Текст книги "Добровольно проданная (СИ)"
Автор книги: Наталья Шагаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА 11
София
Константин первым проходит в кабинет и садится за стол в кожаное кресло. На матовой поверхности стола, кроме письменных принадлежностей и ноутбука, стоит стакан со льдом и янтарной жидкостью., в пепельнице тлеет сигарета, В комнате полумрак, поскольку горит лишь один светильник над столом и витает дымка с терпким запахом табака, Останавливаюсь на пороге и обнимаю себя руками. Мне не холодно, но я чувствую себя полностью обнаженной и уязвимой,
– Закрой дверь, – мужчина берет стакан и откидывается на спинку кресла, следя за моими действиями, отпивая алкоголь. Делаю, как он говорит, и останавливаюсь посреди комнаты, отводя взгляд в сторону, потому что не могу выдержать его холодных глаз.
– Что сказал доктор? – голос абсолютно спокойный, монотонный, на одной ноте, И от этого еще страшнее,
– Мне подобрали таблетки,
– Хорошо, но я не про это, Что с твоим здоровьем? – неожиданно спрашивает он, словно его интересует мое самочувствие, но я в надежде цепляюсь за этот вопрос как за спасение,
– Доктор сказал, что есть повреждения и нужно на некоторое время воздержаться от., этого… – замолкаю, продолжая смотреть в сторону. А Константин молчит, Слышу, как чиркает зажигалка, и комнату наполняет еще больше дыма,
– Зачем тогда надела эти развратные тряпочки? – с усмешкой спрашивает он, Ему забавно! Мне кажется, Адамади питается моим страхом.
– Вы просили, – поднимаю голову, глядя ему в лицо, Константин пользуется моментом – цепляет мой взгляд и не отпускает. Его глаза похожи на грозовое небо, Такие же темные и мрачные. Губы расплываются в ухмылке, а в глазах вот-вот сверкнет молния.
– То есть, ты все-таки слышишь меня и то, о чем я прошу? – голос не повышает, но тон настолько холодный, что по коже разбегаются мурашки. – Я просил не лезть в то, что тебя совершенно не касается?
Молчу, потому-то вопрос риторический, и мне нечего ответить, Перевожу взгляд на его татуировку на шее и понимаю, что она завораживает, привлекая внимания,
– Отвечай!
– Да… Он так просил, А я не могла… – мямлю и сама себя за это ненавижу, Потому что этому мужчине не нужны мои оправдания, – Я совершила ошибку, Больше такого не повторится,
– Умная девочка, а ведешь себя, как дура. Разочаровываешь, София, – говорит он и открывает ноутбук. А я стою посреди комнаты, как на допросе, и чувствую себя загнанной мышкой, с которой играет зверь, – Посмотри сюда, – он поворачивает ноутбук ко мне, а там видео, где я гуляю по территории, рассматривая цветы, как захожу за дом и сажусь на лавочку, листаю страницы в телефоне, как оборачиваюсь на голос парня и подхожу к нему, вплоть до того, как меня ловит охранник и отбирает телефон.
– Здесь повсюду камеры, внутри и снаружи, даже в твоей ванной,
– В ванной?!
– Не переживай, они работают на запись. Я, может, и извращенец, но не позволю никому смотреть на свою женщину, Поэтому в следующий раз, прежде чем совершать глупости, немного подумай, чем тебе это обернется. Не делай так больше, если не хочешь оказаться на месте этого парня в том же подвале! – вот теперь в его глазах вспыхивает молния, и мое сердце замирает.
Адамади захлопывает крышку ноутбука и отодвигает его от себя, Он допивает виски и глубоко затягивается сигаретой, выпуская дым в потолок,
– Я считаю, что все мы имеем права на ошибки, Первая – это жизненный урок, опыт, которого у тебя нет. Вторая – уже глупость, либо осознанный выбор, которого я уже не прощаю, – он встаёт с места и пересаживается на небольшой кожаный диван у окна, широко раздвигая ноги, принимая расслабленную позу, – Иди сюда, – голос по-прежнему спокойный, но повелительный,
И если секунду назад я думала, что все обошлось и наказания не будет, то сейчас начинаю понимать: я ошибаюсь, и его не волнует, что сказал доктор.
