Текст книги "Я стану Алиеной"

Автор книги: Наталья Резанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И был бы конец разговору, – подытожила она. – Тебя же предупреждали, что я подлая.

Он сел, отряхиваясь:

– У меня такое ощущение, будто ты разыграла всю эту фехтовальную сцену, независимо от развязки, только для того, чтобы не отвечать, куда мы едем.

– Ощущение, ощущение… Чесноку поешь, может, пройдет.

Но вопрос по-прежнему остался без ответа.

Селия.

Имя, по всей вероятности, настоящее.

Возраст: не более двадцати.

Происхождение: скорее всего, горожанка, откуда-то из-под Тримейна.

Выказывает знания, несовместные с принадлежностью к женскому полу, за что обвинена в ведовстве и ереси.

Убийца.

Лгать умеет, но не любит.

Едет неизвестно куда.

Что, подозрительно звучит? А если на него самого такой же синодик составить?

Оливер.

Двадцать шесть лет.

Дворянин.

Бакалавр свободных искусств.

Предлагали хлебное место на таможне, ибо на Юге дворяне подобной службой не брезгуют.

Мнит себя историком – magistra vitae[3]3
  Учительница жизни (от латинской пословицы «История – учительница жизни»)


[Закрыть], знаете ли…

 
Шатался по всей стране.
Убийца.
Едет неизвестно куда.
 

Еще ведь гаже получается. Таких, как он, как называют? Перекати-поле? Это слишком вежливо. Рохля. Размазня. И он готов бежать за ней хоть на край света только потому, что она сказала: «Ты сильнее, чем кажешься»?

Нет. Он крикнул: «Я за вас!» – прежде, чем ее увидел.

Их встреча была предрешена. Он знал это за день до встречи.

Если бы ее лошадь не захромала… что, скорее всего, спасло ей жизнь… Судьба придержала ее, сделав жертвой бедную Лину. А покуда она шла пешком и блуждала по болотам, он лишнюю неделю ожидал в деревне. Хотя никто его там не держал.

Все правильно.

С судьбой не спорят.

Не каждому дано воочию увидеть свою судьбу. И тот, кому это выпало, обязан радостно принять ее.

И полюбить.

Вот слово и сказано.

Он спросил ее, как она собирается назвать своего коня. Она пожала плечами и призналась, что не задумывалась об этом.

– Серый, и ладно. Можешь сам придумать.

– Я тоже не большой знаток конских кличек. Не Буцефалом же его называть!

– И не Инцитатом.

– Так назови по имени хозяина Инцитата.

– Зачем я стану скотину оскорблять? Кроме того, чем лошадь похожа на сапог?

– Ну, возьми личное имя Калигулы – Гай.

– Это еще куда ни шло.

– А мой, если уж полезли в Рим, будет Тит.

– Отвратное имя. Уж лучше Гней.

– Согласен. Гай и Гней. Тогда будем считать, что твоего мы назвали не по Калигуле, а по Божественному Юлию. Цезарь и Помпеи. Вперед, на спинах полководцев!

– Что, в Египет захотелось?

– А если не в Египет, то куда?

– Опять ты… Возьмем за основу мой прежний план. Эрдский Вал.

– А тебе известно, что этот край – прибежище всевозможных разбойников и вообще людей вне закона?

– Слышали, слышали. Ты много в последнее время людей вне закона встречал, кроме меня?

– Тогда мы были ближе к Эрденону.

– А близ Эрденона ловят не абстрактных людей вне закона, а конкретную меня. – Усмехнулась. – А хороша бы я была, если бы поверила Найтли, что в герцогстве Эрдском я вне опасности, и двинулась прямиком в Эрденон. Но у меня было предчувствие, что раз Найтли хотел туда пойти, мне туда ходить не надо.

– Кто такой Найтди?

Она не сразу ответила. Собственно, он уже полагал, что она вообще не ответит, когда услышал:

– Мой учитель.

– Это он научил тебя истории, юриспруденции и латыни?

– Более всего он научил меня никому не верить. А вообще-то мои знания, хоть и не столь упорядочены, как твои, довольно разнообразны.

