Текст книги "На то они и выродки"
Автор книги: Наталья Резанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Дальше стало интереснее. Ноготь, судя по его частным бумагам, не гнушался никаких средств, чтоб удержаться на плаву и раздобыть денег. В первую очередь это был шантаж. Ему удалось нарыть некоторое количество компромата на своих деловых партнеров. Действовал он прежде всего через ночные клубы и подпольные бордели – угадал шеф, и Сано угадал, не обошлось здесь без уголовной публики, – где его агентам удалось сделать не только снимки, но и провести киносъемки (надо будет дядю позабавить, пусть на вилле «Мальва» посмотрит). До некоторой степени это срабатывало, но не настолько, насколько Ноготь рассчитывал. Во-первых, он сам был более чем уязвим для шантажа. Во-вторых и в-главных – что бы ни совершил представитель элиты, огласка невозможна в принципе, сейчас не мрачные имперские времена! Скомпрометировать объект в глазах общественности нельзя, какими разоблачениями ни грозись. Другое дело – сделать компрометацию перед Союзом финансистов и внутренним кругом Неизвестных Отцов. А этих нетрадиционная ориентация и игры с малолетками не волновали нисколько. Человек имел ценность, покуда был надежен в деловом плане. Ноготь же эту надежность стремительно утрачивал. И он сам это отлично сознавал. Апеллировать к старому боевому братству не имело смысла. Представить Творцам конфиденциальную информацию, покуда не вышедшую за пределы Союза? Да, Ноготь мог бы такое совершить… Но дело в том, что Творцы, да пребудет власть их, при желании способны заполучить эту информацию сами. При помощи профессионалов. Ноготь, предположим, решил рвануть вперед поезда и профессионалов обогнать.
Не исключено, что ответ на это предположение дадут бумаги, извлеченные из сейфа. Но пока что следовало узнать результаты допроса.
Свиту Ногтя обрабатывали без серьезного ущерба для здоровья, но чувствительно. Первым в списке шел водитель. Кололся он быстро и охотно, ибо взят был при сопротивлении сотрудникам государственной безопасности, и единственное, что могло спасти его от немедленной ликвидации, – полное и откровенное признание. В общем, ничего суперординарного он не сказал. Подтвердил, что доставил автоматчика на стрелку вместе с господином Ногтем. И что господин Ноготь в его присутствии вел переговоры по мобильной рации с какими-то людьми, из каковых переговоров было ясно, что намечается стрельба. С кем – нет, не знал. Нет, не испугался, господин следователь, он же в механизированной роте Голубую Змею патрулировал, что ему стрельбы бояться, он таких ужастей повидал… Да, по каким адресам в последнее время господина Ногтя возил, помнит и может назвать. С кем он там встречался? Ну вообще-то водитель снаружи сидит, не его это дело – отслеживать, кто там на встречу с хозяином по улице идет, опять же, по ночам чаще всего дело было. Но ежели предъявят ему, может, и опознает.
Короче, это было полезно, и ликвидация шофера пока что откладывалась. Так, чтоб совсем водилу помиловать – на это вряд ли дядя пойдет, не прощает он тех, кто против него попер даже по приказу, а вот пока полезен будет водитель, поживет.
Что касается дворецкого и повара, те все дружно валили на отсутствующего секретаря. Повар – тот вообще был совершеннейший старый пень. Бубнил что-то о том, что он-де еще дворцовой кухне служил, их величество, бывало, лично хваливал, никто лучше него, мол, не умеет воздушный пирог по-летнему приготовить, а также все соусы фекелешские, а там их только к мясу триста названий… а сейчас хозяева пошли такие, им бы только брюхо набить потяжелее, вот господин Ноготь был другой, натура утонченная, он в кулинарных изысках понимал, не то что некоторые. Вот и Летер, секретарь который, строил из себя невесть что, а на самом-то деле рагу а-ля маршал Рудо от запеканки по-пандейски не мог отличить…
Дворецкий отвечал на вопросы более конкретно: Шуме Летер, секретарь, занимался перепиской хозяина, а также звонил от его имени и принимал звонки, нанимал людей для разовых поручений. Ну, ведь ему по должности и положено, разве нет? И ездил он по городу иногда по поручению хозяина. Нет, не на хозяйском «лососе», у него своя машинка, поскромнее, «выдра» четвертой модели. А еще мотоцикл. Сколько работал у Ногтя? Года два, пожалуй, или чуть поменее. Откуда взялся, неизвестно. Его сам господин Ноготь привел. Тот еще пижон – с господином по клубам шлялся, да и сам, бывало, на всю ночь загуляет, и все прощается ему.
