Текст книги "Одна душа (СИ)"

Автор книги: Наталья Гринина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Если ты тронешь Нокса, это сочтут вызовом Конгрегации. Ты правда готов подставить под удар нашу семью ради этой ведьмы? Подумай, прежде чем сделать.

– Я никогда так не боялся. Ни за кого.

– Так защити ее, не вызывая конфликта. Отвези ее в Шотландию, к Хэмишу.

– Нет. Я отвезу ее в Сет-Тур.

Решения снова давались мне легко, словно я переступил невидимую черту и возврата к прежнему быть уже не могло. Диана поедет вместе со мной во Францию, где Нокс и другие ведьмы из Оксфордского ковена ее не найдут. Они не посмеют ступить на землю вампиров. И это давало нам отсрочку, необходимую для того, чтобы Диана пришла в себя, оставаясь под надежной защитой.

Я больше не намерен был оставлять ее одну. Да, она – ведьма, а я – вампир. Конгрегация. Соглашение. Правила. Но чем больше я повторял это, глядя на спящую, вымотанную колдовским ветром Диану, тем менее существенным все это мне казалось. И было предельно ясно, что я должен был говорить и делать.

За эту ночь я понял, что нуждаюсь в Диане, как ни в чем другом. Семья и вкус новой крови отошли на второй план – лишь бы знать, что она в безопасности, рядом, что до нее можно дотронуться.

И когда она проснулась, я так и сделал – коснулся ее, возвращая вчерашний поцелуй, от которого сбежал, измученный страхом и воспоминаниями.

Но время сомнений прошло. Прикасаясь к Диане, еще одурманенной отступающим сном и усталостью, прижимая ее к себе, впитывая ее запах, я чувствовал, что нахожусь именно там, где должен быть, и делаю то, что нужно.

Если это и значит быть околдованным, что ж…

========== 4. Уйти, чтобы… ==========

Музыка: Lord Huron – The night we met

– Я люблю тебя! К черту Соглашение! К черту Конгрегацию! Что ТЫ чувствуешь?

– Ты это знаешь.

Я и не надеялся, что Изабо примет нас с Дианой с распростертыми объятиями. Для таких иллюзий я слишком хорошо знал свою мать.

Она не покидала замок Сет-Тур с тех пор, как не стало моего отчима. И я не могу упрекнуть Изабо за террор, который она обрушила на ведьм в отместку за смерть Филиппа. Она словно сошла с ума, уничтожив десятки колдунов в Южной Америке, включая стариков. Заставила убийц своего мужа заплатить, попутно расправившись с несколькими ковенами в середине XX века. Это не заглушило боль, но помогло. Помогло ей остановиться.

Никто – ни люди, ни демоны, ни другие вампиры, не говоря уже о ведьмах – не посмели бы сунуться в замок. Куда еще я мог привезти Диану, чтобы она была в безопасности?

– Стоило проявить осмотрительность, Мэтью.

Стоило.

Но речь шла о Диане Бишоп. И я не мог допустить, чтобы до нее добрались обезумевшие от жажды власти существа. Пусть лучше Диана останется со мной под холодной опекой моей матери, которую за глаза называли охотницей на ведьм, чем попадет в лапы Питера Нокса или – того хуже! – Конгрегации.

Я прекрасно видел, что Диана подавлена нерадушным приемом, оказанным ей хозяйкой замка. Но это было сущей мелочью по сравнению с угрозой за крепостными стенами. К тому же я верил, что со временем Изабо оттает, а рядом с приветливой, по-человечески теплой Мартой, которая жила с нами уже сотни лет, Диане не будет так неуютно. Марта была средоточием доброты, участия и любви – всего того, что было так необходимо потерянному, вырванному из привычного мира существу, пусть даже и ведьме.

– Ты понимаешь, чему подвергаешь нашу семью?

Разумеется, я понимал. Но пути назад не было: Диана стала частью меня, а значит – и нашей семьи тоже. Только об этом не знала ни мать, ни сама Диана, ни кто-либо еще. И не должны были знать. По крайней мере, пока.

