Текст книги "Раб лампы"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А как же маньяк? – жалобно спросила она.

– Ложись спать! – рявкнул муж.

– Алик…

Он не дослушал и бросил трубку. Нервничая, она прошлась по мастерской. Как этооказалось в ридикюле? Судя по реакции Дере… Только он и Клара – больше никто не мог незаметно подложить ей записку.

В ресторане она уходила в дамскую комнату, а сумочка осталась лежать на столике… Но зачем это Кларе?

У Дере времени тоже было достаточно, чтобы подбросить записку… Но зачем это Алику?

Она задумалась. Муж нисколько не взволновался. Напротив, обрадовался возможности вновь привлечь к себе внимание прессы. Надо держаться на плаву, не позволяя о себе забыть. «Маньяк продолжает преследовать Маргариту Мун!» Неужели?…

Она немного успокоилась. Записка – дело рук Дере. «Звезды» постоянно сочиняют о себе истории, чтобы подогреть интерес. Якобы их преследуют, им угрожают, на них нападают. Алик знает, что врать она не умеет, и никогда на это не пойдет. Вот он и придумал ловкий ход. Маргарита Мун скажет чистую правду. И даже не будет знать, кто за этим стоит.

Она успокоилась окончательно. С запиской понятно. Дело рук Дере. Но какое право он имеет так с ней поступать? Думает, что она не догадается? Ну уж нет! Это ему с рук не сойдет! Довольно! Джинн выпущен из бутылки! Маргарита Мун будет мстить! Она едет с Кларой на курорт!

ОЧЕРТАНИЯ

Когда она сообщила об отъезде, Альберт Дере откровенно обрадовался.

– На две недели? Да это же здорово, Дуся! Нам надо друг от друга отдохнуть!

– Скажи честно: у тебя любовница?

– Какая любовница? У меня есть время на любовниц? Я же все время занят твоими делами! -разозлился Дере.

– Ты сердишься, Юпитер – значит, ты…

– Ну хватит! Когда отъезд?

– Я тебя огорчу: недельку придется потерпеть. Мы оформляем документы.

– Мы?

– Я и Клара.

– Ах так! Ты и эта…

– Без комментариев.

– Если бы я тебя не знал, то отменил бы эту поездку.

– Значит, я вне подозрений? Ты и мысли не допускаешь, что я могу кем-нибудь увлечься?

– У тебя на это времени нет. Я веду переговоры с городскими властями. Ты у нас нынче модный скульптор. Твои работы могли бы украсить улицы города. Но проекты утверждает городская Дума. Их у нее на рассмотрении сейчас не менее двухсот. Я разделяю их на три группы. Первая – те, которые финансируются заказчиками. Вторая – просто талантливые произведения, которые достойны реализации. Третья – устанавливаемые за счет государства. Я их называю «всегда», «никогда» и «свои люди – сочтемся». Чтобы добиться государственного финансирования, надо постараться. Хорошо, что у меня есть связи. Я знаю, что ты тяготеешь к монументализму. У тебя получится.

– И во что нам это обойдется?

– Это не твое дело. Твое дело – ваять.

– Что именно?

– А какая разница? Мы, Дуся, живем во времена мультикультуры. Население города делится на враждебные друг другу микросообщества. Что не нравится одним, приводит в восторг других. Что бы ты ни сделала – кому-нибудь это понравится. Пусть ругают. Хуже, когда молчат.

– Тебя потянуло на философию?

– Я подумываю о том, чтобы писать статьи в солидные журналы, – важно сказал Дере.

– По поводу?

– К примеру, о современной скульптуре.

– Что ты в этом понимаешь? Счетовод!

– Во-первых, я экономист, – буркнул Дере. -А во-вторых… Вали на курорт со своей развратной подружкой. Не мешай мне.

В аэропорт она ехала на такси. Дере отправился на деловую встречу. С Кларой встретились во время регистрации рейса. Та поцеловала подругу в щечку и спросила:

– Ну, как все прошло? До-ми разозлился? Кричал?

– Обрадовался. Сказал, что нам надо друг от друга отдохнуть.

– У него любовница, – уверенно сказала Клара. – Ну и ты не теряйся. У тебя будет чудесный мальчик. Я видела фотографии.

– Ничего не будет, – вздохнула она. И повторила: – Не будет ничего.

