Текст книги "Пустынный мир для королевы(СИ)"
Автор книги: Наталья Пешкова
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Annotation
Как же повезло королевам древности. К их ногам бросали весь мир – зеленый и цветущий. А у твоих ног лишь песок и ветер, гуляющий по барханам. Им дарили цветы. А максимум, на что можешь рассчитывать ты, это новый нож и крыса, подброшенная за шиворот. Им посвящали стихи, восхваляя красоту и благородство. А тебя считают наряженным в платье пугалом. Впрочем, этот парень тебе и самой не нравится. Наверное... Легко ли быть сыном канцлера? Ты имеешь все – высокий ранг, деньги, власть. Но разве кто-то спросил, нужно ли тебе все это? Поинтересовался, почему вместо основ управления ты изучаешь древние фолианты? И хорошо ли тебе живется под ярким светом трех солнц? Еще несколько дней назад ты не знал ответ на этот вопрос. И не собирался возвращать в мир магию. Неужели учеба в академии так на тебя повлияла? Или наглое белобрысое пугало, навязанное в ученицы? Возможно, стоит присмотреться получше...
Пешкова Наталья
Глава 1.
Глава 2. Дорога. Только остроглазый отыщет ее среди песков.
Глава 3. Горы. Только смельчак сунется в древние штольни.
Глава 4. Дракон. Только умник разгадает его секрет и устрашит подземников.
Глава 5. Анхар. Только слепой не увидит то, что лежит у самой поверхности.
Пешкова Наталья
Пустынный мир для королевы
Пустынный мир для королевы
Глава 1.
Л отерея. Только глупцы верят в удачу и божий промысел.
В лотерее Мир участвовать не собиралась, да и не особо верила, что сумеет выиграть – с ее-то удачей – а на площадь пришла из любопытства, поглазеть на трех счастливчиков, отправляющихся в академию. Злые языки поговаривали, что когда-то академия Трех солнц называлась Высшей Магической академией, но Мир не верила в эту чушь, как и в то, что маги когда-то правили этим миром. Да разве могут эти выродки, годные только на то, чтобы сидеть в коконе, хоть чем-то править? Только древние старики, вроде полоумной Дан, такое болтать могут, да глупые дети, слушающие их сказки. А Мир уже три года как выросла, а этой весной даже округлилась в положенных местах, заставляя парней восхищенно присвистывать, а кривой Дирк и вовсе повадился ее лапать и зажимать в подворотнях. Правда, окривев (пусть и временно) на второй глаз, свои поганые ручки от Мир убрал и в их квартале больше не появлялся. Вот и сейчас, сидя на соседнем заборе, старательно делал вид, что не замечает «вздорной девчонки», хотя ее черно-красный шемах, на этот раз открывающий лицо, виден издалека, как и темно-бордовый кафтан, единственная нарядная вещь, которую старуха Дан сохранила практически целой (пара еле заметных заплаток не в счет) и торжественно вручила Мир на ее шестнадцатилетие.
Хотя надевать его наверно не стоило – для лазания по заборам он категорически не годился, привычная светло-серая туника чуть ниже колена и узкие серые брюки куда удобнее. А если порвутся, то и не жалко – такого добра у них в городке навалом, любая швея за пару монет сошьет. А такой кафтан один на весь Верден – красивый, почти не выцветший, с большими черными цветами по подолу и золотой вышивкой на рукавах. Зря она его надела, очень зря. Ни с мальчишками не подраться, ни в какую-нибудь дыру нырнуть, если вдруг драка не в ее пользу обернется. И не убежать. Впрочем, спасаться бегством было не в духе Мир, она и в детстве старалась встречать опасность лицом к лицу, но и дурой при этом не была, понимала, когда лучше по-тихому... нет, не сбежать, отступить, притаиться и в нужный момент выпрыгнуть из засады на ничего не подозревающего противника. Так что красота красотой – да и для кого здесь стараться, вот если бы сам канцлер приехал! – а переодеться все же стоит.