Жизнь вампира измеряется не в часах и годах, а в тайнах – как сохраненных, так и раскрытых. Вампиры скрывают все: личные отношения, имена, которыми пользовались, подробности своих многочисленных жизней. А у меня секретов было больше, чем у кого бы то ни было. И мои чувства к Диане Бишоп венчали этот тайный список.

Чтобы никто не добрался до нее, я устроил ее в своей башне, в спальне, единственный вход в которую вел через мою комнату. Так мне было спокойнее.

Пока Диана отдыхала, я изучал фотографии ее убитых родителей и выяснил такое, что заставило заледенеть мое и без того холодное сердце, которое так гулко ударилось о ребра в тот момент, когда мне открылась истина, что должно было разбудить спящую Диану. Я думал, что уже не способен испытать настолько глубокий шок, но я ошибался. Это открытие еще больше укрепило мою уверенность не отпускать Диану из-под своей защиты и тем более не отдавать ее ведьмам, какими бы родными по духу и крови они ей ни были.

На конной прогулке Диана веселилась, как ребенок, и словно летела по воздуху. Мне пришлось настоять, чтобы она надела шлем и защитный жилет, несмотря на ее заверения, что она с детства прекрасно держится в седле. Нет уж. Мне было настолько страшно потерять ее, что даже к такому невинному развлечению, как прогулка верхом по нашим землям, я готовился, словно к осаде крепости. Я нес за нее ответственность. Садясь в мою машину, Диана должна была пристегнуться, садясь на мою лошадь, – надеть защитный жилет. Это не обсуждалось.

Не обсуждались и другие безумства – прыжки через изгородь, скачка во весь опор с опущенными поводьями и без стремян на незнакомой лошади, да еще и с закрытыми глазами! Но Диана не стала бы той, которая завладела моим сердцем, если бы не нарушала запреты с легкостью ветра. Она и сама была, как ветер, – свободная, сильная, свежая, стремительная! Я привык к беспрекословному повиновению: просьбы, переговоры и уступки были для меня внове. Но лишь одно я потребовал от Дианы выполнить неукоснительно – не выезжать одной, без меня.

Я делал все для ее безопасности. Но мог ли защитить ее от правды?

Как бы мне ни хотелось это скрыть, я был вынужден рассказать Диане то, что обнаружил на фотографиях ее родителей.

– Это инсценировка. Создана видимость нападения, но я их изучил. Под слоем грязи был начерчен круг, колдовской круг. Твоих родителей убили не люди. Твоих родителей убили ведьмы.

Если бы мне кто-то сообщил, что Филиппа истязали не ведьмы, которые работали на нацистов, а вампиры, я потерял бы рассудок. Можно сопротивляться чему угодно, зная, что за твоей спиной стоят подобные тебе, те, кто испокон веков защищал своих. Это непреложный закон и истина в первозданном виде. И то, что я увидел в глазах Дианы, ударило и меня самого. Как бы я хотел забрать хоть часть ее боли! Но это было мне не по силам.

Я мог лишь быть рядом. Говорить с ней. Ухаживать за ней во время ужина. Разжечь для нее камин, который слишком долго пылился без дела. Вампирам тепло ни к чему, но для Дианы холод каменных стен вкупе с холодом сердечным той, что против воли принимала ее в замке, мог оказаться губительным. И мне хотелось согреть ее, заставить отвлечься от мрачных мыслей о судьбе родителей и своей собственной. Хотелось прижать к себе и ощутить ее теплую ладонь в своей. Не для того ли придумали танцы, чтобы мужчина мог погрузиться в иллюзию обладания женщиной на глазах у всех без ложного стыда и порицания?

– Слушай музыку и доверься мне.

Бог ты мой, Диана в танце вся светилась от счастья! Мягкое сияние окутывало ее золотой вуалью и волшебным образом преображало ее взгляд и улыбку. Она впервые наслаждалась своей магией, а я – далеко не в первый раз – ее колдовской красотой, лучистым светом, теплом и дурманящим запахом луговой манжетки и ивового сока…

Я позволил себе потерять голову от всей этой невероятной лавины ощущений, которые я не испытывал очень давно, да и было ли это вообще? Диана, такая умиротворенная, такая счастливая, такая податливая в моих руках была мне ответом на все мои молитвы, на все мои вопросы к мирозданию. Ее руки, обнимавшие меня. Ее губы, наполнявшие меня трепетным теплом. Ее дыхание, вливающее в меня жизнь. Моя Диана. Моя…

Но за все в жизни нужно платить. Только прискорбно, что зачастую момент расплаты приходит сразу же за мигом счастья, не давая насладиться сполна и поверить самому себе, что счастье – было.

