Текст книги "Причастие мёртвых"

Автор книги: Наталья Игнатова

Оказалось, не только. Лэа тоже заметили. Не переставая рассказывать упырю о том, сколько сил и внимания потребовало изготовление реплик подлинной мебели Пильбьера, и какой интересной задачей было создать в башне, не приспособленной под жилье, жилую обстановку, успев сообщить, что ее можно называть просто по имени и получив взаимное разрешение от Занозы, Клюгер взбила подушки еще на одном стуле, позвала ее:

– Устраивайтесь, устраивайтесь, Лэа. Садитесь. У семьи вашего мужа русские корни?

– Мой муж русский, – сказала Лэа. И поймала удивленный взгляд Занозы.

Ну а что? Он будто поверил, что Мартин демон! Ага, конечно! В Лос-Анджелесе не верят в демонов, не в двадцать первом веке.

– И вы живете в России! – у Клюгер стал такой вид, как будто она сейчас скажет: «элементарно, Ватсон». – Вот откуда у вас такой интересный акцент. Он определенно не ирландский.

Что, правда, что ли, акцент? Лэа слегка загрузилась, акцент ей был не нужен. Но если все время жить только в Москве, Питере и на Тарвуде, и все время говорить по-русски, он так и останется. Переехать на год в Ирландию, что ли? Чтобы ирландским акцентом обзавестись.

А музейная тетечка уже снова смотрела на Занозу. Прям вся. Тот перестал гладить кошку, постучал пальцем по краю чаши:

– Нас интересует этот потир.

– И вас тоже? Я уже готова подумать, будто он особенный, – Клюгер заулыбалась, показывая все зубы, – около недели назад его хотел купить один итальянец, сеньор Виго. У меня плохая память на имена, но этого я запомнила. Такая настойчивость… я даже подумала, не мафиозо ли он. Кто еще не понимает, когда говорят «нет»? Только дети, мафия и государственные службы. Ну а вам, видимо, нужна оценка эксперта?

Клюгер взяла потир, чтобы рассмотреть поближе. Заноза отступил от нее на полшага, пересадил кошку на подушки оставленного хозяйкой кресла. Кошка встала на задние лапы, вытянулась и начала томно когтить рукав занозовского плаща. Лэа подумала, что Клюгер тоже не против чего-нибудь покогтить, слишком мало внимания та уделила чашке и слишком много таращилась на Занозу. Хорошо, что Клюгер не кошка. Плохо, что она, когда улыбается, похожа на крокодила. Хотя нет, не так уж плохо. Такая улыбка даже упырей должна отпугивать.

– Что ж, Уильям, – еще один крокодилий оскал, – в том, что ваша чаша – копия, можно не сомневаться, потому что подлинник хранится в Пильбьере, но, надо признать, копия великолепна, удивительное мастерство.

Вот с этим Лэа согласилась бы, но она сомневалась насчет копии. Слишком хорошо сделано, слишком качественно. Чашка того не стоит. Или все-таки Заноза прав, и потир, который понадобился господину Эрте, стоит куда дороже любых затрат на любые подделки?

– Я не отличила бы один потир от другого, – продолжала Клюгер, все так же широко улыбаясь, – поэтому не буду предлагать сравнить ваш с моим.

Она рассмеялась, давая понять, что шутит. И хорошо. А то где б они взяли вторую чашу?

– Про сеньора Виго расскажите подробней, пожалуйста, – попросил Заноза, на которого уже снова залезла кошка. – Вы выяснили, что он не из мафии?

– Да нет, не выяснила, – Клюгер махнула рукой, – скорее наоборот. У него какой-то бизнес в Монце, а что там может быть? Автогонки. Спортивная мафия. Зачем ему мой потир? Виго коллекционер, – добавила она с пренебрежением, как будто сама не коллекционировала все эти древние штуки, – но в его коллекции нет ничего серьезного. Потир тоже не представляет большой ценности, просто старинный предмет культа, с ним даже никаких интересных легенд не связано. Может, в коллекции Виго он и стал бы жемчужиной, я ведь даже думала согласиться на предложение. Но сначала отказалась – кто же соглашается с первого раза, а потом он повысил цену так, что это показалось подозрительным. И я решила: нет, никакой сделки с этим мафиозо, пусть он скупает национальное достояние Италии, но даже не думает про Пильбьер.

