Текст книги "Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем."

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

2

Ей писал Павел Петрович Стрельцов. Очередная его исповедь начиналась словами:

«Долго думал я, прежде чем решиться. Сокровенное рассказать. Непросто это, ох как непросто чужому, можно сказать человеку, душу открыть! Вы знаете, конечно, что моя первая жена умерла. От рака. Мы уж год, как ждали. А смерти жены любимой ждать все одно что в глубокий колодец спускаться. Как только ноги почувствовали дно, так веревка возьми да и оборвись. И назад пути нет, кричи, не кричи. Холодно там внизу, страшно.

Страдал я. Потому как любил безумно свою Полинку. А безумная любовь, она потому такая, что без ума. Вот без ума я и женился. А было мне чуть за двадцать. Сейчас расскажу, как это было.

Жили мы все втроем в одном дворе: я, Полинка и Василий. Вместе росли, вместе в песочнице ковырялись, вместе потом в школу бегали. За одной партой по очереди с ней сидели. День я, день, значит, Василий. И портфель ее по очереди из школы несли. День я, день Василий. Но любить в очередь нельзя. День одного, день другого. Не получается. Тут надо выбирать. И дружба, как вы сами понимаете, кончается.

Он, конечно, превосходил меня по всем статьям. Я-то из рабочей семьи, а Василий из потомственных интеллигентов. Кость тонкая, лицо одухотворенное, костюмчик всегда на нем был чистенький, рубашечка белая, а пальцы на руках длинные, нервные. Когда он Полине операцию должен был делать, я только на них и смотрел. Всю жизнь верил в его руки. Еще когда Васька на школьном концерте должен был играть. На рояле. Родители его переживали: «Как он справится, наш мальчик?» А я смотрел на его длинные, нервные пальцы, и свято верил: Васька не ошибется. Он никогда не ошибется. С такими-то руками!

Сыграл он. И на одном концерте, и на другом. Только с музыкой после школы завязал. Папа-врач захотел, чтобы сын стал хирургом. И Василий в медицинский институт поступил. Ну а я на завод пошел, к своему, значит, отцу. Мне до института было еще пахать и пахать. И армия меня ждала. До осени в цеху отработал – и призвали. Могла меня, спрашивается, полюбить такая девушка, как Полина? Первая в школе красавица, умница, отличница. Это вам не портфель в очередь носить, это любовь.

Я сразу понял, что шансов у меня никаких. Но понять – это одно, а забыть ее – другое. Как забыть эту темную косу, лежащую на голове короной? Веснушки на носу, словно недозрелые маковые зернышки, родинку-каплю на нежной шее? Как оторвать от бывшего друга? Ведь она пошла вслед за Василием в Первый медицинский институт. Только на фармацевта, там вроде конкурс был поменьше. Лишь бы рядом. Василий-то талант, ему никакой конкурс не страшен. Ну и папа-врач, понятное дело, со связями. Потомственная династия! Хотя про папу я зря, Василий многого в жизни добился. Одним блатом такое не делается.

Поступил он в медицинский без труда. И сумку ее домой носить стал уже он один. А у меня впереди была армия, и вы можете представить, что я чувствовал, стоя в карауле или ночью, в казарме, лежа под казенным одеялом. О чем я думал и как страдал! И сколько мне потом пришлось пахать, чтобы выбиться в люди! И то, что я живу сейчас в огромном особняке, ни в чем себе не отказывая, по справедливости. Я все это заработал.

Так как же получилось, что я женился-таки на своей обожаемой Полине? А она сама ко мне пришла. Вот так: взяла и пришла. Дело было вечером. Слякоть, дождь, а у меня в комнатенке словно солнце взошло.

– Паша, – говорит она мне. – Давай поженимся?