Расплата настигла меня той же ночью в лице Доменико Микеле – посланника Конгрегации, который явился отобрать у меня мою Диану и доставить ее на допрос в Венецию, где – сомнений не оставалось – она попадет в руки безжалостных существ, одержимых Книгой Жизни. Один только Питер Нокс чего стоил, не говоря уже о Герберте и о самом Доменико – подлом и мерзком вампире, умудрившемся проникнуть в Сет-Тур по праву происхождения. От него исходила наглая самоуверенность и неприкрытая ненависть, рожденная нашими с ним давними счетами. Предвкушая реванш, он хищно улыбался и нарочито растягивал слова, упиваясь мнимым превосходством, а у меня внутри клокотала ярость, и хотелось вцепиться ему в горло, чтобы исторгнуть оттуда посмертный хрип вместо ядовито-медового голоса, произносящего приговор.

– Диана Бишоп, ты должна явиться в Конгрегацию для допроса и отдать нам Книгу Жизни.

– Передай Конгрегации, что у меня ее нет. Если она им нужна, пусть возьмут сами!

Ma vaillante fille*, которую я так любил и которой так гордился в этот момент! Но, видимо, мне плохо удалось скрыть эмоции, либо все и без того было настолько очевидно, что Доменико сделал единственно правильный вывод.

– Дело вовсе не в книге, верно? Нет… Все дело в ней. Вы нарушаете Соглашение.

Это был конец.

Крах всех моих простодушных надежд быть с Дианой вопреки нелепым законам тысячелетней давности и как можно дольше скрывать от нее их существование. Но Соглашение – козырь в руках Конгрегации и Доменико, тем более сильный, что Диане о нем известно не было.

– Надо же, она даже не знает! Мэттью, ты лишился рассудка.

Возможно. Однако моей выдержки хватило на то, чтобы улыбнуться Диане и отправить ее в дом с Мартой: она не должна была видеть, как я набросился на Доменико и вышвырнул его из Сет-Тур.

Он исчез, но свое черное дело сделал. Подлая змея успела укусить, прежде чем уползла во тьму. И яд ее стремительно пропитывал и отравлял мое сознание, изгоняя иллюзии, которые тем не менее нельзя было скрыть от Изабо.

– Мама, я люблю ее.

– Я это вижу. Я согласна с Доменико. Отдай ее им, и тогда они ее не убьют. Иначе ей конец.

Да, устами моей матери говорила горькая истина – это был конец. Одно я знал точно – Диану я им не отдам, какую бы цену мне ни пришлось заплатить за это неповиновение Конгрегации. А вот Соглашение… Оно категорически запрещает личные отношения между видами, поскольку их смешение когда-то слишком бросалось в глаза, нарушало баланс силы и могло выдать нас людям. А от этого могли пострадать не только мы сами, но и наши семьи: моя и ее. Все, что дорого нам обоим.

Пока я возвращался в дом, решение пришло само собой. Поднимаясь, я ступал не по древним каменным ступеням родового замка, а по обломкам неслучившейся жизни, которую я посмел представить себе рядом с той, которая стала для меня дороже всего моего полуторатысячелетнего существования. Я чувствовал себя так, словно с меня только что содрали кожу. Нечто хрупкое и удивительно чистое связывало меня с ведьмой, а по венам, сколько ни отпирайся, текла кровь вампира.

И отрицать этот факт было невозможно.

Что бы ни ждало нас впереди, сколько бы мне еще ни пришлось встретить и проводить веков, я никогда не забуду помертвевший взгляд Дианы, когда я сообщил ей о том, что Соглашение мы нарушать не станем. А значит, вместе нам не быть.

