Текст книги "Брежатые. Тайна пшеничных лабиринтов"

Автор книги: Наталья Саблина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Пролог

Быть может, вам случалось оказаться в пшеничном поле одному – в просторе высоких и зрелых колосьев, идущим вперёд наугад?

Солнце клонится на закат, ветер разносит по воздуху еле слышный шелест. Постепенно он превращается в шёпот. Колосья покачиваются и медленно сливаются в единое живое золото. Похрустывает под ногами сухая трава, и начинает казаться, что в поле кто-то есть. То здесь, то там в пшеничных прогалинах возникают странные длиннорукие и длинноволосые существа, похожие на людей. Но все же это не люди…

Глава 1. Власу́ница

Из маленького зёрнышка взошёл росток. Потянулся ещё тонким, но прочным и упорным стеблем к свету, набирая золотистый отлив и утолщаясь в пшеничный колос. Длинные ости-волосы, как струны, вытянулись к небу, и колос стал похож на царский венец. Так величаво он простоял несколько мгновений, любуясь сам собой в странно выкошенном пшеничном поле. Вольный полевой ветер склонил его в женскую руку, и тонкие пальцы выдернули из колоса прочь длинную пшеничную ость.

– Обернись, Вере́́́я, – произнёс властный голос, принадлежавший женщине с пышной копной русых волос, ниспадавших к земле и устилавших огромную прогалину в центре необычного поля. Колосья внутри него полегли кругом, однако по сторонам открывались входы, ведущие в пшеничный лабиринт.

Глаза женщины скрывала красная холщовая повязка. Женщина вскинула левую руку, перебирая тонкими пальцами, она словно ощупывая воздух. Пока не наткнулась на косу девушки, стоявшей к ней спиной. Коса та, перевязанная белой лентой, спускалась до самой земли.

– Распускай волосы! – сухо велела женщина. Она небрежно поправила высокий ворот красного платья расшитого золотой нитью. Царская одежда была под стать её строгому лицу с точёным, благородным профилем и немного растянутыми тёмно-розовыми губами.

– Я жду! – вскрикнула она и резко занесла над головой несчастной руку. Пшеничная ость в одно мгновение обернулась жёлтой стрелой и взвизгнула в пальцах длинноволосой правительницы, оцарапав ей палец, – из мизинца выступила золотистая кровь.

– Мне боязно, царица! – содрогнулась несчастная.

– Та́йники, – надменно произнесла длинноволосая, задрав властный подбородок, убедили меня в том, что именно ты, Верея, среди всех власунов станешь пого́дницей.

Я размолвилась с советниками, оттягивая как можно дольше этот момент, сомневаясь. И если они ошиблись, и Царский колос пропадёт зря, – она сжала в пальцах заветную стрелу и стиснула зубы. – То, нам снова придётся ждать целый год! Понимаешь?!

– Я никогда не хотела стать пого́дницей, царица, – робко повернулась к ней Верея. – Поверьте, мне не нужен ваш перст…

– Не хотела?! – возмутилась слепая. – Конечно! Никто не хочет брать на себя эту тяжкую ношу! – прокричала она, и тут её волосы взмыли в воздух широким парусом, затенив само солнце. Они пошли волнами, извиваясь, как живые.

– Видишь, что я могу?! – торжествовала она, раскинув руки.

– Вижу, я вижу, царица Ялань, – робко сказала Верея, присев на корточки.

– Так вот, – уже тише произнесла та, и опустила длинные власунские руки.

Волосы царицы послушно осели, спрятавшись, как маленькие ужи в пшеничных прогалинах. Повисла пауза, но Верея всё не отводила взгляда от женщины, ожидая её решения.

– Cкажу тебе честно. Я с трудом подчиняю вихри. Они стали тёмные, с чёрным сором, несущие смрадный дождь.

– Не понимаю, – распахнула свои огромные голубые глаза Верея. – Какой битве, царица?

