Текст книги "Магическая практика. Пройти и (не) влюбиться (СИ)"
Автор книги: Наталья Шнейдер
Соавторы: Анна Платунова
Жанры:
Бытовое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 20
Габи
Ну Леон! Ему бы на сцене выступать! Такое представление устроил. Я в первые секунды ничего не понимала, только глазами моргала. Напарник продолжал ломать комедию, и тут я сообразила.
Вот хитрец! Видать, бабульки на радостях, что в деревне завелся бытовой маг, завалили Леона поручениями и прохода ему не дают. Закончилась у везунчика спокойная жизнь. «Подыграй!» – выразительно говорил его взгляд.
Еще два дня назад я бы не подыграла, а отыгралась по полной. Но сейчас, особенно после неприятного разговора с мастрой Морелли, деревенские у меня сочувствия не вызывали.
– Не уверена, что могу вас отпустить, нобиле Фальконте. Вы очень мне нужны, – сказала я и прямо-таки ощутила, как он с облегчением выдохнул.
А с запозданием на долю секунды до меня дошел смысл фразы про медяшки, и злость, утихшая было после возвращения из леса, вспыхнула с новой силой. Он что, купить меня вздумал? Или действительно думает, что я такая беспомощная, что только на подачки и могу существовать? Нет уж, обойдусь! Кабана вот себе добыла, продержусь какое-то время, а там, глядишь, еще что-нибудь придумаю.
Просители, поняв, что прямо сейчас Леон явно не собирается тратить время на их нужды, потихоньку разбрелись. Мы остались нос к носу с несносным Фальконте, который, судя по гордому виду, уже чуть ли не в покровители мои себя записал.
– Денег я твоих не возьму, – прошипела я, оглядевшись и удостоверившись, что никто не подслушивает. – За кого ты меня принимаешь? Если ты запамятовал – в уставе четко написано, что на практике мы не имеем права брать деньги за услуги. Ну и у тебя, и у меня – ни диплома, ни лицензии. Если капитан прознает…
Леон едва заметно качнул головой. Ручаюсь, в переводе со снобского на человеческий это могло означать только одно: «Что мне делать с этой занудой?» А ничего не надо со мной делать. Сама о себе позабочусь!
– В уставе четко написано, – Леон, насмешливо изогнув бровь, скопировал мою интонацию, – что студентов на практике обязаны поставить на довольствие. И если начальник гарнизона не счел нужным об этом побеспокоиться…
Фальконте развел руками, мол, что ты как маленькая, правила правилами, но никто и не думает их соблюдать.
– Обойдусь! – проворчала я. – Только сначала…
Я оглянулась. Саквояж, сиротливо приткнувшийся к изгороди, да маячившее в окне недовольное лицо мастры Морелли вернули меня на грешную землю. Куда теперь? На поклон к старосте? Объясняйся с ним еще. За это время волки точно доберутся до кабанятины…
– Мастро Фаббри даст людей, которые помогут принести мясо, – холодно известил меня Леон, словно сумел заглянуть в мои мысли.
Хотя, полагаю, у меня все на лбу крупными буквами было написано.
– У вас достаточно сил, чтобы проводить мужчин к поляне, где мы оставили добычу?
Снова на «вы»? Ладно. Так даже проще!
– Достаточно! На боевом факультете мы проводим по несколько часов на полигоне каждый день не просто так.
Я боевой маг, помнишь?
Краешек губ Леона изогнулся в насмешливой ухмылке. Мой денщик возвышался надо мной на полторы головы. Да уж, он явно помнит, кто здесь начальник…
– Только мне сначала нужно… – Я поглядела на саквояж.
– Я пригляжу за вашими вещами, – отрапортовал Леон, вытянувшись по стойке смирно. – Как и полагается вашему помощнику!
Снова паясничает. Было бы перед кем: соседи разошлись, можно не изображать старание. И то правда – лучше пойду, пока не взорвалась!
