Текст книги "КИФ-5 «Благотворительный». Том 4 (в двух частях) «Для мудрых», часть 1"

Автор книги: Наталья Сажина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Александра Пушкина
«Король Лето»

Странное у него было имя – Йошка. Да и сам он весь был странный – не похожий на пацанов из школы. Лопоухий, рыжий, худой. Нескладный и солнечный как одуванчик. Серый подружился с ним сразу, как приехал из Мурманска в Зеленоборский. Может, почуял родственную душу – сам он тоже считался в классе немного странным за привычку, забывшись, говорить будто сам с собой. Как он её ненавидел!

Правда, не так, как летнее одиночество. А на севере сверстников в это время почти не оставалось. Многие уезжали к морю, на всамделишный юг, а не как дурачки всякие – к бабушке в северный посёлок. Хотя море было и здесь, купаться в ледяном заливе даже в разгар лета рисковал мало кто. Поэтому главным сокровищем Зеленоборска для мальчишек оставался лес. Особенно после прошлогоднего карантина в городе. В августе тут можно было собирать ягоду – хочешь, сразу в рот, хочешь, на деньги меняй у местных перекупщиков, а хочешь – домой неси, бабка варенье сварит. Но домой Серый не любил носить – её ж перебирать потом. И руки все чёрные или красные, липкие и сморщенные как от долгого купания. Фу!

В июне – июле на хоженных лесных прогалинах недалеко за домами можно было играть в прятки, войну, путешествия. Строить шалаши или просто жевать бутерброды, сидя плечом к плечу на поваленном замшелом бревне. Лениво ероша носком кроссовки смолянисто блестящие ягодные кусты.

Прямо как сейчас. Лёгкий летний ветер отгонял от разгорячённого лба звенящее комарьё, а нежаркое солнце согревало через тонкую ткань ветровки.

– Глянь! – Йошка тыкнул грязным тонким пальцем куда-то перед собой, где росла кучка стройных сосен.

Серый поглядел:

– Ну сосны, и чего?

– Сам ты «сосны»! Белка вон. Видишь? Ну во-он же! Ну что ты как слепой-то! – Йошка всегда немного сердился, когда друг не замечал того, что он показывал. Правда, легко отходил, а Серый быстренько присматривался и тут же начинал видеть.

И правда, белка. Скачет по шершавому стволу, срывая коготками кусочки коры. Мордочка острая, уши торчком, и хвост – не сказать, чтобы очень пушистый и рыжий, но вполне беличий. Симпатичный.

– А ты знал, что белки друг с другом с помощью хвоста общаются?

– Не-а, прикольно…

Серому было странно, что друг так восторженно принимает любое лесное зверьё, но спросить об этом побаивался. Вдруг Йошка обидится и не будет с ним больше дружить? Тем более что знал он про животных очень много. Может, он будущий зоозащитник, или биолог. Или книжки будет писать, как этот… Даррел, которого когда-то пятилетнему Серёже читала на ночь мама.

– Вот бы автограф… – Серый тут же осёкся, сообразив, что опять говорит вслух. Изнутри как кипятком плеснули.

Йошка серьёзно посмотрел на друга, а потом улыбнулся, сверкнув щербинкой между передних зубов:

– Мой, что ли?

– Да блин, – покраснел Серый. – Дебильная привычка! Извини…

– Мысли вслух говорить? Нормальная привычка. Это у дураков мыслей никаких нет, вот они и молчат. А тебе, значит, есть что сказать, раз говоришь.

Серый аж хохотнул от приятной щекотки где-то чуть выше желудка.

– А с автографом всё равно не получится, я расписываться не умею.

– Да это я в шутку так… ну, подумал, вдруг ты знаменитым будешь, когда про природу начнёшь писать. И потом, можно же просто фамилию там, имя…

– Угу.

– Йошка, слушай, а почему у тебя имя такое… не наше? – спросил и сам испугался. Мало ли…

Но друг только пожал худыми плечами:

– Да не помню. То ли немецкое, то ли чешское. Папин дед оттуда был, вроде. Вот и решили в его честь назвать, чтоб необычно.