– Мне нужна преемница! Пого́дница! – сердилась ворожея. – Нам нужно испытать тебя, как можно скорее, как бы я не сомневалась. Я слепая, понимаешь! Слепая! И силы мои на исходе, – с горькой досадой говорила она и, приблизив своё лицо к девушке, сорвала красную повязку, подняла веки. Верее открылись ужасные, потрескавшиеся глазницы, мутные, как прогоревшее стекло!

– А-а-а! – отшатнулась девушка и метнулась в пшеничный лабиринт. Затаилась. Но сердце её билось, как сумасшедший бубен в руках шамана.

– Моя нянька, – донеслось до слуха юной власу́ницы, – и первая Уба́я видела, как твои волосы шевелятся. Тайники тоже указали на тебя. Впервые за сто лет появилась надежда, что наконец-то в Златополье выросла преемница. Благодея – в опасности. Так что твой страх не в счёт! – громко вскрикнула царица. – Ты должна подчиниться воле власунов!

Верея прижалась к земле. Мысли, как малые птахи, метались в голове власуницы.

«Выходить нельзя, – решила про себя Верея. – Затаюсь и буду лежать. Ведь она слепая, не найдёт. А я так не хочу. Не хочу ослепнуть. Страшно, как страшно стать такой же».

Ялань вскинула перед собой руку, на которой поблёскивал лучистый перстень. При этом один из локонов царицы медленно распрямлялся, двигался вперёд, удлинялся и будто поводырь искал дорогу к спрятавшейся в поле.

Через несколько мгновений Верея услышала хруст смятых колосьев. Подняла голову. Перед ней стояла Ялань! Её страшные глаза… были уже укрыты повязкой. У ног царицы извивалась змейкой русая прядь.

– Но, если я не погодница, – пробормотала Верея сквозь слёзы и поднялась с колен. – После испытания мои волосы усохнут и вовсе перестанут расти. Никто во всей Благодее не знал такой участи.

– Ничего. Я тебя не брошу, – прервала её царица. – Возьму тебя власовязкой.

Ялань развернула девушку спиной к себе. Не дав ей опомниться, повелительница резко вонзила стрелу-колос в толстую косу Вереи.

– Я долго сомневалась в тебе, – призналась царица, отступив назад. – И если бы не последние знаки, наверное, я никогда бы так и не решилась на преемницу. Власть, – вздохнула она, и притронулась к своему кольцу, – словно увесистый драгоценный камень в толстой оправе – давно тебе давит и тягостен, но все ж его жалко сбросить, – произнесла Ялань, дрожащей рукой ощупывая косу власуницы.

Тут золотые лучи на перстне царицы пошевелились. Ялань с придыханием приблизила лицо к волосам девушки, будто ожидая чего-то неотвратимого. Как вдруг коса власуницы натянулась, словно тетива, затем набухла, разорвав белую ленту внизу, и, наконец, распустилась по спине густющей волной.

– Какие же это знаки царица? – едва улыбнувшись, всё еще дрожащим голосом спросила Верея.

– Соколи́ца-веща́лица прилетает к тебе уже третью ночь, – сухо ответила Ялань и отступила на шаг. – Так ведь?

Верея обернулась.

– Да! Но я не могла поверить, – с просиявшим лицом призналась она. – Мне было страшно, – она запнулась и вдруг спросила. – У нас получилось, правда?

Ялань молчала. По её скупой мимике было не разгадать ни одной мысли. В детстве Верея так и думала, видя царицу один раз в году на Большом Вече Златополья, что Ялань – восковая кукла, которую оживили тайники, наделив речью и ворожбой.

Внезапно резкий окрик «кьяк-кьяк-кья-я-я-к» донесся сзади, прервав раздумья девушки. Верея обернулась и, заслонившись рукой от ярких лучей, увидела, как крупная точка среди синевы неба приближается к ним, принимая очертания большой хищной птицы с серповидными крыльями. Верея боязливо попятилась за спину царицы, слегка наступив на её волосы. И та злобно вскрикнула:

– Отступи прочь, неуклюжая!

