Текст книги "Браки расторгаются в аду"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Наталья Вячеславовна Андреева
Браки расторгаются в аду

Часть первая

Ах ты, мерзкое стекло!

Одни говорят: пришло время циников, другие мягко их поправляют: не циников, а реалистов. В любом случае это мое время, хотя бы потому, что я с детства ненавижу сказки. Тем более меня на них воспитывали, а я этого терпеть не могла, я ведь взрослая девочка, мне даже кажется, что в семь лет я уже была гораздо взрослее и умнее своей мамы. Ведь она училась жизни по книжкам, а я с самого раннего детства понимала: намного ценнее собственный жизненный опыт.

Так, уже с первого класса я усвоила: определяющим в среднем балле школьного аттестата является место работы родителей, и перестала переживать по поводу плохих оценок. Поскольку я росла без отца, а моя мама не подвизалась в торговле (в советское время хорошие вещи приобретались только «по блату»), то и золотая медаль мне не могла достаться по определению. Я это поняла и успокоилась. А вот мама принимала все за чистую монету, и то, что единственная дочка завмага круглая отличница, считала совершенно естественным. Ее она хвалила и называла «хорошей девочкой», а меня ругала за плохие оценки. Меня так и подмывало сказать:

– Ты бы хоть раз подарила моему классному руководителю что-нибудь, кроме открытки со своими стихами, и проблема была бы решена.

Почти каждый день ровно в восемь часов вечера мама брала в руки толстенную книгу и каким-то особенным голосом, низким и значительным, говорила:

– Сейчас, Зинаида, мы с тобой будем читать сказку.

Это звучало так торжественно, будто я Золушка и меня уже пригласили на бал. Добрая фея в лице моей мамы обещает мне сияющее, как хрустальная туфелька, счастье. А мне, честное слово, ехать туда не хотелось, на этот бал. Ну не хотелось, и все тут. Потому что мне не нравился принц. Мне нравился король. Я сразу поняла, что в любой сказке он главный. Но король бедняжку Золушку почему-то не замечал, а изо всех сил подсовывал ее своему дефективному сыночку, ибо как еще назвать идиота, который искал жену по размеру ноги? Со зрением у него точно было не в порядке, раз он не узнал девушку, с которой протанцевал весь вечер. Однажды я не выдержала и спросила:

– Мам, а почему принц не носил очки? Разве папа-король не мог его заставить? Вот ты же заставляешь меня есть манную кашу с комочками, хотя я ее терпеть не могу, особенно комочки!

– Очки, какие очки? – озадаченно спросила мама, оторвавшись наконец от книжки.

– А зачем мерить туфлю, чтобы понять, та это девушка или не та? Значит, принц ее не разглядел как следует, когда танцевал с ней на балу. А все почему? Потому что он был сильно близорукий и не носил очки! Не напился же он, как Алькин папа, который наутро совсем не помнит, что натворил вчера? Принц, он что – тоже пьяница? Я такого мужа не хочу! Алькины родители все время ссорятся и дерутся!

– Зина, как можно? – всплеснула руками мама. – Это же сказка!

– Но если мне не понятно, почему я не могу спросить?

– Ты… ты не ребенок! Ты чудовище! – и мама расплакалась.

Больше я таких вопросов не задавала. Чудовище так чудовище. Лучше уж я буду чудовищем, чем такой, как эта противная дочка завмага, врушка и задавака. А по словам моей мамы, она «хорошая добрая девочка». Уж я-то знаю, какая она добрая! Лопает свои бутерброды с икрой тайком, запершись в туалете, чтобы никто не попросил: ну дай хоть разок укусить! Остальные-то икру в глаза не видели, это же дефицит! Как ее только не стошнит, эту противную девчонку! И еще я знаю, что математичка исправляет ей синей ручкой ошибки в контрольных работах, чтобы вытянуть на медаль, а потом бежит к ее «доброй» мамочке в подсобку за дефицитными финскими сапогами. И все это знают, вся школа. Но скажи об этом моей маме, она опять начнет мне выговаривать:

– Как можно, Зинаида, так плохо думать о людях?! Ты просто чудовище!

А что тут думать? Все и так очевидно, и все, кроме моей матери, это понимают. А она как инопланетянка. Но я-то на ее сказочной планете псевдохороших людей жить не собираюсь. Я хочу жить в реальном мире.

