Текст книги "Невеста без места"

Автор книги: Наталья Сапункова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА 8
Своя кровь

Ночевать первую ночь предстояло удобно, не в чистом поле и не в веси какой-нибудь дальней, а в княжьем селе Дубаве, где у вериложских князей издавна гостевые хоромы стояли. Дотемна туда и надо было добраться.

– Так не забудь, Огнявушка, о чем уговорились, – шепнула Вельке, усаживаясь в повозку, боярыня Любица, – как нагоним твоего дружка, добудь с него волосков! А ночью все и выясним. В Дубаве в клети какой-нибудь место укромное сыщем, нам много не надо.

Велька была согласна. Теперь чем скорей, тем лучше, чтобы наверняка знать, надо ли тревожиться. Шутка ли, оборотень рядом! Человек в песьей шкуре…

Впрочем, Волкобой ее от других оборотней там, на торгу, спасал.

– А меня заговору научишь? – спросила она тихонько у Любицы.

– А как же, Огнявушка, – махнула та рукой, – мне разве жалко чего для тебя?

Резво ехали, потому что дорога покуда была хороша, и повозки тоже шли быстро, не задерживали. А если бы и впрямь без повозок, верхом только, как кариярцам хотелось, как бы славно они могли помчаться!

Велемил, видно, огорченный холодностью Чаяны, покуда отстал, а та поравнялась с Велькой, поехала рядом. Недолго помолчав, сказала:

– Ты ведь, сестричка, тоже жениха выбрать должна. Не выбрала покуда?

– Со вчера всего ничего времени прошло, – усмехнулась Велька, – нет, не выбрала. Успею, наверное!

– Ты не глядишь ни на кого. Может, они все и думают, что тебе не по нраву, а, Огнявушка?

– Мне, Белица, все по нраву, – ответила Велька, забавляясь, – можешь первая выбрать, а мне – кто останется.

– Ну ты словно глупая! – рассердилась Чаяна. – А Ириней потому меня сторонится, что не хочет другим мешать, недостойно это! Если бы Велемил на тебя тоже внимание обращал, иначе было бы совсем. Да только ты так себя держишь, что им на тебя и глянуть неохота!

Велька посмотрела на сестру и ничего не ответила. По правде говоря, она плохо понимала, что творится в головах у четырех парней, которым надо поделить между собой двух невест. Но… она бы решила, пожалуй, что когда дело касается девиц, то парни друг другу мешать не стесняются, соперничают, стараются девушкам понравиться. А если они так не делают, то или девушка не люба, или другая какая причина есть. Или все не так?..

– Помнишь мое обручье с зеленцами,[31]31
  Зеленец – в данном случае самоцвет зеленого цвета, полудрагоценный камень вроде хризолита.


[Закрыть] что ты себе хотела? – заговорила Чаяна уже не сердито, а тихо и мягко, и улыбнулась. – Если понравишься Велемилу, отдам. Мне оно и не нужно совсем. Что скажешь?

А Велька настолько такого не ожидала, что молчала, не в силах сразу ответить. Постараться привлечь княжича Велемила – за обручье, пусть и с красивыми камушками? Глупость какая. Давать понять парню, что выделяет его из остальных, в то время как она на самом деле никого не выделяет – вот это, пожалуй, и есть недостойно. И притом Велька вовсе не считала, что она, стоит лишь постараться, сумеет понравиться тому, кто до сих пор был к ней равнодушен. Для этого нужно хотя бы быть такой красивой, как Чаяна.

Стук лошадиных копыт позади изменился: кто-то их догонял. Велька быстро оглянулась и хихикнула:

– А за Яробрана мне какое обручье отдашь?

– При чем тут он? – искренне удивилась сестра.

А княжич Яробран был при том, что как раз он поравнялся с ними и поехал со стороны княжны, и уже широко улыбался, готовясь заговорить. Велька ударом коленей послала кобылу вперед, оставляя сестру и княжича одних. Убежала. Может, Чаяне это не понравится, но и ей, Вельке, не нравилось быть при них третьей.

Всякий, кто имел глаза, наверное, решил бы: Велемилу и Яробрану очень по душе княжна, Горибор к ним обеим безразличен, а Ириней сердит, и как будто на Вельку, а может, еще на кого.