Девушка почти решилась слезть с забора, рискуя потерять тепленькое (в прямом смысле слова) местечко, как над площадью восхитительным прохладным зонтиком принялись сгущаться тучи, намекая, что на этот раз их провинциальный городок почтил визитом если и не сам канцлер, то шишка рангом ничуть не меньше. Хотя герцогам-министрам в их дыре делать точно нечего. Но кто еще мог разъезжать на карете с собственным коконом? Да еще таким мощным, что тень накрыла не только центральную городскую площадь, где столпилось практически все население Вердена, но и близлежащие улочки и даже край бывшего фонтана в таком же бывшем парке. А в столице, говорят, парки сохранились с настоящими зелеными растениями, а, возможно, и с фонтанами, откуда бьют искрящиеся струи воды, а на дне снуют яркие золотые рыбки.
Ни золотых рыбок, ни заполненных водой фонтанов, ни даже тени Мир никогда не видела, и, подавшись вперед и чуть не свалившись с забора, девчонка во все глаза уставилась на роскошную сверкающе белую карету с небольшим магическим коконом на крыше. Но запертый в нем арш, несмотря на маленькие (по сравнению с другими коконами) размеры, обладал огромной силой – тучи сгустились настолько плотно, что стоящее в зените солнце, как ни ярилось, не могло найти и малейшей прорехи. Температура снизилась, превратив обычный знойный день в необычайно прохладный вечер, которые Мир за всю свою жизнь могла перечесть по пальцам одной руки.
Хорошо все-таки, что она не ушла. Когда еще такое увидишь. Тут тебе и тень, и карета с коконом, и цельный преподаватель из академии, прибывший за победителями ежегодной лотереи, и черноволосый красавчик (почти ровесник самой Мирджаны) в белоснежном с иголочки костюме. Эту фразу Мир слышала от Дан и никак не могла понять, как это костюм может быть с иголками – неужто какая-то косорукая швея их вытащить позабыла, но, увидав вышедшего последним парня, сразу сообразила, что в таких костюмах не то что иголки, даже пылинки не забывают. Мирджане да на миг стало стыдно за свои разношенные старые ботинки и не совсем чистые руки. Но лишь на миг – найти воду на мытье в их городишке мог далеко не каждый, и бургомистр, опасаясь эпидемий, раз в два-три месяца устраивал бесплатные дни в общественных мыльнях. А то, что дни эти нужно было продолжить днями благодарственными, а если точнее, бесплатной работой на подземных плантациях, в сущности, не стоящая упоминания мелочь. Сама Мир в этом ритуале участвовала лишь изредка, для виду, чтобы никто не догадался, что они с Лайсой купаются в собственной бургомистровой ванне вместо того, чтобы ее убирать.
– Эрих! – благоговейно взвизгнула сидящая рядом Лайса, разряженная куда больше подруги.
Будучи служанкой прыщавой бургомистровой дочери, мгновенно "вырастающей" из всех платьев, не столь усердно питающаяся Лайса щеголяла в темно-зеленом джалаби с серебристо-серыми узорными нашивками и настоящем скрывающем лицо никабе. Простые жители, и Мир в том числе, довольствовались обычными платками-шемахами, менее красивыми, но куда лучше защищающими и от солнца, и от бьющего в лицо песка. Ботинки, правда, у Лайсы были свои, старые и потрескавшиеся, но длинный подол платья успешно их прятал. А еще Лайса вместе с хозяином и Агнесс ездила в столицу на празднование совершеннолетия канцлерского сыночка. И девушка немного завидовала подруге – самой Мир через полгода тоже семнадцать стукнет, но кто об этом вспомнит? Разве что Лайса и старуха Дан, приютившая Мирджану десять лет назад, после смерти матери. Еще как завидовала. Но ровно до тех пор, пока драгоценная подруженька не вернулась. За прошедшие два года Лайса достала Мир аж до подземных источников. И нытье ее было столь же безостановочным и монотонным, словно капающая в основной резервуар вода, медленно стекающая по каменной стене нижней пещеры. "Ах, какой Эрих красивый! Ах, какой Эрих богатый! Ах, какой Эрих благородный!"