В самолете Клара откинулась на спинку кресла и тут же уснула. Нервы у нее были как канаты, самолетов она не боялась. Ни самолетов, ни дьявола, ни мужа Платошу. Хомячка. Ведь это была Клара! А Маргарита Мун никак не могла уснуть. Смотрела в иллюминатор, зевала, время от времени закрывала глаза. Но – не спалось. Как и всегда в дороге, в голову лезли разные мысли. К примеру: как ты дошла до жизни такой? Летишь в Египет, на модный курорт, живешь в Москве, в хорошей квартире, есть у тебя и деньги, и даже слава. А ведь судьба тебе была, Дуся Грошикова, жить безвылазно в деревеньке Лопоток, у мелкой речушки с одноименным названием. Да ты с этим не согласилась…

Первое, что она запомнила: груда песка у ворот родного дома. Ей было года четыре. Прошел дождь, они с соседским мальчиком строили башню. И вдруг… Рука нащупала что-то странное. Кусочек мялся и принимал желаемую форму. Дуся выудила это из песка – и через пару минут в ее руке была голова лошади. Момент – и вновь бесформенный кусок. А потом – голова собаки. Это так ее заинтересовало, что башня была забыта.

Прошло время, и она сообразила, что этоберется из песчаного карьера. И узнала, как называется. Глина.

– Айда на карьер! – звала она друзей. И прихватывала пластмассовое ведерко с совочком.

Игры играми, но с карьера Дуся уходила с полным ведерком. А дальше – часами размачивала глину, мяла, лепила, потом сушила. После додумалась обжигать фигурки. Лепить она могла часами. Девочку никто не понимал; в деревне Лопоток ее прозвали Дусей-дурочкой.

– Вон Дуся-дурочка с ведерком идет! Эй! Почем грязь продаешь?

Мать ее жалела, считала тронутой. Сгребала в подол и выбрасывала на помойку глиняных лошадок и котят, безжалостно разбивала их камнями. Дуся плакала, но тут же лепила новых. В сельской школе ее поделки поначалу признания не нашли. Учительница рисования, дав детям задание, убегала на участок, который был тут же, при школе, как и ее квартирка. Дусины рисунки она ругала:

– Грошикова, я тебе что велела? Чтобы было красиво! И краски не расплывались! И почему на твоих рисунках сплошные кляксы?

– Это тени. Все предметы отбрасывают тени, -тихим голосом объясняла она.

– Учить ты меня будешь! Переделать!

В ее аттестате красовалась тройка по рисованию. При том, что училась Дуся на «хорошо» и «отлично». Но с учительницей рисования не поладила. В восьмом классе ее поделки стали брать на школьные выставки. Все ходили, дивились:

– А ведь как живые! Ай да Дуся-дурочка!

Мать же сердилась.

– Как не родная. Подкидыш. Одно знает: с глиной возиться. Матери бы помогла! Грядки заросли! Поросята от голода визжат! А она сидит. Я тебе сколько раз говорила: нечего летом дрова жечь, печь топить! Кто ж тебя замуж возьмет, дуреха? Ничего-то ты не умеешь!

Жили не бедно. Хозяйство было большое: две коровы, поросята, куры, кролики. Мясо возили на рынок, туда же по осени половину урожая картофеля. Деньги мать складывала на книжку, на черный день. Дуся постоянно просила краски, потому что они очень уж быстро заканчивались, но ей не покупали. Мать была прижимиста, а отец не смел перечить. Она искала природные красители – румянить щеки своих глиняных друзей. Чтобы ожили. Некоторые поделки были ей особенно дороги, и она старательно прятала их от матери. Та говорила раздраженно и устало:

– Выбрось дурь из головы! На ферму пойдешь работать! Дояркой!

Но дочь настояла на том, чтобы ездить в город, где была десятилетка. Полчаса на рейсовом автобусе туда, полчаса обратно. Зато в новой школе к ней были более снисходительны и уже не звали дурочкой. А одна из ее работ, фигура пионерки, даже украсила актовый зал. Но все сходились на том, что занятие это бесперспективное, и Дусе Грошиковой ни за что не пробиться. Мало ли в Москве таких талантливых! Мать же внушала:

– Иди в веттехникум. Раз аттестат без троек, так и возьмут без экзаменов. Будешь в колхозе уважаемым человеком. Пойдем.

– Куда?

– Корову доить.

– Я ее боюсь!

– Корову! Боишься! Как не деревенская! А ну -идем!

