Текст книги "Сиверсия"

Автор книги: Наталья Троицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Не понял…

– Я объясняю. До меня дошла информация, что ты спишь с женой Брюса Вонга. Это мой человек. Он расстроен. Судя по всему, жить тебе осталось мало.

– Но…

– По мне, спи ты хоть с серым волком из «Ну, погоди!». Только в силу сложившейся иерархии дать отмашку на твою ликвидацию должен я.

Горло перехватил спазм. Хабаров зашелся в приступе кашля.

– Я сегодня пришел сюда против правил, Саша. Узнают – поставят на ножи. Скажу честно, мне бы не хотелось этого делать. Дело не в нашей детской, стертой временем дружбе. Ты – один из немногих, кто всегда относился ко мне по-человечески. Ты научил меня вещам, которые на зоне мне не раз жизнь спасали. Я на добро отвечаю добром. Короче, даю тебе шанс. Воспользоваться им или нет, решай сам.

Костик Одессит встал и пошел к выходу.

Хабаров обернулся вслед Одесситу и увидел удивительно милое, юное создание. Длинные, как у индианок, каштановые волосы, пухлые губки, дерзко вздернутый носик, чайного цвета глаза…Девушка напоминала восточную фею из детской сказки, неземную, недосягаемо-прекрасную. На ней было черное платье, на шее красовалось серебряное колье в виде змеи. Девушка заметила Хабарова и поспешно отвела глаза. Ее спутник пошел к бару.

Хабаров осушил рюмку водки и подошел.

– Тасманова, что ж мне не везет-то так? – он внимательно смотрел в ее глаза, точно был уверен, что она вот-вот ответит ему на столь важный вопрос. – Вроде бы все при мне: и сила, и морда, и тело, и мозги, – он усмехнулся. – Даже деньги есть. А с бабами не везет! Сегодня со мной, а завтра… не со мной.

– Уходи.

– Богатого папика нашла… Тварь ты, Алина!

Он пошел за свой столик, где шумела, праздновала день рожденья Малыша хмельная компания.

Остаток вечера Хабаров был угрюм и задумчив. Разговор с Костиком не шел из головы. Да и Алину Тасманову он встретил некстати.

Они непутево познакомились и непутево расстались. Познакомились в этом же ресторане год назад. Хабаров был с друзьями, основательно перебравший спиртного. Она понравилась ему сразу. Он попросил кого-то под каким-то предлогом отозвать ее спутника на улицу, тут же подошел.

– Леди скучает? Потанцуем? – он протянул ей руку.

– Отвали!

Хабаров неуклюже плюхнулся на свободный стул рядом, обнял ее за плечи.

– Змеюка на шее у тебя красивая. Сестра?

– Тебя послать или сам уйдешь? – осведомилась красавица.

– Господи, почему все красивые бабы – дуры?

Алина удивленно вскинула брови.

– Что-то новенькое! Так со мною еще не знакомились. Как звать тебя?

– Шура. Шура Хабаров. Пойдем к нам. Мы вон там, у сцены, пируем. Брось ты своего удода!

– Удода на удода менять – только время терять! – отчеканила Алина.

– Злючка! – хмыкнул Хабаров. – Береги яд, покусаемся…

Год не внес ничего путного в их отношения. Они то ссорились, то мирились. Она была слишком сложная. Она его утомляла. Он не считался с нею, жил так, будто абсолютно свободен. Она пыталась воспитывать его, переделывать на свой лад. Он чудил назло, напоказ. Она отвечала тем же. Тоже назло. Тоже напоказ. Он психанул. Она не простила…

Хабаров задумчиво крутил пальцами хрустальную рюмку. Он не сразу заметил рядом с собой зазывно танцующую цыганку, ту самую, что очаровала Лисицына, поднеся рюмку водки в начале. Девочка старалась, пытаясь увлечь Хабарова в свой бесшабашный танец.

– Давай-давай, красотуля! Не в кредит танцуешь! Ты грудками, грудками поиграй! Да поближе подойди! Дай же рассмотреть! Не кусаемся! Да приласкай его, выпей с ним на бульдершафт! Саня уже неделю ничего не щупал! – горлопанили позвонки. – Давай, родная, утешь, уважь! Душа ж за него болит, сердце ж рвется! Ай, молодец! Ай, умница! Пропал мужик. Ай, проказница! Живем, мужики, пока такие красотули нас обхаживают!

