Текст книги "Хозяйка собственного поместья (СИ)"

Автор книги: Наталья Шнейдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

9

Да что ж вы все любопытные такие! Мое дело: хочу – кухню драю, хочу – туалеты намываю. Но срывать на парне раздражение, вызванное Виктором, не стоило, и я просто сказала:

– Продолжай.

– Дрова вон сложили. – Михаил указал на печь. – И огонь разожгли, но пока только щепу да хворост подкинули, как вы велели.

– Спасибо.

Если уж и злиться на кого-то, то на саму себя. Что мне стоило неделю-другую назад обсудить все с Марьей да попросить ее нанять для меня этих парней? Запомнила, что она как-то бросила, мол, мужиков в деревне до середины снегогона не будет, а потом те пятеро подвернулись. Избавила бы себя от кучи проблем, и Виктор бы не навязался мне на голову. Не раздражал бы.

Я прогнала эти мысли – как та же Марья сказала, что сделано, то сделано. Впредь умнее буду.

– Как поедите, затопите печь нормально, – приказала я. – И до завтра можете отдыхать. Родители не потеряют вас?

– Да пошлю кого-нибудь одного по домам пробежаться всех предупредить, – отмахнулся парень. – А моя мамка только порадуется, скажет, кто другой тебя, проглота, сегодня кормить будет.

Мы вышли из теплицы как раз для того, чтобы увидеть, как Дуня пристраивает на лавку тазик и кувшин, а Марья выстраивает парней в очередь мыть руки, угрожая, что иначе голодными оставят. Парни, впрочем, особо не сопротивлялись, только все поглядывали в сторону кухни. Грустно как-то поглядывали, а кое-кто и с завистью.

– Ты тоже иди руки мой, – сказала я Михаилу. – Быстрее управитесь – быстрее Дуня плов вынесет.

– Плов? – Парень аж споткнулся. – В смысле – с мясом? Нам?

– С мясом, – подтвердила я. – Вам. Эй, ты чего?

Парень, судя по всему, собирался бухнуться мне в ноги, в последний миг остановился. Поклонился низко.

– Спасибо, Настасья Пална, за доброту да за щедрость вашу.

– Вон, Виктора Александровича благодари, – указала я на мужа, который с веселым любопытством наблюдал за происходящим во дворе. – Он мясо привез.

С которым мне пришлось возиться сегодня, и завтра этот геморрой не закончится. И вот вроде спасибо сказать нужно, а хочется ругаться. Устала. Работа копится снежным комом, конца-края этому не видно, а ведь еще даже сезон не начался! И на фоне накопившейся усталости каждая мелочь бесит, будто камешек в кроссовке.

Парень поклонился барину. Тот что-то негромко ему сказал, хлопнул по плечу. Михаил ушел к своим, мыть руки вместе со всеми.

Надо было видеть лица остальных работников, когда Дуня вынесла из кухни и отдала Михаилу чугунок с пловом. Хоть он и был завернут в полотенце, чтобы ловчее было держать горячий, но запах, исходящий из-под ткани, говорил сам за себя.

Я взяла у Дуни чугунок поменьше, для нас двоих, понесла в дом. Виктор молча попытался вынуть его из моих рук, но я только крепче вцепилась. Невелика тяжесть, сама управлюсь, и нечего тут без спроса руки тянуть!

Положила плов в тарелку, поставила перед ним.

Виктор зачерпнул еду краешком ложки с таким видом, будто сомневался, не отравлено ли. Мне захотелось запустить в него миской.

– Очень вкусно. – сдержанно похвалил муж.

И без того не слишком хорошее настроение упало ниже плинтуса, хоть я и видела, как старательно он заработал ложкой.

– Еще немного, и вся округа будет проситься к вам на работу только ради кормежки.

Ну да, расплачиваться-то у меня все равно больше нечем, кроме как едой. Которая тоже не на мои деньги куплена. Эта мысль окончательно испортила мне настроение. Я опустила на стол свою миску с пловом. Вышло неловко, так что даже рисинки подпрыгнули.

– Нетрудно быть щедрой за чужой счет, это вы хотите сказать? Только у меня просто не хватит времени и сил готовить отдельно себе и отдельно работникам.

– Вы могли бы… – Виктор осекся.

«Вы могли бы нанять кухарку», – видимо, собирался сказать он. Я сделала вид, будто не поняла. Конечно, это же так просто – нанять работников, только плати! Если найдется чем.