Что же касается обожаемой всеми девчонками сказки о Золушке, я почему-то уверена, что когда король умер, в стране произошла революция и законный наследник, лишенный всего, отправился прямиком в ссылку. Вместе с бедняжкой Золушкой, которая, слава богу, с детства была готова к лишениям. Мудрый король прекрасно все это понимал, не случайно же он выбрал ее из десятков претенденток в жены для принца, хотя она и была бесприданницей. В мире ничего не происходит просто так. Лично я не верю в случайности.

Мне было всего пять лет (именно с этого возраста я себя помню), когда я четко усвоила: что написано пером, не вырубишь топором. Я, стараясь не зевать, утопала в огромном кресле, а мама, которая сидела в кресле напротив, торжественным голосом читала мне очередную сказку. Ее кресло было точь-в-точь такое же, как мое, но оно не казалось огромным, когда в нем сидела мама, потому что она была высокой и грузной. Каждый день ровно в восемь часов вечера меня начинали воспитывать. Педагогический опыт моей родительницы, почерпнутый из книжек, говорил, что лучше всего это делать на примере сказочных персонажей. Сама она работала в библиотеке и свято верила в силу печатного слова.

– «Сказка о мертвой царевне», – торжественно объявляла она, и я пыталась подсчитать, в который же раз я ее услышу, эту сказку? Поскольку считать я тогда умела лишь до десяти, то вывод мой был таков: десять раз по десять. Разумеется, это преувеличение, чтобы вы могли представить, насколько же мне все это осточертело еще в возрасте пяти лет. А мама вовсе не собиралась останавливаться на достигнутом. Книг у нее в библиотеке было полно.

Все случилось из-за нее. Из-за этих проклятых сказок. Когда я начинала капризничать, мама строго спрашивала меня:

– Что случилось, Зинаида?

– Скучно.

– Как это скучно? – удивлялась она.

– Ведь это же все неправда! Так не бывает!

– Сказка ложь, да в ней намек, – многозначительно говорила мама.

Это из-за нее я стала воспринимать все без исключения сказки, и авторские, и русские народные, как руководство к действию. Или инструкцию по эксплуатации.

Как вам это?

 
Весть царевну в глушь лесную,
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам!
 

(Восклицательный знак лично от меня.)

Говорила же мне мама, что у Пушкина есть ответы на все вопросы, а я в этом еще сомневалась! И напрасно! В безвыходной ситуации я открыла книгу его сказок и все, что мне надо, там нашла.

Но обо всем по порядку. Первые мои слезы были по поводу Василисы Премудрой, когда я поняла, что другого конца у этой сказки не будет. Что Василиса так и выйдет замуж за Иванушку, а Кощей умрет. Лично мне в этой сказке больше всех нравился Кощей. Ох, как же он был мне симпатичен! Мне хотелось, чтобы он был счастлив, женился бы на Василисе, и она бы тоже стала бессмертной. Вот кого я, убей, не понимала! Она же такая умная, да к тому же волшебница. Охота ей связываться с простым смертным? То ли дело Кощей! Сундуки полны золота и бриллиантов, вся мебель импортная, та самая, на которую в магазине очередь сроком на сто лет. Прислуги у него полон дом, даже Баба-яга, знатная гадалка! А как он любит Василису! Вот за что его убили? За то, что любил? Но он же не виноват, что полюбил именно Василису! И сначала он ее добивался по-честному: предложил замуж. А уж когда она отказала, превратил ее в лягушку, чтобы никому не досталась. Какая же она Премудрая, если вышла за Иванушку? Уверена, что она об этом сто раз пожалела. Вот я бы своего шанса не упустила, выбрала бы Кощея.

Зигмунд Фрейд легко бы объяснил мою особую симпатию к мужчинам, которые мне в отцы годятся. Комплексом Электры или какой-нибудь другой психической болезнью. Но не будем вдаваться в дебри психологии. Нас ждет история гораздо интереснее.

По факту.

Лично я поступила с точностью до наоборот, когда пришло мое время выходить замуж, хотя у меня тоже был свой Иванушка. А точнее, у меня их было двое, Иванушка и Иван Иваныч. Двое женихов. О! Я хорошо усвоила урок! Хотя мама мне говорила:

– Зинаида, ты сошла с ума! Ты еще девочка, а Иван Иваныч – взрослый опытный мужчина. То ли дело Ванечка. По-моему, вы с ним отличная пара.

Но я так не считала. Я была счастлива, что Иван Иваныч обратил внимание именно на меня, и вовсе не собиралась превращаться в лягушку. Он был очень удивлен, когда я ответила согласием.

