Текст книги "Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, любовница"
Автор книги: Наталья Пушкарева
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Частые смерти детей накладывали свой отпечаток на отношение к ним матерей: у одних боль от их утрат притуплялась [221]221
Четырнадцатилетняя жена Андрея Болотова, автора мемуаров XVIII в., когда умер их полугодовалый первенец, приняла эту смерть как неизбежность, надеясь, что новая беременность поможет «забыть сие несчастие, буде се несчастьем назвать можно». (Болотов. С. 644). Такое же отношение к детям до XVII в. подчеркивалось Ф. Лебреном, в частности, на конгрессе «Дети и общество» (Париж, 1971 г.) См.: Annales de demographie historique. 1964. Enfant et societés. Paris, 1973. P. 342).
[Закрыть](«На рать сена не накосишься, на смерть робят не нарожаешься» [222]222
Дети. С. 122.
[Закрыть]), у других – вызывала каждый раз тяжелые душевные потрясения. [223]223
ПоУО. С. 101.
[Закрыть]Во многих письмах русских боярынь и княгинь конца XVII века сообщения о смертях детей окрашены сожалением и болью, в них проскальзывает горечь потери и ласковое отношение к умершим («пожалуй, друг мой, не печался, у нас у самих Михаилушка не стало»; «в печялех своих обретаюся: доче[р]и твоей Дари Федотьевны [в животе] не стало…»; «ведомо тебе буди, у Анны сестры Ивановны, Марфушеньки не стало в сырное заговейна…»). [224]224
А. Г. Кровкова – П. А. Хованской. Конец XVII в. // Частная переписка. № 132. С. 410; Д. Ларионова – И. С. Ларионову // ИпИРН-РЯ. № 6. С. 65 (1696 г.); А. С. Маслова – Ф. Д. Маслову. Конец 1690-х гг. // ИпИРН-РЯ. № 111. С. 129.
[Закрыть]
Церковная проповедь любви матери к порожденным ею «чадам», требование «не озлобляти, наказуя», сопровождаемое обращениями к детям («мать в чести держи, болезнуй о ней») находили отклик в душах московитов XVII века. В этих наставлениях не было противоречия народной традиции, которой у многих определялись внутрисемейные отношения. В письмах родителей к детям невозможно встретить грубого к ним обращения – сплошные «Алешенька», «Марфушенька», «Васенька», «Утенька», «Чернушечька», «Андрюшенькино здоровье». В переписке конца XVII века просьбы отцов к матерям «Содержи, свет мой, в милости мою дочку…» [225]225
Пчела XV в. // РО РНБ. F. п. 1. № 44. Л. 72 об.; Даль 2. С. 382–385); ПРГ. Т. II. М., 1861. С. 1.
[Закрыть]были нормой (в приведенной цитате наводит на размышления только слово «моя» – не шла ли здесь речь о ребенке от первого брака?).
Новое время рождало новые нюансы отношений матери к ребенку. «Костенку жалуйте, не покин[ь]те, а он еще ничего не домыслет – децкое дело!» [226]226
Е. Ушакова – А. С. Масловой. Конец 1690-х гг. // ИпИРН-РЯ.№ 80. С. 116.
[Закрыть]– говорится в одном из писем XVII века. В более ранние эпохи такое отношение матери к ребенку – как к малому, неразумному, беззащитному, к кому надо проявлять терпение и прощать слабости – найти невозможно.
Упоминания о том, что дитя «блюли с великою радостию», «никуды единаго не отпущали», говорят о возросшем внимании к «чадам». В материнских письмах XVII века заметно трудно сдерживаемое восхищение действиями и умениями детей. Например, жена стряпчего И. С. Ларионова – Дарья Ларионова пишет мужу в 1696 году о маленькой дочке: «У нас толко и радости, что Парашенька!» – и добавляет ниже: «…А Парашенька у меня девочка изрядная, дай Господи тебе, и как станем тебя кликать – и она также кличет, и нам [этот ее лепет] всего дороже…» В другом письме она сообщает супругу о том, что дочки приготовили специально для него подарки и послали с «людми»: «Катюшка – колечко золотое, а Парашинка – платочик: колечко изволь на ручке своей носит[ь], а Парашенкиным платочком изволь утиратца на здоров[ь]е…» [227]227
Повесть о рождении и похождениях Соломона // ПЛДР. XVII (1). С. 455; Д. Ларионова – И. С. Ларионову. 9 июня 1696 г.// ИпИРН-РЯ. № 6. С. 65; ИпИРН-РЯ. № 7. С. 67 (1696 г.).
[Закрыть]Все это прекрасное доказательство того, какое место в повседневности женщины и вообще в ее душе занимало все, что было связано с заботой о детях.
Давно оспоренный многими западными историками тезис о том, что в доиндустриальное время «дети больше работали, чем играли», [228]228
Спорность тезиса Ф. Арьеса (Ariès Ph. L’enfant et la vie familiale sous l'Ancien Regime. Paris, 1973) доказали многие исследователи западноевропейской семьи. См., напр.: Nicolas D. The Domestic Life of a Medieval City: Women, Children and the Family in 14 t hCentury Ghent. Lincoln; London, 1986. P. 147; Hanawalt B. A. Childrearing Among the Lower Classes of Late Medieval England // Journal of Interdisciplinary History. 1977. V. VIII. S. 1-22.
[Закрыть]не находит подтверждения и в истории русской семьи предпетровского времени. Хотя церковные дидактики требовали воспитания детей в строгости, безо всяких игр и развлечений, хотя автор Домостроя настаивал: «не смейся к нему, игры творя» (то есть не улыбаться, когда играешь с ребенком) [229]229
Физическая, эмоциональная привязанность оценивалась и православными, и католическими моралистами скорее негативно, зато всячески приветствовался и подчеркивался воспитательный момент в любви к детям (см.: Ронин В. К. Восприятие детства в каролингское время // Женщина, брак, семья до начала Нового времени. М., 1993. С. 19; Riché P. Éducation et culture dans l’Occident barbare. V е– VIII еsiècles. Paris, 1962. P. 500–501).