Очень хотелось спросить, о чем он думал, оставляя жену без содержания, и думал ли вообще – или просто торопился избавиться от опостылевшей супруги. Но это выглядело бы просьбой о деньгах или стало бы началом новой ссоры, и я прикусила язык.

Надо успокоиться. Но я слишком устала – и сама, и от его навязчивого любопытства, весь день таскается за мной как приклеенный. И слишком обижена его сдержанной реакцией. Детский сад, конечно, кто похвалит меня лучше всех – но разве трудно? Ест-то вон как, аж за ушами трещит.

– Я мог бы забрать повара из своего имения, – сказал Виктор.

Сперва Иван, потом повар, потом какой-нибудь садовник, а потом я буду ходить по струночке в собственном доме?

– Нет уж, хватит с меня посторонних!

– Кого вы имеете в виду под посторонними? – нехорошо прищурился муж.

Догадайся, ты же умный!

– А что, небольшой выбор? – огрызнулась я. – Надо расширить? Мало мне одного вашего бестолкового слуги, давайте сюда и повара притащим!

– Что вы имеете против моего повара? – В голосе Виктора прорвалось раздражение, и мое терпение лопнуло.

– То, что этовашповар! Который будет болтаться намоейкухне! В грязных лаптях…

– Каких лаптях?!

– И с немытыми руками! Мне же больше заняться нечем, только учить ваших слуг гигиене!

– Жан – чистюля, и вы прекрасно это знаете!

– Ах, он еще и Жан!

Воображение мигом нарисовало мне образ щуплого лупоглазого человечка с тонкими завитыми усами и в высоченном поварском колпаке, брезгливо разглядывающего чугунок на печи.

– Теперь вам и имя его не нравится? Что за новый каприз? Ему что, обозваться Акакием ради вашего удовольствия? – Виктор отложил ложку.

– Да хоть Амфилохием, лишь бы он держался подальше от моей кухни!

– Вместе со мной? – Он оперся ладонями на стол, начиная приподниматься.

– Это вы сказали, не я!

Виктор отодвинул тарелку, опустил ложку на стол. Чересчур аккуратно, явно стараясь сдержаться.

– Спасибо, я сыт.

Я положила ложку – слишком резко, дерево хрупнуло о стол, черпало раскололось. Кто за тобой доедать будет? Свиней у нас нет!

– Пожалуйста, – прошипела я сквозь стиснутые зубы.

Виктор вылетел за дверь, я поднялась из-за стола, чтобы взять себе другую ложку. Собрала обломки – надо выбросить, – но нервы сдали окончательно. Я со всей дури запустила останками ложки в дверь.

Которая ровно в этот момент начала открываться.

Дуня пискнула, пригибаясь. Я ойкнула, но обломки пролетели у нее над головой, не задев. Девушка шарахнулась обратно в галерею.

– Стой! – окликнула ее я, но вместо просьбы получился командный рявк.

Дуня застыла, часто моргая. Если она сейчас заплачет, я точно разревусь – от усталости и досады. И будет в доме вселенский потоп от слез.

– Ты чего буянишь, касаточка? – проворковала Марья из-за спины Дуни. Отодвинула девушку в сторону, заходя в кухню.

– Дуня, извини, я не думала, что кто-то войдет, – сказала я. – Это не в тебя летело.

Она смутилась.

– Да что вы, Настасья Пална…

– Жаль, не аспид вместо Дуни пришел, – пробурчала Марья. – Ему бы в лоб в самый раз попало.

Нет уж, тогда и вовсе стыда не оберешься! И так веду себя как истеричка!

– А я-то думаю, чего он из дома выскочил как ошпаренный!

– Уехал? – спросила я.

Надо было радоваться, но почему-то еще сильнее захотелось разреветься.

– Нет, в сад побежал. Злой как… как аспид, только что молнии из ушей не мечет!

Почему из ушей? Хотя почему бы и нет.

О каких глупостях я вообще думаю!

– Дуня, ты что-то хотела?

– Да… – Она замялась. – Настасья Пална, сделайте милость…

– Что такое?

– Сестренки мои пришли. Они сами, честное слово!

– Да что случилось? – не на шутку забеспокоилась я.

– Дуняша, сядь, – вмешалась Марья. – Видишь, барыня и без того расстроенная. Значит, если дело есть – говори сразу по делу, а лучше бы ты в другой раз…

– Да скажете вы мне, что случилось, или нет! – воскликнула я.

Дуня сжалась на лавке, явно жалея, что сунулась в недобрый час.

