Текст книги "Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…»"

Автор книги: Наталья Павлищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Остров пирата тоже добыча…

На Итаке спокойно, после того как Одиссей отправился в далекую Троаду, захватив почти всех, способных держать в руках весла и оружие, в бухте не появляются корабли. Там вдали идет большая война, ахейцы воюют с Троей и ее союзниками. Война не только заставила покинуть свои дома почти всех сильных ахейцев с Пелопоннеса и островов от большого Крита до крошечной Итаки, она нарушила всю жизнь Эллады, нарушила нормальный ход кораблей торговцев, они твердили, что проще вывалить товары в воду, не выходя из гаваней, чем рисковать не только товарами, но и жизнью, отправляясь через Великую Зелень.

Большие торговые корабли рассыхались, вытянутые на берег, острова остались отрезанными друг от друга, только малые суденышки рисковали перескакивать от одного острова до другого в надежде, что пиратские галеры не успеют их догнать. Островитянам ничего не оставалось, как жить своим хозяйством, купцам проедать то, что накопили раньше, либо убраться восвояси, а пиратам – начать грабить побережья.

Они занимались этим и раньше, Одиссей тоже грабил селения и города на берегах, не только попадавшиеся в море суда, но тогда было кому защищать берега. Теперь, когда большинство мужчин осаждали далекую, никому, кроме царя Микен, не нужную Трою, у побережья почти не осталось защиты, и многие семьи даже рыбаков ушли от берегов вглубь. Лучше взяться за мотыгу и плуг вместо рыболовной сети, чем закончить свою жизнь под мечом пиратов или быть проданным на невольничьем рынке.

Но это в Арголиде, Лаконии, на Аттике, Беотии и в других царствах есть куда уходить, даже на Эвбее или Кефаллении есть, а куда деться на Итаке? Остров столь невелик, что, не найдя добычу на берегу, пираты легко могут проникнуть и дальше. Защищать некому…

Когда Пенелопа попыталась завести разговор об этом с Лаэртом, тот некоторое время непонимающе смотрел на сноху, потом расхохотался:

– Ворон ворону глаз не выклюет. Не бойся, пираты не станут грабить земли Одиссея или мои.

Пенелопа усмехнулась:

– На пиратских кораблях уже давно немало тех, кто не ходил по морям вместе с тобой, Лаэрт, и даже тех, кто только слышал об Одиссее, но никогда не здоровался с ним за руку.

Лаэрт прекрасно понимал, что она права, но что он мог поделать? Нанять сильных людей для охраны негде и не на что, вставать самому с луком на берегу бесполезно… Действительно, ни Одиссей, ни кто-то другой из царей, чьи владения невелики и близки к побережью, не подумали о серьезной защите оставленных дома. Но признавать правоту снохи вовсе не хотелось, Лаэрт только проворчал:

– Достаточно уже того, что слышали о моем сыне…

Пенелопа поняла, что он имел в виду, но сомневалась, что угроза возможной будущей расправы Одиссея над обидчиками его семьи отпугнет от Итаки всех пиратов. Можно напасть и вырезать всех, чтобы некому было рассказать, чьих же это рук дело.

Лаэрт все чаще стал уходить в свой дом с садом и вообще не вел разговоров ни о войне, ни о пиратах. Антиклея тоже молчала. Оставалось надеяться, что пираты посчитают Итаку недостойной внимания. Успокаивала такая надежда мало.

– Царица, корабли…

Пенелопа и без служанки уже увидела шесть судов. За время жизни на Итаке она научилась различать военные и торговые корабли, а также с первого взгляда понимать, что это пираты. Чего уж тут, если собственный муж дополнительно укреплял собственные корабли. Именно те, на которые не грузил полные трюмы товаров с Итаки, зато привозил откуда-то.

И сейчас она прекрасно поняла, что эта сборная шестерка именно пиратская.

– Беги во дворец, скажи, чтобы все уходили на Аретусу, хватайте только самое необходимое, пусть Эвриклея поскорей унесет Телемаха.

– А ты, царица?

– Беги! Я встречу их на берегу сама. И Антиклея пусть уходит…

Но Евринома продолжила канючить:

– А ты?

– Я приказала бежать! – Голос Пенелопы сорвался на крик, а она сама решительно направилась к берегу.