– Господа офицеры, генерал Гамов ждет! – бодро отчеканил моложавый подполковник и распахнул дверь.

Один за другим, стараясь производить как можно меньше шума, офицеры рассредоточивались за массивным овальным столом генеральского кабинета.

– Что, наворотили дел?! – не скрывая раздражения, произнес Гамов, едва наступила тишина. – Разжирели от кабинетной работы? Звездам на погонах тесно? Эту вашу проблему я одним росчерком пера решу!

Подчиненные поежились под начальственным взглядом.

– Разрешите, товарищ генерал-майор? – начал полковник Добрынин. – Я доложу обстановку.

– Что вы мне доложите? Что прохлопали ушами таможню? – с издевкой уточнил Гамов. – Что вы мне доложите, полковник Добрынин? Что ваш, между прочим, протеже Брюс Вонг вышел из-под контроля?! Что десять лет кропотливейшего труда катятся псу под хвост?! Мы эти связи еще во времена афганского вторжения налаживали. Мы жизни порядочным людям поломали ради идеи. А теперь что, смахнем скупую мужскую слезу?!

– Товарищ гене…

– Что «товарищ генерал»? «Товарищ генерал»…

Гамов встал, обошел свой рабочий стол и сел за стол совещаний рядом с Добрыниным.

– Скажи, Николай Алексеевич, господину Шону известно о том, что алмазы и золото были твоим протеже у Осадчего похищены?

Добрынин кашлянул, его низкий, с хрипотцой голос зазвучал в наступившей тишине строго и весомо.

– Мы работали над этим. Сейчас можно сказать однозначное: «Нет».

– То есть он ждет заключения сделки?

– Именно так.

– Хорошо. Вы нашли машину?

– Да. Она на полпути. В Тверской области.

– Это вы называете «нашли»?! – возмутился генерал. – Это все равно что сказать: «Где-то в Германии»!

– Простите. Они только что миновали Вышний Волочек.

– Водитель, откуда он взялся? Что он из себя представляет? – спросил Гамов.

– Профессионал. Автогонщик. Каскадер. Виктор Чаев. Мы не могли просчитать этот выбор. Он никогда не был в поле нашего зрения, – пояснил подполковник Войтенко.

– Подсвети, – потребовал Гамов.

– Работа. Семья. Вернее, мать. Жена и две дочери-близняшки погибли в автокатастрофе четыре года назад. Чемпион России по автогонкам в командном зачете. В коллективе спортсменов и среди коллег-каскадеров пользуется уважением. Вредных привычек нет. Любит охоту. Прекрасно стреляет, но зверье предпочитает не убивать. Просто выслеживает и стреляет мимо. С ним попутчик. Андрей Сибирцев. Сын начальника Улуйского прииска Анатолия Сибирцева. У Сибирцева-младшего пошивочный кооператив в Москве. Джинсы-варенки, куртки-пуховики… Короче, в духе «перестройки».

– Товарищ генерал-майор, у Осадчего хорошо обученные люди. Это бандитский спецназ. Он найдет машину. Будут трупы. А сделку с Шоном Цзы в свете последних событий он вообще куда угодно может перенести! – сказал полковник Семёнов.

– Правильно! Брать Осадчего надо! На нем организация заказных убийств и передел собственности. У него незаконно действующее вооруженное формирование. Он неуправляем! Долго мы будем закрывать на это глаза?! – горячился Добрынин. – Надо брать Осадчего тепленьким! Я позабочусь, чтобы он на нас отработал. Тогда и Шона возьмем!

Гамов поднял руку, прося тишины.

– На сделке возьмем. С поличным. Раньше брать смысла не вижу. Продолжайте оперативное наблюдение.

– А те двое в машине? – спросил Добрынин.

Гамов медлил с ответом. Было очевидно, что решение дается ему тяжело.

– Есть интересы безопасности государства…

После совещания генерал Гамов позвонил Осадчему.– Сделку с Шоном переноси на восток. Мои архаровцы на тебе повисли. Брать тебя хотят! Будь осторожен. Удачи!

Серая лента шоссе стрелой пронзает горизонт. Вереницы машин. От этого шоссе кажется живым, похожим на диковинную змею, движущуюся сразу в двух направлениях. Летящие мимо поля, разделенные на островки-клеточки редкими лесополосами. Купол выцветшей синевы. Падающее за горизонт солнце. Скорость.

