![](/files/books/160/oblozhka-knigi-lyubov-pohozhaya-na-son-si-123702.jpg)
Текст книги "Любовь, похожая на сон (СИ)"
Автор книги: Наталья Лобачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Он открыл духовку и вытащил запечённую курицу, отчего у меня заурчало в животе. Аромат специй повис в воздухе, а румяная корочка курицы увеличила эту амброзию в несколько раз. По-моему, я ласкала взглядом шедевр кулинарного искусства.
– Пахнет так, что вот-вот упаду в обморок! Сегодня какой-то праздник? – поинтересовался он, оглядываясь кругом.
Празднично украшенный стол виднелся в гостиной, а приборов было, как всегда, только два.
– Переложи на блюдо и порежь, – я протянула огромный нож и вилку, а
Зорро справился быстро и отнёс на стол.
– Тебе помочь? – поинтересовался он, гадая о неведом празднике. Он перебирал причины, но так и не приблизился к самой простой отгадке.
– Спасибо Микеле, ты уже помог, можешь идти за стол, я сама принесу тарелки, – в которые красиво накладывала картофельное пюре.
После обеда я сварила кофе, продолжая разговаривать ни о чём. Зорро поставил чашку с блюдцем на стол и это был первый знак для нападения на него. Стремительно прыгнула на его колени, прижав всем весом, и впилась в горячие губы, с ароматом и вкусом кофе. Он сопротивлялся всего несколько секунд, а потом всё, произошло, как и раньше.
Зорро проснулся поздно потому, что последняя наша ночь любви была слишком длинной и полной любви. Мы купались в ней до рассвета, до серой и неприглядной полоски на небе, которая через некоторое станет розовой, а всё небо голубым. Испивали чашу радости и счастья обладания друг другом до дна. Сегодня я не стёрла ему память, а оставила все те воспоминания, которые стёрла раньше. Я не имела на это право или имела?
Он проснулся на моей огромной кровати, среди смятых простыней и одиночества. Любовь, похожая на сон, заставила оглядеться вокруг в поисках меня настоящей.
– Кьяра, – тихо позвал он или его сердце, но никто не откликнулся на его зов. Он привстал с подушки и увидел листок бумаги, поверх которого лежали мои очки. Он стряхнул их, как ненужный элемент и взглянул на лист. Лист был полон каких-то иероглифов, смешных и непонятных рисунков. Какие-то человечки корчили ему рожицы, показывали язык. Он надел мои очки и смог прочитать мою записку, написанную от руки.
Дорогой мой Микеле! Я прошу прощение за всё, что стёрла из твоей памяти всё, что было у нас с тобой. Ты обязательно вспомнишь всё. Сегодня я вернула твои воспоминания, но меня не будет в них. Это мой прощальный подарок за всё то, что было между нами все эти годы. Я благодарю тебя за все те ночи, которые для тебя были, как в первый раз. Они мне придавали сил для борьбы в этом мире, где единицы стали всем. Ты мой единственный мужчина и я буду любить тебя вечно! Твоя и только твоя Кьяра.
Он поднял голову, и воспоминания нахлынули на него, словно волна морская, одна за другой. Наша первая ночь потрясла его до глубины души, если есть такая глубокая глубина. Она выплеснула наружу поток слёз, которые просто текли по щекам. Он вспомнил мою боль и своё удивление, обнаружив, что он мой первый мужчина. Неведомая по силе нежность окутала нас в ту ночь, подарив незабываемое наслаждение. Любовь подсматривала за нами, закрыв нам глаза и уши. Мы понимали друг друга без слов, читая мысли и тут же претворяя их в жизнь. Рыдания сотрясли сильное тело, не уменьшив душевной боли. Зорро со всей силы ударил кулаками по подушке, а потом без сил упал на неё, комкая и сотрясая рыданиями.
