Текст книги "Изольда Извицкая. Родовое проклятие"
Автор книги: Наталья Тендора
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Как оказалось, во многом виноваты наши родственники, наведшие на брата порчу, его родной дядя. Заболел Слава в 1966 году после того, как они были у него в Ленинграде. Врачи так ничего и не смогли определить. Он и на съемках головной болью страдал так, что приходилось вызывать врачей делать ему уколы.
Уверена, что проклятие коснулось и Изольду. И сделано все было на них двоих, чтобы не быть им вместе. Зависть всему виной. Родственники безумно ревновали и завидовали – к профессии, к тому, что племяннику досталось от жизни столько таланта, успеха и счастья, а в возлюбленные – такая потрясающая девушка – красивая, чудная, звезда экрана. Не все могут справиться со своими страстями, порой даже самые близкие люди.
Они их погубили и даже знать не хотели, что за подобные «дела» их ожидает тяжелейший удар по судьбе, – Бог им даже детей не дал, не было у них и особого счастья, везения. А вскоре они расплатились – вслед за Славой ушли в мир иной. И это родной дядя… Я много думала об этом, не в силах постичь природу этой напасти, и вскоре поняла, что папина родня так до конца и не смога принять маму, бесприданницу. Родственники с папиной стороны, все как на подбор, были достаточно зажиточными людьми. Они не хотели брать невесту из бедности, но папа очень любил маму и женился на ней против воли родни. В этом причина их мести. По жизни он к ней относился исключительно хорошо, и все же что-то всегда стояло между ними.
Мы с братом были крещеные. Крестили нас в церкви, которая находилась в Черном селе. Однако и это не помогло. Проклятие позже коснулось и меня, и мамы. И я, и она тоже страдали головной болью. Порой лежали «замертво». Я так мучилась, что неделями валялась, и никакие лекарства не в силах были помочь. Вылечила меня бабушка. А маму вылечили целительницы. Значит, что-то такое было…
А у Славы в свидетельстве о смерти написано «отек легких, отек мозга», затылочной его части. Когда он снимал в Москве документальный фильм, а к тому времени ему уже нельзя было никуда выезжать – он постоянно падал в обморок. Эти припадки были схожи с приступами эпилепсии, видимо, опухоль давила на мозг…
Когда я была последний раз у него в Ленинграде на майских праздниках в 1972 году, он при мне терял сознание три раза. Первый раз на полчаса. Сразу отключался, стоило ему о чем-то задуматься. Самый невинный вопрос мог привести его к подобному приступу. Не зная, я спросила: где у него партийный билет. И он отключился. Потом, когда он пришел в сознание, признался, что хорошо поспал, не подозревая, что с ним было на самом деле. Второй раз, когда ему опять нужно было что-то вспомнить, он не приходил в сознание уже три часа! Я вызвала «скорую», врач долго сидела, думала, что он вот-вот очнется, но так и не дождалась. Он пришел в сознание нескоро. И вновь очнулся довольный: «Как хорошо я поспал. Как мне хорошо стало». Потом он потерял сознание уже почти на шесть суток! Страшно вспоминать. Пять суток он полностью «отсутствовал» и только на шестые сутки пришел в себя. Мы снова вызвали «скорую». Его даже боялись брать в больницу.
Если бы мы тогда взялись его лечить у бабушек, то спасли бы. Но мы тогда об этом не знали. Сейчас, если можно было бы все исправить, я умереть бы ему не дала. Последний раз он пришел в себя, когда я всю ночь простояла на коленях перед иконой, читая молитву Пресвятой Богородице и моля Бога, чтобы он его спас… И Слава пришел в сознание.
