Текст книги "Сафари на гиен"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну, хозяйка ваша дает! Потрясающая баба! Настоящий авторитет!

Остаток дня прошел как обычно. На следующее утро Витя подошел к офису фирмы без пяти десять. Людочка топталась перед дверью.

– Ой, Вить, хорошо, что ты пришел, что-то еще заперто. Я без четверти пришла, так с тех пор и стою. Николай-то сегодня к зубному отпросился, а почему Мадам нет – ума не приложу. Первый случай в истории.

Витя подергал дверь, она была прочно заперта. Он постучал легонько, чтобы не привлекать внимания.

– Думаешь, дежурный заснул? – в сомнении проговорила Людочка. – Но где же все-таки Мадам?

– Черт знает что! – Витя начал волноваться. – Открывать пора, а мы тут отсвечиваем.

Он схватил Людочку за руку и потащил в подворотню к дверям черного хода. На первый взгляд железная дверь черного хода тоже казалась запертой. Но когда Витя без надежды на успех двинул ее плечом, дверь неожиданно распахнулась, она оказалась просто прикрытой. Они осторожно прошли в офис. В коридоре горел свет – вот бы Мадам скандал устроила, если бы первой пришла, – и почему-то была открыта дверь демонстрационного зала (шоу-рума, как выражалась Мадам). Людочка потянулась было закрыть дверь, но потом на лице ее появилось испуганное выражение.

– Вить, а ведь мы вчера свет гасили и дверь закрывали. Что-то случилось, Витя!

– Кто сегодня дежурил-то? Борис или Эдуард Иваныч? Эй, есть тут кто? – воззвал Витя.

Голос эхом прокатился по пустому помещению.

– Ой, не надо кричать! – взвизгнула Людочка. – Страшно очень.

Она взяла Витю за руку, и они, почему-то крадучись, вошли в зал. Посредине зала, на подиуме, выложенном роскошной испанской плиткой, стояли четыре финские гидромассажные ванны. Сегодня должна была состояться их рекламная демонстрация. Были приглашены четыре манекенщицы из модельного агентства, которые должны были плескаться в этих ваннах, изображая восторг и высшую степень наслаждения жизнью, – но это только в двенадцать, а сейчас около десяти. Тем не менее в одной из ванн кто-то уже лежал. Витя включил верхний свет, и, по-прежнему держась за руки, они с Людочкой приблизились к подиуму.

На подиуме в великолепной финской ванне Maxi-Ultra с двойным гидромассажем, электроподогревом и подсветкой, ориентировочная стоимость три тысячи пятьсот условных единиц (или, если по-простому, долларов), лежала Марианна Валериановна Ратищева, известная всему деловому Петербургу как Мадам Джакузи.

Она была облачена в свой любимый васильковый костюм (пуленепробиваемый, как считали сотрудники). Остекленевшие глаза ее были устремлены в потолок, будто она выискивала там очередной непорядок. В груди у нее торчал нож, к ножу был приколот клочок бумаги, а пониже ножа, на животе, лежала темно-красная роза, и капельки воды, непременное условие качественного гидромассажа, блестели на ней, как бриллианты.

– Витя, Витенька, что это с ней? – пискнула Людочка, прячась за Витину спину. – Что она еще задумала?

– Кажется, она больше ничего не задумает, – медленно проговорил Витя. – Вроде бы она… того.

Он заставил себя сделать шаг и наклонился над Мадам. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было нацарапано: «С днем рождения!».

Витя вздрогнул. Людочка почему-то перекрестилась.

– Витя, я боюсь! Она это нарочно! Она сейчас как вскочит!

– Ничего она не вскочит! – голос Вити крепчал. – Мертвая она, мертвее не бывает. Звонить нужно в полицию.

– А в «Скорую»?

– «Скорая» тут не нужна.

– Витенька, а что же теперь будет? Что мы будем делать? Кто на нас будет кричать? – губы у Людочки задрожали, и она разрыдалась.

– Что делать – разберемся. А если будешь реветь, я на тебя почище Мадам заору.

Витя приволок вконец расклеившуюся Людочку в офис, налил ей воды из электрочайника и снял трубку телефона.