– Эрих! – привычно затянула подруга, и Мир наконец сообразила, почему так сильно сжимают ее руку и вот-вот располосуют давно не стрижеными ногтями.
– Так это он?! – девушка с трудом разжала чужие пальцы и потерла ноющее запястье.
– Ага! – Лайса просто лучилась восторгом и обожанием.
Мир всмотрелась в канцлерского сыночка, осточертевшего ей до самого солнца, и ничуть не впечатлилась. Да, красив. Но слишком уж слащав. Высок. Но чересчур тощ. И взгляд больших черных глаз уж очень неприятный – брезгливый, презрительный и злобно-недовольный. Но подруга всего этого не замечала, продолжая восхищенно попискивать. Привычно пропустив эту умильную чушь мимо ушей, Мирджана прислушалась к происходящему на помосте. А происходила там лотерея. И бургомистр, нервно одернув камис, смешно топорщившийся на объемном животике, тряхнул большую медную чашу, призванную изображать серебряный кубок, перемешал жетончики-заявки и с поклоном протянул ее Эриху. А преподаватель и не подумал возразить, позволяя юнцу небрежно вытянуть из чаши неровно обрезанный кусок жести.
По правилам заявку полагалось подавать на бумаге. Да где ее в Вердене сыщешь-то? Газета и то одна – ее бургомистру раз месяц из столицы шлют, так что новости горожане если и узнавали (особо столичные дела никого не интересовали), то с двух, а то трехнедельной отсрочкой. Как на такую поездку решился канцлерский сынок, Мир не представляла. Или кокон и от пылевых бурь защищает? А где этот хлыщ ручки свои белые моет, в пустыне-то? Вон и на лице ни одного темного пятнышка нет – такие, как он, свое нежное личико солнцу не подставляют и не ходят потом с темной загоревшей полосой вокруг глаз. Мужчины этакой красотой не заморачивались, а девушка приходилось снимать шелахи, стараясь выровнять загар. Мир, частенько работавшей на верхних плантациях, это легко удавалось, хотя граница загара все-таки еще угадывалась.
– Кривой Дирк! – тем временем выкрикнул академский преподаватель, которому Эрих брезгливо, двумя пальцами, передал поеденный ржавчиной жетон.
– Чего все ржут-то? – обиженно буркнул Дирк, не успевший сообразить, какое счастье ему привалило.
– "Кривой" писать не надо было, – снисходительно пояснила Мир.
– А че надо было?
– Дирк Осборн, – фыркнула девушка и, не удержавшись, показала приятелю язык.
Тот почесал курносый облезлый нос и высунул язык в ответ, удостоившись выпученных на него глаз преподавателя и злобного потрясания бургомистровым кулаком у того за спиной. Дирк философски пожал плечами и спрыгнул под ноги подошедшему слишком близко преподавателю, сверху со смешком прилетел мешок с вещами, пребольно стукнув парня по затылку. Мирк, мелкий вихрастый поганец, всегда отличался меткостью, а с братцем их связывали особо теплые и нежные отношения. Незаметно показав братишке оттопыренный палец, Дирк склонился в неуклюжем поклоне и почти вырвал из рук гладко зачесанного пучеглазого академика свой жетон и излишне грубо пробасил:
– Куда идти-то?
Мужчина молча ткнул пальцем в сторону помоста и, побоявшись пачкать светлую расшитую золотой нитью тунику, вытер пальцы о бургомистровый камис. Обычай лично приглашать в академию победителя ему явно не нравился, но не Эриху же ножки по Верденской пыли топтать и белые брючки пачкать. Вернувшись на помост, преподаватель злобно зыркнул на первого счастливчика и подобострастно вытянулся перед будущим канцлером. Ему это удалось куда лучше, чем Фестеру. Бургомистр старательно пыхтел, но спрятать живот не мог, так что, плюнув на это дело, он просто гордо выпятил грудь (и живот, естественно) и преданно уставился на Эриха. И лишь Дирк, задумчиво расковыривающий новую дырку в рубахе, портил всю торжественность происходящего.
– Мог бы Маркуса попросить ему жетон сделать, – негодующе прошипела Лайса, – а не эту гадость брать. Вот так у меня, к примеру.