Во дворе дома старосты собралось пятеро помощников с ним во главе. Дорога к поляне, где мы оставили добычу, и обратно заняла не так много времени. Это вчера я петляла по холмам, а напрямик – не больше пары километров.
Словоохотливый староста присел мне на уши. Он то ли опасался выволочки от начальника гарнизона, поручившего ему студентов, то ли негодовал на Леона – я не очень поняла. Зато услышала историю, как Леон, не разбирая дороги и ломая все на своем пути, несся за котом, укравшим его кошелек.
– Ничего себе хозяин выдрессировал питомца! – не сдержала я изумления.
К Леону у меня сочувствия не возникло: побегал, размялся, его не убудет.
– Слова какие чудные говорите. – Староста смахнул с затылка выступивший пот. – Выкормил он его! Хоть, клянусь, я не поощрял! Зерно пшеничное в землю ткнул и молоком поливал.
– В смысле зерно пшеничное в землю ткнул? – Я аж запнулась. – Из зерна кот вырос?
– Ну так да! Землица-то у нас чудодейственная! А все из-за живой воды. Есть тут у нас родник заповедный… – Староста прокашлялся и замолчал.
То ли смутился, что столичный маг – пусть и будущий – поднимет его на смех, то ли, наоборот, не хотел раскрывать перед приезжими тайну заповедного родника.
Не нравилось мне происходящее, ой как не нравилось. Обычные коты из зерен не вырастают. Табуретки – теперь я была более чем уверена, что мне не почудилось, – не ходят! Да и та змеюка на дереве выглядела весьма подозрительной.
Надо обязательно обсудить с Леоном, и попытаться при этом не разругаться.
А ведь староста не замечает ничего странного! Рассуждает, будто так и надо.
– Так-то у нас тут тихо, спокойно, – гнул свою линию мастро Фаббри. – Уж не гневайтесь за кота-то. Капитану Ротондо не пишите. Зачем его от важных дел отвлекать?
Понятно теперь, зачем староста потащился со мной: не хотел, чтобы происшествие попало в отчет.
На полянке три из четырех «пугал» оказались разряжены. Еще бы немного, и настырные волки добрались бы до мяса. Я сняла заклинание с последнего прутика, чтобы не перепугать помощников. Мужчины соорудили носилки из палок и мешковины, погрузили туши и споро двинулись в обратный путь.
Мясо оставили в леднике у дома старосты – за своей половиной кабаньей туши я вернусь позже. А пока надо забрать вещи.
Саквояжа у калитки не оказалось. Куда Леон его унес? В дом бабки Салы?
Я посмотрела вниз с пригорка и обнаружила Леона, вышагивающего между грядок. Леона, неприлично обнаженного по пояс, с обвязанной вокруг бедер рубашкой. По смуглым плечам стекали капли пота. Примятые растения под ладонями распрямлялись, вялая зелень наливалась соком.
– Что творишь, дурачина, – наругалась я себе под нос.
Какая глупая трата сил. Леон – не целитель, но и они не стали бы расходовать магию на восстановление огурцов и кабачков. Впрочем, пусть, если ему заняться нечем! Мне-то какое дело.
А вот где мои вещи?
Пока я, стоя у изгороди, размышляла, как быть дальше – спуститься и потребовать ответа у Леона или поискать саквояж по ближайшим кустам, – из дома выскочила мастра Морелли и поклонилась в пояс.
– Прощения просим, заступница наша! Не поняла сразу, не дотумкала! Мы люди-то простые, неученые! Хорошо, что денщик ваш все разъяснил!
«Чего?» Я с трудом удержала на месте отваливающуюся челюсть.
– Я вещи-то ваши занесла домой! И обед приготовила. Небось, проголодались после всех-то трудов!
«О великие Семеро, что этот комедиант ей наговорил?»
Так или иначе, сопротивляться я не стала. Похоже, у меня снова есть крыша над головой!
Мастра Морелли поставила передо мной чугунок с щами, выдала деревянную ложку и, пока я, обжигаясь, хлебала сытное варево, сидела напротив и елейно улыбалась.
