Текст книги "Аптечная ведьма (СИ)"

Автор книги: Наталья Колесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Какой этаж?

– Третий… – я пошла за ним, испытывая странное… давно забытое ощущение… защищенности? Казалось, впереди продвигается мощный ледокол, продавливающий черный лед подъезда, распугивающий его злобных обитателей. Крысы, давно и никого не опасавшиеся, и те порскали жирными тенями, скрываясь от появившегося крупного хищника в канализационных нишах и провалах перекрытий. Слава всевышнему, двуногие местные твари еще не проснулись.

Бывшее общежитие – длинный коридор с множеством запертых и отсутствующих дверей, за которым храпели, умирали и просто таились десятки загубленных человеческих жизней… И ты, Инквизитор, еще обвиняешь нас в сговоре с дьяволом? Эти-то подарили ему свои души, даже не торгуясь…

Нужная комната была в самом конце коридора – возле вонючей, наверняка засоренной общей уборной. Как ни странно, горел свет, выхватывая из темноты облезлую зеленую краску стен…

Я обогнула остановившегося на пороге дьякона.

Дверь на одной петле. Окно целое, хоть и не мытое с прошлого века. Голая пыльная лампочка. На кровати с железной сеткой (единственной в комнате мебели, не считая покосившейся тумбочки) сидит девочка и, глядя на нас огромными голубыми глазами, сосредоточенно мусолит во рту сушку. Мордашка грязная, в потеках от слез.

– Гаечка… – прошептала я. – Я тетя Мара. Ты меня помнишь?

Навряд ли помнила, но протянула руки навстречу без раздумий – вероятно, как и любому другому взрослому. Я сгребла ее вместе с линялым покрывалом. Весила девочка не больше котенка.

Один из двуногих крыс уже проснулся. Вышел из норы, перегораживая узкий коридор своим обрюзглым вонючим телом. Мы приостановились. Крыс посмотрел на меня, потом – на инквизитора. Почесал лениво брюхо. Сказал задумчиво:

– Ты это… если девкой хочешь попользоваться… мне платишь, понял?

– Понял, – согласился Иеремия и резко двинул рукой с навешанным на нее шлемом. Я поспешила с Гаечкой по освободившемуся проходу. Не стала уточнять, что так звучно хрустнуло.

Но думаю, все-таки не шлем.

Я поднялась по ступенькам лестницы и приостановилась, увидев расположившегося в кресле инквизитора. Думала, что он давно уже ушел. Да вообще о нем не вспоминала.

Утро уже наступило, жидкий свет, проникавший через тонированное зеленоватое стекло, делал мою аптеку похожей на гигантский аквариум. И на дне его дремала сильная и опасная акула – инквизитор. Чутко дремала – спросил, еще не открывая глаза:

– Как девочка?

Я вздрогнула.

– Спит.

Поднялась в зал. Не стала зажигать свет, предрабочее утро растягивала. Хотя, кажется, сегодняшнее утро наступило давным-давно. Еще вчера. Прошла по аптеке, бесцельно скользя пальцами по стеллажам. Иеремия, откинув голову на подушку кресла, следил за мной из-под полуприкрытых век.

– Ее… Она подверглась насилию?

Я прислонилась к прилавку, скрестив ноги. Сказала сухо:

– Если да, то без проникновения.

Пауза.

– То есть?

– Я осмотрела ее. На внутренней стороне бедер – синяки. И следы на коже, на одежде… похоже на сперму.

Инквизитор посмотрел в окно, сказал ровно:

– Ясно.

– Она практически младенец, – сказала я, – скоро забудет. Ее хотя бы за это кормили…

Иеремия кинул на меня странный взгляд.

– А ее родители?

– Видимо, уже в аду. Мать – точно. А отец… ну надеюсь, жарится на соседней сковородке.

…Жила-была молодая ведьма. Хохотушка, кокетка. Актриса. Жила, не оглядываясь, страха не знала. Пока однажды не попала в тюрьму по обвинению в злонамеренных чарах. То ли и впрямь наводила, то ли кто-то просто счел их такими. Вышла через три года по амнистии, беременная. Кто отец? Неважно. Многих притягивает возможность попользоваться молодым телом. Ведь ведьмы так привлекательны, правда же, господин дьякон?

…не для меня, сказал он.

