что Любава и Катя с успехом и делали. Девушка почти всегда молчала, ибо как ни старалась, не могла сделать свой голос похожим на мужской. На следующий день после пожара она сообщила своей наставнице, что выбрала себе имя.
– Вакула! – Катя наблюдала за реакцией ведуньи.
– Что ни дорога, то ухаб! – Любава засмеялась. – Что же за имя?
– Это, матушка Любава, кузнец такой был. Сказание про него есть. Полюбил он красавицу, а та ему и говорит: принеси, мол, обувку мне, что сама княгиня носит!
– А он?
– А он принёс. Явился пред светлы очи княгини и говорит, что, мол, так и так, люблю, говорит, мочи нет! Отдай, говорит, черевички свои моей суженой, иначе не жизнь мне. Ему княгиня за храбрость сама в руки и дала.
– Эка! Хорошему кузнецу и я козлиной кожи сапоги с ноги скинула бы. Как, говоришь, величали?
– Вакула.
– Ну, Вакула так Вакула.
Сейчас женщины съехали на нижнюю улицу, где стоял дом ведуньи. Но Любава решила сперва заглянуть к Меньше в кузню, чтобы передать поручение Фёдора – пересеклись они утром и перекинулись новостями да просьбами. Сотнику она рассказала про решение сделать Катю помощницей и парнем. Фёдор на решение Балашовой назваться именем гоголевского персонажа хмыкнул:
– Вакула?
– Вакула. – Катя озорно улыбнулась.
– Хорошее имя. Весёлое. Знакомое очень, м-да.
Сотник здраво рассудил, что сейчас выставлять Катю на показ – не лучшее решение. Рогволд кружит вокруг, и если кража маяка его рук дело, то лучше на глаза южанину не попадаться. Фёдор часто думал о том, смогут ли кураторы найти пропавшую практикантку в нескольких километрах от места, где сработал маяк. Но это уж не его забота.
Меньша и вправду был прекрасен, Катя до этого момента не видела, как работает настоящий кузнец, и была впечатлена.
Огромный молот опускался на кусок раскалённого металла, удерживаемый внушительными щипцами, с таким певучим звуком, что сердца двух девиц, стоящих поодаль, как казалось, бились с ним в такт. Под влажной кожей молодого мужчины перекатывались могучие мышцы, а когда Меньша, употев, приложился к крынке с молоком, Балашова забыла, как дышать: белая струйка пронеслась по поросшему светлой щетиной подбородку, пробежала по шее и нырнула в желобок, образовавшийся между хорошо развитыми большим грудными мышцами. Потом обеими руками кузнец взялся за меха.
Катя стряхнув с себя восторженное оцепенение, вызванное размеренными движениями Меньши, взглянула на его лицо и снова забыла о времени. Сильнее всего сейчас хотелось девушке подойти к кузнецу и, утерев его лоб рукавом вышитой рубахи, поцеловать эти синие глаза, которые смотрят с хитрым прищуром.
– Ну-ну, слюни не распускай! – Любава как всегда подошла неслышно и больно ткнула в раненый бок локтем. – Видишь, стерегут его, смотри, глаза повыцарапывают тебе здешние девки.
– Да ну…
– Меня не обманешь, голубка. Я такие дела сразу примечаю! – шепнула ведунья на ушко новоиспечённому Вакуле.
Любава вошла в кузницу и тихо заговорила с Меньшей, он что-то отвечал, но глаза его неотступно следили за Катей. Девушка чувствовала этот пронизывающий взгляд и покрывалась мурашками волнения. Кузнец явно пытался раскусить её, все невербальные сигналы, посылаемые его телом, говорили об этом. Знать бы ещё, что его настораживает в ведуньином помощнике. Нелепый наряд? Молчаливость? Умение обращаться с холодным оружием?
Меньша кивнул Любаве, скинул фартук, свистнул мальчонке, что играл рядом с кузней, и что-то шепнул ему на ухо. Малец подорвался с места и скрылся в переулке. Пока богатырь утирался и одевался, девушки, взволнованные его сборами, стали переговариваться и, наконец, та, что побойчее, спросила:
– Ждать ли тебя кузнец вскорости?
Меньша широко улыбнулся, продемонстрировав не только крепкие белые зубы, но и неожиданные ямочки на щеках, подошёл к девице почти вплотную и негромко ответил. Зардевшаяся красавица прыснула в рукав и, взяв за руку подругу и оглядываясь через шаг на молодца, пошла прочь. Из переулка показался здешний кузнец, кивнул Меньше и принялся переодеваться.
Дружинник отвязал вороного, вывел из-под навеса с коновязью, но верхом садиться не стал, повёл в поводу. Любава же с Катей взобрались на лошадей и неспешным шагом двинулись за Меньшей. До дома ведуньи они добирались заметно дольше, чем это произошло бы до пожара.
Дороги развезло, в некоторых местах, сваленные в кучи, лежали обгоревшие брёвна и скарб, бегали заполошные курицы. Изредка слышался голос очередного княжеского глашатая, кричавшего, что помощь окажут всем, что требуются мастера по дереву, плотники, что вдовы и сироты могут прийти на ярмарочную площадь, где княжна Мэрит кормит всех голодных. Словом, социальную политику Могута выстраивал грамотно.
Любава охнула, выведя Катю из раздумий: с их полуобгоревших ворот кто-то снял петли, и наполовину чёрные створы стояли теперь, сиротливо приваленные к частоколу. Во дворе картина была не менее удручающей. Дом остался без крыши – она рухнула внутрь, погребя под собой всю обстановку. От кибитки остался чёрный скелет, а останки сарая выглядели, как обгоревшая нижняя вставная челюсть.
Все трое молчали, говорить особо было не о чем. Чтобы восстановить дом требовались мужские руки, а они в этот момент как раз ощупывали дубовые столбы, на которые предстояло снова навесить ворота.
Любава прошла в дверной проём и осматривала всё внимательно, пытаясь обнаружить целые вещи под головёшками. Катя привязала Серко и кобылу к железному кольцу. Состояние дома было пугающим, но только начался июнь, и пусть ночи еще были прохладными, но морозов точно не будет, пережить потерю крова будет значительно легче.
– Верхние брёвна, венец, крыша, – будто диктуя кому-то задание на дом, бормотала Любава. – Сараюшку какую-никакую… Печка. Печка-матушка, цела ли ты, ждёшь ли нас?
Ведунья раскидывала головёшки и шла вперёд, перешагивая, перелезая, пачкаясь в золе.