Он так и не разгадал, хотела ли Селия чем-то уколоть его последней фразой или это была чистая информация. Затем она надолго замолчала. Когда же вновь заговорила, изрекла:

– А дорога-то – прямиком на юг.

– Естественно. Точнее – на юго-восток. А что?

– То, что к Валу мы по ней никогда не попадем. Сваливать пора, и лесом.

– Вообще-то ты права – пока мы недостаточно удалились от Эрденона, тебе небезопасно ездить по большой дороге. Бог даст, лесом выберемся.

На привале он достал из мешка чистый лист пергамента, оставшийся от работы над рукописью, зачинил перо.

– У тебя, может, и чернильница с собой имеется? – с подковыркой спросила Селия.

Он не попался на издевку:

– Конечно имеется. Обычно я ношу ее на поясе, но пару недель назад переложил в мешок. Вот она. – Он достал свинцовый флакон с плотно привинченной крышкой.

– И для чего тебе это понадобилось? Хочешь создать хронику наших совместных подвигов?

– Со временем, может, и создам. Но пока я собираюсь вычертить карту. Если я буду представлять местность зрительно, то легче смогу сообразить, как нам передвигаться…

Никакого ответа – ни положительного, ни отрицательного он не дождался и принялся за работу.

– Вот смотри. Твоя цель, как я понимаю, находится где-то посередине между Эрдским герцогством и Древней землей.

– Ну.

– Мы свернули с Большого Южного тракта. Несколько дальше его пересекает другая дорога, ведущая в западном направлении и по неизвестным мне причинам именуемая Белой. Она петляет вдоль Эрдского Вала и почти соприкасается с ним. Еще дальше, по южную сторону Вала, мы находим некое скопление деревень и замков, никогда не являвших собой самостоятельной административной единицы, а затем начинаются заповедные земли, называемые в прошлом Заклятыми, в соответствии же с имперским эдиктом – Открытыми. Насколько мне известно, там нет поселений. Короче, если ты по-прежнему считаешь, что нам нужно двигаться с северной стороны Вала, то ничего не остается, как срезать часть пути лесом, чтобы прямиком выбраться на Белую дорогу.

– За неимением лучшего плана – принято.

Двое суток, с его точки зрения, все шло прекрасно. Погода вновь установилась летняя, словно ядовитое дыхание болот перестало ее отравлять. Лес не казался такой уж непроходимой чащобой, и лишь изредка им приходилось спешиваться, чтобы прорубать себе дорогу. Грубость Селии была вполне умеренной. Она словно позволила себе забыть, что на свете есть Святой Трибунал, пыточные камеры, солдаты-насильники и гипотетические эрдские сикарии, как пышно их именовали тримейнские законоведы. (Даже книга была из ряда поучительных – «Малая геста о достославном эрдском сикарии Колченоге». Дураки. Куда им до настоящих сикариев.) На привалах они фехтовали. Впрочем, здесь никаких успехов не замечалось. Первое впечатление было правильным. Селия выказывала полную неспособность к воинскому искусству. Но это его не очень огорчало, потому что стрелять-то уж она умела хорошо, и если они попадут в переделку… но об этом думать не хотелось. Хлеб они съели, изготовили (точнее, Селия изготовила) котелок какого-то грибного варева и, к удивлению Оливера, не только не отравились, но даже было вкусно.

И все это время они медленно поднимались в гору, и пути этому, казалось, не будет конца.

Все изменилось, когда они остановились на гребне лесистого холма. Далеко внизу виднелась дорога, которая ни в коем случае не была белой, но не могла быть никакой иной. А за ней Селия углядела крыши деревни. И заявила, что надо бы сходить на разведку да заодно и разжиться жратвой какой поосновательнее, чем эти грибы, и она незамедлительно готова это сделать.

Оливер воспротивился с удивившей его самого яростью:

– Если ты забыла, что тебя ищут, то я не забыл!

– Я же сказала – на разведку, а не выставляться перед всеми!

– Там может быть засада! И потом, если ты будешь покупать еду, тебя все равно увидят!