– Бросить меня – это не выход! Я люблю тебя. Скажи мне, что ты чувствуешь. К черту Соглашение! К черту Конгрегацию! Что ТЫ чувствуешь?

– Ты это знаешь.

– Скажи!

Но сказать означало бы преступить закон и подписать приговор. Всем нам, но главное – ей!

Я любил Диану. И что я сделал, чтобы защитить ее? Уехал, оставив ее в слезах. Ради того, чтобы избежать разоблачения перед Конгрегацией и спасти ее жизнь. А чего это стоило мне – уйти, не оглядываясь, после моего признания матери, после того, что сказала мне Диана, – об этом не нужно знать никому.

Вампиры не плачут. Им отказано даже в таком простом человеческом способе облегчения боли. Вместо этого сердце мое обливалось кровавыми слезами, застывавшими свинцовыми каплями в моей вечной памяти. Это не получится пережить или забыть. Это навсегда останется со мной вместе с неестественно белым лицом Дианы и ее дрожащим голосом, умоляющим меня вернуться.

Глядя, как капли дождя стекают по лобовому стеклу автомобиля, я чувствовал каждую из кровавых капель, прожигающих мое истерзанное сердце. Я возвращался в Оксфорд, а мне отчаянно хотелось вернуться на пару недель назад, когда все только начиналось.

Но вампиры не властны над временем. Не до такой степени. Поэтому мне оставалось только одно.

И я не был уверен, что смогу это вынести.

*Ma vaillante fille – моя храбрая девочка (фр.).

========== 5. Когда горят мосты ==========

Музыка: Amber Run – I found

– Вампир и ведьма не могут быть вместе!

– Да, все вокруг это повторяют.

– Все дело в Конгрегации. Они сделают все возможное, чтобы не допустить смешения видов.

– Они не могут выбирать, кого мне любить! И мне плевать на последствия!

Скрыться можно от кого и чего угодно. Время, расстояние, ложь, алкоголь, беспамятство, грань между жизнью и смертью, в конце концов, – способов великое множество. А вот спрятаться от самого себя нет ни единого шанса. Я и не пытался. Куда там…

У горечи и безысходности вкус полыни. Он преследовал меня и неизменно напоминал о ведьмах, а вместе с ними – о Диане и фатальной невозможности быть с нею рядом.

Я покинул Диану по одной-единственной причине – чтобы защитить ее. И только ради этого, ради спасения той, которая воплощала в себе все, для чего я существовал, я оставил ее и вернулся в Оксфорд. Мы не нарушили Соглашение, за это можно было не беспокоиться. Но другая угроза все еще существовала, и я должен был ее устранить, ведь Диана продолжала оставаться под моей защитой, даже не будучи моей.

Кто-то проник в лабораторию, искал образцы ДНК Дианы. Можно было не гадать, кто и зачем. Джиллиан Чемберлен. Я почувствовал в помещении ее запах, присущий заурядной ведьме, – белена, полынь и сера, все как у всех. А еще к нему примешивались зависть, ненависть и страх. Стоило мне вспомнить, как смотрела Джиллиан на Диану и что она сделала, – и меня словно сорвало с предохранителя. Когда я нашел эту жалкую дрянь, от резкой какофонии ее запахов, вызывающей омерзение, меня буквально выворачивало наизнанку. Но мне нужно было узнать, что Джиллиан обнаружила в лаборатории и что могла рассказать Ноксу. Для этого существовал только один способ.

Я не был голоден, и кровь этой ведьмы вызывала во мне не удовлетворение, а спазмы и тошноту, однако я должен был увидеть то, что видела в лаборатории она. Я выпил ее почти до последней капли, без сожаления бросив умирать в пустынном закоулке.

Мне нужно было прийти в себя. Избавиться от чувства гадливости. Понять, в чем я ошибаюсь. Решить, что мне делать дальше. Выговориться, выплеснув то, что меня терзало. К кому же я мог пойти, как не к Хэмишу? Ему единственному я мог исповедоваться, доверить свои сомнения, страхи и чаяния и услышать толковый совет.