Встаю рядом, и его запах окутывает меня, Терпкий аромат не противен, но мне не хочется им дышать, поскольку он такой же давящий и подавляющий, как и Константин.
– Ближе. – Делаю ещё пару шагов, оказываясь между его расставленных ног, – На колени! – показательно указывает глазами на ковер,
– Что? – я прекрасно слышала сказанное им, но вопрос вырывается сам собой,
– На колени, зайка, – повторяет он и расстегивает ремень, Сглатываю, набираю в легкие больше воздуха и опускаюсь перед ним на колени,
«Какое бы унижение он ни задумал, его можно пережить», – повторяю про себя и покорно жду указаний, А Адамади и не думает торопиться, рассматривает меня, прищуриваясь, Медленно скользит взглядом по лицу, губам, шее, протягивает руку и дергает завязки, распахивая комбинацию, раскрывая полы, оголяя грудь и рассматривая ее, Скользит глазами ниже, к кружевным трусикам, и возвращается к глазам,
– Очень красивая, нежная девочка. – Я заметила, что в моменты близости его голос начинает вибрировать, – Будь умнее, София, учись на ошибках, взрослей и думай только о себе.
Киваю ему в ответ, Слегка шершавые пальцы прикасаются к моим щекам, ласкают скулы, губы, очень аккуратно, но это обманчивая ласка, не зря я на коленях. Адамади нажимает на мои губы, вынуждая их разомкнуться,
– Открой ротик, втяни пальцы и поласкай их язычком, – просит он, проталкивая два пальца в мой рот, внимательно наблюдая, как я всасываю его пальцы. Дыхание Константина учащается, а глаза темнеют, Это странно, но ему нравится, его возбуждает то, как я прохожусь языком по его пальцам,
– Всоси сильнее! – требует он хриплым голосом и начинает проталкивать пальцы глубже, водя ими туда и сюда. – Ты дрожишь, явно не от холода, но и не от возбуждения, – вынимает пальцы из моего рта и ведет ими по моей груди, – Чего ты боишься? Боли не будет. Я не садист.
Молчу, кусая губы, потому что я не дура и понимаю, для чего стою на коленях, Не хочу этого делать, но выбора у меня нет.
Он не требует ответов, усмехается и обводит пальцами мой сосок, потом другой, сжимает и слегка оттягивает, заставляя их бесстыдно торчать,
– Маленькая, дрожащая зайка. Ты обещала все вынести.
Обещала, и я это сделаю, что бы он мне ни уготовил. Жалеть себя, испытывать отвращение и сожалеть я буду потом, когда с мамой будет все хорошо.
Константин расстёгивает ширинку, спускает боксеры и вынимает уже налитый член. Проводит по нему рукой, и на кончике головки выступает капелька влаги.
– Давай, София, возьми его в руку, – делаю так, как он говорит, обхватывая твердый, горячий член. – Не отводи взгляд, смотри на то, что делаешь! Сожми сильнее, – голос требовательный, нетерпеливый. Адамади сам подается, имитируя толчки. – А теперь оближи его, поиграй языком. – Боже! Я не могу… – София!
Сглатываю, наклоняюсь и слегка провожу кончиком языка по головке. Мне неприятно, чувствую себя окончательно униженной, но пытаюсь себя преодолеть, чтобы не злить зверя. Повторяю движение, облизывая член, стараясь. Это неприятно, зато не больно.
– Умница, обхвати губками головку, пососи ее, – его голос срывается, когда я исполняю все, что он просит. – Да, вот так, малышка, – Адамади запрокидывает голову на спинку дивана и глубоко дышит. – Продолжай, играй языком и всасывай, – уже лениво просит он.
И я исполняю. Ощущаю себя последней шлюхой, стоящей на коленях, ублажающей клиента. Хотя так оно и есть. По сути, я продажная женщина, деньги давно уплачены, и это не самое страшное, что со мной могло произойти.
Помнится, девочки в групповом чате обсуждали, что минет – это возбуждающее действие, и некоторым даже нравилось его делать и наблюдать за мужчиной. Может, я не такая, как все, и со мной что-то не так, но я чувствую лишь унижение, дискомфорт и отвращение к себе.