Верея подавила слёзы и снова метнулась в пшеничный лабиринт.

«Злыдня, сущая злыдня – негодовала она про себя, удаляясь. – Не хочу ничего! Убегу и всё! В Землестражию! А матушке весточку оставлю. Не моё это всё.

На глазах Вереи выступили слёзы, но всё ж она подсматривала сквозь высокие колосья, наблюдая, как огромная серая соко՛лица покорно села подле царицы в центре прогалины. Птица склонила вниз голову. Едва прикоснулась кончиком крючковатого клюва к протянутой ладони Ялани. Вдруг показалось, что она заметила беглянку и так и впилась своим черным глазом в её сторону.

– Боярыня, что так задержалась? Забыла уговор? – мягким и вкрадчивым голосом спросила царица. Соколица встрепенулась и прогорланила мягко « кхур-кхур», будто это был не сокол, а ручной голубь.

Неожиданно с другой стороны поля, послышался еще соколиный окрик.

Ялань погладила Боярыню по крылу:

– Ты прилетела не одна, – довольно сказала она и обернулась на приближающий звук. – Мы вернёмся вместе! – выкрикнула царица, будто точно знала, что девушка по-прежнему в поле. – Выходи, Верея! Твоя соколица здесь! Ты должна прибыть во Власоград, как моя преемница. Иначе тайники могут засомневаться в тебе.

Верея выглянула из пшеничного лабиринта. Перламутровая соколица, какой она еще не видывала – приземлилась напротив Боярыни с другого края прогалины. Её оперенье серебрилось на солнце, пестрило бурыми пятнами, а по широкой светло-сизой груди, стекали вниз каплевидные подпалины брусничного цвета. Несколько раз Верея примечала из окна своего дома двух соколов, прилетающих к тайникам, но они были не так огромны и красивы, как эти две.

Странно, но вдруг из души юной власуницы – ушёл страх и смятение. В приятном напряжении Верея разглядывала статную голову прилетевшей птицы с темными усами–полосками и пронзительными черными глазами, окаймлёнными округлыми желтоватыми тенями. Птица сидела неподвижно, вонзив острые когти в землю, и вдруг повернула голову в сторону власуницы.

«Неужели сейчас я приручу её?!» – Верея подалась вперёд. Она решительно вышла на поляну. И тут же почувствовала, как её распущенные волосы непривычно шевелятся. В смятении она коснулась их.

– Д-а-а, – заметив её жест, произнесла царица. – Видимо ты – будущая погодница, – задумчиво проронила Ялань.

« И как она видит всё вокруг?»

– Ну что ж, подойди, погладь её, – указала царица на прилетевшую птицу.

Ялань подала белую ленту.

– Время пришло. Окольцуй свою соколицу и дай ей имя, – произнесла она, пропустив редкую улыбку.

– Я назову её Росиной. – Она кажется мне светлой и чистой, как капля росы на листве, – Верея присела. Всё еще волнуясь, она повязала вокруг лапы ленту, и её Росина склонила голову, загуркав приятным бархатным голосом будто благодаря свою хозяйку.

– Хор-о-ошая, – погладила Верея птицу по мягкому оперению, и от души её вовсе отлегли смутные мысли.

– Возьми поводья, – сказала Ялань и протянула тонкий ремень. – Полетим вместе! Держитесь ниже Боярыни.

Вдалеке послышался гул. Он нарастал издалека, птицы встрепенулись, загорланили. Боярыня склонилась к земле, расправив крыло, словно помост.

– Нужно лететь! – торопилась Ялань и взошла по крылу.

Верея медлила.

– Ты не слышишь?! Садись на птицу! – потребовала царица, сидя на шее у Боярыни. – Во Власоград кто-то летит.

– Но я не умею управлять ею!

– Вздор! Ты погодница! Соколиный полёт у нас в крови! Смелей же!

