Текст книги "Шестое действие"

Автор книги: Наталья Резанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Короче, все наши усилия пошли прахом. Мы ничего не узнали и ничего не добились.

– Я бы так не сказал. Мы живы, и это уже само по себе неплохо. Об остальном поговорим позже, ладно? День был чертовски утомительный. Давай спать.

– Ты ложись, а я посижу еще. Что-то мне не спится, и лучше, чтоб ночью кто-нибудь из нас сторожил. А то разнежились в городе.

Похоже, в ту ночь она так и не легла. Мерсер несколько раз просыпался и в полудреме различал фигуру Анкрен у дотлевающего костра.

Наутро они снова выехали на прибрежную дорогу. Анкрен поняла, что Мерсер, вопреки первоначальному намерению, решил вернуться в Эрденон, но не спросила почему. В городские ворота они проехали после полудня, но, когда собирались свернуть с улицы Черной Собаки, произошла заминка.

И эта улица, и прилегающие к ней были забиты народом, радостно возбужденным. Мерсер попытался припомнить, не выпадает ли на сегодняшний день какой-нибудь местный праздник, однако ничего похожего на ум не приходило.

Все прояснилось, когда веселящуюся публику с проезжей части потеснили конные стражники и по брусчатке загрохотала позорная повозка с решетками над деревянными бортами, а в ней, скованные по рукам и ногам, сидели двое. Совсем недавно (только тогда их было четверо) их видели под покровом ночи в закрытом возке. Теперь ангелистов перевозили из темниц генерал-губернатора в Фортецию, в церковное узилище, а главный нынешний борец с ересью епископ Деций заявлял, что Церковь вершит правосудие открыто.

Решетка над бортами была устроена не для того, чтобы помешать арестантам бежать, но чтобы защитить их от толпы, готовой учинить над еретиками самосуд, или от попадания особо крупных камней, которые, несмотря на усилия стражников, летели в сторону повозки. На счастье ангелистов, редкий камень долетал до цели, но похоже, что это была единственная доступная им разновидность счастья. Судя по их внешнему виду, начальную стадию допроса с пристрастием они уже прошли. Одному из сектантов только цепи, прикрепленные к бортам, мешали сползти на дно повозки. Другой оказался покрепче. Он не только не падал, но даже пытался проповедовать.

– Горе тебе, Эрденон, город крепкий! Погибнешь, блудилище диавольское! Ибо явился праведным отцам нашим Ангел-Мститель с мечом огненным, прекрасней всех, золотоволосый, и рек голосом, подобным шуму вод многих: «Ступайте в Эрденон, где копятся богатства неправедные, и разорите его, и сровняйте с землей…»

Конец речи потонул в улюлюканье, и в повозку снова полетели камни, грязь и тухлятина.

Мерсер с тревогой взглянул на Анкрен. Он не боялся того, что она снова ринется освобождать несчастных. Но ангелист мог запомнить ее лицо, а сегодня Анкрен не прикрывалась мороком. Однако она, также догадавшись, что ее могут узнать, сидела в седле, пригнув голову.

Повозка укатила, жаждущие зрелищ двинулись за ней, а Мерсер с Анкрен продолжили путь.

По возвращении в дом Китцеринга Анкрен сразу же отправилась переодеваться, а Мерсер вытащил из-за пазухи список реликвий (его он не сжег) и внимательно перечитал.

Вернулся со службы Китцеринг и прислал Миккеля пригласить гостей на ужин. Мерсер не был уверен, что Анкрен примет приглашение, но она спустилась, правда, за столом помалкивала.

– Вскоре, Роберт, мы прекратим бессовестно злоупотреблять вашим гостеприимством. Дня через два, от силы три…

– Я должен так понимать, что дело, которым вы занимались в Эрденоне, успешно завершилось?

– Можно сказать, что да.

Китцеринг, будучи хорошим чиновником, умел понимать собеседника с полуслова. Поняв, что более подробного ответа не дождется, он сменил тему:

– Слышали, что ангелистов передали Церкви?