Вторая ночь привела в изумление, высушив глаза, а все остальные наполнили сердце моей любовью и лютой ненавистью ко мне. Действительно, от любви до ненависти один шаг! Дарила каждый день себя, как в последний раз, а утром отбирала, прятала ото всех и даже от него. Каждая наша ночь была для него как в первый раз, хотя была тысячной или трёх тысячной. Он был счастлив держать меня в своих объятиях, любить до рассвета и быть единственным мужчиной. Потом наступало утро и всё исчезало, словно сон. Лишь сон, как мечта преследовал его по пятам.
Невидимые и неосязаемые слёзы одна за другой, текли по его щекам, падали на лист, но он не чувствовал их, он был слишком зол на меня. Я убрала, украла его счастье, его радость, его любовь, спрятав так далеко, что никто не мог найти его, даже он сам. Мне было ужасно жаль, но такова наша жизнь. Пусть это не звучит, как оправдание моего поступка, но ради этой любви я именно так поступала с самым дорогим для меня человеком. Нет прощения моему поступку, да я и не прошу его. Мой медальон иногда диктовал условия моей жизни, чтобы выполнить предназначение. Ради этого предназначения поступала так.
Он вспомнил наш приезд на какой-то богом забытый остров посередине океана. Несколько пересадок, поддельные документы, вымышленные имена только усилили его любопытство. В компании сервиса мы выбрали себе пожилую пару, которая бы приезжала раз в неделю и привозила продукты. Так мы оказались в гордом одиночестве на забытом Богом острове. Конечно, он был не забыт Богом, а, наоборот, обласкан по полной программе. Зорро не понимал, почему это происходит, хотя много времени проводил со мной.
После обеда, который приготовили вместе, я рухнула на кровать, беременность давала о себе знать. Спать хотелось постоянно, да, особенно, после приёма пищи. Проснувшись ночью от голода, отправилась искать пищу, но сразу оказалась в сильных объятиях.
– Что случилось Кьяра? Зачем такая таинственность? – он держал меня, нежно прижимая к себе, оглядываясь вокруг в кромешной темноте.
– Ничего не случилось, просто я люблю тебя, – сказала и дотянулась до его губ, подарив более страстный поцелуй. Если он удивился, то ненадолго, отдаваясь чувствам полностью.
– Я люблю тебя Кьяра, люблю, люблю, – шептали его губы в тысячный раз, пока нёс на кровать.
Как и раньше, он осторожно касался меня, боясь сделать больно. Поразительная нежность окутывала меня с ног до головы, а я откладывала решение на потом. Трудно признаться в мелком грешке, а сказать о крупном грехе сложнее вдвойне. Мне столько раз хотелось сказать ему о ребёнке, но подвергнуть опасности нас двоих. Сильные руки обнимали нежно, но держали крепко. Мне было приятно ощущать эту внешнюю поддержку, чтобы владеть внутреннем стержнем из стали или чем-то покрепче. Это мой стимул, это мой рывок вперёд, это моя вера, это мой тонус. Как и оправдание моего поступка, добавила мысленно вслед приятным эмоциям, которые растопили моё сердце.
Урчание моего желудка прервало нашу любовную схватку, и он подхватил меня на руки, обернув простынёй.
– Сейчас принесу что-нибудь съедобное, посиди здесь, – он оставил меня в кресле, а я принялась ждать, когда Микеле принесёт пару бутербродов или фрукты.
Поздний ужин принёс облегчение, а голова перестала болеть. Ребёнок был прожорлив, как пиранья, и всё время хотел есть. Раньше столько смогла съесть за неделю, а теперь голод изводил меня постоянно. Микеле заметил эту особенность, но терпеливо ждал, когда признаюсь ему, что он станет отцом. Мне нравились его тайные взгляды по моей фигуре, как и его глаза с безумством любви.
Утром призналась, а он так посмотрел на меня, что я бы с удовольствием стёрла бы ему память и наслаждалась бы этим моментом вечно. Конечно, эти глупости оставила, превратившись в обычную беременную женщину. Мы гуляли по острову, купались в океане, вместе готовили обеды и ужины, просто наслаждались каждым моментом нашей жизни. Его обида быстро прошла, счастье и любовь светились в его глазах, читались в его движениях. Действительно, это счастье быть любимой и любить. Это так странно для меня, непривычно не прятать свои чувства и купаться в ответной силе необыкновенных эмоций.