Надо успокоиться. Но получалось плохо. Все, чего мне хотелось прямо сейчас, – уйти в спальню, рухнуть лицом в подушку, и лежать так, жалея себя. Не потому, что была причина, а просто, из-за несовершенства мира, – пока не засну. А утром будет новый день и новые силы.

Особенно если Виктор догадается не показываться мне на глаза пару дней. А лучше вообще никогда.

– Да ничего не случилось. – Марья погладила меня по плечу, успокаивая. – Там сестренки ее пришли барыне спасибо сказать за доброту. Прослышали, от самой Дуняши, видать, что барыне корзиночки под рассаду нужны…

Рассада! Я ведь хотела сегодня заниматься рассадой!

– Ну и накрутили, из благодарности. Маленькие еще…

Не успели усвоить, что инициатива наказуема.

Я с сожалением посмотрела на миску с остывающим пловом. Уйду сейчас с кухни, вернусь к холодному. Если мне вообще дадут вернуться, а не появится еще какое-то дело.

Я вытащила из шкафа ложку.

– Вы сами ели?

Обе кивнули.

– Плов остался еще?

Снова кивнули, одновременно. Марья – недовольно, Дуня – настороженно.

– Значит, покормите пока девочек как следует, чаем напоите. Я сейчас тоже поем и приду. Не поздно будет им одним домой бежать потом? – спохватилась я. – Не обидят?

– Попрошу кого из парней проводить. Они свои, надежные, – заверила меня Марья.

Они наконец-то оставили меня одну. Я сунула в рот ложку плова и почти не почувствовала вкуса. Но ложка за ложкой – и я успокоилась, а может, немного отдохнула и насытилась достаточно, чтобы распробовать. Удался плов.

Я вдруг поняла, что в этом мире не испортила еще ни одного блюда. Не то чтобы дома я регулярно пересаливала еду или забывала кашу на плите, но иногда казусы случались. А тут – каждый раз казалось, будто ничего вкуснее я не ела.

Потому что я много работаю на свежем воздухе и успеваю проголодаться, чтобы по-настоящему ощутить вкус еды? Или еду улучшало благословение, будь оно неладно – ведь без него Виктор бы ко мне не прицепился?

Выходя, чтобы поговорить с девочками, я столкнулась с ним в дверях. Муж с каменной физиономией уступил мне дорогу и сам вернулся в дом. Не уехал. Странно, но я обрадовалась этому.

Дунины сестренки – так я и не удосужилась узнать их имена – при виде меня подскочили из-за стола, оставив кружки с недопитым чаем. Поклонившись, уставились в пол. С барыней говорить они робели, хватило смелости только на то чтобы прийти к сестре. Я не стала смущать их еще сильнее, посмотрела вопросительно на Марью. Та, сразу поняв, что от нее требуется побыть кем-то вроде переговорщика, подвела меня к стене, где на лавке стояли две большие корзины, плотно заполненные вложенными друг в друга плетенными из соломы корзиночками под рассаду.

Марья, отчаянно играя глазами и лицом, пока девочки не видят, дала понять, что надо их похвалить и отпустить. Так я и сделала, и на слова благодарности скупиться не стала. Они действительно здорово мне помогли.

– Деревня, где они живут, тоже теперь Виктора? – спросила я няньку, когда девочки пошли к дороге.

Та кивнула.

Девочек провожал один из сегодняшних работников. Марья заверила меня, что парень надежный, доведет как полагается, сам не обидит и волкам в обиду не даст.

Волки? Час от часу не легче. Но за поясом у провожатого был топор, и Дуня подтвердила, что волноваться нечего, так что и я успокоилась.

Остаток вечера я провозилась с землей. Горшки и ящики в галерее я освободила от мумифицированных растений и пролила зольным раствором для дезинфекции еще в самом начале, когда работы на улице особо не было. Так что сегодня мне оставалось только перемешать землю с компостом – о его дезинфекции я не беспокоилась, за зиму проморозился, – вернуть в ящики и рассадить огурцы и помидоры. Когда появятся два первых листочка, высажу каждый кустик отдельно, как полагается. Благодаря Дуниным сестрам емкостей теперь хватит. Девочки явно не один вечер потратили, выплетая их. Ящики с будущей рассадой я оставила в галерее – самом освещенном месте в доме.