До этого вечера мы и не поговорили-то толком с тех самых пор, как я из армии пришел. «Здравствуй – здравствуй» и по разным подъездам. И вот вам, нате! Давай поженимся! Она в это время заканчивала медицинский институт, я же вернулся на завод, к станку. И зарабатывать начал хорошо. Норму перевыполнял, с мужиками в гараже вечерами не сидел, спиртным не увлекался, и начальство меня ценило, дальше двигать собирались.

Что же, я не студент, не на стипендию живу, жениться вполне могу себе позволить, и в очередь на квартиру меня поставят, и мебель со временем куплю, и холодильник, и цветной телевизор. И жену смогу доучить. Чего у них там полагается после института? Интернатура? Осилим! А ей, видно, совсем было плохо. Мать заела. У них в семье четверо детей было, Полина – старшая. Она, конечно, подрабатывала, где могла. Санитаркой, нянечкой. Но, видно, надорвалась. В тот вечер смотрел я на нее и видел, как же она устала! Подурнела, под глазами круги, пятна какие-то на щеках. А раньше были веснушки. А в глазах такая тоска!

– Паша, давай поженимся? Паша…

Будто и не имя мое говорит, а спасательный круг просит. И я не смог мимо пройти. Отказаться не смог. Безумная любовь, она такая и есть. Без ума.

На следующий день мы подали заявление в ЗАГС. Расписали нас быстро, через месяц. Свадьба была скромная, Полина сама на этом настояла. Даже фату не надела. Так с непокрытой головой и сидела за столом. Все ее, понятно, осуждали. А она как каменная. Крикнут «горько!», встанет, повернется ко мне, губами чуть тронет и – за стол. Народу было мало. Мои родители, ее родители, тетка Марья, дед Андрей, да трое Полинкиных братьев-сестер. Поженились. Мне тут же дали комнату в коммуналке, а через три года и отдельную двухкомнатную квартиру. Мишке как раз исполнилось три.

Рожала она тяжело и раньше срока. Месяца на два раньше, чем мы планировали. Я был сам не свой. На работе зашиваюсь, а тут еще с женой плохо. И вдруг подходит ко мне Василий. Я как раз с работы возвращался.

– Ну как Полина?

– Нормально, – говорю.

– Да ты не стесняйся. Мы же с тобой друзья. И ей я тоже не чужой. – Я на это ничего не сказал. Хотя сразу понял в первую брачную ночь, кто меня опередил. Не чужой! Вот как это, оказывается, называется! А он: – Хочешь, помогу?

– И как ты мне можешь помочь? – спрашиваю.

– Давай в роддом съезжу? Отвезу ей передачу, узнаю, как дела. У меня там знакомая работает. Я с ней поговорю.

И поехал. Две недели так и ездили с ним. В очередь. День я, день он. А потом вместе у крыльца стояли. Я с букетом и он с букетом. Как только Полина вышла из больницы с пищащим свертком на руках, у меня сердце замерло. В глазах потемнело, а ноги будто к земле приросли. И Василий рядом замер. А она спускается с крыльца, подходит и протягивает сверток мне:

– Сын. Прими.

Вот и все. Василий с тех пор больше к нам не заходил. А к жене у меня никаких претензий не было. Полина была безупречна и мне верна. Рожать она больше не смогла, да я не сильно огорчился, насмотрелся на Полинкину семью. Многодетную. Надо одного сына на ноги поставить, а уж такой, как мой Мишка, всех пятерых стоил! Чтобы жизнь только ему посвятить. Красивый в мать, умный. В меня, наверное. Учился на одни пятерки, школу окончил с золотой медалью и поступил не куда-нибудь, а в Плехановский! Огромный конкурс выдержал, но поступил. Я к тому времени уже почуял, что в стране грядут перемены. И вовремя подсуетился. Подготовился то есть. А как только время пришло, уволился с завода, с хорошей должности, нашел компаньона и открыл свое дело. Небольшое, но прибыльное. А со временем развернулся, и деньги стал лопатой грести.