Полиция приехала быстро – Мадам в городе знали, и в большом количестве. Эксперты захлопотали вокруг трупа, а сутулый дядечка со скучными глазами принялся расспрашивать Витю и Людочку о событиях вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Витя начал с того, что немедленно сдал ему со всеми потрохами дежурного Эдуарда Ивановича, солидного человека, подполковника на пенсии, который подрабатывал в фирме ночным сторожем. Эдуарда выдернули через двадцать четыре минуты, потому что жил он неподалеку, в нескольких кварталах от офиса, почему и нанялся туда сторожить. Эдуард Иваныч пил утренний кофе и смотрел детскую передачу по телевизору. Спать он не собирался, поскольку отлично выспался на раскладушке, которую притащил в офис тайно от Мадам. И хоть привезли его в фирму чуть ли не в пижаме, Эдуард не растерялся и тут же призвал в свидетели шофера Лешу, который, привезя Мадам, как обычно, в девять тридцать на работу, был отослан ею по делам и по дороге прихватил его, Эдуарда Иваныча, чтобы подбросить до дома. Так что сторож давал алиби шоферу, а шофер – ему, и оба они в один голос утверждали, что когда вышли из офиса, Мадам была живая и здоровая, судя по тем словам, которые она сказала им на прощание. («Я себе представляю», – подумал Витя.)

– Но ведь дежурный мог впустить убийцу в офис еще ночью… – начал было один из штатских, приехавших с полицией.

Эдуард Иваныч на это замечание только пренебрежительно хмыкнул, а Витя со вздохом ответил, что такое дело полностью исключается, потому что ночью войти в офис могла лишь сама Мадам, ибо только у нее были ключи от парадного и от черного хода. Дежурного она сама лично запирала на ночь, выйти он не мог и впустить кого-либо тоже – дверь изнутри было не открыть.

– А если пожар? – вякнул было молодой неопытный оперативник.

Витя промолчал, а Эдуард Иваныч рыкнул что-то невразумительное.

Вообще, по наблюдению Вити, со смертью Мадам дисциплина в фирме начала падать подобно мартовской снежной лавине.

Дежурного оставили в покое, а Вите пришлось рассказать полиции о вчерашнем визите «крыши» и о разговоре в «парилке». Полицейский очень этим заинтересовался, хотя Витя и сообщил ему, что Мадам всегда со всеми так разговаривала и что Денис вышел от нее довольный.

Людочка пришла в себя и сварила кофе. Видимо, привычная процедура как-то ее успокоила. Полиция от кофе отказалась, – при исполнении не пьем, – но Вите и Людочке выпить разрешила, продолжая расспросы.

– А вообще, были у нее враги?

– Ну как сказать… Она всех людей на две категории делила: козлы и бараны. Козлы – это конкуренты, бараны – покупатели. Остальные для нее просто не существовали.

– А вы, ее сотрудники, к какой же категории относились?

– Думаю, где-то посередине. Что-то среднее между козлом и бараном.

– Так, выходит, у нее много врагов было. Многие могли ее смерти желать?

– Нет, что вы, это ведь нормальные деловые отношения. Если бы все своих конкурентов убивали – мы бы с вами в пустыне жили. Ну, разумеется, ее было тяжеловато выносить, особенно в больших дозах, но, в конце концов, за это не убивают…

Наконец полиция уехала, отчаявшись, видимо, узнать что-то полезное о последних днях великой Мадам. Труп увезли раньше. Минут через десять после отъезда последнего представителя полиции заявился Денис, оставив Васю и Андрея караулить на улице. Витя понял, что «крыша» нервничала и дожидалась за углом, пока полиция уберется восвояси.

Денис по-хозяйски развалился за столом и уставился на Витю немигающим взглядом.

– Ну, чего, Витек, у вас тут стряслось?

Витя снова подробно рассказал о событиях.

– Ну, вы даете, в натуре! Кто ж ее мог замочить? С нами у нее вроде все тип-топ, тамбовские в этот район с прошлого года не суются… Выходит, гастролер, не иначе… Ну, мы с ним разберемся. Ты смотри, Витек, если что знаешь – чтобы не тихарить.

– В натуре, – невозмутимо ответил Витя.