Странный гул, доносящийся издалека, перерастал в глубокое трубное жужжание. Верея всмотрелась в небо. На горизонте действительно показалось нечто странное…

– Что это? – спросила она.

– К нам гости. Но кто это может быть без ведома Шептовласа, не понимаю, – недоумевала царица и натянула поводья.

Боярыня повернула голову к Росине, пронзительно вскрикнула и стремительно оторвалась от земли, завихряя воздух крыльями. Пышные копны волос Ялани поднялись необъятным парусом, ниспадая широкими волнами вниз. Верея наблюдала за взлётом царицы, как заворожённая.

«Неужели я когда-нибудь стану могущественной правительницей Благодеи?!» – подумалось ей.

И тут Верею подкинуло в воздух! Росина подцепила её за пояс клювом, словно букашку! Проделав переворот, Верея вскрикнула и приземлилась на шею соколице, нелепо распластавшись на животе. Росина взмахнула крыльями: « Кья-я-я-к!» – вскрикнула птица.

– Теперь, она о чём-то просит меня?! Наверное, нужно накормить её?!

Соколица будто захохотала, – громко и отрывисто.

– Что же ей нужно?! Ялань разгневается! Лети, лети, давай, милая…

И тут её осенило! Поводья! Вот же недотёпа! Резким движением Верея выкинула вперёд повод – и, к её изумлению, Росина тут же захватила его клювом. Оставалось только поймать другой конец. И ей всё удалось! Натянув повод, будто она делала это сотню раз, Верея распрямила спину и, ощутив, как поток воздуха ударил её в грудь – они взлетели.

Впервые она увидела, насколько величественен её край! Пшеничные поля волнующимся золотом простирались от горизонта в необъятную даль до самой Землестражии, перемежаясь с голубой лентой водоплутской реки Каялы. А впереди плыли русые волосы Ялани – непрерывно растущие и падающие вниз.

Глава 2. Чёрный агроном

– Мишка, поехали со мной! – настаивал я, медленно застёгивая рюкзак. – Я точно знаю – там полно заброшек! Самсонов СМС прислал. В Меловой горе появились ходы, – интриговал я Мишку – заядлого искателя пещер, старых домов и штолен.

– Ну, какие там могут быть ходы, Егор? – усмехнулся Кравцов.

Я промолчал.

– Не врёшь? – все же спросил Мишка.

– Да, мне на то и Окрейша намекала, – ухмыльнулся я, в надежде, что лучший друг все-таки согласится со мной поехать.

Но тот состроил скептическую физиономию и откинул длинный блондинистый чуб на бок

– Ладно, приеду, – сказал он. – Но позже. Намекнули ещё на одно место. На окраине города поле. За ним на отшибе деревня была. Изба там осталась. Ерофеича, скорняка. Пойдем с Никитосом, а может и ещё кто с нами захочет, – криво улыбнулся он и протянул мне руку.

– Сами пойдёте?

– Да тут близко! От молкомбината где-то пяток километров. Сначала мимо старого кладбища, дальше посадка, потом минут десять вдоль трассы и поле, – с лёгкостью бывалого следопыта пояснил он. – За ним уже и заброшенная Хмаровка виднеется. Ерофеич тот, умер давно, наследников не нашлось. Но я то, знаю, у таких одиноких стариков в подполе, да на участках тайников немало оставлено. – А тебя так и тянет в деревню. Жутковатое место…

– Я всего-то на две недели, Окрейше на огороде помочь, – ответил я, вставил наушники и включил музыку. – Ладно, пока! – И побрёл к дому по берегу овражистой речки, протекающей сквозь тенистый парк.

Да, в мои пятнадцать лет я уже прослыл «ботаником» с «большими тараканами», чуваком «на своей волне», ну и прочие подобные эпитеты прилипали ко мне, как репей.

Эта чудная слава меня, в общем, мало волновала. Так как я и вправду видел неких природных сущностей и даже общался с одним из них в детстве.