Проходит несколько минут, Адамади хрипло стонет, резко поднимает голову и хватает меня за хвост, наматывая его на руку, отстраняет от себя. Смотрит в глаза, сжимая челюсти. Напряженный, словно злится, и я не понимаю, что сделала не так.
– Все, зайка, дальше я сам, открой ротик, – сквозь зубы проговаривает он и притягивает меня к паху. По телу идет волна холодного пота, но меня уже никто не спрашивает. Константин проталкивает в рот член, все глубже и глубже, до самого горла, лишая меня дыхания. На инстинктах пытаюсь отстраниться, цепляясь за его ноги, но зверь с силой удерживает меня, проталкиваясь глубже.
– Дыши носом! – командует он, а у меня не получается.
Когда паника захлестывает, и мне кажется, что стошнит, он резко отстраняется, позволяя мне глотнуть воздуха. Но это ненадолго, Адамади повторяет действие снова и снова, пока из моих глаз не начинают непроизвольно литься слезы. Нет, я не плачу, я вообще в прострации, это все от глубокого проникновения в горло. В голове только одна мысль: когда это все закончится?!
А дальше начинается ад: он двигается быстрее, крепко удерживая меня за волосы, имея мой рот, лишь иногда позволяя отдышаться. Поднимаю на него глаза и вижу, как лицо мужчины искажаться от грязного удовольствия, как он тяжело и хрипло дышит, глядя на то, что со мной делает, как содрогается от каждого грубого толчка, а я могу лишь цепляться за его бедра, чтобы не упасть от натиска, силы и похоти. Теперь мне кажется, что лучше терпеть боль, чем унижение, когда зверь не щадит, лишая дыхания.
Константин резко останавливается, но меня не выпускает, член во рту начинает пульсировать, и рот заполняет терпкая, вяжущая, горячая жидкость. Пытаюсь отстраниться, чтобы прекратить это, но он не позволяет, грубо и больно стискивая мои волосы.
– Сглатывай! – рычит и стонет, откидывая голову, когда я глотаю, давясь.
Все, наконец, заканчивается. Он отпускает мои волосы и расслабленно падает на спинку дивана, тяжело дыша. А я прокашливаюсь, чувствуя, как саднит и вяжет в горле. Если раньше я чувствовала себя проституткой, то теперь последней грязной шлюхой. Меня реально тошнит, хочется отмыться и прополоскать рот с хлоркой, но я по-прежнему на коленях у его ног, глубоко дышу, утирая рот, и жду, когда меня отпустят.
Константин ещё несколько минут приходит в себя, потом садится ровно, прячет член, застегивает ширинку и ремень. Потом хватает меня за скулы и проводит большим пальцем по губам, стирая остатки спермы.
– Очень сладкий ротик. Не нужно смотреть на меня с ненавистью, София. Женщина на коленях с членом во рту – это не мерзко, это очень красиво. Тебе пока не понять… – усмехается он. А я ничего не хочу понимать, хочу лишь запереться в комнате и прополоскать рот.
Нет, я буду стойко исполнять все, что он требует: буду шлюхой, унижаться и терпеть боль. Потому что мне заплатили немаленькие деньги. Но это не мешает мне ненавидеть зверя, который думает, что ему все можно и упивается своей властью.
– Скажу больше, я научу тебя получать от этого удовольствие. Мне мертвая кукла не нужна, мне нужны твои эмоции, ты будешь кончать и скулить от удовольствия, София. Возможно, ненавидеть себя за это, но получать грязный кайф. Я научу тебя, моя девочка, – звучит как угроза.
Пусть думает и говорит все что угодно, я никогда не буду испытывать то, о чем он говорит! Это невозможно!
– Можешь расслабиться на несколько дней. Я улетаю в Германию.
Он отпускает меня, хватает за плечи и поднимает на ноги. Наклоняется, целует губы, которые только что грязно имел, всасывая их. Потом убеждается, что я стою на ногах, и идет к столу. А я быстро завязываю ленты комбинации, прикрывая грудь. Адамади вынимает из шкафа мой телефон и черную пластиковую карту.