Его не очень беспокоил визит Дениса. Гораздо больше его беспокоил другой визит. Пятнадцать минут назад Людочка испуганным шепотом сообщила, что к ним выехал Павел Аркадьевич. Сам звонил!

Кто такой Павел Аркадьевич, никто толком не знал, но это был единственный человек, при котором Мадам становилась тише воды, ниже травы. Он неторопливо проходил в ее кабинет, они запирались изнутри, и час-два оттуда не доносилось ни звука. То есть оттуда и не должно было ничего доноситься – дверь была достаточно толстой, чтобы голоса обычного человека не было слышно, но голос Мадам такие преграды преодолевал без труда. И только при Павле Аркадьевиче…

И вот, через полчаса после ухода Дениса, в дверях показался сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто. Шофер никогда не сопровождал его, оставался дожидаться на улице. Павел Аркадьевич неспешно подошел к кабинету Мадам, вопросительно взглянул на Виктора, который, мгновенно покрывшись испариной, бросился открывать дверь. Павел Аркадьевич вошел в кабинет и оставался там минут двадцать, после чего вызвал туда Витю. В кабинете он небрежным жестом указал Вите на стул для посетителей. По тому, как удобно он развалился в кресле Мадам, Витя понял, что и хозяйке приходилось при Павле Аркадьевиче сидеть на неудобном гостевом стуле.

Павел Аркадьевич не торопился. Он закурил тонкую темную сигарету, не предлагая собеседнику, придвинул к себе пепельницу и заговорил негромким скрипучим голосом, изучающе рассматривая Виктора:

– Жалко Марианну. С работой она справлялась. Характер, конечно… Но положиться на нее я всегда мог.

– Так, выходит, она не хозяйка была?

– А я тебе разрешал говорить? Когда разрешу, тогда и будешь. Я не затем приехал, чтобы слушать, а затем, чтобы ты меня слушал. Сейчас у меня здесь другого человека нет, будешь ты вместо Марианны работать. Пока. Если прибыль снизишь – пойдешь на улицу. На этом все. – Старик указал Виктору на дверь.

Минут через пять он вышел из кабинета и, ни с кем не прощаясь, ушел. Виктор проводил его потрясенным взглядом. На расспросы перепуганной Людочки он ответил одной фразой:

– Он назначил меня Мадам.

Павел Аркадьевич Куракин неоднозначно относился к своей аристократической фамилии. В юности, когда его принимали в комсомол и старший товарищ с холодными рентгеновскими глазами спросил, не имеет ли он отношения к князьям Куракиным, Павел Аркадьевич (тогда еще, конечно, Павка или Павлик), нещадно окая, горячо убеждал старшего товарища, что о таких князьях никогда и слыхом не слыхивал, а, должно быть, были его крестьянские предки у тех князей крепостными. Позже, когда широкая и совершенно народная улыбка Юрия Гагарина обошла все газеты и телеэкраны мира, Куракин мог в случае чего невзначай кивнуть – вот ведь Гагарин тоже княжеская фамилия, а ничего, наш человек! Но постепенно иметь аристократическую фамилию сделалось как бы и неплохо – сначала романтично (поручик Голицын… корнет Оболенский), а потом и просто почетно и выгодно.

Теперь уже в разговоре с младшими товарищами, чьи холодные рентгеновские глаза и бритые затылки кое-кому внушали физиологический страх, Павел Аркадьевич (теперь уже навсегда и окончательно Павел Аркадьевич), нещадно грассируя, объяснял Толяну или Вовану, к какой из ветвей Гедиминовичей относились его предки и где располагались их необъятные владения. И Толян, про Гедиминовичей услышавший от него впервые, кивал с умным видом и на следующий день разъяснял своим коллегам, что этот старый козел – мужик авторитетный и чтобы базар с ним фильтровали конкретно.