В довесок моя слащавая внешность придавала мне некой детскости – вихрящийся чуб, лицо, подернутое весёлыми и частыми веснушками и большие серо-голубые глаза, как у какого-нибудь принца из сказочной Мурляндии. Спасибо, что брови достались отцовские – сросшиеся на переносице, хмурые и чёрные. Хоть что-то под стать кличке, что дал мне Юрка Пацык – занудный клевало из параллельного класса. И где-то я даже ему за это благодарен. По крайней мере, какая-то брутальная таинственность.

– Ну что, тебя до сих пор кличут «чёрный агроном»? – снова задал этот дурацкий вопрос отец, затягивая галстук.

Он приехал на обед домой и как всегда очень торопился.

– Ты, кстати, не видел мою синюю папку с договорами? – не дождавшись ответа, засуетился он.

Впрочем, он делал так часто – прерывал собеседника, вторя зычным директорским голосом. Я называл его про себя «Евзам». Не то что бы я его не уважал, но я не мог избавиться от чувства обиды и негодования за маму. Она пропала год назад, и я считал, что отчасти – отец был виноват в этом. И эта часть была очень значительной – часть равнодушия и игнора – её дел, её жизни.

Я до сих пор считаю, что она жива…

И я зол, что она не послала мне хотя бы смску! Но зная эту чертовщину, эту родовую бредятину, что творится в нашем роду – я смирился. Значит, не может…

Сегодня год. И я лишь ждал развязки. И в годовщину пропажи, меня, как магнитом потянуло в деревню – в это странное место, где проживала моя бабушка, известная на всю округу – ведунья Окрейша.

– Егор? – окликнул меня отец настойчивым тоном.

– А, да, иногда называют…, – после долгого раздумья ответил я. – Тебе пора на работу.

После того как мама исчезла, отец нарочито заботился обо мне, заводил разговоры на пустяковые темы, интересовался моей жизнью.

Хотя общего между нами по-прежнему было мало. Мы скудно общались до маминой «экспедиции», а после – так и уж вовсе.

Вскоре стало понятно, что говорить нам почти не о чем.

– Почему же, чёрный? – Евзам нервно взглянул на часы, но всё же присел рядом со мной на диван.

– Это давняя история.

– Всё равно, расскажи. – Мы так мало общаемся, – улыбнулся он.

– Ты занят…

– А ты на своей волне, а вечером избегаешь меня, – парировал он.

– Тебе это не понравится, я же знаю.

– И пусть…

Я вздохнул.

– Окей. Я умею оживлять растения.

– Что за бред?! Ты надо мной насмехаешься? – вскочил «Евзам».

– Я же говорил! Тебе не понравиться. Думаю, на будущей неделе попробовать с засохшим деревом в саду.

– Хватит! Что значит оживлять?

– Поеду попрактикую к Окрейше, – продолжал я в том же насмешливом тоне. – Подучусь ворожбе.

Отец резко обернулся, бросив отчаянный взгляд на меня.

– Злишься, да? Не можешь простить?! Пойми, я не смог найти её! Я приложил все силы!

– Значит не все! Не все силы, и поздно! Ты, как всегда был занят! Твой селектор длился три часа.

– Да! Бывает и больше. Это работа, понимаешь! Я не мог знать, что всё так обернётся с мамой, – сказал отец и попытался обнять меня.

Я отстранился.

– Помню, как когда-то, маленьким, ты дважды терялся в деревне, – сменил тему отец. – Кто знает, где ты только был?! Ты тогда рассказывал о каком-то уродливом гноме в саду, с которым гонял медведок, – усмехнулся он.

– И я, правда, его видел, – тихо, но чётко ответил я, не отводя взгляд от отца. – Это духи земли, па. Мы не одни в этом мире. И маму, они забрали… И я хочу знать правду. Я чувствую, что бабушка что-то знает. Хватит ждать! Её пропажа не случайна. Она связана с параллельным миром, о котором ты не знаешь!