– Чудак-человек, кто тебе сказал, будто я собираюсь что-то покупать? У меня и денег-то нет… Тебя, наверное, удивит – меня так точно удивляет, – но все деньги я оставила Лине.

– У меня есть немного…

– Ну и прекрасно. Если ты так не хочешь, чтобы я шла в деревню, ступай сам.

– Нет, – категорически сказал он. – Я тоже не пойду.

– Это еще почему?

Он некоторое время колебался, но наконец решился:

– Потому что, пока меня не будет, ты сбежишь. Взгляд ее был чист, как родниковая вода.

– Конечно сбегу.

Поскольку он явно собирался пропустить следующую реплику, она набрала воздуха в легкие, чтобы разразиться тирадой, содержание которой он мог расписать как по нотам. «А ты чего ждал? Навязался на мою шею, урод, ходит как привязанный, а теперь еще условия ставит!» И так далее, с вкраплениями соответственных эпитетов.

– Ты ничего не слышишь?

– Нет…

Он услышал их после того, как увидел. А вот Селия, очевидно, уловила шум прежде, чем стало различимо…

…что по петлистой Белой дороге медленно движется воинский отряд. Впрочем, отряд – это было слабо сказано. Отсюда, сверху, трудно было сосчитать, сколько их. Но – много.

– Отведи лошадей в чащу, – почти беззвучно произнесла Селия – хотя кто отсюда мог ее услышать? – Я должна посмотреть… ближе.

Он не успел возразить, как она уже скрылась за деревьями. Движения ее стали иными – легкими, скользящими, как тогда, на болоте.

Но теперь нет ни тумана для прикрытия, ни болота для ловушки. А перед ней не десять человек. И даже не сто.

– Триста, – сказала она, появившись вновь, когда облако пыли, поднятое солдатскими сапогами, начало медленно оседать. – Сотня конных, сотня копейщиков, и еще одна – при тяжелых луках…

Поначалу он совершенно не прислушивался к ее словам, сознание было парализовано почти невыносимой радостью: она жива и она вернулась – добровольно вернулась к нему… и лишь постепенно до него стало доходить.

– Морды – во, лоснятся, я не о лошадях конечно, и амуниция надраена… и по два значка над каждой сотней – имперский и этот… с однорылом. И прутся как на смотру…

– Но это не может быть… за нами! – Он хотел было сказать «за тобой», но передумал. – Для иного княжества триста человек – уже армия…

– Точно. Но для полноценной войны – маловато. Ты, в отличие он меня, последние месяцы от людей не хоронился – может, слышал, скажем, о каком мятеже поблизости?

Он вдруг разом успокоился. Необходимость анализировать факты швырнула его в привычную стихию.

Они снова уселись на землю. Селия все посматривала в сторону заката, куда по дороге еще пылило облако.

– Насчет мятежа не слыхал. Но обрати внимание. Здравствующий герцог Эрдский долгое время отказывался выдавать своему сюзерену беглых из других областей империи, ссылаясь на то, что это нарушает древние вольности герцогства. Благодаря чему в оное герцогство стекались преступники со всей империи.

– Вот я, например.

– Именно. А теперь подумай. Тебя должны были судить в Тримейне. Туда же, по собственному твоему предположению, переслали твое дело, а ловят тебя в Эрде. А у солдат ты видела значки как с императорской розой, так и с эрдским единорогом. Не служит ли это косвенным подтверждением тому, что герцог все-таки сдался и подписал соответствующий договор?

– Ну?

– Хочешь версию? По-моему, готовится нечто вроде Большой Резни.

– Что ты знаешь о Большой Резне? Ты тогда еще не родился, да к тому же ты с Юга…

– Не забывай, что я жил и учился в Тримейне, а люди о некоторых вещах помнят долго… А я вдобавок историк. Итак, в прошлом веке в Тримейне был, можно сказать, собственный «Эрдский Вал» – Площадь Убежища с правом неприкосновенности тех, кто там укрылся. Около сорока, а точнее, тридцать шесть лет назад она была уничтожена. По официальной версии преступники квартала Площади Убежища подняли вооруженный мятеж, и рыцарскому ополчению пришлось его подавлять. Но в Тримейне утверждали, что тогдашний император решил просто выжечь Площадь как центр городской преступности, наплевав на права и традиции. Что ему и удалось. Та же судьба была приготовлена беглым Эрда. Император направил туда карательные отряды – вряд ли тот, что мы видели, единственный, – сопроводив их эрдскими штандартами, дабы вассалы герцога не чинили им никаких препон. Только господа правители не учли одной особенности, отличающей данную акцию от предыдущей…

– То есть?