Скотину Дуся Грошикова не любила. В этом мать была права. А рогатую корову так просто боялась. Та признавала только мать. Дуся повязывала на голову материн платок, опуская его до самых бровей, но упрямое животное все равно не давалось – хлестало хвостом, било ногой. Вот и опять – подойник в очередной раз перевернулся, молоко пролилось. Дуся вскочила и кинулась матери на грудь. А та вдруг и сама расплакалась.

– И-и-и… Бедная ты моя, несчастная! Неумеха! Да как же ты будешь жить, доча?…

Она посмотрела в иллюминатор и улыбнулась. Да вот так, мама! Устраивать персональные выставки, ходить в модные рестораны, летать на курорты, водить дорогую машину. За двадцать лет много воды утекло. Мир изменился. И Дуся Грошикова изменилась. Теперь она уже не Дуся, а Маргарита Мун. А пошла бы в веттехникум – на всю жизнь осталась бы в деревне Лопоток.

– Клара, ты спишь?

– А? Что, уже прилетели?

– Нет еще.

– Тогда не буди меня.

– Ты же ничего не делаешь, на работу не ходишь, хозяйством занимается домработница – неужели не высыпаешься? – удивилась она.

– Спать я могу сколько угодно, – сказала Клара и закрыла глаза. Вскоре она уже сопела носом.

Маргарите пришлось смириться. Поболтать не удастся. Журнал, что ли, почитать? Но читать в самолете она не любила. Ни в поезде, ни в самолете, ни в машине. Сидела, смотрела в журнал, но видела совсем не те картинки…

Окончив десятилетку, Дуся Грошикова сложила в хозяйственную сумку любимые поделки из глины и поехала в Москву – ближайший к деревне Лопоток крупный город, где можно было выучиться на скульптора. В Суриковском художественном институте ее допустили до экзаменов. Остановилась Дуся у двоюродной сестры матери, сказав, что это ненадолго. И – как в воду глядела! Рисунок она сдала на «тройку». Это был конец. Она стала собирать вещи.

Дуся удивилась, когда ее захотел видеть председатель приемной комиссии, известный на всю Россию художник. Вцепившись в ручку хозяйственной сумки, где лежали поделки, она вошла в кабинет. Художник был один.

– Садитесь, – сурово сказал он.

Дуся присела на краешек стула и съежилась. Она увидела на столе перед знаменитостью свои документы.

– Ваш случай, Евдокия Ивановна, меня заинтересовал. – Он неприятно усмехнулся. – Потому что он уникален. Вот ваш аттестат. В нем «тройка» по рисованию. Вы хотя бы соображаете, куда пришли, деревня Лопоток? Что за наглость? К нам со всей страны люди едут! И какие люди! Выпускники художественных школ, участники выставок! Вы у нас одна такая, с «тройкой» по рисованию, Евдокия Ивановна!

Она молчала. Сидела, опустив голову. Уже на два тона ниже председатель приемной комиссии сказал:

– Вот ваш аттестат. А вот ваши рисунки. Скажу сразу: «тройки» они не заслуживают. Не радуйтесь. В общеобразовательной школе не заслуживают. А у нас действительно не заслуживают выше «тройки». Увы! Художника из вас не получится. Это я вам говорю как профессионал. Так что…

– Да я и не хочу! Не хочу художником! – Она замахала руками.

– Не понял? – оторопел профессор. – Зачем же вы тогда…

Она раскрыла хозяйственную сумку, и на столе появились глиняные лошади, собаки, люди…

– Ну-ка, ну-ка… – Он полез за очками.

Пока художник рассматривал ее работы, Дуся Грошикова взахлеб рассказывала. О своем детстве, об учительнице рисования, о том, как сопротивлялись родители ее поездке в Москву, и даже о корове, которую боялась до слез.

Минут через десять он снял очки и сказал:

– Случай интересный. Это хорошо, что вы ко мне пришли. – Она не стала напоминать, что он сам ее вызвал, чтобы отчитать. – Но художником вам не быть. Это исключено. И вообще: вакантных мест нет. Талантов у нас хоть отбавляй! Впрочем… На гипс пойдете?

– Да! Конечно! Да, да, да!!!

Это было больше двадцати лет назад. И тогда ей казалось: свершилось! Вот он, счастливый лотерейный билет! Какая же она была наивная дурочка! Маргарита Мун невольно улыбнулась. Вспомнила, как мыла полы в том же художественном училище, потом работала гардеробщицей в театре. Да кем только ни работала! Одно время даже подумывала уехать обратно в деревню. И -на ферму, к коровам. Мол, от судьбы не уйдешь. Двадцать лет…

Однако замечталась! Самолет пошел на посадку. Клара тут же открыла глаза.