Мишка у меня на фирме работать начинал. Только вспыльчивый он, горячий. И работать ни под кем не хотел никогда. Сами, мол, с усами! Молодой он, умный и злой. Образование опять же высшее экономическое. Амбиций – выше крыши! Разделились мы. Я ему, конечно, на первых порах помог. Денег дал. Хотя всех этих нововведений не понимал никогда. Консалтинг, маркетинг, мерчандайзинг… Тот же аудит, в котором Мишка был особенно силен. Я в этом ни черта разбираюсь. На это у меня целый штат есть. И финдеп. Там тоже молодые и образованные сидят. А мое дело купить подешевле, продать подороже. Опять же купить оптом, продать в розницу, на прибыль купить еще больше оптом. А он, стервец, здорово развернулся! В двадцать девять лет имел все. На новом «Порше» по Москве зажигал. Я себе, например, такую машину так и не купил. У меня одна любовь: «лотос». Натура, видно такая. Однолюб.

А почему имел, а не имеет? Так в этом-то вся и драма. Убили его. Больше двух месяцев прошло, как убили…»

Люба вздрогнула. Потом уперлась взглядом в пустую страницу. Как, и все?! Больше Стрельцов ничего написать не смог. Три точки. «Больше двух месяцев прошло, как убили…» Оказывается, за то время, что она болела, у Стрельцова убили единственного сына! Нет, чуть раньше. Еще до того, как погиб Олег.

Какой, оказывается, несчастный человек, этот Стрельцов! Сначала у Павла Петровича умерла любимая жена, а теперь погиб единственный сын. Стрельцов мучается, страдает. Видимо, винит себя. Но разговоры на эту тему даются ему с большим трудом. Надо его расшевелить. Выговорится – легче станет.

«Как же это случилось, Павел Петрович?»

Нет ответа. Ладно, подождем. Люба ждала, но тщетно. Потом решила выпить кофе, раз Стрельцов взял паузу. Не исключено, что соберется с мыслями и продолжит. Глаза слипаются, но все это так интересно! Интуитивно Люба чувствовала, что здесь кроется какая-то тайна.

Как только она уселась за компьютер с чашечкой кофе, зазвонил телефон.

– Любовь Александровна, это я.

– Капитан Самохвалов?

– Давайте с вами сразу договоримся об очередном сеансе связи. Просто-таки невозможно до вас дозвониться!

– А надо?

– Насчет проверки алиби сами просили. – У него был голос обиженного мальчишки.

– Проверили?

– Не так-то это просто. Начал проверять. Стрельцов утверждает, что весь вечер был дома. Соседи говорят, что в его особняке до глубокой ночи горел свет и кто-то ходил по огороженной территории. Вроде бы машина подъезжала, фарами светила. Но был ли это сам хозяин или кто-то другой, с полной определенностью никто сказать не может. И неудивительно: несмотря на то что дома стоят плотно, люди там живут замкнуто, в гости ходят редко, друг за другом не следят. И чужих тайн не выдают.

– Потому как грехи есть за каждым, да?

– Большие люди – большие деньги. И проблемы, соответственно, большие.

– А как бы узнать, не помогал ли сын Стрельцова Михаил решать большим людям эти самые большие проблемы? Он ведь занимался аудитом, возможно, не только внутренним, но и внешним.

– Как, вы говорите, его зовут?

– Звали. Потому что он умер. Михаил Павлович Стрельцов. Двадцать девять лет. Его убили пару месяцев назад. Ты бы проверил: кто и за что?

– Вы-то откуда знаете, что его убили? – подозрительно спросил Стас.

– Цыганка нагадала.

– Что, в Интернете и такое есть?

– А как же! Прикладываешь руку к экрану монитора и получаешь вскоре распечатку: свое будущее. Только предварительно гадалка интересуется местом твоей работы и счетом в банке. Видать, будущее напрямую зависит от гонорара ясновидящей.