Несмотря на загруженность трассы, Чаев вел машину со стабильной скоростью сто сорок километров в час, лихо лавируя в потоках.

– Сбавь! – не выдержав очередного опасного виража, потребовал Андрей Сибирцев. – Сбавь, я сказал!

Этот резкий, почти грубый тон не произвел никакого впечатления на Виктора Чаева. Мельком глянув на пассажира, он очень миролюбиво сказал:

– Первые слова твои за дорогу. Я почти поверил, что ко мне глухонемого приставили.

– Сбавь скорость. Влетим!

– Страшно?! Сердце так и бьется! – и Чаев вжал в полик педаль газа. – Ну, чем не «Формула-1»?

– Скотина! – процедил Сибирцев и отвернулся.

– Ты говори, говори! Вдруг я усну за рулем. Чего делать-то будешь? Ладно, – он брезгливо поморщился, – извини.

Но скорости не сбросил.

«Обычная “Ауди”. Даже цвет не ходовой. Мне обещали ее цену. Странно…» – размышлял Чаев.

Он посмотрел в зеркало заднего вида.

– Этот «Форд» висит у нас на хвосте уже километров пятьдесят.

– До этого сотню висел «мерин», – сказал Сибирцев.

– Почему мне не сказал?

– Ты же у нас крутой, мать твою!

Чаев поежился, противный холодок пробежал по спине. Он не спеша, точно выверяя каждое движение, закурил, бросил пачку на панель к лобовому стеклу, вдохнул полной грудью горьковатый табачный дым, дотянулся до магнитолы, увеличил громкость до максимума и какое-то время слушал, как проникновенно, с надрывом известный певец пел о том, что в гости к Богу опозданий не бывает. Песня закончилась, и он разом отрубил звук.

– Если бы у нас «тачка» была с транзитными номерами, я бы понял. «Братки» пасут. С перегонщика мзду хотят взять. Но эти, что едут следом, на «братков» не похожи. Рассказывай! – потребовал он.

– Есть ублюдок. Тот, кто тебя нанял, кинуть его хотел.

– Я что, машину угнал?

– Не то. Виктор, мы с тобой сидим на золоте и алмазах. Понимаешь? Хлопнут нас. Машину заберут.

– Ибо сказано в Писании: одних унесет мор, других поглотит пучина морская, а двое бедолаг погибнут от собственной глупости!

Смеркалось. Солнце утонуло за дальним лесом, и над дорогой сгустился фиолетовый сумрак, разбавленный дрожащим электрическим светом фар. Шоссе плавным виражом спускалось в низину, и временами, то там, то здесь, его заволакивал мутными кляксами серый туман. С ревом, недобрыми исполинами проносились мимо фуры, резко и властно выныривая фарами и огоньками опознавательных сигналов «Автопоезд» из мутной взвеси.

– Хрень какая-то! – все же вспылил Чаев. – Это ваши разборки, мужики! Я-то тут причем?!

– Ну, «соскочи»! Кто тебя держит! – заорал Сибирцев.

У разрыва бетонного разделительного барьера со знаком «Поворот налево запрещен» Чаев рванул машину влево. Под возмущенный визг тормозов и рев клаксонов встречных фур, он пересек два встречных потока, выехал на встречную обочину, и погнал машину вперед.

– Пристегнись, чтобы тело опознать можно было! – крикнул он ошалевшему от такого маневра Сибирцеву.

То держась обочины, то бешено лавируя во встречных потоках, он уходил «за флажки». Земля, дорога, машины – все летело мимо!

– Нам бы до поворота. Поворот сейчас будет! – крикнул Сибирцев. – Черт, если выживем…

Договорить он не успел. Резкий скрип, скрежет. Картинка смазалась, завертелась волчком. Сибирцев зажмурился, накрепко сжал, сдавил покатую ручку дверцы, ожидая неминуемого, страшного, последнего удара. Но удара не последовало. Наоборот, вновь привычной перегрузкой его легонько вдавило в сиденье. Он приоткрыл один глаз, потом другой. Чаев резко посигналил, и с упрямым русским безрассудством, не включая указателя поворота, по крутой дуге свернул налево, на грунтовку, едва не задев растерявшийся от непростительной наглости автобус. Автобус взвизгнул тормозами. В тот же момент ему в зад ударила «буханка» техпомощи. Пытаясь уйти от столкновения с внезапно возникшим на дороге препятствием, затормозили две легковых автомашины, силой инерции их развернуло, и соприкоснувшись боками, они замерли поперек шоссе.