Вот именно по этому пути нужно было идти. Сегодня я даже благословение имею от церкви на лечение больных, а брата тогда не спасла… Сейчас я знаю, что обладаю неким даром. Узнала я о нем так: у дочки моей подружки заболела дочь. Они и в больнице лежали, и всех врачей обошли… А с девочкой все хуже и хуже, умирает. Пришли к нам, и я над ней почитала молитвы. И ребенок поправился! Так я узнала, что могу помогать людям. Когда у другой подружки племянница тяжело болела, я молитвами вылечила и ее. Сходила в церковь. Призналась батюшке на исповеди, что молитвами спасла несколько детей. И получила от него господне благословение. Могу на глаз определить болезни человека, наведенную на него порчу. Человека видно, когда он больной. Когда человек сам не свой, в лежку лежит, не знает, что с ним творится, – это на него напускается… С таким человеком всегда должен быть поясок, на котором с одной стороны – «живые помощи» (они отгоняют все), а на другой – воскресная молитва (она изнутри спасает). Его нужно всегда с собой носить в кармашке, воскресной молитвой внутрь, и дорожную иконку при себе иметь. Молиться Богородице, призывать Ее себе в помощь. Она всесильная. Поможет.
Переписка попала ко мне после смерти брата, в 1973 году. Я поехала и контейнером забрала из Ленинграда все его вещи. И этот «сейф» тринадцать лет не трогала. Потому что у нас так было заведено: не твое – не трогай. И я в него не лезла. И вот только когда ко мне из музея пришли, я открыла и всю эту переписку обнаружила. Какие поэтичные письма! В каждом из них бьется нерв этой удивительной любви. Видимо, переписка не зря выжила, пережив полвека, дошла до наших дней. Как часто сегодня приходится слышать, что настоящей любви больше нет. Те, кто так говорит, пусть прочтут эту переписку – поймут, что ошибаются…
Изольда была очень душевной, жизнерадостной, хохотушкой. В ней бурлила жизнь. Словом, необыкновенной души человек. В этом они со Славой друг другу необыкновенно подходили. Оба были такими лучистыми, солнечными людьми. Помню, как они гуляли вечерами-ночами, пропадали на реке. У него осталось много вечерних и ночных фотографий, сделанных во время этих прогулок на берегу. Когда они расстались, Слава попросил ему все вернуть. Так у него оказались и его собственные письма, отправленные Изольде. Жаль, что оба так рано ушли из жизни… Теперь вот уже и моя внучка учится на журналиста, значит какие-то Славины гены проявились и в ней.
Начинал брат ассистентом оператора на картине «Укротительница тигров», а на картине «Два капитана» стал главным оператором. «Даурию» снимал только первую серию – ему уже нельзя было никуда выезжать, у него и от врачей была соответствующая справка. И все же он пришел на «Ленфильм», никого не поставив об этом в известность, попросил дать ему сделать документальный фильм «Москва». Хотел после съемок успеть заехать домой. В конце мая фильм был закончен, он снял его всего за неделю, хотя на работу выделили месяц. Мне он прислал телеграмму о том, что находится в Москве, на съемках. Я получила ее где-то 8 мая. А числа 12-го пришло от него последнее письмо, где он писал: «Скоро мы с тобой, Галка, увидимся, не так, как в прошлом году». Он имел в виду 72-й год, когда я заезжала к нему на майских, а ему было плохо, он сознание терял. И когда он это письмо опустил в почтовый ящик, с ним, наверное, и случился очередной приступ – он упал без сознания.
Умер Слава 15 июня 1973-го, пережив Изольду на два года. Потом, когда я ездила его забирать, заходила на «Мосфильм». И Октябрина, которая там работала и принимала все только что отснятые картины на просмотр, мне рассказывала, что, когда он пришел сдавать свой последний фильм, был какой-то сам не свой, что-то с ним было не так… Больше на студии его никто не видел. А письмо как раз пришло, подписанное той датой, когда он сдавал киноленту. Он опустил, а я его получила 12 июня. И пока не было от него никаких вестей, словно предчувствовала что-то, места себе не находила. Я приходила на работу, а в голове пульсировала только одна мысль: «Со Славой что-то случилось, со Славой что-то случилось…» А он в ту пору неделю лежал в Бабушкинской больнице – 8-го июня поступил и находился там до 15-го, так написано в заключении. Если бы у него не было перелома свода черепа, как написано в документе, если бы он не упал и не стукнулся о бордюр, я бы еще, возможно, успела его застать в живых…»
Письма Изольды Извицкой и Вячеслава Короткова
Сентябрь 1952 г.
3/IХ
Славонька, здравствуй!