– Можешь заниматься чем угодно: ходить по магазинам, встречаться с подругами, навещать мать – все, что хочешь. Только с Артемом. И не совершай больше глупостей, жалостливая моя, – зло усмехается. – Этот ублюдок, которому ты хотела помочь, положил несколько моих ребят и, издеваясь, жестко изнасиловал жену одного из них. А она не выдержала потери мужа и издевательств – повесилась, в то время, как в соседней комнате спал ее полугодовалый сын… – Я распахиваю глаза от ужаса, не веря в сказанное. – Да, София, мы, может, и живем в сказке, – показательно обводит шикарный кабинет, – но в очень жестокой и страшной! Не отходи от Артема и не суй свой нос, куда не надо! Свободна! – командует он, повышая голос, и я убегаю, чувствуя, как меня трясет уже от сказанного Константином и от реальности, в которой я оказалась.
ГЛАВА 12
Константин
– Спасибо., – шепчет Аня и обнимает меня сзади, прижимаясь щекой к спине. – Здесь очень красиво, – как всегда, с утра нежная, мурлычет что-то, трется носом об мой свитер,
– Не за что, Анна Николаевна, – усмехаюсь я, – Здесь, и правда, великолепно, и воздух другой, насыщенный, И так спокойно,
– А что я тебе говорила, – Аня отры вается от меня и отбирает кружку с кофе, Как всегда, пьет из моей чашки, прикасаясь губами именно там, где пил я, У нас так всегда: одна кружка на двоих, одно одеяло, одно любимое место, один вкус в музыке, и порой мне кажется, что и одно сердце. Моя женщина отпивает горячего напитка и щурится, глядя на рассвет над гладью синего озера.
– Ты что так рано встала? Мы поздно уснули, – ухмыляюсь, вспоминая, что делал с ней ночью, – Сашка спит?
– Да, спит он, А я проснулась, еще когда ты встал, наблюдала за тобой с окна. И знаете что, Константин Александрович, вы великолепны в лучах рассвета. Вам идет этот свитер и простота, Я сама себе завидую.
– Умеешь ты подлизаться, Нюта, – притягиваю ее к себе за талию и целую в висок, вдыхая чистый, нежный запах. – Нравится дом?
– Да, очень, все как я хотела. Небольшой, но уютный, с видом на озеро. А вокруг тишина и природа. Спальня в мансарде – замечательная идея! Спасибо, что исполняешь мои желания, – поворачивается и утыкается мне в шею, щекоча теплым дыханием.
– В следующем году поставим здесь беседку, – обещаю ей,
– И качели? – словно ребенок, с надеждой спрашивает она, – Сашка подрастет, будет кататься,
– И качели, Пошли в дом, холодно. Осень в этом году не радует. Поваляемся в кровати, пока сын спит.
– О, нет! – усмехается она. – У меня после вчерашнего все болит. Ты в курсе, что ты очень большой?
– Что-то вчера ты не особо жаловалась, – шлепаю ее по попе, подгоняя.
– Вчера мне все нравилось. Мог меня растерзать, и я бы не заметила, – смеется и идет к дому,
– Пошли, я аккуратно.
Аня резко оборачивается и запрыгивает на меня, обвивая ногами торс, обнимая за шею,
– Отнеси меня в душ, – шепчет в губы и целует. Люблю отдавать ей инициативу в поцелуе, чувствовать ее вкус и нежность, купаться в ее любви,
Резко открываю глаза и глубоко дышу, хватая воздух, словно выхожу их комы, Даже легкие болят от дыхания. Облизываю губы, чувствуя ее вкус, оставленный на моих губах, Только ради этого я приезжаю в этот дом каждую осень, чтобы вновь ЕЕ почувствовать. Можно подумать, что я свихнулся, хотя так оно и есть… На моих губах остается вкус ее губ, и, кажется, что ощущаю тонкий свежий запах Анны, Хотя фактически это невозможно.
Поднимаюсь с кровати, принимаю душ. Одеваюсь и спускаюсь вниз. Все как девять лет назад: тот же дом, та же мебель, чёртов камин, бежевая кухня, как хотела Нюта, в гостиной дурацкие занавески с маками, детские игрушки… Только это все ненастоящее, фейк, копия, которую я воссоздал, Из оригинала – только чертова большая фарфоровая кружка, из которой мы пили по утрам.