– Везде жулики, – притворно вздохнул капитан Самохвалов. – Так, значит, мне надо заняться убийством Михаила Стрельцова?

– Да. А как насчет остальных? Градов и Иванов?

– Никак. Градов Алексей тоже утверждает, что весь вечер просидел дома. Так же, как и вы: в Интернете. Проверить это сложно, с соседями Градов не общается. А вот Сергея Иванова дома как раз и не было. Мама говорит: ходил на свидание.

– С кем?

– С девушкой.

– Имя девушки можно узнать?

– Попробую. Но для этого мне надо поговорить с самим Ивановым. А на каком основании я его подозреваю и проверяю? Он может просто меня послать. Но я попробую.

– Стас, можно будет установить номер телефона, с которого мне было отправлено сообщение от Ромео? То самое, последнее?

– Трудно, но можно. Я же в этом ничего не понимаю, надо к умникам идти. К тем самым, по борьбе с компьютерными преступлениями.

– Ну, сходи.

– А к тебе можно?

– Боюсь, я в этом тоже ничего не понимаю. Как выслеживать преступников, орудующих в Интернете.

– Не, я так. В гости.

– Интересно, я имею право тебя не пустить? Что на этот счет говорит закон?

– Охраняет частную жизнь граждан. Согласно Конституции, каждый имеет право на неприкосновенность жилища.

– Мне повезло. Я не открою тебе дверь, Стас. Согласно Конституции.

– А если я приду как частное лицо? – вкрадчиво спросил он. – Мы можем поговорить о чем-нибудь другом, кроме убийств и взломов сайтов?

– Нет. Спокойной ночи.

И она сердито положила трубку. Что она о нем, собственно, знает? Да ничего. А вдруг у него красавица-жена и семеро маленьких детей? Единственная радость – он не преступник, потому что сам работает в милиции. А так их с Люськой шансы примерно равны. На любовь счастливую и любовь несчастную. Вряд ли повезет им обеим. Люба всегда считала себя неудачницей, потому и решила отступить. Нет, она не позовет капитана Самохвалова в гости. Как частное лицо. Никогда!

3

Люба не ложилась спать, все еще ожидая ответа Стрельцова. И ей пришло очередное сообщение. Но было оно не от Павла Петровича. На связь вышел Сергей Иванов. Люба невольно заволновалась: вот сейчас и решится судьба лучшей подруги! Люська-то от свидания в восторге, а что он обо всем этом подумал?

«Вы будете смеяться, но я сделал так, как вы сказали. И мне не пришлось прилагать к этому никаких усилий. Она сама меня как будто ждала…»

– Еще бы! – вслух сказала Люба.

«…Я вышел из дома в начале десятого. Отгулов у меня накопилось немало, потому что я люблю работать по субботам и воскресеньям, а особенно в праздники, вот и решил воспользоваться. Хотел, как обычно, поехать на рынок или заглянуть, например, в магазин одежды, приглядеть симпатичную продавщицу. Обожаю этих милых девушек! Они на работе явно скучают. Томятся. Мне нравится их развлекать. Лучшего объекта для нашего эксперимента и не найти.

У меня даже есть тайная симпатия. Буквально в двух шагах от места моей работы, в магазинчике «Чай, кофе», томится за прилавком изумительная девушка. Я каждый день покупаю у нее пакетик кофе капучино. Неизменно с амаретто. Обожаю запах миндаля! И ее миндалевидные глаза, и гладкие темные волосы, и маленький прямой носик. Восторг! Но беда в том, что она все время занята. Нет, не клиентами. Она все время разговаривает по телефону. Отпускает товар, слушая чей-то голос в трубке, пробивает кассовый чек, от нее же не отрываясь, мило улыбается в ответ на мое вежливое «спасибо». И я не могу понять, мне адресована эта улыбка или невидимому собеседнику. Вот уже целый год я не могу дождаться, когда она положит трубку и мы останемся одни. В магазинчике почти не бывает посетителей. Кроме ее абонентов. Но их поток неиссякаем! И каждый раз я прихожу в отчаяние.

