Текст книги "Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…»"

Автор книги: Наталья Павлищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На их счастье, даже заглянув во внешнюю небольшую пещеру, невозможно заметить проход дальше, который скрывал большой камень, да и там поворот за поворотом, не зная которых найти дорогу почти невозможно.

Наверняка пираты уже проверили пещеру, никого не нашли и успокоились. Это давало надежду пересидеть внутри, забравшись как можно дальше, пока убийцы не уплывут. Пробираться особенно тяжело, потому что они не могли зажечь факел, чтобы свет не заметили с берега, где галдели стаскивавшие награбленное пираты. Всем пришлось двигаться на тихий голос идущей впереди Пенелопы, причем двигаться молча, ощупывая стены руками и пол ногами. Содрогаясь от омерзения из-за сочившейся отовсюду влаги и скользких на ощупь камней, дрожа от страха, женщины все же пробирались к цели.

На их счастье, в той самой пещере, из которой когда-то был выход на берег, сквозь щели снаружи пробивался хоть какой-то свет, даже в таком полумраке стало легче. Убедившись, что все пришли целыми и не нашумели, Пенелопа все же знаками напомнила, что разговаривать нельзя. Могла и не предупреждать, сквозь щели явно доносились голоса бандитов, их смех и крики.

Рассадив всех, Пенелопа подобралась ближе к внешней стене.

В узкую щель между камнями просматривался берег. Конечно, не весь, но главный корабль пиратов и снующие туда-сюда люди были видны. Царица знала другое место, где щель горизонтальная, через нее берег вообще как на ладони. Осторожно нащупывая ногой выступы на скользких камнях, она забралась повыше и принялась разглядывать.

Картина предстала совсем неутешительная. Пираты стаскивали награбленное и грузили на корабли. Царица уже поняла, что дворец разграблен полностью, но теперь увидела и рабов. Часть из них убиты и брошены в сторону, чтобы не мешали. Другие лежали связанными, они окровавлены и явно избиты, этих увезут на продажу на невольничьих рынках подальше от Эллады. Большинство до своего нового места жительства не дотянет, таких выбросят в море, как только станет ясно, что они слишком слабы. Именно потому рабов старались брать только самых крепких, а таковых во дворце было немного, Одиссей всех способных держать в руках весла забрал с собой.

Смотреть на все тяжело, Пенелопу порадовало только то, что пираты спешно грузили корабли, значит, собрались уплывать.

Вдруг один из них, тот, что распоряжался погрузкой, поднял тунику и… принялся мочиться прямо на солнце! Это столь непривычно, ведь все ахейцы знают, что таким образом человек наносит страшное оскорбление Гелиосу. Взгляд царицы невольно наполнился гневом. Человек вдруг повернулся и внимательно оглядел высокий берег, словно что-то почувствовав. Пенелопе даже показалось, что они встретились глазами. От ужаса она едва не закричала и крепко зажмурилась. Когда посмотрела снова, пират все еще стоял, подозрительно косясь наверх.

– Ликет, ты чего? – крикнул кто-то из пиратов.

Царица не стала рисковать и спустилась с камня. Если этот Ликет почувствовал, что на него смотрят, то может проверить. Незачем дразнить судьбу.

На берегу расхохотались над какой-то шуткой. Грубый смех был сродни поведению бандитов. Такие не пожалеют, не оставят и куска сухого хлеба на пропитание, и жизнь тоже не оставят. Нужно спрятаться и сидеть тихо, как мышки в норе, пока пираты не уберутся, даже если они унесут с собой весь берег. Помощи ждать неоткуда, если городские не пришли на помощь рабам и слугам дворца, когда тот грабили, станут ли они выручать двух цариц и царевича? Каждому своя жизнь дороже.

Перестав разглядывать берег, Пенелопа не увидела главной опасности. Ликет действительно что-то почувствовал и, справив малую нужду, решительно направился к узкой тропинке наверх.

– Эй, Ликет, ты куда? Уплывем без тебя!

– Посмотрю, что там наверху! Пока вы, лентяи, все погрузите, я успею вернуться.

– Мы смотрели наверху, там ничего нет.

– Я быстро!