– Чтоб я так жил! – в восторге выкрикнул Сибирцев. – Молодец! Молодец, оторвался! Вот пусть теперь попотеют! Пусть теперь достанут! Побегают! Хрен вам! – и отмерив на руке кое-какое расстояние, он с удовольствием продемонстрировал известный жест.

Грунтовая дорога была сносной, и они без труда миновали деревню, за нею свернули к мосту. За поворотом Чаев рывком поставил машину поперек дороги. Сибирцева прилично приложило о дверцу, которая тут же услужливо распахнулась.

Чаев выскочил из машины и побежал к мосту. Обветшавший деревянный мост, построенный вероятно еще в первую послевоенную пятилетку, был закрыт на реконструкцию. Поперек моста лежали штабелем бревна для ремонта среднего пролета. Сам средний пролет отсутствовал. Из воды торчали тощие сваи. Вялотекущий ремонт грозил окончиться к концу следующего столетия. Речка была узкая и, очевидно, неглубокая, но переправы не было.

– Кабздец! – подытожил подошедший Сибирцев.

Через поле было хорошо видно две пары огоньков, которые друг за другом поползли от шоссе в сторону деревни.

– Теперь – точно кабздец, – отозвался Чаев. – Ну-ка, помоги!

Доски, заготовленные для ремонта моста, они приладили к бревнам так, что получился трамплин.

– Виктор, если ты хочешь сделать то, о чем я думаю…

– Выбора нет!

Чаев побежал к машине, выбросил на дорогу сумку Сибирцева.

– Давай вброд! Если перепрыгну, сядешь!

Включив заднюю передачу, он погнал назад, навстречу преследователям.

Остановив «Ауди» метрах в двухстах от приближавшихся машин, он торопливо перекрестился, погладил баранку и со словами: «Ну, не подведи, старушка!» – рванул с места.

Дорога шла чуть в горку. В дрожащем, неверном свете фар проем моста казался подозрительно узким и близким. Чаев вжал в пол педаль газа, прицелился машиной точно по середине. Шелест дороги на секунду стих. Тишина резанула по ушам.

«Ну!»

Удар о дорогу. Скрежет подвесок. Рывок вперед. Летящий в лобовое стекло знак на деревянной треноге. Скрип трещин, змеями расползающихся по стеклу.

Чаев обернулся.

Две машины замерли у обрыва. Хлопнули одна за другой дверцы. В свете фар замельтешили фигуры бегущих к реке людей.

Чаев повернул ключ в замке зажигания, нервно хохотнул. Двигатель молчал.

– Ну, давай, зараза! – зло бросил он, врезав кулаком по рулевому колесу.

Из темноты вынырнула фигура автоматчика, чьи-то руки грубо схватили, бросили на землю. Властное: «Лежать!» Нога, обутая в ботинок военного образца, больно давит на шею. Чей-то негромкий голос:

– Ничего водилу себе Брюс нашел, да?! Виктор Чаев, господа! Профессиональный автогонщик. Знакомьтесь! Неудивительно, что он так лихо ушел от нас, сделав, как щенков, – искренне восхищался Осадчий.

Сильные руки подняли с земли, поставили на колени. Чаев поднял голову, посмотрел на говорившего.

Это был абсолютно лысый крепкий человек, с запасом жизни лет на сто. Он стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Никита, по обычной схеме? – спросил у Осадчего тот, кто держал Чаева.

«Обычная схема… Значит, в расход…» – удивительно спокойно подумал Чаев.

– Где второй? Вас же двое было, – спросил Осадчий.

– Сбежал, – ответил Чаев. – Увидел, что вы на хвосте, и рванул в ночь.

– Мерзко. Врешь мерзко. Давай кончай его.

На дороге возле Чаева лежал его выпотрошенный бумажник, деньги за работу, водительское удостоверение и фотографии. Из любопытства Осадчий направил на одну из фотографий луч фонарика. На фото Чаев и Хабаров стояли, обнявшись, на фоне старинной мечети.

Исполнитель отступил назад на шаг. Спуск выбрал свободный ход.

– Не стрелять! – излишне эмоционально крикнул Осадчий. – Погоди!

Он поднял фотографию и стал внимательно ее рассматривать, потом неожиданно резко скомандовал:

– Берем контейнеры и к машинам. Бек, ты – замыкающий!