Вот оно, то, от чего нет спасения. Защищать Итаку просто некому, Лаэрт у себя в саду, пока он очухается, пока решится что-то предпринять, пираты успеют увезти все, что попадет в руки, и убить всех, кто окажет хоть какое-то сопротивление.

Билась мысль: Телемах, спасли бы хоть Телемаха…

Пиратские суда уже быстро разворачивались в бухте Ретре. Единственное, чем она могла затянуть время, – вступить с ними в переговоры, обещав все свои сокровища, в конце концов – пригрозить местью Одиссея. Конечно, после этого смерть, но хотя бы есть надежда, что Телемаха удастся увести в горы.

– Как глупо! – У Пенелопы сжались кулаки. Не нужно было слушать Лаэрта, стоило организовать оборону самой.

Царица тут же усмехнулась: с кем, с десятком рабов, не державших в руках приличного оружия, с мальчишками и стариками против вот этих головорезов? Но теперь и о такой обороне думать поздно, жаль – не жаль, а пираты на месте, первый корабль уже ткнулся носом в песок. Остальные замерли в бухте, даже не бросив якорей.

– Осторожные, мерзавцы!

С корабля, так похожего на их «Пенелопу», которую Одиссей из-за откровенной старости корпуса и оставил в дальней бухте, прямо в воду прыгнул человек и поспешил на берег.

Пенелопа стояла прямая, как изваяние. Как обращаться с теми, кто приплыл? Если бы знать, что гости, должен гореть приветственный костер хоть из пары веток. Если это враги, значит, нужно защищаться. Ни того ни другого царица делать не могла и не хотела.

– Радуйся, царица! Что-то вы не встречаете нас приветствием? Где остальные?

Голос насмешливый, человек явно чувствовал свою силу относительно нее.

– Приветственный костер жгут, зная, что прибыли гости…

Она решила пока не грубить, тянуть время.

Пират захохотал:

– А мы разве не гости? Правда, не всегда желанные… Я Фрасиник.

Ишь ты, «Храбрый победитель», невольно мысленно усмехнулась Пенелопа.

– Я Пенелопа, жена Одиссея Лаэртида. А это его остров. – Царица обвела рукой горы, решив сразу напомнить пирату, в чьих тот владениях.

– Знаю, я хорошо знаю, что это Итака, крошечный бугорок в море. И Одиссея знаю, а вот Лаэрта не доводилось, тот давно на корабль не поднимался. Ну, Одиссей в Троаде, а где же достославный Лаэрт? Почему ты одна?

Фрасиник разглядывал Пенелопу, словно прицениваясь. Она с трудом заставила себя стоять, как стояла, велико было желание ударить пирата или хотя бы швырнуть ему горсть песка в лицо.

– Одна? Лаэрт там, где ему нужно быть. – Пенелопа попыталась обмануть пирата, делая вид, что за каждым кустом прячется по стрелку, а за мысом корабли, готовые атаковать пиратов. – К тому же у нас есть защита и помимо луков и стрел, куда более сильная…

Но обмануть Фрасиника не удалось, тот расхохотался ей прямо в лицо:

– Только не говори, что у Лаэрта много людей и они сейчас держат луки наготове. Я знаю, как мало воинов оставил Одиссей дома. И о «Пенелопе», которая гниет в дальней бухте, тоже знаю. Не подумал Одиссей о своей семье и своей Итаке, совсем не подумал.

Пенелопа постаралась, чтобы на ее лице не отразился испытываемый ужас, стояла, как стояла. Фрасиник снова усмехнулся и добавил, понизив голос:

– Сейчас мы загружены сверх меры, много награбили и без Итаки. Но мы вернемся. Постарайся зажечь приветственный костер на берегу, когда увидишь мои корабли, и принять нас, как дорогих гостей. Ты красивая женщина, может, тогда я и оставлю тебе жизнь. Если будешь ласковой со мной…

Царицу передернуло от вони, исходившей от бандита, к счастью, он этого не заметил, потому что с хохотом бросился обратно к кораблю. Она выдержала все, так и стояла, не шелохнувшись, пока Фрасиника втаскивали на судно и корабль разворачивался, выходя из бухты.