Он уже карабкался вверх по тропинке. Наверху за поворотом действительно ничего примечательного не было, немного подальше вход в небольшую пещеру, потом еще в одну, камни, деревья… Хотя эти пещеры проверяли, Ликет вдруг решил глянуть еще раз. Опасно, но кто из морских разбойников боится опасностей? Ничего нового не увидел и уже собрался спускаться, когда чуткое ухо уловило шаркающие шаги… Ликет мгновенно скрылся за большим камнем.

Антиклее надоело сидеть, и она все же решила выйти наружу вопреки строгому запрету Пенелопы. Молодая царица тревожно посмотрела вслед свекрови, неужели нельзя потерпеть, не вечно же будут пираты на острове? Маленький Телемах, и тот терпит.

Закричать на старую царицу, как на рабыню, Пенелопа не могла. Молодая царица поднялась, подтолкнула Телемаха к Эвриклее и, осторожно взяв меч, чтобы даже не звякнул, нащупывая стену рукой, отправилась за свекровью.

Стены мокрые, скользкие от влаги, воздух действительно спертый и тяжелый из-за испарений. Скорей бы уплыли эти мерзавцы, без возможности нормально дышать женщины долго не выдержат. И все равно выходить пока нельзя, нужно терпеть. Пенелопа торопилась, чтобы остановить свекровь раньше, чем та выйдет во внешнюю пещеру. Может, Антиклея остановится у поворота и не будет шуметь? Тогда не страшно.

Но Пенелопа надеялась зря, старой царице надоел спертый сырой воздух пещеры, хотелось хоть чуть подышать. Она осторожно выглянула и, не заметив никого, решительно шагнула наружу. С берега не видно, и чего Пенелопа боится?

Пенелопа замерла перед выходом во внешнюю пещеру. Она услышала чужого раньше, чем увидела. Это был предводитель пиратов Ликет, он явно прикидывал, что лучше – прикончить старуху (какой с нее прок, даже на рынке не продашь) или заставить показать путь туда, откуда она вышла. Перед самым появлением глупой старухи Ликет сам заглядывал в пещеру, но, сколько ни светил, никаких признаков хода дальше не увидел. Однако и старухи в пещере тоже не было, значит, ход все же есть.

Рабы из дворца сказали, что обе царицы под сильной защитой старого царя в горах, но Ликет слышал о садике Лаэрта и его нынешних занятиях и не верил в возможность сильной защиты. Однако уходить далеко в горы даже на разведку не рискнул. Но что-то подсказывало, что царицы могли спрятаться и куда ближе, чем склоны Аретусы. Если старуха выползла из пещеры, значит, остальные тоже где-то рядом…

Всего несколько мгновений он раздумывал, зажав рот Антиклее, чтобы та не закричала и не позвала своих. И без того едва живая из-за спертого воздуха и волнений, Антиклея быстро обмякла в его грубых руках, теряя сознание. Последней мыслью старой царицы было, чтобы этот убийца не нашел ход дальше, хотя она уже понимала, что теперь найдут…

Не собираясь держать тело Антиклеи на весу, Ликет уже начал опускать его, и тут… из темноты пещеры появилась женщина! Не нужно приглядываться, чтобы понять, что это молодая царица. Ликет выпрямился. В руках у Пенелопы меч, но какой же мужчина испугается женщины с мечом? И держит-то она его как – двумя руками… Смех, да и только.

Ликет не стал никого звать, решив, что справится сам, чтобы вся добыча принадлежала ему, особенно вот эта красавица, глаза которой пылали гневом. Ух, какая! Бывают же женщины, которых даже убивать жалко. И не убивать нельзя, потому что на любом рынке Пенелопу узнают и быстро выяснят, кто именно продал. Одиссей за жену из царства Аида достанет и заново голову оторвет. Нет уж, таких насилуют и убивают.

И сделать это надо быстро, зажать рот, как вот этой старухе, можно даже чуть пристукнуть, чтобы не кричала, и… От возбуждения кровь застучала в висках, рот наполнился слюной, а внизу живота стало горячо.

И все же Ликет успел подумать, что никто не должен знать, что он сделает с этой женщиной, никто. Мало ли что… Хорошо, что рядом нет никого из придурков, что орут на берегу.