Но ведь Велька не виновата, что оказалась княженкой! И не обещала она ничего княжичу Иринею, наоборот, все сбежать поскорее старалась. А что не нравится она никому… ну, может, Иринею самую малость… это и лучше. Можно пока спокойно ехать и не ломать себе голову, кого из них ей хочется в мужья.

Да никого больно-то не хочется.

Ириней с Горибором выехали к ним из леса, когда солнце уже наполовину вниз скатилось – далеко отъезжали, видно. С ними были полдесятка кметей-кариярцев и Волкобой, а перед седлом у Горибора лежала убитая косуля. Обоз встал, боярин Мирята подъехал к блудным княжичам первый, принялся что-то выговаривать, Ириней смеялся, отвечая. А Волкобой подбежал к Вельке, прыгнул, Званка заржала и шарахнулась в сторону, испугав соседнюю лошадь, кметь, что на ней ехал, ругнулся и плетью хлестнул пса…

Нет, не хлестнул, промахнулся, кончик плети прочертил по пыльной дороге. Не досталось Волкобою, повезло.

Боярин Мирята был близко и видел, подъехал насупленный.

– Ты бы велел взять пса на ремень, боярин, – кметь говорил виновато, знал ведь, что к собаке этой у кариярцев отношение особое, – лошади молодые есть, понесут еще. А ну как э… боярышня Огнява покалечилась бы?

Волкобой стоял в стороне и виновато помахивал хвостом.

– Надо будет – и велю, – сердито на него глянув, пообещал боярин и поскакал в начало обоза.

Немного позже Вельку, которая снова ехала рядом с Чаяной, догнал Ириней.

– Огнява, значит, – он коротко мазнул по ней взглядом, – а тебе подходит, хоть не такая ты и рыжая! – и тоже уехал вперед.

Чаяне он ничего не сказал и даже не взглянул на нее никак. Велька искоса, с некоторым чувством вины – кто знает, за что! – посмотрела на сестру, та сидела в седле прямо и с величавым спокойствием, как истинная княжна.

А Волкобой – тот подевался куда-то до самой Дубавы-веси.

До сумерек они успели. Ждали их в Дубаве, все уж готово было, и на столы собрали богато, весь двор ими перегородили, и банька горячая стояла. За столом ничего нового: Ириней сел подальше, с кметями, смеялся там, спорил громко, далеко было слышно. Велемил с Яробраном в очередь развлекали Чаяну беседой о всякой всячине и быстро ей надоели, она еле скрывала досаду. К счастью, долго засиживаться боярыня Милава Воевна не дала, увела подопечных наверх, в горницу, приговаривая, что спать-отдыхать пора, утром вставать рано.

Дубавские хоромы были много меньше, чем в Верилоге. Княжны и ближние боярыни разместились в одной горнице на лавках, девкам-челядинкам тут же на полу тюфяки положили. И уже спать бы, да уговор с Любицей остался неисполненным. А волосками со шкуры Волкобоя разжиться так и не удалось.

Любица руками развела, шепнула, что ничего, успеется. Но Вельке не терпелось. Сон сморил женщин на удивление быстро, наверное, последняя перед отъездом ночь у всех выдалась беспокойной. Когда старшая боярыня задремала, княженка тихонько встала, набросила верхицу. Любица тоже не спала, приподнялась на локте, Велька ей рукой показала – жди, дескать, я скоро. Вышла тихо, дверь не скрипнула.

Мужчины все разместились внизу, кто на лавках, кто на полу, многие кмети на дворе легли кто где, а некоторые еще сидели за столами. Стемнело уже, половину столов убрали, на те, что остались, ключница распорядилась лампады масляные поставить, и еще костер во дворе зажгли. Вокруг лампад мошкара так и вилась, да кому это мешало медами угощаться? Вилась мошкара, мотыльки ночные, некоторые рядом валялись, на столе, опаленные, мертвые. Велька поежилась. Пламя и ее тоже манило, ласкало словно, когда осторожно касаешься, а задержишь руку у пламени – обжигало больно. Как же иначе. Суть пламени в этом. Зазеваешься – и волхвовку огневую съест, как простую девку, как любого человека. Велька умела пальцами без огнива пламя зажечь, и все равно его опасалась.

Боярин Мирята у края стола сидел, пустую чашу в пальцах перекатывал, задумался о чем-то. На княженку глянул, вздрогнул:

– Чего тут бродишь, душа-боярышня? Случилось чего?