Как и прежде, разговор со старым другом, по какой-то прихоти мироздания родившимся демоном, все расставил по своим местам и в то же время поразил меня до глубины души, если она у меня и была. Запрет на любовь от Конгрегации в свое время не помешал самому Хэмишу, но одно дело – демон и человек, а другое – ведьма и вампир. И какие ведьма и вампир! Я во все века был притчей во языцех не только среди собратьев-вампиров, но и теплокровных, что меня всегда выводило из себя. А Диана… Ведьма такой выдающейся силы из древнего колдовского рода, призвавшая Книгу Жизни! Пусть она и отказывалась это признавать. Разве наша связь могла остаться незамеченной? Вот только Хэмишу со всей его рассудительностью и прагматизмом это не казалось препятствием.

– Подчинить себе можно многое, но не любовь. Если любишь ее, не позволяй ничему вам мешать.

Если бы дело было только в Конгрегации и охотниках за Книгой Жизни! Помешать нам могло и мое прошлое, в которое я боялся впустить Диану. Мои тайны были покрыты не просто мраком, но и кровью, и порой невинной. Мои помыслы и намерения слишком часто были далеки от благочестия. Мои деяния оставили шрамы не только на теле, душе и в памяти, но и на самом времени, на всех столетиях, сквозь которые я проходил с огнем и мечом. Как я мог противопоставить все это чистоте и свету, исходящим от Дианы? Ее неповторимому chatoiement*, превращающему ее в неземное создание? Имел ли я на это право? Или все-таки такая эфемерная вещь, как искупление, существует, и любовь способна смыть чернь с души и исцелить ожоги памяти?

Чем дольше я говорил с Хэмишем, чем дольше находился вдали от той, к кому рвался всем своим проклятым существом, тем больше все препятствия казались мне ничтожными и пустыми. И особенно ветхие законы Конгрегации, на которые мне стало наплевать – до такой степени терзала меня разлука с Дианой.

Я сходил с ума. Мне повсюду чудился запах ладана, смешанного с медом, а на губах ощущался терпкий ивовый сок. Я просто не знал, куда себя деть от смятения и тоски по ней.

Даже привычные стены лаборатории, холодные и строгие, не давали мне того успокоения, что я неизменно находил здесь в самые трудные времена. Золотая нить с головы Дианы согревала мои пальцы, а аромат, исходивший от этого невесомого проблеска шелка, лишал меня способности связно мыслить. В конце концов, не в силах сопротивляться самому себе, я набрал номер Дианы, не представляя, что и как буду говорить. Я думал лишь о том, чтобы просто услышать ее голос. А когда услышал и буквально почувствовал тепло ее дыхания, то растерял остатки самообладания и забыл все слова на свете. Я не помню, когда в последний раз был настолько ошеломлен и растерян. Вместе с мягким шелестом слов Дианы во мне звучал спокойный, уверенный голос Хэмиша: «Если любишь ее, не позволяй ничему вам мешать». Мои мысли метались, словно снежинки в пургу, и я не придумал ничего лучше, чем заняться исследованием крови Дианы, чтобы привычная рутина вернула меня в рамки здравомыслия и душевного равновесия, насколько это вообще было возможно.

Однако результаты моих ночных усилий повергли меня в изумление. Разумеется, я знал, что Диана – невероятно сильная ведьма. Я еще не все понимал, но одно было ясно – в ее ДНК обнаружились все генетические маркеры, какие бывают у ведьм. Все стихии! Несмотря на стабильный спад сил представителей ее вида в последние века, сама Диана была способна к любому колдовству. Ее дар был просто сверхъестественным даже для того, кто сталкивался с его проявлениями полторы тысячи лет.

Если я и пытался неосознанно найти повод вернуться к Диане, то это был именно он.

Лишь увидев ее снова, я понял, насколько был слеп сам, насколько прав был Хэмиш и незначительны все устои древности и запреты Соглашения.

– Скажи мне.

– Если скажу, пути назад не будет. Ты должна это понимать.

– Изабо помогла мне понять. Скажи мне!

– С этой минуты мы – единое целое. Диана, я люблю тебя!

Когда за твоей спиной пылают мосты, ощущаешь не потерю, а освобождение.