К чему это я? Не знаю. У меня сегодня лирическое настроение. Потому что женщина, с которой я познакомился, выполняя ваше «домашнее задание», оказалась очень милой. Правда, я так и не понял, что она делала на скамейке у моего подъезда в девять часов утра. Если бы она жила в моем доме, я бы давно это заметил. Такую женщину невозможно пропустить.

Она не красавица, даже не хорошенькая, но чертовски обаятельная! Когда она смотрит на тебя яркими голубыми глазами, в упор, не отводя взгляда, и лихо улыбается, хочется сделать какую-нибудь глупость. Разбить камнем витрину магазина или лупануть по мячу, чтобы напугать до визга соседского пуделя. Чертовщина какая-то! А не заметить эту особу нельзя, потому что у нее оранжевые волосы. И, как это ни странно, ей идет. Должно быть, только ей. Судя по тому, что она читала журнал «Плейбой» и по ее виду, я поначалу предположил, что она занимается древнейшей профессией. Уж точно не любимый ее бросил, как она мне наплела. Скорее, ночная бабочка возвращалась с работы и, устав, присела на скамейку у моего подъезда. Больно легко она пошла со мной на контакт.

Потом мы разговорились, и я понял, что ошибся. Она женщина опытная, но денег за любовь не берет. Просто у нее большое доброе сердце. Высшим образованием там и не пахнет, она порою употребляет соленые словечки, но и это ей идет! Я никогда не думал, что мне понравится женщина такого типа. Как бы это сказать? Очаровательно вульгарная особа. Ослепительно некрасивая. Умудренно неиспорченная. Заговорился. Сам не знаю, что это было, но мы сразу почувствовали друг к другу симпатию. Если вам интересно, ее зовут Людмилой. Люсей.

О чем мы с ней говорили? Да ни о чем! О пустяках. У нее, между прочим, удивительное чувство юмора. А остальных чувств она не умеет скрывать вообще. Увидев мою машину, она почему-то воскликнула:

– Супер!

Хотя это не бог весть что. И взгляд у нее сделался такой… Мечтательный. Но она не жадная до денег, это чувствуется. Когда я довез Люсю до дома, она сказала:

– А ну-ка, погуди.

– Зачем? – удивился я.

– Пусть они все из окон повысовываются.

– Кто они?

– Соседи.

– А зачем?

– Спрашиваешь! Меня еще никто на приличной тачке домой не подвозил! Пусть завидуют!

– А не боишься? Зависти?

– Еще чего! Если бы у меня была, к примеру, вилла на Майами, да «Мерседес» под окном, я бы сглазу боялась как огня! И в церковь бы бегала каждую неделю, грехи отмаливать. А нищий все равно что новорожденный. Откуда у него грехи, если добра не нажито? Значит, никого не кинул, никому зла не сделал. Чего ж бояться-то?

И я, смеясь, три раза надавил на клаксон.

Соседи из окон действительно высунулись. Двое даже вышли на балкон. И тут начался знаменитый Люсин выход. Из моей машины. Сначала она высунула из нее ножку в туфельке на высокой шпильке. Потом грациозно выпорхнула из салона. И пошла: спина прямая, грудь вперед, бедра волнообразно движутся. Я не видел ее лицо, но представлял, как она при этом смеется. Потому что смеялся сам.

Черт возьми, мне никогда еще не было так весело! Это не женщина, а шоу!

Могу я ей позвонить?»

– Не женщина, а шоу, – вслух повторила Люба его слова.

А потом подумала: «Не так уж и плохо. Значит, он принял Апельсинчика за ночную бабочку. А за кого, интересно, он должен был ее принять? Если это Ромео, то надо отдать ему должное: хорошая игра. А если нет, то надо отдать должное Люське: она умеет производить на мужчин впечатление».