– Уже? – сладко потянулась она.

«Вот человек! – подумала Маргарита. – Не сеет, не пашет, никакой работой себя не утруждает, даже по дому, а живет припеваючи! Только и заботы, что о нарядах и развлечениях! Уметь надо!» Подруге она не завидовала, потому что знала: жить так, как Клара, не смогла бы. Не сказать, что Маргарита Мун – женщина блеклая, непривлекательная. Не красавица, но ведь и Клару красавицей не назовешь! Однако у подруги есть шарм. Она рождена экзотическим цветком, единственное предназначение которого – украшать жизнь. А Маргарита Мун – рабочая лошадь. Так и осталась в душе крестьянкой, хотя ее фотографии то и дело появляются в гламурных журналах. Но подход ко всему – крестьянский. И к работе тоже. Встать ни свет ни заря и, пока солнце высоко, пахать; пахать…

– Дуся! На выход! Приключения начинаются!

Она невольно вздрогнула. Приключения! Вот уже пятнадцать лет, как Маргарита Мун на мужчин не смотрит. С тех пор, как в паспорте появился штамп о регистрации брака. Рядом – Альберт Дере. Менеджер, бухгалтер, персональный психолог-утешитель, натурщик. Любовник, наконец. Это тоже по-крестьянски. Мать воспитала в строгости: сошлась с мужиком – живи. Плохой, хороший – терпи. Бог терпел и нам велел. А раз повенчаны – тем более. Она и терпела. И зачем это ему надо было? Портить отношения? Ведь все было хорошо! Теперь ей и в самом деле так казалось. Все у них с Аликом было хорошо. Помирились бы. И непременно помирятся. Сейчас главное -пережить эти две недели. И как-то избавиться от мальчика-пажа, чьи услуги (увы!) оплачены.

Отель, куда они приехали, был оазисом в пустыне. Вокруг – никого. И ничего. До пирамид -вечность. Именно вечность, а не пять часов пути. Здесь нет времени. Лишь пространство. Бесконечность. Когда взгляд все время упирается в песок, ощущение такое, будто жизнь остановилась. И конца этим пескам не будет. Остается лишь сесть, расслабиться и погрузиться в размышления. До тех пор, пока не иссохнешь, не рассыплешься в песок и не растворишься в вечности. Обрести покой и гармонию – вот чего жаждешь. Все – суета. И все заканчивается пустыней.

Отель покидать не хотелось. Пирамиды она уже видела. Там слишком много туристов. Все отполировано их взглядами, захватано их руками. Самих пирамид давно уже нет. Есть миф о пирамидах, поддерживающий доходы от туристического бизнеса. Который весь держится на мифах. Поток желающих обмануться не иссякает. Воображение дорисовывает то, без чего миф развеется: картины прошлого. Пирамиды… Им тысячи лет… Это сделали давным-давно ушедшие люди… А теперь пришли другие люди – чтобы отвлечься, сменить обстановку, раз есть такая возможность. Потому, что все надоело. А это еще не надоело, а надоест – так есть Север. Где кажется, что все заканчивается ледяной пустыней, бесконечными снегами. Жара сменяет холод. Песок покрывается льдом. Кто знает, какие пирамиды скрыты под снежными шапками? Она не хотела ни в ледяную пустыню, ни в ту, что окружала отель.

Здесь же было комфортно. Пять звезд, все включено, все развлечения тут же. Никуда не надо ехать. Публика избранная, отель закрытый. Отдыхай, наслаждайся жизнью, расслабляйся. Море, солнце, песок. В Москве еще прохладно, а здесь -жара! Май считается лучшим временем года для отдыха в Египте, сюда сейчас паломничество. Летом африканское солнце жжет нестерпимо, а в середине мая его еще можно терпеть.

– Смотри не обгори, – предупредила Клара.

Сама она весь апрель посещала солярий и теперь была покрыта ровным золотистым загаром, который предавал ей особый шарм.