– Не ожидал в вас, Зиночка, такой житейской мудрости. Ведь вы совсем еще девочка.

Это я потому мудрая, милый, что в детстве мне читали сказки. И я извлекла из прочитанного урок. И потом: мне он в самом деле нравился гораздо больше, чем Ванечка. Я его жалела, Иван Иваныча, ведь он был такой одинокий в свои сорок пять лет, такой, как мне тогда казалось, несчастный. Я распахнула для него свое сердце и дверь в свою спальню. Он стал моим первым мужчиной и очень этому удивился и обрадовался. Я же осуществила мечту: исправила сказку, написав ее конец по-своему. Кощей получил достойную награду за свою любовь. А я получила в одном флаконе мужа и отца, которого мне так не хватало. Кто скажет, что два в одном это плохо?

В своем выборе я не ошиблась. Еще в советские времена, которые все теперь вспоминают с благословенной грустью, у Ивана Иваныча все было: большая московская квартира, хорошая машина, двухэтажная дача. Но по-настоящему он развернулся после того, как партийная номенклатура поделила между собой народное достояние: фабрики, заводы, шахты, нефтяные скважины, лесные угодья и т. д. Народу раздали бумажки со словами: «Вот вам каждому по Волге». Имелась в виду машина «Волга», заветная мечта каждого советского человека, условная стоимость которой и значилась на бумажке: 10 000 рублей. Как вы сами понимаете, в стране тогда не было столько машин, сколько этих бумажек. В итоге самые предприимчивые поменяли свою «Волгу» на бутылку водки, чтобы поскорее забыть об этом кошмаре, а глупцы вложили несуществующую машину в такие же мифические инвестиционные фонды, которые вскоре после этого испарились. И «пайщикам» пришлось взглянуть на все трезвыми глазами, признав собственную глупость. Так в стране произошло массовое ограбление простого народа, которое деликатно назвали приватизацией.

Мой Иван Иваныч был среди тех, кто прекрасно знал истинную стоимость ваучера. И знал, для чего это все затеяли. Олигархом он не стал, но сделался почти олигархом. Или, как еще говорят, ООМ. (Очень обеспеченный мужчина.) Он приватизировал завод, директором которого на тот момент являлся, и тут же назначил себя председателем правления совета директоров. Короче, захватил контрольный пакет акций. А я стала гендиректором ООМ. Приватизировала Иван Иваныча вместе с его очками, лысиной и брендовыми пиджаками, захватив контрольный пакет акций на все его чувства в полном их объеме. И мы зажили душа в душу, я с ним, а он со своим заводом.

У него всегда все было хорошо. У меня тоже все было хорошо. Как вы сами понимаете, я ни дня не работала. Не возникало необходимости. На мне лежали обязанности хозяйки большого дома. Иван Иваныч зарабатывал миллионы, а я принимала в доме людей, которые ему в этом помогали. И все они были довольны. Хотите верьте, хотите нет, но я ему не изменяла, своему Ивану Иванычу. Об этом в сказках ничего не было, ни в русских народных, ни у Пушкина. О любовниках. Двадцать четыре года у нас с мужем все было хорошо, а потом…

Сначала я подумала, что на стекле появились мелкие трещинки. Я имею в виду зеркало, которое всегда являлось моим лучшим другом. Я даже разговаривала с ним.

– Я ль, скажи мне, всех милее?

И оно, улыбаясь, кивало.

У меня и детей потому нет. Жаль было портить такую красоту, ибо я на самом деле хороша необыкновенно. Как только я представляла, что это прекрасное тело, истинное совершенство, будет обезображено огромным животом… О, нет! И еще сто раз нет!

И вот зеркало, которое всегда было мне лучшим другом, стало дурить. Как я уже сказала, сначала я подумала, что это от старости. От его старости. Оказалось, что от моей. На фигуре возрастные изменения мало сказались, я по-прежнему была стройна, но вот лицо…

Со мной перестали знакомиться на улице. Раньше и дня не проходило, чтобы какой-нибудь мужчина не подскочил и не открыл передо мной дверь. Я даже не замечала всех мелких знаков внимания, которые оказывал противоположный пол моей красоте. Потому что их было столь много, этих знаков, что, если замечать их, право слово, так и жизнь мимо пройдет. А мне очень нравилась моя жизнь. Точнее, ее радости, коих у меня благодаря Иван Иванычу было много.

Я чуть ли не каждый день слышала:

– Девушка, а можно ваш телефончик?