– А, забыла совсем! – опомнилась она. – Помощник ваш просил передать, что в курятник к мастре Бруни повадилась лиса.
Хозяйка наклонилась и понизила голос:
– А может, то и не лиса вовсе!
«Леон, что ты ей наплел?»
– За поимку обещают три медных монеты!
Я вздохнула. Понятно. Леон решил меня облагодетельствовать, хочу я того или нет. Засранец!
Глава 21
Габи
Я сидела на подстилке из прелой соломы, прислонившись к стене курятника, и из последних сил боролась со сном. Заклятие «кошачьего глаза», которому меня научил Леон, пригодилось: я видела все ясно и четко, другое дело, что глядеть пока было не на что. На насестах, нахохлившись, дремали курицы, зеленые контуры магической ловушки, выставленной на хитрую лису, тускло мерцали.
Стоит зверю коснуться одной из паутинных линий, растянутых по полу, как он завязнет, будто муха. Чем сильнее станет барахтаться, тем крепче запутается.
Семь ночей я ставила ловушку и семь раз поутру обнаруживала ее пустой. Поэтому сегодня я сидела в засаде, чтобы рыжая хитрюга, повадившаяся таскать кур у бабки Мины, точно попала в расставленные сети.
Поймаю, и будет у меня трофей, как у Леона – медвежья шкура, растянутая сейчас на колышках на заднем дворе бабки Салы.
Я мысленно вздохнула, представив, как обрадовалась бы мама такому царскому подарку – лисьему воротнику. Что же, подарю тетке. Отправлю вместе с деньгами, вырученными волчьи шкуры, которые я по дешевке продала старосте. Может, старая Жилда смягчится и перестанет называть сестренку неслушницей.
Я всего на миг закрыла глаза, а очнулась посреди истошного квохтанья и хлопанья крыльев. В курятнике творилось что-то невообразимое. Глупые курицы, вместо того чтобы сидеть на насестах, попрыгали вниз и барахтались в паутине. Парочка пеструх заполошно носились вдоль стены, каким-то чудом не зацепив контура ловушки. Одна с перепугу вскочила мне на голову, царапая когтями. Я подхватилась, стряхивая курицу на пол. Что происходит?
Разобраться в царящем хаосе оказалось непросто. В глазах рябило от бьющих крыльев. Пучеглазый петух мастры Бруни, запутавшийся одной лапой в паутине, тем не менее грозно кудахтал и долбил клювом по макушке крупной птицы. Которая волокла прочь другую птицу, уцепив за шею.
Что? Я протерла глаза. Так вот кто таскал кур! Вовсе не лиса, а старая знакомица из леса – змеюка в перьях! И магическая ловушка ей нипочем! Линии ненадолго задерживали воровку, но рвались, словно нити.
Еще чуть-чуть – и уйдет! В углу чернел земляной лаз, к которому змеептица волокла обмякшую тушку.
– Стоять! – рявкнула я.
Бросила в существо сетью. Змеептица увернулась, бросив добычу. Угрожающе застрекотала, защелкала клювом. Я залепила отверстие в земле «пузырем», чтобы не дать тварюге уйти, и осторожно двинулась навстречу, расставив руки.
Вот тебе и лиса!
Создание приподнялось на ящериных лапах, вокруг чешуйчатой шеи раскрылся воротник из пестрых перьев. Изогнутый клюв приоткрылся. Внутри глотки затрепетали алые отсветы.
– Ты чего это?
Мы выстрелили одновременно. Я – воздушной стрелой, отхватившей у твари часть крыла. Она – чистым пламенем.
Позади меня тут же занялась соломенная подстилка. Неистово заквохтали куры. В пыльном воздухе метались сухие травинки и перышки.
Надо немедленно затушить пламя! Деревянный курятник вспыхнет и сгорит за минуты вместе с попавшими в ловушку курицами. А я застыла на месте, парализованная ужасом…
Змеюка, зашипев, плюнула еще раз – в стену. Огонь расползся по бревнам, затрещал. Жуткое создание, наклонив голову, оценивающе посмотрело на меня неподвижным глазом, а потом змеептица проворно развернулась и нырнула в лаз: заклятие пузыря ее не остановило.