– Даже видели.

– Теперь им осталось недолго… Кстати, приказ о переводе их в церковную тюрьму отдал лично генерал-губернатор, хотя Форсети умолял его повременить. Но его светлость заметил, что капитан дело свое сделал, а со всем остальным успешно справится епископ Деций, когда приедет в Эрденон. И он, безусловно, прав. Форсети зол как черт, и не без основания. Он спал и видел, как преподнести наместнику на блюде роскошный заговор, а все ограничилось выходками горстки фанатиков.

За умной беседой прошел вечер, а когда поднялись к себе, Анкрен спросила:

– Ты в самом деле собираешься уезжать?

– Конечно. Нужно начинать расследование сначала. Только сперва понадобится кое-что выяснить.

– У Марии Омаль?

– Нет, там больше делать нечего. Ах, если бы церковные архивы Эрденона не погибли во время войны! Ничего, обойдемся и без них.

– Обойдемся? Ты считаешь, что я по-прежнему участвую в твоей игре?

– А разве нет?

– Какой смысл? Вендель удрал, не гоняться же за ним по всей империи.

– Мы его найдем, но дело не в Венделе, при всей его пакостности. Разве тебе не хочется узнать, кто и что в действительности за всем этим стоит? Это гораздо интереснее, чем месть.

– Тебе уже не хочется мстить?

– Так ведь и ты, как я вижу, не горишь этим желанием. Согласен, мстительность бывает очень полезна, она дает первоначальный толчок многим действиям, придает силы, но если тратить их и ум только на месть… Анкрен, не в этом, так в следующем году разгадка найдется, ну так что же? Разве ты не поняла за последний месяц, что мы с тобой похожи? Мы оба не живем прошлым, мы не из тех, кто сидит сиднем и обзаводится домом и очагом. И поэтому нам хорошо вдвоем и мы должны быть вместе.

– Слова, сказанные ночью…

– Еще не совсем ночь. Свеча горит, и постель не расстелена.

– Это можно исправить. – И Анкрен загасила фитиль.

Утром она еще спала, когда Мерсер вышел из дома. Сегодня его путь лежал на биржу. В Эрденоне она не была столь шумна, как в Свантере, но все же сюда съезжались коммерсанты со всей империи. И, что особенно важно для Мерсера, из Карнионы и Открытых Земель. А южан хлебом не корми – дай поговорить о достоинствах родных краев. Ради этого они способны забыть даже о сиюминутной выгоде.

Мерсер заводил и обрывал разговоры, слушал, выуживая из бурного потока темпераментной южной речи то, что могло впоследствии оказаться жемчужиной. Это заняло довольно много времени, и он вернулся в дом Китцеринга лишь во второй половине дня, рассчитывая пообедать с Анкрен и рассказать ей о своих догадках.

Во дворе его встретил жалобный вой Тигра, посаженного на цепь.

– Зачем пса привязали? – спросил Мерсер конюха, прогуливавшего по двору хозяйского мерина. – Покусал кого?

– Нет. Просто, когда госпожа уехала, он как взбесился, а теперь вон воет, как по покойнику… И высечь нельзя – хозяйский любимец.

– Погоди… госпожа уехала? Как? Когда?!

– А утречком. Приказала Лешего своего вывести и оседлать, а после уехала.

– Ничего не сказала?

– Да вроде ничего…

Мерсер был озадачен. Анкрен порой уходила в его отсутствие, но никогда не уезжала.

Он поднялся в ее комнату и обнаружил, что сумка с ее вещами исчезла, зато одежда Китцеринга, в которой она ездила в Стор-Бирену, была сложена аккуратной стопкой, а сапоги стояли на полу.

Может быть, она оставила записку? Мерсер спешно прошел к себе. Записки не было видно, но на столе, рядом с чернильницей, лежал томик Бергамина, почему-то раскрытый.

Мерсер придвинул книгу к себе. На ее титульном листе, перед названием романа, были приписаны две буквы:

«НЕ».