Мир сильно сомневалась, что влюбленный в ее подругу Маркус, также расстарается и для забияки Дирка, но из чувства самосохранения промолчала. Не хотелось нарываться на очередную лекцию о красоте и правильном поведении. Хотя даже в изящном завитом по краям жетоне Лайсы с любовно выбитой надписью и кучей вензелюшек правильности тоже никакой не было. Брала бы тогда бумагу, если такая принципиальная. Правда, Фестер вряд бы обрадовался порезанной на части газете. И вообще, могла бы спасибо сказать, что Дирк вместо той жестянки не додумался глиняный черепок. С него станется.
Бургомистр вновь схватил чашу, и Эрих смешно (хотя думал, что грозно) наморщил свой аристократический горбатый нос и лениво побултыхал в ней ладонью. Этого делать не стоило, и парень вскоре понял почему. О себе Маркус, сын кузнеца Сига, не так заботился – на скорую руку откусив от цельной металлической пластины небольшой кусок и даже не обработав его края. Канцлерский сынок, по-бабьи взвизгнув, выронил проклятый жетон и принялся трясти оцарапанной рукой, разбрызгивая яркие алые капли на белую тунику бросившегося к нему на помощь преподавателя. Штанам академика досталось куда больше – Эрих, не особо заморачиваясь, вытер о них ладонь. Но и это не вызвало ни возражения, ни даже гневного взгляда. Мир невольно восхитилась такой выдержке – на холеном лице мужчины не дрогнул ни один мускул, и выражение глубоких серых глаз осталось прежним, учтиво-внимательным. Но что-то – возможно, пресловутая интуиция – подсказывало Мир, что Эриху еще отольются преподавательские слезки, когда он сменит статус канцлерского сынка на студенческую робу. В академии все равны, там титулов нет, потому и мечтает каждый дурак из провинции попасть туда, выучиться, да найти в столице хорошую работу. Потому и участвуют в лотерее – единственном бесплатном шансе осуществить все это. А Мир на такую глупость не подписывалась – ей бесплатного сыра и в мышеловках хватает.
– Маркус Вейн! – бургомистр всего лишь зачитал имя на подобранном с гладко обструганных досок жетоне, а казалось, что смертный приговор.
Маркус, которому Лайса все уши прожужжала о своем желании поехать в столицу, беспомощно на нее оглянулся и, опустив голову, зашагал к помосту. Ни перепачканный академик, ни тем более Фестер больше никого индивидуально приглашать не собирались. А Эрих, и не подозревавший какие ученые слова знает Мирджана, хмурился и вновь морщил нос. Горбинка была не такой уж большой, а в чем-то даже благородно красивой, но Мир так и хотелось подрихтовать ее кулаком, чтоб не зазнавался. Бургомистр торопливо сунул в руки Маркусу его опасный жетон, и опечаленный парень встал рядом с Дирком. А ведь совсем недавно мечтал о том, как построит им с Лайсой огромный дом аж в самой столице. Но, похоже, уже не верил в такое счастье. Его широкие надежные плечи уныло опустились, а огненно-рыжие волосы сиротливо потускнели.
– Какой же он красивый! – мечтательно протянула Лайса.
– Кто? Маркус? – высокие сильные мужчины, способные пронести избранницу на руках через всю пустыню, всегда нравились Мир, но Маркус любил ее подругу, и Мирджана не вмешивалась.
– Ты чего? – опешила Лайса. – Эрих, конечно!
– Так он же тощий!
– Не тощий, а стройный.
– Слабак!
– А ему и не нужно кузнечные меха гонять! – парировала подружка. – Зато какие у него выразительные глаза!
О, да – глаза у Эриха действительно были выразительные, и сейчас явственно выражали крайнюю степень презрения и брезгливости.
– Так ведь тебе голубые глаза всегда нравились! – Мир не теряла надежды направить подругу в верное русло и крепкие объятия Маркуса.
– Раньше нравились, – беспечно отмахнулась та. – А теперь нравятся черные. И вообще, черный цвет для ребенка куда полезнее, с ним на солнце меньше обгораешь. Не то что с рыжим!