Павел Аркадьевич вернулся из офиса мрачнее тучи. У него были большие неприятности. Не смертельные, конечно, не такие как у Марианны, но все же… Он вспомнил рассказы о том, в каком виде нашли убитую, и хмыкнул. Н-да, зрелище должно быть не для слабонервных. Прямо в ванне, на боевом, можно сказать, посту… Он раздраженно заходил по комнате, закурил еще одну сигарету, хотя уже выкурил сегодня две, а это был предел, который он сам себе установил. Неприятности были не смертельными, но их было много. Мало того что убили Марианну и случилось еще кое-что. Так еще этим делом вплотную занялась полиция, и теперь вокруг фирмы будут вертеться разные личности и расспрашивать, разнюхивать, еще и до прессы дойдет! Дело-то громкое – неизвестный маньяк убивает женщин, вот дошел до Марианны.

Павел Аркадьевич злобно швырнул сигарету в пепельницу. Дело в том, что он не верил в маньяка.

В воскресенье Сергей сидел дома и чинил телевизор. Однако получалось это у него плохо – знаний явно не хватало. Он с неудовольствием оглядел комнату, где валялись детали, и подумал, что бывшая жена была не так уж не права, когда утверждала, что руки у него не только растут не из того места, но еще и обе левые. Хочешь не хочешь, нужно было идти с соседу. Вот уж у Сан Саныча руки точно растут из того места, это все соседи знают. Сергей подумал и добавил, что голова тоже.

Он звякнул к соседям, но никто не открыл. Куда их понесло в воскресенье, когда погода ужасная – вон какой дождина хлещет!

Открылся лифт и выпустил мокрую Надежду.

– Привет, привет! Заходи! – обрадовалась она.

– Да я вообще-то к Сан Санычу… Только не говори, что опять он где-то сторожит или дежурит!

– Сегодня срочная у него работа, – помрачнела Надежда. – Охранную сигнализацию в Макдоналдсе монтируют. Слыхал, новый Макдоналдс сгорел?

– Слыхал, это его конкуренты подожгли, тоже которые из «Быстрой еды».

– Вот третий раз уже сигнализацию переделывают. Они, главное, не успевают ее включить. Только сделали, все сдали – уже пожар! Хорошо хоть деньги получить успели… Ну что у тебя нового?

– Все, тетя Надя, дело сделано.

– Ты это к чему? Пятый нож в дело пошел?

– Вот, понимаешь, нож-то как раз остался, но тетку – пришили! Огромный такой магазин сантехники «Марат» – знаешь?

– Так неужели… Мадам Джакузи? – ахнула Надежда.

– Ее-то ты откуда знаешь?

– Я ее не знаю, но Саша, когда в «Бахчисарайском фонтане» сторожил, видел пару раз. Я тебе доложу, женщина – ох! Саша уж на что у меня человек спокойный, так и то два дня под впечатлением был.

– Что ты мне будешь рассказывать, я и сам видел… то есть то, что от нее осталось.

– Значит, магазин «Марат». Это в честь того Марата, которого в ванне утопили? – полюбопытствовала Надежда.

– Какого еще Марата? – недоумевал Сергей.

– Как – какого? Деятеля времен французской революции. Там одна патриотка его в ванне утопила… или зарезала… но я точно помню, что в ванне. Ты, Сергей, позже меня в школе учился, должен помнить.

– Не знаю я ничего, – рассердился Сергей, – а магазин назвали так в честь хозяйки. Марианна Ратищева – вот и получается сокращенно – «Марат».

– Стало быть, теперь магазин переименуют? – не унималась Надежда.

– Ну, не знаю, может, теперь и будет в честь этого, из Парижской коммуны…

– Да не Парижской коммуны, а французской революции! Это чуть не на сто лет раньше было! Впрочем, тебе, как я вижу, без разницы.

Надежда достала из ящика стола все тот же нераспечатанный набор ножей.

– Значит, первый нож, – она указала на самый узкий, – это наша Сталина Викентьевна. Второй – директор школы. Третий – Евдокия. Четвертый…

– Дама из Института животноводства, которая глистов изучала.

– И пятый, самый широкий…

– Вот и нет. Нож, безусловно, из такого же набора, но не широкий, а самый узкий. Роза такая же, записка – тоже, то есть насчет почерка там имеются сомнения, но ведь и раньше на других записках было кое-как нацарапано.

– А удар, рана. Что там эксперты говорят?

– Удар как удар, – рассердился Сергей. – Хороший удар, профессиональный. Не столько сильный, сколько умелый. Рука твердая.