Часть вторая
Открытые земли

1. Южный тракт

В середине октября Мерсер пересек границу герцогства Эрдского. Следовало бы выехать пораньше, но он задержался в Эрденоне. Выждал два дня сверх намеченного, надеясь, что бегство Анкрен – одна из ее внезапных выходок, о которых она потом жалеет, и, одумавшись, она вернется. Потом отложил отъезд еще на пять дней. И на исходе недели понял, что возвращения Анкрен не дождется.

Наверное, он сумел бы ее найти. Ведь нашел же он ее в Свантере, имея о ней самые поверхностные сведения и ни разу до того не видев. Но странное послание Анкрен ясно говорило: она не желает, чтоб ее искали.

И Мерсер предоставил ей поступать как хочет.

Не то чтобы он легко это перенес. Были тоска и обида: впервые за много лет он встретил женщину, с которой хотел бы остаться, а она поступила с ним, как он с той девицей в Аллеве: получила от него то, что ей было нужно, и исчезла без прощаний и обещаний.

Мерсер настаивал на том, что они с Анкрен похожи, – так они оказались слишком похожи. И он не успел узнать о ней самого главного: откуда она пришла, от кого унаследовала свои знания и умения.

Но какое право Мерсер имел обижаться? Он тоже не рассказал Анкрен о своем прошлом и не открыл настоящего имени. Может быть, если бы они дольше пробыли вместе… Но зачем рассуждать о том, что могло бы быть? Полезней заняться делом. Он не герой Бергамина, свершающий подвиги во имя неземной любви. И любовь, и подвиги – не его стезя.

Если у Роберта Китцеринга имелись соображения по поводу исчезновения несимпатичной ему постоялицы, он держал их при себе и не задавал вопросов. Мерсер тем временем приготовился к отъезду, благо это было недолго. Денег у него было в обрез, но искать какого-нибудь дела, чтобы обогатиться, Мерсер не стал. И не стал просить взаймы у Китцеринга – у всякой благодарности должны быть границы, и Мерсеру не хотелось испытывать судьбу.

Было еще одно обстоятельство, заставлявшее поторопиться. Неумолимо близилась зима. А она в Эрде долгая и снежная. Там, где родился Мерсер, морозных зим не бывало, и длительный холод представлялся ему каким-то природным извращением. И если ему приходилось зимовать в Эрдской провинции, виной тому были веские причины.

Пожалуй, до наступления холодов Мерсер успел бы съездить в Аллеву и потрясти хозяина «Полумесяца» на предмет знакомства с Венделем и его наемниками. Но он не любил возвращаться. К тому же не к месту вспомнилось ехидное замечание Анкрен о девице, которая по нему сохнет. И разве в Венделе дело? Если догадка Мерсера верна, искать его не придется, он явится сам.

В любом случае поездка в Открытые Земли будет занимательной. Прежде Мерсер там не бывал, лишь задевал границы по касательной, если приходилось путешествовать из Эрда в Карниону (или обратно) по суше.

И это было упущение. Открытые Земли претендовали нынче на лавры самого богатого владения империи, стяжав их у земель Древних. Правда, следует признать, что Карниона сама приложила к этому немало усилий.

Как известно тем, кто изучал историю империи Эрд-и-Карниона, обширные территории, прилегающие к южной границе Эрдского Вала, очень долго не были заселены, начиная с тех веков, когда на край пало Заклятие. В чем оно заключалось, теперь никто не помнил, и служило оно темой либо сказок для маленьких детей, либо насмешек. Даже Бергамин не воспользовался им в качестве сюжета, хоть и жил в самом сердце бывших Заклятых Земель. Но в те времена, когда было официально объявлено, что земли эти свободны и открыты (более двух с половиной столетий назад), в силу Заклятия очень даже верили, и страх перед ним был так силен, что поселенцы не спешили. В ту пору среди равнин и лесов Открытых Земель, кроме диких зверей, можно было встретить лишь изгоев с каторжным клеймом, для которых имперский закон был хуже любых Заклятий, да самых отчаянных купцов, искавших коротких путей через Эрдский Вал. Так продолжалось сто с лишним лет, пока во всем известном мире порох не вытеснил с полей сражений лучников и арбалетчиков, и ни один правитель не мог чувствовать себя спокойно, не обзаведясь собственной артиллерией. А это означало, что железо, медь, олово и прочие металлы следует добывать в количествах, многократно превышающих прежние. Предприимчивые люди бросились разведывать месторождения. И оказалось, что самые изобильные из них залегают именно с южной стороны Эрдского Вала. Кроме железной руды там обнаружились и цветные металлы, не было только золота, но золотых месторождений нет нигде в Европе, так что грех жаловаться. Никто и не жаловался. Некогда было. Месторождения нужно было осваивать.