Заноза слушал и кивал, и Клюгер не мешало то, что он в черных очках, в дурацком плаще и так и не снял перчатки, она рассказывала про Виго и про чашу, как будто изливала душу перед исповедником. Ну или, может, перед лучшим другом.

Постепенно выяснилось, что бизнес у Виго не автомобильный, а строительный, и не в Монце, а в Милане. А вот коллекция – в Монце, в старинном доме под названием Гушо. Также выяснилось – во всяком случае, Лэа для себя это уяснила, – что Виго не нравится музейной Клюгер еще и потому, что его коллекция хранится в доме, испокон века принадлежавшем его семье.

Клюгер – американка, купившая замок во Франции. Еще бы ей понравилось, что у какого-то Виго с фиговой коллекцией старинных цацек есть Гушо, дом, построенный даже раньше, чем Пильбьер, да притом еще перешедший к нему по наследству от поколений благородных предков.

Хотя вряд ли, кстати, благородных. То есть не вряд ли, но не обязательно. Виго может быть и из купцов. По итальянским меркам, между прочим, тоже очень даже благородное занятие. И что? Виго, что ли, чашу подменил? Купить не получилось, так он залез в Пильбьер и подсунул копию? Получается, что так. Не сам залез, наверное, послал кого-нибудь, но это все равно.

– Спасибо, Анделин, – сказал Заноза серьезно. – Вы очень нам помогли, теперь я уверен, что наш потир подделка. Возьмите, – он сгрузил кошку на руки хозяйке, снова взял чашу, – приятно было поговорить.  Спокойной ночи.

Ну вот. Не надо быть провидцем, чтобы понять, что теперь им придется возвращаться в музей и ставить потир на место. Хотя, между прочим, это запросто можно не делать. Перебьется крокодилица без чашки, а им с Занозой не убудет от того, что их примут за воров. Им тут не жить.

*  *  *

Лэа и Заноза появились в кабинете через десять секунд после того, как ушли. Без потира. Непохоже было, чтобы за ними кто-то гнался, вряд ли они нарвались на охрану, а если и нарвались, трудно поверить, что это помешало бы им забрать чашу. Лэа бы точно ничего не помешало. Значит?

– Его там нет? – спросил Мартин.

– Заноза говорит, что нет, хотя, по-моему, есть, – отрапортовала Лэа, невинно глядя Мартину в глаза. – Заноза говорит, это подделка.

– Ты же эксперт по подделкам.

– Я по подлинникам эксперт.

– Ну да, да. Так это подлинник или нет? Вы его почему не принесли-то?

– Заноза сказал поставить на место.

– И давно ты слушаешься посторонних вампиров? – изумился Мартин.

– Анделин тоже считает свой потир настоящим, – Заноза счел необходимым вмешаться, может, не понравилось, что о нем говорят в третьем лице? – Она бы расстроилась, если б он пропал, а нам ни от потира, ни от ее расстройства никакой пользы. Я не эксперт, я бы вообще не отличил, но это не чаша для причастий, это чаша, которая выглядит, как чаша для причастий.

Прежде, чем Мартин успел спросить, что еще за Анделин, Лэа объяснила все тем же невинным тоном:

– Они сразу подружились, как друг друга увидели. Наверное, американский акцент сближает.

– Ладно, хорошо, – все грозило слишком сильно запутаться, – но Кот хотел именно эту чашку, выглядит она или не выглядит, он нас за ней отправил, так идите и принесите ее. Пусть сам разбирается, та или не та.

Заноза мотнул головой.

– Лорду Алакрану нужна церковная утварь, это недвусмысленно сформулировано в задании. Скорее всего, нужная ему чаша хранится в коллекции мистера Виго в Монце.

– Тогда Кот отправил бы нас в Монцу.

– Если он получил информацию о чаше раньше, чем неделю назад по времени той Земли, то нет. Тогда потир еще хранился в Пильбьере.

Похоже, путаница была неизбежна. Так всегда бывает, чем больше объяснений, тем все непонятнее.