Он прав, во всем прав. Слишком мало защитников оставил своей семье Одиссей, а «Пенелопа», лежа на берегу, скоро превратится, если уже не превратилась, в груду дров. Останется только маленький «Ксанф», названный так в честь своего рыжего хозяина. Но на «Ксанфе» не только с пиратами не повоюешь, но и по Великой Зелени не поплывешь, первая же волна отправит к Посейдону на дно. Такие суденышки лишь для плаванья возле берега или пересечения небольших проливов.

Кого они ограбили, что суда нагружены сверх меры? А главное – когда приплывут снова?

Лишь когда все шесть кораблей скрылись за мысом, Пенелопа позволила себе расслабиться, но сведенные мышцы лица не отпускало. Она вернулась во дворец с каменным выражением, перепугав обитателей.

– Что?!

Царица обвела взглядом женщин и старого раба, который следил за порядком во дворе, и вдруг поняла, что никто ничего не сделал. И Телемах, и Антиклея, и все остальные просто сидели и ждали, когда она вернется с берега.

– Евринома, я велела тебе брать Телемаха и убегать на Аретусу!

– Но я…

– Это зачем? Если каждой чайки пугаться… – Голос Антиклеи насмешлив. Понятно, что старая царица не отпустила Евриному с царевичем.

Тут Пенелопу прорвало, она принялась кричать, забыв, что перед ней свекровь и просто старая женщина.

– Это не чайка! Это пираты, защиты от которых у нас нет! Одиссей не оставил, а Лаэрт ни находить воинов, ни обучать не желает!

Антиклея попыталась изобразить презрение, она свысока поглядела на невестку, развернулась и отправилась в дом, бросив через плечо:

– Если бы это были пираты, то ты кричала бы сейчас не здесь, а под их плетью.

– Они просто успели награбить достаточно, на сегодня достаточно. Но обещали вернуться.

Старая царица остановилась.

– Нужно было сказать, что это Итака, владения Одиссея Лаэртида.

Пенелопе очень хотелось крикнуть, что нужно было самой выйти на берег и вести разговоры с Фрасиником, но она вдруг почувствовала страшное опустошение, на плечи навалилась усталость, словно несколько дней сидела за ткацким станом, не разгибаясь, или тяжело работала в поле. Все бесполезно, бесполезно… Они верят в имя Одиссея, не желая понимать, что царь Итаки далеко, а пираты близко, и то, что он раньше сам промышлял грабежом (наверняка и сейчас занимался этим же, только на востоке), вовсе не гарантировало, что на его собственные земли не нападут.

Случилось то, чего так боялась Пенелопа, когда Одиссей только уходил с Агамемноном к Трое, о чем столько твердила Лаэрту и Антиклее, – и на их остров наведались сотоварищи Одиссея, те, что не спешили присоединиться к ахейцам в Троаде.

Пенелопа взяла за руку Телемаха и повела за собой в гинекей.

– Что нам делать, сын, как спастись, если остальные спасаться не желают?

У царицы просто не осталось выбора. Она не хотела сидеть и ждать, пока приплывет очередной Фрасиник и убьет ее сына, а ее саму бросит связанной и изнасилованной в трюм своего корабля.

Те немногие рабы, что прибыли на Итаку вместе с ней из Спарты, конечно, верны, но их всего четверо, причем Актор стар, остальные слабые девушки и женщины. Это не защита, им не справиться в случае нападения. Конечно, нужно уходить в глубь острова и обживаться там, а еще иметь на берегу и на утесах систему оповещения, чтобы заметить пиратские корабли не в последнюю минуту, когда и бежать поздно, а заранее.

Но пока Лаэрт сидит в своем саду, Итаку постепенно забирает в свои руки Евпейт. Он самый состоятельный, богаче всех остальных итакийцев, у Евпейта сын, который пока еще юн, но скоро подрастет. Неужели этого не видит Лаэрт? Пока повзрослеет Телемах и вернется Одиссей, Евпейт успеет захватить Итаку для своего Антиноя. Временами Пенелопе казалось, что Лаэрт побаивается Евпейта, сознавая, что ничего серьезного противопоставить ему не может. Это сейчас, а что будет дальше? Если Евпейту не дать отпор сразу, то их с Телемахом ждет незавидная участь рабов, а то и смерть. Одиссей далеко, Лаэрт ни во что не вмешивается, Антиклея живет словно во сне… Надо что-то предпринимать самой.