…
Главное, Славка, ты ужасно гадостный. Нет! Не просто гадостный, а ужасно. Потому что если говорят о чем хорошем, то для меня все это связано только с тобой. Вот с 9 утра до 11 ч. У нас была пантомима. И играли нам отрывки из балета Чайковского «Ромео и Джульетта». Так там есть тема любви Ромео к Джульетте. Знаешь, Славка, я ревела. И опять в глазах ты – ты… Гадостный. А когда было мастерство, то Б. В. читал «Спутники» В. Пановой. И читал не саму повесть, а инсценировку, которую составил муж В. Пановой. Замечательная вещь. Главное, там такие моменты, которые были у нас с тобой. Особенно там мне близка Лена, которая любит сильно своего мужа. Она вот его любила, она была молодая, красивая, и он ее любил. Когда они расставались (он уходил на фронт), то он говорил: «Что ты тут будешь делать без меня, маленькая моя?» – А мы говорили то же самое, но про себя каждый. Это очень верно. Но она его сильно любила по-настоящему, а он ее нет, хотя и уверял ее в любви, – это выяснилось позже. Он на фронте встретил другую женщину и женился. Объяснился тем, что у него прошел угар. СЛАВКА! Я очень боюсь, что с тобой случится то же самое. Очень! Потому что больно что-то на них у нас похожи отношения. Да!..
* * *
4/IХ.52 г.
Славка! Родной ты мой.
Сколько сегодня у меня слез радости: Маша пошла в деканат и выносит мне 2 – понимаешь два!!! твоих письма.
…
В общем, читала твои письма, сидя на столах в конце коридора, и плакала. Я ожидала твоих писем, но не знала милый, какие они будут, не знала…
Поэтому они для меня явились неожиданными и чудесными.
Вдруг подходят ко мне ребята (Пархом и Данка): «Чего ревешь?»
– Да нет, говорю, это «я смеюсь».
– Что-то не похоже.
А потом Пархом выхватил письмо, но я ему сказала, что это не для тебя, и он понял все, сразу отдал.
Только, говорит, пригласи меня обязательно на свадьбу. Подарю тебе четверть водки с соской.
А потом подошел Генка, этот не уговаривал (я их ужасно прогоняла), а подошел к Пархому и велел уйти.
– Но она же плачет…
– Не надо! Это она от счастья, ведь правда, Извеныш.
Генка серьезный, он все понимает.
…
Славонька! Никогда не нужно жалеть о том, что прошло. У нас будет лучше в бесчисленное множество раз, уверяю тебя, потому что я тебя очень люблю.
…
Зачем ты сомневаешься еще в том, что то, что родилось в Облсовете, – это не настоящее. Ведь ты сам знаешь мои мучения.
…
Ты для меня жизнь, а без жизни человек не существует. Правда ведь. А «американку» я доверяю тебе исполнить, мне очень трудно, т. к. при расставании с тобой я очень боюсь за себя. Ясно!
А телефонистка очень, очень и очень слаба. Разве она может прервать наш разговор – только формально. Правда ведь, родной. Мы всегда и везде будем только вместе и ты не ошибаешься, если бы ты видел меня в эту минуту и ты сразу бы понял, что НЕ ОШИБАЕШЬСЯ.
А если ты, гадостный, будешь лентяйничать и диплом будет стоять, то смотри… Запрещаю тебе ходить в разные леса, делом займись, иначе будешь битый лежать с распухшими ушами, когда я приеду… ну уж… примочки я тебе так и быть сама поставлю на уши…
…
Слава! Пожалуйста, напиши мне, как ТЫ понимаешь о моральных качествах человека, ну, советского. Мне это очень нужно. Очень. Ну, как тебе кажется цельный человеческий характер? Сколько сможешь. Это нужно для дела. Роль хочу играть драматическую.
* * *
6 сентября 1952 г.
Крокодил!
Вот что! Если ты еще посмеешь мне писать подобные строчки: Не надоел он еще тебе? – то я вынуждена буду приехать экстренно в Ленинград и… надавать тебе в ухи. Что это такое? Слышишь, об этом не может быть ни одного слова.
Видите ли, он сомневается меня назвать «своей» ха-ха! Значит, у тебя, может быть, еще есть… Учти Славец, что я злая и расправлюсь с тобой жестоко. Что? Скажи мне, ненормальная ты фигура, кто тебе дал право так доводить меня своими сомнениями до нервного почерка.