– Мартин, – произнесла Лэа тем голосом, которым обычно говорила о неприятных, но неизбежных вещах, – представь, что будет, если мы отдадим господину Эрте не то, что ему нужно.

Да ничего особенного не будет, но… все равно не хочется. Кот – тварь злая и ядовитая, не зря же он Алакран, то есть, Скорпион, если переводить с карианского. О том, что он сам тоже Алакран, Мартин предпочитал не вспоминать. Не в таких ситуациях.

– Что в Монце? – спросил он.

Подошел к открытому окну, достал сигареты. Лэа не любит, когда при ней курят, но покурить было нужно. Чушь какая-то! Кому и зачем подделывать потир, который не представляет почти никакой ценности? Ну, старинный. Старинных вещей полно. Потир нужен Эрте, значит, он волшебный, значит, он ценный. Кто-то еще узнал об этом? Почему бы и нет? Виго этот что за кадр?

– В Монце дом мистера Виго, – сказал Заноза, – родовое гнездо. Там же хранится его коллекция исторических предметов. Это не музей, если верить Анделин, а жалкое подобие музея, и потир одиннадцатого века стал бы там жемчужиной. Но мистер Виго, опять же, если верить Анделин, проявил к чаше слишком большой интерес. Жемчужина не настолько ценна, чтобы стремиться заполучить ее за любые деньги.

– Так он маг?

– Нет!

Упыря слегка передернуло, и Мартину это не понравилось. Заноза ничего не знает о магии, похоже, совершенно в нее не верит, и чем дальше, тем больше нервничает, когда слышит о ней. Столкновение с тем, во что не веришь, выбивает из колеи даже тех, у кого все в порядке с психикой, а от этого парня вообще не известно чего ожидать.

Заноза снял очки и сразу перестал выглядеть опасным психом. Эта его подводка, штезаль… как бы так вслух-то не смеяться?

– Умылся бы ты, – сказал Мартин, улыбнувшись.

– Виго не маг… – Заноза моргнул, – что? А, – он провел пальцем под глазом, – обычно есть кому сказать, что оно размазалось. И давно я так?

– С самого начала, – Лэа о том, чтобы не смеяться, не беспокоилась. – Да ладно, не дергайся, тебе идет. Ты похож на енотика-альбиноса.

– Я вообще-то скунс, – буркнул Заноза, – притом редкой злобности. Так вот, Виго…

– Виго не маг, – напомнил Мартин.

Видимо, в его исполнении это прозвучало не так уверенно, как у Занозы, потому что упырь сник:

– Не знаю пока. Может быть, маг. Это нужно выяснить, прежде чем идти к нему за потиром. Мне понадобится выход в сеть и возможность попадать в Монцу на той планете. Где тут можно умыться?

Умыться было по левую руку от входной двери, недалеко от оружейного сейфа. Основная часть оружия и экипировки хранилась в арсенале, а тут, рядом с входом, заперта была пара арбалетов и броников. На всякий случай.

Мартин снова вспомнил, что Занозе, наверное, нужно оружие. Что ж, выдать упырю ствол, и не арбалет, а пистолет – это он мог. На Тарвуде от огнестрела пользы не будет, но на Земле может пригодиться.

С порталом на Землю было сложнее.

– Я дам тебе не генератор, а активатор. Портал, настроенный только на Монцу, – сказал он, когда Заноза вышел из крошечного, немногим больше того самого сейфа, сортира. – В нем нет возможности задать другие координаты, только Монца и холл «СиД». Иначе ты точно сбежишь. А Эрте хоть ничего насчет тебя и не объяснил, но наверняка не хочет, чтобы ты снова исчез.

– Снова? – Заноза приподнял бровь.

Для парня, который не видит себя в зеркале, он как-то слишком хорошо умылся. Ни следа подводки, ни намека, что глаза были накрашены. Оказалось, что ресницы у него такие же белые, как брови. Ярко-белые. Мартин думал, их не видно будет, как у альбиносов. Ошибся. Бледная кожа, синие глаза, белые волосы – при одном взгляде на упыря теперь вспоминалась зима, ясный день и мороз такой, что кровь останавливается. Если с черными кругами вокруг глаз Заноза выглядел как человек, хоть и очень забавный, то со смытой краской стал похож... непонятно на кого. Эти скулы и челюсть, и разрез глаз – фиг знает, чья тут намешана кровь, ничья, наверное, люди очень разные, просто выглядит странно.