[Закрыть]– жестокосердных матерей, способных строго запретить детские игры, и детей, лишенных «материя ласкателства», было немного. [230]230
Измарагд XVI в. // ПЛДР. Середина XVI в. С. 55. Архив Географического общества. Д. 61. № 25. Л. 8; Антология. С. 82; Янин В. Л. Я послал тебе бересту. М., 1975. С. 56. № 46 (XIII в.); Домострой. С. 87. Симеон Полоцкий. Наказание чадом // Буш. С. 110–111.
[Закрыть]Хотя напитанные православной дидактикой тексты велели детям быть «небуявыми», «от смеха и вских игр отгребатися», улицы русских селений и городов были наполнены гамом играющих детей, а сорванцы проказничали от души. Даже служители церкви замечали, что и самых благочестивых (вроде Ульянии Осорьиной) «сверстницы многажды на игры и на песни нудили». [231]231
ПоУО. С. 98; ПДП-XVII-ВлК. № 200. С. 218.
[Закрыть]
Перечисление детских игр в исповедных вопросах и сборниках светского и церковного права, в сочинениях Симеона Полоцкого и Епифания Славинецкого (среди них – «салки», «взятие снежного городка», шумные игры с хлопаньем в ладоши, игры в ножички, «мечик» (мяч), лапта, «кубарики», «скакания яко коник или саранча травная, обе нозе совокупив и на единой ноге» и т. п.) заставляет думать, что игры ребятишек XVII века не слишком отличались от современных. Во многих письмах можно встретить упоминания о том, что матери просили сыновей не столько не играть, сколько не слишком «резвится».
Примеры такого рода можно обнаружить даже в письмах весьма строгого в делах воспитания протопопа Аввакума его жене Настасье Марковне: «Орину привезите, а у вас бы жила смирно, не плутала, а буде станет плутать – и вы ее смиряйте». [232]232
Аввакум. Послания, челобитные, письма// ПЛДР. XVII (1). С. 542. Полоцкий Симеон. Избранные сочинения. М.; Л., 1953. С. 71; Епифаний. С. 50. Вопр. 149–152 («Оигрании»); и в то же время Е. П. Урусова в прощальном письме сыну, мечтая видеть его «в чистоте душевной», просила его «не резвися, берегися, буди кроток и смирен» (Письмо Е. П. Урусовой сыну// ПЛДР.XVII (1). С. 588).
[Закрыть]Вероятно, обращаясь с подобными просьбами, родители припоминали обычные проказы своих «чад», что подтверждается строчкой в одном из писем того же Аввакума. Призывая жену воспитывать дочек в смирении, не слишком о них «кручиниться», в одном из писем он обмолвился: «Увы, чадо дарагое, уж не на ково поглядеть, как на лошадки поедет, и по головки неково погладить…» [233]233
Аввакум. Указ. соч. С. 544. Грамотки. С. 151.
[Закрыть]Похоже, что в душах дидактиков (многие из них были натурами эмоциональными) шла внутренняя борьба – жизнь, случалось, противоречила их идеям.
Упомянутые в письме Аввакума «лошадки» – известная мальчишечья забава; девочки же в Московии XVII века предпочитали другую подвижную игру – «скакание на досках». Поговорка того времени отразила сетования матерей-воспитательниц на непоседливость дочерей: «Мать по дочке плачет, а дочь на доске скачет». Зимой и летом девочки и девушки качались на качелях и веревках, любили кататься в санях, телегах, колясках, водили хороводы, в которых нередко вместе с детьми и молодежью участвовали взрослые. [234]234
Даль 1. С. 369; Адрианова-Перетц В. П. Древнерусская литература и фольклор. Л., 1974. С. 161; «И на святой неделе жонки и девки на качелях колышутся и на досках скачут» (Архив истор. – юрид. сведений, изд. Н. В. Калачовым. СПб., 1854. Т. II. Ч. 2. Отдел VI. С. 29). Олеарий. С. 218–219; Герберштейн. С. 73.
[Закрыть]
Способы развлечения и отдыха главы семьи и вообще мужчин могли оказаться для детей неподходящими (посещение кабаков, азартные игры, кулачные бои – хотя дети присутствовали порой и там). В то же время женские традиционные игры и забавы не только не исключали участия ребятишек, но и способны были развить в них «борзость», «обучение телесе», ловкость – все это отразили лубки XVIII века. [235]235
Антология. С. 82, 329; Епифаний. С. 38. Вопр. 149; Вечеря. С. 364. Хороводы в Москве чаще всего бывали на Девичьем поле и в Марьиной роще. См.: Комелова Г. Н. Сцены русской народной жизни конца XVIII – начала XIX в. по гравюрам из собрания Гос. Эрмитажа. Л., 1961. № 16, 36.
[Закрыть]
У представителей образованных сословий совместный досуг матерей и детей приобретал особые формы. Обязательно уделялось время занятиям с детьми «калигравством», грамотой и чтением. Радость от общения с детьми во время обучения была важным элементом частной жизни женщин («…мати его велми радовашеся о разуме сына своего» [236]236
ПоККМТ. С. 71.
[Закрыть]). «И в доме у тебя, государь, все, дал Бог, здорово, – писала одна дворянка своему мужу, помещику В. Т. Выдомскому в конце XVII века. – Ведомо тебе, государь, буди, я сынишко твои[го] учу десятую кафизму…» [237]237
О княгинях-воспитательницах см.: ЖДР. С. 39–40, 47; Низами. Пять поэм. Перевод с фарси. М., 1968. С. 386; Прещение вкратце о лености. XVI в. // Буш. С. 117.