…Дочка родилась. Галечка. Плохо выговаривала свое имя – 'Гаечка' говорила. А ее мать… Однажды сказала, что когда ее не станет, я узнаю об этом. Вот сегодня утром…

Иеремия уже сидел прямо. Смотрел на свои лежащие на столе руки.

– То есть, вам никто не звонил?

– Нет. Просто сегодня в четыре я проснулась и поняла, что ее уже нет. Хотите чаю?

– И вы поехали за девочкой… А вы очень любите детей, да?

Я честно подумала и честно же ответила:

– Не очень. Вернее, люблю, но некоторых. Но за детей я горло перегрызу. Это… я понятно сказала?

Иеремия, разглядывая меня, произнес задумчиво:

– Чаю – да, хочу.

Мы пили чай, глядели в окно на пробуждавшуюся улицу. Не знаю, о чем там думал инквизитор, а я прикидывала, как разгрести накопившиеся дела: вернуть бракованную партию лекарств на фармзавод, исправить замечания пожарников, Антоху попытаться выпихнуть обратно к родителям… пока не поздно.

Мой взгляд рассеянно скользил по стеклу, по четкому на фоне окна профилю Иеремии, по его сильным рукам – интересно, а снимает ли он когда-нибудь свои индикаторы?..

Я фыркнула.

– Что такое? – тут же откликнулся инквизитор.

– Господин дьякон, вы становитесь неосторожным! Как же можно пить то, что предлагает вам ведьма?!

Иеремия поглядел на чашку в своих ладонях. Мне показалось, с некоторым затруднением, словно он вспоминал, как она у него очутилась. Неожиданно усмехнулся:

– Ну, если что, инквизитор вас просто по стенке размажет!

Ох! Я втянула голову в плечи. Конечно, он все тогда слышал!

– Эмм… я, видимо, должна извиниться?

Склонил голову набок:

– С большим интересом вас выслушаю.

Гад!

– Моя сотрудница – очень увлекающаяся и безрассудная особа. Как и все ведьмы.

Серьезно кивнул:

– Да. Как и все ведьмы.

– Если уж ей что втемяшится в голову – фиг выбьешь…

Снова кивок.

– Как и всем ведьмам?

– Именно. Мне бы не хотелось, чтобы у нее были неприятности. Вот мне и пришлось… – я откашлялась, – оклеветать вас…

– Внушив ей мысль о моей мужской несостоятельности?

– Ну. Да…

Иеремия с непроницаемым лицом глотнул чаю:

– Отличный ход…

– Благодарю… в смысле – извините.

– …но очень безрассудный. Любому мужчине в подобном случае захочется только одного – опровергнуть эту клевету. Делом.

– О? Я не подумала, – пробормотала я.

Хотя да, в принципе нормальная мужская реакция. Н-ну… надеюсь, это лишь предупреждение?

– Кстати, чай горчит.

– Разве? – я попробовала чай и поморщилась: – Видимо, переборщила с заваркой.

– Лишь бы вы не переборщили с добавками.

Я кисло улыбнулась, проглотив его намек-предупреждение. Иеремия, поставив чашку, поднялся:

– Пора.

И давно пора.

Я брела следом, провожая его, как добросовестная хозяйка, и не была готова к тому, что Иеремия повернется ко мне со словами:

– Да, совсем забыл…

И возьмет мое лицо в свои ладони.

…Так мне показалось лишь на мгновение: просто левой рукой Иеремия придержал меня за подбородок, а правой прижал к щеке индикатор. Этак глядишь, я привыкну к его прикосновениям, как к приветственным рукопожатиям при встрече…

Притихнув, я смотрела в лицо дьякона: резко вырезанные сжатые губы, полуопущенные черные короткие ресницы – точно подводка для темных глаз, четкие скулы, подчеркнутые тенью утренней щетины… На открытой сильной шее билась жилка.

Звякнул колокольчик. Влетела, как всегда отвратительно свежая и энергичная Катерина.

– Доброе утро, Марийка! О… доброе утро, господин Иеремия!

Дьякон кивнул ей, последний раз глянул на индикатор и убрал руки.

– Здравствуйте, госпожа Екатерина. И до послезавтра.

Я отвернулась от закрывавшейся двери и от весело-изумленного взгляда Катерины.

– Я уже созванивалась, сегодня ты едешь на 'Фармалайн' с бракованной партией…

– Он что, ночевал у тебя?! – перебила Катерина. Глаза ее горели.