Проблема состояла в том, что в Открытых Землях отсутствовала какая-либо власть. То есть, конечно, над ними властвовал император, но вот местной администрации, способной проводить в жизнь имперские законы, не было. А даже самый жадный промышленник понимает: законы необходимы хотя бы для того, чтобы их можно было нарушать.

Незадолго до того Карниона пережила волну мятежей городской бедноты (ткачей по преимуществу), подавленных большой кровью с помощью имперских войск. И хотя в Древней Земле снова установился мир, она, в политическом отношении и без того являвшая довольно рыхлый конгломерат, была значительно ослаблена.

А будущие шахты и рудники нельзя было оставлять без защиты: ведь как только они начнут приносить доход, в Открытые Земли, позабыв прежние страхи, ринется забубенная шваль со всей империи.

Нобилитат Карнионы, состоявший из аристократии родовой и аристократии финансовой (впрочем, разница была весьма условной), в отличие от эрдского дворянства, еще кричавшего в те времена по всякому поводу о «древних исконных вольностях», уже усвоил принцип: «Если насилие неизбежно – расслабься и получай удовольствие». Решено было снова просить военной помощи у императора. А самим скинуться деньгами.

Так возникла странная система управления Открытыми Землями, которая держалась по сей день и пока, похоже, всех устраивала.

Назначаемый из Тримейна военный губернатор Открытых Земель, в отличие от генерал-губернатора Эрда, ведал только вопросами обороны. По всей территории выстроилась цепь крепостей (на карнионские средства, разумеется), занятых вооруженными гарнизонами. Нельзя сказать, что они изнывали от безделья.

В первые годы по освоении земель стало ясно, что опасения карнионских толстосумов были не напрасны. Крепостей тогда еще не было, а лесов, где могли укрыться разбойники, имелось предостаточно, и новоприбывшим военным отрядам то и дело приходилось вступать в кровопролитные стычки. А в веке нынешнем гарнизонам нужно было подниматься по тревоге во время смуты в Эрде, когда северные беженцы норовили хлынуть во владения благополучных соседей. И за это заметный процент доходов со здешних рудников отчислялся в императорскую казну.

Прочие дела изначально должны были решаться парламентом карнионского нобилитата. Наверное, ничего иного во времена запустения и быть не могло. Однако за век с лишним в Открытых Землях появилось шесть городов, множество поселков, а общего органа самоуправления по-прежнему не было. Зачем, спрашивается? Военный губернатор и его солдаты обеспечивали порядок, а об остальном позаботятся господа промышленники. Владельцы шахт в какой-то мере играли ту же роль, что в Средневековье владельцы феодальных замков. Как у замковых стен лепились селения, так в Открытых Землях города вырастали вблизи рудников. Владельцы рудников могли меняться, но, как правило, каждый из них имел сторонников в парламенте, либо они сами заседали там и положение свое использовали, чтобы люди, работающие на них, были обеспечены всем необходимым. А производить необходимое на месте оказалось дешевле, чем ввозить, и в Открытые Земли потянулись те, кто не был связан напрямую с добычей и обработкой металлов.