– Тогда Стефана выбирай,– фыркнула Мир. – Он полностью черный, от носа и до... – девушка многозначительно скосила глаза на означенную выше деталь, получила щелбан от сидящего по левую руку Стефа и, хихикая, отвернулась.
– Мне Эрих нравится! – обиженно засопела Лайса, и Мирджана поспешила прекратить спор – останавливать потоки слез ей не улыбалось.
Присмотревшись к стоящим на помосте парням, Мир сделала для себя твердый вывод, что уж кого-кого, а Эриха бы она точно не выбрала. Даже кривой Дирк смотрелся на его фоне весьма выигрышно. Он был не так могуч, как Маркус, но очень даже эффектно играл мускулами. Для горного охотника сила и ловкость куда важнее массы тела. Правда, светлые неровно обрезанные волосы были давно не мыты, а правый глаз наливался кроваво алым, будто у коварного пустынного демона. Но вовсе не это отпугивало девчонок. Больной глаз парень привычно щурил, становясь еще больше похож на демона-искусителя из сказок, потому как второй, здоровый глаз, хитро сверкал яркой ведьминой зеленью. Это старуха Дан так сказала, а обитатели их подвала привычно с ней согласились – самолично ни ведьм, ни колдунов никто не видел, а Дан до того древняя, что поди их еще и застала. Мир не знала, каким должен быть злобный колдун, но Дирк на эту роль отлично подходил. Вредный, хитрый, злопамятный, с его вечными злыми шуточками. Не удивительно, что все девки от него шарахаются. Разумеется, никакой колдовской силы у него не было – их всех еще в детстве проверяли – но с таким характером никакой магической силы не надо, все и так разбегутся.
Замечтавшись, девушка не сразу расслышала свое имя.
– Мирджана Куинн! – еле скрывая недовольство, выкрикнул бургомистр. Он уже третий раз кидал в чашу имя Агнесс сразу на нескольких жетонах, ровно с того дня, как вздорной девчонке стукнуло семнадцать, но жетоны упорно не желали покидать лотерейную чашу.
– Мирджана! – махнул ей рукой Маркус.
– А нашей королеве особое приглашение нужно! – хохотнул кто-то с крыши соседнего дома, а не менее вредный Стеф столкнул ее с забора:
– Иди! Тебя ждут!
– Ага, заждались совсем! – вновь съязвила крыша, правда, меткий бросок Мирка заставил насмешников замолчать, а потом разразиться угрозами, которые мальчишка привычно проигнорировал.
Мир, успевшая сгруппироваться и приземлиться на ноги, медленно выпрямилась и с тоской взглянула на разорванный подол кафтана. А повернувшись к выразительному затылку старухи Дан, сидящей прямо на земле, сообразила, как ее ненаписанная заявка попала в чашу. Демонстративно закрыв лицо краем шемаха – нечего всяким там проходимцам на нее пялиться – решительно пошла к помосту.
Эрих забрался в уютное и безопасное убежище, вытянул ноги, пристроил на них огромный старинный фолиант и с предвкушающей улыбкой распахнул обложку. От книги приятно пахло пылью и тайнами, и парень, увлекшись историей, не заметил, как наступил вечер. Впрочем, третье солнце еще не зашло и давало достаточно света, позволяя разбирать мелкий убористый текст. Осторожно сдвинув в сторону защитную пленку и упрямо прищурив глаза, непривычные к прямым солнечным лучам (кокон барахлил с самого утра, настоятельно требуя замены), Эрих перелистнул страницу и вновь углубился в чтение.
Но не прошло и десяти страниц, как тяжелая бархатная портьера рывком отлетела в сторону, явив парню разгневанное лицо отца. За спиной канцлера маячила самодовольная физиономия секретаря Рольфа, приставленного в помощь райну Эриху, а на деле почти в открытую шпионившего за парнем и доносящего на него отцу. Скрываться от райна Сантэ становилось все труднее, последнее убежище – выходящее в дальний уголок сада окном с широким подоконником, плотной защитной пленкой на стекле и плотными массивными шторами – продержалось всего неделю.