К черту Конгрегацию! К черту Соглашение! Я жаждал почувствовать себя живым. И теперь я это чувствовал! Больше тысячи лет я жил вне времени, но рядом с Дианой стал замечать его ход. С ней моя жизнь вновь обрела начало, середину и конец. Все минувшее было лишь вступлением. И началась эта настоящая жизнь в день нашей встречи в Бодли. Диана не была вампиром, и когда она уйдет, мое существование закончится, но это станет не трагедией, а даром, потому что смысла в бессмертии уже не будет.

Сейчас же моей наградой, неизвестно за какие благодеяния, была сама Диана. Я думал, что знал, как сильно соскучился по ней. Ничего я не знал! Ее лицо в моих ладонях было теплым и мягким, словно воск, а тело откликалось мне так, что меня пронзало желанием.

Теперь я мог с полным правом сказать – моя Диана. Наши слова и поцелуи нарушили все законы. Произошло неслыханное: вампир пометил колдунью как свою, а колдунья предложила свою кровь и силу вампиру. Мы дали друг другу клятву и тем самым стали преступниками. Неудивительно, что Изабо приняла эту новость (которая, думаю, таковой для нее не являлась), с обреченным спокойствием.

– Вы хоть понимаете, что сейчас сделали?

Прекрасно понимали. За нами пылали мосты, а мы торжествовали, готовясь к битве. Нельзя всю жизнь убегать. Тем более от самих себя.

Но мы и не убегали больше. Мы поднялись в нашу башню, где мне внезапно стало страшно. В древних стенах замка ко мне вернулись тревожные мысли о прошлом и опасения, как меня со всеми моими многочисленными «я», оставленными в веках, примет Диана. Мое тело – истинный палимпсест – красноречиво рассказывало обо всем, о каждой битве и каждой смерти, забравшей бы меня, не будь я вампиром. На моей коже шрамами была выткана история моей небезупречной жизни, которую Диана теперь делила со мной. Вампира убить трудно, но разных созданий отчего-то так и тянет попробовать. А последствия… Последствия скрыть можно, но только не от любящих глаз.

И вновь я был изумлен силе и смелости, с которой она принимала меня! Неужели я заслужил все это блаженство? Бог мой, когда и чем?

Теперь Диана стала мне женой. Это произошло, когда я вернулся домой и прозвучало признание. Вампиры вступают в брак так же, как львы или волки. Если есть взаимное согласие, то они заключают союз на всю жизнь, и все сообщество признает их супругами. В человеческом суде такой брак сочтут недействительным, но по законам вампиров мы были женаты.

Я касался ее сквозь тонкую ткань, замечая все признаки наслаждения: дрожь, миллионы мурашек на теплой коже, тихий стон. Так, как ее, я еще никого не хотел – и физически, и духовно, и всегда буду хотеть больше, чем она сможет мне дать. Но не мог решиться пойти до конца по причине, о которой Диане знать не следовало, по крайней мере пока. Не сейчас.

Другой источник моей непонятной для Дианы нерешительности крылся во мне самом. Я не был готов разрушить это хрупкое счастье, нахлынувшее на меня колдовской водой. Да, это было в какой-то степени эгоистично, ведь я видел, как Диана тянется ко мне, и сам с ума сходил от желания, ощущая, как мое тело решительно противится промедлению. Чувства к ней переплетались с физическими реакциями и затягивались под ее губами и пальцами в хитрые мучительные узлы. Но… вампиры иначе воспринимают время. И мне хотелось насладиться каждой минутой предвкушения, исследовать каждую клеточку любимой, прежде чем соединиться с ней навеки не только клятвой.

Никакой спешки не будет, как бы этого ни жаждала моя нетерпеливая страстная ведьма. Не зря же в средние века, на которые пришелся расцвет моей долгой жизни, многие браки консумировались не сразу. Как историк, Диана не могла это не признать, но все же противилась, а ее ласки игнорировать было труднее, чем слова.

Тем не менее, оставалась первая причина, перекрывающая собой все остальные измышления и отговорки. И о ней я не забывал ни на миг, даже когда мой холод встречался с теплом любимой, вызывая дрожь неудовлетворенного желания, призывающую не медлить.