Своего пажа Маргарита Мун увидела в первый же день. И сразу почувствовала неловкость. На вид ему было лет двадцать – совсем еще мальчик. Высокого роста, брюнет, с неожиданно светлыми глазами. То ли серыми, то ли голубыми – смотреть в них она боялась. Он уже успел загореть, был смугл, от чего казался худеньким, хотя мышцы рук и накачанный пресс говорили о том, что молодой человек проводит немало времени в тренажерном зале. Он легко поднял ее чемоданы и проговорил:

– Давайте я отнесу ваши вещи в номер.

У него был приятный низкий голос. Клара уже нагрузила чемоданами своего спутника, симпатичного белозубого паренька из местных, который почти не говорил по-русски. Он только улыбался и беспрекословно слушался «хозяйку».

– Сейчас придет другой лифт, – сказала та и кивнула юному спутнику на чемоданы: заноси. -Наши номера рядом. Но прошу меня не беспокоить.

– Ты что, хочешь оставить меня с ним наедине?! – Маргарита вцепилась в подругу. – Чтобы он зашел в мой номер?!

– Не валяй дурака! – разозлилась Клара. -Встретимся в ресторане за обедом. Обед через час.

– И что мне с ним делать целый час?!

Двери закрылись. Вопрос остался без ответа.

– Ваш номер на третьем этаже, – спокойно сказал ее спутник.

– Что?

Она обернулась; взгляд уперся в его подбородок.

– Прошу.

Двери лифта открылись. Она вошла, чувствуя, что ситуация осложняется. Как бы ему объяснить, что произошла ошибка?

Из лифта он вышел первым. Уверенно двинулся по коридору с багажом. Она с надеждой огляделась – но Клары уже не было. Дверь соседнего номера была закрыта. Она услышала оттуда звонкий смех подруги и невольно покраснела. До обеда не беспокоить. Потом до нее дошло: они с молодым человеком даже не познакомились!

– Как тебя зовут? – спросила она, когда парень поставил чемоданы.

– Сеси.

– Как?!!

– Сергей Симонов. Сокращенно Сеси.

«Дере. Сокращенно от Альберта Валериановича. Мне везет!»

– Но почему не Сережа?

– Имя «Сережа» иностранки выговаривают с трудом. И получается у них смешно. «Серьожа». А «Серж» мне не нравится, – пояснил он.

– А Сеси нравится?

Он пожал плечами.

– Как вам номер?

– А почему ты не спросишь мое имя?

Он улыбнулся.

– Я видел ваши фотографии в газетах. Вы такая же, как в жизни. Маргарита Мун. Хотите, я буду звать вас Марго?

– Это псевдоним.

– И как вас зовут на самом деле?

– Евдокия.

– Ого! Где ж вы родились?

– А ты?

– Черт-те где! – Он рассмеялся. – Не поверите! Это такая дыра!

– Аналогично. Так что? Будешь звать меня Евдокией Ивановной?

– А покороче нельзя?

Она вдруг представила, что этот паренек будет называть ее Дусей. Как Дере. Или Дуней, как Клара. Нет, это невозможно!

– Послушай… Сеси, – с трудом выговорила она. – Нам надо друг к другу привыкнуть.

– Понимаю, – кивнул он. – Не так все просто. Ведь вы – знаменитость! Это здорово, да?

– Я сначала много работала и только потом стала знаменитостью, – строго сказала она и поймала на себе его насмешливый взгляд.

– Хотите, я буду звать вас Евой?

Она растерялась. Возникла пауза. Сеси понял ее по-своему.

– Ну вот и договорились! Чем бы ты хотела заняться до обеда, Ева?

Его взгляд был достаточно выразителен. Она вспыхнула.

– Разобрать багаж и… осмотреть окрестности!

– Понятно, – разочарованно сказал Сеси. -А привыкать – это долго? Сколько этот процесс занимает у звезд?

– А не у звезд? Что говорит твой опыт?

Он взглядом указал на стену, за которой был номер Клары. Она поняла: ни минуты не занимает. Взял чемоданы – донес – до обеда не беспокоить.

– У тебя будет немного работы, Сеси, – усмехнулась она.

– Это я уже понял. Ну что? Ты разбираешь багаж, я жду тебя внизу, чтобы показать пляж, бассейн и ресторан?

– Да.

Дверь за ним наконец закрылась. Маргарита рухнула на огромную двуспальную кровать. Надо поговорить с Кларой! Пусть объяснит ему. Она с ненавистью посмотрела на стенку, за которой находился номер подруги. Как у той все просто! А что теперь делать ей?