При том, что прочие слуги могли привирать, дабы выгородить себя (но это им не поможет – повар вот просто готовая фигура для шпионского процесса), заняться секретарем, который так своевременно исчез в ночь гибели Ногтя, а может, чуть ранее, следовало поплотнее. Уж очень подходил поганец на «тюремную пташку». Оставалось выяснить, кто его к Ногтю приставил – какая-то преступная группировка или конкурирующее ведомство. А для этого прежде всего надо найти самого Летера. Если он сидел – а было у Шерефа чувство, что сидел, – данные о нем обнаружатся, даже если он сменил фамилию. Особенно если он выродок. Ни шофер, ни повар, ни дворецкий, как показало обследование, выродками не являлись, но у секретаря больше возможностей такое скрыть.
Упомянутая «выдра» оттенка «кирпич на заре» стояла в гараже при особняке, а вот мотоцикла там не было. Однако регистрационный номер его шофер сообщил, от этого и будем плясать. Кстати, то, что Летер взял мотоцикл, а не автомобиль, наводит на мысль, что беглый секретарь еще в Столице или поблизости от нее. Конечно, при загородном бездорожье рассекать на мотоцикле легче, но климат у нас для дальних концов на мотоцикле неподходящий. Если, конечно, Летер не бросил транспорт свой где-то по дороге. Ладно, разберемся.
Тем временем младший дознаватель Шереф отрабатывал связи директора Цапфа. Шереф-юниор страсть как не любил сидеть за бумажками, потому выехал непосредственно на завод для опроса всех причастных. Подобная проверка там никого не могла удивить после ареста инженера Каргана как хонтийского шпиона. Несомненно, представителя ДОЗа на заводе ждали – кто с ужасом, а кто роняя слюни в предвкушении. Дознаватель опросил начальников отделов, секретаршу, представителей «патриотических бригад» среди рабочих, а самого господина директора оставил на сладкое.
Младший Шереф имел меньше следственного опыта, чем Сано и тем более дядя, и о положении дел на заводе в целом судить ему было трудно. Но он этим голову и не загружал и вопросами о том, сколько машин сходит с конвейера ежедневно и насколько уменьшились поставки министерству сельского хозяйства, не задавался. Его интересовали личные связи.
Тут дознавателю предоставили некоторое количество грязного белья. О том, что бывшая жена Каргана спит с директором, Шерефу уже было известно из показаний инженера. Как и то, что именно эта дама настучала на благоверного. Ее уже проверили и пришли к выводу, что для следствия она интереса не представляет. Никто из допрашиваемых понятия не имел, что шпионаж в данном деле уже не актуален, а Шереф не собирался им этого открывать. Поэтому ему пришлось выслушать, у кого из руководства жены-любовницы по крови хонтийки и пандейки и как ради них ответственные работники разоряют родное предприятие и тем наносят ущерб государству. А также где эти ответственные работники сбывают уворованное и пропивают неправедные деньги. Шереф это усердно протоколировал, поскольку статья «умышленное вредительство» не только находилась в непосредственном ведении ДОЗа, но и могла напрямую вывести на нужную кандидатуру.