– А ты как красишься без зеркала? – спросил Мартин, чтобы не отвечать на вопрос. Он сам не знал, откуда взялось это «снова». Оговорка могла быть как случайной, так и осмысленной, но осмысленность – результат зачаточного дара предвидения – бесила самого Мартина куда больше, чем случайности. Потому что или уж нормальный талант, или никакого, а невнятная дрянь, подсовывающая сны, оговорки, путаницу в мыслях и, главное, ни на цур [11]11
  Гвоздь. Мера веса, равная прибл. 2 гр. Здесь – «нечто крайне малое, несущественное» ( зароллаш).


[Закрыть]не предсказывающая будущее по-настоящему, это не талант, а издевательство.

– Ни ты, ни Лэа у меня не спросили, зачем я крашусь. Это хорошо, – Заноза тоже, кажется, не дурак был уходить от ответов. – У меня восемьдесят лет практики. Любой бы научился. Ты же вилкой мимо рта не промахиваешься.

Свой резон в этом был. Правда, теперь Мартину стало интересно, зачем Заноза красится. Но раз уж сразу не спросил – и, как выяснилось, хорошо сделал – то что теперь-то?

– Что тебе еще понадобится? – спросил он. – Кибердек? Оружие? Выход в глобальную сеть той Земли я могу наладить и отсюда.

Он получил еще один изумленный взгляд. Не такой, как когда спрашивал про причастие и кровь бога, а почти такой же, как когда сказал, что демон. Удивление, любопытство, интерес – и ни тени недоверия. В ответ на такой взгляд хочется вспомнить о себе еще что-нибудь особенное. В хорошем смысле. У демонов вообще-то с этим не очень. Хороших смыслов меньше, чем плохих.

– А как? – спросил Заноза. – Как это делается?

Мда. Всего одна проблема, но существенная: когда на тебя так смотрят, надо соответствовать, а соответствовать не всегда получается.

– Я не знаю, – признался Мартин. – Я просто могу настроить доступ. Как если бы все было на одной планете. Это как-то связано с тем, что я демон. Я не могу тебе рассказать, как информация идет через Хаос, как работают ретрансляторы… или что там должно работать? Не знаю, все равно ничего этого нет. Мне нужен только кибердек, который понимал бы принятые в выбранном мире операционные системы. Я тебе карианский принесу, они универсальные. Такой же как у меня, – объяснил он в ответ на вопросительный взгляд, – ты быстро разберешься.

Потом Лэа утащила их из кабинета в салон – там были кресла и диван, вот на диване она и устроилась, пытаясь читать книжку и на глазах засыпая. Мартин читал упырю краткий курс карианской кибердек-грамоты, а время шло к утру, и Лэа уже полагалось бы спать, но ей непременно хотелось проводить Занозу до таверны.

– Все-таки он наш первый вампир, – обезоруживающе объяснила она Мартину, – это же такая ответственность! Надо прийти и всех запугать, чтобы его там не обидели и колом во сне не проткнули.

– Я днем не сплю, – отозвался Заноза. – Мартин, на сегодня можно сворачиваться, или тебе придется жену домой на руках нести.

– Да я бы ее везде на руках носил, но она же не дается.

– Чего это? – сонно возмутилась Лэа и тут же широко открыла глаза, уставилась на Занозу: – Как днем не спишь? Ты же вампир!

– А ты человек.

– И что?

– А ночью не спишь. Вот и я днем хочу спать, но не сплю. Так что колом меня тыкать – плохая идея.

– А почему не спишь-то, если хочешь? – заинтересовался Мартин.

– Не люблю, – Заноза дернул плечом. – Все, идем, пока Лэа обратно не уснула. Кого там запугивать надо? И почему, кстати, Лэа с этим лучше, чем ты или я может справиться?

– Потому что ты мирный, – Лэа слезла с дивана и побрела в холл, выглядела она так, будто и вправду в любой момент может «уснуть обратно», – даже не захотел бить музейную тетку бейсбольной битой. А Мартина никто не боится. К тому же Мигель вас выше вот настолько, – она подняла руки вверх и привстала на цыпочки, – и шире вот настолько, – Лэа уперлась ладонями в боковые откосы входной двери. – Чем вы его напугаете?