[Закрыть]Об обучении беспокоился и Аввакум: «…а девок, свет, учи, Марью да Акилину…» [238]238
Аввакум. Указ. соч. С. 544.
[Закрыть]), и его «духовная дщерь» знаменитая раскольница Е. П. Урусова. [239]239
Письма Е. П. Урусовой // ПЛДР. XVII (1)/С. 591.
[Закрыть]А в одном из писем жены стряпчего И. С. Ларионова содержится просьба к мужу быть внимательнее к дочке и хотя бы немного отвлекаться от служебных забот: «Пиши, друг мой х Катюшке грамотки уставом (печатными буквами, а не скорописью. – Н. П.), хотя [бы] неболш[и]е…» [240]240
Д. Ларионова – И. С. Ларионову // ИпИРН-РЯ. № 6. С. 66 (1696 г.).
[Закрыть]
Занятия матерей с детьми грамотой приносили свои плоды: подраставшие дети могли вести переписку с отсутствовавшими дома отцами и другими родственниками. Письма же самих матерей, волею обстоятельств оказавшихся оторванными от своих «любезных чад», отличает исключительная эмоциональность, свидетельствующая о нежной привязанности. «Ох, мой любезный Васенька, – обращалась к сыну Е. П. Урусова в одном из предсмертных писем, – не видишь ты моего лица плачевного, не слышишь моего рыдания смертного, не слышишь, как рыдает сердце мое… и душа моя сокрушаетца!» Какими только словами не называет мать своего «друка», предчувствуя скорое расставание навсегда: «ненаглядный», «нинасмотреный», «утроба моя возлюбленная», «утеха и радость моя», «любезный мой, мой радостной». [241]241
«Сыну Васеньке…» (письмо Е. П. Урусовой сыну) // ПЛДР. XVII (1). С. 587–589.
[Закрыть]
До нас не дошли другие материнские «епистолии» не только более раннего, но и того же времени, которые были бы столь же свободны от шаблона, как письма Е. П. Урусовой. Но примеры подобных эмоциональных обращений матерей к детям можно найти в литературных памятниках XVII века: «О чадо милое, только и утехи – ты, наша радость и веселие старости нашей, что ты един. Хощешь от нас прочь отъехать – ты нам убийца будешь обоим…» Буквально тем же настроением пропитано обращение реального исторического лица, героини одной из посадских повестей XVII века Авдотьи Дмитриевны сыну и невестке. Освобожденное от обязательных многословных благопожеланий, оно выглядит так: «Буди тебе, свет мой, Бог не изволит видетца – и ты меня поминай, а я не чаю видетца с вами, светы мои, потому что мы стали оба древны, и на вас, светы, наше благословление». Возвращаясь вновь к цитированному выше литературному памятнику, отметим строки, равно применимые к отношениям в семье Авдотьи Дмитриевны: «И тако отпустиша его с великим плачем и с рыданием, и жалостно бе отпуск его всему княжению их…» [242]242
РО ГИМ. Ф. 502. № 42. Л. 30-30об.; ПоПЗК. С. 325.
[Закрыть]
Анализ переписки Е. П. Урусовой с детьми позволяет почувствовать, что к дочкам матери нередко были не столь привязаны, сколь к сыновьям. Раскольница называла дочек «любезными» и «собинными» (любимыми), «ластовицами златокрылыми» и «светами ненаглядными», но не делилась с ними своей болью, вызванной решением ее бывшего мужа жениться вновь. Ее письма говорят об индивидуальном, внутреннем предпочтении именно сына – труднообъяснимого, но эмоционально понятного. Предпочтение одним детям перед другими существовало «от веку»: достаточно вспомнить жену волынского князя Владимира Васильковича Ольгу – четвертую дочь брянского князя Романа, которая, по словам летописца, была отцу «всих милее» – ее одну он называл «милая моя дочерь» (XIII век). [243]243
ПСРЛ. Т. II. Под 1274. С. 577.
[Закрыть]
Матери, особенно вдовы, чувствовали свои обязательства и ответственность перед всеми своими «чадами» до их совершеннолетия; предпочтения, вероятнее всего, скрывались – «полагалось» любить всех одинаково. «Едина капля слез матерних много прегрешений и клеветы загладит», – фиксировала подобные отношения назидательная «Пчела». Народная мудрость трансформировала этот афоризм в поговорку: «Материнская молитва со дна моря вынимет». Крохотная зарисовка, «картинка из детства» героя «Повести о Горе-Злочастии» (XVII век), пропитанная поразительной нежностью воспоминаний о материнской заботе, заставляет думать, что автор «Повести» «списывал» ее со своих личных чувств и переживаний. Такие чувства можно найти и в письмах Е. П. Урусовой, где описывается, как она «болезновала» за своего «Васеньку», когда он был маленьким: «Али забыл ты слезы мои и рыданье мое, любовь и ласку мою, как я рыдала по тебе, как видела тебя на смертном одре, не дала я покоя очима своима ден и нощь, и держала тебя, своего друга, на руках своих и амывала слезами». [244]244
Пчела. С. 146; Даль 2. С. 387; ПоГЗ. С. 37; Письма Е. П. Урусовой // ПЛДР. XVII (1). С. 586.
[Закрыть]
Если судить по текстам челобитных на имя государя конца XVII века, матери в Московии нередко были главными защитницами интересов и здоровья своих «сынишек» и «дочеришек» до их совершеннолетия, особенно если они выполняли опекунские функции («Отдала я, сирота ваша, сынишку своего Антошку Микифору сыну Усенкову на шесть лет, и в ту шесть лет выучит… сынишка моего живописному мастерству. И он, Микифор, сынишка моего учал бить нестерпимыми побои, напрасну и з двора от себя сослал… Пожалуйте меня, сироту, велите тово Микифора допросит, чего он моего сынишка не учит…»; или: «Отдала я, раба ваша, сына своего Козму Моисеева в научение пению нотному мещанину Тимофею Степанову, а он, государь, не похотел сына моего учить пению нотному, учал бит[ь] и увечить…» [245]245
МосДиБП. № 130. С. 116 (1691 г.); № 21 (отд. 5). С. 287–289 (1688 г.).