– Никита, а этот? – боевик ткнул пистолетом в Чаева.

– Пусть живет!

Осадчий бросил фотографию под ноги Чаеву.

– Все! Погнали!Спустя пару минут все стихло, и только возвышавшийся черной стеной по обеим сторонам дороги лес шумел глухо и недобро.

Путь в Иерусалим лежал по дороге, идущей вдоль иорданской границы. Пара новеньких автобусов фирмы «Мерседес» мчала русскую съемочную группу с запрещенной скоростью сто двадцать километров в час. Позвонки прильнули к окнам, дивясь диковинному, странному после подмосковных березок пейзажу: красная пустыня и иорданские горы вдалеке.

Разместившись, отдохнув и решив остаток редкого свободного дня провести с максимальной пользой, позвонки в полном составе направились исследовать окрестности. Собственно, далеко им идти не пришлось. Неизвестно, кто порекомендовал ребятам посетить тир в подвале отеля, но только спустя два часа обеспокоенный и рассерженный Хабаров нашел именно там всю честную компанию.

Надо сказать, что к оружию в Израиле отношение особое. В отличие от «мудрых» россиян, которые горе и радость топят в бутылке, израильтяне, как только у них тяжелеет на сердце, идут в общедоступный тир, где за какие-нибудь полсотни долларов выпускают по мишеням две-три обоймы, и все как рукой снимает! Поэтому не было ничего странного в том, что в подвале обычного отеля отставные спецназовцы открыли тир.

С видом завсегдатаев Чаев и Скворцов углубились в изучение прейскуранта.

– Да-а, – восхищенно качая головой, заключил Чаев. – Вот живут, а?! Чего хочешь! На все вкусы. Нам бы на базу эту коллекцию!

– Чего возьмем? – спросил Скворцов.

Они оба прекрасно разбирались в огнестрельном оружии и превосходно стреляли.

– Дайте нам один «Смит и Вессон», одну «Беретту», – по-русски сказал Чаев. – Ну, а потом, что ли, ваш «Узи».

Услышав названия, израильтянин понимающе закивал.

Выложив на столик снаряженное оружие, этот матерый «спецназовец», про которых говорят «Синай брал!», тоном мэтра заученно наскоро протараторил что-то на иврите, показал, как держать оружие, куда стрелять, таким образом, урок мастерства был преподан. Позвонки, польщенные такой честью, выругались на великом и могучем и разобрали пистолеты.

Да, в таких чисто «домашних» условиях стрелять им не приходилось давно. Чаев и Скворцов довели спеца до исступления, излохматив в один момент «десятки» всех мишеней.

– Во мужики дают! «Генерал», ты это видел?! – обняв спецназовца за плечи, с гордостью говорил ему Лисицын. – Это тебе не какой-нибудь дохлый америкашка. Русский мужик, он такой! – и потрясал здоровенным кулаком у самого носа обалдевшего «генерала».

– Молодцы, ребята! Давай! Врежь! Пусть русских запомнят! – наперебой в азарте выкрикивали позвонки.

– Да чего тут стрелять-то, почти в упор, – снисходительно щурился Чаев. – Детский сад!

К тому времени, как появился Хабаров, им удалось с десяток раз доказать свой профессионализм. Самые горячие головы предлагали немедленно повторить эксперимент, а уже потом делиться впечатлениями. Они действительно сделали бы это, но явно не разделявший общего восторга Хабаров моментально остудил их боевой пыл, резонно уточнив:

– Кто за все это будет платить?

– Саня, старик, – Скворцов обнял Хабарова за плечи. – В баню это оружие! Башка уже гудит. Пошли лучше поедим!

Хабаров и Чаев сидели за столиком, ожидая, когда позвонки, толпившиеся у громадной витрины, сплошь уставленной яствами, сделают заказ.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? После твоего возвращения мы так и не поговорили, – Хабаров смотрел в лицо Чаева спокойно и прямо.

– Не о чем рассказывать, Саня. Попрессовали. Потом их главный, лысый такой, сказал: «Пусть живет!». Остался я один на темной дороге, в темном лесу. Очухаться не успел, подлетают двое, корочки мне в нос и – на Лубянку, – нарочито небрежно произнес Чаев. – А ты? Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– По поводу?

– Фотография, где мы у мечети в Дубае. Он как рожу твою увидел, аж затрясся весь!