Виктор весь вечер не показывал носа из своей комнаты. Желать ему спокойной ночи я не стала. Отправляясь спать, обратила внимание, что морозных узоров на двери и окнах нет, да и волоска он у меня не взял. Но идти просить сейчас не стоило. Опять слово за слово зацепимся языками и поругаемся. Надо мне что-то делать с Настенькиными реакциями, но единственное успокоительное, которое было под рукой меня категорически не устраивало. Еще не хватало на него подсесть.

Пришлось потратить еще несколько минут и зарядить пистолеты, на всякий случай. И, казалось, только я успела закрыть глаза, как что-то хлопнуло меня по носу.

Я, ворча, спихнула Мотю. Но он снова стукнул меня лапой. И тут же цапнул зубами за кончик носа, так что я подлетела от возмущения. Кот протопотал к двери, выразительно глянул на меня. Метнулся к кровати. Опять к двери. Похоже, с его точки зрения, я возилась слишком медленно. Ко мне, к двери. Мотя яростно задергал хвостом.

Кажется, что-то случилось.

10

Возиться с платьем и чулками не было времени, слишком явно беспокоился кот. Так что я завязала на талии попавшийся под руку платок, накинула тулуп. Взялась за пистолеты. Карманов в тулупе не было, так что пришлось повязать поверх него еще один платок и засунуть за него пистолеты. Едва я открыла дверь спальни, Мотя поскакал к выходу. Я наклонилась всунуть ноги в валенки, Мотя вспрыгнул мне на спину, перебрался на плечо, когда я распрямилась. Так, с пистолетами за поясом и котом на плече, я вышла во двор. Огляделась. Луна заливала двор, и в этом свете я не видела ничего подозрительного. Тишина и покой.

– Ну и какого рожна? – проворчала я.

Мотя мявкнул, спрыгнув с моего плеча, помчался к людской избе. Я заторопилась за ним. Выставили ли парни сторожа или запомнили мои слова, дескать, сторожить не надо, раз барин здесь, и свалились спать, умаявшись?

Еще несколько шагов – и стало ясно, что, даже если сторож и был, толку с него никакого.

Потому что дверь людской избы подпирало здоровенное бревно, а в воздухе едва заметно тянуло дымом.

Я пнула бревно, пытаясь выбить, – не поддалось. Кто-то очень плотно упер его одним концом в дверь под углом, другим – в землю у крыльца. С третьей попытки получилось, бревно отвалилось. Я дернула дверь, еще раз – но та не подалась. Перекосило, что ли? Запросто, учитывая, что всю зиму изба простояла неотапливаемой. Даже повиснув всем телом, я не смогла ее открыть.

Снова метнувшись к окну, я прилипла носом к стеклу. Полумрак внутри нехорошо окрасился алым. Чудо, что изба еще не полыхает как свечка.

Но почему тихо? Все спят? Успели надышаться дымом до обморока? А то и вовсе убиты?

Я уже примерилась рукоятью пистолета к окну, остановилась в последний миг. Выбить стекло не поможет: переплеты слишком частые, туда только Мотя и пролезет, а у него, при всем уме, лапки. Зато дополнительный ток воздуха усилит пламя.

Я пальнула в воздух: если внутри избы просто спят – проснутся и начнут тушить. Заодно и другие обитатели усадьбы переполошатся. Но изнутри не донеслось ни звука. Я выругалась, стараясь не думать о самой очевидной причине тишины.

Мотя прыгнул мне на тулуп, взобрался до плеча и сиганул в окно. Я ожидала, что он ударится в стекло или вцепится в бревно, но кот просто исчез в стене.

Вот, значит, как. Но изумляться и размышлять об этом было некогда. Я понеслась к дровянику за топором. Вернувшись, шарахнула по раме.

Посыпались стекла, что-то чиркнуло по щеке. Мне было не до того. Из избы вылетел клуб дыма. Послышались крики и ругань. Кто-то все же жив, уже хорошо.

– В бочке вода осталась?

– Сбивай огонь!

Что-то изнутри тяжело влетело в дверь, но та так и не отворилась.

Я ударила топором по оконной раме, еще и еще раз, разбив часть переплета. За окном показалась всклокоченная голова Михаила.

– Дайте мне!

Я молча сунула ему топор, понимая, что парень сильнее. В два удара он вынес раму, отступил в глубину избы, выталкивая одного из своих. Тот приземлился неловко, пошатнулся.

– Настасья Пална, что… – спросил из-за спины незнакомый голос.

Я обернулась. Тот парнишка, что ходил провожать Дуниных сестер. И сразу стало очевидно, почему он появился не сразу: от сторожа пахло перегаром. Как и от того, что первым вывалился в окно. Не сильно, отступи на пару шагов – и не почуешь, но все же пахло.