– С ума сошла, – пробормотала я.

– А че? Он, похоже, готов полечить свою потенцию в твоей компании!

– Ну… – я открыла было рот, чтобы всячески обелить потенцию дьякона Иеремии, но передумала: да ну, на фиг! Во первых, надо Катеринку держать от него подальше, во вторых, я же все-таки не проверяла. – Он просто…

И задумалась: просто – что? Просто ходит по поручению матери Агнесс проверять меня? Просто ездит со мной в криминальный район за ребенком погибшей ведьмы?..

Катерина поняла меня исключительно однозначно:

– Просто в тебя втюрился! Ну ты крута-а, такого инквиза захапать!

Оставалось только махнуть рукой да начать рабочий день.

* * *

Я во все глаза уставилась на куклу, водруженную передо мной на прилавок. Кукла отвечала мне из-за целлофана упаковки заносчивым взглядом: да, я прекрасна и так же прекрасно знаю это! Прическа, шляпка, платье, томные глаза на фарфоровом личике – а может, и правда, фарфоровом?

– Что это?

Иеремия откинул назад волосы. Сказал надменно:

– Мне казалось, это кукла.

И еще какая!

– Вам, конечно, правильно казалось… – пробормотала я. – Зачем вы ее принесли?

– Девочке.

Я поглядела на него поверх очков.

– Девочке?

Дьякон с нетерпением пощелкал пальцами:

– Гаечка, Галочка… как там ее? Надеюсь, с ней все в порядке?

– В порядке, – машинально сказала я. – Ест, спит. Она, конечно, отстала в весе и развитии, но все наверстает… Вы принесли ей куклу?!

– Это запрещено законом? – кажется, начал терять терпение, всевышний нам помоги, а я-то думала, что запасы инквизиторского самообладания безграничны!

– Нет, но… – я перегнулась через прилавок, говоря выразительней, но тише – и так покупатели с интересом поглядывали на необычный в аптеке предмет: – Хочу напомнить, что Гаечка – дочь ведьмы, дьявольское семя, как вы говорите. Возможно, будущая ведьма… Вы точно ей принесли куклу?

Иеремия тоже подался ко мне через прилавок. Сверкнул глазами, прошипел:

– Вы чего добиваетесь? Чтобы я выглядел еще большим идиотом, чем себя чувствую?

– Ох, да неужели такое возможно? – выпалила я.

И звучно шлепнула себя по губам, с ужасом уставившись на дьякона. Тот медленно повел головой. Усмехнулся:

– Нет, с вами не соскучишься!

– Извините… – пролепетала я. Вот тебе и корректная, разумная и предусмотрительная ведьма! Что со мной такое в последнее время?

Иеремия крутанул вокруг своей оси упаковку-цилиндр на гладкой плите прилавка.

– Так вы возьмете эту чертову куклу?!

– Возьму. – Куда ж я денусь! – Большое спасибо.

Про то, что Гайка была бы счастлива и резиновому пупсу и вряд ли сможет оценить изысканность и стоимость коллекционной куклы, мы, конечно, умолчим…

– Хотите вручить ей сами?

Иеремия качнул головой.

– Пожалуй, лучше вы.

Я с облегчением спрятала подарок под прилавок. Выжидательно посмотрела на индикаторы – но Иеремия мой выразительный взгляд проигнорировал. Привалился к стойке уже в знакомой позе: ноги скрещены, руки подмышками. Просто парень, завернувший в гости к знакомой… Рассматривал аптеку и посетителей. И что тут такого интересного?

Акварельные постеры с лекарственными растениями на стенах. Рельефная штукатурка. Темные потолочные балки, с которых на металлических цепях свисают старинные светильники и пучки душистых трав. Алхимические приборы за стеклом в деревянном ящичке: предназначения некоторых не знаю даже я. Ряды стеклянных и хрустальных флакончиков для ароматических масел брызжут в глаза и на стены разноцветными сполохами…

Катерина убедительно вещает лысеющему мужику о пользе наших бальзамов, масел и шампуней. Когда она вот так шепчет интимным шепотом и заглядывает прямо в душу своими таинственными, слегка косящими изумрудными глазами… покупатель (-ница) приходит в себя лишь дома, недоумевая, к чему нужна такая прорва разнообразных лекарственных и косметических средств… И заметьте – никакой магии!