Скромная свадьба на соседнем острове сделала нас ещё ближе, ещё счастливее, ещё желаннее. Мы не могли жить друг без друга и минуты. Зорро стал лучшим мужем, какой мог родиться на этой планете. С ростом моего живота, его забота была такой плотной, что мне иногда казалось, что он пересеял весь песок на пляже, после того как порезала ногу о камень. По крайней мере, такого больше не произошло, а я все время ходила босяком.
Сын родился в срок, Микеле был рядом, а я цеплялась за его руку, как за спасательную соломинку, когда схватки начинались одна за другой. Он был потный, словно провёл пару раундов на ринге. Его страх за меня заставлял можно тише стонать. Никогда бы не подумала, что мои роды смогут довести его до обморока и отправить его в нокаут! Медсестра заботливо махала чем-то перед его лицом, он выпрямлялся, и всё повторялось снова и снова.
Ему доверили перерезать пуповину и первому подержать сына в руках. Это была самая прекрасная картина, виденная мной. Крохотный новорожденный ребёнок почти исчез в его ладонях, а сумасшедший от счастья взгляд поражал до глубины души. Сколько же надо для человеческого счастья? Крохотный орущий комок, половина его и половина меня. Он стал самым нежным и любящим отцом, который мгновенно просыпался, стоило малышу пискнуть или заворочаться в ночи. Моё сердце разрывалось от боли и сожаления, которое предстояло испытать мне, а позже и ему.
Наше семейное счастье подошло к концу, которое было определено временем. Лео исполнился год, и нам пришлось вернуться в большой и опасный мир. Сын остался на острове, так как я не могла рисковать его жизнью. Рано или поздно его отец присоединится к нему, а меня не будет рядом потому, что меня не будет вообще.
Загоревшие и посвежевшие, мы появились, и всё началось, как раньше. Пролетел год, а я поняла, что снова в положении, но на этот раз было намного проще собраться и уехать путешествовать по свету. Мы объехали кучу стран, а потом исчезли, растворились среди людей. Остров приветливо встретил нас, мы снова стали семьёй. Лео прилично вырос и привычно бегал голышом по песку, резвясь в прибое океана. Он не отходил от нас ни на шаг, а мы от него.
Странно так жить, помнить это, не помнить то, знать что ты отец и муж. Зорро вспомнил всё, но не мог простить меня и понять. Я читала его сомнения и страдания, которыми была забита его голова. От чтения таких мыслей у меня заболела голова, и я положила конец нашим страданиям.
– Микеле! Если ты не перестанешь искать причину, по которой я всё это сделала, я оставлю тебя, и ты меня никогда не увидишь. Если мы вернёмся, то наши дети погибнут, не дожив и до десяти лет, – поставила перед фактом и добавила, – вместе с тобой. Я не могу потерять самых дорогих для меня людей! Этот дар – неограниченные возможности и одновременно проклятье! Если вас похитят, то мне придётся делать такие вещи, после которых лучше умереть, чем жить с этим! Вместо вас умрёт половина планеты, и я не могу так поступить, – мой рассерженный голос привёл его в чувство, – вы потеряете меня, а я не выполню свой долг!
– Прости дорогая, но я живу лишь наполовину. Мне тяжело знать, что ты решаешь, как нам жить. Я мужчина, твой муж перед Богом, но не перед людьми. Я должен принимать решения, как нам жить. Понимаю, что твой дар настолько силён и могуч, но я люблю тебя и хочу любить тебя вечно. Хочу видеть нашу семью каждый день и ночь. Не расстраивайся, я соглашусь с тобой во всём, ради одной ночи с тобой, ради одного дня с сыном. Я люблю тебя больше всего на свете, – он подошёл и поцеловал меня нежно-нежно.
Маленький Лео подбежал и обхватил отца за коленки, почувствовав, что взрослые больше не выясняют отношения. Мир воцарился в нашем мире, и земные заботы навалились на нас, счастливых и любящих, любимых.