– Все хорошо, ничего не случилось, – поспешно заверила Велька.

А пса нигде не было.

– Я Волкобоя ищу, не видал ли ты его, Мирята Ведении?

– А небось дрыхнет уже где-нибудь, неслух! – махнул рукой боярин, усмехнулся по-доброму. – Спать иди, боярышня. Нечего тебе одной в потемках по двору ходить. Заплутаешь еще.

Велька могла бы ему сказать, что это терема ее отца и она тут не впервой, уж как-нибудь не заплутает, хоть и в потемках. И впрямь, она уже сюда приезжала с князем и жила дней по нескольку. Места тут хорошие, рыбные ловли рядом дивные просто, да и кабанов в лесу, наверное, немало гуляет – прошедшая зима не студеная выдалась, и желудей было много.

– А пойду я провожу боярышню, Веденич, – откуда-то из темени выступил Ириней, – до самой светелки доведу, поберегу, а то, и верно, не заблудилась бы.

– А, ну да. От таких обережников красных девиц только и беречь, – хмыкнул боярин и отвернулся.

Больше прекословить не стал. Зачем? Все одно она невеста, ему или братьям, вот пусть парни между собой и рядятся. Кто не оплошает, тот и молодец, в самом-то деле. А Ириней не дитя малое, понимает что к чему. Старшего своего они уважают и дорогу ему преступать не станут. К тому же он, боярин, при мамках да служанках княжнам точно не нянька.

Ириней пошел следом за Велькой, близко пошел, но ее не касаясь. Через клеть, где со всех сторон уже раздавался богатырский храп, до лестницы, и по ступенькам скрипучим наверх. И не замечалось вроде раньше, что ступеньки так скрипят! Над ними, высоко – окно, свет из него льется лунный, то есть такой, с каким мудрено что-то разглядеть.

На середине лестницы Велька внезапно остановилась, извернулась ловко, чтобы с княжичем не столкнуться. Повернулась к нему. Тот замер, удивленный, но тут же улыбнулся, бровь приподнял:

– Что такое, Огнявушка? Никак поцеловать меня решила, чтобы спалось слаще? – пошутил.

– А поговорить – можно? – сказала она тихонько, так, чтобы ни сверху, из горницы, не услышали, ни снизу.

– Лучше бы поцеловать, – он с усмешкой опустил взгляд и тоже голос понизил: – Но давай поговорим, отчего же нельзя.

– Э… вот что, княжич, мне интересно, – неловко все же было княженке такие разговоры разговаривать, – ты меня в меньшицы звал. Зачем-то. Звал?

– Звал, – не стал отрицать княжич, – и знаю зачем. Ты тоже небось знаешь, зачем девок в жены берут.

– В меньшицы, – уточнила Велька, – в старшие жены я тебе не нужна, да? Не слишком нравлюсь? Или просто у тебя нареченная есть… ну… то есть обещался уже кому? Я хочу сказать – есть у тебя уже княжна?

Прямо спросить, почему он на них с сестрой смотреть не желает, она, понятно, не осмелилась. Получается, то же самое и спросила, только исподволь. А почему вообще заговорила – так жаль было случай упускать. Лучше уж понимать, что происходит. А то Чаяна ей обручья драгоценные сулит за одну только надежду Иринею понравиться.

Ириней не сразу ответил. Велька к темноте попривыкла и видела, что глаза его блестели и что он улыбался.

– Глупенькая ты, – сказал Ириней, и только.

– Когда-нибудь поумнею, – ответила она, чувствуя, как щеки от досады жаром налились… а может, и еще отчего-то, – еще постарею и зубы порастеряю, – и хотела уже убежать, но он поймал за руку, задержал.

– Погоди, лиса моя распрекрасная, – сказал он, – расспрашиваешь вот, а скажи, ты сама-то хочешь моей княжной быть? Мне женой? Моих детей матерью – хочешь?

– Какая разница, что я хочу! – воскликнула Велька, позабыв на миг, что тихо надобно разговаривать. – Меня родители вам отдали, я еду, чтобы замуж выходить. Ты про себя ответь!

– Ответить, есть ли у меня нареченная? Отвечаю: нет. Никому не обещался. Впрочем, это отцу забота, с кем решит родниться, оттуда и сосватает. Из Верилога вот он очень уж невестку хотел, а получит аж двух. Тебе-то самой из нас кто больше по нраву?