– Могу ли я вам что-нибудь предложить, господин Иеремия? – промурлыкала я. На мой взгляд, инквизитор слишком уж у нас подзадержался, что немилосердно не только по отношению к моим истрепанным нервам, но и к Катерине: та рискует заработать искривление позвоночника, непрестанно принимая соблазнительные позы. К ее огромному огорчению, Иеремия повернулся к ней своим накаченным… э… тылом, навалившись на прилавок. Сцепленные в замок руки вовсе не придавали его позе мирного молитвенного вида: мешала их сила и неизменно бросавшиеся в глаза полированные перстни. Насмешливо блеснул глазами:

– Неужели то самое чудодейственное средство?

– Я уже извинилась, – прошипела я.

– Да, что-то такое мне смутно припоминается…

Мое терпение лопнуло.

– Господин Иеремия, – сказала я, показывая на его индикаторы, – а вы не могли бы просто?..

– Коснитесь их, – сказал он, не меняя позы, ни выражения лица.

– Что?

– Вы не могли бы прикоснуться к ним? Просто? – сказал дьякон так серьезно, что я не сразу поняла, что меня опять дразнят.

Вздохнула-выдохнула и нерешительно дотронулась кончиками пальцев до индикаторов. Ни одна ведьма не сделала бы такого по доброй воле, поэтому в этом жесте чудился привкус некого извращения. Иеремия прикрыл глаза, погружаясь в то невидимое поле энергии, дара, потенциала, которое окружает каждую из ведьм.

Как он видит нас… Меня? Чувствует? Слышит? Или все органы человеческих чувств не имеют к этому никакого отношения, потому что способности инквизитора – дар свыше? Почему же тогда у них дар, а у нас – проклятье? Риторический вопрос, на который теологи всегда отвечают высокоумными и длинными периодами. Проще и понятнее всех говорила моя тетя: 'да потому, что они сверху, моя деточка'.

Со стороны мы, наверное, смотрелись парой влюбленных голубков, нежно державшихся за руки: вон, даже пожилая покупательница отвернулась с понимающей улыбкой.

Руки инквизитора шевельнулись, разжимаясь, Иеремия поднял ресницы, и я отдернула пальцы. Дьякон смотрел на меня слегка туманными глазами, точно просыпаясь. Но голос его остался прежним – ровным и спокойным:

– Вижу, вы начали носить гематит.

Я машинально коснулась плоских, отливающих стальным блеском камней на своей шее.

– Да… а что?

– Гематит, насколько я помню – своеобразный магический щит и аккумулятор энергии одновременно. Это камень магов и колдунов, защищает их от любых астральных нападений и используется в некоторых ритуалах…

– Спасибо, я в курсе, – холодно сказала я. – Но разве он входит в перечень противозаконных магических предметов?

Иеремия по-прежнему смотрел на меня задумчиво:

– Вы пытаетесь защититься? Если да – то от кого? От других ведьм? От Словесника? Или вы пытаетесь таким образом возобновить потраченную энергию? Тогда на что вы ее потратили? До послезавтра.

И ушел прежде, чем я смогла ответить – или высмеять его домыслы. Просто дал мне понять, что он, инквизитор, бдит и от его глаз ничего не укроется.

Хоть он и принес игрушку маленькой ведьме.

* * *

Если бы я не легла спать буквально только что, вряд ли б услышала тихий звук, раздавшийся наверху, в аптеке: словно что-то мелкое упало, зазвенев и разбившись. Неужели опять крысы завелись? Снова придется брать у булочников мышелова напрокат… знаю-знаю, ведьме по статусу положено иметь собственного черного кота со зловеще горящими глазами, но я уже смирилась, что я – неправильная ведьма.

Я со вздохом опустила с кровати босые ноги, пошевелила пальцами. Терпеть не могу крыс. Они напоминают мне инквизиторов – такие же наглые, сытые, хищные морды, уверенные в собственной безнаказанности. Я вышла из спальни, по дороге прихватив основное ведьмино оружие – помело… то есть половую щетку.

Подняла голову: сверху из окон падал свет уличных фонарей. Неожиданно его заслонила большая темная тень. Я нахмурилась: это уж явно не крыса! Кто-то пробрался в мою аптеку. Вор? Какого дьявола ему здесь нужно? И почему не сработала сигнализация?