Она позвала старого раба, привезенного еще из Спарты.

– Актор, мне нужно поговорить с тобой.

– Внимательно слушаю, госпожа.

Пенелопа убедилась, что их никто не слышит, даже дочь Актора Евринома. Девушка, конечно, не болтлива, но лучше, если и она не будет ничего знать.

– Одиссей далеко, а пираты близко. Нет никакой надежды, что это последний их набег. Нам нужна помощь, которую на Итаке мы получить не сможем. Я помню, что ты не мореход, но…

Старый раб все понял без объяснений, поклонился:

– Госпожа хочет, чтобы я отправился в Спарту к царю Икарию?

– Да не царь он, но помочь может. Но только к нему и тайно. Я не стану ничего писать, чтобы тебе было легче пробраться скрытно. В доме отца тебе будут рады, только постарайся никому не рассказывать о наших бедах, одному Икарию, не больше.

– Я все исполню. Что передать царю Икарию?

– Скажешь, что нам нужна защита от набегов. Я найду чем оплатить, но не могу нанять охрану здесь, боюсь, что от той охраны будет больше бед, чем помощи. А лучше… скажи Икарию, что если он примет дочь с внуком, то мы переберемся в его дом до возвращения Одиссея! Пусть пришлет за нами людей.

Сказала, словно прыгнула в холодную воду. Да, так лучше! Отчий дом примет, отец не даст дочь в обиду. А Евпейт?.. С ним разберется Одиссей, когда вернется. В Итаке есть царь Лаэрт, пока сын в Троаде, править должен Лаэрт, а не она от имени маленького Телемаха, и без того итакийцы ворчат…

Почему молчит Лаэрт, так боится Евпейта или не любит ее? Для Лаэрта его маленький домик и садик, что вдали от города, дороже всего царства. Антиклея заступаться не будет, свекровь точно не любит невестку. Старая царица уже не раз советовала на время, пока Одиссей воюет, Пенелопе с Телемахом отправиться в Спарту к отцу, мол, вернутся мужчины с войны, вернется и молодая царица.

Может, Одиссей решит остаться в Спарте, как этого хотел Икарий? Было бы прекрасно!

Что делать на этом маленьком островке, где ни пастбищ, ни полей, только горы и лес? Конечно, в Спарте нет моря, но неужели Одиссею за столько лет не надоела эта Великая Зелень? Пенелопа даже придумывала, как покажет мужу потайные уголки Спарты, вернее, ее окрестностей, похвастает, как далеко и точно метала дротик, как пускала стрелы… Нужно снова заняться этим в ожидании Одиссея, чтобы тот поразился неженским умениям своей супруги. Это на Итаке она не могла заниматься привычными тренировками, здесь не принято!

Что было бы с ними, не будь у нее настоящей выдержки? Антиклея, конечно, после визита пиратов молчит, но мягче по отношению к невестке не стала. Вспомнив о свекрови, Пенелопа мысленно обозвала ту глупой курицей и запретила себе о ней думать. Скоро, совсем скоро она уплывет прочь с этого паршивого острова, теперь Пенелопа не сомневалась в необходимости покинуть негостеприимную к ней Итаку.

Актор забрал еще троих сильных рабов и отправился на «Ксанфе» в Лаконию. Потекли длинные дни ожидания. Очень трудно ждать, особенно когда, кроме возвращения отправленного к отцу раба, ждешь и нападения пиратов… Только бы с «Ксанфом» и его командой ничего не случилось!

Пенелопа надеялась, что они доберутся до устья Эврота быстро, ветры попутные, а там подняться по реке на «Ксанфе» можно тоже запросто. Закрыв глаза, она видела Спарту, прекрасную дорогу от города к их загородному дому… Отец наверняка там, он и при Тиндарее не слишком жаловал шумную Спарту, а когда царем стал Менелай, и вовсе удалился в свое имение. Как Лаэрт? Нет, как можно сравнивать?! На отце не лежит ответственность за царство, его отодвинули от власти сразу после замужества Елены, он просто спартанец, хотя и богатый…

Сколько Пенелопа ни сравнивала Икария и Лаэрта, всякий раз находила, что они несопоставимы. Отец умен, даже хитер, он хороший хозяин, он… да, он отец – и этим все сказано!