– Ну это же надо… – протянула Надежда. – Как ты думаешь, зачем он другой нож взял? Узким удобнее бить?

– Не знаю, что там у него в мозгах повернулось. Это же маньяк, ненормальный.

– А по-моему, он не псих. То есть псих, конечно, но не настолько, – запуталась Надежда. – Сейчас соображу. Вот ты же сам рассказывал, как тщательно он все убийства оформляет – розочка там, записка. Да, кстати, а день рождения у Мадам Джакузи когда?

– Вот день рождения у нее через три месяца будет, и это настораживает.

– И я о том же говорю. По-моему, для этого вашего маньяка с розой очень важна четкая последовательность, завершенность, что ли. И если уж он взял набор из пяти ножей, то не случайно, наверняка он хотел его полностью использовать.

– Значит, что-то ему помешало. И вот еще что. Сталину и Евдокию убить – ему было раз плюнуть, потому что одна – на пустой дороге, другая – в подъезде рано утром. Никто его не увидел, да никого вокруг и не было. Как он в школу попал – предположительно мы выяснили, в школе вечером тоже пусто. В Институт животноводства днем пройти может любой, стало быть, тоже проблем нет. А вот с магазином «Марат» – совершенно другое дело. Там на дверях такие замки, что их не всякий мастер с техникой вскроет. Завтра туда пойду, вокруг похожу. Не может быть, чтобы никто ничего не видел. Должен же он был как-то в офис попасть!

Павел Аркадьевич набрал телефонный номер. Когда на том конце ответили, он, не спрашивая, с кем говорит и не представляясь, бросил в трубку:

– Мне вас рекомендовали.

– С кем имею честь? – холодно осведомилась трубка.

– Это не обязательно, – проворчал Павел Аркадьевич.

– Я ведь все равно узнаю, – усмехнулся мужской голос на том конце.

– Хорошо. Моя фамилия Куракин, и у меня к вам дело большой важности.

– Ко мне с не важными делами не обращаются, я сам за них не берусь. Простые дела полиция расследует.

– Вот именно. Так что прошу вас приехать ко мне как можно скорее.

– Обычно я предпочитаю встречаться где-нибудь на нейтральной территории, но из уважения к вашему, Павел Аркадьевич, возрасту, я буду.

Павел Аркадьевич сердито посмотрел на трубку. Про этого человека рассказывали разные сказки. Будто бы у него свои методы расследования, будто бы человек, которого он допрашивает, вспоминает все, что видел, и чего не видел тоже, а потом все это снова забывает. Но результатов он добивался поразительных. Самые сложные дела решал быстро и без лишнего шума – без стрельбы, без мордобоя. Он был частным сыщиком, работал всегда один. Никто за ним не стоял, но никто никогда не делал попытки вывести его из игры, такой уж это был человек. Гонорары за свои расследования он брал сумасшедшие, но торговаться с ним никто не пытался, потому что обращались к нему люди серьезные и действительно по поводу сложных дел. Не было случая, чтобы он кого-то подвел. Выдаваемая им информация всегда была верной.

И вот перед Павлом Аркадьевичем сидит человек непонятного возраста и совершенно неприметной наружности. Одет подчеркнуто скромно. Со спины можно дать лет сорок, но на самом деле, пожалуй, будет к пятидесяти. На первый взгляд совершенно безобидный обычный человек, но Павел Аркадьевич держался настороженно, памятуя о том, что ему рассказывали. Особенное опасение внушали ему глаза гостя. Глаза были серые, со стальным отливом, очень жесткие глаза.

– Позавчера, – неохотно начал Павел Аркадьевич, – в магазине «Марат» убита его директор Ратищева Марианна Валериановна.

– «Маньяк с розой», – улыбнулся визитер. – По городу ходят слухи, не сегодня-завтра и по телевидению сообщат.