Убью, ей-ей – убью за слова, достойные затаптыванию, зачеркиванию и, вообще, ух! Аж не пишется, мучитель ты мой. Запомни, что у тебя, горе ты мое, всех больше прав на Изку. Она принадлежит тебе – ты это чуешь своим деревянным сердцем, да, пожалуй, его нет у тебя… мучитель…
Скажите пожалуйста, он собирается забывать обо мне… А ответьте мне, Вячеслав Евграфович, у вас что?! – это в пятилетнем плане запланировано? Ась? Нет! Поздно. Да! Да! Потому что…
Я люблю тебя так,
Что не можешь никак
Ты меня никогда,
Никогда, никогда
Разлюбить…
Ясно! Учти и навечно. Слышишь! ВО!
Заруби где хочешь. Смешно. Человек даже от этого бреда перешел на стихи в письме.
И можешь мне больше о своем сомнении ничего не говорить, а то ты меня «доведешь» до Ленинграда. Я ведь сумасшедшая – учти возьму да и прикачу с кулаками, побью и тут же уеду.
Запомнил?
…
Приехали предки…
…
А дорогой мамка меня атаковала: пишет ли Слава? Говорю – Да! Ты уж его Изонька, не обижай, он ведь очень хороший. – Ну, Славка, я теперь окончательно пропала, т. к. уж и мамка за тебя. А батя меня в краску все вгонял, дразнился, что я очень похудела, потому что вся исстрадалась.
…
Мама и батя очень просили тебе передать привет. Вот!
…
А потом сегодня получила от Нинки заказное письмо…
…
Велит мне верить тебе, т. к. ты «самостоятельный и прочный». Вот и она за тебя… Господи! Ну, почему и Я ЗА ТЕБЯ? Ведь люблю… Невозвратимо и навсегда.
…
Мне кажется, что тебя теперь от меня также нельзя оторвать, как нельзя вырвать у меня сердце. Оно ведь твое, Славка. Как этого не понять.
* * *
6/IХ-52 г.
Ведь я перед тобой, дорогой, виновата. Может, я и подлежу наказанию с твоей стороны. Дело в том, что хотела от тебя скрыть одно дело, да так ничего и не выходит. Все-таки решилась. А случилось это вчера. Сидела я на мастерстве. Читали пьесу Горького «Дети солнца». Но ты ведь знаешь, что я везде сую свой нос. И когда началось обсуждение, то появились разногласия. Если ты читал эту пьесу, то ты сам будешь в ней заблуждаться, ибо Горький здесь очень пессимистичен. Правда, он выступает против интеллигенции, но дело в народе, который в пьесе, как неопределенное пятно. Ну, вот и развернулась целая полемика. Но тут выступила Юлька. А Данка Столярская, считая себя гораздо умнее остальных, решила возразить. Совершенно необоснованно нагрубила Юльке. Я, конечно, заступилась. И Данка набросилась на меня, заявив, что мне вообще давно уж надо молчать. Славка! Почему? Чем я обездоленнее других и ее? Наш разговор никто не слышал, ибо мы разговаривали шепотом. Но это было бы ничего, если бы она не оскорбила меня. Знаешь, Слава, я до сих пор не понимаю: «Что я ей сделала дурного?» Она считает, что я вообще должна молчать только потому, что я уже все сказала – это ее слова. Славонька? У меня что-то внутри оборвалось. Значит я – это не я, и все, что у меня было раньше, была не жизнь, а одна ложь. Да? Значит так, раз девчата (Данка, Валька) презирают меня, по крайней мере, они это показывают.
Спустя 5 минут я уже не могла, меня душили слезы. Вскоре кончилось мастерство, и я умчалась в какую-то пустую аудиторию и там проревела не знаю сколько времени.