Я выругалась, забыв, что барыням и вообще женщинам знать такие слова не положено. Хлестнула незадачливого сторожа по щеке.

Тот бухнулся на колени.

– Простите, Настасья Пална…

Из окна вывалился – другого слова и не подобрать – еще один парень, распластался на земле без движения.

– Оттащите его в сторону, быстро! – скомандовал голос Виктора. Прибежал. Хорошо.

Сторож и тот, что первый выбрался сам, подчинились.

Виктор дернул на себя дверь, выругался. Синий сгусток, сорвавшись с его рук, разнес дверь в щепы. Муж нырнул в дом.

Я склонилась над парнем, лежащим без движения. Спиртным не пахло… потому что дыхания не было. Как и пульса на шее.

Твою ж… Я бухнулась рядом на колени. Тридцать компрессий. Два вдоха. И если кто-то спросит, что я такое делаю, получит оплеуху.

Я разогнулась в очередной раз. Невесть откуда появившийся Мотя с размаху сиганул парню на грудь. Тот вздрогнул, будто от дефибриллятора. Не веря своим глазам, я коснулась шеи.

Пульс! Есть пульс! Парень заворочался, закашлялся. Кто-то из приятелей подхватил его под плечи, помогая сесть. Мотя нахально вцепился ему в рубаху, и парень механически обнял в кота, наглаживая его.

Я встала, заполошно оглядываясь.

Все шестеро тут. Выстроились цепочкой до колодца. Кто-то надрывно кашляет, потирая грудь, кто-то ошалело матерится, незадачливый сторож под моим взглядом сжался, кажется, не зная, как смыться, но остался на месте.

Петр вытащил из колодца ведро, передал Дуне, вот оно пошло по цепочке.

Петр вытаскивает следующее ведро, Марья спешит ко мне. Виктор? Последнее, что я успела заметить, – он вломился в избу…

Я вбежала в дверной проем, одновременно срывая с пояса и обвязывая вокруг лица платок. Виктор стоял посреди избы, с рук его, словно из снежной пушки, слетал вихрь снежинок, падал в пламя и тут же таял. Дым, смешанный с паром, заполнял избу, тянулся в окно. Вот поток снега иссяк, муж закашлялся, прикрывая рот и нос рукавом.

В солнечном сплетении свернулась сила, и я протянула руку, выпуская ее.

С пальцев соскочил голубой сверкающий шар.

Виктор, распрямившись, притиснул меня к стене, закрывая собой.

Громыхнуло. Зазвенели, осыпаясь, остатки стекол. Все стихло.

– Настенька! – отчаянно вскрикнула Марья.

– Жива! – крикнула я в ответ.

Кто-то протопал мимо нас, плеснуло, зашипело и завоняло гарью.

– А тушить-то нечего… – растерянно произнес голос сторожа.

– Взрывом пламя сбило, – ответил Виктор. – Скажи своим, отбой.

Я подняла голову, заглядывая в лицо Виктора.

– Вы целы?

Он кивнул. Я выдохнула, и с этим выдохом из меня словно испарились все кости. Подогнулись колени – наверное, если бы муж не обнимал меня, я бы сползла по стене, а так просто ткнулась лбом ему в плечо и замерла.

Он гладил меня по голове, как маленькую, и повторял:

– Все хорошо. Все закончилось. Все живы.

Я кивнула. Еще и еще раз.

– Хорошо, что не конь.

– Что, простите?

Меня начал разбирать истерический смех.

– Хорошо, что только горящая изба, а не конь в придачу.

– Анастасия, вы… вы не в себе. Пойдемте, я провожу вас в дом. Вам нужно успокоиться.

Усилием воли я скрутила нервный смех. Заглянула мужу в глаза.

– Ничего. Я уже успокоилась. Спасибо вам.

– Вы ранены? – встревожился он. Стянул платок с моего лица.

– А? – Я дотронулась до щеки, зашипела. На пальцах осталась кровь. – Наверное, царапнуло, когда стекла выбивала. Ничего. До свадьбы заживет.

Он неопределенно хмыкнул. До меня дошло, что я ляпнула, но, прежде чем я успела сообразить, что сказать, с улицы долетела возмущенная ругань Марьи.

– Я за вас, остолопов, перед барыней поручилась! Клялась, что нормальные вы парни! Староста за вас поручился! А вы? Напились…

– Бабка Марья, господом клянусь, одна косушка на всех!