Повисла пауза. Только тиканье часов на стене резало тишину на мелкие кусочки.

– Это странно слышать, Егор. Разве скрывала бы мать подробности пропажи своей родной дочери от нас?! – помрачнел в лице отец. – Скоро всё станут думать, что ты и, вправду, не в себе. Я, конечно, понимаю, – запнулся он, – что ты, и мы все переживаем о маме и надеемся…

– Это здесь не при чём. Она найдётся. Я это чувствую.

– Не хочу тебя расстраивать, но МЧС и полиция предприняли…

– Молчи! – я зажал ему рот. – Я так хочу думать. И всё.

Отец прикрыл глаза в знак согласия.

– Злаки цветут, – сказал он. – Всё время глаза чешутся. Аллергия, наверное.

– У мамы не было, – сухо ответил я, заметив влажность в глазах папы.

– Ну, ладно, – вздохнул отец. – Пройдёт лето и с нового учебного года тебе надо задуматься о серьёзных увлечениях с заделом на будущее, – сказал он и, хлопнув меня по колену, поднялся. – Ты же не собираешься стать фермером? А, чёрный агроном?

– Я ещё не думал над этим…

Отец остановился у двери, вприщур поглядев на меня. Да, я был мало похож на него – коренастый, руки плотные – с широкими ладонями и толстыми пальцами, как есть для труда. А я окинул взглядом его высокую, худощавую фигуру, вгляделся в строгое и аристократичное лицо. Отец поправил очки в серебристой оправе.

«Странное чувство, будто мы прощаемся…Хотя бред, нельзя думать плохое, – одёрнул я сам себя. "

– Да, и знай, мы по-прежнему ищем маму. Я по своим каналам…

– Я знаю. Всё нормально.

– Скоро уезжаешь?

– Через три часа. Может быть, ты успеешь вернуться с работы до моего отъезда? Поедем вместе…?

– Я постараюсь, но обещать не могу, – ответил папа уже в дверях. – Сегодня совещание, в конце недели принимаем новый объект. Но я приеду к выходным. Договорились? – И он неуклюже приобнял меня рукой, крепко держа синюю папку.

–Да, па…буду ждать.

Я закрыл дверь. Взглянул на мобильный. До отъезда оставалось еще много времени. Я прилёг на клетчатый диван в гостиной, остановив взгляд на портрете матери в летней соломенной шляпе, и с горечью задумался о ней…

Мама была доктор сельскохозяйственных наук, но мы понимали друг друга с полуслова, как говорят, дышали одним воздухом. Что случилось тогда? Я вновь и вновь прокручивал в уме тот день, вспоминая подробности.

В то пасмурное июньское утро я взбежал по крутой железной лестнице в старенькое здание лаборатории на второй этаж.

– Привет, мам! Я принёс бутерброды!

Красивая русоволосая женщина с правильными чертами лицами вскинула взгляд из-под очков. Пожалуй, её губы были несколько тонковаты и немного вытянуты в стороны и вверх уголками. Ярко-голубые глаза прозорливы – дымчато-голубые и завораживающие, словно у Туманной феи. Это была моя мама Ялисовета Романовна.

– Да, да, привет. Спасибо Егор, – рассеянно сказала она, смотря уставшими от бессонной ночи глазами. – Положи на тумбочку. – И продолжила рассматривать длинный пшеничный колос, вращая его в пальцах.

– Ты совсем не спала, ма.…Так нельзя. Поешь и иди домой.

Мама отодвинула от себя микроскоп, встала и распахнула окно. В душную лаборантскую ворвался свежий разнотравный воздух – цвёл чабрец, благоухала медуница, терпчил степной шалфей, – как сейчас это помню.

– Не могу, – ответила мама Яля. – Мне нужно в поле. И взяла в руки колос озимой пшеницы, подставив его солнцу, словно гигантской лупе.

– Что там? – выглянул я из-за её спины. Всё, чем она занималась на сельскохозяйственной станции, почему-то интересовало меня, манило природной тайной.