Диана была моей. И я хотел лишь одного – заснуть рядом с ней, погрузившись в облако ее весенних травяных ароматов, горячего дыхания с привкусом свежего меда и в иллюзию настоящей жизни, ставшую для меня реальностью.

Бог мой, если бы я только знал, что ждет меня при пробуждении!

*Chatoiement – игра цветов, переливы (фр.).

========== 6. Вкус паники и гнева ==========

Музыка: Evanescence – Bring Me to Life

– Эта ведьма правда стоит того, чтобы идти против своих?

– Да! Помоги мне…

Каждый когда-нибудь совершал такое, за что невозможно себя простить. Нет на свете безгрешных созданий с безмятежно спокойной душой. Но для одних вина со временем меркнет, размывается в милосердном тумане памяти или высветляется благодеяниями, а других гложет, не желая затихать, вгрызается в сердце, как черви в мертвую плоть, пока не разъест до конца.

Сколько бы я ни прожил еще, я никогда не смогу простить себя за то, что позволил себе заснуть рядом с Дианой – и потерять ее.

Вампиры спят не так, как теплокровные. Фактически сон для нас не имеет смысла: мы не нуждаемся в частом восполнении энергии и сил. И легенды о гробах и столетиях летаргии – это всего лишь досужие выдумки людей. Бодрствование – вот наше обычное состояние. Но если вампир погружается в забытье, то настолько крепко, что ни внешние звуки, ни прикосновения, ни сновидения не способны его прервать, пока не наступит миг естественного пробуждения. Вампирам не снятся сны, а если бы и снились, то никакой самый жуткий кошмар не смог бы сравниться с моей реальностью, в которую я вернулся.

Я открыл глаза в залитой солнцем постели, и в первые мгновения не мог понять, откуда вокруг и во мне самом столько тепла. В памяти мягко сменяли друг друга образы вчерашнего дня, разделившего мою жизнь на две эпохи, а осознание того, что я впервые за много лет проснулся не один, окутывало меня пеленой умиротворения, которая, впрочем, растворилась в один миг, стоило мне увидеть, что Дианы рядом нет. Ее подушка остыла, рассветную тишину комнаты не нарушал ни единый звук.

Где же она, почему не возле меня? Одеваясь, я не чувствовал ее запаха, не слышал биения сердца, которое способен был уловить на значительном расстоянии. Она не могла покинуть Сет-Тур в одиночку, даже ради ранней прогулки на Ракасе – об этом мы с ней договорились, и сама она сознавала всю опасность такого шага.

Но куда же в таком случае она делась?

Стремительно растущее беспокойство накатывало на меня штормовыми волнами, пока я спускался вниз и искал Диану в комнатах башни – безуспешно. Если бы она была в замке, я бы это знал. Но ее здесь больше не было.

И тут моего слуха коснулся отдаленный шум вертолета. Это мог быть только Болдуин!

Стало быть, Диану похитили, и сделал это не кто иной, как мой старший брат, возглавляющий Конгрегацию! Значит, Доменико донес на нас в Италии, и мешкать с исполнением приговора там не стали. Надо же, Болдуин лично явился в фамильное гнездо, чтобы доставить Диану на допрос!

Неистовая волна гнева бросила меня на брата. Я не видел ни растерянной Изабо, ни изумленного взгляда Болдуина – я ослеп от ярости, стремясь выяснить, где сейчас Диана. И укус вампира, который братец мне точно припомнит не раз вместе со своим разодранным горлом, прояснил ситуацию гораздо быстрее расспросов.

– Это дело рук Конгрегации? Где она, Болдуин? Клянусь, я убью тебя! Где она?

– Если бы я знал, то уже тащил бы ее в Венецию!

Он не лгал. Кровь всегда говорит красноречивее и правдивее языка.

Не представляю, что я сделал бы с братом, обезумев от отчаяния и страха, но в зал вбежала Марта и сообщила, что след Дианы обрывается в саду, где явно побывал чужак. Чужак в Сет-Тур! Такого не случалось много веков!