– Гы-гы… – Он вытянул руку и стал приманивать женщину, словно птицу, сложив пальцы щепотью. – Утя-утя…

Пенелопа подняла меч. Она прекрасно понимала, что шансов справиться с этим буйволом у нее нет, но не сбрасывать же для него тунику! Ликет уже оставил Антиклею и шагнул к Пенелопе. И тут… Пенелопа вложила в бросок всю свою силу, а точности руки дочери Икария могли позавидовать многие мужчины – через мгновение меч торчал из горла Ликета! А еще через мгновение она уже зажимала рукой его рот, из которого с бульканьем вырывалась кровавая пена. Ноги Ликета дрыгались, словно пытаясь от чего-то оттолкнуться, а руки скребли землю, хватали последним судорожным усилием камни…

У выхода на четвереньках стояла очнувшаяся Антиклея.

Ликет затих, зато снизу послышались встревоженные крики, видно, там все же услышали шум. Кто-то явно поднимался по склону. Пенелопа схватила Ликета под мышки и потащила в глубь пещеры за поворот. Опомнившаяся Антиклея суетливо пыталась ухватиться за ногу убитого, но только мешала. Все же они успели скрыться, но дальше двигаться не рискнули, остановились, прижавшись спинами к мокрой стене, не замечая ни влаги, ни слизи. Ликет уже не подавал признаков жизни совсем, а из его горла все еще торчал меч Пенелопы.

Спрятались вовремя, потому что к пещере уже прибежали бандиты и остановились, заметив огромную лужу крови и кровавый след, ведущий вглубь.

– Эй! Ликет, где ты?

Пенелопе казалось, что стук ее сердца слышен не только в пещере, но и по всей Итаке, однако бандиты его почему-то не слышали. Гудело в голове, стучало в висках, бешено колотилось сердце, а дыхание приходилось цедить через чуть приоткрытые губы или вообще задерживать, пока не начинала кружиться голова.

Пещера невелика, и бандиты все же сунулись внутрь по кровавому следу.

Пенелопа вдруг крепко взяла за руку свекровь и… откуда-то послышалось змеиное шипение. Антиклея дернулась, но Пенелопа сжала ее руку еще крепче. Свекровь не сразу сообразила, что шипение доносится из уст Пенелопы. Это было любимым детским развлечением, она очень похоже изображала шипение клубка растревоженных змей. По просьбе хитрой Елены они не раз срывали свидания Клитемнестре, разгоняя женихов старшей из царевен шипением из кустов. Пригодилось…

Бандиты остановились, на некоторое время замерли.

– Змеи?..

Но шипеть долго невозможно.

– Дай-ка свет…

Они явно зажгли факел и внесли его во внешнюю пещеру. Сейчас немного поищут и по кровавому следу повернут за совсем неприметный камень. Тогда все…

Но пираты не двинулись, потому что пещеру вдруг потряс и вовсе непонятный звук. Пенелопе снова пришлось прижать Антиклею, чтобы та не заорала от ужаса. Это была немыслимая смесь из рева, визга и… чавканья! Пенелопа сама не могла бы объяснить, на какого зверя пыталась быть похожей, от отчаянья она произнесла нечто такое, от чего на головах у пиратов встали дыбом не только остатки волос, но и бороды.

Ошеломленные бандиты отступили, но уходить совсем не собирались. Казалось, спасения нет… И тогда, все еще рыча и чавкая, Пенелопа склонилась над убитым Ликетом.

От брошенного факела сквозь щели между камней было немного света, Антиклея с изумлением наблюдала, как невестка быстро дважды повернула в горле меч, прежде чем вытащить, а потом безжалостно раскромсала и даже порвала руками все, что смогла в теле Ликета, вырезав живот и вывалив наружу кишки. Теперь его тело вовсе не выглядело заколотым, казалось, убитого терзало неведомое чудовище, кровавое и ужасное…

Едва справившись, Пенелопа потащила свекровь вглубь, за очередной поворот. А бандиты, не слыша ничего подозрительного, снова сунулись внутрь:

– Эй, Ликет!

Дальше уходить бесполезно, если их не испугает растерзанное тело предводителя, то уж сопротивление слабой женщины тем более. И все же Пенелопа покрепче ухватилась за рукоять своего окровавленного меча, готовая всадить его в сердце первого же, кто сунется за ними в следующий проход. Беда только, что за первым будет несколько других…

Осторожно светя двумя факелами, пираты искали, куда делся Ликет. Кровавый след вел за поворот, кажется, и звуки доносились оттуда же…

Первый же наткнувшийся на тело заорал так, что Пенелопа с Антиклеей едва не завизжали от неожиданности тоже. Видимо, факел осветил «работу» Пенелопы, и та показалась кошмарной, не зря царица рвала и кромсала мертвую плоть Ликета…

Пираты с воплями ужаса бросились прочь, снова уронив факел:

– Там чудовище!