Ты скажешь, что это малодушие? Да!! Может быть, но, Славка, я себя буквально ломала. Но вот я тебе сейчас обо всем этом пишу, а ведь сначала не хотела, а вот что я решила. Бросить институт. Потому что я не могу больше жить в подобной атмосфере. Ведь, Славонька, они во мне заглушили все-все, остался у меня только ты, один ты. Но тебя-то они у меня не отнимут никогда. Если раньше я почти никогда не была грустна, то теперь почти ежеминутно, потому что мне душно с ними. В общем я решила покончить со всем на свете и уехать, уехать на Восток, куда-нибудь.
Но потом… ты… Славка! Меня забило при мысли, что ты… как я буду без тебя, родной мой? И моментально я решила уехать к тебе, уехать от них, а на остальное мне наплевать. Но… вдруг вспомнила, что в субботу приедут предки. И все остановилось… Но, Славонька, ты, милый, понимаешь, что у меня нет никого кроме тебя, кто может успокоить меня, никого нет кроме тебя.
…
Вернулась вечером домой, и Ритка мне предложила переехать в 61 комнату на ее место. Я согласилась, потому что там гораздо уютней и у стены, вернее, в углу. Переехала. Хотела не разговаривать, но не могу… Я уже все всем простила, все. Славка! Ведь это говорит о том, что у меня нет самолюбия, что я слабенькая. Родной мой, я все это очень и очень понимаю, но я ведь человек, а поэтому хочу, чтобы и ко мне относились по-человечески.
Мало того, Валька без конца ко мне с любезностями о тебе, ты ей нравишься. Вот так.
Если это письмо тебе не понравится, то изорви его, а то я не люблю, когда хранят то, что не по душе.
Милый, целую миллиарды раз.
Твоя Изка.
* * *
6.09.52
…
Знай одно, что если ты всегда будешь такою, какой узнал и знаю я тебя сейчас, то НАВСЕГДА с тобою буду, каким бы не был тяжким час.
…
Ты стала для меня дороже всех на свете, ты просто звездочка моя, которая была над нами (ее уже не видно в Ленинграде), когда сидели мы с тобой, а где?… – ты знаешь – ты настоящий друг мой! Да?
…
Теперь отвечу на вопрос твой, каким быть должен настоящий человек? – так спрашиваешь ты.
Ну что ж, попробую ответить, коль что не так я понимаю – ты не сердись, а тут же ты со мною объяснись и расскажи, где я не прав? Так слушай!.. Одни слова (не помню, кто их говорил) запомнились мне навсегда – сначала я тебе их повторю:
«…Черты, состоявшие из бесхитростной, наивной веры, ясного добродушно-веселого взгляда на жизнь, холодной и деловой отваги, покорства перед лицом смерти, жалости к побежденному, бесконечному терпению и поразительной физической и нравственной выносливости»…
Вот что должно сегодня в человеке нашем быть, а кроме того, чтобы строить умел он, дерзать, – быть честным всегда, творить, побеждать; любить беззаветно отчизну свою – быть сильным и смелым в своем строю. И, самое главное, помнить о том, что время сейчас боевое такое, когда нужно жить, как не жили никто, когда нужно все отдавать лишь на то, чтоб Родина наша могучее стала, чтоб с новыми стройками быстрей засверкала заря Коммунизма над нашей землей!
Такой должен быть человек наш Советский.
* * *
Без даты, наверное, 14.09.52
Славка! Любимый мой…
Ну, вот и еще одна разлука… Сколько еще мучиться?
Понимаешь, дорогой, все мои соседи в купе бесчувственные бессердечные типы, они никогда, наверно, не уезжали от дорогого человека. Поэтому они сейчас смотрят на меня, как на диковину.
…
Одна тут уставилась и смотрит, смотрит. Она ничегошеньки не смыслит в сердечных делах. Если бы она знала, что рядом с ней сердце разрывается на куски, ее бессмысленно-любопытный взор бы сменился.
…
А за окном домики, огороды, потом пошла равнина и закат… А облака… Славка! Они были только для нас. Мне так захотелось схватить тебя за лапу, залезть в твой карман и в облака. Вот там бы нас никто не посмел разлучить. Никто!