[Закрыть]). Отдав детей «в учебу», матери продолжали сопереживать их успехам и неудачам, стремились защитить их от невзгод. Подобные заботы вначале об учебе, а затем о служебных и финансовых делах уже выросших сыновей, о благополучии и бесконфликтности семейной жизни дочерей сопровождали зачастую весь жизненный путь матерей, относившихся к делам своих «чад» как к своим собственным.
Матери часто и весьма активно помогли детям в управлении хозяйственными делами их имений, пока те находились на «государевой службе». «Свет мой, – писала, например, мать князя В. В. Голицына княгиня Т. И. Голицына в 80-е годы XVII века, – здесь слух носится, что будет государев указ со всех вотчин имать по полуполтини з двора, а со вдов и недорослей и с манастырей вдвое, да кои на службах, и с тех имать по полуполтине…» Терзаемая сомнениями, она просила подтвердить или опровергнуть этот «слух». [246]246
ВИМОИДР. Кн. 6. М., 1850. С. 45.
[Закрыть]
Переписка матерей со взрослыми сыновьями была в порядке вещей в течение уже нескольких столетий. Однако эмоциональное богатство она приобрела лишь во второй половине XVII века. [247]247
См., напр., переписку инокини Марфы, матери царя Михаила Федоровича Романова, с сыном 1619-1620-х гг.: ПРГ. Т. I. С. 11–63 и др.
[Закрыть]Письма же родителей, в частности матерей, маленьким детям были в это время, судя по дошедшим до нас документам личного происхождения, явлением редким – это направление в эпистолярном жанре еще только зарождалось.
Взрослые дети считали своим нравственным долгом помнить о материнском доме, писать туда письма, интересоваться здоровьем «родительницы». «Пожалуй, матушка (форма обращения к свекрови. – Н. П.) прикажи ко мне черкнуть, жива-ль мама и здорова ль она доехала…» [248]248
ПСРЛ. Т. II. Под 1187 г. С. 443. Подробнее см.: ЖДР. 96–98. Грамотки. С. 63. № 105; ВИМОИДР. Т. VI. М., 1850. С. 56; Частная переписка. № 131. С. 409 и др.
[Закрыть]Выразительно признание царя Алексея Михайловича в одном из писем к матери: «А твоего день рожества по чину [мы] честно пировали, точию о том оскоблилися (были огорчены. – Н. П.), что лицем клицю не видалися, но духом с тобою [мы] всегда нераздельны…» Примерно в те же годы было написано письмо И. И. Чаадаева племяннице, княгине П. А. Хованской (к тому времени уже замужней и «матерой» – то есть имеющей своих детей), в котором он поучал ее: «Милость свою к матери покажи, не забудь…» [249]249
ПРГ. Вып. V. С. 28–29.; И. И. Чаадаев – П. А. Хованской. Конец XVII в. // Частная переписка. № 146. С. 421.
[Закрыть]А Ф. Д. Маслов, называя дом своей матери истинно «праведным», просил ее почаще «писать про свое здоров[ь]я» и добавлял: «А мне бы слышать про твое здоров[ь]я, радоватца…» Ниже он сообщал, что «послал милости твоей икорки к сырной недели – извол[ь] кушат[ь] да радоват[ься]…» [250]250
Ф. Д. Маслов – А. С. Масловой. Конец 1690-х гг. // ИпИРН-РЯ. № 75. С. 114.
[Закрыть]
Впрочем, как и во все времена, старики родители, и особенно часто матери, ласково пеняли своим выросшим чадам за редкость писем: «Досадно мне, свет мой, что ты к нам не пишешь ни о чем…»; «что ты ко мне не пишешь про свое здоровье, а про мое не спрашиваешь, али тебе, свет мой, не надобна?» [251]251
А. Ф. Хованская – сыну, П. И. Хованскому. Конец XVII в. // Частная переписка. № 4. С. 297; № 6. С. 298.
[Закрыть](типичный упрек матерей, адресованный сыновьям, но не дочерям и невесткам, отличавшимся, судя по всему, бóльшей заботливостью).
При чтении документов личной переписки XVII века невольно возникает вопрос о соответствии целей и результатов материнского воспитания в России того времени. Не удивительно, что у образованной, умной, наблюдательной, блестяще владевшей словом княгини Т. И. Голицыной вырос сын, сосредоточивший в своих руках руководство важнейшими государственными делами, причем сделал это, не принадлежа к царской фамилии. Другой пример «соответствия» дидактических устремлений и «плодов воспитания» – поступок «выборного головы» Мурома Дружины Осорьина. Мать воспитала его в строгом уважении к нормам христианского благочестия, милостивым и справедливым. Признательностью сына матери за ее «труды добродетельны и подвиги» стала в 30—40-е годы XVII века инициированная Дружиной запись биографии Ульянии в литературной форме, близкой к агиографической. [252]252
РО РГБ. Собр. ОЛДП. № Q. 688. Л. 144.
[Закрыть]Сын окружил мать – обычную женщину, мирянку – идеалом святости, выражая тем самым благоговейное почтение к ее замечательным душевным качествам.
Многочисленные источники свидетельствуют, что основные моральные, а также религиозные нормы усваивались детьми именно в общении с матерью. Примеры тому можно найти в агиографии и письменных памятниках. [253]253
См., напр., о Ксении Тверской – воспитательнице князя Михаила и прототипе героини ПоТОм: ПСРЛ. СПб., 1851. Т. V. С. 207; изображения ее обучающей сына по религиозным книгам: Вздорнов Г. И. Искусство книги в Древней Руси. М., 1980. Прилож. 18; ИРИ. М.,1955. Т. 3. С. 21.