Обогащению Открытых Земель способствовало еще одно обстоятельство. Там, где хребет Эрдского Вала разделялся, в так называемом Междугорье (самом жутком, по мнению знатоков старинных преданий, месте в империи), начали добывать цветные камни. Опять же самых дорогих, истинно благородных – алмазов, изумрудов, рубинов – здесь не нашли, как не нашли и золота. Зато всяческого рода кварцев, шпатов, алебастра, агатов, змеевика и радужника – сколько угодно.

Однако при нынешнем уровне развития ремесел и стремлении к роскоши в строительстве, свойственном всем провинциям в империи, эти залежи могли принести доход не хуже алмазных. В Междугорье не было дорог? Неважно. Там, где царила тысячелетняя тишина, загремели взрывы, и скалы разлетались в щебенку над провалами пропастей.

Никаких ужасных последствий вторжение в Междугорье не вызвало. И это еще больше убедило людей, что рассказы о Темном Воинстве, некогда свирепствовавшем возле Эрдского Вала, и о его прорывах из потустороннего мира в Междугорье и Заклятые Земли не имеют под собой никакой почвы. И вообще, никакое заклятие соседства с заводами и лесопилками не выдержит.

Открытые Земли приносили Карнионе все больше денег, и тем не менее, несмотря на внешнее благополучие, Карниона неуклонно слабела. Помимо городских восстаний, ее силы подорвала очередная война на Южной границе. Впервые за два столетия разрозненные мусульманские княжества за Южным мысом сумели объединиться. Точнее, для них нашелся объединитель. И войска султана Санджара абд-Рашида, принявшего неоригинальное прозвище Меч Пророка, прорвали границу. Должно быть, Санджару не давали покоя лавры основателей молодой Османской империи. Посоперничать с ними Санджару не удалось: карнионцы землю свою отстояли, и над церковью Урсулы Скельской не воссиял полумесяц. Однако тумены султана дошли до самого Эйсана (по странной прихоти судьбы рыцарский орден, основанный в этом городе с целью защиты границы, давно оставил его после длительного мира, дабы не терять боевых навыков). Это было сильным ударом по пресловутой гордости южан. Гордость, впрочем, скоро заменили извечными заклинаниями: «Мы одни держим щит между варварами и империей», а вот отстроить разоренные города так быстро не удалось.

Не все ладно было и в других пределах империи. Пиратские войны, эрдская смута… лишь Открытые Земли в последние сто лет избежали развернутых боевых действий. Что пошло им на пользу не меньше финансовых вливаний из Карнионы. Здешние богачи стали претендовать на определенную независимость от Древней Земли и размещали капиталы в других провинциях, особенно в замиренном нынче и призванном к порядку Эрде.

Все это Мерсер прекрасно знал. Теперь ему предстояло это увидеть.

Но не сразу. В первые дни и даже недели путешествия Мерсер ничего нового для себя не заметил. Южный тракт был ему знаком хорошо, приходилось странствовать здесь и верхом, и в карете, а в первые годы пребывания в империи – и пешком. Сейчас Мерсер передвигался не торопко: загонять Бальзана он не хотел, равно как и не хотел продавать его и трястись в почтовой карете. На сменного коня и наемную карету денег не хватало.

Путешествующих на дороге хватало в обоих направлениях: люди спешили уладить дела до холодов, а если повезет – до продолжительных осенних дождей, когда повозки тонут в грязи. Казалось, это главное, что их заботит. Год для Эрдской провинции в целом выдался неплохой, если не считать мелких неприятностей с казнями в Вальграме. Урожай собрали вовремя, торговля процветала, край не посетила никакая зараза – грех жаловаться. В деревнях вдоль тракта варили пиво, готовили сидр, пекли пироги.

Не все праздники в этой сельской идиллии были связаны со сбором урожая. Однажды, когда Мерсер подкреплялся в каком-то деревенском трактире, туда с радостным гомоном явилась компания местных жителей, волоча за собой приблудного волынщика. Все были принаряжены, мужчины навтыкали в шляпы петушиных и индюшачьих перьев, на женщинах – бусы, коралловые, завезенные с побережья, либо из добытых в Междугорье цветных камушков.