Однако сам господин Цапф, который не мог не знать, что сотрудник Департамента Общественного Здоровья вооружен против него не только показаниями инженера (и должен сотню раз проклясть дуру-любовницу, которая его так подставила), но и сведениями об аферах, предоставленными другими сотрудниками, вел себя на удивление спокойно. На вопросы отвечал без смущения, в глаза смотрел прямо, чем раздражал юного Шерефа неимоверно. Ведь виновен же, скотина старая (Цапф был лет на двадцать его старше, начинал еще при прежнем режиме), не в одном, так в другом виновен, наверняка аферами с перепродажей запчастей дело не ограничилось, у крупного начальника и аферы должны быть покрупнее. А держится так, будто за ним стоит кто-то очень сильный, такой, кто его даже от самого Волдыря может прикрыть. А вдруг да стоит?
– Молодой человек… то есть господин следователь, – сказал Цапф. – Я прекрасно сознаю, что милой беседой в моем кабинете дело не ограничится. Последует комиссия из вашего Департамента, которая перетряхнет всю документацию завода, а возможно, и мои личные бумаги. Вероятно, меня вызовут на допрос. Так вот – умоляю вас не тратить время попусту. Комиссия здесь недавно уже была, причем из кругов… эээ… гораздо более компетентных в экономических вопросах. Если она нашла какие-то недостатки в работе, то они были нами учтены. И теперь я по поручению этих… кхм… кругов готовлю наше предприятие к исполнению проекта исключительной государственной важности. Какого именно – не могу сказать, я дал подписку о неразглашении. Могу только заверить, что он одобрен в самых высоких инстанциях.
Вот и все, и более ничего выжать из директора завода не удалось. Можно сказать, доверие старшего следователя юный Шереф не оправдал. Провалил задание. В машину он садился, дав себе слово, что вернется сюда в сопровождении следственной группы, которая и правда все здесь перетряхнет, а также непременно побеседует с директором в подвале у Сано, чтоб не выеживался. Но отъехать не успел – подскочила какая-то активистка из «патриотических бригад». Дознаватель уже беседовал с ней нынче. Это была одна из тех сушеных-перезасушенных баб, которым никогда не достается самого завалященького мужика, вот они за счет патриотизма и отрываются. Учетчица в сборочном цехе – вот! Запомнил. А больше там запоминать было нечего.
Сейчас занудная баба визжала, что, мол, вспомнила важную вещь, которую не успела господину следователю сообщить в кабинете. Пришлось выслушать. Но вся важная инфа заключалась в том, что, мол, инженер Карган не единственный, кто тут не по средствам живет. Вот старший экономист Зани тоже. Знающие люди видели, что он по кабакам ходит, да по каким еще дорогим кабакам! «Приятный отдых» – слышали? Это на его-то зарплату? Да еще по притонам! Нет, по каким притонам, она не знает, это где-то на фурштадте, а туда порядочные женщины ни за что не пойдут…
В общем, ничего стоящего внимания. Оставалось только газануть и рвануть с места, обдав мерзкую бабу грязью, которой во дворе автозаводского комплекса было предостаточно.
Однако Волдырь, ознакомившись с отчетами, переданными ему братьями Шерефами, вовсе не счел поездку младшего на автозавод неудачной. Во-первых, Цапф подтвердил, что Союз ревизовал завод в связи с неким закрытым проектом. Более того, он постарался довести эти сведения до Волдыря. Неглупый мужик, не хотелось бы его ликвидировать, таких лучше использовать. А умные люди не станут использовать в серьезных предприятиях жен или любовниц, что бы там ни утверждала наша пропаганда.
А отсюда мы переходим ко второму пункту. Не есть ли старший экономист тот искомый кандидат в окружении директора? Зани нужно брать в разработку. Нет, арестовывать пока не стоит. Вот проследить – это да. «Приятный отдых», говоришь, посещает? Это очень хорошо, там у нас по кабинетам записи ведутся. Разумеется, «Приятный отдых» – это не то заведение, где когда-то сиживали граф Цурумия и студент Тоху. Во всех смыслах – не то. Прежний «Приятный отдых» уничтожило прямым попаданием фугаса. Когда Столица переживала период реконструкции, вспомнили и о давней традиции – чтоб в городе непременно находилось заведение, носящее это имя. Разумеется, в Департамент Общественного Здоровья немедля поступил донос о том, что предпринимаются попытки возродить тлетворные декадентские обычаи имперских времен. Но «Отдых» не закрыли и не переименовали. С тех пор кабаре-кафе стало считаться в Столице неким островком вольных нравов, рассадником легкой фронды и гнездилищем порочных удовольствий. И тем, кто внимал фривольным песенкам с эстрады и делил кабинеты с малоодетыми или совсем не одетыми дамами, было невдомек, что нынешний глава ДОЗа счел более полезным прибрать к рукам «Отдых», чем закрывать его.