– Не знаю я, – Велька отвернулась.

– Ну, а коли не знаешь, то и разговора нет. Я себе могу холопку купить, полонянку, да хоть не одну, серебра у меня хватит. Ей тоже разницы не будет, под чье одеяло ложиться, сделает, как велят. Поняла, о чем я?

Велька молчала, и княжич, снова взяв ее за руку, сказал мягче:

– Ты не торопись. Никто ведь не понукает, не принуждает быстрее решать. Дорога у нас впереди долгая, знай думай да присматривайся. А если в Карияре захочешь мне обручье отдать, я возьму. Раньше не надо. Поняла, лиска? Дома, в Карияре.

Она кивнула – поняла.

– Пришлась ты мне по душе, лиска. Но у тебя нынче в сердечке другой, не я. Или ошибаюсь?

Велька только головой покачала, растерянная, сбитая с толку:

– Прости, княжич. Доброй ночи тебе, – и побежала наверх.

Около плотно притворенной двери в горницу остановилась, оглянулась: Ириней спускался, уже внизу был. Он оглядываться не стал.

Поговорили. Лучше бы ей не затевать таких разговоров! И что же, надо было сказать, что, дескать, сестре-княжне ты, княжич, очень уж по нраву, и не приглядеться ли тебе к Чаяне? Глупо было бы. Ведь он только что сказал, что обручье у нее в Карияре возьмет, если она захочет отдать. То есть он сначала подождет, не уговорит ли ее еще кто отдать обручье, а если не случится этого, сам попросит? В последнюю очередь? Обещался он ей, получается, вот так странно?

И как же это понимать?

А рука у княжича Иринея сильная, жесткая, мозолистая, как у всякого воина. И опять Венко вспомнился, у него руки такие же были. Это понятно, купец – он на всех дудках игрец, сам товар свой скупает, сам возит и торгует, и защищает его тоже сам от всех лихих, кто захочет позариться. Редко какой купец меч не носит или по молодости не носил, когда еще недоставало мошны[32]32
  Недоставало мошны – не хватало средств. Мошна – мешок для хранения денег, большой кошель.


[Закрыть] хорошую дружину охранную нанять.

Какое-то время Велька постояла у двери, успокаиваясь. Мысли прояснялись. Что ж, как вышло, так вышло, утро вечера мудренее. Только у них ведь с боярыней Любицей дело есть, на вечер нынешний как раз, а не на утро.

Огляделась она, раздумывая, где Волкобоя поискать. И тут ворчание услышала, тихое совсем, встрепенулась – здесь, рядом, да вот же…

Чуть в стороне от двери на соломе лежал пес и смотрел на нее – зеленоватый блеск глаз она сразу увидела, потом уже темные очертания его тела. Подошла, присела рядом, погладила.

– Волкобоюшка! Ты тут, надо же. А я ведь тебя искать пошла. Доброй ночи хотела пожелать. Не обидели тебя сегодня, а? Ты умный пес, осторожный, я знаю, а вон как вышло…

Лукавила, лукавила княженка. Не затем ведь искала, чтобы доброй ночи желать…

Волкобой в ответ ее в ладонь лизнул, как нередко, а понял ли? Точнее, все ли понял? Если оборотень – все, и еще мог подслушать, о чем она с Иринеем секретничала. Если обычный пес… да что она, княженка, знает об обычных псах? Чего они понимают, а чего не понимают? Не знает она этого. Собаки – твари бессловесные, это одно известно, а точно ли они мыслят хуже людей? Вон сколько басен сложено про то, как звери умнее иных людей бывают…

Теребя шерсть на загривке у Волкобоя, Велька дернула посильнее, еще раз – и готово, остались шерстинки между пальцами. Должно хватить.

Она вернулась в горницу, тихонько прошла между спящих к своему месту, стряхнула собачью шерсть в платочек, завернула. Любица лежала одетая и волосы, уже было заплетенные на ночь, опять повоем закрыла – приготовилась сразу выйти. Вельку услышала, тут же села на постели.

– Огнявушка, получилось? Пойдем?

– Пойдем…

Но сначала Велька взглянула на сестру – Чаяна сладко спала.

Боярыня Любица прежде в Дубаве не бывала, так что Вельке сподручней было сообразить, где в такой час местечко подходящее, укромное, найти. Здесь же, сбоку от горниц, чуланчик был маленький, туда и отправились. Когда выходили, Волкобой встрепенулся, Велька ему пальцем погрозила – не ходи за нами! Послушался пес, лег обратно.