С тех пор как ахейцы отправились вместе с Агамемноном, Пенелопа не только не видела отца, но и не переписывалась с ним. Торговцы почти не пересекали даже проливы, не говоря уж о Великой Зелени, а отправлять нарочно кого-то в Спарту, как она сделала сейчас, невозможно, и так каждый человек на счету.

Узнав, что Пенелопа отправила в Лаконию Актора с тремя рабами, Антиклея даже разозлилась:

– Скоро сев, в поле и на виноградниках будет много работы, а ты лишила нас трех пар сильных рук!

– Это мои рабы, и я отправила их за помощью.

– Какая помощь тебе нужна? Сеять и пахать?

– Нет, мне нужны мечи и луки, а также корабли, чтобы могли отогнать пиратов от берега и не пустить грабителей в мой дом!

Снова разговор закончился почти ссорой, Антиклея фыркала, как кошка, что невестка попалась трусливая, словно новорожденный ягненок. А еще говорили, что спартанки смелы и сильны!

– Никакой моей смелости и силы не хватит против шести кораблей Фрасиника с его головорезами!

– Смелости должно быть достаточно, чтобы назвать имя твоего мужа!

– Я назвала. Знаешь, что он пообещал в ответ? Убить меня не сразу, если при следующей встрече я буду ласковой и послушной!

– Он не тронул бы тебя, стоило тебе назвать имя Одиссея.

– Пираты и без моих слов знали, что Одиссей оставил слишком мало воинов для защиты и что Лаэрт занят своим садом. Просто трюмы их судов были полны. В следующий раз они придут специально за нашими богатствами и жизнями.

Как ни пререкались, положения это не меняло. Пенелопа была рада, что отправила Актора тайно, потому что Антиклея просто не допустила бы ухода четверых рабов в преддверии самого горячего времени года. По поводу Пенелопы она теперь твердила одно:

– Трусиха! Испугалась одного лишь появления пиратских судов в бухте Ретра. А ведь стоило сказать, что это Итака, как пираты убрались бы восвояси, боясь самого имени Одиссея.

Конечно, не все считали так же, многие понимали, что Итака только чудом не была разграблена мародерами, но старую царицу поддерживал Евпейт, мол, чего бояться? Кто такой этот Фрасиник? Никто и имени такого не слышал. Сейчас кто соберет пяток трусов на старой развалине, тот и мнит себя пиратом, с такими справиться одним громким окриком можно.

Пенелопа понимала, что, если Актор доберется до Спарты, отец обязательно выручит, немедленно пришлет корабль и сильную охрану. Оставалось дождаться. Но она понимала и то, что стоит предупредить об опасности и о своем отплытии Лаэрта, все же он царь, пусть и удалившийся от дел. Может, хоть узнав о пиратах Фрасиника, вернется во дворец и организует защиту? Не с кем, но само присутствие царя поднимет боевой дух оставшихся калек. Да и если в следующий раз, – а Пенелопа не сомневалась, что он будет, – на берег выйдет не слабая царица, а Лаэрт, пираты подумают, затевать ли нападение.

Оставалось найти повод, чтобы посетить царя. Он нашелся сам.

Антиклея решила навестить мужа, жившего в загородном саду. До дома Лаэрта не близко, он забрался повыше в горы и там ухаживал за садом, который посадил в честь рождения Одиссея сам. Горы на Итаке невысоки, не то что в Арголиде или Аркадии, но вековой лес закрывал все вокруг, стоило попасть на большую лесную поляну, и начинало казаться, что ты один на всем свете, что в мире не существует шумных городов, галдящих людских толп, бестолковой суеты, только ты и этот мир…

Пенелопа бывала у свекра в его доме, ей тоже нравилось спокойствие и уединение, но сейчас злилась на Лаэрта, не время сидеть в своем саду, когда Одиссей уплыл так далеко и так надолго. Если ни Лаэрту, ни Антиклее ничего не нужно, то ей тем более! Молодая царица собралась к Лаэрту вместе со старой.

– Зачем?

– Мне нужно поговорить с царем, пора бы ему вспомнить, что он царь.