Горластая Моника была спокойным ребёнком, который спал только ночью. Днём, распахнув свои чёрные бездонные глаза, она следила за нами, поворачиваясь всем телом. Мы удивлялись её выкрутасам, смеялись, когда она находила нас глазами и начинала улыбаться. Лео подходил к сестричке и долго рассматривал её, а мы наблюдали за ними. Немой серьёзный разговор между ними длился долго, а потом Лео приносил ей игрушку. Она брала игрушку и тянула в рот, а потом улыбалась ему. Казалось, что она выбирала ту игрушку, которую видела и хотела. Яблочко от яблони далеко не катится, а мой дар мог перейти только к ней, то есть по женской линии. Возможно, она чем-то и обладала, но это покажет только время.
Каждый день на острове приносил нам какое-то открытие, ночь убирала все разногласия и страсть овладевала нами. Прошёл год, и мы снова уехали, оставив два самых дорогих сокровища в мире, спрятав их ото всех, как можно дальше. Дважды в год, мы исчезали на месяц, а потом с нетерпением подгоняли время, ждали новых встреч с детьми.
Он вспоминал, как пропустил мою беременность, рождение сына, которого держал с первых минут рождения. Он не помнил появления дочери Моники и любопытства маленького Лео, он жил и в то же время не жил, проживал чью-то жизнь, но не помнил о счастье и любви рядом. У него есть девятилетний сын Лео и семилетняя дочь Моника, прекрасны дети, живущие на острове посередине океана. Теперь этот остров, как и несколько других теперь принадлежали ему. Это, скорее всего, походило на островное государство, хорошо охраняемое и защищённое гладью воды. Люди работали на меня, сами не зная, кто настоящий хозяин фирмы. Это не уменьшало качества их работы, как и не уменьшило оплату их работы. Он узнал о моих способностях и возможностях всё и слёзы печаль не уменьшили. Плакал он, плакало его сердце, рыдала душа, где было моё место с самого первого дня нашей встречи.
Он видел все мои любовные схватки с наивными простаками, когда стоял за дверью раздираемый ревностью, бессилием и злостью на моё бессердечие. Он чувствовал и видел, что я могла делать с ними одними прикосновениями рук или просто мыслью, когда не могла коснуться мужчины. Я читала их всех, как открытую книгу, пользовалась ими в своих целях. Он был единственным мужчиной, которого я безумно любила и защищала от всех, включаю свою семью.
– Дорогая! До меня доходят разные слухи, ты можешь найти себе другого телохранителя? – дедушка был слишком тактичен, донёсся голос из прошлого в голове Зорро.
– Зачем? – удивилась я.
– Ты могла бы найти женщину для этой цели, и мне было бы спокойнее, – гнул своё дедушка Боб.
– Ты знаешь, что женщин я почти не читаю по руке. Потом будут говорить, что я розовая, а это вне закона.
– Да, тут я не подумал, – скис дедушка, изначально понимая своё поражение, но не сдаваясь. Вероятно, за это я уважала его больше всех, он всегда сопротивлялся мне, зная самого начала, что у него не выйдет. Упрямый старикан! Я его люблю, как и он меня, мы очень похожи внутренне.
– Мистер Томсон вполне меня устраивает, он честный и порядочный человек и никогда не предаст меня ни за какие единицы в мире! Рядом с ним я кажусь хрупкой, маленькой и такой безобидной! Не хочу больше возвращаться к этому разговору, – поставила точку я, но не он.
– Если ты с ним спишь, то это не солидно.
– Не сплю, а если бы и спала, то мне от него не рожать детей! – возмутилась я, вспомнив двух любимых крошек на острове, – твой Дрейк тебе докладывает обо всём. Сколько раз он поил его “таблеткой честности”? Ты знаешь, что её обмануть невозможно.
– Это так, но вокруг тебя столько мужчин крутится, они такое рассказывают в прессе, что краснею даже я, а мне много-много лет. Ты знаешь и про таблетку? Дрейк прокололся? – дедушка отважился посмотреть мне в глаза, не раскрыв столь важного секрета для меня.