В чулане тесно было, пыльно, корзины стояли у стены пустые, и светец с кучей лучины под ним, и скамья с прялкой – не иначе, провинившихся девок здесь запирали, да не просто так, а с работой. Но княженке с боярыней не с лучиной же возиться!

Любица огарок припасенный на скамью поставила, Велька зажгла, пальцами щелкнув, руку рядом подержала – пламя поднялось высокое, ровное, яркое.

– Смотри, Огнявушка, – у Любицы тоже был платочек, в нем прядки волос.

Она взяла черную, блестящую прядь.

– Это мне Тамир подарил, он… старший брат был в семье оборотней, его волосы. А это Яруны, его сестры, – Любица показала прядь светлее. На прощание на всякий случай дали. И мою взяли. Когда замуж меня увозили, – Любица улыбнулась чему-то.

– А на всякий случай – это на какой? – не удержалась Велька.

– На всякий. Оборотня по волосам не только опознать можно. Можно и позвать.

– Понятно…

И подумалось отчего-то Вельке, что Тамир этот, может быть, молодой и красивый парень, которому вовсе не хотелось отпускать на сторону, куда-то там замуж, свою боярышню. Но делать было нечего, родители решили, не отдавать же им было дочку за оборотня из своих служилых, если можно за знатного боярина отдать..

Подумалось, но вслух не сказалось. Если правда, говорить о таком нечего, а если неправда – и подавно не надо.

Она спросила:

– А эти оборотни ваши, они были кто? В смысле – какие звери?

– Волки, – ответила боярыня спокойно, как о чем-то совсем обыденном, – отец у них огромный такой был волк, сильный, на спине своей меня катал, маленькую еще. Я не боялась. И кому попало такое не показывали, люд у нас все же к оборотням непривычный. Тамир с Яруной никогда при мне не оборачивались, но они тоже умеют, я знаю. А бабка их не умела. Ну да ладно. Смотри, Огнявушка, ты же хотела. Это мои волосы, нынче с гребешка сняла, – боярыня вынула комочек волос, четко сказала несколько слов и поднесла волосы к пламени свечи.

Они быстро и ярко вспыхнули и сгорели, обычно сгорели.

– А волосы Тамира… вот… – она отделила немного от прядки, повторила заговор, и…

Эти волосы тоже вспыхнули быстро и ярко, но пламя по краям было зеленым.

– Видела разницу?

Велька кивнула. Да, зелень в пламени была заметной, не обманешься.

Она достала шерсть Волкобоя, бережно сложила все волоски, отдала Любице. Та опять произнесла заговор, сунула шерсть в огонь…

И ничего. Быстро вспыхнули волоски и сгорели, и никакой зелени.

– Ну вот, понятно все. На нет и суда нет, – бодро сказала Любица, но выглядела она при этом разочарованной.

Волкобой не оборотень, значит. Просто пес.

Скрипнула дверь.

– Это что же вы тут затеваете, мои голубушки? – боярыня Милава Воевна сонно протирала глаза, но уже была рассержена.

– Да мы… я сейчас… мы проверить хотели, сейчас объясню, – Любица быстро сложила и сунула за пояс свой платок и подбежала к старшей, тихо с ней заговорила, выводя из чулана.

Велька осталась. Не сумели они по-тихому дело сделать, вот ведь! Но и страшного ничего не случилось, разве что Любице придется объясняться с Воевной. Объяснит, ничего…

Велька повторила про себя слова заговора, потом еще раз. Вроде запомнила, нет ошибки, а память у княженки всегда была хороша, бабка Аленья куда большие словесные вязи запоминать заставляла, даже произносить иные следовало не просто, а по-особому. А тут совсем простой заговор, язык только чужой. Записать бы. И попробовать. Жаль, что волос оборотня Любица не оставила, без них как проверишь, как получилось, удался ли обряд?

Не успев подумать, Велька перекинула на грудь собственную косу, слова те сказала и поднесла к пламени кончик косы, он ярко вспыхнул.

Конечно, это забава опасная – свои волосы жечь, и любая девка больше всего стережется попасть косой в огонь, волос ведь лишиться – хуже быть не может. Да и горят волосы быстро, а ну как не погасишь! Но Велька, волхва огневая, такого не опасалась, она любое небольшое пламя погасить могла, когда нужно и в мгновение ока.