Мартин тщательно обдумал аргументы любимой супруги, пока пропускал ее с Занозой на улицу и запирал дверь. Насчет габаритов Лэа не слишком преувеличила, но, по правде сказать, человека добрее, чем Мигель, на Тарвуде не было.

– Не припомню, чтобы он прикончил кого-нибудь из постояльцев.

– Хочешь, чтобы Заноза стал первым?

На такие доводы он никогда не знал, что ответить. Так что покачал головой:

– Нет, не хочу. Но ты не пугай Мигеля слишком сильно, а то он нас не пустит в таверну, и придется нам Занозу дома в подвале поселить.

– Нет уж, – заявила Лэа неожиданно серьезно, – в дом я вампира не пущу, это тебе не демон. А в «СиД» запросто, – она взглянула на Занозу из-под светлой челки, – если в таверне проблемы будут, можешь жить в агентстве, сколько захочешь. Главное, клиентов не ешь, их у нас немного, к тому же бывают ядовитые.

Глава 4

далеко, за каменною стеной, должен быть один, на тебя похожий,

только как найти его, как узнать среди сотен тысяч случайных встреч?

wolfox

Таверна занимала двухэтажное здание на краю рынка. Северная стена смотрела на рынок, южная – на Южный Ларенхейд, а восточная выходила на Рейлинплац, площадь перед воротами замка, ту самую, с фонтаном. И если это было не лучшее в городе место для ресторана, казино и публичного дома, то Заноза затруднился бы сказать, какое же тогда лучшее. Даже ратуша была расположена менее выгодно. Ратуша смотрела на замок, войти в нее можно было и с площади, и с одной из улиц Северного Ларенхейда, но от рынка она находилась довольно далеко. А таверна, вот она, пожалуйста, три двери для клиентов любого социального класса.

Зал не пустовал даже сейчас, в пятом часу утра. Большущий зал – на весь первый этаж – заполненный не мешающими друг другу запахами кофе и табачного дыма, пряных трав, корицы,  дерева и горячего хлеба. Потолок поддерживался несколькими беспорядочно расставленными колоннами и балками такого размера, как будто предназначались они для строительства замка, а пошли, почему-то, в таверну. Часть столиков пряталась в густой тени, и даже Заноза не сразу разглядел, есть ли за ними кто-нибудь. Но он и не присматривался. Потому что увидел дракона.

Дракон смотрел на зал, а, может, сквозь зал и сквозь стены, куда-нибудь в прошлое или будущее. Попробуй-ка, определи направление взгляда, когда между глазами примерно полтора метра, а перед глазами – пасть, в которую некрупный упырь поместится целиком, и еще останется место. Довольно много места. Ничего, кроме глаз и пасти, к счастью, не было: драконья башка висела на стене над таким же гигантским камином, а остальной дракон, наверное, давно пошел на сэндвичи и бифштекс.

Заноза сказал себе, что из папье-маше и гипса не делают сэндвичей даже на Тарвуде. Но, во-первых, он не был в этом уверен, а, во-вторых… он сомневался, что голова не настоящая. Дело в том, что за стойкой бара, над батареей бутылок, по большей части лишенных этикеток, оплетенных соломой, и оставляющих лишь догадываться о своем содержимом, так вот, над этой батареей вдоль всей стены – от двери на кухню, до входной двери – тоже висели головы. Точнее, черепа. Нет, не драконьи. И не человеческие. Но и не животных. Это были черепа гуманоидов, и они до того походили на поделки обчитавшихся фэнтези краниологов, что просто не могли не быть настоящими. Со всеми своими клыками, рогами, нечетным количеством глазниц…

Заноза снова перевел взгляд на голову дракона. Она как-то успокаивала.

– Это не постояльцы, – Мартин неверно истолковал его заминку, – это какие-то знакомые Мигеля. А вон его меч, видишь? – он показал на гигантских размеров мачете, висящее выше бутылок и ниже черепов. – Называется «Смеркалось».