– Уничтожение Площади Убежища происходило в городских стенах. И тамошние жители не могли – а если они действительно подняли мятеж, мы не можем сбрасывать со счетов и этого предположения – и не хотели скрываться. И были полностью истреблены. Или почти полностью. А Эрдский Вал – это леса, горы и развалины древних укреплений. Так что экспедиция, вполне, может быть, целесообразная с государственной точки зрения, столкнется с большими трудностями. Dixi.

– Ясненько. И чего это у тебя по сию пору собственной кафедры в университете нету? Но если ты прав – а на это весьма похоже, – моя идея идти вдоль Вала накрылась.

– Отчего же? «Накрылась», как ты выражаешься, лишь идея идти по Белой дороге, а она была моей. Но у Вала, как у всего на свете, две стороны. Мы двинемся дальше и обойдем его с юга.

– Замечательно. И опять лесами, и в деревни не соваться. Слушай, ты охотник хороший?

– Никакой.

– Вроде меня, значит. Ну ладно, себя-то мы прокормим, а вот «полководцы» наши точно сдохнут. Последний раз как подобает они на хуторе ели, с тех пор все травкой перебивались, а ведь лету скоро конец.

– Что-нибудь придумаем.

– Ну думай, умник. Только учти, спать придется по очереди. А вдруг славное воинство вздумает лес прочесать? На предмет выявления скрывшихся преступников? И будут ведь правы, скоты…

– Как выяснилось, стрелять я могу не только в солдат, – сказала Селия, ощипывая гуся. – И попадать, кстати, а это труднее.

Ему не понравился тон, которым была произнесена эта реплика. С тех пор как они двинулись лесом в южном направлении, девушка, как и в первые дни, неустанно демонстрировала, сколь она злобна и цинична.

– Не старайся казаться хуже, чем ты есть, – угрюмо заметил Оливер.

– Что значит – хуже?

Она подняла на него глаза. Его постоянно смущал этот чистый, не ведающий сомнений взор, может быть, столь прозрачный из-за цвета глаз, серых, как… Он все еще не мог подобрать для них сравнения – лед? Хрусталь? Зеркальная амальгама?

– Что значит – хуже? Ранее в определенной ситуации мне было достаточно выругаться, в крайнем случае дать по морде. Когда же положение потребовало от меня убийства, я стала убийцей. Причем испытывала от этого столько же мучений, как от ругани, и равно столько же удовольствия. Из этого неопровержимо следует, что для таких, как я, сказать «чтоб ты сдох» и предпринять соответственные действия – суть одно и тоже. Учел? А теперь сваливай подальше и не мешай мне готовить, ежели не хочешь жрать сырое!

Довод, конечно, был веский, и он побрел к лошадям. По пути все-таки остановился и бросил:

– А силлогизм все равно неправильный.

Селия пригрозила ему ножом, которым собиралась потрошить гуся, но этим и ограничилась.

И все-таки откуда в ней это – если отбросить в сторону домыслы о колдовстве, недостойные просвещенного человека? Ни одна женщина из простонародья не способна ни говорить, ни рассуждать подобным образом. Для этого необходим высокий уровень образования. Обычный путь светского образования женщинам заказан. Приобщаться же к нему частным образом доступно лишь дочерям и женам знатных людей. А нужно быть полным идиотом, чтобы представить, будто Селия имеет какое-то отношение к знати. Вряд ли он ошибся, считая, что она принадлежит к городскому сословию. Но ведь большинство горожанок не умеет даже читать, какие там historia et leges!

Однако к Селии нельзя подходить с обычными мерками. Судьба человеческим правилам не подчиняется. А ведь он назвал ее судьбой.