– Чудовище сожрало Ликета!

– Скорей с этого проклятого острова!

Едва переведя дыхание, Пенелопа сделала знак Антиклее, что нужно уходить. Их обеих трясло, как в лихорадке.

Ноги не держали, они несколько раз спотыкались и даже падали, но теперь шуметь уже не боялись, пиратам не до них. Пенелопа не зря уродовала тело убитого пирата, перепуганные бандиты кубарем скатились вниз и опрометью бросились на корабль, крича, что на берегу страшное чудовище, растерзавшее Ликета! Когда Евринома осторожно выглянула в щель, то увидела, как от берега отталкивают последний корабль, причем часть гребцов стояла с луками в руках. Жаль, что они успели погрузить почти все, на берегу остались лежать только убитые рабы, обломки и обрывки того, что не пригодилось пиратам.

Но главное – сами пираты поспешно удирали.

Однако спокойствия их паническое бегство и крики женщинам не добавили. Чудовище?! Что за чудовище на Итаке? Только его не хватало ко всем напастям. А куда делись обе царицы? Что, если их тоже растерзало чудовище?!

Женщины в испуге забились в дальний угол пещеры, вздрагивая от малейшего звука. Поэтому шаги Пенелопы и Антиклеи показались им грозной поступью неведомого монстра, который, как кричали пираты внизу, сожрал какого-то Ликета. Женщины тоже слышали вой и визг и завизжали, в свою очередь, когда силуэт Антиклеи показался из темноты.

– Перестаньте орать!

– Что там за чудовище? Это оно выло?

Обессиленная Пенелопа просто сползла по стене и уткнулась лицом в окровавленные ладони, а Антиклея лишь кивнула на невестку:

– Это она выла.

Некоторое время ошарашенно молчали все. Никто ничего не понимал, голос был не просто неженский, он принадлежал вообще непонятно кому.

– Почему пираты удрали, они воя испугались?

Антиклея стала рассказывать, конечно, она чувствовала себя виноватой, ведь если бы не вышла наружу, Ликет не сунулся бы в пещеру. Но старой царице тут же пришла мысль, что не произойди всего этого, пираты неизвестно сколько сидели бы на Итаке, а они сами задыхались в пещере. По ее словам получалось, что самовольство обернулось благом для всех.

А Пенелопа вдруг сообразила, что тошнотворный запах крови исходит от рук, которыми она сначала закрывала рот умирающему Ликету, а потом кромсала его тело. Царица принялась с остервенением отирать кровь о мокрые стены, так, словно та жгла кожу. Эвриклея все поняла без объяснений, подсела к молодой царице:

– Убила?..

– Да! – В голосе Пенелопы столько отчаянья, что Эвриклея содрогнулась. Но тут же взяла себя в руки, она поняла: что бы там ни рассказывала старая царица, этим убийством и диким воем молодая женщина спасла их всех.

– Ну и ладно, ну и хорошо, одним мерзавцем на свете меньше стало…

Нельзя сказать, что такое заявление успокоило Пенелопу, но она вдруг уткнулась в плечо старой няньки и расплакалась. Эвриклея гладила царицу по голове, бормоча что-то непонятное, видно, на языке своего народа…

Город пострадал не слишком сильно, встретив хоть какой-то отпор, пираты особенно не старались, а вот дворец… От него остались одни стены. Все, что можно унести, забрав, ободрав, выломав, унесено, люди либо убиты, либо уведены в рабство. То, что не сумели утащить, – поломали, искромсали, сожгли. Старая ключница Каллифана, видно, до последнего вздоха пыталась защитить хозяйское добро, она была зарублена на пороге кладовой, причем, вытаскивая оттуда запасы, бандиты нещадно топтали тело старухи. Каллифана вопреки своему имени («Видная красотой») была довольно уродлива, к тому же стара, потому ее не пожалели ни при жизни, ни после гибели.