Огонь. Мне нужно его загасить… Я сжимала и разжимала пальцы, не в силах преодолеть ступор.
– Мама! – кричала я, задрав голову, глядя на полыхающие окна второго этажа. – Папа!
Огонь сожрал занавески. Резные ставни – папина гордость – обуглились. Меня с ног до головы осыпал серый пепел, клубами валил черный дым. Я не чувствовала холода, стоя босиком на земле. Слышала, как соседи бегут на помощь. Кто-то забрал из моих рук Дженну. Я не уходила. Хоть и понимала, что уже поздно. Слишком поздно…
Я судорожно вздохнула и вынырнула из кошмара в реальность. Накрыла очаги возгорания все тем же заклятием пузыря, задавливая пламя. Как раз вовремя. Пострадала лишь соломенная подстилка, да чуть-чуть обгорела стена.
Я разрядила ловушку, выпуская перепуганных кур на свободу. Все живы. Даже та пеструшка, которую неведомая тварюга волокла к норе: она хриплым квохтаньем жаловалась товаркам на пережитый ужас.
В этой деревне явно творится неладное! Что бы там староста ни говорил про тишь да благодать, но змеептицы, плюющиеся огнем, это уже перебор.
Не могу ждать утра. Надо немедленно поговорить с Леоном!
Я перелезла через изгородь огорода бабы Салы, прокралась вдоль грядок к окну спальни, где, как я предполагала, поселили Леона.
Подтянулась на цыпочках, стараясь заглянуть в комнату: слишком высоко! Осмотрелась, заприметила деревянный чурбан и подкатила его к стене. Балансируя на неустойчивой деревяшке, прижала ладони к стеклу. Спасибо «кошачьему глазу» второй раз за эту ночь: сначала я увидела одежду Леона, накинутую на стул, а потом и его самого. Фальконте вытянулся в постели, закинув руки за голову. Дрыхнет себе!
– Леон! – прошипела я громким шепотом и побарабанила пальцами по стеклу.
Напарник распахнул глаза и уставился на меня, как на призрака. Мгновение пытался осмыслить, что я явилась к нему во плоти, а не привиделась, и в следующую секунду вскочил на ноги, представ передо мной во всем своем, так сказать, первозданном естестве.
Я пискнула, зашаталась и слетела с чурбана. Пока поднималась и отряхивалась, Леон распахнул створки.
– Ардженте, какого фига? – гневно выдохнул он.
– Ты что, голый спишь? – в свою очередь возмутилась я.
Как теперь развидеть поджарые косые мышцы, сходившиеся в паху, и то… что ниже?
Я с опаской приблизилась к окну, но Леон успел завернуться в простыню, которая опасно покачивалась на бедрах, в любой миг готовая сползти. Он не счел нужным ответить на мой вопрос и ждал ответа на свой. Я же молчала, внезапно растеряв все мысли.
Леон перестал хмуриться, и уголок его губ пополз вверх.
– У тебя какое-то предложение для меня, Габриэла? Достаточно попросить и…
– Что? – ахнула я, приходя в себя. – Совсем с ума сошел? Надо поговорить! Срочно!
Глава 22
Леон
Идти открывать дверь означало бы разбудить хозяйку, по старости лет спавшую очень чутко. Так что я просто перегнулся через подоконник и протянул Габриэле руку. Она вцепилась в нее обеими, я дернул, распрямляясь. И обнаружил, что то ли переоценил ее вес, то ли недооценил свои силы, а скорее всего, девчонка оттолкнулась как следует – не зря же на полигоне гоняли.
Так или иначе, она перелетела через подоконник, пискнула, пошатнувшись, и впечаталась прямо в меня. Я поймал ее за талию, заглянул в глаза – да и пропал. Остались только эти растерянные глазищи слишком близко, стук ее сердца, которое я ощутил словно всей кожей, да щекотавшее мое лицо дыхание, нежный аромат которого чувствовался даже сквозь запах гари.