Она и погасила. Только вот успела заметить, что огонек на ее волосах, сначала обыкновенный, вдруг полыхнул зеленым.

Волосы оборотня были в ее, княженки вериложской, собственной косе.

Так и стояла Велька какое-то время, не в силах поверить – да было ли это? Не приснилось? Они ведь пришли сюда про Волкобоя выяснять, оборотень он или нет. А вышло, что она сама – оборотень?!

Еще повторить, что ли?

Велька не стала. Видела она, точно видела, не обманулась. Не сумасшедшая она, и глаза пока не подводили.

Видела.

А ведь с нее бы сталось и при Любице это проделать, вот бы та удивилась. Недаром бабка учила, что любые обряды абы как, случайно нельзя творить, правильно учила. Но это дела не меняет. Хоть не видел никто – хорошо.

Велька в горницу не пошла, спустилась вниз, в клеть, оттуда переходом прошла в кухню. Там еще возились стряпухи, тесто месили на завтрашние пироги, крупу мыли на утреннюю кашу: столько людей вовремя накормить – это немалая работа. Княженку не узнали, и она тоже никого.

– Хочешь чего, боярышня? – окликнула ее одна из стряпух.

– Нож дайте, – попросила Велька, удивленная стряпуха протянула ей нож, предварительно вытерев его ветошкой.

– Спасибо, – Велька отсекла ножом опаленный кончик косы, нож вернула, а волосы бросила в печку, на горящие угли, они тут же сгорели. Обычным пламенем сгорели, конечно, потому что без заговора.

А как же. Разве можно волосы где попало ронять. Это и сглаз легко заполучить, и порчу, и еще много чего. Только сжечь или в воду бросить. Бабка Аленья считала, что сжечь надежнее, ну да она во всем огню больше доверяла.

Удивленным женщинам Велька пояснила:

– Случайно опалила.

– Как можно, девка, косу не беречь – без жениха остаться, – попеняла та, что нож давала, уже сомневаясь, точно ли это к ним пришла боярышня. – Как там княжна с княженкой? Правда, что ли, им женихов на выбор дали? Да еще красавцы какие, всем бы такое счастье!

– Правда, – признала Велька, – они и выбирают, ночей не спят, чем им еще заняться-то?

– И то верно, – некоторые засмеялись, а княженка поторопилась уйти.

Во дворе уже мало кто остался, все спали кто где.

– Огнявушка! – окликнули Вельку с крыльца. – Да иди уже спать, чего бродить-то ночью духом неприкаянным! – это была Воевна в наброшенном на голову платке и без обычного ее самоцветного очелья, так что сразу в потемках и не признаешь.

Боярыня уже не сердилась, напротив, была весела, хоть продолжала притворно хмуриться.

– Ну вы и учудили, распрекрасные мои, – качала она головой, – это же надо, и чего было еще дома волхве не довериться? Мимо Даруны нашей ни один оборотень не проскочит. Да батюшке вашему надо было о страхах своих порассказать, он бы вам любого оборотня из шкуры вытряхнул. А вы сами ворожить! Нет, я не против, конечно, что вы у меня девы такие умелые, но в дальней дороге, без пригляда, – можно разве? А тебе и вовсе беречься велено!

Велька только глаза опустила. Верно, предупреждал батюшка, да не привыкла она в таких делах разрешения спрашивать, особенно у боярынь! Все, что по силам было, ей позволялось.

– А батюшка ваш все уже и сам проверил, – понизила голос боярыня, – давно о том же подумал. Раз позволил псу этому с нами быть, значит, можно.

– Что он проверил, что узнал?

– Меня там не было! – развела руками Воевна. – Но за Даруной он посылал, знаю. Беспокоился, что псина страшная его меньшой дочке проходу не дает.

Велька не сдержалась, засмеялась.

– Какая псина страшная? Да он-то чисто телок ласковый!

– Это с тобой, – заметила боярыня и продолжала: – А к Чародею в лес князь сам ездил, вот пару дней как! Вернулся довольный. И у меня от сердца отлегло. Если на хорошую долюшку, так хоть год вас везти согласна, куда скажут! А вы не бойтесь, вас так берегут – и волоса не уроните!