К Лаэрту отправились с несколькими рабынями, всего двое рабов-стариков топали с ними, охая на каждом шагу. Неудивительно, дорог к Лаэрту нет, ехать верхом ни Антиклея, ни та же Евринома не могли, решено идти всем. Пенелопа несла маленького Телемаха сама, привязав его к спине, как обычно делают рабыни. Малыш привалился щекой к ее плечу и сладко посапывал во сне. Молодая царица старалась ступать осторожно и плавно, чтобы не разбудить сынишку.

Беспрестанно охала Меланфо. Пенелопа с удовольствием продала или просто выгнала бы ленивую и строптивую девчонку, если бы та принадлежала ей лично и не была дочерью умного и работящего Долиона. У этого раба шестеро трудолюбивых сыновей и вот эта маленькая дрянь, от которой проку не больше, чем от вороны-воровки, а нытья и болтовни – как от стаи крикливых сорок. Вот и сейчас каждый шаг вызывал у Меланфо страдания, пришлось прикрикнуть, чтобы заткнулась:

– Меланфо, если ты не замолчишь, я прикажу высечь тебя за нытье!

Угроза помогла ненадолго, слишком хорошо девчонка знала, что любое распоряжение молодой царицы будет отменено старой, а потому не боялась быть выпоротой даже из-за надоевшего всем нытья. Можно бы пожаловаться на маленькую дрянь Долиону, отец сам высек бы дочь, но Пенелопа считала это ниже своего достоинства, что за царица, если сама не справится с рабыней и жалуется ее отцу?

Но сейчас Пенелопе наплевать, осталось недолго, она и к Лаэрту собралась для того, чтобы дни ожидания корабля из Спарты прошли быстрее. Вот вернется Актор – и Пенелопа уплывет в Лаконию… С собой заберет только Евриному, Гипподамию, самого Актора и еще пару рабов, привезенных когда-то с собой. Уж Меланфо не взойдет на этот корабль ни за что!

Хотя нет, хорошо было бы взять дрянную девчонку с собой и высадить на необитаемом острове!

Мысль настолько понравилась Пенелопе, что та тихонько рассмеялась, лукаво покосившись на Меланфо. Рабыня уловила этот взгляд и этот смех, стало не по себе, что это задумала молодая царица? Рабыня перебралась поближе к Антиклее, словно под ее крылышко, чтобы в случае чего попросить защиты. Но Пенелопа не обращала на Меланфо никакого внимания, вернее, еще несколько раз внимательно посмотрела, ввергая ту почти в ужас. Зато теперь ленивая дочь Долиона хотя бы молчала.

Лаэрт вовсе не был рад прибытию незваных гостей, ради которых пришлось освежевать козочку. И мысль Антиклеи остаться пожить у него весну и лето тоже не понравилась старому царю.

– Лаэрт, мне нужно поговорить с тобой.

Пенелопа уложила спать Телемаха, рядом с ним сидела верная Гипподамия, Антиклея уже устроилась в отведенной ей комнате, остальные рабыни разошлись кто куда. Лаэрт недовольно покосился на невестку, знал он эти разговоры, снова будет призывать вернуться во дворец и править. Зачем? Чтобы каждый день наблюдать, как они с Антиклеей перетягивают власть в доме каждая на себя?

– Что ты хочешь знать? Я живу вдали от города и дворца, мне известно меньше, чем тебе самой.

Пенелопе очень хотелось сказать, что она знает о нелюбви к ней и что ей наплевать на эту нелюбовь, но молодая царица только покачала головой:

– Нет, я ни о чем тебя не спрашиваю. Мне не раз советовали уплыть в Арголиду и пожить до возвращения Одиссея у отца. Я готова сделать это. Мы с Телемахом уплывем, как только придет корабль от Икария. Когда я уплыву, вернись во дворец, иначе царство окажется в чужих руках. Антиклея не сможет противостоять Евпейту.

Лаэрт фыркнул:

– А я смогу?!

– Ты же царь.

– Царь Одиссей. Или ты решила, что он не вернется? Плоха та жена, что начинает сомневаться в возвращении мужа, едва исчез пенный след за его кораблем.

– Ты хорошо знаешь, что я честно жду Одиссея и верю в его возвращение. Но я женщина, а кроме работ по дому, в небрежности к которым ты не можешь меня упрекнуть, есть еще царство. Итаке нужен царь.