– Нет, конечно! Дрейк никогда не признается мне в своём самом маленьком грехе. Настоящие мужчины не болтают налево и направо о своих победах. Это не мужчины, а подобие мужчин и если ты меня знаешь и веришь мне, то больше никогда не будешь спрашивать меня о моей личной жизни. Я хочу жить так, как хочу. Мне нравится быть Красной Акулой, и пока Эдвард не вырос, я буду такой для всех.
– Хорошо Кьяра! Ты прости старика, но я люблю тебя и переживаю за тебя. Бизнес это не всё, надо иметь уголок в сердце для себя и близких. Когда его нет, бизнес не так радует и его не для кого оставить. У меня столько единиц, что могу тратить по миллиону в день еще полтысячи лет, но я столько не проживу.
– Не волнуйся за меня, я взрослая и знаю что делаю. Я тебя люблю дедушка! – с этими словами поцеловала щёку старика и обняла его.
Зорро в это время сидел в кресле напротив Нэнси, которая странно посматривала на него. Его огромная фигура всегда вызывала не простую реакцию, хотя о боксе мало кто напоминал ему. Конечно, тогда он не слышал этого разговора, но он всплыл в его памяти, которая была с добавками от меня. Он понимал, какое давление оказывалось на меня со всех сторон, но это не уменьшило потока его слёз. Душа просто рыдала, оплакивая разбитое, одинокое сердце.
Воспоминания нахлынули новой волной, от них некуда было деться, спрятаться. Его любовь всё время была рядом, а он столько лет мечтал о ней! Сколько раз просыпался ночами и вспоминал странные сны, где мы занимались любовью до изнеможения. Его любовь оставляла нестёртыми некоторые ночи, а я ничего не могла с этим поделать. Мне сражаться с любовью было сложно, она же женщина!
Его память тесно переплелась с моей памятью, и он постепенно узнавал всё, что связано со мной. Теперь он знал, почему я отдала свою жизнь незнакомцу, который спасёт мир от военной угрозы. Да какая может быть военная угроза, если мы сами пишем о ней, каждый божий день показываем сюжеты по консоли. Мы день за днём ищем невидимого врага человечества среди обычных людей, в то же время, создавая новое совершенное оружие против невидимки.
Невидимки – это мы с вами, когда мы это поймём? Никогда! Поэтому, на планете живут среди нас воины мира, которые обязательно спасут мир и исчезнут в ночи или предрассветной дымке наступающего дня. Они не ведают страха и сомнений, они наша надежда и защита от нас самих. Помните об этом и не гневите ближних своих словами, упрёками и вечными жалобами. Всё это пыль под вашими ногами, которая уляжется после вашей ссоры, а счастье не склеишь и мир в семье не восстановишь.
Глава 11.
Смерть – это не конец, это начало новой жизни, такой же не-понятной и запутанной, каковой была раньше, просто мы не знаем об этом, умершие не говорят.
Он чувствовал, как с силой воскрешаемого света жизнь выходит из меня и помещается в этот кругляш. Так не бывает! Он чувствовал неведомые волны бушующего моря, которые бурлили на его ладони и вели в неведомый мир Вселенной, как он и мечтал в детстве.
Это мой пароль в другую жизнь. Никогда бы не подумала, что он выглядит так, – подумала про себя и улыбнулась в последний раз, рассыпавшись на миллионы мелких частиц. Медальон остался в его руке, сияя и переливаясь голубым светом, который ему много расскажет и спасёт ему жизнь. Она нужна этой планете, чтобы победить в самой главной битве мира: против самих себя. Я лишь крохотная жертва в этой борьбе, пусть погибну я, чем часть жителей планеты. Мои родные проживут без меня долго и счастливо под мирным небом. Своё предназначение выполнила и заслужила другую жизнь. Это негласный закон, который всегда выполнялся на Венере.