Своей судьбой.

Судьба не судьба, а готовить она умела. Или это он так проголодался. Да нет, точно, было очень вкусно, и чеснок, с хутора прихваченный, пригодился. Оливер даже не возражал, когда она погнала его к ручью мыть котелок, хотя прежде делала это сама.

– Пища богов, – сообщил он, растягиваясь на земле по возвращении. – Уж и не упомню, когда я в последний раз так ел. В Карнионе, наверное.

– Ты бывал в Карнионе?

– Бывал. – Ему показалось, что он уловил в ее голосе нечто большее, чем праздное любопытство. – Разве я не рассказывал?

– Не помню. – Задумчиво глядя в костер, она произнесла: – Я мало что знаю о Древней земле… о ее прошлом.

Слово «прошлое» прозвучало для него как сигнальный рожок. Он снова сел:

– Назови мне человека, который много знает о прошлом Древней земли, и я пройду любое расстояние, чтобы встретиться с ним. Вообще, странное дело! Ты ведь тоже явно изучала историю и не могла не заметить: мы знаем о далеком прошлом других стран немало, даже много… потому что читали Геродота, Тацита, Иосифа… А о собственной стране знаем только то, что случилось после того, как пришел Крест, а пришел он довольно поздно… да и то историки в основном интересовались историей Тримейна и примыкающих к нему материковых областей… а полной истории Карнионы и Эрда до сих пор не существует.

– Все равно тебе наверняка известно больше, чем мне.

– Сначала скажи, что ты знаешь.

– Только то, что и все. Лежала от моря до моря прекрасная страна Карниона. И хороша она была неописуемо, и всем обильна, разве что молоком и медом не текла, потому как свет истинной веры еще не просветил ее. А потом с Севера пришли эрды, воинственные варвары, и стали теснить карнионцев, и пошли войны, кровопролития и всякие безобразия. А после началось черт знает что… словно сам ад вырвался наружу, и карнионцам с эрдами стало уже не до взаимной вражды… и так продолжалось до прихода Христовой веры и провозглашения империи.

– Отчасти это правда. Но всей правды не знает никто. Во всяком случае, я не встречал никого, кто бы знал. Мы не можем прочесть даже тех редких карнионских рукописей, что не были уничтожены миссионерами, потому что древняя письменность забыта, а она не имеет ничего общего с латинским алфавитом, которым пользуемся мы… равно как с алфавитами греческим, арабским, еврейским и вообще любым известным. А у эрдов и вовсе не было письменности, и все, что до них касаемо, мы можем черпать лишь из сообщений миссионеров – я тебе о них после расскажу, я ведь их собираю – либо из устной традиции… Так вот, когда я был в Карнионе, то посещал тамошние монастырские библиотеки. Их там много, и монахи не ставят препоны мирянам, как в других провинциях… Оттуда я почерпнул некоторые сведения. Хотя, конечно, записи, которыми я пользовался, были сделаны столетия позже времени, о котором мы говорим. «Хроники утерянных лет» – так бы я их назвал. Да и верить им во всем… У меня сложилось впечатление, что наши предки – все – были горазды врать. Каждые по-своему, но в одинаковой степени. Итак, если верить им, Карниона была поистине чудесной страной с городами неописуемой красоты, хрустальными башнями, широкими дорогами и монастырями – полными замечательных книг. Языческие монастыри – представляешь себе?! Предания описывают жителей этой страны высокими, с черными волосами и глазами…

– Вроде тебя.

– Ну, какие у меня черные…

– Зато долговязый.