– Царь Одиссей, – упрямо буркнул Лаэрт.

– Но его сейчас нет дома. – Пенелопа решила разговаривать мягко и сдержанно со строптивым стариком, хотя делать это было трудно.

– Пока Одиссея нет, царь вон, – Лаэрт мотнул головой в сторону спящего Телемаха, – твой сын.

Пенелопа вдруг поняла обиду старого царя! Одиссей не попросил его править, а объявил, что царем будет маленький Телемах. Конечно, не крошку Телемаха, а старого Лаэрта нужно было назвать царем на время отсутствия Одиссея. Домом управляла бы Антиклея, а царством Лаэрт. Пенелопа согласна с таким распределением, все равно властная ворчливая свекровь не позволяла ничего делать по-своему, но стоило случиться какой-то неприятности, немедленно объявляла, что вина в том молодой царицы, мол, она хозяйка. И все понимали нелепость такого положения. А когда понимают, то смеются. Но если смеются, ни о какой власти речи не может быть.

Подумав об этом, Пенелопа еще раз порадовалась своему решению отправиться в Спарту. Давно нужно было сделать это, не тратила бы столько нервов и не проливала б столько слез! Ничего, скоро, совсем скоро она исправит допущенную ошибку. Пусть себе Лаэрт ругается на рабов, а Антиклея – на рабынь, а сама Пенелопа в отцовском, куда более уютном и богатом, чем здешний дворец, доме будет жить в свое удовольствие. Воспитывать подрастающего Телемаха, сама учить его многим премудростям, вволю заниматься гимнастическими упражнениями, ткать из хорошей шерсти, а не из такой, какую прядут местные рабыни… И вообще, дома в Спарте все лучше, чем здесь, – трава зеленее, небо синее, солнце ласковей, а то, что нет моря и часты засухи, так это мелочи!

Очнувшись от своих мыслей, она миролюбиво попросила:

– Лаэрт, Одиссей вернется не скоро, оракул сказал, что через двадцать лет, но даже если раньше, у Итаки должен быть эти годы царь, я уплыву, Антиклея женщина, сохрани трон для Одиссея.

– Ты решила уплыть в Спарту?

– Да, решила. Если вернется Одиссей, вернемся и мы с Телемахом…

– Одиссей не простит тебе ухода в Спарту.

Она разозлилась:

– Я не виновата, что война и что Итакой некому править! Вернись во дворец, возьми все в свои руки, и я останусь и буду сидеть за ткацким станом, ожидая мужа!

Разговора не получилось, Лаэрт был против ее отъезда, но возвращаться во дворец не желал.

Ну и ладно, главное, она предупредила, сняла со своей совести груз ответственности. Не хочет возвращаться, пусть сидит в своей норе. Мелькнула еще одна хитренькая мысль: может, вернувшись в Итаку и поняв, что место занято, Одиссей предпочтет их владениям земли в Спарте? Спартанские владения Икария куда больше Итаки.

Они преодолели уже большую часть обратной дороги. Один из шедших с женщинами рабов, Тифий, вернулся, чтобы забрать то, что по рассеянности забыли, и с женщинами теперь был только Фриних, но это мало их заботило.

И вдруг…

Впереди явно поднимался дым. Причем это был дым над их дворцом. Что там случилось?! Как мог загореться дворец, если очаг не топится, поскольку хозяев нет дома? Что такое могли натворить слуги, чтобы устроить пожар?

Царицы переглянулись. Может, не стоило уходить обеим, всем известно, сколь нерадивы бывают слуги, если хозяев нет дома. И Эвриклею забрали…

Тревожась, Пенелопа решила пройти пусть неудобной и даже опасной, но близкой дорогой, скорее тропинкой. По этой тропинке трудно спускаться вниз на берег, зато там дворец почти рядом. Остальные подождут наверху, а они с Гипподамией и Меланфо сбегут вниз, чтобы понять, что произошло. Потом можно будет прислать рабов, помочь спуститься остальным.

Она предложила Антиклее пойти дальней, привычной дорогой, но свекровь почему-то отказалась. Когда они выбрались из леса и стали пробираться между большими камнями, чтобы выйти к спуску у пещер, Пенелопа махнула рукой:

– Идите медленно и осторожно, только не пытайтесь спуститься, я за вами пришлю…

Сама, ловко перескакивая, двинулась вперед. Меланфо тут же принялась ойкать, и раздраженная Пенелопа приказала и ей оставаться со старой царицей.