Мне всегда казалось, что мир вращается вокруг меня. Мужчины столбенели, едва я появлялась на горизонте. Бог дал мне такую фигуру, что она могла бы запросто украсить какой-нибудь музей, изваяй меня из мрамора известный скульптор.

Но однажды я услышала:

– Женщина, здесь парковаться нельзя.

Сначала я ушам своим не поверила. Парень в жилете ядовитого лимонного цвета запрещал мне, красавице, парковаться там, где я хочу, да еще и назвал меня женщиной! До сих пор ко мне обращались исключительно «девушка». Я подумала, что он меня не разглядел как следует, и до упора опустила ветровое стекло. Сказала с улыбкой:

– Извините, я не расслышала.

– Я сказал, женщина, здесь не место для парковки, – зло ответил он. – Проезжайте мимо. А если вы глухая – обратитесь к врачу!

Это был первый раз, когда мне нахамили. То есть женщины хамили мне и раньше, я давно привыкла, что все они – мои смертельные враги. Но чтобы мне нахамил мужчина?! Такого отродясь не бывало! Едва отъехав, я впилась взглядом в зеркало. Что не в порядке с моим лицом? Решила, просто макияж неудачный, потому что мне некогда было разглядывать свое отражение, руля по запруженным машинами московским улицам.

Но через день я опять услышала:

– Женщина, вы в банкомат стоите?

Мне чуть плохо не стало. Я кинулась домой и стала всерьез разбираться с зеркалом.

– Что ты хотела, Зинаида? Старость пришла, – грустно сказало оно.

Какая, к черту, старость! Мне всего лишь сорок два! О, господи! Мне сорок два!!! Это еще повезло, что до сорока меня называли «девушкой»!

Я кинулась к пластическому хирургу. И тут меня ждало главное разочарование.

– Круговую подтяжку делать рано.

– А что тогда делать?

– Можно попробовать ботокс. Или рестилайн. Но честно предупреждаю: с вашим типом лица могут быть проблемы.

– А что такое с моим типом лица?

– Видите ли, у вас слишком тонкая кожа. Придется закачать вам столько яда, что могут возникнуть сильные головные боли. Это раз. Ботокс – это ведь яд.

– Я в курсе.

– Филеры вам не поставишь, это два. Как я уже сказал, кожа слишком тонкая. Появятся бугры. Блефаропластику тоже делать бесполезно. У вас нет на лице жировых отложений, скорее напротив. Синяки под глазами от того, что видны мельчайшие сосуды. Резать нельзя, напротив, надо закачать туда жир, но поскольку кожа тонкая, то я не уверен, что будет лучше, чем сейчас. Синяки, конечно, исчезнут, но лицо будет деформировано. Не советую также фраксель, глубокий химический пилинг, да и вообще аппаратное вмешательство. Вам нельзя жечь свою кожу, потому что она…

– Слишком тонкая. Это я уже поняла. А что мне делать?

– Стареть с достоинством, – пожал плечами пластический хирург. – В конце концов, полно известных актрис, которые принимают себя такими, какие они есть, и не делают пластику.

– Да плевать мне на них! Я не хочу стареть! – Я вскочила.

– Вы рискуете себя изуродовать, – сказал он. – Вы очень красивая женщина, Зинаида Андреевна, и мне будет жаль, если на вашем прекрасном лице появятся шрамы. Это еще больней, чем видеть морщины. Вы, конечно, можете обратиться к другому пластическому хирургу, и он скажет вам: «Давайте попробуем». Но не приходите потом ко мне. Я вас честно предупредил о последствиях.

Я вышла, проклиная свою тонкую кожу, которой раньше так гордилась. Лицо у меня всегда было, как у фарфоровой куклы, нежное, гладкое. И вот этот изысканный фарфор начал трескаться, причем оказалось, что он не подлежит реставрации!

Я сидела в машине и горько плакала. Я прощалась со своей молодостью и мучительно раздумывала: что же теперь делать? А мимо проходили люди, и среди них – молоденькие хорошенькие девушки. Я впервые смотрела на них с завистью. На всех. Вон какие подросли! Поднялись и расцвели! А я состарилась. Ну почему такая несправедливость? У меня есть все, а у них только молодость, и я, в отличие от них, чувствую себя очень несчастной. Выходит, молодость – это все? Выходит, она и есть счастье… Почему я раньше об этом не думала? До тех пор, пока не услышала:

– Женщина…

Хорошо не бабушка.