– Почему мою? Мы же вместе снялись.

– Потому, что при виде моей рожи, вот так, – он рванул Хабарова за грудки, – вот так близко, он мне мозги вышибить хотел! На твою посмотрел, – и все. Сердце оттаяло!

– Успокойся, позвонок. Ты устал. Нервы. Я всё понимаю.

– Катись ты со своим пониманием!

– Давай сменим тему. Ребята идут.– А других тем у нас с тобой не будет!

– Нам направо.

Хабаров взял за руку Дашу, увлек за собой и легонько втолкнул в свой номер.

– Ты меня похищаешь? – она подарила ему обворожительную улыбку.

– Да!

– Учти, я буду кричать и звать на помощь. Еще я умею больно царапаться и кусаться.

– Прелесть моя!

Хабаров медленно провел рукой по ее волосам, потом властно притянул к себе. Он чувствовал ее дыхание, видел, как пульсирует тонкая, едва заметная жилка на ее шее, руками он скользнул вниз по спине девушки, пока не дошел до уютной ложбинки ниже талии, с восторгом отметив, что под маленьким тонким платьем ничего нет. Он поцеловал ее легко и нежно. Даша подалась вперед, ее губы сначала робко, потом все с большей и большей страстью откликнулись на его ласки.

Резкий стук в дверь заставил их вздрогнуть.

– Ты кого-то ждешь?

– Не обращай внимания. Уйдут.

Но настойчивости позднего визитера можно было позавидовать.

Даша деликатно высвободилась.

– Я подожду в спальне.

На пороге стоял растерянный Женя Лавриков.

– Что случилось?

– Сань, Витька Чаев исчез. Мы с ним в одном номере. Я всех ребят обошел, его нет нигде.

Хабаров глянул на часы. Было начало второго.

– Не морочь мне голову! Никуда он не денется. Вероятно, с Лорой засиделись в каком-нибудь баре. Иди спать!

Хабаров захлопнул дверь перед носом Лаврикова.

Даша ждала его в постели. Тонкая простыня откровенно подчеркивала ее формы.

Хабаров рванул на груди рубашку. Пуговицы разлетелись, ткань раздалась.

– Сашка! – Даша задохнулась восторгом.«Чем меньше на женщине одежды, тем короче путь к ее сердцу! – развязно подумал он. – Хоть будет за что держать ответ!»

В темном проеме бойницы Восточной башни крепости Старого города уже очень давно застыла одинокая человеческая фигурка. Человек сидел неподвижно, отрешенно глядя с тридцатиметровой высоты на пестрое ночное великолепие – плод цивилизации.

– Что случилось?

Лора коснулась плеча.

Чаев вздрогнул, обернулся.

– Как ты нашла меня?

Она улыбнулась, ласково погладила его по волосам.

Он перехватил ее руку, поцеловал ладонь и спрыгнул на площадку башни. Некоторое время потемневшими от страсти глазами он изучал ее лицо, наконец, словно устав бороться с собою, поцеловал. Лора обвила его шею, еще теснее прижалась к нему.

– Я люблю тебя, – чуть охрипшим голосом произнес он. – Я хочу, чтобы ты была моей женой. Я даже не хочу это обсуждать. Так должно быть – и все! Мы тратим жизнь на какие-то ничтожные, никому не нужные пустяки. Мы не живем, мы ждем, чтобы начать жить. Так нельзя. Я это понял совсем недавно. Поэтому я не хочу слышать «нет».

Ночное шоссе уносило их в ночь.

Лора сидела, небрежно откинувшись на спинку сиденья, положив красивые стройные ноги на приборную панель открытого джипа. Она сделала маленький глоток воды из бутылки и специально пролила воду на грудь. Тонкая белая ткань тут же стала прозрачной. Томно вздохнув, Лора тряхнула головой, откинула назад волосы, осторожно провела кончиками пальцев по лицу, шее, словно лаская себя. Прикрыв глаза и выгнув спину, она стала ладонями легко, призывно ласкать свою грудь, живот, бедра и не без удовлетворения отметила, как мужчина украдкой облизал ставшие сухими губы.

Он потянулся к ней, коснулся груди, скользнул большим пальцем по ее приоткрытым губам.

– Скоро приедем…

Оставив позади укрытые ночью скалы, машина свернула с шоссе и нырнула в низину, в оазис, в глубине которого у воды стоял дом.