В любом случае цены в «Приятном отдыхе» были не те, чтоб там мог с чистой совестью развлекаться человек с должностью Зани. Особенно сейчас. Экономический отдел ДОЗа, проанализировав сведения о работе предприятия, докладывал: автомобильный завод переживал сейчас упадок, чтоб не сказать – кризис. Доходность упала, заработная плата работникам сильно снижена. Директор через инженера запчастями приторговывает. А Зани по кабакам гуляет, даже по притонам, если верить активистам. А отчего ж им не верить? Немудрено, что при нынешнем положении на автозаводе представители «патриотических бригад» отслеживают тех, кто хапнул не по чину. Может, и Каргана кто-то из этих сдал, а не бывшая супружница. Только невдомек этим активистам, что, возможно, по кабакам Зани не ради удовольствия шляется, а по работе.
С Цапфом все ясно. Это он перед юным Шерефом может строить невозмутимую морду лица. А на деле уцепится за любую возможность, чтоб выбраться из той задницы, в которую попало вверенное ему предприятие. А кстати, кому у нас принадлежит автозавод? Контрольный пакет принадлежит тресту «Децима», остальные – акционерам, представляющим государство. Информация закрыта. Ну, для меня-то она не закрыта, но я даже не стану копать и так догадаюсь – верно, Барон? И, возможно, Дергунчик.
Итак, к Цапфу просто-напросто пришли хозяева и что-то ему приказали. Весь вопрос – что.
В «Дециме» у нас состоит… то есть состоял Ноготь. А сам трест подконтролен Союзу промышленников и финансистов.
С одной стороны, вроде бы ничего нового не обнаружилось. Мы знаем, что Союз нечто затевает. Мы также знаем, что Ноготь что-то об этом знал. Однако дело принимает некие реальные очертания, и по крайней мере показания Цапфа подтверждают, что в нем заинтересованы высшие инстанции. А это никак нельзя упускать из внимания.
Кстати, в сводках должно быть о том, где еще союз предпринимал ревизии, кроме «Униона» и автозавода. Ага, «Пламенный герой», он же бывший «Имперский кормчий». Раньше, помнится, это было ведущее столичное кораблестроительное предприятие. Правда, с тех пор, как с флотом у нас стало, как бы это без матюгов выразиться… не лучшим образом, здесь производят суда малого тоннажа и катера для береговой охраны. Будь я проклят, если его не курирует Барон. Покойник тщательно придумал легенду… правда, это не помешало ему стать покойником. Хотя, если память не изменяет, а она мне не изменяет никогда, основная поточная линия здесь перепрофилирована для изготовления тракторов, тягачей и бронетранспортеров. А это – связь одновременно с литейкой и автозаводом, с другой стороны – с Военным департаментом и Легионом, подконтрольным Дергунчику.
И на сладкое у нас химический комбинат имени Единства Нации. И что в результате – ведущие столичные предприятия, связанные в первую очередь с оборонной промышленностью и попадающие под прямой интерес военных.
А это у нас, господа хорошие, уже не чисто экономическая проблема. Это уже попахивает переворотом в высших эшелонах. Ну, грызней среди представителей власти никого из нас не удивишь, это у нас обычай такой, это даже полезно – не расслабишься. Но чтоб на таком уровне? И чтоб военные решились пойти против Канцлера? (Волдырь никогда – даже про себя – не употреблял прозвище Канцлера, с молчаливого согласия последнего превратившегося во второе псевдо. «Папа», во-первых, отдавало совершенно неуместной фамильярностью, а главное, напоминало о безмозглых молокососах, поналезших во власть в последние годы, – именно они и распространили это прозвище. К подобной публике Волдырь никак не желал себя причислять.)