Такая же участь постигла всех слуг и рабов, пытавшихся защищать дворец или сопротивляться, они были убиты. Но неизвестно, кому хуже – им или тем, кого связанными бросили на дно пиратского корабля. Вторых ждала неволя куда тяжелей прежней, если вообще выживут за время плавания. А если будут слишком слабы, то пойдут на корм рыбам даже живьем.

Выжившие рабы принялись устраивать погребальный костер для убитых. Сначала нужно позаботиться о тех, кто отправился в царство Аида, а уж потом о живых…

Из города потихоньку потянулись итакийцы, ахали, охали, помогали хоть как-то привести в порядок дворец, несли понемногу припасы. За неимением ключницы постепенно заботу об учете и распределении припасов взяла на себя Евринома, получилось это случайно и быстро стало привычным, девушка и раньше нередко помогала Каллифане и могла бы по памяти сказать, что и сколько пропало из провизии, какие ткани, какая утварь…

Только кому говорить, если Антиклея ушла к старому царю в его домик, а молодая, сама не своя, легла и лежала целыми днями, точно в полудреме, даже Телемаха перепоручила Эвриклее.

Пенелопа действительно лежала день за днем, с трудом поднимаясь, чтобы справить нужду и попить воды. Куски хлеба, которые ей оставляла подле ложа Эвриклея, оставались нетронутыми… Рухнула вся налаженная прежняя жизнь, и что делать теперь, непонятно. Но самое страшное – она убила человека, вернее, пугало не само убийство (это враг безжалостный и страшный), а то, как это сделала. Растерзав тело Ликета, царица словно потратила на него последние силы.

Когда Гипподамия говорила, что царицу нужно убедить встать и хотя бы поесть, мудрая Эвриклея отрицательно мотала головой:

– Пусть переживет. Такое нужно пережить.

Эвриклея не стала никому рассказывать, что они с Долионом ходили в пещеру и вынесли оттуда раскромсанное тело Ликета, чтобы предать его огню. Даже видавший виды Долион содрогнулся, увидев, во что превратила убитого Пенелопа. Все понимали, что иначе нельзя, что только это спасло и саму царицу, и всех, кто прятался в пещере, но каково молодой женщине вспоминать свои действия?

Эвриклее показалось, что целью пиратов был именно дворец, они будто знали, что охраны нет, а хозяин далеко. То, что Одиссей далеко, известно всей Элладе, а вот то, что Лаэрт не живет во дворце и больше не правит, знали немногие, разве что на самой Итаке. Обычно, если царь уплывал надолго, править оставался его отец, брат или взрослый сын. Если сын мал, то правил кто-то из родственников до возвращения хозяина. Бывало, власть переходила в руки царицы, которая правила от имени сына, но это только если нет никого другого. Но и тогда царица была правительницей лишь по названию, власть все равно оставалась в мужских руках, иначе кому защищать эту самую власть?

Для ахейцев нет ничего хуже, если дом перейдет в руки, «держащие веретено». Но у Одиссея такого не должно быть, Лаэрт хотя и немолод, но не столь стар, чтобы удалиться от дел совсем. Итака – остров небольшой, если не сказать маленький, с ним и юноша справится, если, конечно, есть толковые советчики. Но Телемах совсем ребенок, потому домом управлять должна бы Пенелопа, а вот всем царством, конечно, Лаэрт.

Хозяйка в доме женщина, но только в доме, за его пределами властвует хозяин, женщинам только указывают, что они должны сделать вне дома.

Но в доме Одиссея настоящая беда, нет ни хозяина, ни хозяйки. Лаэрт ушел жить в свой домик за городом, взяв с собой нескольких слуг и старую служанку, чтобы стряпала. А во дворце нашла коса на камень – старая царица с молодой власть не поделили, а потому каждая либо делает вид, что она главная, либо, напротив, твердит, что это ее не касается. Вернее, делали, теперь уж и делить нечего: дворца нет, а потому и власти в нем тоже.