– Да-а, блин… – понимающе протянул Серый, у которого в этом году появилась сестра Василиса, названная в честь деда Василия. Самого его назвали в честь другого деда. Папиного. Будь он Василием – удавился бы.

– Да мне нормально, – снова улыбнулся Йошка.

– А пошли ко мне! Баб Надя оладьев напечь обещала. Порубимся на приставке – зря я её что ли из города пёр?

– Не-е! – поморщился друг. – Пошли лучше на залив. Попробуем пробраться на старую баржу. Там сейчас отлив.

Серый даже замер от удивления. Приставка была его Козырем. Можно сказать, тузом в рукаве. Ни один сверстник ещё не отказывался «пойти поиграть в приставку». Со словом «приставка» ты тут же приобретал вес в глазах любой компании. Ну, кроме мажоров, конечно. У тех были свои, и ещё покруче.

– Говорят, там в прошлом году мужик утонул, – задумчиво добавил Йошка, и это решило исход дела.

На заливе свежий прохладный ветер гонял барашки по свинцовой поверхности воды, но летнее северное солнце всё же согревало сквозь прорехи облаков. Жалостливо кричали о чём-то своём чайки и шумела набегающая на берег волна. Остро пахло солью и гниющими водорослями. Друзья скакали по скользким от тины прибрежным валунам, пока Серый чуть не полетел в воду.

Резкая паника, неловкий поворот и боль в копчике.

– Ай, блинский ёж!

– Серый, ты как? – с валуна свесилась пушистая рыжая шевелюра Йошки.

– Больно! – пожаловался ему друг, потирая ушибленное о гальку место.

– Эй, пацан! Нормально всё? – раздался неподалёку мужской голос.

Йошка замер на своём камне, а Серый повернул голову и закивал. Мужчина, стоявший на полосе прибоя, был явно уже немолод. В засаленном дождевике цвета хаки, с удочкой, ведром, и в резиновых сапогах. Седеющие нестриженные волосы трепал ветер.

– Давай помогу, – он переложил ведро и протянул широкую мозолистую ладонь, будто стоял совсем рядом.

– Да ничего, я сам, – неловко отмахнулся Серый.

– А вообще, не стоит тут шататься без старших. Прилив начнётся, что тогда? Или… – мужчина сощурился, будто что-то прикидывая, потом кивнул сам себе и продолжил: – или Король Лето заберёт.

– Чего-о-о?! – Серый аж растерял всю вежливость от возмущения. – Мы что, малыши, в бабайку верить?

Он посмотрел на Йошку, ожидая увидеть на лице друга презрительную гримасу. Но тот только виновато улыбнулся и вновь пожал худыми плечами.

– Ну, хочешь – верь, хочешь – нет, а летом у нас, бывало, пропадали люди, – почесал затылок мужчина. – Так и не нашли. И возраст у всех разный. Если б преступник какой, он бы определённых людей выбирал. А тут – без разбора. Бабки саамские говорят, мол, царь жоар объявился. К себе уводит.

– Чушь какая! – фыркнул, не выдержав, Йошка.

Мужчина развёл руками:

– Я б сам не поверил, но… кто знает, – он лукаво прищурился, глядя почему-то именно на Серого, да так, что того озноб пробрал. Потом хмыкнул: – Ладно, пойду. А то рыба сама не засолится.

– До свидания, – буркнул недовольный Сергей. Йошка и вообще только рукой махнул.

Мужчина ответил тем же и бодро зашагал по просёлочной дороге, ведущей к посёлку.

– Какой-то он… – поёжился Серый, поглядев на друга.

– Да пугал нас просто, – беззаботно отмахнулся тот. – Чтобы мы тут не шатались. Не утонули ненароком.

– Ага, – не очень уверенно согласился Серый и вновь поглядел на дорогу, по которой ушёл мужчина. Она была пустынна. – Эээ… ты видел?!