Самое разумное было вернуться в спальню, позвонить в полицию. Но, как я уже говорила, в последнее время у меня появились серьезные сомнения в собственной разумности: я лишь покрепче сжала ручку щетки, затаила дыхание и на цыпочках двинулась по самой боковине лестнице – чтобы ступеньки не скрипнули. Высунула голову, очень в этот момент жалея, что глаза у меня не на стебельках, как у улитки.

Ночной посетитель стоял перед светящейся витриной с разноцветными хрустальными и стеклянными флакончиками для духов и ароматических масел. Наклонял голову то так, то эдак, явно любуясь. Мне самой она так нравится, что иногда я просто не выключаю витрину на ночь: пусть и запоздалые прохожие полюбуются. Тут волосы у меня на голове шевельнулись – в прямом смысле – от ветра, ворвавшегося в приоткрытую входную дверь. Вместе с ветром в аптеку шагнул второй. Прошипел:

– Ну ты чего застрял? Давай быстрей…

Первый ткнул пальцем в витрину. Выдохнул:

– Глянь… красиво, а?

– Ты ч-чего… долбанулся? Давай быстрей и сматываемся! Ну!

Первый сделал шаг назад, отклонился, поднимая руки – и я увидела в них занесенную биту.

И буквально взлетела по лестнице в зал, завизжав:

– Ты что же, гад, делаешь?!

Бита со стуком упала на пол. Первый… вор?.. громила?.. так и замер с поднятыми руками, второй шарахнулся, едва не открыв дверь в обратную сторону. Я перевела дух, собираясь для следующего ультразвукового вопля и – совершенно не вовремя – вспомнила о спящей внизу Гайке: ага, давайте и дальше в том же духе, девчонка еще и заикаться начнет! Я сдулась, проскрипев страшно, как поездной тормоз:

– А ну – пош-шли во-он отсюда!

Первый всем корпусом вопросительно повернулся к напарнику. Второй, меня разглядевший, уже пришел в себя, повел плечами и шагнул вперед, сказав нежно:

– Ух ты… девка!

Да, уж видок у меня в короткой кружевно-шелковой сорочке тот еще… боевой.

– Сам ты девка! – шепотом огрызнулась я, совершенно не представляя, что делать со взятой наизготовку щеткой. Теперь бы добраться до тревожной кнопки…

Мужик просек мой маневр и прыгнул вперед, заслоняя путь к прилавку

– Куда торопишься, а, ведьма? Ты же ведьма, а?

Краем глаза заметив, что первый замедленно подобрал с полу биту, я ткнула в его сторону пальцем, рыкнув:

– Ты! Стой, где стоишь!

Тот послушно замер. Понятно, кто из них мозг, а кто мышцы…

– Да, стой пока! Успеется, – кинул через плечо его напарник. – Мы тут с ведьмой немножко… потанцуем. Да? Ведьмочка? Эх, никогда я ведьм не…

– Я тебе станцую, ага! – сказала я злобно. – Я тебе так станцую, что вся твоя… танцулька узелком завяжется!

Неуверенно ткнула ему щеткой в лицо – громила с легкостью уклонился. Рассмеялся:

– А не сможешь ты ничего! Нельзя тебе колдовать, ведьма! А то тебя сразу за жопу – и в Инквизицию!

Какой вор пошел нынче в законах подкованный!

– Что вам здесь надо? Дури нет… – отпрянула, ускользнув от захвата цепкой, как железный крюк руки, – …деньги в банке…

– Теперь – тебя!

…Не смотри на руки, ноги и глаза – запутают, обманут… Расслабься, смотри сквозь…

…Танцуй, да, танцуй! Шаг – противошаг, замах – уклониться, выпад – отпрыгнуть…

Аптеку я знаю, как свои пять пальцев, и ему никак не удавалось загнать меня в тупик или в угол. Что бесило его все больше: уже не ухмылка – оскал, выступивший пот, злобные глаза.

А его напарник мялся у двери и гудел:

– Девку не заказывали… да брось ты… эй, пошли!.. ну пошли-и…

– …тебе дело говорят… – я тоже тяжело дышала. – Идите себе, ай!.. по-хорошему!

Увернулась в последний момент, поскользнулась и с размаху шлепнулась на пол. Щетка, которую я так и не выпустила из рук, упершись в пол, угодила между полусогнутых расставленных ног бандита. Я, пытаясь высвободить ее, резко дернула на себя…

Громила бросился на выручку к завопившему товарищу. Я со свистом рассекла пальцем воздух:

– Связан!