А худенькая и кудрявенькая, как барашек, девушка, поминутно закрывавшаяся платком, чтобы скрыть румянец, когда ее поздравляли и величали, была разубрана яркими лентами. Но это была не свадьба и не помолвка, а девушка не была невестой, хотя, возможно, в ближайшем будущем ей предстояло принять брачный венец. Меж тем совсем недавно несчастнее Присси – так звали девушку – не было никого в деревне. О прошлом годе, рассказывали Мерсеру, у нее от тяжкой ли работы – а девушка она работящая, родителям послушная – или от завистливого сглаза отнялись ноги. А семья-то бедная, лишний рот совсем ни к чему, хоть жернов бедняжке на шею цепляй – и в пруд. По счастью, родители догадались свозить Присси на могилу святого Альдрика. И внял святой молитве от сердца чистого, убил злое колдовство, потому как есть он Светлый Воин! Возвратилась Присси домой на своих ногах. А жители деревни на радостях решили всем миром это дело отпраздновать, паче того – каждый год теперь по осени устраивать пиршество в честь святого Альдрика, а кто не выпил – тот еретик.

Мерсер, конечно, выпил – и в память Светлого Воина, и за здоровье Присси, дай ей Бог того и впредь, и жениха хорошего. С искренним чувством и даже с умилением.

Так вот они какие – почитатели святого Альдрика Эрденонского! В последнее время Мерсер начал было верить, что он полностью их выдумал, хотя слышал о них от Китцеринга. Те, придуманные, – суровые защитники веры, преследующие ангелистов на ночных улицах Эрденона в жутком отблеске пожара, были интереснее, но эти – простодушные, круглолицые, уминающие за обе щеки пироги с репой, безусловно, полезнее для жизни. Можно было лишь пожелать, чтобы администрация наместника не поддалась давлению Церкви и не принялась с ними бороться. К счастью, деятельный Форсети пока что носился по ложному следу. Что же, след, по которому шел Мерсер, тоже мог оказаться ложным. И пока что вел он через Кулхайм.

Это был первый город Открытых Земель, если считать от Южного тракта. Вообще-то довольно долго существовали сомнения, где, собственно находится Кулхайм – в Заклятых Землях или в Эрде. Последнее мнение имело под собой основание, так как изначально Кулхайм находился под юрисдикцией герцогов Эрдских, но тогда он был просто деревней, а герцогам было недосуг заниматься этим захолустьем… и Кулхайм как-то сам собой, не сходя с места, уплыл в сторону Открытых Земель и вырос до настоящего города. Это был единственный город в здешних краях, не зависящий напрямую от рудников. Зато он зависел от дорог, на перекрестке которых находился, а иные из них вели как раз к рудникам.

Мерсер уже бывал в Кулхайме, тоже проездом. Но прежде ему приходилось двигаться мимо по старому тракту, теперь предстояло свернуть.

Он приехал во второй половине дня и решил заночевать в гостинице, а продолжить путь утром. Но прежде всего – пообедать.

Чтобы убедиться, что Кулхайм не принадлежит более Эрду и это уже другой край, не стоило глазеть по сторонам. Достаточно было вдохнуть запахи с кухни – такие забористые, что вышибало слезу. Но это была слеза удовольствия – для тех, разумеется, кто мог переносить острую пищу в больших количествах. С тех пор как пряности перестали быть предметом роскоши, они вошли в обиход у всех южных сословий, где и без того любили приправлять блюда уксусом, разными пахучими травками, луком и чесноком – по мнению северян, в непомерном количестве. Охотно перенимали в Карнионе и кулинарные новшества, ввозимые из Дальних Колоний и от соседей-врагов за Южным мысом: рис, кукурузу, баклажаны, золотые яблоки и прочее. До Открытых Земель все это доходило в достаточно упрощенном и огрубленном виде, и утверждения противников местной кухни, будто бы трактирщики столь щедро поливают мясо и рыбу уксусом и острым соусом, дабы отбить вкус тухлятины, имели под собой некоторую почву. Кроме того, по части напитков пиво здесь еще не сдавало позиций перед вином. Что делать? Виноградников в Открытых Землях не было, а следовательно, вино не столь дешево и общеупотребительно, как дальше к югу.