– И это не настоящий дракон, – сказала Лэа. Но едва Заноза задумался над тем, рад он или разочарован, добавила: – это тарвудская виверна, они живут в горах на севере. Неразумные, а так, с виду, от дракона не отличить. Мы с Мартином ходили на такую охотиться.

– Чуть не легли там, – буркнул Мартин. – Нельзя на дракона без пулемета, но огнестрел тут не работает.

Из этого короткого и не очень понятного диалога, Заноза уяснил главное: на Тарвуде нет привычного ему оружия, и второстепенное: Лэа и Мартин безоружными ходили охотиться на дракона. Какая новость хуже – невозможность стрелять или неадекватность работодателей, он не знал. Решил, что обе плохи.

А пока он размышлял, из кухонной двери вышел и проследовал за стойку человек-гора. Огромный, смуглый до оливковой прозелени, черноволосый и до того страшный, что череп его мог бы занять достойное место на стене за стойкой. На лице было поровну шрамов и татуировок, на руках, до закатанных по локоть рукавов, татуировок было, кажется, чуть больше, чем шрамов. А белая, идеально-чистая ткань рубашки, контрастом превращала темную кожу в шкуру броненосца.

– А это Мигель, – сказали Мартин и Лэа хором.

– Угу, – Заноза кивнул, – я догадался.

Этому типу «Смеркалось» был как раз по руке. И «знакомые», висящие на стеночке, были подходящей компанией. Это его Лэа запугивать собиралась?

– Привет, Мигель! – Лэа первой пошла к стойке, – это Заноза, он будет жить у тебя.

– Буэнас диас, сеньора и сеньоры, – густой бас подходил этому громадному человеку как нельзя лучше. Из-под черных густых усов сверкнули белые зубы, и это, определенно, была улыбка.

– Глоссолалия… – Заноза забыл поздороваться. – Это же испанский! А ты, – он развернулся к Мартину, – говоришь на итальянском. На английском я слышу только Лэа.

– Я говорю на русском, – Лэа озадачилась.

– А я почти не знаю русского, поэтому слышу тебя по-английски. Но знаю испанский и итальянский, и Мартина слышу то как итальянца, то как англичанина, а вы, – Заноза взглянул на Мигеля, – говорите на мексиканском испанском.

Еще одна улыбка:

– Вы тоже, сеньор, вы тоже.

– Это я машинально.

С каждым нужно говорить на родном языке – неизменное следование этому правилу делало его основной дайн неотразимым. В Алаатире это работало как прикормка для зверья между охотничьими сезонами: эффект дайна накапливался, влияние росло, возможностей становилось все больше. Ну, а в тех краях, где приходилось бывать наездами, знание языков было катализатором дайна. Вот и здесь сработало.

Значит, Мигель не просто слышит его речь, как испанскую, а знает, что он действительно говорит на испанском.

– А если так? – спросил Заноза на итальянском, и вопросительно уставился на Мартина поверх очков, – есть разница?

– Сейчас ты говоришь по-итальянски. Интересно… я же тебя и раньше по-итальянски слышал, но знал, что это другой какой-то язык.

Мартин был озадачен. Лэа тоже. А вот Мигель – ни капли не удивился.

– Всегда так было, – прогудел он, поставив на стойку перед Мартином чашку с горячим кофе, – с испанским и французским, а, может, и с остальными, их я не знаю. – Перед Лэа была поставлена чашка с чаем и вазочка с горячим, хрустящим печеньем. – Ана по-французски говорит, Берана по-испански, теперь и сеньор Заноза тоже. Их совсем по-другому слышно, чем вас, сеньор Халькон, или сеньору Дерин, или тех, кто на тарвудском разговаривает.

– Если сеньор, то Сплиттер. А если Заноза, то без сеньора.

– Каморриста [12]12
  camorrista ( исп.) – задира, драчун, забияка.


[Закрыть]? – переспросил Мигель, снова улыбаясь в усы.

Это было ужасно интересно. Сплиттер, и Каморриста – одно и то же слово, первое на немецком, второе – на испанском. И для Мигеля оно должно было звучать одинаково. Но звучало по-разному.

–  А ты разницу слышишь? – спросил Заноза у Мартина.

– Между Сплиттером и Занозой? Слышу, конечно.

– А ведь по-итальянски «каморриста» – «бандит», а не «заноза».