Велька прикинула, сколько потеряла в длине нынче ее коса, и опять улыбнулась невесело. А Даруна, стало быть, оборотничью суть видеть умеет. Что же тогда она про нее, княженку, думает? Или ей просто в голову не приходило в княженке оборотня искать? А уж бабка и подавно должна была знать, и как могла в таком случае не сказать ей, Вельке? Полагала, что никогда у нее не будет случая это прознать?

Одни вопросы, а ответов не найти.

– Спать, спать пойдем, – боярыня обняла княженку, подтолкнула к дверям, – ох, забота моя! Правильно, тревогу надобно развеять, но не тайком же, не в темном чулане! Мне надо было сказать! Я как-никак за вас отвечаю перед князем и княгиней!

В горнице свеча горела, девки перешептывались, подталкивая друг дружку локтями, Любица сидела на своей постели и поглядывала на Вельку виновато, Чаяна только сладко спала. Велька тоже легла, Любица между делом подошла, будто подушку поправить, шепнула:

– Я ей немного сказала. Ничего.

Значит, повинилась только в том, что они в Волкобое оборотня заподозрили. Секретов не рассказывала, про заговор и про друзей своих оборотней. И правильно, потому что Вельке отчего-то показалось, что про их с Любицей искания ночные все наутро знать будут. Не в том дело, что Воевна любит поговорить, а в том, что она явно случившееся важным не посчитала, скорее забавным, и даже немного одобряет!

Что же, все, что про Волкобоя, на самом деле и неважно, и забавно/Об этом и забыть можно. А вот про нее, про княженку Велью Велеславну…

Она ведь, между прочим, со своей кровью и своей сутью уже шестнадцатый год живет, и ничего, довольна вроде! Шерсть нигде не растет, волосы в косе от самых обычных не отличишь, клыков не видать, когтей тоже вроде не замечал никто. Может, и дальше хорошо будет?

С этой мыслью Велька и заснула, и спала крепко, без снов, но проснулась рано, только рассвело за окном. Сразу все вспомнила. Утро, значит, настало, то, которое мудренее. И спать больше неохота. Она оделась, косу переплела и тихо, стараясь не разбудить никого, вышла из терема и села на крыльце, на нижнюю ступеньку.

Утро начиналось славное, небо голубое было, чистое, и дышалось так легко. Хорошо! Крыльцо у терема высокое было да широкое, над ним тесовая крыша, ее столбы толстые, резные держат, на столбах тех птицы дивные вырезаны. Дубовые доски ступенек прохладные после ночи и от росы влажные чуть. А по углам, на стенах прямо и по наличникам плотники зверей резных пустили, и каждый зверь на других не похож. Не первый раз Велька на них глядела, а видела – в первый.

Как, интересно, в Карияре дома строят? Будет ли ее новый терем так же красив, как на отцовском дворе в Верилоге?

– Ну, ты и впрямь не лиска, а дух неприкаянный, – Ириней откуда-то взялся, стоит, усмехается, – бродишь тут, когда девкам положено самый сладкий сон видеть.

– Не привыкла я долго спать.

– Я тоже. Сесть рядом позволишь?

– Сядь, – пожала плечами княженка. – А ты прямо вездесущий, княжич, все знаешь, все слышишь, хоть не видно тебя.

Ириней сел, не то чтобы совсем рядом, на коне между ними проехать можно было бы. Ответил:

– Чтобы вас с боярыней вчера слышать, не духом надо быть, а вон там под крыльцом сидеть, как я сидел.

– Все услышал?

– Да немало. Не спалось мне, уж прости.

Помолчав немного, Велька сказала:

– Спросить можно? Так, чтобы ты не говорил об этом никому.

– Не скажу. Поклясться могу, хочешь?

– Не надо клясться, обещанья мне хватит. Скажи, княжич, почему ты меня звал то белкой, то лисой? Похожа, что ли?

Венко, кстати вспомнить, ее в лесу тоже лиской звал, верно ведь? И еще он сказал, что она арья, народ такой в Лесовани живет, и что он, Венко, вроде в ней рысью кровь разглядел, но мог и обмануться.

– Сам не знаю, – Ириней улыбнулся. – Не похожа, нет, а звать тебя так хочется. Теплая ты, светлая, золотая, маленькая, так бы под рубаху и спрятал. Не сердишься за такие слова?

– Нет…

Вовсе не такой уж маленькой уродилась Велька, хотя, верно, Чаяны пониже на полголовы, и больше не вырастет. Она уже взрослая.