Мерсер уже обедал раньше в той гостинице, где встал на постой, и покуда не отравился. Поэтому без опасений заказал блюдо из сладких перцев по-карнионски – с мясом, сыром и базиликом. А после вышел пройтись.

Кулхайм по части красот и достопримечательностей ничего особенного собой не представлял. Но он был упомянут в связи со списком потерянных и обретенных реликвий. Одна из них хранилась в здешней церкви.

Если догадка Мерсера, ради которой он направился в Открытые Земли, была верна, эта реликвия к делу не имела никакого отношения. Однако коли представился случай проверить дополнительную версию, то почему бы этого не сделать? Тем более что день воскресный и створки алтаря должны быть открыты.

Похоже, жители Кулхайма не отличались особым благочестием. На вечерней службе народу было немного, и Мерсер сумел хорошо разглядеть серебряную створку.

Парная створка алтаря, которой также следовало быть литой, была, однако, выписана красками по деревянной основе. То ли денег не хватило, то ли вкусы горожан не лежали к симметрии.

Апостолы Петр и Павел, вопреки канону, были схожи, как близнецы. Должно быть, створка была изготовлена в те времена, когда мастера не обладали необходимым умением, чтобы достичь разницы в изображениях. «Ничем, кроме древности работы, не примечательна», – сказала о ней Анкрен…

Все эти дни в дороге Мерсер не вспоминал о ней. И сейчас возникшее в памяти имя резануло, словно бритвой по сердцу. С чего бы? Разве не было в его жизни горших и более тяжких потерь, когда смерть разрубала узы, не в пример более прочные, чем эта короткая связь? И были худшие поражения, злая неблагодарность, нищета и боль. Ничего, со всем справлялся и спокойно шел дальше…

Кто-то деликатно кашлянул за плечом Мерсера, и он осознал, что месса кончилась и прихожане покидают церковь.

Языки пламени догоравших свечей колыхались от сквозняка, и по тусклому старому серебру бежали черные тени.

Обернувшись, Мерсер увидел невысокого бледного человека, дурно выбритого, в дешевом парике и кафтане табачного цвета. Переносицу его оседлали очки в железной оправе.

– Вы так пристально смотрели на алтарную створу, сударь… – начал он сипловатым тенором.

– …что вы заподозрили во мне церковного вора, – закончил фразу Мерсер.

– Как можно, сударь, как можно! Истинного знатока и ценителя! – Нос под очками от полноты чувств покраснел и заблестел от пота. – Я и сам принимаю сие творение близко к сердцу и потому помогаю здешнему причетнику. Ведь это мои святые… Позвольте представиться: наставник кулхаймского юношества Петер-Пауль Файт. Или Пейре-Пао, если вы южанин…

– Корнелис ван Бойд.

У Мерсера были веские сомнения в том, что учитель прислуживает в церкви из одного лишь благочестия, а с приезжим заговорил из любви к искусству. Но и в самом худшем наставника кулхаймского юношества вряд ли следовало подозревать. Он был бледен не только из-за того, что полумрак скрадывал краски. Дрожащие руки, потливость, а главное, запах свидетельствовали, что любители аквавиты завелись также вдали от столиц и портовых городов. Или он в Эрденонском университете познакомился с этим напитком.

Учитель страдал с похмелья, а Мерсер нынче был не так богат, чтобы меценатствовать. Но местный житель может оказаться полезен по части сведений.

– Я здесь проездом и сейчас возвращаюсь в гостиницу. Не выпить ли нам по кружке пива?

Петер-Пауль изъявил немедленную готовность, и видно было, что он с трудом сдерживается, дабы не бежать впереди Мерсера.

В гостиничном зале Мерсер заказал – как и предупреждал – по кружке пенного. Но учителю пока больше и не надо было. Надо думать, он оказался совсем на мели. Припав к живительному напитку, он высосал кружку до дна и отвалился с видом счастливейшего из смертных.