С тех пор мы с зеркалом почти не разговаривали. А потом я узнала, что у мужа появилась молодая любовница. Эти охотницы за олигархами заполонили все московское пространство. Для них нет ничего святого. За деньги они готовы душу дьяволу продать. Раньше я их не боялась, потому что зеркало говорило мне:

– Ты – самая красивая в мире.

И это была святая правда. Я не встречала женщины красивее себя, потому и была спокойна. Мой Иван Иваныч знал, что в любом месте, хоть на премьере в театре, хоть на пляже в Майами, самая прекрасная женщина стоит, сидит или лежит, в зависимости от обстоятельств, рядом с ним. Я была исключительно хороша, что в вечернем платье, что в купальнике. Само совершенство. И вот все кончилось. Нашлось другое совершенство, гораздо совершеннее меня. Просто потому, что я состарилась.

О! Будь мне двадцать или хотя бы тридцать, я бы этой Анжеле сто очков вперед дала! Ни одна женщина в мире не будет так хороша в двадцать лет, как хороша была я! Я ведь стала следить за мужем, как только поняла, что он ко мне охладел, и потому не раз и не два видела эту Анжелу. Я внимательно ее изучила и пришла к выводу, что ей в ее двадцать до меня двадцатилетней далеко. Несмотря на модельный рост, смазливое личико и нарощенные ногти. У нее, похоже, все нарощенное, и волосы тоже. Я уж не говорю о мозгах! Они у нее такие же силиконовые, как и губы, умные мысли там не живут, исключительно пошлость и штампы. Анжела – типичная жертва моды. В двадцать лет я вообще ничего не делала со своими волосами, они вились сами по себе, мне оставалось только аккуратно подрезать кончики. И ногти у меня были свои, замечательной формы и такие твердые, что при любой длине не загибались. Но дело в том, что мне теперь не двадцать, а сорок. Точнее, сорок два. Волосы мои больше не вьются, и в них появилась седина. Конечно, я их крашу, но ведь все это видят! Я – женщина с крашеными волосами и мелкими морщинками вокруг глаз. Еще и губы словно бы опали и похожи теперь на увядшие лепестки розы. Я состарилась и даже не заметила этого.

Зато это прекрасно заметил Иван Иваныч и поспешил найти мне замену. Он сказал, что я тунеядка, гвоздя моего в его доме нет, и я должна убраться из особняка на Новой Риге в том, в чем туда пришла. В своем единственном парадном платье. То, что я двадцать лет принимала в этом доме нужных мужу людей, устраивала званые обеды и зажигательные вечеринки, улыбалась дамам и господам, которых терпеть не могла, выслушивала пошлые комплименты, а порой подвергалась откровенным домогательствам, кои пресекала с присущей мне ловкостью, – все эти мои подвиги он в одну минуту забыл. Я оказалась больше Иван Иванычу не нужна. Все наши друзья приняли его сторону. Люди всегда принимают сторону сильного. К тому же я состарилась и больше не представляла интереса для мужчин в качестве партнера по постельной гимнастике. Меня предали все, и рассчитывать приходилось только на себя.

Какое-то время я с тоской читала заметки в светской хронике о разводах олигархов. Кому-то из бывших жен достался особняк в Лондоне, кому-то компенсация в десять миллионов долларов. Все они разводились по месту жительства, кто в Англии, кто в Швейцарии. А мне придется делать это у нас, в России, да еще не имея денег на хорошего адвоката! Когда-то я неосмотрительно подписала составленный Иван Иванычем брачный контракт, по которому отказывалась от принадлежащих мужу акций. Как же я была глупа!

И что мне делать? Не я начала эту войну, и кто бы на моем месте согласился отдать свое девчонке, которая возжелала получить все и сразу, уведя из семьи ООМ? Я отслужила при Иван Иваныче почти четверть века и даже пенсию по возрасту, как оказалось, не заслужила. Это несправедливо, и я решила действовать.

Поскольку мне больше не приходилось рассчитывать на красоту, я решила подключить свой ум.

Раньше я не пользовалась этим капиталом, хватало тонкой талии и длинных стройных ног. Но я всегда считала себя женщиной неглупой, раз не совершила ту же ошибку, что и Василиса Премудрая. Мой ненаглядный Кощей больше двадцати лет исправно платил по моим счетам. А я наслаждалась жизнью. Когда дело запахло разводом, я всерьез задумалась: как мне поступить?

Вот тогда мне и вспомнилась эта сказка.

 
Весть царевну в глушь лесную,
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
 

И я начала разрабатывать план…