[Закрыть]Есть они и в поучениях детям, написанных старообрядцами, например Аввакумом («не обленись, жена, детей понужати к молитве») или его «дщерью духовной» Е. П. Урусовой («не резвися, имей чистоту душевную и телесную, ведай, мой свет, блудники в огне вечно мучатся и ты берегися от той погибели, буди кроток и смирен, буди со мной во единой вере истинной…» [254]254
РО ГИМ. Собр. Вострякова. № 1009. Л. 112об.; «Сыну Васеньке…». Письмо Е. П. Урусовой 1673 г. // ПЛДР. XVII (1). С. 588.
[Закрыть]). Любая мать в любом древнерусском литературном или фольклорном произведении требовала от «чада» «блюстися» плотских наслаждений и «зело огорчалась», если ее «моление» и «епистолия» не доходили до адресата. Ни в одном письме, ни в одном литературном сюжете XVII века (как и в ранних памятниках) не найти примеров того, что мать склонила сына к недостойному поступку. [255]255
Единственное исключение: ПЛДР. XVII (1). С. 427–441.
[Закрыть]Нет таких примеров и в судебных актах.
В реальной жизни каждая мать ежедневно стояла пред выбором «средств воздействия» на свое «чадо» и, вероятно, далеко не всегда предпочитала слово физическому наказанию. Педагогическая литература XVII века такого выбора, однако, не давала, настаивая непременно на воспитании мудрым словом («Бий первее словом, а не жезлом» [256]256
ПЛДР. XVII (1). С. 366; Елеонская А. С. Русская публицистика второй половины XVII в. М., 1978. С. 170.
[Закрыть]) и «собственным образцом» («Уча учи нравом, а не словом» [257]257
Вечеря. С. 365.
[Закрыть]). Многие образованные женщины, читавшие подобные поучения, проверяли педагогические методы на собственных детях. Так, Е. П. Урусова учила сына умению прощать и не держать в душе «тяготы» в ответ на недостойной поведение отца. Она умоляла «Васеньку» простить решившего второй раз жениться отца и «возлюбить» мачеху, а о себе писала: «Меня не нерекай уш себе матерью, уш я не мать тебе, буде ты возлюбишь нынешнюю, новую». [258]258
«Сыну Васеньке…». С. 588–589; Пчела. С. 148.
[Закрыть]В письмах этой женщины не было ни самоуничижения, ни радости страдания: она сумела сама быть великодушной и тому же учила сына. Нельзя, правда, не учитывать того, что Е. П. Урусова собственный выбор сделала, предпочтя отдать себя целиком служению божественной идее, а не своему ребенку.
В «Повести о семи мудрецах», созданной современником (или современницей?) Е. П. Урусовой, представлен не житийный идеал, но житейски умудренная женщина, которая также учила дочь умению прощать и не держать зла на мужа. Прощение недостатков и проступков друг другу должно было, по мысли автора «Повести», укреплять отношения супругов, создавая атмосферу искренности и доверия («искуси мужа своего виною, аще ли тя простит – и ты люби»). Эта тема развивается и в других источниках: она отражает стремление матерей научить дочек (часто уже взрослых, замужних) быть гибкими в ссорах, прощать супругам и родственникам, даже если они «кручинны и немилостивы», сохранять преданность и верность мужьям, «и во веки тако». [259]259
ПоСМ. С. 213, 214–217.
[Закрыть]
В то же время судебные документы XVII века донесли до нас различные случаи внутрисемейных конфликтов, в которых тещи – матери взрослых дочерей – выступали не благолепными проповедницами смирения, терпения и прощения, а защитницами интересов своих дочек, готовыми и пригрозить, и добиться осуждения по закону, и даже «обавить» – напустить «кликотную и ломотную немочь» на зятьев, обижающих их «собинных» любимиц. [260]260
Явочная челобитная шуянина Сережки Иванова 1626 г. // РО РГБ. Ф. 67 (Гарелины). Кар. 7. № 62. Л. 1 – 1об.; ср. аналог: ПДП-XVII-ВлК. С. 162.
[Закрыть]Как свидетельствует текст одного судебного акта, зять был так напуган угрозами тещи, что не побоялся «внести сор из избы» и рассказать про «злую тещу» соседям. Та же тема защиты матерью благополучия дочери отражена в песне XVII века, грозящей «плохому» зятю проклятьем: «Коль ты ее покинешь – и сам же ты загинешь, с великия кручины…» [261]261
Демократическая поэзия XVII в. М.; Л., 1962. С. 99.
[Закрыть]
Материнская педагогика XVII века предполагала и такой метод воспитания, который словами источников можно назвать «смыслом благим», – матерей призывали учить детей действовать не только «от словес божиих почитаемых», но и согласно голосу совести и разума. Убежденность же в том, что черты «норова» человека формируются прежде всего под влиянием устоев семьи, выразил в одном из писем «милостивой матере» царский окольничий И. И. Чаадаев. Он писал домой, что не советует выдавать сестру за сына некоего Осипа, поскольку видит в отце «немного приятства, кроме вражды… не весело ж»; «…да и сына чают, – утверждал он ниже, – что все в него ж будет…» [262]262
ПоУО. С. 99; И. И. Чаадаев – А. И. Кафтыревой. Конец XVII в. // Частная переписка. № 166. С. 449.
[Закрыть](то есть «Яблочко от яблони недалеко падает»).