Она удивленно поглядывала на Иринея и больше говорить не решалась. То, что он сказал, было вовсе не ответом на ее раздумья, а чем-то совсем другим, и к этому другому ей не хотелось лишний раз приближаться, трогать. Не готова она пока, нельзя.

Ириней подождал и заговорил сам:

– Ты о чем-то спросить хотела? Что тебя тревожит? Я клянусь, чтоб мне головы не сносить, никому ничего не скажу. И под крыльцом никто не валяется, я уже проверил.

– Ты понял, о чем я с боярыней говорила?

– Как не понять. Да и парни уже мои пересмеиваются, какая-то из ваших девок одному из них на ушко шепнула. Ты с боярыней своей Волкобоя нашего испытывала, не оборотень ли. Успокоилась? Не оборотень?

– Не оборотень, – согласилась Велька.

– Зря волновалась. Не стали бы мы тайком к вам оборотня везти, разве у вас волхвов знающих нет? Да отец твой нас бы прогнал, дай ему только повод, обижен ведь он, что против своей воли вас отдает. И невольно не могли, сами бы быстрей вас поняли, что к чему. Мы оборотней лучше знаем. Не бойся, не будет вам ни опасности, ни обиды.

– Я поняла уже, – кивнула Велька, – тут в другом дело. Боюсь говорить… да ладно. Молчать тоже не хочу. Мы поняли, что он не оборотень, да только я… я случайно заговор к себе применила. Я сама… наверное, был оборотень среди моих чуров, кто именно – не ведаю…

Ириней молча смотрел на нее и улыбался.

– Если мне нельзя… хочу сказать, что если не нужна такая невестка вашему отцу, то ты скажи, я не поеду. Верните меня обратно. Я и сама уехать могу, тут недалеко еще.

Ириней прервал ее, все так же улыбаясь.

– Ну да, и впрямь. И тати у вас по лесам не бродят вовсе никогда, и никто даже не взглянет в сторону отважной такой богатырши на кобыле за много-много гривен. Тебя разве только в рогожу[33]33
  Рогожа – ткань из волокон рогоза, дешевая, грубая материя, используемая для мешков и т. п.; одежда совсем бедных, нищих.


[Закрыть] одеть да клюку дать… и то не дойдешь.

– Я дойду, я волхва, умею злое обходить, – заверила его Велька с улыбкой.

От его шутки ей стало легче на душе.

– Узнала, что оборотничья кровь в тебе, и испугалась. Это все, лиска?

– Все. Мало?

– Это даже не мало, а вовсе ничего. Ты одна это узнала, больше никто?

– Никто.

– Вот и хорошо. И не пугай своих наседок, они к такому не привычны. А вот я… мы, точнее, наоборот, привычные. Говоришь, сама умеешь распознавать. Тебе что для этого надо?

– Волосы.

– Ага, понял, – он быстро выдернул из-за пояса нож, сгреб в ладонь свои волосы и отхватил прядку, протянул Вельке, – на. Проверяй, я тоже посмотрю.

Велька взяла прядь, опасливо оглянулась на дверь в терем, нет ли кого, мысленно и почти уже привычно проговорила заговор и подожгла волосы. Они вспыхнули сначала обычно, а в самом конце полыхнули зеленым.

Она изумленно подняла взгляд на Иринея. Тот глядел весело.

– Вот видишь. У меня самого есть чуры-оборотни. Да не кто-нибудь, а князь рысий, рыси его до сих пор почитают. Деда моего, в смысле. Оборачиваться не могу, кровь сильно разбавлена. Да у деда и другие внуки, что в Лесовани живут, не все оборачиваются. В весях у оборотней разве только каждый пятый звериную личину имеет. Тебя ведь тоже никогда не тянуло… ну, перекинуться. Ты не оборотень, а так, восьмушка от него, или не знаю – четвертушка?

– Тянуло ли меня? Да я не представляю, как это бывает.

– Вот видишь. Княгиня кариярская, моя матушка, с рысиной кровью, так что отец и против невестки ничего иметь не будет, уж поверь.

– Э… понятно. Спасибо, что объяснил. – Велька потерла лоб ладонью.

Она такого не ожидала, конечно. Волкобой оказался ничуть не оборотнем, а вот кариярские княжичи, как и она сама, – оборотни, хоть и малость.