Текст книги "Замри и прыгни"
Автор книги: Наталья Нечаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Давай, – согласилась Зоя. И совершенно неожиданно для себя добавила: – Бери сразу побольше, две или три.
– Понятно, – кивнула Рита, – не бежать же еще раз!
Они снова не рассчитали. В спасительный киоск пришлось спускаться еще, потому что принесенные Маргаритой две бутылки коньяка «Московский» окончились на удивление быстро. В этот заход женщина принесла вместе с бутылками еще и «Сникерс».
– Продавец всучил, – объяснила она удивленной Зое. – Сказал: «Презент от заведения оптовому покупателю».
– А кто оптовый? – заинтересовалась Зоя.
– Мы с тобой, кто ж еще, – пожала плечами Рита. – Думаю, недельную норму ему сделали.
«Сникерс» так и остался нераспакованным. После четвертой бутылки, выпитой быстро и практически молча, Маргарита вдруг пристально взглянула на Зою.
– Ну что, пора знакомиться? Что мы с тобой как алкашки, коньяк не действует, так давай хоть поговорим…
– Давай, – согласилась Зоя, – только мне совсем не хочется…
– А мне выговориться надо, – тяжело вздохнула Рита. – Потерпишь?
Она отвернулась к окну, Зое была видна только часть лица – щека в рваных багровых пятнах, такое же пылающее ухо и роскошные черные волосы, с каким-то удивительным изумрудным отливом, блестящие, густые, тяжелые. Иногда Рита, забывшись, полуоборачивалась, и тогда представал точеный профиль – тонкие трепещущие ноздри, дрожащие, изломанные печалью, но все равно очень красивые, четкого рисунка, полные губы.
Из рассказа новой знакомой стало понятно, что если сами они, Зоя и Рита, совершенно отличны, то есть представляют собой разные полюса женской сущности, то ситуации, в которых они оказались, не просто подобны – одинаковы. Как две капли дождя, приклеившиеся к стеклу, как два глотка безвкусного коньяка, как два окурка в битком набитой пепельнице.
– Неужели такое бывает? – грустно дивилась Зоя, слушая новую знакомую. – Такая безумная любовь…
* * *
Безумная любовь студентки мединститута красавицы Риточки и бравого курсанта, весельчака и повесы Андрюши Распопова увенчалась, как и положено, свадьбой. Вместе с мужем Рита изрядно поколесила по стране, по захолустным военным гарнизонам, затерянным в местах, которых и на карте-то нет. Супруг дослужился до майора, и тут в семью пришло счастье – его командировали в ГДР. Только-только Рита обустроила уютную квартирку под Дрезденом, только-только начала понимать местный язык, только-только попробовала на вкус заманчиво-незнакомую западную жизнь, как в родной стране случился великий катаклизм, и все рухнуло. Вместе с Берлинской стеной. По возвращении на родину вариантов было два – ехать куда-то под Читу, в холодный далекий гарнизон, или демобилизоваться и начинать новую гражданскую жизнь.
После немецких стриженых газонов, магазинного изобилия и языковой спецшколы, куда ходил десятилетний сын Вадик, Чита представлялась хуже, чем Луна. И Рита уговорила Андрея проститься с армией навсегда. Ей тогда удалось невозможное – выбить квартиру. Конечно, хотелось в Москве, на худой конец в Ленинграде, но это, как ей объяснил главный по квартирам, худой синюшный генерал, которому она переносила бессчетное количество презентов и даже согласилась с ним переспать (правда, греха не вышло, поскольку генерал ничего не смог), было бы беспримерной наглостью. Пришлось довольствоваться этим городом. Не самый, кстати, плохой вариант. И по климату, и по обустроенности. Население – полтора миллиона, да и от столиц недалеко.
Приведя в порядок жилье и пристроив ребенка, Рита одновременно обнаружила, что накопления с приличной офицерской зарплаты блудливый ветер перестройки развеял практически без остатка. Вслед за деньгами упорхнули песцовая шуба и оба фарфоровых немецких сервиза – краса и гордость полированного серванта. К тому же выяснилось, что любимый муж, надежда и опора, кроме как отдавать короткие команды, ни на что больше не годен. Выбыв из привычной среды, он затосковал, сник, потяжелел фигурой, а главное – мозгами.