Один эпизод показался ей значительным. Девушка в магазине «Чай, кофе». По стилю похоже на Ромео: лирично и с фантазией. А что, если он ее придумал? Если нет никакой девушки с миндалевидными глазами и неизменным телефоном в руке? Кто может это проверить?

Она поняла, что опять придется дать поручение Стасу. Не Люське же. Хотя почему бы и нет? Пусть она еще раз встретится с Сергеем Ивановым. Но предварительно надо бы ее проинструктировать.

«Можете позвонить Люсе».

«А если она все-таки профессионалка? Уличная проститутка? Мне это поможет или, напротив, навредит?»

«Вам хочется иметь дело только с порядочными девушками?»

«Предпочтительно».

«Основание?»

«За деньги я самоуважение не куплю».

«Резонно. Значит, скажите ей о своих подозрениях. И достойно выслушайте ответ».

«Совет принят. Но, Доктор, вы разобьете мне сердце!»

«Почему?»

«Она мне очень понравилась».

«Врет или не врет?» – этого Люба писать не стала. Время покажет. А Люсеньке надо быть осторожней.

Ау! Клаус! Твоя очередь! Где ты?

Есть!

4

«Сочинение на тему «Мой день»

Я просыпаюсь достаточно рано, в семь часов утра. В крайнем случае, в половине восьмого. Хотя частенько ложусь в постель за полночь. В моем окне долго горит свет. Я всегда дожидаюсь момента, когда наступит предел. Предел человеческой усталости. Потому что самые тягостные мысли – ночные. Утром это другое.

Утренние мысли меня не пугают. Я просыпаюсь и лежу в постели еще примерно с час. О чем я думаю в это время? Преимущественно о приятном. Приятное для меня – это думать о своем друге. О том, что ему сейчас гораздо хуже, чем мне. И еще об одном человеке. Да, это женщина. Но вы просили только факты. Оставим эмоции.

Итак: мой день.

Я встаю в девять, умываюсь, бреюсь, чищу зубы, ну, и все, что положено. Мое лицо в зеркале не доставляет мне особого удовольствия, но и отвращения не внушает тоже. Я пью кофе, очень крепкий кофе. Завтраком себя не утруждаю. Не потому что на диете – не хочу. А потом сажусь работать.

Мое рабочее место за компьютером. Времени я не замечаю. Интернет – обширное поле деятельности. А монитор – замочная скважина в двери, за которой весь мир. Я не только в нее поглядываю, я ищу ключ к замку. Иногда мне это удается, дверь открывается, и я получаю вполне законную прибыль.

Да, я зарабатываю этим деньги. А вы разве нет?

Я предпочитаю не ходить по магазинам, а заказывать товары на дом. Все, что мне необходимо, приносит посыльный. Перед тем как открыть дверь, я долго гляжу в глазок. И когда он входит в квартиру, на всякий случай убираю ногу. Привычка, знаете ли. Не люблю, когда на нее наступают, даже случайно.

Я человек нетребовательный к пище. И даже не сержусь на то, что каждый посыльный умудряется разбить пару яиц. А мороженое все время подтаявшее. Я не умею устраивать по этому поводу скандал. Хотя знаю прекрасно: стоит один раз возмутиться, и безобразию придет конец. Они пользуются моей слабостью. Я не умею «строить» сферу услуг. Но иногда так хочется себя побаловать вкусной едой! Нет, в ресторан я не хожу, предпочитаю также заказывать ее на дом. Особенно мне нравится пицца. Хотя бы раз в неделю я обязательно заказываю пиццу. С грибами, каперсами, под толстым слоем сыра… Или спагетти под соусом «болоньез». Замечательно, знаете ли! Реклама висит на двери каждого подъезда. И у вас наверняка тоже. Рекомендую. Скучно все время есть салат из зеленых помидоров.

Вот и все. Больше ничего интересного. Описывать мою работу скучно. Главное, что таким образом время летит незаметно.