Гари!
Это привело меня в себя. Не просто так Габриэлу принесло ко мне среди ночи. Я вгляделся в темноту за окном, вслушался: прошумел по деревьям ветер, вдалеке ухнул филин, где-то сонно забрехала собака. Обычные звуки ночной деревни. Был бы пожар, давно бы…
Она отмерла, зашевелившись в моих руках, я отступил, почему-то смутившись. И, чтобы скрыть это, подколол:
– Может, не стоит так стремительно падать в мои объятья!
Даже в темноте было заметно, как она вспыхнула.
– Фальконте, чтоб…
Я торопливо приложил палец к губам, она, воровато оглянувшись на дверь, продолжала яростным шепотом:
– У тебя все мысли об одном, что ли?!
– Нет, иногда еще и о еде, – отшутился я. Стал серьезным. – Рассказывай, что случилось.
– Откуда ты знаешь…
Я приподнял бровь, она осеклась, поняв, что до сих пор не только по ночам, но и днем ко мне без повода не заглядывала. Обхватила руками плечи, словно озябнув.
– Ты, наверное, снова скажешь, что мне померещилось.
– Не скажу, – утешил я ее. – Галлюцинации гарью не пахнут. Погоди, оденусь.
Дразнить девчонку можно было и в простыне, но серьезные разговоры в таком виде вести явно не стоило.
Я потянулся за рубахой. Габриэла поспешно отвернулась к окну, только все равно было видно, как уши горели.
– Можно.
Я вытащил из саквояжа флягу и пару серебряных стаканчиков. Поставив их на подоконник, плеснул ей и себе.
– Держи. Кажется, тебе это снова нужно.
– С чего ты взял?
– С того, что в нормальном состоянии ты сообразила бы, что новость может подождать до утра. Значит, что-то тебя или расстроило, или напугало.
– Но… – Габриэла растерянно захлопала ресницами. – Это не может подождать!
– Потоп? Пожар? – поинтересовался я.
– Пожар, да… То есть я все потушила и… – Она замерла с открытым ртом.
Я молча вложил ей в руку стаканчик, чокнулся своим.
– Твое здоровье.
Она отхлебнула, закашлялась, замахала рукой перед носом, пытаясь отдышаться.
– Опять ты меня спаиваешь!
– И не собирался.
– Сам не пьешь!
Я пожал плечами, замахнул свою порцию. Было бы что там пить. Но глаза у девчонки заблестели, щеки зарозовели уже не от смущения.
– Рассказывай, – повторил я.
– Эта лиса оказалась не лисой. Не смейся!
Она начала, то и дело сбиваясь и уверяя, что она в своем уме, однако постепенно рассказ становился все более связным. Правда, я так и не понял, зачем Габриэла подробно описала выставленную сеть, но если это помогло ей немного успокоиться, то пусть.
– И это была змеюка с птичьим клювом и перьями! – Она замолчала. Вгляделась мне в лицо, ожидая реакции.
– Вот как… – задумчиво протянул я.
– Ты мне веришь?
И прозвучало это так, словно Габриэла сама не знала, чего сильнее бояться – что я подниму ее на смех или что поверю.
– Верю. Я видел эту тварь в лесу.
Она выдохнула, разом обмякнув, словно с напряжением из нее и воздух выпустили.
– А еще теперь я верю, что та табуретка тебе не примерещилась, – добавил я. Заглянул Габриэле в глаза. – Извини, я был не прав.
Девчонка вытаращилась так, будто у меня на лбу выросли раскидистые рога и засияли ярким светом.
– Да что ты…
– Ладно, – оборвал я ее лепет. – Пойдем посмотрим, не осталось ли каких следов.