Над Канцлером-Папой в кулуарах, бывало, подшучивали, но умышлять?
Такого не бывало никогда. Вот не надо мне про старое боевое братство… но они ж должны понимать последствия. Это попахивает кардинальной сменой политического курса.
Стоп. Не будем делать преждевременных выводов. Вроде как Сано, который был уверен, что Карган, с которого веревочка потянулась, – хонтийский шпион. Нам шпионов не надобно, и без шпионов сами себя гнобим… когда-то я уже нечто подобное говорил… не важно. Прежде чем связываться с Графом, надо выяснить, чем это чревато лично для меня и не замешан ли сам Граф в этом деле. А уж потом поступить наиболее выгодным для себя образом.
Волдырь связался с Сано и велел продолжать следствие по заданным направлениям. Но действовать как можно аккуратнее. Последнее замечание было вызвано тем, что шеф ДОЗа вспомнил о такой фигуре в большой игре, как государственный прокурор.
Если действительно что-то затевается, то Умник непременно об этом пронюхает. На то он, массаракш, и Умник. И Волдырю ли не знать, каков тот мастер на провокации. Не одну вместе провернули. Так что нужно, чтобы Умник пронюхал обо всем как можно позже.
Сано Шереф получил копию донесения о расследовании на автозаводе, но не шибко в нее вчитался. Он решительно не видел связи между интригами Ногтя и аферами директора Цапфа. Слишком разные интересы, разный круг общения. Если дядя такую связь видит, честь ему и хвала, так на то он и глава Департамента. Голова то есть.
И напрасно он не вчитался. Потому что, когда ему сообщили, что, по донесениям полицейского патруля, мотоцикл, предположительно принадлежащий Шуме Летеру, найден на стоянке возле кабаре-кафе «Приятный отдых», связь стала очевидна.
В его оправдание надо сказать, что от чтения у Сано уже голова пухла. Записи Ногтя, хранившиеся в сейфе, расшифровать пока не удалось, требовался ключ, и дешифровщик еще не сумел его найти. Но вот личное дело Летера следователю принесли, и Сано озадачился, относить ли секретаря к разряду «тюремных пташек» или нет. Не подлежало сомнению, что секретарь Ногтя – тип скользкий, он дважды попадал под следствие – один раз по подозрению в сводничестве, другой раз – в мошенничестве. И оба раза он выходил сухим из воды. Поскольку Сано был глубоко убежден, что каждый человек (ну может, за исключением его самого, дяди и родственников) в чем-нибудь виновен, то освобожден из-под следствия он может быть в двух случаях – либо у него большие связи, либо он работает на правоохранительные ведомства, что в принципе равносильно большим связям.
Здесь не похоже, чтоб за Летера вступился кто-то из тех, кто имеет вес в криминальных кругах. Не того полета птица. А вот на то, что кто-то его вербанул в процессе следствия, как раз похоже. Поскольку среди осведомителей ДОЗа Летер не числился, значит, это сделало другое ведомство. Скорее всего – уголовная полиция, поскольку именно она занималась делами, по которым проходил Летер. В принципе это можно было выяснить точно. Уголовка подчинялась ДОЗу, надавишь на них – инфа и посыплется. Но Сано не хотелось этого делать. По крайней мере без санкции шефа. А пойдешь за этой санкцией – станет ясно, что сам не справился. Кроме того, трясти полицию было вовсе не обязательно. Предполагаемое местонахождение Летера известно. Правда, наводка на «Приятный отдых» может оказаться и провокацией со стороны полиции. Кабаре-кафе является «точкой» ДОЗа, а полицейские, хоть и вынуждены подчиняться безопасникам, любви к ним не питают и при каждом удобном случае норовят подгадить.