Матери учили своих чад умению ладить не только с родственниками, но и с другими домочадцами, слугами и, конечно, друг с другом – качеству, необходимому в их дальнейшей самостоятельной жизни. [263]263
Русское народное поэтическое творчество. Под ред. П. Г. Богатырева. М., 1956. С. 232; Снегирев. С. 27. Сложнее вопрос о возможности существования дружественных отношений между представителями разных полов в Московии того времени. Само слово «дружба» – древнее (XII в. – см. Словарь. Т. 4. С. 360), но слова «другиня» (подружка), «друга» – более поздние (XVI в.). Того же времени слова «приятельство» и «приятель» (Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. II. СПб., 1895. С. 1502). Приятельские отношения мужчины и женщины: ПоПЗК. С. 350.
[Закрыть]О дружественных отношениях между взрослыми братьями и сестрами немало говорилось и в летописях XII–XV веков, но в них нет примеров редкостной душевности, характерной для XVII века. То же можно сказать и об эпистолярных памятниках. [264]264
Придворный «пиит» Симеон Полоцкий пересказал известный библейский сюжет о матери своего духовного покровителя Симеона Столпника, представив первопричиной слепой любви брата и сестры слепую любовь родителей («Слово на день Марфы, матери Симеона Столпника»// Вечеря. С. 9—9об.; см. также: Елеонская А. С. Русская публицистика второй половины XVII в. М., 1978. С. 168). См. также: ПСРЛ. Т. I. Под 1015 г. (Ярослав Владимирович и Предслава, дочери княгини Рогнеды), под 1168 г. (великий князь Ростислав Мстиславич и Рогнеда Мстиславна), под 1187 г. (великий князь Всеволод Георгиевич и его сестра Ольга); ИпИРН-РЯ. № 75. С. 114 (Конец 1690-х гг); № 79. С. 116.
[Закрыть]Рано осиротевший царь Алексей Михайлович называл свою старшую сестру царевну Ирину Михайловну «мамушкой». [265]265
Сочинения царя Алексея Михайловича. Письмо семье 5 мая 1655 г. // ПЛДР. XVII (1). С. 511.
[Закрыть]В беде – при «разорении» или потере близких – выросшие дети, братья и сестры, ожидали друг от друга помощи и участия. В частной жизни московитов действовала сила родства, и нужда в ней особенно ощущалась в чрезвычайных обстоятельствах. «Хотя на час изволь отпустить ко мне сестру Агафью Ивановну, – просила у Ф. Д. Маслова его „своячина“ А. Стремоухова. – И чужие в таких бедах посещают, а она [что ж], меня не посетит в таком горе?..» [266]266
А. Стремоухова – Ф. Д. Маслову. Конец 1690-х гг. // ИпИРН-РЯ. № 135. С. 137.
[Закрыть]
Чувства родственной близости братьев и сестер друг к другу подчеркивались и формировались в семьях именно матерями, которые «цементировали» семейно-родственные связи. В источниках сохранилось немало примеров того, как матери воспитывали в детях стремление заботиться друг о друге. [267]267
Т. И. Голицына – В. В. Голицыну // ВИМОИДР. Кн. 6. М., 1850. С. 41–42.
[Закрыть]«Буди ласковь к сестрам и утешай их, и слушай их во всем, и не печаль их, и не досаждай им, буди ласков к ним, только у них и радости, что ты един», – просила сына Е. П. Урусова. В другом письме она наказывала дочкам: «Любите друг друга и брата берегите, всему доброму учите, говорите ему ласково…» [268]268
«Сыну Васеньке…». С. 588–589.
[Закрыть]
Но всегда ли подобные нравственные постулаты – любви, «тихости», послушания, целомудрия, – внедряемые в детские души матерями, воплощались выросшими чадами в жизнь? Из судных дел XVII века, которые почти никогда не упоминали о добродетелях, но зато подробно описывали пороки, известны примеры жестокого обращения сыновей с матерями («а свою мать бьют же, ругают и за косы таскают…» [269]269
РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. 1695 г. Д. 214. Л. 1.
[Закрыть]). Случаи несоблюдения нравственных норм, прививаемых материнским воспитанием, отмечены и в фольклоре, и в литературе, где приводятся примеры разных жизненных невзгод, ожидающих «непокоривых чад».
Особенно выразительна в этом смысле стихотворная «Повесть о Горе-Злочастии», главный герой которой как раз попытался жить, как ему «любо есть», «забыв», что «мати ему наказывала». Родители учили его «не ходить в пиры и братчины», «не прелщатся на добрых красных жен», бояться глупых, опасаться «поноса некчемного» (пустого доносительства), не «думать» украсть, ограбить, обмануть, лжесвидетельствовать и т. д. – и за это «молодцу» обещалось, что его «покрыет Бог ото всякого зла». Но «молодец» не внял увещеваниям и пустился, что называется, во все тяжкие. В итоге – к нему «привязалося» Горе-Злая-Участь (Горе-Злочастие), он разорился, был обокраден, «ясти-кушати стало нечево», вынужден был отказаться от невесты, затем бежать в «чужу страну, дал ну, незнаему», но Горе-Злочастие всюду неотступно за ним следовало. Избавиться от этой напасти «молодец» смог, лишь приняв схиму. [270]270
ПоГЗ. С. 37
[Закрыть]Текст повести четко обрисовывал круг проступков, дав своеобразный «справочник» отклонений от нравственности и «жизненных» наказаний за них – разорение, голод, безбрачие, эмиграция.
Мать в «Повести о Горе-Злочастии» представлена предугадывающей несчастную судьбу сына. Подобные отношения – иррациональную связь между матерью и ребенком – можно отнести к проявлениям биологического в материнстве, счесть их выражением тесной связи между женщиной-матерью и ее «чадом», бóльшей – по сравнению с отцом – эмоциональной отзывчивости и чувствительности. Но если объяснение любви и заботы матери о родном ребенке лежит в биологии, то изъявление аналогичных чувств к приемышам – абсолютно социально. [271]271
Часть историков полагает, что излишняя «биологизация» материнства неправомерна. См.: Badinter Е. L’amour en plus. Histoire de l’amour maternel (XVII е– XX еsiècle). Paris, 1980. P. 369.