– Что?

– Мужик этот… пропал! – Серый аж вскочил на ноги, чтобы лучше разглядеть окрестности.

– Ну, свернул, может.

– Ага, в лес?! Рыбу там солить? Или в залив уплыл?

Йошка снова заразительно улыбнулся и пожал острыми плечами. Сразу как-то отлегло – ведь есть же друг. Он, если что, в обиду не даст. На помощь позовёт. И вообще, может, правда, у мужика дача тут в лесу. Но смутные подозрения с пузырьками восторга от «их» тайны беспокойным псом свернулись на задворках мыслей.

– Смотри-смотри! – Йошка вдруг толкнул друга в бок.

Посреди залива то там, то здесь прокатывались над водой тускло блестящие на солнце плавники.

– Слоновые акулы, – в глазах друга вспыхнуло веселье. – Они охотятся.

– На кого? – Серый чувствовал себя немного сбитым с толку.

– На планктон. Смотри! Они редко в залив заходят.

– Акулы? На планктон? – не поверил Серый.

– Это же слоновые, они как киты, – не очень понятно отозвался Йошка.

Вечером, стоя в пижаме у окна, с капустным пирожком в руках, Серый спросил:

– Ба, а ты знаешь про царя… как его там? Ну, Короля Лето, или Лета?

– А? – сперва не расслышала та. Потом поджала и без того тонкие губы: – Ой, да кто тебе чушь эту сказал? Дружок твой, что ли? Не бери ты в голову эти старые саамские сказки, лучше кушай. И морсику налей, вкусный морсик получился.

– А люди, которые пропадают?

– Да типун вам на язык! Если бы тут кто пропадал, я б тебя по лесам бегать не пустила.

Уже лёжа в кровати, Серый думал, как там Йошка. Ему-то меньше повезло. Тут хоть дом и деревянный, но двухэтажный и с удобствами. Поэтому, вроде ты и в посёлке, а вроде и в городской квартире живёшь. А вот у Йошки – домик по-настоящему деревенский. Одноэтажный, из потемневшего от времени дерева, с туалетом на улице. И стоит у залива в поморской деревеньке. Друг сам показывал с другого берега. А вот в гости до сих пор не звал. Ну… может, стесняется.

Сам не зная зачем, Серый достал из-под подушки смартфон с трещиной через экран. Вылез в Тик-ток и переименовал свой пустой аккаунт на king.leto. Полусонная мысль проскользнула гибкой рыбой в глубине: «Буду снимать природу. А Йошка пусть говорит про неё. Интересно же говорит».

Но на следующий день Йошка не пришёл.

Его не было на их обычном месте встречи, не было у «штаба», сложенного из лапника и сухих веток. Не было на заливе. Холодное липкое предчувствие поселилось комом в груди. И тогда Серый отправился на другую сторону залива, куда сам ещё не заходил. Не по какому-то запрету или страху, а просто надобности не было. Зато теперь она была ого-го какой! Он ведь, идиотина, даже телефон у друга не узнал. Зачем? Если Йошка сам всегда первее приходил.

Старый домик выглядел нежилым. Тут не было вездесущих кур и другой домашней живности. В окнах, правда, висели белые занавески, но и они казались посеревшими и безжизненными. Калитка, по мнению Серого, скрипнула как-то уж слишком громко. А если он домом ошибся? Что хозяевам говорить? Стало мучительно не по себе. Но реакции, казалось, не последовало.

И только завернув за угол, к крыльцу, Серёжка выдохнул. На поленнице сидел Йошка в старой футболке и тёмных шортах, мусоля ранку на колене.

– А ты чего не пришёл? – он не хотел говорить так, с обидой, но та выходила сама, вместе со страхом за друга.