– У нас тут хороший переводчик, – сказал Мартин гордо. – Переводит как надо, а не как правильно.

– Хорошие микробы, – уточнила Лэа.

– Я думаю, это вмешательство демонов, – поделился мнением Мигель.

Как это ни печально, скорее всего, он был ближе всех к истине. Тарвудская глоссолалия работала бессистемно, зато максимально близко к духу, а не букве слов. Не похоже ни на микробов, ни на какую-нибудь программу-переводчик, даже с неограниченным словарным запасом. Куда больше похоже на разум.

А, поскольку демоны – почти то же самое, что магия, эту тему стоило выкинуть из головы до лучших времен. Если они когда-нибудь наступят.

Оказалось, что большая часть второго этажа таверны отведена под игорный дом. Об этом рассказала Ана, старшая официантка, которой Мигель поручил проводить нового постояльца в номер. Лестница вывела в маленький зал, где, не мешая друг другу, были расставлены низкие столы, кресла и пара диванов. Здесь тоже пахло кофе, немного вином и еще откуда-то тянуло благовониями. Легкий запах, не раздражающий, но не без афродизиаков.

Ана свернула направо, в коридор, отделенный от зальчика массивной дверью.

– Прошу за мной, сеньор, жилые комнаты здесь. А там, за холлом, – она махнула рукой в сторону широко открытых дверей напротив, – казино. И дом свиданий. Девушки у нас самые дорогие в городе, – добавила Ана, не чинясь, – но самые лучшие.

Девушки – это живая кровь. Если понадобится. А она понадобится. Заноза не знал, сколько протянет на консервах, ему сама идея питаться кровью из бутылок была внове. В прежние времена, когда в больницах сохраняли кровь, а не плазму, некоторые упыри кормились на станциях переливания. Но они были жалкими и слабыми, не умели или не смели охотиться, не могли сделать так, чтоб жертва сама начала мечтать о «поцелуе».

До тех пор, пока он не определится с тем, на кого и как охотиться на Тарвуде, ему тоже придется пить сцеженную кровь. Для того чтобы поддерживать существование, просто приходить в себя после алого солнца, нужно съедать трех человек. Фигня для Алаатира, с его двадцатью миллионами населения, и серьезная заявка на неприятности на Тарвуде, где на всем острове едва наберется двадцать тысяч. Из которых, к слову, еще и люди – не все, а можно ли пить кровь нелюдей, придется выяснять без предварительных испытаний на кроликах. В общем, пока только бутылки. А их наверняка окажется недостаточно. Так что девушки, которым можно просто заплатить, это спасение.

Оказаться запертым в небольшом городе, где ты у всех на виду, где каждый знает каждого – вот настоящий кошмар для вампира. Именно это. А вовсе не солнце или огонь.

«А еще тараканы, – вспомнил Заноза, когда Ана открыла перед ним дверь в номер, – маленький город и большие тараканы».

Ана прошла внутрь, положила ключи на стол, поправила пышные подушки на кровати, вернулась к дверям. И предостерегающе подняла палец, увидев, как Заноза сунул руку в карман:

– На чай у нас не принято давать больше трех медных. Два не дают, плохая примета. Так что или один медячок, или три, можно три одной монеткой. Но с постояльцев мы чаевые не берем, а вы постоялец. Хорошего утра, сеньор, – она вышла, бесшумно закрыв за собой дверь.

Отличное пожелание мертвяку, о лучшем и мечтать нельзя. И ведь, puta madre, от всего сердца же…

 
Я знаю, когда ты придешь, загорится свет
И в этой ночной темноте – я так в тебя верю,
В шаги твои гулкие возле закрытой двери,
И в то, что меня без тебя в этом мире нет. [13]13
  Стихи Эола.


[Закрыть]
 

В номере было чисто, тесно. Не слишком уютно, зато ничего лишнего, и ничего привлекательного для насекомых. Кровать изголовьем к глухой стене, стол у занавешенного окна, пара задвинутых под стол стульев. А у той же стены, где дверь – комод в лучших традициях эпохи, когда встроенную мебель не только не делали, но даже еще и не придумали.