…
Как горько на душе, что все приходится относить к прошлому. Ведь и эта 11 квартира на 8-ой Советской в 48 доме тоже относиться будет к воспоминаниям. Славка! Ведь правда, что эта квартира окончательно завершила путь наших сердец к чему-то сильному и крепкому. Ведь нас теперь ничто не разлучит…
…
Я сейчас думала, думала, почему у нас так получается? Ведь многие находят себе «половину» (смешно, правда?), многие живут с ней всю жизнь, но не все так относятся друг к другу. И бывает так, что попадается одна очень пылкая натура, а другая слабей… И – проза… Опять проза. У меня есть десятки примеров. А у нас иначе, мы, наверное, оба горячие, жаркие. Ведь, Славонька, о такой любви, как наша, пишут в книгах, показывают на сцене, т. е. хотят, чтобы она была выше и у всех настоящая. Славка! Родной! Ведь это здорово. Очень здорово, что мы нашли друг друга.
Я верю тебе больше, чем себе. Запомни это, курносый. Учти, что верю. А если человеку верят, то, значит, надеются на него, как на себя.
Смотри… Иначе я просто ошибусь не в тебе, а в себе. А это все – жизнь одного человека на земле погашена. Помнишь, я тебе говорила о том, что я определенно стану нечеловеком или меня вообще не станет. Это, Слава, серьезно, несмотря на то, что мне 20, и я люблю и хочу жить. Но жить я могу только тогда, когда со мной будешь ты и наша большая и чистая, определенно чистая любовь.
* * *
14.09.52
…
С вокзала, почти ничего не помня, добрел я до дома и первым делом, что я почувствовал, – холод и абсолютная пустота окружили меня.
…
И опять сижу в уголке своем и опять пишу о самом родном, о самом бесценном, о самом любимом на свете – Изульке далекой моей.
Которая третий уж часик
На полке второй как сидит
И думает тоже (как Славка),
О днях, промелькнувших как сон,
О том, как прекрасно нам было, родная, вдвоем…
Не могу писать я сегодня —
Все валится из рук моих,
Как тяжело мне, Изулик —
Что делать, скажи???
Может, поможет мне сон?
Спокойной ночи, дорогая!
До завтра!
* * *
15.09.52 г.
…
Вот ты мне писала на фото, что через несколько (много) лет ты будешь не ты, а я, ибо настолько мы будем неразделимы; а у меня уже сейчас такое чувство и я всем могу сказать, все, что находится во мне, принадлежит только тебе, без тебя я не мыслю и часа прожить.
* * *
15/IХ-52
Родной мой!
Славка! Почти случилось то, что предполагала, а именно: много неожиданностей.
…
Приехала в институт в 10.30, никого не встретила. Но вот прозвенел звонок, и появляется Питаде, я к ней. Ведь, Слава, когда девчата так тепло меня провожали, когда, собственно говоря, они-то мне и насоветовали кучу глупостей, то я думала, что они-то верная поддержка.
Опять ошиблась. Питаде мне ничего не ответила на мой вопрос. Появились другие и все по-старому. Та же холодность, злоба и абсолютное непонимание. Я растерялась… Спрашиваю девчат, что они сказали обо мне Борису Владимировичу, – молчат. Но ведь мне-то оправдываться надо…
Наконец, одна вымолвила, что сначала сказали, что ты больна, а потом – уехала к тетке.
И опять какая-то настороженность. Я – все. У меня было дикое предчувствие, что что-то произошло, а они от меня скрывают. Спрашиваю у одного, у другого – молчат. Ребята – так тем дела мало, по-хорошему встретили, а девки зубы точат. Одна В. Дубина (Владимирова. – Авт.) устроила мне оптимистическую сцену: «Где пропадала, блудная дочь?» – это единственная девчонка, которая и опять! поддержала меня. Остальные шипят, что «мне вот будет», что я слишком задержалась, что ждали меня в среду. Кошмар!