– Не знаю. Но что-то с ним не так, – задумчиво проговорила она.

– С кем с ним? – уточнил я и включил чайник.

– С колосом. Какие-то странные ости, слишком длинные…

– Ости – это жесткие волоски вокруг зерна?

– Да. – Она бережно положила колос на ладонь. – И цвет чешуй какой-то аномальный, словно позолоченный. Они так ярко сияют на солнце. Однако стоит свету пропасть – и они темнеют до коричневого. А потом колос словно погибает, прямо на глазах. Быть может, природа подаёт нам какой-то знак…

– Ма, – поморщился я. – Ты, кажется, переутомилась.

Мам Яля сдвинула на нос очки, недовольно посмотрев в мою сторону.

– Нет! – вскинул я руку. – Ты классный биолог и всё такое, но, правда, – подал я ей кружку чая, – тебе пора перерыв сделать.

– Чай выпью. Бутерброд съем. Но домой – к обеду! – отрезала она, отхлебнув глоток. – Не возражай. Мне нужно в поле.

И я лишь пожал плечами. А надо было прицепиться, как репей надоедливый! Быть с ней, идти в это клятое поле!

– Это опытный образец. Его привёз наш агроном вчера вечером. И он тоже показался ему странным. Я должна побывать там…непременно.

И она сделала так, как задумала. И исчезла. Вскоре, мы нашли лабиринт. Путаные пшеничные коридоры, выстриженные в виде спирали появились в одночасье в нескольких километрах от станции. Я думаю, туда вошла мама Яля.

Искали, сбившись с ног. Давали ориентировки по соседним областям. Потом, даже в областное НИИ звонили в надежде, что мама срочно поехала на консультацию к коллегам, не сказав нам ничего. Напрасно. Доктор Чаброва туда не приезжала.

Но я сразу почувствовал их. Духов земли, что являлись мне в детстве. Это их лабиринт, лабиринт для избранных.

Почему они исчезают?! В тот злополучный день я всё стоял и смотрел, вглядывался в ровный коридор, уходивший таинственной червоточиной в пшеничное поле. В один момент мне показалось, что тело подалось вперёд, ноги налились какой-то неведомой силой, толкая меня вбежать. Пророчество для рода по материнской линии сбывалось.

Я что-то слышал об этом от бабушки. Я стал вспоминать, думать.

Таинственная история, что произошла с младшей сестрой моей матери Еленой Чалой несколько лет назад – тут же всплыла в памяти. Как острые осколки мозаики – эти два несчастья составили странный, таинственный узор в моих размышлениях.

Моя тётя была одним из лучших ихтиологов-рыбоводов края. Летом жила в доме на колесах у рек, переезжала с место на место. Елена отменно плавала и ныряла, именно поэтому, то, что случилось – не укладывалось в голове. Друзья, что отдыхали вместе с ней в лагере, видели, как Елена ушла спать в палатку, а утром её, как ни бывало.

Некоторые всё же утверждали, что ночью она пошла купаться. Кто-то заметил, как её тусклый фонарик скользнул в темноте. Но на этом более никаких подробностей и деталей. Ни вещей на берегу, ни криков о помощи. Ни самой утопшей не нашли даже спустя годы. Будто растворилась мава в так манящем её мире бурной, южной реки.

О Елене я вспоминал ещё долго с щемящей тоской. Она пропала, когда мне было девять лет. Я хорошо помнил то, что друзья её прозвали мава, то есть русалка. Возможно, за способность глубоко нырять и задерживать подолгу дыхание в воде. Незадолго до этого – светловолосая Елена научила и меня плавать и нырять. Спустя год, после её пропажи, я упросил маму отдать меня в спортшколу. В память о тёте я много тренировался, вскоре я научился задерживать дыхание почти на четверть минуты, в тайне мечтая о глубоководном дайвинге.

Я так и не смог заглушить душевную боль о ней. Но мама…