Варю себе кофе с корицей в турке и наливаю его в эту кружку, Терпеть не могу корицу, но она ее любила. Отпиваю глоток и рассматриваю стены гостиной, на них висят большие фото Нюты и Сашки, Она здесь везде счастливая, до безумия, кокетливая, нежная, красивая. А сын маленький – ее копия, и только глаза у него мои – огромные, забавный… Это их дом. Они здесь остались навсегда… А меня отбросило в другую жизнь, и никто, сука, не спросил, хочу ли я жить без них,
Беру кружку и выхожу к озеру. Я построил чертову беседку и качели сам, собственными руками! Качели, на которых никто не катался, Ветер поднялся, и они раскачиваются сами по себе в абсолютной тишине на рассвете. Раньше казалось, что жизни после смерти нет, а оказалось можно сдохнуть и все равно продолжать жить, Дышать, есть, пить, работать, даже приумножать состояние и трахать баб, но быть живым трупом и душевным инвалидом,
Делаю глоток кофе и закрываю глаза, пытаясь почувствовать ее руки, тепло и запах. Тишина, слышно лишь ветер, шелест листвы и вкус ненавистной корицы в кофе, который я глотаю, чтобы вернуть себе иллюзию прошлой жизни, Впускаю в себя воспоминания, а с ними и невыносимую боль, которая уже разъела меня изнутри, Хочется согнуться пополам и заскулить. Чувство вины давит так, что дышать невозможно,
В кармане вибрирует телефон, вынимаю его, а руки, бл*дь, трясутся, как у последнего алкоголика. – Да, – голос пропадает, и я прокашливаюсь. – Слушаю.
– Доброе утро, – сдержанно здоровается Виктория. – Самолет через сорок минут, я уже в аэропорту, – сообщает она. – Ты задерживаешься?
– Я буду вовремя, – холодно отвечаю ей и скидываю звонок.
Виктория похожа на верную собаку, Такую породистую, с характером, знающую свое место. Она преданна и ревнива. Давно избавился бы от нее, поскольку вижу эту щенячью верность и жажду в ее глазах, но за нее когда-то очень просила Нюта.
Допиваю кофе, заношу кружку в дом, поднимаюсь наверх, переодеваюсь в костюм, беру свои вещи и еду в аэропорт. Я еще навещу их, позже., Придет время, и я сдохну в этом доме…
* * *
Самолет идет на взлёт, салон бизнес-класса сегодня почти пуст, всего три часа, и мы будем в Берлине. Виктория деловито открывает ежедневник и отчитывается,
– Гостиница забронирована до обеда пятницы, обратные билеты – тоже, к вечеру вернемся, Ужин отменять не придется. Документы отправила секретарю Гольфмана. Встреча назначена на вечер,
– Хорошо, – откидываю планшет и снимаю очки, не хочу сегодня работать, Я в том настроении, когда хочется, чтобы все сгорело к чертовой матери,
– Встречу с ювелиром назначила? – спрашиваю я, откидываюсь на спинку кресла и подзываю стюардессу,
– Да, но я считаю, что это слишком дорогой подарок для девушки, которую ты и так оплатил. Этот нерационально.
Молча усмехаюсь и обращаю внимание на симпатичную стюардессу, которая строит мне глазки.
– Можно мне коньяка?
– Да, конечно, – кивает девушка и удаляется.
Поднимаю голову, подаюсь к Виктории, а она немного отстраняется. Понимает, шавка, что сказала глупость, но язык за зубами держать не умеет. Забылась, давно не дрессировал.
– Я спрашивал твоего мнения? – понижаю голос, мне нравится вина и страх в ее бледных глазах. Страх – самая честная эмоция, его нельзя подделать или имитировать, все остальное – фальшь, которая сейчас сочится из каждого человека. – Отвечай!
– Нет, но раньше ты так не тратился на девок.
Какая смелая собачка. Боится, сжимается, но скалится. И ведь раньше ее не волновало, кого, как и за какие деньги я трахаю. А теперь ее зацепила маленькая девочка, она смотрит на нее с ненавистью и одновременно с завистью, потому что давно мечтает оказаться на месте Софии.