Цветущие плети вьюна, растущего в настенном кашпо возле двери, взлетели, точно клубок стремительных зеленых змей, оплетая его руки с битой, саму биту, захлестнули тремя уверенными петлями горло. Громила выпучил глаза, но завопить уже не смог…

Я отползла по холодному полу от матерящегося и корчащегося парня, поднялась, потирая отбитый копчик, и шагнула к прилавку…

Меня ухватили за лодыжки, дернули вниз. Шлепнув ладонью рядом с тревожной кнопкой, я больно приложилась подбородком о прилавок (искры из глаз), потом – затылком и спиной об пол… На фиг эти каменные плиты, ковролин постелю…

– Ты… ведьма… – выдохнул мне в лицо бандит, не дав закончить планы переустройства моей аптеки. – Что, напрыгалась?

Я увидела поднесенный к самому моему лицу нож и вынуждена была признать: да, пока напрыгалась. И также вынужденно поняла, что моя щетка отбила громиле не все и не на всегда…

Я все косилась на нож, сбираясь с духом и с силами – мешала гудящая от двух ударов голова и активные действия навалившегося на меня мужчины. Я все же попыталась трепыхаться и потому получила удар вскользь по губам и длинную царапину на шее. Почувствовав обильно хлынувшую кровь, тихо взвизгнула от боли и ярости: ну все, гад, держись!

…Когда напавшего неожиданно вздернуло в воздух, я искренне решила, что это сделала я сама. Но аптека неожиданно заполнилась народом – топот высоких ботинок, отрывистые команды… Я повернула голову, провожая взглядом оттаскиваемого от меня бандита.

– Эй? – полицейский присел рядом на корточки, заглядывая мне в лицо. – Вы как?

Я потрогала липкую от крови шею, выдавила:

– Не видите – отлично!

В мгновение ока меня подняли с пола, усадили; несмотря на мое сопротивление, перемотали шею бинтом такого слоя, что повязка стала походить на воротник-фиксатор… У меня что-то спрашивали, я что-то отвечала, причем, по-моему, болтала непрерывно. Почему-то никто не догадался включить свет и в разноцветье витрины все происходящее напоминало маскарадную тусовку у новогодней елки: тем более, что у меня слегка кружилась голова, словно от пары бокалов шампанского.

Так что появление инквизитора меня уже нисколько не удивило – ну кому какой Санта-Клаус является, а ко мне вот… в сутане.

Иеремия вошел стремительно и бесшумно: казалось, его внес сильный порыв ночного ветра. Бросил на меня быстрый взгляд через всю аптеку, повернулся к по-прежнему прикованному плющом к стене громиле. Качнул головой. Полицейских появление инквизитора нисколько не удивило. Дьякон с офицером обменялись тихими репликами, и вот уже Иеремия склоняется надо мной.

– А почему здесь так темно? Включите свет!

Прижмурившись, я заслонилась от вспыхнувшего света – и от дьякона. Он молча отвел мою руку, еще и повернул ее, разглядывая. Я тоже посмотрела: костяшки сбиты, ладони ободраны.

– Кто вызвал полицию?

– Хозяйка салона напротив, – отозвался полицейский. – Увидела подозрительных парней, копошащихся у двери, позвонила…

Надо поставить Камче коньяк за спасение моей аптеки. Ну и мое. Наверное.

– Проверяли – сотрясение мозга есть? – Иеремия развел пальцами мои веки, изучая величину зрачков.

– Эй! – возмутилась я, уворачиваясь. – У кого здесь высшее медицинское – у вас или меня? Нет у меня никакого сотрясения! (Ну почти нет). Я сама о себе могу позаботиться!

– Вижу, – сказал дьякон. Я потерла под его взглядом засохшую кровь на плече и груди. – Ну тогда вы можете адекватно ответить на вопросы.

– Конечно! – с вызовом сказала я. – И уже отвечала. Эти… злодеи отключили сигнализацию, хотели разгромить мою аптеку. Кто-то им заказал…

– У вас есть враги? – перебил Иеремия.

– Кроме Инквизиции? – уточнила я (дьякон поджал губы) и задумалась. – Н-ну… не настолько.

– Конкуренты, быть может?

– На нашей улице есть еще две аптеки. Но традиционные. Большие, процветающие. Нет, не думаю.