– Ой, Серый, привет! – тот расплылся в знакомой щербатой улыбке. – А я джинсы вчера продрал. Бабка наказала – запретила со двора выходить. А телефоном я не пользуюсь. Силу воли тренирую. И он теперь сел и включаться не хочет…

– А мы всё равно же номерами не обменивались, – хмыкнул, уже отходя от недавнего страха и обиды, Серёжка. Подумав, примостился рядом с другом. – А я, прикинь, чего придумал!

Угрюмая Йошкина бабушка, выглянув, буркнула что-то на приветствие Серого, но прогонять не стала. И тот решил – раз другу выходить нельзя, значит, они вместе будут сидеть во дворе и болтать. Или даже снимут первое видео. Надо же представить публике будущего великого натуралиста и писателя.

– А знаешь, – вдруг невпопад ляпнул Йошка. – Я через неделю домой уезжаю.

– Почему? – неподдельно расстроился Серый.

– Надо, – отвёл глаза друг.

– Ну и не хочешь говорить, не надо! – обиделся Серый. – Я думал, мы типа друзья.

Йошка вздохнул, снова помусолил ранку:

– Болею я. Да не заразно, не бойся. Но мне в дневной стационар надо. Доктору показаться, лекарство прокапать. Я думал, через месяц только, а им чё-то анализы не понравились.

– А… серьёзно? – почему-то спрашивать «чем» Серый постеснялся.

Йошка по привычке пожал худыми плечами. Потом улыбнулся, но как-то натянуто, без прежнего задора:

– Да норм. Папа говорит «прорвёмся».

Этой ночью Серый увидел странный сон.

Он стоял на лесной тропинке, среди шелеста сосен и глянцевито блестящего под солнцем ягодника. И смотрел вслед уходящему другу. Почему-то в груди тянуло и скребло тяжёлое чувство, что вот-вот, ещё чуть-чуть, и ничего больше не исправишь.

Йошка обернулся и помахал рукой. Луч солнца вызолотил рыжую шевелюру светящимся ореолом.

Серый хотел было побежать за другом, но будто приросшие к мягкой торфянистой земле ноги, не слушались.

«А ты знал, что Лето нужно кормить печеньем с ладони? Здешнее любит овсяное, – вдруг знакомо улыбнулся друг. – А королей на самом деле выдумали. Ну кому, скажи, нужна корона, когда вокруг такое?! И когда друзья».

«Йо-о-ошка-а-а! Не ходи-и!» – крикнул Серый, но понял, что крик какой-то слишком слабый, и вообще он сам очень маленький.

А Йошка большой. Ростом с лес. И одновременно взрослый и мальчишка. И улыбается прямо небом. А из рукавов растут ветки и листья, и птицы вьют в них гнёзда. А позади зелёный плащ, и в его подоле плещутся киты. И солнце горит над головой, как корона. Но совсем не страшно, а тепло.

«Ты что ли Король Лето?» – тянущий ком в груди пропал. Осталось любопытство и немножко восторг.

«Сам ты король! – Йошка снова стал Йошкой, по-детски показав язык. – А пошли на залив ящериц ловить?»

Проснувшись, Серый почему-то был полностью уверен, что теперь нужно делать. Сидя на прогретой трухлявой завалинке рядом с Йошкой, он рассказал про свой план.

– Ну-у… – с сомнением протянул тот. – Это странно. Я же не профессор какой-то. И вообще, говорить для кучи людей прямо из больницы – как-то… как будто я на жалость давлю.

– Странный – это про меня. Я привык уже. А ты – особенный. Ты вон сколько знаешь! И хочешь это прятать? Ну как… как я смартфон под подушкой.

– Всё равно не могу. Глупо это…

Серый продолжал уговаривать всю неделю, хотя дело уже доходило до ссор. Накануне отъезда Йошка чуть ли не со слезами заявил, что не умеет на камеру и вообще боится.

– Да чего тут бояться?! Вот! Сейчас я чего-нибудь запишу.

Он выбрался из их штаба на лесную проплешину, натыкал большим пальцем приложение и выставил перед собой смартфон. Во рту моментально пересохло, руки и ноги стали «ватными», а в груди заныло. Он же сейчас чушь какую-нибудь ляпнет, а все это увидят.