Чаев притормозил у самых дверей, склонился к Лоре, страстно поцеловал.

Луна деликатно спряталась за облако, оставив их наедине друг с другом.

Он проснулся от того, что лунный свет, проникнув сквозь прикрытые ставни, коснулся его лица. Уставшая, измученная им Лора спала, по-детски уткнувшись носом в его плечо. Больше не было никого в этом мире, только он и она да дремавшее у изголовья их будущее, одно на двоих.

К утру в доме стало прохладно. Чаев потянулся за лежавшим на полу одеялом.

– Почему ты не спишь, Витенька?

Он улыбнулся, легонько поцеловал ее в губы и заботливо укрыл легким хлопчатобумажным одеялом.

– Я не хочу спать. Я хочу смотреть на тебя, хочу прикасаться к тебе, ласкать тебя и чувствовать как ты трепещешь под моими ладонями. Хочу целовать твои губы, сладкие, нежные, доверчивые. Я хочу ощущать тебя каждой клеточкой своего тела. Хочу просто быть и знать, что ты рядом. С тех пор, как погибли мои девочки, меня неотступно преследовало отвратное ощущение пустоты в душе. Словно кто-то не в меру старательный выгреб оттуда все: и хорошее, и плохое. Проснувшись этой ночью, ощутив твое дыхание у своих губ, я понял, что в мою жизнь вернулся утраченный смысл.

Лора погладила его по щеке, коснулась лбом его виска и так замерла.

– Помнишь наш первый вечер в Батуми? Темно-свежее небо…– Море оперного цвета и мотыльки-ромашки на ветру… Я все помню, Лорка. Очень долго это было лучшим, что мне хотелось помнить. Теперь пошел новый отсчет.

Она крепко спала в роскошной, убранной шелком кровати. Солнце игриво заглядывало в окно гостиничного номера и шалило на ее лице и подушках солнечными зайчиками. Время близилось к десяти утра. Солнце было еще ласковым. Беспощадным оно станет только к полудню.

Она могла позволить себе беззаботно нежиться в кровати, не глядя на часы, сегодня был свободный день. Сегодня только каскадеры Хабаров, Чаев, Орлов и Лавриков работали по контракту с французской съемочной группой. Остальным можно было отдыхать до завтра.

Ей снился белоснежный особняк на берегу дивного озера. Вдвоем с Чаевым они стояли, обнявшись, на пороге и смотрели на детей. Дети возвращались с озера, смеялись, что-то кричали им и весело махали руками. Она подняла голову, посмотрела в его глаза, прошептала: «Я так люблю тебя!»

Вдруг адская боль разлилась по всему телу. Из сонной артерии фонтаном брызнула кровь. Лора инстинктивно попыталась зажать рану. В ужасе она открыла глаза.

Свои окровавленные руки и стоящий рядом адвокат Шипулькин с опасной бритвой в руке было последнее, что видела Лора.

– Ты что сделал, придурок?! Убить тебя, суку? Прямо здесь положить?!

Брюс Вонг швырнул Шипулькина на пол.

– Я, вот именно что… Она сама виновата! – едва не плача, выговорил Шипулькин, алой от крови бритвой указывая на Лору. – Зачем она, значит, надо мною издевалась? Зачем унижала?

Брюс подскочил, рванул к себе сидящего на полу Шипулькина, приподнял, тряхнул.

– Что делаешь в номере моей жены? Где Дарья?! Ты и ее тоже? – хищно вращая глазами, Брюс смотрел на вытиравшего нос Шипулькина.

– За-ачем? К вашей жене у меня претензий нет. Вы, вот именно что, не знаете. Они с Лорой, значит, поменялись. Даша хотела, чтобы ее номер был рядом с номером Хабарова. Вы, вот именно что, обманутый муж – рогоносец, значит.

Брюс издал страшный, нечеловеческий рык.

– Р-р-а-а-х-х!

Шипулькин шмыгнул носом, раз, потом другой, всхлипнул.

– Что теперь делать-то? Меня же посадят. Я не хочу в тюрьму из-за этой гадины. Там плохо…

Он заплакал, по-женски всхлипывая.

– Называется: приехал отсидеться и навестить женушку! Твою-то мать! Лучше б мне Осадчий еще раз промеж ног звезданул!

Брюс за шиворот, как нашкодившего кота, поднял Шипулькина и поставил на ноги.