Слава, меня трясло, как в лихорадке. Честное слово. Артур, так этот прошел мимо меня и убил; «Теперь расхлебывай?» Славка, я была в ужасе, но держалась в границах! Началось мастерство… Первая моя мысль – как отнесется мастер? Они вошли, Борис Вл. молча посмотрел, а Ольга Ив. окинула меня грозным взглядом и заявила, что «без оправдательного документа мы вам не поверим», и все. На этом все. Я встала и сказала, что таковой будет. Славка, но где? Где я возьму справку, что у меня болела тетка, конечно, все это может забыться, на Ольгино мнение мне плевать, ибо она для меня не только не педагог (лично для меня), но и не авторитет. Потому так говорю, что она для меня никогда не делала ничего полезного в работе и, вообще, мы друг друга не поймем, она считает меня, по-моему, слишком самостоятельной, а ей такие не по вкусу. Но со справкой горе. Советуй живо, иначе еще не знаю, как дело развернется. Потом все стихло. Занимались показом отрывков. Я отказалась, ибо не репетировала – ничего не было сказано. Славонька, но в течение всего мастерства они так (девки некоторые) себя нахально вели (опять шепот и перешептывания). Потом был перерыв, в который я кое-что узнала. Оказывается, про меня в мое отсутствие ходили «грязные слухи», весьма уж беспредельные как о пропащей. Но какие – неизвестно. Я стала догадываться (о тебе…), но подтверждений моей догадки еще не было. Но самое ужасное то, что, оказывается, они все ощетинились на меня за то, что Борис Владимир. при распределении ролей в дипломном спектакле «Спутники» дал мне лучшую главную роль Фаины. Славка! Я-то об этом и мечтать не могла, ибо она страшно большая и трудная, а потом ее должна по мнению многих девчат играть характерная, а Изка… На эту роль хотели почти все девчата, ибо она лучше всех ролей. Славонька! Скажу по секрету, что и я очень загорелась ей, да только не мечтала получить. В общем, тугие дела. Вот они все и злятся. Я не знала, что от радости делать. Теперь мне на них плевать. Поэтому после перерыва я уже сидела в более менее нормальном состоянии. Но Б. В… (здесь и далее: Борис Владимирович Бибиков. – Авт.). Он вел себя, по-моему, странно. Опять та же улыбка и загадочный взгляд. А знаешь, Славка, как поглядит мастер – это великое дело. Доволен он тобой или нет? – это ведь отражается на творчестве. Но вот все кончилось. Подлетел Таллис, договорились о репетиции на завтра, потом Артур хотел мне что-то сказать, и мы договорились с ним вместе ехать. Вылетаю в коридор, гляжу: Борис. Вл. И знаешь, Славка, что значит человеческое участие!! Его как-то даже толкнуло ко мне, я к нему подлетела и стала ему что-то лепетать про тетку, а он – знаешь, как он меня оборвал? Он сделал такой вид, что его все это абсолютно не касается, а только бы в деканате был порядок. «Обязательно напиши объяснительную записку в деканат. Понятно?» – сказал и хотел идти. Славка! Я не знала, как быть. Ведь так может рассудить только Борис ВЛ., самый умный, самый настоящий человечный человек. Я уверена, что если он что-нибудь и знал большее обо мне, то его такт не дал бы ему вести себя иначе, чем так как он пошутил.
А когда я от радости спросила: «Какую мне дали роль?», то он ответил: «Фаину. Ну что, довольна?» – и улыбнулся. Я знала, что он не будет ругать. А ведь иначе могут отнестись только люди с узким понятием о жизни, такие, как наши девчата. Помнишь, я тебе говорила, что раскроется истинное лицо курса и раскопает это сам Борис. Так сегодня и вышло. Ведь по чести, Славонька, у нас на курсе грызня, а как приходят мастера, то все становятся хорошими и особо эта Березуцкая, Столярская и им подобные! А это не так. Слишком много они же говорят, что у нас есть коллектив, а его нет. Вот Борис сегодня и сказал, что, судя по просмотру отрывков, «у вас нет глубокого коллектива на курсе, все поверхностное, а есть какие-то тонкие вещи, что мешает вам». Славка, родной, наконец-то Борис сейчас что-то понимает в нашем народе. И я уверена, что он откроет, что многие у нас не то, что нужно. Но будет поздно. А он убедится. После разговора с Б. я воспрянула духом. Да еще такая роль… Фаина. Славонька, ты не представляешь, как я, дорогой, рада. Когда поехали с Артуром домой, то он начал было рассказывать о том, что произошло, но сели в троллейбус и он замолчал. Единственно, что он успел мне сказать, что я великая дура, т. к. очень откровенна с девчатами, тем более? с нашими. И, вообще, Слава, он о них самого нелестного мнения. Короче: шла трепотня, что Изка уехала в Ленинград к тебе. Вот, дорогой. И они в этом уверены. Теперь я чудно понимаю исчезновение Риты и Вали из общежития (помнишь? я тебе рассказывала). Они, конечно, следили. Как это мерзко. А Березуцкая потому отнеслась ко мне доброжелательно, что ей нужно было занять у меня 20 руб. Ну, это совсем подлость! Вот, Слава, а еще говорят о какой-то актерской этике и высокой морали. Единственное я не понимаю: что им от меня нужно. Что? Ведь есть же умные люди на курсе, которые трезво смотрят на личную жизнь и стараются не вмешиваться. Ведь на то она и личная, чтобы никто в нее не влезал посторонний? Ведь так?