Сребристый медальон наполняется голубым сиянием, сложенный в какой-то непонятный рисунок, неожиданно становится горячим, а затем потухает, как выключенная лампочка. От этого жара он повернул ладонь на ребро, не выдержав силы неведомого огня, и медальон отправляется в свободное падение. На пол он не упал потому, что его удержала цепочка. Она совершенно случайно обвила средний палец, когда новый хозяин пытался постичь неведомые загадки крохотного кругляша. Средний палец привычно принял лёгкую тяжесть медальона с цепочкой, расставшись с моей исчезнувшей шеей, где жил около тридцати лет.
В нашей жизни нет случайностей, все определено до нашего рождения и лишь тёмные силы могут изменить его, да и то частично. По-моему, я родилась с ним и помню, как это было вчера. Этот блестящий диск всегда любил меня, а я обожала его. В минуту опасности он становился ледяным и я с лёгкостью меняла свой привычный или проложенный маршрут, сворачивая в сторону на полпути, как говорится от греха подальше. Моё тело стало миллионом крохотных шариков, которые рассыпались у его ног на пару секунд, а потом исчезли без следа. Мы, женщины Венеры, всегда так исчезаем, оставляя лишь одни яркие и необычные воспоминания после себя.
Он качнулся пару раз согласно земному притяжению и потух, словно не было этого странного превращения двух капель крови в таинственный голубой свет. Пароль сработал: новый хозяин получил пропуск на следующий уровень, и будет жить дальше, а старый хозяин начнёт всё с начала. Он поднял странный и живой медальон на уровень глаз и не узнал его. Он стал с одной стороны белым, а с обратной стороны чёрным. Конечно, можно поспорить, где какая у него сторона, но не стоит отвлекаться на мелочи, это только начало новой жизни. Медальон стал двухцветным, как и его хозяин, проще говоря, замаскировался, стал ему под стать. Он заслужил его и стал бессмертным.
Невидимый воин всегда одевался в черное с белым, другой вариант был только в чёрное или только в белое. Больше никто ни звал его Эрлом, его звали просто Чэбэ узкий круг не то друзей, не то деловых партнёров, не то самих работодателей. Чёрно-белый или сокращённо Чэбе, а Эрлом он был для меня, и это была великая честь знать настоящее имя великого воина, убившего тебя. Пусть этот ритуал печален, но он пронесён сквозь тысячелетия и сотни холодных и далёких галактик, миллионы жизней и судеб. Он такой, какой есть сейчас отшлифованный душами дарителей. Именно так, нас всегда называли. Дарителей, связанных узами клятвы при рождении и обязательно исполненной. Мы укрепляли мир ценой своей жизни, чтобы самый великий воин жил и мир мог спать спокойно. Для этого в этот мир пришёл Чэбе сложным извилистым путём, сквозь боль потерь и ради всего мира.
– Вот ваша рубашка, – раздался голос продавца, разрушивший магию, – их привезли три месяца назад по заказу, но заказчик так и не появился. Вам повезло. Простите, что так долго.
– Спасибо, что нашли рубашку, не люблю носить другой фасон, – с этими словами он надел медальон и протянул руку за рубашкой.
– У вас такой же медальон, как и у моей мамы. Пожалуйста, – он протянул распакованную рубашку покупателю.
– А где ваша мама? – поинтересовался покупатель, застёгивая пуговицы, и неожиданно посмотрел в зеркало на стене, наверно, по привычке.
Он не мог так сказать и тем более, что-то спросить! Любопытство не входило в его планы, как и не было в особенностях характера или пожеланиях заказчика.
Чёртов медальон и его проделки, подумал про себя, яростно застёгивая пуговицы на рубашки, чтобы скрыть раздражение и злость. Стал слишком болтлив, как женщина, а это не к добру.
– Она в клинике. У неё рак последней стадии, а чудо-таблетка не по-могла, ей стало хуже, – печально сообщил молодой человек.
– Сочувствую, но надо верить в чудо и оно придет к вам, – сказал покупатель, одергивая рубашку, вновь взглянул в зеркало, чтобы понять и оценить перемены внутри него.