Дверь запиралась изнутри простым поворотом ключа. Засова не было. Зато окна оказались закрыты ставнями, а в крошечной ванной окно вообще отсутствовало. Благослови Аллах мудреца, проектировавшего этот номер! В ванной можно спокойно дневать: на полу как раз хватит места для одного некрупного упыря. Заноза не верил ставнями, не верил плотным шторам, не верил ничему, что могло защитить от солнца в незнакомом месте. Только стенам.

Дверям, запирающимся на такой простой замок, как здесь, он не верил тоже. Поэтому комод нужно было сдвинуть к двери.

И это не получилось. Комод оказался… тяжелым? Это так называется? Когда не можешь сдвинуть что-то с места, это называется «слишком тяжело»? Очень странное, совершенно незнакомое ощущение. Несколько секунд Заноза прислушивался к себе, пытаясь одновременно и привыкнуть, и разобраться, что же не так. Комод не был прикреплен к полу – приложив усилие, его удалось передвинуть к дверям. Но сколько же он весил, если усилие, все-таки, потребовалось? Столько сил у Занозы уходило обычно на то, чтоб перевернуть автомобиль, припаркованный каким-нибудь putito так, как только putito и паркуются. Автомобиль, а не пустой комод, хотя бы и из цельного дерева! И перевернуть, а не сдвинуть по гладкому полу.

Хасан на такие выходки всегда ворчал, говорил, что действуя по принципу «сила есть, ума не надо», Заноза сам не слишком отличается от придурков, не умеющих выбрать место для парковки. Видел бы Хасан его сейчас, что б он сказал, интересно?

Черт, да пусть хоть что говорит, лишь бы снова его услышать. И хрен с ним, даже если машины станут неподъемными, а кровь только из бутылок – что угодно, только бы вернуться.

Но пока даже неизвестно, куда возвращаться.

 
Я знаю, что время придет, я начну мешать,
И стрелки часов завернутся узлами дрожи,
И ало-бордовый узор, оплетая кожу,
Напомнит о том, что пора перестать дышать.
 
 
Но знаешь, когда ты уйдешь, тишина шагов
Вдруг станет плотнее стократ где-то возле сердца,
И станут ненужными иглы и мегагерцы
Без стука твоих сталью кованых каблуков.
 

– Долбаные феи, – пробормотал Заноза. И присовокупил к сказанному несколько пожеланий на испанском и английском, от которых даже демон-переводчик должен был бы поперхнуться и отделаться расплывчатым: «непереводимая игра слов».

Феям от этого должно было хотя бы икнуться. Они, вообще, сильно не любят ругательств, особенно, с пожеланиями. Мысль не очень утешала, но хоть что-то.

Плащ – на фигурную вешалку в углу. Кобуры – на стол. В чехле на ремне висел телефон… На него Заноза даже смотреть боялся. Чехол-то надежный, никакие пространственные смерчи его не повредили, значит, и телефон цел. Но, во-первых, неизвестно, что стало с электроникой, точнее, известно, и от этого зло берет. А, во-вторых, если с телефоном ничего не случилось, это может быть даже хуже. Потому что позвонить отсюда невозможно.

В кармане плаща лежал замшевый мешочек с монетами. Мартин, когда его отдавал, сказал: «Здесь такие кошельки. Бумажных денег нет – привыкай не считать монетки мелочью». Заноза застал времена золотых соверенов и серебряных долларов, и мысль о том, что монеты – это тоже деньги его не смущала. А учитывая сколько по-настоящему нелепых явлений ворвалось в его посмертие за последние десять часов, золото, медь и серебро как-то даже успокаивали. Они, хотя бы, не были магическими.

– Долбаная магия… – он вспомнил фей и подумал, что повторяется. С его словарным запасом, можно быть разнообразнее. «Oğlan [14]14
  Oğlan ( турецк.) – мальчик.


[Закрыть], ты знаешь столько слов, что мог бы вообще не ругаться» – как по заказу выдала память. И мучительно захотелось взять телефон, набрать номер Турка. Толку никакого, но хоть посмотреть на цепочку цифр, убедиться, что номер существует, и город существует, и планета реальна, и Турок там. Еще не потерял, но уже завтра поймет, что что-то случилось. И будет искать.

Найдет, по-любому. Быть не может, чтоб Хасан и не нашел.