[Закрыть]Челобитные XVI–XVII веков о подкинутых младенцах отражают сочувствие к ним, призыв «смиловатися». [272]272
ПДП-XVII-ВлК. С. 216 (№ 197).
[Закрыть]Наличие у матерей и бабушек любимчиков среди «примачек» говорит о неравнодушии, об эмоциональной связи поколений, зиждившейся отнюдь не только на «зове крови». [273]273
РИБ. Т. VI. С. 242–243 (1404 г.).
[Закрыть]Стоит подчеркнуть, что эта тенденция не была рождена веком обмирщения, когда «старина с новизной перемешалися»: еще в XIII веке волынский князь Владимир Василькович беспокоился о судьбе «приимачки» Изяславы, «иже взял бо есмь от матери в пеленах и вскормил», а затем «миловах аки свою дщерь родимую». [274]274
ПСРЛ. Т. II. С. 595. Под 1287.
[Закрыть]
О том же говорят свидетельства особых отношений, складывавшихся между «чадами» и их воспитательницами («мамками») в семьях знати. «Мамки» не были биологическими родительницами, они лишь «пестовали» малышей. Но живая связь, возникавшая между ними и их подопечными, подтверждала записанную в XVII веке поговорку «Не та мать, что родила, а та, что вырастила». Привязанность к «мамкам» (кормилицам и воспитательницам) у некоторых детей сохранялась иногда на всю жизнь, замещая собой привязанность к родной матери (как то было у маленького Ивана Грозного с его мамкой Аграфеной Челядниной, заменившей ему и рано умершего отца, и увлеченную государственными заботами мать). [275]275
Русский биографический словарь. СПб., 1905. С. 132–133. Ср. в Западной Европе: Ронин В. К. Восприятие детства в каролингское время // Женщина, брак, семья… 1993. С. 21–37.
[Закрыть]
В памятниках XVII века кормилицы часто изображались поверенными в делах своих воспитанников и воспитанниц – покровительствующими их любви, устраивающими свидания. [276]276
Кузьмина В. Д. Рыцарский роман на Руси. С. 145.
[Закрыть]«Пожалуй, матушка, прикажи ко мне черкнуть, живали няня, верной наш тайный посол? – писала А. Г. Кровкова своей родственнице. – Всем от меня челобитье. Нянюшка (в другом письме выясняется, что ее зовут Ларивоновна, а „мамушку“ – Долматовна. – Н. П.), забыла ты меня, не пишешь про свое здоровье!» В конце письма – приписка, где очень по-детски (а ведь автор его – замужняя женщина) выражена просьба: «Пришли ко мне гостинцу, коврижичек…» [277]277
Частная переписка. № 131. С. 409; ср. № 134. С. 411.
[Закрыть]
Особую роль в «смягчении нравов», создании обстановки душевного тепла, сопереживания, проникновенности играли в русских семьях бабушки, от всего сердца «болезновавшие» о малых «чадах» (ср. в пословицах: «Дочернины дети милее своих», «С моей бабусей никого не боюся: бабуся-щиток, кулачок-молоток»). [278]278
Даль 1. С. 393.
[Закрыть]Зачастую внуков в великокняжеских семьях – особенно в случае военной угрозы – отправляли на воспитание к дедушке и бабушке на долгие годы. [279]279
ПСРЛ. Т. II. С. 454. Под 1198 г.
[Закрыть]Пребывание у бабушек иногда исключало призыв этих выросших «деток» на государеву службу («я и отпросился: поход-де дальней, мне надеятца не на ково, бабушка меня не изволила и отпустить…» [280]280
ВИМОИДР. Кн. VI. М., 1850. С. 45.
[Закрыть]).
Длительное существование неразделенных семей – отличительная черта развития семейных структур в России по сравнению с Западной Европой [281]281
Александров В. А. Обычное право крепостной деревни России XVIII – начала XIX в. М., 1984; ср.: Lazlett P. Characteristics of the Western Family Considered Over Time// Journal of Family History. Minneapolis (Minnesota), 1977. V. 2. № 2. P. 91.
[Закрыть]– способствовало сохранению значительной роли в них пожилых женщин. Немало содействовал этому и культ предков: согласно народным верованиям, духи умерших родственников покровительствовали внукам, [282]282
Поэтому и было принято называть внуков именами дедов и бабушек. См.: ПСРЛ. Т. I. Под 1209 гг.
[Закрыть]оберегали их, а внуки, в свою очередь, должны были «ревновать» (восхищаться, воспевать) тех, кто был до них. Письменные и фольклорные источники свидетельствуют, что бабушки относились к малым детям даже с большим вниманием и заботой, нежели утомленные повседневным нелегким трудом матери. [283]283
«Ревновать» предков значило проявлять к ним уважение. См., напр.: ПСРЛ. Т. II. Под 1158 г. С. 338 (вдова Глеба Всеславича «ревнова[ла] отцю своему Ярополку»). Коринфский А. А. Народная Русь. СПб., 1901. С. 969. Даль 1. 353; См. подробнее: Ушинский К. Д. Избранные педагогические произведения. М.; Л., 1939. Т. II. С. 177; Szeftel М. Le statut juridique de l’enfant en Russie avant Pierre le Grand // Recueils de la Societé Jean Bodin. Bd. 36. Paris, 1976. P. 635–656; Кобрин В. Б. Опыт изучения семейной генеалогии // Вспомогательные исторические дисциплины. М., 1983. Т. XIV. С. 50–60.