Сано Шереф решил отправиться в «Отдых» лично, без следственной группы. Если Шуме Летер там – следователь и без помощников повяжет слизняка. Если ж нет – в кабаре есть кого допросить без лишнего шума и пыли.
Поэтому машину он взял свою, не казенную. У «Отдыха» хорошая, охраняемая стоянка (вот, кстати, охранник там будет первым в очереди на допрос). Иначе мотоцикл Летера за эти дни уже сперли бы. Но наличие на стоянке автомобиля с номерами ДОЗа вызвало бы лишнее внимание, а нужно сохранять видимость того, что «Приятный отдых» – независимое заведение.
Впрочем, когда он приехал, машин на стоянке почти не замечалось. Время было довольно раннее, вечернее представление еще не началось, а желающих просто выпить чашечку кофе – при здешних-то ценах – было немного. Работал только бар, а главный зал пока что заперт. Но следователя это вполне устраивало.
С охранником на стоянке не шибко повезло. Тот заверял, что мотоцикл оставили здесь не в его смену, и кто это сделал, он не знает. А сменщик сейчас дома, отсыпается… Сано временно отложил допрос дежурного охранника и через служебный вход проследовал в кабаре, к хозяйке заведения.
Мадам Хемма, которая числилась владелицей «Приятного отдыха», была дама стильная, хотя и в летах. Шереф знал про нее две вещи, неизвестные здешним посетителям. Во-первых, она была гораздо старше, чем казалась, поскольку почти все свои доходы тратила на подтяжки и прочие бабские штучки, чьих названий Сано не знал. (Ему и про подтяжки-то объяснил Петше, до этого Шереф думал, что подтяжки – это исключительно то, на чем брюки держатся). Во-вторых и в-главных, она была выродком. Чтобы при этом обстоятельстве сохранить не только свободу и жизнь, но и управлять престижным столичным заведением, нужно попасть в категорию «полезный государству выродок». И она для этого немало потрудилась. «Тюремной пташкой» она точно не была. Шеф сумел ее вычислить прежде, чем она попала под разоблачение. Раньше она была актрисой, на сцене Сано ее не застал, он в те времена еще пешком под стол ходил, но вот фильмы с ее участием видел – они имелись в архиве ДОЗа, шеф даже иногда просматривал их у себя на вилле. Ничего не скажешь, красотка была, хоть и не во вкусе Шерефа. Собственно, такой и была причина, по которой она якобы оставила экран и сцену. «Пусть зритель запомнит меня красивой и молодой», – говаривала мадам Хемма. На самом деле актерская карьера выродкам теперь была заказана. Хотя Хемма утверждала, что театральное дело пришло в упадок еще при старом режиме. И тут не врала, должно быть. Не больно там на сцене повыламываешься или, там, в прозрачных одежках поскачешь (Сано видел такое в старых записях, дядя говорил – «балет» называется), когда сверху бомбы падают или, там, газовая атака. А после войны тоже не до театра было, все на восстановление страны ринулись… А сейчас вместо театра все больше телевизор, днем жизненные драмы для домохозяек крутят, а вечером – геройское что-нибудь про легионеров или пограничников. Так что старухи вроде Хеммы там на фиг не нужны, зачем они, когда молодые девки толпами без дела бегают?
Но это все лирика, а факт состоит в том, что мадам годами работает на ДОЗ. С возрастом она уж скорее не агентом стала, а координатором агентов, что ли. Сама клиентов не раскручивала, а указывала своим девочкам, что и как. Прослушка в отдельных кабинетах, съемки там же, да и в общем зале – опять же, она за это отвечала. Сказала как-то с усмешечкой ядовитой – массаракш, вот по таким усмешкам выродки и распознаются, что это, мол, все равно что кино снимать. Или сериалы. И площадка в наличии, и камера, и звук, а она уж не актриса и даже не режиссер – за режиссера у нас шеф, – а вроде продюсера.
Сано, однако, сюда не шутки с выродками шутить пришел, а по делу. От выпивки, предложенной мадам, отказался, хотя в здешнем баре она была неплоха, а сразу предъявил фотографию Летера. Мадам опознала поганца сразу.