– Вот-вот, – вздохнул Павел Аркадьевич, – этого-то мне и не нужно. Потому что мое дело заключается в следующем. У Марианны в кабинете был потайной сейф. Код этого сейфа и даже где он находится, знали только мы с ней. И вот я точно знаю, что вечером накануне ее убийства в сейфе лежали восемьдесят тысяч долларов. Деньги эти были не ее, и даже не магазина. И утром Марианна оказалась убита, а деньги, естественно, пропали. Я нанял вас для того, чтобы вы их мне вернули. Видите ли, в маньяка с розой я не верю. То есть, возможно, он существует, но если он, кроме убийства Марианны, умудрился прихватить еще восемьдесят тысяч долларов, то он не такой уж маньяк. Стало быть, вы должны найти деньги…

– То есть указать вам имя человека, который эти деньги у вас украл, – уточнил гость. – Вы мои условия знаете, я только сообщаю информацию, я не карающие органы.

– Совершенно верно. Если окажется, что убийца и вор – одно и то же лицо, тем хуже для него, а если все же работал маньяк, а деньги присвоил кто-то другой – оставим маньяка полиции. Чтобы облегчить вам задачу, я никого из магазина не уволил – пусть на глазах будут. И трогать их сейчас не могу, потому что полиция их всех вызывать будет для допросов. Так что о том, что пропали деньги, знает только тот, кто их взял. Когда вы сможете приступить к работе?

– Прямо сейчас, – улыбнулся гость.

Он задал какой-то вопрос, и Павел Аркадьевич против воли начал подробно отвечать. Когда же гость закончил расспросы и ушел, Павел Аркадьевич посмотрел на часы и обнаружил, что беседовали они несколько часов. И самое главное – он абсолютно не помнил, что такого успел наговорить своему странному посетителю.

В магазине «Марат» царило всеобщее уныние. Даже французские ванны не белели зазывно, как плечи развратной женщины, а выглядели тусклыми, и ровные ряды хромированных смесителей казались нерадивыми солдатами, так что хотелось стать старшиной и рявкнуть на них, чтобы подтянули животы, и два наряда вне очереди за то, что пуговицы не чищены.

Витя Петренко сидел в кабинете Мадам и решал сложную задачу: идти ли на похороны, а если идти, то куда; и вообще, закрывать ли магазин, и как на это посмотрит Павел Аркадьевич, если закроют. Ответа не было ни на один из вопросов.

– Людмила! – крикнул он строго. – Кофе принеси.

Явилась Людочка в черном платье с приличествующим случаю выражением лица.

– Ты чегой-то? – изумился Витя.

– Как – чего? На похороны пойду. Марианна Валериановна умерла, ты не забыл?

– А когда похороны?

– Сегодня в четыре.

– А откуда же ты узнала?

– Позвонила ей домой вчера и все узнала, – терпеливо объяснила Людочка, как маленькому ребенку. – Муж мне все рассказал.

– Кто? – заорали хором Витя и появившийся в кабинете Судаков.

– Муж, – невозмутимо повторила Людочка.

– Какой муж? – оторопели мужчины.

– Законный, – кротко ответила Людочка, – в ЗАГСе расписанный и проживающий с ней в одной квартире. Теперь он организует похороны и принимает соболезнования. Я от вас тоже передала.

– Муж? – недоумевал Судаков. – У этой… у Мадам был муж?

– Законный, – ехидно напомнил Витя.

– Дак это же… – беспомощно повторял Судаков, – это же не представить… чтобы с ней… да кто же с нашей Мадам… – Он оглянулся на выходившую Людочку и зашептал что-то, прикрывая рот ладонью.

Людочка укоризненно покачала головой, услышав из кабинета наглый мужской хохот.

Утро началось в парикмахерском салоне «Далила» как обычно. Мастера, позевывая, разбрелись по рабочим местам. Хозяйка Тинатина Леонардовна шустро проскочила в заднюю комнату, гавкнув по дороге, что в зале не убрано. Старший мастер Зойка злобным поутру взглядом отыскала ученицу Ксюшу и велела подмести.

– Я не уборщица, – пискнула было Ксюша, но Зойка так на нее зыркнула, что швабра сама собой впрыгнула Ксюше в руки.

– И чего в такую рань открывать, – тихонько бубнила она себе под нос, – все равно клиентов раньше десяти не бывает.

Распахнулась входная дверь и на пороге, насвистывая, появился Вовчик. Мастера старательно занялись подготовкой рабочих мест, изо всех сил изображая полную слепоту и глухоту: нет никакого Вовчика, и никогда не было! Ксюша обиженно пожала плечами: велено не замечать эту странную клиентуру, она и не замечает, а все остальное ее не касается. Вовчик торопливо прошел в заднюю комнату к Тинатине. Якобы она сама его лично обслуживает… Но выйдет он оттуда через двадцать минут точно такой же непричесанный, какой и вошел.