Они уже выбрались к пещерам, осталось только обогнуть несколько больших камней и начать спуск, когда Пенелопа вдруг замерла, сделав знак Гипподамии, чтобы та не двигалась. Внизу слышались голоса, но это были ЧУЖИЕ голоса! Подобравшись ближе, царица осторожно посмотрела в щель между камнями и тут же отпрянула назад.

У берега уже стянуты с песка в воду три корабля, явно пиратские! Сами бандиты занимались тем, что грузили на них награбленное. Большего Пенелопа разглядеть не успела, но и без того ясно, что только отсутствие дома спасло их от рабства или вообще смерти. Внизу хозяйничал вовсе не Фрасиник, и на сей раз корабельные трюмы полны уже добром из их дворца!

Мысль билась, как птица, попавшая в силки. Ни возвращаться назад, ни идти вперед нельзя, их и так чудом не заметили. Царица знаком показала Гипподамии, чтобы та вернулась к остальным и приказала им молчать. Девушка кивнула и скрылась за вторым большим камнем.

Что делать?! Из всего оружия у них с собой только ее меч, а из всех защитников она сама. Даже стрелы из лука разметаны, да и помогут ли несколько стрел против целой банды? Царица едва не застонала от бессилия.

И тут Пенелопа вспомнила об убежище, которое совсем под боком. В малой пещере есть ход в глубину скалы, конечно, там темно, сыро и страшно, но там можно скрыться. Не вечно же будут пираты грузиться? Только как пробраться в пещеру стольким женщинам и маленькому Телемаху, достаточно одного неосторожного движения или вскрика, и пираты услышат, тогда не спастись.

Но другого выхода все равно не было…

Пенелопа вернулась к Антиклее с женщинами, склонилась к самому уху старого Фриниха, зашептала что-то, показывая рукой на лес, откуда они пришли. Тот кивал, тревожно озираясь. Антиклея разозлилась, но возмутиться не успела, Пенелопа так же прямо в ухо сказала и ей, что внизу пираты и нужно осторожно проскользнуть внутрь пещеры, она знает ход и проведет, только нельзя шуметь, совсем нельзя.

Телемах блестел любопытными глазенками, приключение ему явно нравилось, очень хотелось спросить, скоро ли они будут дома, но мама прижала палец к губам, показывая всем, что нужно молчать. Потом так же зашептала ему на ухо. Было щекотно, и он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

В воздухе повисло ощущение тревоги.

Пенелопа снова ловко подхватила Телемаха в полосу ткани на спине и сделала знак, чтобы следовали за ней, только молча и на цыпочках.

Добраться бы в пещеру, пройти за поворот, там их найдут не сразу, там можно будет немного подумать, как быть дальше. Сейчас главное – скрыться в пещере.

Она проследила, чтобы в темноту пещеры нырнули все, потом, дотрагиваясь рукой до каждой, выстроила всех одну за другой так, чтобы женщины касались левой рукой идущей впереди, а правой стены пещеры. Глупую Меланфо поставила следом за собой, а Гипподамию последней и решительно двинулась вперед.

Меланфо почти сразу попыталась ойкнуть, но получила удар от Антиклеи и заткнулась. Хотелось бежать, но Пенелопа, сдерживая себя, двигалась медленно, чтобы никто не упал в темноте.

Царица знала в этой пещере проход подальше вглубь. Этот ход не сразу найдешь; кроме того, несколько поворотов надежно скрывали внутренности пещеры. Когда-то пещера, видно, была сквозной и имела выход наружу в сторону бухты, но потом огромные камни, обрушившись, этот выход закрыли, остались лишь несколько щелей, в которые и рука не протиснется.

Они попали туда с Одиссеем случайно, потом вернулись еще раз, а потом Пенелопа тайно спрятала в самой дальней пещере свое приданое. Это случилось уже перед самым отплытием Одиссея к Троаде. Внутри ужасно, темно, мокро, скользко, воздух застоявшийся, но лучше уж пересидеть в этом кошмаре, чем лежать связанными на дне пиратского корабля или вообще погибнуть под их мечом.