[Закрыть]Бабушки – в отличие от матерей – в силу возраста были лишены значительной части личных интересов, а потому жили в нравственном отношении «благочестиво». Отсутствие упоминаний об отношениях бабушек и внуков в более ранние эпохи может быть связано с тем, что в домосковское время многие бабушки до появления внуков просто не доживали, так как продолжительность жизни была очень короткой. [284]284
Средняя продолжительность жизни по В. Н. Никитину (1975) в XVI в. составляла 27,5 года; в XVII в. – 29 лет. Цит. по: col1_2 244.
[Закрыть]
В переписке же XVII века упоминания о бабушках весьма часты. Нередко они упоминаются в связи с посылкой гостинцев и подарков внукам, свидетельствующих о том, что старые женщины хорошо знали вкусы «малых робят» («послала Андрюшеньке да Наташеньке восемь игрушечек сахарных, чтобы им тешиться на здоровье. Не покручинься, надежа моя, что немного» [285]285
А. И. Хованская – П. А. Хованской. Конец XVII в. // Частная переписка. С. 399.
[Закрыть]).
Выросшие женатые внуки предпочитали по ряду обстоятельств (оброчные льготы!) проживать с матерями и бабушками по матери. [286]286
ПДП-XVII-ВлК. № 199. С. 217.
[Закрыть]Еще в «Житии Михаила Клопского» (конец XV – первая треть XVI века) обрисована ситуация, в которой возмужавший герой, посадник Немир, в своих политико-административных делах полностью доверявший лишь «пратеще Евфросинье» (то есть бабушке его жены), ездил к ней советоваться в монастырь, пренебрегая при этом иронией окружающих, подсмеивавшихся над тем, что он «думает ж жонками». В письмах женщин конца XVII века упоминания о совместном житье внуков с бабушками [287]287
Житие Михаила Клопского 1537 г. // РГБ. Ф. 310 (Ундольск.) № 563. Л. 493. Ср.: Повести о житии Михаила Клопского. Под. ред. Л. А. Дмитриева. М.; Л., 1958. С. 146; У. Одоевская – С. И. Пазухину: «Про меня похочеш[ь] ведать – и я с внучатами своими дал Бог здоровы…» Конец XVII в. // ИпИРН-РЯ. № 25. С. 163. Ср. также: У. С. Пазухина – С. И. Пазухину // Там же. № 32. С. 168.
[Закрыть]попадаются еще чаще, встречаются они и в документах. [288]288
РГАДА. Ф. Строгановых. Ст. оп. 1627 г. Д. 4. Л. 82; Ст. оп. 1628 г. Д. 2; Бахрушин С. В. Агенты русских торговых людей XVII в. // Бахрушин С. В. Научные труды. М., 1954. Т. II. С. 137; РИБ. Т. XXV. С. 150.
[Закрыть]
Подводя итоги описанию роли материнства и материнского воспитания в Древней Руси X–XV веков и Московии XVI–XVII веков, следует отметить, что поддержание теплых, эмоциональных отношений в русских семьях допетровского времени было значимой и важной составляющей повседневного быта и, следовательно, частной жизни женщин. Отношение самих женщин к выполнению ими их, как полагала церковь, «предназначения» – быть матерью – в разных семьях (неразделенных и малых, городских и сельских, зажиточных и бедных) в разные периоды истории было двойственным: и само вынашивание детей, и тем более рождение и воспитание их считались и благом, и тяжелой обязанностью.
Многочадие в допетровской Руси было «общественной необходимостью». Только многодетность могла обеспечить сохранение и приумножение фамильной собственности, только она гарантировала воспроизводство в то время, когда многочисленные болезни и ранние смерти уносили десятки тысяч жизней. Поэтому и православная церковь, и народный обычай на протяжении веков упорно формировали идеал женщины – многодетной матери. Это сказывалось и на формировании определенного отношения к женщине – в повседневной, частной, семейной жизни, да и вообще в обществе. Материнством и воспитанием детей ограничивалась возможная самореализация для подавляющего большинства женщин.
Буквально вся жизнь женщины была сосредоточена на детях. Но лишь аристократки, родив детей, могли отдать их в дальнейшем на руки кормилицам; на матерях же из среды «простецов» с первого дня рождения ребенка лежали обязанности по вскармливанию, выхаживанию, ограждению от заболеваний и, наконец, воспитанию. Представления о материнском воспитании, о его содержании и эмоциональной окраске менялись от столетия к столетию медленно, но неуклонно. При этом X–XV века характеризовались сочетанием, с одной стороны, некоторого «небрежения» к ребенку с предоставлением матери «свободы» в воспитательных делах, а с другой – многочисленных строгостей и ограничений. Церковь активно вмешивалась в частную жизнь женщин и материнское воспитание, настаивая на воспитании детей в рамках православной этики. В то же время и светская, и церковная традиции в равной степени возвеличивали и, можно сказать, поэтизировали воспитательные функции женщины-матери и способствовали выработке «нормы» в межличностных детско-родительских связях.
Нравственный и культурный облик женщин и вообще людей Средневековья и раннего Нового времени, как мы его представляем сейчас, складывался в сфере частной жизни. Человек мог не занимать ни постов, ни должностей, не участвовать ни в каких политических баталиях, но иметь семью, круг соседей, размышлять о приземленном или «вечном» – и все это в пределах сферы его личного обособления, быть может не всегда осознаваемой. Частная жизнь отдельного индивида, конкретной женщины могла быть и сугубо интимной, и связанной с социальными процессами и явлениями. Но в любом случае, однако, роль отношений с матерью – и в детстве, и во взрослом возрасте – была очень велика. Следует учитывать также фактор социальной среды – в семьях «простецов» воспитание детей происходило стихийно, во время труда и досуга, а в семьях аристократии этот процесс благодаря дидактической литературе направлялся православными идеологами. Имела значение и форма органической группы – семья, род, клан, к которым принадлежали мать и ее ребенок.