– Прекрати ныть, баба! – Брюс воровато оглянулся, понизил голос до шепота. – Дарья в номере Хабарова?

Шипулькин кивнул.

– Вот именно что, там была.

Брюс вытряхнул из целлофанового пакета купальник Лоры.

– Бритву давай. Только рукоятку протри.

Упакованное орудие убийства он положил в сумку.

– Запомни, придурок, тебя и меня здесь не было. Камера в отеле только на входе. Иди в свой номер, переоденься, помойся. От окровавленной одежды советую избавиться. Подальше от отеля выброси, а лучше сожги. Понял?

Шипулькин кивнул.

– Я только сонную артерию перерезал. Я же не знал, что столько крови будет…

Брюс брезгливо отпихнул его.

– Урод!

– Вот именно что, вы добрый человек. Меня защищаете.

– Да я бы убил тебя собственными руками, гнида! Но уж больно с каскадером поквитаться хочется!Дарью Брюс действительно застал в номере Хабарова. Найти там ключи от контейнера с каскадерским реквизитом не составило труда.

– Саня, ты нашел золотую жилу! Эти твои французы просто денежные мешки! – радостно шумел Володя Орлов.

– Мы неплохо заработали, позвонки. Почаще бы так! – одобрительно кивал Женя Лавриков. – За каких-то полчаса нарубили бабла на полгода красивой жизни! С нас бутылка. Ты какое предпочитаешь, красное или белое?

– Дайте подумать. Дайте подумать!

– Самогоночки. Она душевней! – хохотнул Володя Орлов.

Шутливо препираясь, они вышли из лифта.

Только Чаев молчал. С той стычки в харчевне они с Хабаровым общались только в связи с работой, по необходимости. Нет, они не ссорились, не выясняли отношений, просто забыть, сделать вид, что ничего не было, ни тот, ни другой не мог.

На этаже позвонки разошлись по номерам. Люкс Хабарова был в конце коридора. Он негромко постучал в дверь. На лице застыла довольная улыбка. Но никто ему открывать не спешил. Он постучал громче. Результат был тем же. Дарьи в номере не было. Чертыхнувшись, Хабаров пошел за ключом к администратору.

Коридор отеля был освещен мягким желтоватым светом.

Размышляя, почему Дарья его не дождалась, он не сразу заметил в холле у лифта Чаева. Закрыв лицо окровавленными руками, согнувшись как от хорошего удара, издавая страшные, похожие на стоны раненого зверя звуки, Виктор Чаев едва держался на ногах.

Хабаров остановился. Обожгло: «Витька!»

– Погоди, Витек. Где болит? Рана-то где? Откуда кровь-то?

Тот простер дрожащие руки по направлению к приоткрытой двери номера и заплакал.

Вместе они бывали в крутых переделках, теряли друзей, терпели боль, но никогда Хабаров не видел, как этот сильный, волевой, имеющий стальные нервы мужчина плакал.

– Ло-ра-а… Та-а-ам… – трудно выговорил Чаев и вновь протянул руки, точно просил о милостыне.

Войдя в номер, Хабаров сразу ощутил тот сладковатый запах, который не спутаешь ни с чем.

В спальне, на огромной кровати, среди шелка белоснежных простыней лежала она. Ее прекрасные белокурые волосы разметались, губы были чуть приоткрыты, казалось, бархат черных длинных ресниц вот-вот дрогнет от пробуждения и откроет миру бирюзовые, бездонные глаза, с эдакой искрящейся чертовщинкой, а сама хозяйка этих глаз лукаво улыбнется, жеманно поведет плечами и скажет: «Господа, не делайте кислых лиц. По-моему, шутка удалась!»

Хабаров заставил себя подойти ближе. На шее девушки зияла открытая рана. Подушка и простыни были обильно пропитаны кровью. Брызги крови были на белоснежном абажуре лампы, стоявшей на тумбочке, на стене, чуть правее кровати, на потолке.

В номер заглянул Чаев. Хабаров поспешил к нему, на ходу прикрыв за собою двери в спальню.

– Не ходи туда, – он обнял друга за плечи, пытаясь увести. – Не надо. Пойдем. Пойдем со мной!

Чаев не двинулся с места. Как завороженный он смотрел на прикрытые Хабаровым двери и повторял одно и то же:

– За что? За что, Саша? За что? За что? За что?Слова мешались со слезами. Он плакал на плече друга, не стыдясь своих слез.