– Здесь крыть нечем. А также они отличались чуть ли не мафусаиловым долголетием, но это, скорее всего, сказки. И были – тут уж меня за карнионца никак не примешь – утонченны и прекрасны. Так и написано – «утонченны и прекрасны». Но главное – они были народом магов, вызывали Высшие Силы, общались с иными мирами, читали по звездам, умели продлять жизнь и создали множество волшебных предметов, обладавших некоторыми таинственными свойствами. Я не призываю тебя в это верить. Я просто пересказываю то, что читал. Как ты понимаешь, подобный народ вряд ли будет воинствен. И карнионцы не были воинами. Поэтому, когда в страну вторглись эрды, они смогли оттеснить карнионцев и закрепиться на Севере. Тогда-то и был построен Эрдский Вал – не эрдами, вопреки общему мнению, а именно карнионцами для защиты от эрдов. Война длилась долго. Карнионцев было больше, но эрды… Видишь ли, я именно историю эрдов пытаюсь написать… и напишу, если Бог позволит… О суровости и жестокости эрдских обычаев рассказывают такое, что я не хочу тебе повторять. Даже тебе, хотя ты повидала много жестокости. Отчасти по причине крайнего неправдоподобия этих рассказов. Может, это миссионеры выдумали… а может, и сами эрды, чтобы врагов запугать. А отчасти потому, что неприятно узнавать такое о своих предках, а эрды, никуда не денешься, были нашими предками, так же как и карнионцы… Хотя, если захочешь, как-нибудь я тебе расскажу. Но какое-то рациональное зерно в этих преданиях есть. Все они сходятся на том, что эрды проявляли исключительную жестокость не только к врагам, но и к сородичам. В народе воинов не было места слабым и выживать должны были только самые выносливые.

– Как в Спарте.

– Если верить тому, что говорили об эрдах, Спарта должна была показаться садом наслаждения по сравнению с областью Эрдского права. И эрды ненавидели магию – или ту магию, что не была их собственной. Они не только уничтожили до основания захваченные города карнионцев. Та же судьба постигла попавшие в их руки магические реликвии, о которых я уже упоминал. А потом началось то, что ты назвала «черт знает что». Черт, наверное, знал… Собственно, в монастырских записях последующие события открыто называются происками дьявола и в качестве сравнения поминаются полчища нечистой силы, искушавшей в пустыне святого Антония и других отшельников Фиваиды… Однако и карнионцы и эрды равно были язычниками – с чего бы дьяволу их искушать? Не знаю. И что было тому причиной – кощунственные действия эрдов или заигрывания карнионцев с Силами, этого я тебе точно сказать не могу. В хрониках это называется «Нашествие Темного Воинства».

– Как это называется, я слышала. А что ты сам думаешь по этому поводу?

– Как у историка у меня нет определенного мнения. Но если бы я решил высказать по данному поводу не мнение историка и бакалавра свободных искусств, а то, что думаю лично я, Оливер Хейд, то меня поволокли бы в известный тебе Трибунал, и, как ты изволила бы выразиться, были бы правы.

– Ладно. В случае чего на дыбе будем рядышком висеть.

– Я считаю, что в результате всего предшествующего был нарушен баланс Сил и открылись, даже распахнулись двери в иные миры. Ты понимаешь, о чем я?

– Предположим, что понимаю, – медленно произнесла она.

Будь он менее увлечен разговором, он бы задумался, откуда у Селии взялось это понимание. Множественность миров – это было главное знание, которое он вынес из книжных хранилищ Карнионы. И это было тайное знание, запретное. А Селия всегда утверждала, что не имеет никакого отношения ни к ведовству, ни к ересям… да и весь разговор начался с упоминания, что она никогда не была в Карнионе. Но в пылу беседы ему было достаточно ее утвердительного ответа.

– Иные миры… и некоторые существа из тех миров прорвались в наш. Демоны, дьяволы, чудовища, химеры… можно назвать их как угодно, но всех в совокупности их именовали Темным Воинством. И карнионцам с эрдами действительно пришлось прекратить вражду, потому что Темное Воинство никакой разницы между ними не делало. В короткий срок большая часть Древней земли была опустошена полностью. Кстати, в ту сторону мы сейчас и направляемся. К югу от Вала, к западу от Тримейна. Но через какое-то время объединенным карнионцам и эрдам удалось изгнать чудовищ и закрыть большинство дверей… или врат. Как им это удалось – один Бог ведает. Хотя, конечно, все они были язычники… В одной старой книге, там, в Карнионе, я прочел по этому поводу странную фразу: «Смерть открывает врата, а жизнь их закрывает».