Из шалаша выполз Йошка с покрасневшими от непролившихся слёз глазами. И черничной «кляксой» на подбородке. По кронам пронёсся ветер, скрипнуло сухое дерево, и на ветку села застрекотавшая сорока. Серый вдруг почувствовал, будто ветер у него внутри. И лес внутри. Большой и пахнущий землёй, хвоей, грибами. И улыбнулся. Прямо как Йошка во сне.

– Привет. Я Серый, я вообще ничего про природу не знаю, но я сейчас в лесу. А не на море, как нормальные люди. И мне нравится, представляете? Вот это сорока, и я не могу ничего про неё рассказать. А один мой друг, наверное, сказал бы, что она может достать семечки из десяти тысяч шишек за лето, и что она умеет читать мысли.

– Глупости! – хихикнул вдруг Йошка.

– Вот. Он знает, а я нет. Если вам интересно узнать про природу много такого, чего не знает никто, поставьте, пожалуйста, моему видео лайк. Может, тогда он согласится.

Уменьшить звук фоновой музыки, опубликовать. Всё.

Ощущение леса внутри ушло, оставив ноющий страх, дрожащие пальцы и восторг от содеянного.

Йошка глядел на друга круглыми большими глазами, будто впервые его видел. Где-то в переплетении ветвей солнечно и беспечно закуковала кукушка. Серый убрал телефон, поклявшись себе, что зайдёт в сеть только завтра.

А завтрашний перрон пах мазутом, железом и морошковым болотом, раскинувшимся за путями под серым от набежавших туч небом. Бабушка Йошки сидела в здании вокзала с чемоданом внука, а тот, поникший и взъерошенный, в синей ветровке и зашитых джинсах, стоял рядом с Серым на открытом воздухе.

Серёжка достал телефон, пока друг смотрел вдаль, откуда должен был вынырнуть поезд. Выдохнул и открыл приложение. Замер на секунду и протянул телефон другу:

– На.

Конечно, чуда не случилось. Пара десятков лайков и всего один комментарий. Но зато какой!

«Привет, Серый. Надеюсь, ты уговоришь друга, потому что я очень люблю Даррела, а книжки его уже все прочитала. А лежать в больнице – скучно. Буду за вами следить». Lisa.Elis.

Йошка выдохнул, как-то подобрался и кивнул, возвращая телефон Серому. Из-за туч робко выглянуло солнце, снова позолотив волосы друга рыжим ореолом. И почему-то стало тепло.

Алёна Ершова
«Сударыня-кружевница»

За окном бушевала вьюга, а в избушке было тепло, уютно. В старой печке потрескивали дрова, а в открытой духовке остывали имбирные пряники, отчего аромат расходился вокруг неповторимый, душисто-терпкий, такой, который бывает только в канун Нового года.

Маша вырезала из белой бумаги снежинки и клеила их на окна, а её бабушка, склонившись над валиком, плела на коклюшках кружева.

– Ба, дай мне! – в который раз попросила внучка. – Я уже все-все твои задания выполнила. В комнате прибрала, пряники сделала, ёлку нарядила, окошки снежинками украсила.

– Ну садись, коли так. Да не торопись ты, по схеме иди, вот тут перевить следует, а тут поправить. Молодец.

– Бабушка, а без схемы можно кружева плести? Чтоб рисунок от души шёл?

Старушка вздохнула и погладила девочку по голове.

– Раньше, когда сама сударыня-кружевница мастериц обучала, лучшие из лучших плели кружева, словно рисунок морозом рисовали. Но с тех пор как Метель перестала оставлять узоры на окнах, так и умелицы перевелись.

Маша внимательно переплетала коклюшки.

– А кто она, эта сударыня-кружевница? И отчего больше узоры на окнах не оставляет?