Славка! Теперь, как видишь, родной, мне совсем будет несладко.
…
Побойчее новости: на наш курс приняли Надю Румянцеву, которая играет в «Навстречу жизни», ибо там она была отчислена во время продолжительных съемок. Кроме того, приняли Таню Конюхову, которая снималась в «Майской ночи».
* * *
Без даты, наверное, 16 сентября
Родной мой, любимый!
Ну самый чудесный в мире!
…
Слава! Именно так я думала о советском характере с «ясным добродушным взглядом на жизнь» – ведь это здорово. Но самое главное, Славонька, человек должен быть в корне честен, в самой своей середине. Все мелочи, которые мы иногда допускаем, они не опасны, ей-ей, они изживутся сами собой. А вот настоящая честность – это великое дело и еще вера в свое будущее. Не знаю как, но я хочу во что бы то ни стало сыграть сильный характер, однако здесь у меня уступает место еще одно мнение. Славонька, ты ничего не пишешь об интимных, чисто интимных качествах совет. человека. А по-моему, вся вера и честность, прямота души, трезвость взгляда, упорство и чистая откровенная настойчивость должны быть и в любви. Да, в любви к девушке или парню. Вот я представляю именно так любовь. Любовь – это что-то необъятное и горячее, горячее огня. Она не знает границ. Вот тогда она не кончится никогда, ей нельзя будет угаснуть, если эти люди будут сильные по натурам. Они будут понимать во всем друг друга. А раз будут понимать, то и любить за это еще сильнее. Я, Славонька, умом это здорово понимаю, а сердцем еще не знаю. Я просто не надеюсь на свой духовный мир, мне все кажется, что я еще ничего не знаю, что я еще ничего не видела (грязное не в счет, хотя и через него иногда познается хорошее). Вот я люблю таких людей с сильным характером, а поэтому я люблю и тебя, любимый мой. Славка! А ты знаешь, почему я тебя полюбила? Ты – сильный. Да! Морально сильный и здоровый. Пусть у тебя были пустяковые мелочи в прошлом, но я не боюсь, что они тебя снова могут увлечь, потому что я буду любить тебя крепко и буду стараться жить так, как живут настоящие люди. Пусть, мне до этого очень далеко, но хотя маленько я могу уловить. А если я буду честной, то ты меня не сумеешь ни за что разлюбить – простая, но смелая логика, – можешь сказать. Да! Я смело говорю, потому что есть гнусная животная страсть, а есть настоящая духовная связь людей, основанная на одних началах.
Любовь ты моя, Славка. Ведь я искала тебя, красивый ты мой, всю жизнь. Именно тебя, такого прекрасного и такого сильного, обязательно сильнее меня.
Я твои черты находила в любимых героях, твои глаза видела на страницах,
…
Ты мне настоящий друг, товарищ и любимый. А быть настоящим любимым, только таким, за которого может девушка погибнуть, – это счастье. Если ты меня любишь так, да я тебя еще так же – то ведь это настоящая райская, как говорится, жизнь. Это то, что называется, «они жили счастливо»
…
У меня есть Славка, а это значит – надо мной вечно светит солнце, а с солнцем радостно жить…
…
Нет ни у кого такого. И я горжусь, что ты у меня лучше всех. И пусть смотрят, им завидно, что ты такой хороший. Родимый мой. Ну, спать пора, солнышко мое. Целую крепко-прекрепко, «как научилась».