– Здравствуйте, Темнотина Лимонадовна! – Вовчик изо всех сил старался быть вежливым. – Как жизнь? Как творческие планы?

– Сколько тебе? – Сегодня хозяйка не была настроена поддерживать светскую беседу.

– Шестнадцать, как обычно.

– Бабки давай.

– Пардон, – галантно извинился Вовчик.

– Что это у тебя двадцатка обгорелая? Ты что от нее прикуривал, что ли? А эта стошка – старая, меняй на новую!

– Ну, Темнотина Лимонадовна, я же вам не тыкаю в ваш порошочек, что там половина пудры «Кармен» и на четверть – средства от блох, а вы каждый бакс рентгеном просвечиваете!

– Не нравится мой товар – ищи в другом месте! Посмотрю, что ты еще найдешь за такую цену.

– Ладно, ладно, – Вовчик был настроен миролюбиво, – поменяю вам двадцатку, а стошку и такую везде возьмут. Давайте-давайте! Упаковка, как говорится – от фирмы. Желаю творческих успехов!

– Ладно, пустобрех! Сам только порошком не балуйся – долго не протянешь.

– Как можно, Темнотина Лимонадовна! Я ведь знаю, с какой дрянью вы в своем косметическом кабинете порошочек мешаете. Я себе не враг. Это только бизнес – исключительно для прокорма малых детей и престарелых родителей! А разве бизнесмен может позволить себе такие вредные и дорогие удовольствия?

– Иди уж, бизнесмен! Топай себе… к своим престарелым родителям!

Не успела дверь салона захлопнуться за Вовчиком, как на пороге появился новый посетитель – довольно-таки молодой мужчина, симпатичный, с растрепанными светлыми волосами и любопытным взглядом голубых глаз.

«Да, – подумала Ксюша, – подстричься бы ему не мешало. И я бы с удовольствием этим занялась».

Она представила, как стрижет симпатичного блондина, как он болтает с ней и… вдруг приглашает ее после работы, допустим, в кафе… или еще куда-нибудь. Куда именно, Ксюша в мечтах не уточняла. Она вообще мало где была в этом городе, потому что приехала сюда недавно, то есть летом, после того как закончила среднюю школу в маленьком шахтерском городке, очень далеко отсюда. Работы у нее дома было не найти, и тетка, двоюродная сестра матери, пообещала сделать доброе дело и устроить племянницу на работу в Санкт-Петербурге. Вот теперь Ксюша считается ученицей парикмахера, а на самом деле все норовят навесить на нее и уборку, и еще много всего, да к тому же грозятся выгнать, если не угодит.

– Здравствуйте, красавицы! – обратился блондин сразу ко всем присутствующим.

– Иди, иди, красавец! – мрачно ответила ему невыспавшаяся Зойка. – Читал небось на дверях – торговым агентам вход запрещен! И нам ничего не надо – ни твоей дерьмовой косметики, ни колготок одноразовых!

– Девушка, девушка! – польстил Зойке посетитель. – Я вовсе не торговый агент, я капитан полиции.

И с этими словами он достал из кармана служебное удостоверение.

– Ох, только этого не хватало, – простонала Зойка, – то есть я хотела сказать, извините, товарищ майор, не хотела вас обидеть!

Ксюша, которая как раз в этот момент выметала остриженные волосы из-под стола, заметила, как Зойка ногой нажала вмонтированную в пол кнопку – предупредила хозяйку, что в салоне ЧП.

– И чем же мы вам можем помочь? – продолжала Зойка, лениво растягивая слова. – Мы девушки честные, ничего плохого не делаем, если клиентов режем – то не больше трех в неделю, и то некоторые выживают…

Ксюша поняла, что старшая нарочно тянет время, чтобы Тинатина успела… Что она там должна успеть, Ксюша не знала и знать не хотела – много будешь знать – цвет лица испортится, никакая косметика не поможет…

Капитан, однако, и сам охотно поддержал разговор, видимо, спешить ему было некуда:

– Вы-то ладно, вы только клиентов режете, это профессия у вас такая, а клиенту оно на роду написано, а вот соседи ваши, тут рядом, из «Марата» – обошли вас на повороте, у них там, может, слышали? Хозяйку зарезали.