– Что это значит?

– Не знаю. Но исходя из общего значения текста, можно предположить, что речь идет о добровольном самопожертвовании.

– Самоубийстве?

– Нет, там что-то другое имелось в виду… Ну вот, и когда Темное Воинство исчезло, обнаружилось, что ни эрдов, ни карнионцев, в сущности, тоже больше нет. Они смешались и стали одним народом. А потом пришел Крест Господен и началась записанная история.

– И это все?

Он ответил не сразу. Потому что одно дело – домыслы, касаемые событий тысячелетней давности, и совсем другое – домыслы о событиях, отстоящих всего лишь на жизнь одного поколения.

– Считается, что все. А на самом деле… Понимаешь, все это одни разговоры, треп, по большей части пьяный, либо песни, сказки… а кто рискнет копнуть поглубже… ты догадываешься, что с ними бывает. Да и не интересовался я этим особо, меня ведь всегда древняя история привлекала… В общем, никто не знает, все ли врата закрыты, и закрыты ли они прочно… По всей вероятности, зло все же не было изгнано окончательно…

– Ты про Заклятые земли?

– Да. То, что творилось там во времена Заклятия, конечно, несравнимо с эпохой Темного Воинства, но тоже достаточно странно и загадочно. Сейчас считается, что Заклятие снято, земли эти вновь приобрели устойчивость, дороги перестали уходить из-под ног, светила менять расположение и умножаться числом. Но тем не менее говорят… не знаю, можно ли верить этим рассказам… да и рассказы-то все старые, давнишние, вероятно, сложились еще до снятия Заклятия… говорят, что чудовища, сродни тем, что находились в Темном Воинстве, иногда находили путь между мирами и прорывались в наш… А способ покончить с ними или загнать обратно… об этом я уже говорил.

– Так вот с кем она сражалась… – прошептала Селия.

– Кто?

– Алиена, – отсутствующим голосом произнесла она, сжимая пальцами виски. На него она не смотрела, смотрела на огонь, и взгляд, в котором отражались языки пламени, больше не был светлым и прозрачным. Так смотрят слепые. Но не те мирные слепые, что просят милостыню на церковной паперти, а те, чьими устами говорили боги или демоны в языческих храмах. – Почему она пошла туда, куда никто не решался пойти… и чего испугался Найтли… ведь он не боялся людей, никаких, даже Святого Трибунала не боялся… и почему она так умерла? Теперь я начинаю понимать… или вспоминать?

– О чем?

Селия внезапно выдернула головню из костра и вскочила на ноги. На ее перекосившемся лице читалось неподдельное бешенство.

– Ты что ко мне пристал? – прошипела она. – Инквизитор недоделанный! Выпытываешь, прежде чем пытать начнешь? Ис-сторик! Знаем мы таких историков, которые протоколы в Трибунале царапают! В душу ко мне влезть хочешь? Погоди, ты там такое…

Он не сказал в ответ ни единого слова. Селия вдруг швырнула горящую головню на землю, молча, с яростью раздавила сапогом, точно змеиную голову, и так же молча ушла в лес, во тьму. Потому что она была не права, и знала это. Ничего он у нее не выпытывал. Она расспрашивала его.

Оливер не пошел вслед за ней. Она не увела Гая, не тронула даже своей котомки – видимо, не собиралась убегать. Просто походить в одиночестве, остыть. А оружие было при ней, хотя Бог знает, какая от него в темноте польза… Поэтому спать он тоже не ложился. Ждал – может, она его позовет. Или просто вернется. Ждать пришлось долго. Костер уже прогорел, когда она появилась из-за деревьев. Не глянув на Оливера, плюхнулась по другую сторону кострища (раньше для этой цели посередине клали меч, подумалось неуместно), подсунула котомку под голову.

Такой прекрасный был вечер… Такая увлекательная беседа… и как грустно все кончилось. И кто виноват?

Он не сомкнул глаз всю ночь. И знал, что Селия тоже не спит. И оба продолжали молчать.