– А, – сказала она, – бывал здесь такой. И в зале, и за кулисами шнырял. Я, по правде говоря, думала, что он из ваших.
– Это с чего бы?
– Так он же с Кетто дружбу водил. Или не дружбу, а так – забегал перемолвиться. Ни к девочкам, ни к мальчикам не клеился, в кабинетах не замечала я его…
Это было уже серьезно. Кетто Мондок, звезда кабаре, считался в «Отдыхе» одним из лучших агентов. Он не был завербован, будучи пойман на горячем, а в свое время сам пошел на контакт с госбезопасностью. На вопрос – зачем ему это надо, на голубом глазу заявил, что творческий человек, желающий сделать карьеру, рано или поздно все равно попадет в поле зрения компетентных органов. И уж лучше он будет сотрудничать по любви и взаимному согласию, чем по принуждению. Шеф тогда посмеялся, сказал: «Каков наглец!», но услуг Мондока не отверг. Разумеется, после тщательной проверки.
А теперь, получается, он двурушничает? Или где-то с проверкой мы лажанулись, и он сразу был кем-то заслан в ДОЗ?
Сано попытался не выдавать охватившего его беспокойства. Буркнул:
– Мондок уже пришел?
– Да, у себя, гримируется…
Следователь немедля покинул офис мадам Хеммы и двинулся по коридору в сторону актерской уборной Мондока. Тот как звезда кабаре имел возможность пользоваться отдельной комнатенкой, в то время как большинство здешних одевались и красились в общих гримерных. Вот и сейчас в коридор навстречу Сано вывалилась стайка размалеванных девиц, сверкающих из-под пышных юбок голыми ляжками. При виде мужественного молодого человека они остановились и захихикали, изъявляя полную готовность, Но Шереф сейчас был слишком занят, чтоб это замечать.
В гримерке Мондока держалось привычное для таких помещений амбре – смесь запахов пота, перегара, одеколона и лака для волос. И еще – стоило приоткрыть дверь, как чувствовался сквозняк. Почему-то в служебных помещениях «Отдыха» всегда сквозило, независимо от того, насколько натоплено.
Кетто Мондок сидел перед зеркалом, накладывая тон. Физиономия у него была широкая, с богатой мимикой, рот, что называется, «хоть завязочки пришей», искренние круглые глаза. На такой физиономии и без грима можно нарисовать любое выражение. По ней-то Шереф и врезал кулаком без лишних предисловий.
Кетто слетел со стула, ощупал челюсть, а также проверил ее изнутри языком – на предмет, все ли зубы целы. Спросил без тени обиды:
– Ну вот по лицу-то зачем? Сколько раз просил – не надо по лицу, мне ж выступать…
– А ты уверен, скотина, что сегодня на сцене петь будешь, а не у меня в подвале?
– Вы начальник, господин следователь, вам виднее.
Обычно Мондок обращался к Сано Шерефу на «ты», но тут он нутром чувствовал, что сейчас не тот случай.
– Ты мне дурачка-то не строй из себя. Говори – где сейчас Шуме Летер и какие у тебя с ним дела?
Куплетист поднялся, сплюнул на пол.
– Так я и знал, что эта падла меня подставит. А говорил «бандюки наехали»…
– Значит, ты не скрываешь, что знаешь Летера.
– А смысл какой скрывать? Все равно здесь наверняка стукнут. Вот мадам уже точно донесла… Только я не знал, что он по вашим делам проходит. Ваша контора же мелким жульем не занимается.
– Не твое дело, кем мы занимаемся. Выкладывай, как ты был связан с Летером.
– Связан – не совсем то слово. Доставал он для меня кое-что…
– Наркотики?
– Обижаете, господин следователь. Я «дури» не употребляю, иначе ваш шеф не стал бы меня на службе держать.
Насчет этого у Сано были большие сомнения, среди осведомителей ДОЗа попадались совершеннейшие торчки, но сообщать такие данные Мондоку он не стал.
– Выкладывай уже, если рожа тебе дорога как капитал.