– Где-то я уже слышал такую фамилию – Файт, – сказал Мерсер. – Или название.

Выражение счастья испарилось с лица учителя.

– Милостивый государь! В прежние времена вам не пришлось бы ломать над этим голову… а мне – сидеть в этом трактире. Замок Файт находился всего лишь в конном переходе от Кулхайма, и его гордые владельцы защищали границы герцогства Эрдского от всякого зла, нашедшего прибежище в Заклятых Землях. Но против наглых толстосумов рыцарский меч оказался бессилен. И вот я, несчастный потомок древнего рода, лишившийся из-за происков коварных злодеев всех владений, влачу свои дни в этом жалком городишке. К счастью, родители озаботились дать мне образование, и это единственное, что спасает меня, Петера-Пауля Файта, от того, чтобы не умереть с голоду. Увы! Все потеряно, кроме чести!

– Не такая уж редкая история в наши дни, господин Файт. Но вы могли бы поискать счастья в Эрденоне или в Свантере – там есть нужда в образованных людях.

– Сам не понимаю, что меня здесь держит. – По тому, как Петер-Пауль опустил глаза, Мерсер догадался, что счастья он, несомненно, искал, но не нашел. – Разве что из привязанности к родным местам… к церкви, где меня крестили.

– Но в Открытых Землях тоже можно сделать карьеру. Сюда притекают большие деньги…

– Притекают. Только куда они деваются, хотел бы я знать? У кого из этих… нынешних… ни спросишь, на все ответ: «Капитал в обороте». На школу не допросишься, на дела милосердия – ни за что, Господу денег и то жалеют. Эта жалкая серебряная планка в алтаре, которую давно пора заменить, дабы не свидетельствовать о варварстве нашем…

– Как сказать… Я слышал, что в древности в Карнионе серебро ценилось дороже золота. Не случайно тамошние нотабли носят знаки отличия из серебра. И это древнее изображение апостолов – свидетельство не варварства, а глубокого почитания святынь.

– Чтобы оправдать собственную скупость, можно наплести что угодно.

Мерсер волен был понимать это как намек: настало время для второй кружки. Однако Файт еще ничего не сделал, чтоб ее заслужить.

– Я вспомнил, в какой связи мне приходилось слышать название вашего родового гнезда. Там хранилась какая-то древняя реликвия Эрда, не так ли?

– Наконечник копья святого Хамдира. Увы, мы лишились его, так же как и всего достояния. Быть может, если бы святыня по-прежнему охраняла наш род, Файты вернулись бы к процветанию.

– Святыня пропала бесследно?

– Вовсе нет. Она в Свантере, в церкви Св. Николая. Когда я учился в Эрденонском университете, то специально ездил в Свантер, чтобы своими глазами взглянуть на эту великую реликвию, о которой с детства слышал от матушки. Из уважения к моему имени капитул допустил меня к святыне. И вы знаете, господин ван Бойд, что самое удивительное? – Файта так захлестнули воспоминания, что он даже позабыл зыркнуть в сторону стойки. – Матушка не рассказала мне одного важного обстоятельства. Но ее нельзя винить – она тоже не видела копья. Так вот, наконечник был каменный!

– Каменный? – Мерсер нахмурился.

– Да, и совсем черный! Наподобие тех черных камней, что добывают в Междугорье. Гладкий и блестящий, словно полированный. Но это, конечно, был не такой камень. Те – ломкие. Наконечник больше моей ладони, в виде листа, края его остры как бритва, и в него можно смотреться, как в зеркало.

– Но все же это камень – не железо и не стекло.

– Вот именно! Представляете, какой силой должен был обладать человек, способный камнем пробить драконову чешую? Воистину, Господь направлял руку воителя. А что до того, что камень черный, здесь у меня свои догадки. Это кровь из сердца дракона навеки окрасила его. Никто не станет отрицать, что кровь у драконов черная и густая, как смола. Все источники подтверждают это…