Чтобы не будить хозяйку, мы снова вылезли через окно. Калитку бабка Мина, как и все здесь, не запирала, только накидывала проволочное кольцо поверх штакетин, удерживая ее на месте, так что на ее двор мы попали без проблем. Пес, дремавший у крыльца, поднял голову, но, признав нас обоих, снова опустил ее на лапы и задремал.
Не знаю, что я хотел увидеть, на самом-то деле. Никогда не считал себя хорошим следопытом. Так, на охоте кое-чего нахватался. За курятником росла густая трава, если змеюка и проползла по ней, то травинки успели распрямиться. А внутри не было ничего, кроме переворошенной и подпаленной подстилки. Но поди докажи, что эту подстилку подожгло ночное чудовище, а не Габриэла, которой что-то привиделось спросонья.
Мы вышли из курятника.
– Значит, осталась твоя мама без воротника, – протянул я, размышляя, что делать.
Утром надо будет старосте показать курятник. И сообщить в гарнизон, что не просто так сюда просили боевого мага, а потому лучше бы им прислать кого-нибудь опытного.
– У меня нет мамы, – ровным голосом произнесла Габриэла.
– Прости, – смутился я. – Я не…
– Ты не хотел, я знаю, – все так же ровно договорила за меня она. – Думаю, мы должны рассказать все мастро Фаббри и капитану Ротонде.
– Я тоже так думаю, – поспешил согласиться я, радуясь смене темы.
Какое-то время мы шли молча.
– Куда ты, вон же твой дом? – спохватилась Габриэла.
– Тебя провожаю, ночь же на дворе.
Она уперла в бока кулачки, возмущенно уставилась снизу вверх своими глазищами.
– К вашему сведению, нобиле Фальконте, я не ваша девушка, а боевой маг! И я сама вполне могу себя защитить!
Я ухмыльнулся. Она смутилась.
– Правда, не надо. Хозяйка подумает невесть что.
– Не подумает.
– Кстати, что ты ей наплел? – вспомнила девчонка.
– Ничего особенного. Напомнил, как подобает обращаться с теми, кто денно и нощно не щадя живота своего обороняет их от нечисти.
И добавил пару баек из дневника моего прапра… в общем, первого нобиле Фальконте. Чтобы тетка прониклась. Она и прониклась.
Я все же проводил Габриэлу до самой калитки и дождался, пока затворится дверь. Мало ли, кто выскочит. Но никто не выскочил, хвала Семерым. И домой я добрался так же спокойно, чтобы с чистой совестью доспать до утра.
Глава 23
Леон
Телега мастро Скварчопули подпрыгивала на ухабах, а вместе с ней подпрыгивали кочаны ранней капусты. Почтенный хозяин собрал излишки со всех дворов, чтобы продать лавочнику в Вальтремо и честь по чести отдать деньги односельчанам. Не забыв и себе толику малую, конечно, за то, что не поленился потратить почти день на поездку туда да обратно.
Я зевал, рискуя вывихнуть челюсть: не привык так рано вставать. Попытался было пристроиться в телеге, примостив голову на сверток с медвежьей шкурой, но капустные кочаны, напрыгивая на меня, то и дело норовили отдавить самое дорогое – пришлось смириться с тем, что доспать не получится. Зато девчонка была возмутительно бодра, крутила головой по сторонам и, кажется, даже песенки мурлыкала.
Вчерашний разговор со старостой не задался, и сегодняшний – с капитаном – вряд ли будет удачней.
Староста, выслушав нас, расправил бороду.
– Может, оно так и было, как ты рассказываешь, а может, и нет.
Девчонка вспыхнула, распрямляясь. Я сжал ее плечо, пока она не наговорила что-нибудь сгоряча. Ему еще нам отчеты о практике подписывать.
– Я понимаю, мастро Фаббри, что все это звучит странно. Но я готов поклясться, что видел в лесу…
– Может, и видел, – кивнул он. – Прадед сказывал, водились в былые времена тут этакие крылатые змеи. Прадеду своему у меня причины не верить нет, хоть сам я никогда ничего подобного не встречал. Да только, даже ежели эта змеюка в самом деле повадилась по курятникам шастать, от меня-то вы чего хотите? Чтобы я сам ее ловил?