Дьякон с офицером обменялись взглядами. Полицейский вздохнул, с силой потер мощный затылок, сдвинув на лоб форменную кепку.

– Значит, и до нас докатилось… Как вы и говорили.

– Вы еще задержанных допросите. А если они не расскажут, то, – Иеремия слегка повернул голову, чтобы было слышнее: – поведают Матери-Церкви.

И мне:

– Не хотите взглянуть на них внимательно?

– Не хочу, – подтвердила я, с трудом отрываясь от стула. – А то порчу какую наведу невзначай…

Защитники закона с похвальной поспешностью расступились передо мной, еще и отвернулись на всякий случай, с интересом изучая кто потолок, кто пол, а кто аптечный интерьер. Я доковыляла до лежащего на полу бандита – руки за головой, ноги шире плеч – наклонилась над ним. Услышала за спиной странный звук, вопросительно оглянулась: на лицах стоявших за моей спиной дьякона и офицера появилось одинаково постное выражение. Громила, сверкавший на меня злобным взглядом, был незнакомым. Я шепнула нежно: 'а танцулька у тебя теперь всё, оттанцевала'.

Второй только беспомощно мычал, вращая круглыми перепуганными глазами.

– Нет, никого из них не знаю.

– Госпожа аптекарша, – осторожно сказал один из полицейских, – а вы не могли бы…

– А?

Тот деликатно указал пальцем на плети плюща, не прикасаясь:

– Убрать эти…

– Силки? – вмешался инквизитор. Я заморгала, увидев, как он взмахом руки снял чары – как, черт его подери?! Только и услышала быстрый шепот, только и ощутила что-то вроде дуновения – словно мимо пронеслась невидимая птица. Не подхвати полицейские освобожденного, тот бы рухнул носом в пол. Ну я бы, конечно, не заплакала от жалости…

Я что-то подписала, пообещала завтра же вызвать ремонтников с охранной фирмы, проверила вскрытые замки – работают. Проводила полицейских со словами благодарности, громил – другими пожеланиями, закрыла дверь, повернулась и со вздохом изнеможения обнаружила перед собой Иеремию.

– Вы-то как здесь очутились?

– Приехал на одной из этих здоровенных лоснящихся зверюг, о которых вы как-то упоминали… А вы не хотите… – он как-то неопределенно повел рукой сверху вниз. Видя, что я не поняла, пояснил кротко: – Одеться? Хотя б немного?

Я, наконец, взглянула на себя в зеркало. Да-а… Всклокоченная, босоногая, белый воротник из бинта, красные потеки на груди странно гармонируют с красной сорочкой… с очень коротенькой красной сорочкой. Из-под нижнего кружева виднелись такие же красные трусики.

Ну всё. Конец моему образу добропорядочной и осмотрительной ведьмы!

– Да, – подтвердил Иеремия с незнакомым блеском в глазах. – Не удивлюсь, если в ближайшие дни всему дежурному наряду понадобится что-нибудь срочно приобрести в вашей аптеке!

– Вот и отлично, у меня увеличится прибыль, – парировала я, направляясь к лестнице. – Это называется – персонифицированная реклама!

– Да. Но реклама чего?.. – пробормотали мне в спину.

Я предпочла не отвечать.

И Гайка и Лана не спали, но лежали тихо, прижавшись друг к другу: маленькие, беззащитные, привыкшие прятаться и выживать звереныши. Я успокоила их, натянула прямо поверх сорочки джинсы и майку и вновь поднялась в аптеку. Сейчас быстренько спроважу дьякона и…

…быстренько не получится, поняла я, оглядывая развернувшийся на столе медицинский пункт: Иеремия вскрыл мою аптечку первой помощи. Приказал:

– Садитесь.

– У меня есть бодяга и…

– И прекрасно, – сказал дьякон, не дослушав. – А пока приложите к губам медяк: что-что, а лицо владелицы, украшенное синяками, никак не способствует повышению аптечных продаж!

Я нехотя опустилась в кресло.

– А как вы все-таки здесь оказались?

– Если я скажу, что просто проезжал мимо, вы мне не поверите, так? Вот потому и не скажу.

Отлично. Он просто дословно помнит все мои фразы и цитирует их!

– Ну так скажите что-нибудь другое, – предложила я, наблюдая, как он открывает бутылек с перекисью.