Далеко за полночь все еще светится мое окно. Когда я чищу зубы, мои глаза слипаются. Но это же прекрасно? Падать замертво от усталости и тут же засыпать?

Я справился?»

Она думала долго. Если отбросить некоторые нюансы, то это ведь ее собственный день! Даже мысли он угадал верно. Да, вечерних она боится, к утренним относится более спокойно. Только думает не о друге, как этот Клаус, а об Олеге. О том, кто и за что его убил. И еще о Ромео. Так что это? Насмешка? «Скучно все время есть салат из зеленых помидоров». А реклама действительно висит. Прямо у лифта, на ее этаже. Сеть пиццерий: доставка на дом. И телефон.

Главное сейчас – осторожность.

«Я затрудняюсь вам помочь. Не пойму, в чем ваша проблема? По-моему, у вас все в порядке!»

«Значит, по-вашему, такая жизнь нормальна?»

«Не считая разбитых яиц, да».

«Яйца, это яйца?»

«У меня плохо с чувством юмора».

«У меня тоже. Так что нам делать?»

«Попробуйте выйти на улицу. Проведите день как-нибудь иначе».

«Хорошо. Вам об этом рассказать?»

«Обязательно».

– Уф! – она с облегченно вздохнула, нажав на крестик. Все, на сегодня хватит. Сеанс окончен.

Этот парень ее напрягает. Свой день он описал или ее? Но его-то проверить проще, чем Сергея Иванова. Есть домашний адрес. Проследить за Класусом нетрудно. Придется снова Стаса просить. А почему, собственно, она подозревает этого Клауса? Свихнулся парень на почве одиночества, целыми днями просиживая за компьютером? А что такого ненормального в добровольном затворничестве? Себя-то она не считает сумасшедшей!

А глаза уже и в самом деле слипаются. Далеко за полночь, а ее окно еще светится. А что, если он стоит сейчас внизу и смотрит?

Люба поборола страх и вышла на балкон. Майская ночь была теплой, но не душной, как в зените лета. Тихо, безветренно. Где-то за домами гудела автомагистраль, по которой и ночью лихо проносятся машины, там была бурная ночная жизнь, а здесь, в тихом дворике, сонно и спокойно. Все спят.

Все?

Она вгляделась в темноту. Напротив ее подъезда стояла машина. Похожая на те светлые «Жигули» с тонированными стеклами, которые преследовали Любу во время попытки выйти из дома. А вдруг это другая машина?

Но все равно Любе стало не по себе. Она зябко передернула плечами, ей вдруг показалось, что на улице холодно. Она зашла обратно в квартиру, захлопнув балконную дверь, и задернула занавески. Потом выключила в комнате свет и снова крадучись подошла к окну. Стоя в полной темноте за занавеской, Люба увидела, как машина, стоявшая напротив ее подъезда, плавно тронулась и поехала прочь…

…Прошло два дня. Ее пациенты молчали, а Люба пыталась скоротать время, путешествуя по дебрям Интернета. Узнавала зачем-то каждый день погоду, хотя никуда и не собиралась выходить, часами рассматривала модную обувь и одежду в бесконечных каталогах. Читала сводки новостей, чувствуя полное безразличие ко всему, что происходит в мире. Общалась в чате, обсуждая новую книгу модного автора. Книгу ей принесли на дом. Слава богу, все страницы оказались целы! И переплет не поврежден. От этих посыльных всякое можно ожидать…

На третий день Люба не выдержала и позвонила подруге.

– Апельсинчик, ты совсем меня забыла! – пожаловалась она.

– Милая, я работаю, – сурово сказала та, но потом сжалилась: – В выходные обязательно зайду. А ты все дома сидишь?

Люба хотела было рассказать Апельсинчику о подозрительной машине под окнами, но передумала. Вдруг это паранойя? А подруге и своих проблем хватает.