Старушка уселась поудобнее и, не забывая поглядывать за работой внучки, начала рассказывать:

– Давно это было, ещё моя бабка сказывала эту историю. В одной деревне потеряли девочку. Ушла в самую длинную зимнюю ночь в лес за хворостом и заблудилась. Как ни звали, ни аукали, той и след простыл. А девочка забрела в глухую чащу, и так ей страшно и холодно стало, что села она под огромной разлапистой елью и горько заплакала. На улице стоял жуткий мороз. И слёзы её тут же замерзали и превращались в длинные вытянутые ледяные капли. Так бы и проплакала она до самой весны, если бы к той ели не пришли три Зимних брата, три Мороза. Старший был высок и могуч. Длинная белая борода его стелилась до самой земли. Средний суров и статен, синяя ледяная шуба его блестела в лунном свете, словно лёд на речке. А младший оказался краснощёк и улыбчив, его кафтан искрится, как свежий снег на ярком солнце.

– Ты кто такая и что здесь делаешь? – пророкотал старший из братьев.

– Меня Марьюшкой звать. Я заблудилась, – всхлипнула девочка.

– Но ты села под жертвенной елью и теперь пойдёшь с нами, – прозвенел средний из братьев.

– Собирай свои хрустальные палочки, что ты тут разбросала, и ничего не бойся, мы не обидим, – прожурчал младший из братьев.

Девочка подобрала свои слёзки, которые теперь действительно больше походили на палочки с капельками на концах, и зашагала вслед за Морозами. Долго ли, коротко шли они, наконец вышли на опушку. На той опушке домик стоял, ставенками резными красовался. Зашли братья в тот дом да оставили Марьюшку на хозяйстве.

– Ты избу вымети, окошки вымой да покрывало, что в светлице лежит, заштопай, – велел старший из Морозов, – а мы в лес. Стужу зимнюю разгонять, снегом землю укрывать да ребят за щёки пощипывать.

Вот и осталась девочка на хозяйстве. Первым делом за уборку взялась. Схватила метлу и давай пол мести, а с пола снег поднимается, белой вьюгой кружит, серебрит одежду, волосы, лицо девочки. Застилает глаза. Наконец Марьюшка вымела пол, вычистила всё кругом. Утихомирилась метель, улеглась. Забелела светлица. А девочка уже набрала кадку водицы студёной и давай окошки мыть. Окошки ледяные, пальцы так и сводит от холода. Но Марьюшка подышит на ладошки и снова за работу. И вот уже руки стужи не боятся, и работа идёт веселее. Домыла всё, глянула и нарадоваться не может. Зимнее солнце сквозь стёкла светит, всё в доме блестит, переливается, искрится.

Лишь последний наказ осталось выполнить. Взяла девочка покрывало, встряхнула его, расстелила, и аж дышать забыла как. Большое, снежное полотно, дивными узорами выбрано, да вот беда – поизносилось всё, расползлось. И нету у Зимних братьев ни ниток, ни иголок. Призадумалась, как ей быть, потом достала своё веретёнце, с которым никогда не расставалась, вышла во двор, взяла охапку снега, вздыбила его, растрепала и села прясть на крылечке. Руки-то после мытья окошек холода не боятся. Напряла тонких снежных нитей мерено-немерено! Да вот беда – шить нечем. Как дело справить, не знает. Тут выпали из Марьюшкиного кармана палочки-слёзки. Обрадовалась девочка, перемотала на них нитки, прикрепила к пуховой подушке и давай перебирать, перекручивать. Выходит у неё из-под пальцев не узор, а загляденье.

Вечером приходят братья, в доме чистота, полы выметены, окна вымыты, и встречает их не Марьюшка, а белокожая девушка красоты неписаной. Платье на ней серебром искрится, в русой косе снежинки блестят, а на плечах шаль кружевная тонкая. Поразились Зимние братья, порадовались.

А старший и говорит:

– Вижу я, выполнила ты наш наказ. Но скажи мне, удалось ли тебе починить моё покрывало?

Марьюшка поклонилась и подала сложенное полотно. Развернули его Зимние братья, посмотрели, поглядели и не смогли найти ни одного шва. Только кружево белое да морозное. Подивились Морозы, порадовались.