Не каждый день на твоих руках рассыпаются в пепел прекрасная женщина, хранительница его тела и знаний. Обычно ему снились сны, которые исполнялись утром слово в слово, стоило утром взглянуть в зеркало. Ради него гибли только мужчины, и они были преклонного возраста. Они отдавали ему свои накопленные знания, чтобы мир устоял под напором чьего-то эго.
А в это время на мониторе фиксировалось угасание пациентки. Пульс становился всё меньше, а дыхание было таким тихим и еле заметным, что медсестра вызвала врача в палату. Последний взлёт удара сердца рухнул вверх, а потом превратился в одну прямую, которая разделила жизнь до и после.
– Запишите точное время смерти и сообщите родственникам. Потом вызовите бригаду и пусть они всё тут приберут, – отдал приказания врач и направился к двери.
– Хорошо, – ответила медсестра и, взглянув на монитор, произнесла с удивлением или растерянностью, – одну минуту доктор Берд, с монитором что-то не так.
Тот, развернувшись, подошёл к монитору, который действительно вёл себя странно. Сплошная зелёная линия неожиданно раздвоилась и превратилась в тонкие кривые линии, напоминающие запись подземного толчка на сейсмологе. Такого не должно быть на подобной аппаратуре. Они медленно и уверенно заполняли всё пространство на мониторе, а потом он погас.
– Я сам осмотрю пациентку, а вы вызовите сюда бригаду и пусть про-верят этот прибор, – доктор подошёл к спящей пациентке и взял руку. Через несколько секунд слабый толчок изменил всё.
– Подождите, она ещё жива. Срочно замените всю аппаратуру, а то останемся без работы. Да, пульс есть, слабый, но есть. Когда здесь всё заменят, то проследите лично за больной. Если что, сразу вызывайте меня.
– Хорошо, – ответила медсестра и вышла из палаты.
Когда она вернулась через пять минут в сопровождении двух рабочих в белоснежных комбинезонах и масках на лицах, больная сидела в постели.
– Будьте так любезны, забрать отсюда всю аппаратуру на проверку, она больше не нужна миссис Ло, чудо-таблетка помогла. Через полчаса возьмите все анализы и сообщите мне, когда будут готовы. Да и сообщите родственникам, что завтра могут прийти проведать, я разрешаю, – ответил доктор Берд на немой вопрос медсестры.
Больная явно шла на поправку и так стремительно, что это было чудом. Чудо-таблетка обладала каким-то поразительным эффектом и спасала многих безнадёжно больных. Разработка учёных после десяти лет разработки, совершенствования и тестирования была названа чудом. Она поднимала со смертного одра так быстро, что это действительно было чудом. Рабочие оперативно отсоединили всю аппаратуру, как можно тише, и вынесли из палаты испорченные приборы. Моё падение в это бренное тело уничтожило их хрупкие платы.
Миссис Ло потрогала медальон, который своим холодом сначала остудил её тело и сердце, а потом согрел своей новой силой. Никто не видел голубого свечения, так как медальон лежал под одеялом. Миссис Ло купила миниатюрный куст розы в керамическом горшке, а потом, спустя какое-то время решила пересадить его в больший по объёму керамический горшок. Совершенно случайно, как всегда бывает с растениями с шипами, она уколола палец, переваливая растение из одного в другой горшок. Капля крови упала в землю, и подсушенный ком земли распался на части и оттуда выпал медальон. Она вымыла неожиданную находку и стала с удовольствием носить медальон. Конечно, она не приобрела какие-то способности и новые возможности потому, что он был не полностью раскрыт. Не хватало одной капли крови того, кто носил этот медальон. Расстаться с ним, значит, спасти его от захвата чужой, чёрной силой. Даритель смог таким образом спасти его, но погибнуть сам. Знания были сохранены в медальоне и ждали своей участи. Они могли ждать годами или веками, пока исполненный долг погибшего дарителя получит ещё один шанс, награду стать живым без священного ритуала. Кровь и кровные связи будут прерваны, но знания останутся навсегда.