Багаж она разбирала долго, все время оттягивая момент, когда придется спуститься вниз, к Сеси. Потом столь же долго раздумывала, что бы надеть. И вдруг поймала себя на мысли: раз думает об этом, значит, хочет ему понравиться! Еще чего!

Натянула светлые брюки, которые ее полнили, и светло-голубой топ, подчеркивающий пышную грудь. Надела бейсболку и спустилась вниз.

– Чудесно выглядишь! – улыбнулся Сеси. – Ты -самая красивая женщина в этом отеле!

«Ему за это и платят», – подумала она. Но все равно было приятно. Во время прогулки Сеси был галантен и осыпал ее комплиментами. За всю жизнь Дере не сказал ей и половины того, что она услышала за сорок минут променада под руку с красивым юношей.

– Мы опоздаем на обед, – напомнила она.

– Туда надо идти либо строго ко времени, либо через полчаса, когда народ схлынет. Пунктуальные иностранцы идут на кормежку по звонку. Толпятся с тарелками у шведского стола, как будто еды может не хватить! Через полчаса принесут наполненные лотки. Не торопись.

– А Клара?

– Она придет к самому концу. Если придет. -Он усмехнулся.

– Она сюда часто приезжает?

– Я ее видел пару раз, – уклончиво ответил Сеси.

– А… к тебе?

– Нет. Не довелось.

– Ну, хоть что-то…

Она невольно вздохнула. Подруга не будет хотя бы делиться подробностями и требовать сравнений.

– Ей нравятся местные. Египтяне.

– И они охотно идут на эту работу?

– Спрашиваешь! Сюда все хотят! И наши тоже! Знаешь, какой кастинг надо пройти, чтобы сюда устроиться? Это лучшая работа в мире!

– Почему?

– Спрашиваешь! Море, солнце, пляж, шикарный отель, бесплатная еда, выпивка, настоящий праздник жизни! – восторженно сказал Сеси. – Дискотеки, бары, дайвинг! Да еще и бесплатный секс!

– Ты откровенен.

– Мне нравится, когда все просто. Не надо голову ломать: что ей подарить, куда повести, как уговорить. Надо ей это или не надо. Торги какие-то. А здесь… Понятно, что надо. Ты заплатила деньги, я – твоя собственность на две недели. Правда, здорово?

Она наконец решилась посмотреть ему в глаза. Они были голубые. Светло-голубые. Небо над их головами было темнее. Маргарите Мун стало не по себе. Казалось, с левой стороны, там, где сердце, зазвенел серебряный колокольчик. Невольно она положила руку на грудь. Серебряный звон не смолкал. Быть рабовладелицей оказалось приятно. «Собственность» улыбалась и, кажется, была счастлива.

– Но ведь я старше тебя на… Кстати, сколько тебе лет?

– Двадцать три. Почти двадцать четыре.

– А мне сорок.

– Здорово!

– Сеси, ты что – не расслышал? Мне сорок!

– Это смертельно? Ты говоришь «мне сорок» так, будто тяжело больна!

– Нет, но… Я старше тебя на семнадцать лет! Почти в два раза! Тебе, должно быть, интереснее с ровесницами.

Он рассмеялся.

– С ума сошла!Да они же дуры! Сплошняком!

– Ты тоже не отличаешься особым интеллектом, – не удержалась она.

– Это потому что ты старше. На твоем фоне -да. Ты ведь звезда! – сказал он с восхищением. -Знаменитость! Еще бы мне было с тобой не интересно! Ты знаешь, как стать звездой! Ты мне, конечно, расскажешь?

– А чем ты вообще занимаешься?

– Я студент, – с гордостью сказал он. – Остался последний курс. Менеджмент и маркетинг. Платное отделение. Сама понимаешь, надо зарабатывать деньги. Квартиру снимаю, за учебу плачу. Эта работа – лучшая в мире! – повторил он. И похвастался: – Мне многие завидуют.

– А как же армия? Ты сказал: двадцать три.

– Пока у меня отсрочка. Я в академке. С сентября приступаю к занятиям. Через год получу диплом, а там видно будет.

– Но ведь придется? Все равно в армию.

– Мне сейчас идти в военкомат? – Он откровенно смеялся.

– Нет, но…

– Не думал я, что ты такая зануда! Извини. Я хотел сказать: правильная. Твоя Лимбо – супер! Я думал, ты тоже такая.

– Негритянка?

– Почему негритянка? Я имел в виду…

– Я хочу есть. – Она решительно взяла его под руку. – Идем обедать.