У паники вкус вербены и пажитника, густо смешанных с аиром и тысячелистником. Он позволяет сделать короткий вдох – и напрочь перекрывает выдох, лишая способности здраво мыслить, хоть как-то ориентироваться и связно говорить. Я касался онемевшими пальцами остывшей земли, уже потерявшей запах Дианы, и силился вдохнуть, но чувствовал только отупляющую горечь, грозящую затопить мое истерзанное сознание. До этого за все полторы тысячи лет я не знал, что это вообще такое – паника.

– Куда она делась?

– Они улетели.

– Редкий дар среди ведьм, но он есть.

Как ни странно, мой брат, хотел он того или нет, спасал меня, не давая сорваться за край. Холодное здравомыслие Болдуина, память Изабо, рассуждения Марты, видения и информация от Сары и Эмили – тетушек Дианы, позвонивших из Штатов, – встряхнули меня, сэкономили драгоценное время и помогли нам понять, где следует искать мою любимую, которую – теперь это было очевидно – похитила ведьма. Никто из них не совался на землю Де Клермонтов, но небо над замком под запретом не было. Не думал, что у них хватит дерзости явиться сюда!

Было ясно, что Диану унесли на юг, куда нельзя подобраться незамеченными, и унесли недалеко, так как даже самые сильные ведьмы прошлого не могли летать на большие расстояния. Юг – территория Герберта, одного из древнейших вампиров, способного на все – любые истязания и пытки. Он, не колеблясь, погубит Диану, чтобы уничтожить нашу семью. Недаром столетия назад он выбрал для себя Ла-Пьер, неприступный замок высоко в горах, и когда-то держал там в плену ведьму.

При мысли о Герберте я вновь почувствовал во рту вкус вербены. Диана… Господи, что с ней там творили? Я заставлял себя не думать об этом, однако горечь пажитника и тысячелистника никак не оставляла меня, сковывая движения и мысли. Но, по крайней мере, мы знали теперь, где искать Диану. Оставалось вынести часовой перелет к замку над горами, чтобы избавиться от удушающей неизвестности.

В вертолете Болдуина на смену панике пришла сосредоточенность и… острая боль, которая терзала меня внутри, там, где, должно быть, обитала душа. Я не знал, была ли она у вампиров. Никакие генетические и иные исследования не могут это доказать, равно как и опровергнуть. Но если душа и была, то именно она мучительно, жгуче болела у меня где-то под ребрами, коконом обволакивая сердце, замершее в дурном предчувствии.

В тот день, когда Диана призвала Книгу Жизни, во мне в ответ на всплеск ее магии, быть может, откликнулась как раз она, душа, сама по себе представляющая нечто неосязаемое и магическое. За это время я успел осознать, что моя душа неразрывно, намертво связана с душой Дианы. Нет, не так – она у нас была одна на двоих. Одна душа. И вот теперь у меня изуверски оторвали половину души, оставив на ее месте черную бездну пустоты и безысходности. Я отчаянно цеплялся за край, чтобы не соскользнуть в эту бездну, а рана надрывно болела и кровоточила, напоминая о том, чего я лишился.

Час полета до Ла-Пьера показался мне вечностью: я физически ощущал каждую секунду и боялся, что именно она может оказаться для Дианы последней.

Неужели Бог все-таки услышал мои молитвы? Впервые за полторы тысячи лет! Мы обнаружили Диану довольно скоро, не встретив при этом никого из ее похитителей. Но где! В каменном мешке, спрятанном в одном из самых глубоких подземелий замка, превратившегося в руины.

Борясь с приступом ужаса, я отыскал это место забвения, откуда пахнуло тленом и смертью. Люди, которых в прежние века бросали сюда, сходили с ума и умирали от голода, если не разбивались сразу. Без помощи снаружи оттуда не выбраться, а мы с Болдуином ничем помочь не могли: спрыгнув к Диане, я не смог бы подняться обратно. Но произошло невероятное – она сумела взлететь, моя маленькая сильная ведьма, не перестающая меня удивлять. Она поднималась прямо ко мне в руки из узкого горла каменной могилы, впервые упускающей свою жертву!