Мы переглянулись.
– Разве она вас совсем не тревожит? – осторожно спросил я.
– Я думал, что серьезное пошаливает, а теперь знаю кто. Пущай будет. Курочек жаль, конечно, но бывает и хуже. – Староста оглядел нас, одинаково ошарашенно таращившихся на него. – Вот хоря возьми. Ежели в курятник залезет, половину кур передушит забавы ради. А эта – аккуратненькая, по одной курочке берет, да не каждый день. Ежели она к Мине так и будет шастать, скинемся обчеством да возместим, по курице со двора не убудет. – Он воздел в небо узловатый палец. – Земля у нас щедрая, дарит нам и урожаи богатые…
Земля щедрая, на вулканическом пепле да на крови и плоти тех, кто погиб здесь пять веков назад, замешана. Урожаи здесь и правда богатые.
– … и воду живую дарит…
И котов, ворующих чужие кошели…
– …и другие диковинки, о которых вы внизу и не слышали. Да только нельзя лишь брать и не отдавать. Делиться тоже надо. Потому, ежели послана нам змеюка, значит, пусть берет.
– А если бы я ее поймала? – спросила Габриэла.
– Значит, поймала. Значит, Семерым так было угодно. – Староста с достоинством кивнул. – Поймаешь – спасибо скажем от всего обчества. А не поймаешь – пущай живет.
Так мы и ушли несолоно хлебавши. И я подозревал, что в гарнизоне разговор тоже ничем не закончится. Во все произошедшее и так было сложно поверить, а я еще и перессорился со всеми. Но все же мы обязаны были попытаться. Вот если и отец мне не поверит – тогда дело плохо, значит, и дома я испортил все, что мог.
Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Должны поверить, не отец, так дед, тот часто смеялся, что я – вылитый он в молодости, такой же шалопай.
Не знаю, правда, что мне это даст, если поверят. Я даже сам себе не мог толком объяснить, почему происходящее в деревне меня пугало до свернувшихся кишок. Только ли потому, что когда-то где-то в тех горах упокоилось чудовище, которым до сих пор стращают маленьких детей? Так пять веков прошло, поди… – «наверное», поправил я себя, манера речи деревенских заразна – не восстанет уже. Да и с чего бы восстать, филактерий-то уничтожили? По официальной версии.
Старик Скварчопули хотел высадить нас сразу у гарнизона, но я попросил его довезти нас до станции. Дилижансы кроме пассажиров брали и почту. Оказывается, меня ждали деньги – отец, хоть и урезал мое содержание, высылал его вовремя, даром что в этой глуши и тратить особо не на что было. Но не платить же за обратную пересылку. Я отправил родителям свой трофей и письма, как собирался. И очень удивился, когда Габриэла, попросив меня подождать, решила выслать деньги какой-то мастре Жилде Ардженти. Родственница?
Я чуть язык не отболтал, прежде чем уговорил Габриэлу все же взять деньги. Она упиралась до последнего, пока, разозлившись, я не фыркнул: «Ну и будь моим секретарем бесплатно, мне же лучше!» и не протянул руку за монетами. Габриэла выгребла их у меня из-под ладони в последний миг, возмутившись, дескать, мало того, что я свои обязанности исполнять не хочу, так еще и ее работать бесплатно заставляю!
И вот теперь все эти невеликие деньги, до последней монетки, она вытряхнула из кошеля, поручив отправить в город.
Но это было не мое дело, и потому, хоть у меня и появилась куча вопросов, пришлось прикусить язык.
– Кто будет докладывать Ротонде, я или ты? – спросил я, когда мы шли к гарнизону.
Дорога, которая раньше была непролазной грязью, высохла окаменевшими буграми, только и гляди, чтобы ногу не подвернуть. Солнце поднялось и жарило вовсю, мы оба обливались потом. Но паршивей всего была уверенность, что Ротонде нам не поверит.
Я бы точно не поверил.