– Мне нравится, когда у женщины хороший аппетит, – тут же отреагировал Сеси. – Зачем морить себя диетами? Пышные бедра – это шикарно!

«И все-таки он прелесть, – подумала Маргарита Мун, которой Дере постоянно твердил, что она толстая. – Ну разве девяносто восемь – это много? Всего-навсего сорок шестой размер! Почему моему мужу так нравятся воблы сушеные?»

Вот Клару можно было бы назвать воблой. И именно сушеной. У нее были по-мальчишески узкие бедра и крохотная грудь. Маргарита Мун мстительно думала: «Зато у нее нет талии». Клара была плоской, как доска, что спереди, что сзади. Маргарита Мун не была завистливой, но… Когда тебе постоянно напоминают о том, что у тебя пышные бедра, поневоле начнешь злиться на тех, к кому природа была снисходительна. Лучшая подруга ведь не сидела на диетах, но не поправлялась.

Клара все-таки пришла к обеду. И она, и ее спутник светились от счастья. Маргарита присела напротив и невольно отвела взгляд. Клара улыбалась чему-то невидимому и неосязаемому, ее карие глаза были затуманены. Их спутники ушли к шведскому столу за закусками, и Клара тут же накинулась на подругу:

– Ну как?

– Представляешь, его зовут Сеси!

– Если бы ты знала, как моего зовут! Постой… Нет, я не смогу это выговорить! Да и зачем?

– Ты должна ему сказать, что произошла ошибка. Я имею в виду Сеси.

– Какая ошибка? Почему ошибка? Постой… Ты хочешь сказать, что эти полтора часа…

– Мы осматривали местные достопримечательности. И Сеси рассказывал о себе.

Клара расхохоталась.

– Ты – нечто! Зачем тебе знать подробности его биографии?

– Ну как же…

– Мне не надо было тебя слушать, – сердито сказала подруга. – И у тебя был бы спутник из местных. Который по-русски знает от силы три слова. Зато самых нужных.

– Так ты с ним поговоришь?

– Нет! Скажи ему это сама.

– Клара! Мне неловко!

– Я ведь уже объяснила: тебе не обязательно с ним спать.

– Какая ты циничная!

– А ты… Ханжа! И зануда! Тихо! Мальчики возвращаются!

Обедала она без аппетита. Ну хорошо. Два часа как-то продержалась. А дальше?

…Сеси не отходил от нее ни на шаг. Вечером компания пошла в бар. Клара веселилась вовсю. Пила крепкие коктейли, танцевала, выйдя в центр круга. Извивалась, выставляя себя напоказ, маняще улыбалась. На ней были модные джинсы с заниженной талией, которые сидели на узких бедрах как влитые. В Кларином пупке красовалось колечко с камушком. Камушек призывно сверкал, когда на него падал луч света. Сеси улыбался.

– Тебе нравится моя подруга? – спросила она.

– Мне нравишься ты!

У дверей своего номера она твердо сказала:

– Спокойной ночи.

На дворе и в самом деле была глубокая ночь. Он начал томно вздыхать.

– А хочешь, Ева, мы закажем в номер шампанское? Разве я не заслужил?

– Шампанского?

– Тебя. Разве я плохо себя вел?

– Нет. Но сейчас ведешь себя плохо. Навязываешься. Или спать.

И она захлопнула дверь перед его носом. Сеси ушел. Маргарита легла. Но ей не спалось. В соседнем номере, за стенкой, слышалась возня. Невольно она напрягала слух. Потом разозлилась на себя и натянула на голову одеяло. Стало душно, хотя в номере работал кондиционер; она вспотела. Там, за стенкой, звонко смеялась Клара, и у нее внутри тоже зазвенел серебряный колокольчик.

– Да что ж это такое!

Маргарита вскочила и кинулась в ванную комнату – принимать душ. Ей было жарко. Надо было смыть с себя пот. Посмотрела на часы: половина третьего ночи.

Утром она с трудом разлепила веки. Звонил телефон. Ее вызывали по внутренней связи.

– Завтракать! – Сеси был весел – несмотря на то, что вчера ночью его не пустили в номер госпожи. Похоже, он не сомневался: это лишь вопрос времени.

– Да что ж это такое!

Она запуталась в брюках. Потом метнулась в ванную, к зеркалу, оттуда к платяному шкафу. Схватилась за тональный крем, уронила губную помаду. Хотелось выглядеть бодрой, свежей. Ослепительной.