– Опять вместо учебы ерунду всякую читаешь?! – прогремел властный отцовский голос.
– Это не ерунда, – набычился Эрих, – это научные труды...
Перечислить имена ученых Генрих Тиссен не позволил, отмахнувшись от сына, словно от назойливой мухи – канцлер вообще не любил лишней, бесполезной с его точки зрения информации.
– Не забивай мне голову своими глупостями!
– Это не мои глупости! – вспыхнул мальчишка. – То есть, это вообще не глупости! Тут говорится, что три солнца уже не в первый раз вспыхивают на нашем небе.
– Разумеется, – рассмеялся отец. – Из-за таких разгильдяев, как ты, испепеляющий Леммос и вынужден вызывать на небо своих родственничков.
В богов (что благих, что не очень) канцлер не верил, но в церковь старательно ходил и свечи гасил исправно. О чем он в этом момент просил у бога, Эрих мог только догадываться. Уж точно не о всеобщем процветании. Канцлеру и собственного процветания хватало. А вот случая посетовать на никчемного отпрыска райн Тиссен не упускал никогда. Эрих боялся даже представить, что о нем теперь думают боги. Если они действительно есть.
– Но это не Леммос, – попытался возразить парень. – В этой книге говорится, что боги тут ни при чем. Раз в две с половиной тысячи лет...
– Хватит! – прикрикнул канцлер. – Избавь меня от подробностей. Лучше скажи, почему Рольфу приходится бегать по всему дому?
– А я знаю? – кривовато ухмыльнулся Тиссен-младший. – Решил привести себя в форму?
"А то вон по бокам жирком уже заплыл", – добавлять это вслух парнишка побоялся. Секретарь Рольф, похожий на пойманную и оттого особо злобную крысу, никогда не упускал случая подгадить Эриху. Чужими руками, естественно. Сам бы он никогда не решился – эту набившую оскомину фразу райн Сантэ повторял по пять раз на дню. Но стоило Эриху расслабиться – решался и еще как. Даже в его мерзкой физиономии было что-то крысиное – мелкие бегающие глазки, противного мышиного цвета, острый нос, вечно лезущий не в свое дело, и тонкие черные усики, прилизанные и блестящие.
Отец нахмурился – он-то как раз секретаря ценил, и очень высоко.
– Эрих, что вообще ты здесь делаешь?! – на остатках терпения выпалил он.
– Читаю, – так же терпеливо ответил преданный сын.
– Ты не этот бред читать должен! А основы управления и анализа! Ты что, забыл, что вскоре примешь мой пост?
Эрих послушно кивнул, хотя очень сомневался, что это будет скоро. Да и будет ли вообще. Уж больно много конкурентов вокруг вьется, желающих во что бы то ни стало сместить канцлера. Но с этой проблемой отец разберется сам. А Эриху придется разбираться с ненавистными основами управления, изучать структуру власти и только вздыхать о пересекающихся орбитах и магических экспериментах. О последнем рискованно было даже вздыхать. Зато так интересно.
– Живо в учебную комнату! И не забудь отнести книгу в библиотеку, если не хочешь, чтобы я отменил твой допуск. И на урок!
– Так вечер уже! – возразил Эрих.
Отмены допуска он не боялся – слух об этом разнесется быстро и подпортит репутацию самого канцлера, а вот внеплановые уроки отец устроить вполне мог.
– Дома, значит, учиться не хочешь? – отец насмешливо приподнял бровь. – Хорошо. Тогда этой осенью отправишься в академию Трех солнц. Нет, весной.
– Да хоть завтра! – огрызнулся Эрих.
– Вот и отлично! – райн Генрих серьезно кивнул, едва обозначив свое торжество уголками губ. – Собирай вещи и отправляйся. Встретишь победителей лотереи, лично сопроводишь их в академию и займешься с ними подготовкой. Заодно и свои знания подтянешь. Райн Сантэ, подберите моему сыну город поперспективнее.