Косушка – это триста миллилитров. Даже чистого спирта на шестерых крепких парней да после сытного ужина мало, чтобы свалить с ног. Вот усыпить после тяжелой работы могло – потому и не услышали, как кто-то вошел в дом, выкинул сколько-то угольев из печи, чтобы занялся пол. А потом подпер дверь.

Почему снаружи угол не подпалил? Наверное, чтобы не сразу сторожа заметили.

Повезло, что разгоралось медленно, видимо, в нетопленной за зиму избе доски отсырели. Потому и дверь заклинило, можно было и не подпирать.

– Не говори дядьке, он же нас убьет! Я барыне в ноги паду…

– А ведь могут и в самом деле убить, – задумчиво произнес Виктор.

– Вы серьезно?

– Не казнят осознанно, а побьют. Поучат, потому что всю общину под удар подставили, да так, что парни могут и не встать. – Он покачал головой. – С одной стороны, жаль остолопов, молодые поумнеют еще, но и спускать нельзя. Напились, за печкой недоглядели, чуть сами не погибли, а если бы дальше огонь перекинулся?

– Это не они.

– Анастасия, я понимаю, что вам тоже их жаль…

– Это не они, – повторила я. – Возможно, парни действительно выпили и из-за этого спали крепче обычного и проглядели пожар, но это вряд ли бы им помогло. Пожалуй, и сторожу повезло, что уснул. Не спал бы, двинули бы по голове, и поминай как звали.

Виктор нахмурился.

– Почему вы так уверены? Видели кого-то? И почему вы выскочили среди ночи на улицу?

– Меня кот разбудил. Он беспокоился. Я решила, что он стащил со стола что-то не то и просится на улицу. – Да простит мне Мотя явную клевету. – Когда подошла к двери, вспомнила, что не попросила парней посторожить. Еще вспомнила, как вы говорили, что, когда во дворе чужие, ставить защиту не станете…

– Я забыл про защиту вчера. Не следовало поддаваться эмоциям. Я возмещу ущерб, раз виноват.

Я вздохнула.

– Вы не виноваты. Это я вела себя как дура. Усталость – не оправдание.

В самом деле, вместо того чтобы себя накручивать, подошла бы, извинилась да попросила поставить охранные заклинания не только на мою комнату, но и на двор. Но задним умом все мы крепки, а вчера я от усталости и раздражения и вызверилась на ровном месте, и соображать перестала совершенно.

– Сойдемся на том, что мы оба повели себя не лучшим образом. – Муж поправил на моей голове сбившийся платок. – По крайней мере, теперь я уверен, что вас не подменили. Продолжайте.

– Вы видели бревно у крыльца?

Виктор кивнул.

– Когда я подбежала к избе, оно подпирало дверь.

– И вы смогли его убрать?

– Я очень испугалась.

Я продолжила рассказывать. Нам никто не мешал: на улице Марья на все лады костерила парней, те уже и оправдываться перестали.

– А потом появились вы.

Я поежилась. То ли от пережитого, то ли от холода – все-таки под тулупом на мне была только ночнушка да платок вокруг талии.

– Пойдемте в дом, – сказал Виктор. – Вам надо успокоиться, согреться и поспать остаток ночи. Утром я пошлю за урядником. Похоже, Евгений Петрович поторопился с выводом, будто те пятеро убрались из наших мест.

– Но зачем бы им поджигать избу с работниками, а не усадьбу?

Зачем вообще кому-то пытаться убить деревенских парней?

– Чтобы отомстить вам.

– Мне? Где логика?

– Одни работники от вас еле ноги унесли, другие погибли. Даже если урядник и решит, что в этом нет вашей вины, разговоры все равно пойдут. Простые люди не любят властей и настороженно относятся к знати. Скажут, что вы подкупили урядника, чтобы тот обелил вас. Или скажут, что усадьба проклята, не просто же так наследников не осталось, вы – последняя, и… – Он осекся.

– И так и не родила вам сына, – закончила я за него.

– Я не хотел…

– Неважно, – перебила его я. – Сейчас это уже неважно.

– Могут сказать, будто усадьба проклята. И тогда больше никто к вам не наймется.

Я покачала головой. Этакие выверты сознания были мне недоступны.

– Пойдемте в дом, – повторил Виктор. – Я разберусь с работниками.

Я подавила желание огрызнуться, вспомнив вчерашний скандал.

– Спасибо, что хотите мне помочь. Но нанимала парней я, значит, и разбираться мне.