– Я попросил начальника райотдела полиции оповещать меня обо всех происшествиях с ведьмами в вашем районе.

– Зачем?

Иеремия взглянул исподлобья.

– Вы что, новостей не смотрите и не слушаете? Во всех районах идут погромы фирм и квартир ведьм. Вот и до вас докатилось.

– О…

– А теперь прижмите к губам медяк и помолчите.

Деловито засучил рукава. На одной руке – широкий серебряный браслет (к вампирам он, что ли, в гости собрался?), на другой – часы дорогой марки. Размотал бинт на моей шее, наклонился, внимательно рассматривая порез. От дьякона пахло вином, свежим одеколоном; кажется, даже свежевыбрит – выдернули из ресторана или с какого-то светского мероприятия? Странно, что он не явился, промокая губы салфеткой…

Сказал сухо:

– Еще бы немного левее и глубже – и он бы вскрыл артерию. Вы что, ему сопротивляться вздумали?

Я на секунду оторвала от губ медяк:

– Ну раз нам запрещено защищаться магией, приходится обходиться своими слабыми женскими силами…

– Слабыми, – повторил дьякон иронически.

Обработал рану и вновь забинтовал – куда профессиональнее и тоньше полицейских.

– Ну вот, – сказал, наконец, окидывая критическим взглядом результат – перевязанную и облепленную пластырями меня.

– Благодарю, – пробормотала я, – все бы инквизиторы проявляли такую трогательную заботу о ведьмах…

– Полезных ведьмах, – поправил он, раскатывая рукава сутаны. – Вы же, как говорит Агнесс – наш лояльный осведомитель…

Причем лояльный в обе стороны.

– 'Ведьма и благо – понятия несовместные', – процитировала я.

Дьякон слегка прищурился:

– Читаете труды богословов?

– Только те, что касаются нас, – я потихоньку сползла на край сидения, собираясь с силами. – А вы что, не согласны с Ангелусом?

– Скажем, – медленно произнес Иеремия, словно подбирая слова, – я не придерживаюсь крайне правых взглядов. А теперь – если вы, наконец, займетесь своим лицом, есть шанс что спасти хоть какую-то его часть.

– О, вы так… оптимистичны, дьякон!

Я поднялась, слегка качнувшись. Заметила незаконченное движение Иеремии – поддержать.

– Я провожу вас, – на вежливые намеки я была уже неспособна.

– Не нуждаюсь, – легкими шагами пересек аптеку, бросил от выхода: – Не забудьте запереться!

– Да уж не забуду, – ответила я закрывшейся двери.

* * *

– Не-ет… – простонала я, еще даже не открыв глаза. Эта ночь что, никогда не кончится? Кому и чего от меня еще надо? Звонок повторился. Хныча от ломоты во всем теле, я поковыляла на плохо гнущихся ногах наверх. На каждую новую трель звонка отвечала злобными проклятьями.

– Да иду-иду, заткнитесь уже!

Постояла, тупо разглядывая за дверью знакомый силуэт: Иеремия стоял, наклонив голову, словно прислушиваясь к моим шагам. За его спиной виднелся здоровенный черный джип: а вот и очередная укрощенная им зверюга… Какого черта ему опять здесь понадобилось? Расстались всего часа три назад, я и соскучиться не успела.

Дьякон вновь поднес руку к звонку. Ну нет, опять мне детей хотите разбудить?!

Я повернула замок, распахнула дверь и отшатнулась: дьякон шагнул внутрь так стремительно, что едва не снес меня с дороги. Спросил отрывисто:

– Как вы?

Неужели с утра заехал, чтобы узнать о моем драгоценном самочувствии? Я пожала плечами и скривилась:

– Сносно…

Вернее, было сносно до его появления. Медленно прикрыла дверь, разглядывая спину остановившегося посередине аптеки дьякона: тот смотрел в пол.

– Что-то… случилось?

– С чего вы взяли? – спросил Иеремия, не оборачиваясь. Хотя у меня голова была словно ватой забита, я, наконец, сообразила: а, проверка! Он же должен был проверить меня вчера… или сегодня? Как-то я запуталась в днях. И в ночах.

– Ну давайте, – сказала я устало.

Дьякон резко обернулся.

– Что?

– Ну понятно же, для чего вы с утра заявились… Только можно я сяду?

– Сомневаюсь, чтобы вам это было понятно!