– Мне что-то нездоровится, – сказала вместо этого она и тут же перевела разговор на другую тему: – Люсенька, а как там Сергей поживает? Он тебе звонил?

Подруга тут же оживилась:

– Представляешь, звонил! Так неожиданно…

– А почему тебя это удивляет?

– Он же такой крутой! Там, наверное, женщин! Что грязи. А у меня кроме обаяния – одни долги. И ноги кривые. А он говорит, что я – прелесть. А то я в зеркало не смотрюсь! Ко всему прочему, Петька! Правда, я его скоро в летний лагерь сбагрю. Но потом все равно ведь придется признаться. Что родила неизвестно от кого.

– Ну, положим, известно.

– Да лучше бы не знать! – в сердцах сказала Люська.

Про Петькиного отца она не могла говорить спокойно, и Любе частенько приходилось затыкать уши, так неистовствовала неукротимая Людмила. «И где только были мои глаза?!» После второй ходки Петькин отец регулярно наведывался к Апельсинчику клянчить деньги, на том основании, что он – отец ее ребенка. Мало того, что на шее у Любиной подруги сидели родители и ребенок. Еще и бывший муж-уголовник! Безработный! Неунывающая подруга, смеясь, говорила, что это карма. Да, с любовью ей везло, а вот с деньгами нет. Поэтому Люба сочла своим долгом ее предостеречь:

– Насчет Сергея не очень-то обольщайся. Ты правильно делаешь, что не веришь в его слова. Я тебя прошу: только не увлекайся.

– Если тебе это интересно, завтра мы с Сережей идем в ресторан. Не в забегаловку какую-нибудь, по системе общепита! В настоящий ресторан!

– А потом?

– Потом… Рыжий-то дома! Хотела его родителям подбросить, да как-то надоело их напрягать. Я же не кукушка. Мой сын – мои проблемы. Все равно Петьке скоро в лагерь. Так что завтра я опять лягу спать одна, – с сожалением сказала Люська.

– Вот и не спеши. Кстати, где вы встречаетесь?

– У меня выходной выпадает. Я же теперь через день. Зато с раннего утра и до позднего вечера. Сережа попросил заехать к нему на работу. Там мы и встретимся, возле его офиса, – надо было слышать, как Люська произнесла слово «офис»! – и поедем в кабак на его машине. Круто!

– Апельсинчик, не можешь оказать мне услугу?

– Смотря какую.

– Там, рядом с этим офисом, должен быть магазин «Чай, кофе». Зайди в него, пожалуйста, и посмотри, кто там работает.

– Это еще зачем?

– Мне очень надо.

– Но покупать я там ничего не собираюсь. Там же небось цены ломовые! Вот у нас на оптовке…

– Хорошо, хорошо. Не надо ничего покупать. Кроме пакетика капучино. Обязательно с амаретто. Это тебя не разорит?

– Пакетик капучино? С амаретто? Можешь не волноваться, подруга, я все сделаю. Если ты мне потом объяснишь, зачем я это делаю.

– Конечно, объясню, – улыбнулась Люба. – Я тебя люблю, Люсенька.

– Не любишь, а используешь.

– А совесть у тебя есть? – возмутилась Люба. – Ты у меня десять лет списывала! А кто тебе контрольные в техникуме решал?

– Так то контрольные! Вспомнила! Ладно, шучу. Я тоже тебя люблю. Нежно целую. До встречи. Чао!

«Женщина-шоу», – вспомнила Люба, положив трубку. Грубоватая, немного вульгарная, даже хамоватая, беззастенчивая, но тем не менее добрая и отзывчивая. И желающие купить билет на такое представление всегда найдутся. Любе очень хотелось, чтобы Ромео оказался не Сергей Иванов. Но потом она себя одернула: никаких личных симпатий! Иначе можно лишиться жизни. Ромео и ставит такую задачу: усыпить Любину бдительность. А потом…

Об этом лучше не думать.