Первое время после этого странного срыва она вообще перестала с ним разговаривать. А он не навязывался в собеседники. Но поскольку делать вид, что каждый едет в одиночестве, все равно было невозможно, спустя какой-то срок пришлось обмениваться хотя бы двумя-тремя словами. В чисто прикладных целях. О том, куда ехать, что есть и так далее. О том же, кто такая Алиена и при чем здесь непонятный учитель Селии, он предпочитал не спрашивать. И даже не думать об этом. Мало ли почему она способна выйти из себя. Он-то перед допросом Святого Трибунала не стоял. И даже представить себе не может, что это такое.

Это состояние «худого мира» длилось, покуда они не въехали в небольшую долину, огороженную горами. При виде ее Селия присвистнула и с восхищением произнесла: «Чтоб я сдохла!» Если отвергнуть словесную форму, в которой было выражено это восхищение, она была совершенно права. Погода в последние дни установилась теплая, солнечная, но порою ветер напоминал о том, что уже наступил сентябрь. Здесь же, в этой долине, защищенной со всех сторон, еще длилось лето. Со скального уступа в западной части долины низвергался звенящий водопад и, превращаясь в реку, спокойно скользил по склону дальше, через всю долину. Однако два огромных валуна, очевидно некогда скатившиеся с горы, создавали естественную запруду, в которой крутился темный омут. И райская теплынь…

– Привал, а?

– Лошадей бы искупать-напоить…

– Как скажешь…

Пока мыли, чистили, приводили в порядок «полководцев», тягостное отчуждение последних дней как-то само собой улетучилось. Собственно, большую часть работы принял на себя Оливер. Он разулся, снял рубашку, влез в воду. Селия на берегу рвала траву охапками, перебрасывала ему, шлепая по воде, и он пучками травы скреб лошадиные шкуры – за неимением чего получше. Шутили, пересмеивались. Потом, выгнав лошадей на берег, Оливер умылся сам, выстирал рубаху, благо сменная была, а и не было бы – тепло же… А затем Селия заявила:

– А теперь – освобождай место. Я тоже искупаться хочу.

– Ты что, с ума сошла?

– Да? Тебе, значит, можно, а мне нельзя? Черт его знает, сколько времени придется еще шляться, да и холода впереди! Я заживо гнить не согласна, не для того от Трибунала бегала!

– Но ведь…

Договорить ему не дали. Она снова принялась хамить в своем лучшем стиле:

– Ах вот оно что! Ишь скромник какой выискался! Ну и вали отсюда, лошадей посторожи! Или не вали! Может, тебе убедиться надо, может, я не притворяюсь парнем, может, я и есть парень? Да ради Бога! Мне все равно, что есть ты, что нет!

И начала расстегивать ремень.

Он не сразу ушел. То есть отошел сразу так, чтобы она его не видела. И остановился. Уговаривал себя, что должен и впрямь посторожить, пока она купается. А отошел, чтобы ее не смущать. И знал, что ложь все это, никого и ничего стеречь он не собирается. А ушел оттого, что стоять далее на месте было невозможно. Нужно было идти. Либо прочь от нее, в гору. Либо назад. К ней.

Потому что подобное поведение можно было истолковать по-разному.

Можно как откровенное приглашение. Или она просто разозлилась на него за то, что он мешал ей вымыться.

Или…

И он двинулся прочь. Не пошел – побежал. И на бегу оглянулся. Она стояла во весь рост за стеной водопада. Голова откинута назад, и, хотя водяная преграда заслоняла ее фигуру, он мог хорошо разглядеть что ничего мужеподобного, несмотря на развитую мускулатуру, в этой фигуре не было. И еще одно он разглядел хорошо – ремень она не отбросила, а захлестнула на шее петлей, и на груди виднелись ножны с ножом…

Гора становилась все круче, он уже не бежал, а лез, спотыкался о камни, цепляясь за них, полз – все равно. Только бы уйти, только бы подальше…

Он всегда ей мешал. С самого начала, когда попытался помочь, там, на болоте. Предложил вывести на Белую дорогу, а там солдаты, и только случай уберег их. И вот теперь туда же со своими советами, а она не послушалась, но нож, однако, держит на груди.