Неудивительно, что пираты разграбили дворец Одиссея, если Лаэрт ушел, а Антиклея с Пенелопой точно кошка с собакой, таких и пограбить проще всего…

А что дальше? Эвриклея сокрушенно качала головой: разве так было, когда ее только купил Лаэрт, отдав за разумную рабыню целых двадцать волов? Но теперь Лаэрт не тот и Итака не та…

Старая царица ушла к мужу в его домик, Лаэрт хотя и не был в восторге от такого решения, но принял, жить-то негде. По дворцу неприкаянно бродили чудом уцелевшие рабы, Евринома все пыталась найти хоть что-то неиспорченное и не могла, стаскивала рухлядь в одну кучу, после каждой поломанной вещи изливая на головы супостатов очередное витиеватое проклятье. Остальные разгребали завалы и пытались отмыть стены от копоти. Конечно, не все сгорело, но обрушена даже лестница на второй этаж в женскую половину.

Пенелопа увидела в этом знак, что ей пора убираться с острова. Она не делала ничего, лежала, отвернувшись от всех и бездумно уставившись в стену. Все понимали: царица ждет вестей от отца. От рабов ничего не скроешь, хоть их и осталось совсем мало, но и они задумывались, как жить дальше.

Долион со своей семьей выживут, у него шестеро сыновей, один другого крепче, целы остались чудом, потому что работали далеко в лесу, Евмей со своими свиньями жив-здоров и даже не пострадал, а каково тем, кто стар, как Ферет или Эвриклея? Куда денется Евринома? Прома с золотыми руками возьмут плотничать, а вот Сантию?.. Гипподамия надеялась уплыть с хозяйкой, да и Евриному могли забрать с собой в Спарту, но оставались те, кому идти некуда, вся надежда на царицу, но та уплывает…

Никто не осуждал, и без того поговаривали, что Пенелопе лучше бы переждать у отца в Спарте, а теперь тем более, жить негде, не на что, невозможно. Горелые стены, пустые кладовые, все разбито и раскурочено, рабы угнаны или убиты…

Где же корабли из Спарты, где отцовская помощь? Пенелопа старательно гнала от себя мысль, что Актор мог не доплыть, попасть к пиратам или просто в бурю. Великая Зелень капризна всегда, даже если плыть только вдоль берега, мало ли что могло случиться. Что тогда? Думать о таком не хотелось, она всей душой рвалась домой в Спарту, отец не откажется принять свою дочь с внуком, тем более после того, что случилось…

Дни тянулись немыслимо медленно, казалось, время остановилось и Солнце-Гелиос гоняет своих коней по небу шагом, а не бегом. Но и ночи длинны, они вдруг стали тягучими и бесконечными…

Пенелопа мысленно пыталась разговаривать с Одиссеем, объясняя мужу, почему вынуждена уплыть к отцу.

– Я никогда не бросила бы наш дом, но его больше нет, он разрушен, даже та кровать, которую ты сделал из пня оливы, даже она сломана! Одиссей, я не могу сидеть и ждать следующего нападения. Но дело не в том, что я боюсь, нам нечего есть, у нас больше нет рабов, осталось лишь мое приданое, но его хватит ненадолго, а ты вернешься не скоро… Проклятая война уже длится столько лет, а конца не видно. Я не осуждаю, наверное, вы просто не можете взять город, стены которого выстроены богами, но что же делать нам, погибать от голода и холода? Мы чудом остались живы, я… я даже убила пирата! Своими руками зарезала, а потом еще и искромсала человека! Понимаю, что ты видишь кровь и смерть каждый день, убиваешь или ранишь, но ты мужчина и ты на войне, а каково мне, женщине, убивать?

Она мысленно рассказывала и рассказывала, казалось, так время проходит незаметней.

Временами Пенелопа принималась высчитывать, сколько дней нужно, чтобы добраться до Спарты и обратно. По ее расчетам, выходило, что Актор должен уже вернуться, а его все не было. Пенелопа начинала считать снова, прибавляла лишние дни на плохой ветер, погоду, на то, что отец не смог сразу снарядить корабли, потому что все они где-то вне Арголиды, кроме того, сейчас трудно найти надежных людей, Арголида и Эллада вообще заметно опустела, все на войне…

С Актором всего трое рабов, не самых сильных, Пенелопа не могла забирать сильных в преддверии пахоты. Этого совсем мало, да и корабль невелик, это просто скорлупка, которую волны и ветер могут унести куда угодно… Но Пенелопа упорно верила в то, что Актор доберется и вернется. Ей просто не оставалось ничего другого, как верить.

Нужно набраться терпения, скоро, совсем скоро прибудут корабли от отца, пусть всего один, чтобы забрать их с Телемахом домой. Ничего, она дождется, она вытерпит…