– С таким повоем вся земля до весны спать будет, – молвил средний брат, – но открой нам секрет: как удалось тебе так всё зашить, что ни одного стежка не видно, да ещё и без иголки с ниткой?

Улыбнулась Марьюшка и, поклонившись, подала ещё одно покрывало. Развернули его братья и узнали своё старое истёртое полотно.

– Не серчайте, добрые Морозцы. Я из снега зимнего сплела новый кружевной повой, а этот не годен более землю укрывать, оттого и зимы прошлые малоснежные были.

Младший из братьев рассмеялся, обнял девочку и произнёс.

– Зимы потому и выходили худыми, что ни одна из девиц наказ старшего Мороза выполнить не могла. Ленились да бросали на полпути. Оттого и вьюга не мела, и солнце снег не искрило, и земля голая, бесснежная стояла. Ты, Марьюшка, молодец, справилась. По труду и награда будет. Оставайся с нами, сестрицей названой. Будешь кружева плести да людские окна ими украшать. Метелью летать по белу свету да лучших мастериц мастерству учить.

А Марьюшка и рада согласиться. Так и стали они жить в избе вчетвером. Старший Мороз снегом белым землю укрывает, средний Мороз льдом сковывает, младший искристым золотом украшает, а сестрица, названная Метелью, летает, кружева на окнах плетёт да смотрит, есть ли мастерицы в доме. Если найдёт такую, то дарит ей коклюшки. Да не простые, а волшебные. В них память всех морозных узоров хранится. Такова сударыня-кружевница.

Но годы шли. Постепенно старые стеклянные окошки стали заменять на новые тёплые окна из пластика. На них не остаются узоры, через них не глядит сударыня-кружевница, да и мастериц, умеющих на коклюшках плести, всё меньше и меньше. Скоро исчезнет наше умение, как исчезли зимние узоры.

Маша отложила коклюшки и внимательно посмотрела на бабушку.

– Что ж это выходит, из-за того, что у всех стоят теперь пластиковые окна, Марьюшка теперь учениц не берёт? Не справедливо. Вот я бы пошла к ней мастерству учиться, и коклюшки волшебные тоже хочется. – Девочка мечтательно прикрыла глаза. – Эх, я бы такие узоры плела!

Бабушка мягко улыбнулась.

– Звёздочка моя, так может пришла пора загадать желание? Ведь в самую длинную ночь – Новогоднюю ночь, грань между мирами становится тоньше, а сила Зимних братьев и их сестрицы Метелицы сильнее.

Маша подпрыгнула. Сжала кулаки, зажмурилась, встала на носочки и быстро-быстро проговорила:

– Хочу быть лучшей мастерицей! Хочу, чтоб сама сударыня-кружевница меня плести кружева научила, и коклюшки свои собственные волшебные тоже очень, очень, очень хочу!

Бабушка беззвучно рассмеялась.

– Ладно, егоза, спать давай, утро вечера мудренее.

Маша побежала умываться, по дороге заглянула в большую комнату, где стояла нарядная ель.

«Надо, как Марьюшка, под ёлкой заснуть, и тогда всё сбудется».

Ночью, когда бабушка ушла к себе, девочка подхватила подушку, плед и пошла в большую комнату. Там легла под ёлку и, глядя на мерцающую разноцветными огнями гирлянду, заснула.

В эту ночь все окна в избушке покрылись ледяными рисунками. Девочка, затаив дыхание, смотрела, как плетутся белоснежные узоры на стекле. И всю ночь сударыня-кружевница делилась мастерством, а утром, лишь позднее зимнее солнце озарило комнату, Маша проснулась в своей кровати.

«Неужто всё приснилось?» – испугалась она и босиком бросилась к ёлке. Там, под разлапистыми ветвями, стоял, искрился деревянный ларчик, украшенный кружевом, а в нём лежали самые настоящие, волшебные белые палочки-коклюшки.