Сано придвинул к себе освободившийся стул, уселся.
Кетто Мондок, сообразив, что немедленно его убивать и пытать не будут, взбодрился и продолжил повествование:
– Я ж артист, господин следователь. Любимец публики. Я соответствовать должен. Костюмы, парфюм, тачка. Средства у меня есть, не жалуюсь, купить все это я могу. Только вот вопрос – где? В открытой продаже – дрянь одна, только срам прикрыть. А сюда, между прочим, люди не простые ходят, они в этом толк понимают. Вот меня, бывало, посидеть к ним приглашают, побеседовать… сами знаете… а если они меня в дешевке увидят, то и за человека считать не будут. Один выход – у спекулянтов брать. А по перекупщикам шататься мне некогда, да и не к лицу. Короче, вертится тут этот Шуме Летер. Я его раньше знал, еще когда у меня постоянного ангажемента не было, я по ночным клубам выступал, иногда тоже хорошие гонорары были, хотя, конечно, опасно, там публика всякая бывает…
– Не отвлекайся!
– Ну так вот. Шуме-то поднялся, стал работать на какую-то большую шишку в Союзе, он пару раз сюда заглядывал, хозяин его… пижон еще тот… так у него ж возможности совсем другие! Он что хочешь достать может! Ну и Летер, ясно же, на этом маленько жировал. Он же покупками-поставками для своего начальника занимался, кое-что в свою пользу и прихватывал. Опять же тот шишкарь, бывало, наденет стильную вещь разок-другой и забудет либо рожу кривить начнет – мол, надоело, выбросить пора. А Летер, не будь дурак, подторговывал.
– А ты покупал.
– Господин следователь! Я же не ради пижонства, а для пользы дела! Вон у меня куртка меховая, из натурального упыря, между прочим, где бы я еще такую взял? Так я в ней супружницу одного ба-а-альшого комиссионера охмурил, как мне вашим Департаментом было получено!
– Ладно. Шуме этот, стало быть, сбывал барахло ношеное, а ты у него затаривался. И почему он к тебе на днях заявился?
Кетто вздохнул. Он понимал, что лоханулся, а рассказывать о таком никому не охота.
– Пару дней назад… точное время не помню… является он сюда и говорит, что влип по самое не могу. Будто бы перешел дорожку банде Крысолова, ну то есть с торговлишкой своей, они вроде как всю подпольную торговлю шмотками под себя подгребают. Обещают руки-ноги переломать. Это ж отморозки, беспредельщики полные. А хозяин прикрыть его не хочет. В общем, говорит, нужно мне залечь, помоги, Мировым Светом умоляю. Я ему говорю – ты меня в эти дела не втравливай, и мадам здесь тебе отсиживаться никак не позволит. А он не отстает ни в какую, мол, не задаром ведь прошу, я, говорит, тебе за это байк свой оставлю. А байк у него классный, ну я и повелся, скинул ему один адресок…
– Дурак ты, Мондок. Подставил тебя Летер по полной. Никто на него не наезжал. А вот что хозяин его впал в преступление государственной измены, за что уже и понес заслуженное наказание, это к чему ведет – соображаешь?
Мондок привалился к стене.
– Ну, сука, вот чувствовал я, что дело нечисто, но чтоб так…
– Навел, навел на тебя дружок твой Шуме через классный свой байк. Так что прикрывать его у тебя никакого резону нету.
– Да я и так бы его сдал, как добрый гражданин. Какой он мне дружок, тварь скользкая… Записывайте – ночной клуб «Бункер». Это место такое… специфическое… туда полиция не суется. Хотя оно вроде как по их части. Я там раньше пел, да и Шуме там провисал частенько. Не удивлюсь, если хозяин его покойный там его и подхватил. А только в последнее время у Шуме с владельцем заведения вышли контры, то ли Шуме его кинул, то ли, наоборот, его кинули… В общем, не было туда Шуме ходу. Вот он меня и попросил черкнуть записку, что он, мол, от меня, тогда его там примут. А я и рад был от него избавиться…