– Ты совсем забылась, Виктория, – заглядываю ей в глаза, не отпускаю, и она преданно в них смотрит, сжимая свой ежедневник, вдавливая пальцы настолько сильно, что ломает ноготь. – Если я хочу подарить Софии украшение, стоящее, как твоя жизнь – я подарю. Потому что она заслуживает его носить. А если ты еще раз посмеешь задавать мне подобные вопросы и высказывать свое мнение, я вышвырну тебя как побитую шавку на улицу и забуду, как тебя зовут. – И прекрати давить на девочку, язвить ей. Узнаю – язык отрежу! И ты прекрасно знаешь, что я не преувеличиваю!
Ясно?! – повышаю голос, и она быстро кивает.
Принимаю от стюардессы коньяк, делаю глоток и снова откидываюсь на спинку сидения.
– Я ценю тебя как хорошего, исполнительного работника, позволяю больше, чем любому персоналу. И плачу за это хорошо. Но границы переходить не нужно! Знай свое место, Виктория! И ревность свою уйми, она бесполезна и бессмысленна… Если чувства мешают тебе со мной работать, уйди красиво, – салютую ей бокалом и делаю еще один глоток алкоголя. Виктория отворачивается к окну, а я оставляю стакан на подставке и закрываю глаза. – Мой тебе совет, найди себе хорошего любовника, пусть оттрахает тебя. Даже самой независимой женщине нужно время от времени хорошо кончать, – кидаю ей, не открывая глаза, но точно знаю, что она смотрит на меня с возмущением.
София. Маленькая, глупая, наивная девочка, которая зацепила меня своей чистотой. Увидел ее глаза огромные, невинные, испуганные глаза и самому страшно стало. Не хотел ее себе, не хотел ломать и портить чистоту. Но ее чертов запах… Тонкий, уникальный, так пахнет утро на рассвете у озера. Так пахнет свобода и умиротворение. Так пахнет моя прошлая жизнь, которая сгорела дотла. И этот запах не давал мне покоя неделю, а потом подумал: какого черта, она ведь только строит из себя целку, ее надрессировали правильно служить клиентам, За такие бабки они сыграют для тебя, кого хочешь. Чего я, в принципе, и хочу. Мне нужно украшение, как дорогой аксессуар, и секс.
Но я давно не трахаю прожжённых шлюх, на которых клейма негде ставить. И никаких отношений тоже не хочу. Проще купить и четко обозначить границы и обязанности. Никаких отношений, никакой любви, привязанности и прочего дерьма.
Я вывернул наизнанку всю ее подноготную, вплоть до момента, когда она родилась. Ничего криминального, грязного и отвратительного, даже удивительно, что в нашей реалии еще такие существуют. Примерная девочка, которая ищет деньги для больной мамы. Смешно, как в дешевом сериале. Но так оно и есть. Отчаянная. Учебу бросила, на работу устроилась, по фондам бегает. Но это все копейки…
Почему я не помог просто так, через то же фонд? Для нее это сумма – целая жизнь, а для меня – копейки. Но кто сказал, что я меценат? За все в жизни нужно платить, и чем больше тебе нужно, тем больше отдача. Вот такая жестокая сказка, и нет никакого чуда. Девочка должна понимать, что жизнь – она не радужная: решила продать себя – иди до конца, борись и попробуй выжить в этом мире. Чем раньше она научится жить по правилам нашей реальности, тем легче ей будет во взрослой жизни. А я не крестная фея. Я циничная тварь и никому просто так ничего не даю, даже если это маленькая и отчаянная девочка. А что вы хотели от душевного инвалида?!
Атрофировалось у меня чувство жалости и сострадания.
Но дело даже не в этом. Пахнет она сладко, самой жизнью. Такая уязвимая, нежная и неопытная. А в карих глазах столько эмоций неподдельных. Заводит ее страх, и даже ее ненависть детская заводит. Хочется сожрать каждую ее эмоцию, хочется выпить ее до дна, забрать все, что может мне дать. Потому что я сам пустой, я труп, которому нужно чем-то наполнять себя.