Канцлер, не слушая возражений – к чему, когда вопрос уже решен? – развернулся и молча ушел. Рольф же разулыбался еще гадостнее, предрекая Эриху самый перспективный город из всех.
И главное, не обманул. Большей дыры Эрих в своей жизни не видел.
Город Эрих заметил издалека, но даже не понял, что это город. Мельком глянул на занесенные песком развалины и вновь откинулся на подушки. Закинул ноги на соседнее сиденье, в последний момент удержавшись от желания водрузить их на колени Дильсу, и, сложив руки на груди, задремал, привычно пропустив недовольное бурчание академика мимо ушей. Норман Дильс был неплохим человеком, хотя и профессором. И почти не доставал Эриха. Впрочем, натренированного райном Сантэ парня мало что могло пронять. Путешествие профессор переносил с трудом (хотя у них была лучшая канцлерская карета) и либо бурчал что-то сквозь стиснутые зубы, либо ругал какого-то Курта. Но куда чаще молчал, мрачно обозревая окрестности, будто надеясь увидеть что-то новенькое. Пустыня – она пустыня и есть. Что там смотреть? Насколько хватает глаз одна сплошная пустыня.
Пару раз на горизонте вырастали зеленые рощи, и блестели под солнцем озера. Норман неизменно встряхивался, пытаясь разглядеть картинку получше, но Эрих лишь усмехался. Мираж. Это парень знал точно. Где-то в той стороне располагался один из цветущих островов – самый крупный после столицы – но до него было слишком далеко, чтобы можно было хоть что-либо рассмотреть. И Норман, будучи преподавателем, академии это прекрасно знал. Или его интересовали исключительно миражи? Но и ни подтверждать, ни опровергать догадки академика Эрих не собирался. Знания, возникающие в голове из ниоткуда, лучше держать при себе. Если не желаешь повести остаток жизни в коконе.
Нет, аршем Эрих не был. Его проверяли также тщательно, как и всех остальных детей. И потом, во время совершеннолетия. Да и утаить всплеск в центре густонаселенной столицы, где полным-полно тангеров, практически невозможно. Если не тангеры вычислят, так собственные соседи сдадут. А то и родичи. И в своих парень не сомневался – сдадут по малейшему подозрению. Мать – из страха перед магами. Отец из принципа. Репутация важнее крови. Хотя нет, не сдаст. Сам прибьет по-тихому. Или поручит кому. Было время, Эрих и сам мечтал исчезнуть, найти себе новый дом без постоянного контроля и внимания, без необходимости держать марку и следить за каждым своим словом. Но подрос и понял – не отпустят. По крайней мере, живым. Нет, его отец не был сволочью и не упивался чужими переживаниями (за это тоже кокон полагается), просто он был канцлером. И это все объясняло. Репутация важнее крови.
Так что свои способности Эрих держал при себе. Говорить о таком опасно (да и некому). Людей хватали и за меньшее. А тут и новые знания, появляющиеся сами по себе, и предвидение, упорно предрекающее близкие неприятности. В городе? По дороге? Отвечать на эти вопросы предвидение отказывалось, утверждая, что так и так отлично потрудилось, а дальше Эрих пусть сам разбирается.
К счастью, за неделю пути ничего интереснее мелкой пылевой бури не произошло. Подстегнутый смотрителем арш выставил защитную сферу, которую ярящийся ветер занес песком по самую макушку. Норман разочарованно вздохнул – клуртов арш помешал любознательному профессору изучить на практике новое (для него) природное явление. Через час ветер стих, песок с противным шуршанием осыпался, образовав вокруг кареты небольшую насыпь, которую пришлось раскапывать недовольному таким обстоятельством кучеру. Но мнение бея никого не интересовало, и потому осталось невысказанным.