Свежей и бодрой выглядела Клара. Золотой загар, карие глаза, похожие на огромные топазы, белозубая улыбка. Мальчишка-египтянин не сводил с нее восхищенных глаз. «А ведь мы ровесницы! – с тоской подумала Маргарита Мун. -Это я, а не она знаменитость! Преуспевающая, состоявшаяся женщина! Я, а не она!» Но на деле именно Клара была королевой. А Маргарита Мун уныло смотрела в свою тарелку. Аппетита не было.

– Ну что, идем на пляж? – предложил Сеси.

Она поднялась в номер – надеть купальник. Оказалось, что остальные подготовились. Зазвонил мобильный телефон.

– Где ты ходишь? – сердито спросил Дере. – Я уже начал волноваться!

– Почему вчера не позвонил?

– Извини, я был занят. И потом: ты же не одна. С подругой, – презрительно сказал он. – Она уже вовсю б…ет?

Нецензурные слова Дере употреблял крайне редко. Но метко. Клара занималась именно тем, чем он и предполагал. Но Маргарита тут же принялась выгораживать подругу:

– Мы просто отдыхаем. Море, солнце. Пляж.

– Рассказывай! – хмыкнул Дере. Она вздрогнула. Возникло ощущение, что он в соседней комнате – настолько хорошая была связь. – Но я надеюсь, что ты…

– Алик! Разумеется, я сплю одна!

– А эта… с кем? Уже подцепила себе какого-нибудь…

– Алик!

– Ладно. Ты долетела, по дороге ничего не случилось, погода хорошая… Хорошая?

– Да. Все в порядке.

– Ну вот и славно! Желаю тебе приятного отдыха, дорогая.

– Целую.

Она надела купальник и спустилась вниз.

– Почему так долго? – сердито спросила Клара. – Мы уже заждались!

– Дере звонил. Тебе привет.

– И ему передавай, – усмехнулась Клара. – Пламенный!

…А через три дня на закате она сидела на пляже, рядом был Сеси, подруга со своим пажом уже ушла в отель. Она смотрела на море, Сеси смотрел на нее. В душе звенел серебряный колокольчик, потом к нему присоединился еще один, и еще… Сеси положил голову ей на колени, она машинально начала перебирать его густые темные волосы. Звон усиливался, ей становилось так сладко. Она была счастлива. Счастлива и свободна. Ей уже казалось, что Сеси был всегда. Так же как море. Как песок на берегу. Как Солнце и звезды во Вселенной. Она тихонько вздохнула.

– Ева, о чем ты думаешь?

– Ни о чем. Молчи.

Говорить не хотелось. Слова мешали. Мешали слушать море и серебряные колокольчики, к которым она уже привыкала. Она посмотрела на Сеси. Он был так красив! И так послушен. Она велела -он молчит. Велит – осыплет ее комплиментами. Владеть так упоительно. Землей, людьми, деньгами и талантом. Талантом! У нее есть талант! Она непременно должна вылепить этого мальчика! Была Лимбо – теперь будет Сеси. Она так и назовет свою новую скульптуру: «Сеси». И пусть все думают: почему? Весь мир думает. И смотрит. Любуется. Пусть делают с него бюстики, пресс-папье, настольные лампы…

– Ты хочешь быть лампой?

– Лампой? Почему лампой? – Он поднял голову, посмотрел на нее удивленно. – Ева, чему ты улыбаешься?

– Пустяки. Своим мыслям.

– Я тоже хочу улыбаться. – Сеси надул губы.

– Улыбайся.

– Но мои мысли невеселые, – пожаловался он. Ты меня не любишь.

– Любовь не в правилах твоей игры.

– Я имею в виду…

– Тс-с-с… Молчи… – И она положила указательный палец на его по-детски пухлые губы. -Молчи, Сережа… Молчи…

Все ушло прочь, осталось одно только ощущение огромного счастья, куда слились море, солнце и небо. Голубые глаза Сеси…

Она по-прежнему не позволяла ему оставаться на ночь. И сегодня сказала «спокойной ночи» и закрыла перед ним дверь. Несмотря на то что собиралась лепить с него нового идола. Такова была Маргарита Мун. Сначала она должна полюбить его в глине. В мраморе. Или как Лимбо: в металле. И не думая о том, что может владеть самой натурой, она лежала, закрыв глаза, и лепила. Ее пальцы шевелились, ей уже не терпелось вернуться домой и начать работу.