Конечно, эту историю сразу почувствовала и обрадовалась находке. Мы, носящие медальон, никогда не умираем безвозвратно, а переходим в чьё-то тело. Потом, живём и учимся, насыщая себя информацией. Даритель, отдавший свою жизнь и медальон, выполнив предназначение, заслуживает получить медальон и раскрыть его, подарив миру новые или старые забытые знания.
Мне было непривычно лежать и ничего не делать в теле этой старухи, древней, как мир. Болезнь не пощадила эту оболочку, сожрав все мышечные ткани и иссушив кожу до пергамента. По-моему, это так называется странное слово пергамент. Несколько тысяч лет назад на нём писали письма и книги, обалдеть можно! Какая-то прозрачная кожа, как с облинявшей змеи! Жуть! Вот это угораздило! Надо будет взяться за себя и чем быстрее, тем лучше! Я была в диком ужасе от перспективы взглянуть на себя в зеркало, после того классного и шикарного тела, которое было у меня несколько минут назад.
Потом пришла медсестра и начала тыкать в меня иголками, пытаться взять кровь на анализ из вены. Странно, но ей это удалось с первой попытки, так как мои мысли бурлили, как вулкан и кровь стремительно неслась по венам, восстанавливая организм изнутри. Хвалёная чудо-таблетка прокатилась внутри и провалилась в толстую кишку, ещё пару минут и она выйдет естественным путем, как ненужный элемент. Надо же придумать такую чушь!
– Как вы себя чувствуете миссис Ло? – вежливо спросила медсестра, которая не пришла в себя от таких глобальных перемен. Подобный случай исцеления был впервые в её многолетней практике.
– Лучше, – каркнул голос в ответ, а я вздрогнула всем своим существом – такой противный голос! – Милочка, дайте мне воды.
– Хорошо, – медсестра подошла к шкафу и достала бутылку с водой и надела на неё крышку с трубкой, – вам помочь?
– Да, спасибо, – я с жадностью выпила воду из бутылки за несколько секунд, и фонтан жизни забил во мне со страшной силой, хотя вода после такой очистки была мертвой и ужасно не вкусной.
– Вам ещё принести? – поинтересовалась шокированная медсестра, поившая эту оболочку с ложки, почти по каплям последние три недели, чтобы слизистая не пострадала. Искуственная кома спасала от болей, но надо было постоянно капать воду больной в рот, иначе чудо-таблетка не сработает. Она-то и не сработала, свернувшись в углу пустого желудка. Проще говоря, просто прилипла.
– Спасибо вам, но можно мне бульона или сока, хочу кушать. Извините, но мне трудно говорить, горло судорогой сводит, – пробормотала последние слова и выразительно кашлянула или шумно вдохнула воздух внутрь, сама не пойму.
– Не переживайте, поправляйтесь. Я отнесу ваши анализы и закажу вам бульон. Потерпите немного, ваш сын будет счастлив, узнать, что вы идёте на поправку, – с этими словами она вышла.
Звонок телефона, узнавшего номер клиники, омрачил лицо продавца, и он нехотя взял трубку.
– Да, я слушаю вас, – печально проговорил он, готовясь к худшему, он ждал этого звонка уже второй месяц и вот момент настал.
Он слушал и медленно менялся в лице, словно не верил словам.
– Вы уверены, что не ошиблись номером телефона? – осторожный голос молодого человека звучал подозрительно.
– Да, моя фамилия Ло, как и у мамы, – утвердительно говорил голос молодого человека.
– Конечно, завтра обязательно приеду. Спасибо вам! Извините меня, я не ждал добрых вестей. Всего хорошего! – он положил трубку на стол, но так и продолжил смотреть на неё, не веря всему.
– Что-то случилось? – поинтересовался Чэбэ, поразившись себе в очередной раз, угораздило положить в свою копилку знанию любопытную бабу, хотя такую красавицу так обзывать стыдно.
– Да, – коротко ответил молодой человек, не зная, что ему делать: смеяться или плакать, – простите меня, но никак не могу поверить. Моей маме стало лучше и завтра могу её навестить. Я был у неё на той неделе, но она спала почти месяц, у неё были сильные боли.