Город тоже поначалу показался если не миражом, то призраком. Но клуртовы способности велели быть повнимательнее. Верден (выдумали тоже название!) почти ничем не отличался от мертвых городов, в великом множестве разбросанных по пустыне. Появившиеся двести лет назад солнца безжалостно спалили и города, и не успевших попрятаться в подвалах жителей. Мощный солнечный выброс испепеляющей волной прокатился по планете, и чужие солнца слегка отстранились, но окончательно с горизонта не исчезли. Жара немного спала, до относительно терпимого уровня. Маги сбились с ног, пытаясь спасти всех, но не спасли почти никого. И угодили в опалу, в прямом смысле этого слова. Жизнь еле-еле теплилась лишь в крупных городах, где магов было много, и они совместными усилиями держали над городом тень. А таким городкам, как Верден, повезло меньше. Кого-то спасли глубокие пещеры, кого-то подземные источники, но на поверхность было опасно выходить и тем, и другим. Так и жили под землей: строили подземные плантации, где выращивали чахлые облезлые растения, собирали стекающую по стенам пещеры воду, кутались в хайранские тряпки, мгновенно оказавшиеся на пике моды, и брели через пустыню, чтобы выторговать у соседнего городка что-то столь же убогое, но чертовски нужное.
Верден, как и все города беев, рос не вширь, а вглубь. Верхние этажи домов, едва достигающие пяти этажей, вместо стекол с защитными темными пленками были затянуты каким-то рваньем и заставлены бочками с чем-то якобы зеленым, а на деле бледно-желтым. Над улочками, заваленными различным хламом, были натянуты драные полотнища, в которых Эрих узнал старинные флаги Дайрена. Насколько Эрих помнил, один из первых канцлеров отменил прежние государственные символы Дайрена, заменив им символами своей семьи – ярко-желтое солнце, восходящие над полем спелой пшеницы. Пшеница на новом флаге стала барханами, рядом с Леммосом появились еще два солнца, а народ, затянув пояса потуже, склонился перед новым канцлером.
Перед Эрихом же никто склоняться не собирался. Похоже, прав, отец – не дотягивает он до гордого звания канцлера. Или просто народец в этом городишке такой – наглый и не воспитанный. " Как есть не воспитанный, – поддакнули клуртовы способности, – ты только глянь, ни одна собака голову не склонила, и на колени пасть не подумала". А усилившееся вслед за зрением обоняние принесло настолько чудные запахи, что парень не смог скрыть отвращения. В столице даже помойки лучше пахнут. Не то, чтобы он специально их нюхал – упаси Леммос! – просто в детстве частенько сбегал из дома и шлялся в свое удовольствие по окраинам. А потом райн Тиссен притащил в дом Крысу, и вольная жизнь Эриха закончилась. Всех удовольствий – чердак под крышей, куда Рольф еще не додумался залезть (просто не представлял, что будущий канцлер может там ошиваться), да огромные подземные залы библиотеки.
Подземелий и в Вердене было предостаточно – иначе откуда наползла такая уйма грязного вонючего народа? – и с роскошными подземными этажами канцлерской резиденции они не шли ни в какое сравнение. Как и облупленные стены, выщербленная мостовая и убогие сгорбленные жители, с самого детства напоминающие стариков. Они были повсюду: выглядывали из окон, сидели на заборах и прямо на голой земле, облепили старый потрескавшийся памятник, заполонили площадь. Тысячи две-три не меньше.
– Три с половиной, – прошептал за спиной райн Дильс.
Люди частенько, сами того не замечая, отвечали на невысказанный вопрос Тиссена-младшего, и, поминая недобрым словом клуртовы способности, Эрих делал вид, что удивлен. Уже привычно, обыденно – круглые глаза, словно выскочившие из автомата гайки, приоткрытый в изумлении рот и стандартный уже вопрос:
– Вы что-то сказали?
– Простите, – повинился профессор, старательно спрятав от Эриха глаза (начинать разговор первым должен был старший по рангу).
– Нет, – также привычно поправился райн Тиссен, меняя интонацию, – я имел в виду, что вы сказали?
– Три с половиной тысячи. Население этого городка согласно последней переписи.
– Переписи? – уже всерьез удивился Эрих.
– Ну да, раз в три года бургомистры подают прошения – субсидия на воду и все такое. Там и указывается население города.
– Хм, указывается и реально подсчитывается – вещи разные. Вы не находите?
Норман улыбнулся в ответ, но закончить разговор им не позволили. Пора было начинать лотерею.