Дамы оживились: тема обещала быть интересной.

– Да, ужас какой!

– Говорят, ее нашли голую, в гидромассажной ванне, прямо в бурлящей воде!

– Да не в бурлящей, а всю в цветах!

– Да что вы, девочки, она же немолодая была! Кто же старуху будет цветами заваливать!

– Дамы, дамы! – Капитан поднял руку, стараясь призвать мастериц к порядку. – Это все вы от людей слышали, а сами-то ничего не видели? Вы ведь открываетесь рано, может, что необычное в то утро заметили?

– Что вы, что вы, – заворковала появившаяся Тинатина, – мои девушки попусту в окна не пялятся и на улицу не выскакивают, они всегда при деле. А вы, я так понимаю, из полиции? Позвольте документик – ознакомиться!

– Пожалуйста, пожалуйста. – Сергей протянул удостоверение. – Капитан Гусев, Сергей Петрович.

– Премного благодарна. – Тинатина вернула книжечку, внимательно ее рассмотрев. – Вы по делу об убийстве в «Марате»?

– Совершенно верно, – кивнул Сергей, – меня интересует убийство, мелкие дела не по моей части.

Он сказал это нарочно, чтобы дать понять хозяйке салона, что не будет привязываться к ней по пустякам. Что в салоне не все чисто, он понял сразу – уж очень беспокойные лица были у девиц, уж очень приторно разговаривала с ним старший мастер. Но это не его забота – разбираться с салоном. Небось от налогов укрываются по мелочи, или приторговывают ерундой всякой, вот и боятся.

Однако после его слов хозяйка не стала любезнее.

– Мы про убийство ничего не знаем. Марианна – дама важная, авторитетная… была, а мы люди маленькие, она с такими не зналась.

– Но все же, может, кто-то заметил… совершенно случайно.

– Никто ничего не заметил, – твердо ответила Тинатина.

– Почему вы так уверены? – не отставал Сергей.

– Вы, товарищ капитан, вероятно, плохо женщин знаете. Да если бы кто-то из мастериц что-нибудь видел в то утро, уж не беспокойтесь, весь салон бы об этом знал, а что наш салон знает, то и весь город… уж можете не волноваться!

– Пожалуй, вы правы, – вынужден был согласиться Сергей.

Он вышел из «Далилы» через парадный вход, обогнул дом и через подворотню, куда выходила дверь черного хода магазина «Марат», прошел во двор. Двор как двор, в меру грязный, кошками пахнет. Да вон они все – целая компания – сидят у мусорных баков. Какая же дверь парикмахерской? Должна быть у них дверь во двор, как иначе мусор выносить? А мусора в парикмахерской много…

Сергей рассчитал верно. Через несколько минут дверь открылась, и во двор выскочила та самая девчонка, которую он приметил в салоне. Девчонка запахнула короткий халатик и отважно бросилась в тапочках через весь двор к помойным бакам. Она выбросила мусор и аккуратно положила кошкам в сторонке какие-то объедки. Кисы приветственно мяукнули, девчонка рассмеялась.

– Ты не замерзнешь? – тихонько подошел Сергей.

Она испуганно шарахнулась, как маленький зверек.

– Тебя как звать?

– Ксюша, – протянула она.

– Вот что, Ксюша, ты меня в салоне видела, я человек серьезный, нахожусь на работе, так что бояться меня не надо, – как можно спокойнее проговорил Сергей. – Плохого тебе ничего не сделаю, а только надо бы нам поговорить. Потому что в салоне, я так понимаю, никто со мной разговаривать не станет, хозяйка не велит. А ты тут убираешь, часто на улицу выходишь, могла кое-что видеть, что и сама не осознала.

Ксюша хотела сказать, что она не уборщица, а ученица, и что убирает только несколько дней, потому что уборщица заболела, но симпатичный полицейский уже выяснил, когда она заканчивает работу, и назначил ей самое настоящее свидание.