Маргарита, не в силах выносить безденежье и не умея просто обреченно горевать, ринулась на заработки, пополнив разномастную когорту челночников. Три года она как заведенная моталась между Турцией, Польшей и Россией, обеспечивая семью. У нее объявился какой-то особый нюх на лавчонки и магазины, где можно было найти хороший товар по бросовым, буквально, ценам, и она, как легавая, рыскала по сопредельным странам, которые представлялись ей огромными оптовыми складами, набивая клеенчатые клетчатые баулы бельем, джинсами, футболками, кроссовками, нарядными женскими блузами.
Возвратившись домой, отлежавшись ровно сутки (именно столько требовалось, чтобы к онемевшим от тяжестей рукам и немилосердно ноющим ногам вновь возвратилась послушная чувствительность), вставала на рынке, сбывая доставленное добро. Когда товара оставалось на донышке, ставила за прилавок Андрея, а сама начинала ожесточенно отдраивать, приводя в привычное состояние, отчаянно замурзанную квартиру. Два мужика в доме. Одни. Что с них взять?
И снова в дорогу.
К исходу третьего года безумной челночной гонки, подкопив некоторую сумму в заокеанской зелени, Рита решила, что надо строить цивилизованный бизнес. Какой? Шмоточный магазин? Но ее тошнило от лифчиков, джинсов, сапог. Открыть кафешку? Тоже рискованно – ей были отлично известны неуемные аппетиты санэпидвзяточников и прочих контролирующих обжор. В одно из возвращений, когда она привычно реанимировала сама себя, используя весь багаж медицинских познаний, оставшийся от далекой семилетней учебы в мединституте, пришло неожиданное и элегантное решение – частный кабинет. Ее основная специальность – дерматовенерология – в смутные времена оказалась особенно востребована. Народ, измотанный политическими новациями и шальными деньгами, проживая каждый день как последний, исступленно кидался во все тяжкие, обретая в качестве законного вознаграждения плохо излечимые болезни и совсем не излечимую тоску.
Она окунулась в новое дело, как в ледяное озеро, вдруг воссиявшее среди изнуряющей жары, и, плохо умея плавать, захлебываясь, обмирая от страха в воронках и омутах, все же сумела приноровиться и к температуре, и к подводным течениям, и к отмелям, и к глубинам.
Сегодня частная клиника «Озирис» была известным и уважаемым в городе заведением. А Маргарита числилась в ней скромным главврачом, хотя именно на ней была вся финансовая часть. Генеральным директором процветающей фирмы значится Андрей Распопов, ее муж.
Так решила она сама, лет пять назад, когда открыла в городе пятый по счету кабинет и поняла, что ее маленькая «скорая помощь» превращается в полноценное лечебное учреждение.
К тому времени Вадик закончил школу и учился в Москве на экономическом. А Андрей, еще больше погрузневший и поглупевший, по-прежнему сидел дома, брюзжа на весь свет и, конечно, всячески осуждая ее, свою жену за рвачество. Впрочем, стойкая неприязнь отставного майора к непонятному классу новоявленных бизнесменов, куда со всего размаху вляпалась его законная супруга, ничуть не мешала ему сладко есть, со смаком пить дорогую водочку, закусывая либо маринованными миногами, либо свежей икоркой. Впрочем, хрустящими солеными огурчиками с рынка он тоже не брезговал.
Когда муж решил засесть за мемуары под сакраментальным названием «Судьбы российского офицерства в третьей русской революции», Рита поняла: если она хочет, чтобы они вместе дожили до внуков, супруга нужно спасать. То есть найти ему дело. Знакомый психолог, которого она совершенно измотала своими расспросами, сказал: «Надо предложить ему то, что он больше всего хотел в жизни, но так и не получил».
Очень умно. А главное – понятно. Однако после нескольких дней раздумий Рита сообразила, что, возможно, психолог и не совсем дурак. Больше всего в жизни Андрей Распопов хотел стать генералом и, еще будучи курсантом, восхищенно заглядывался на алые лампасы, словно примеряя их на свои куцые форменные брюки.
А если сделать его генеральным директором? Чем не генерал?
Эта мысль понравилась Рите чрезвычайно. Оставалось уговорить мужа. Тот поначалу заартачился: чтобы я, советский офицер, пошел наемным работником в частную лавочку, хоть и к собственной жене…
– Хорошо, – сказала Рита. – Не хочешь наемным – становись собственником. – И зарегистрировала новую фирму на супруга. А потом слила в нее весь разрозненный бизнес, слепив единую красивую сеть с общей системой управления, бухгалтерией и кадровой службой.
Андрей, понятно, еще немного покочевряжился, но вскоре вышел на работу. Конечно, никаким генеральным директором он не стал. В медицине не разбирался, в бизнесе – тоже. А бухгалтерия для него – вообще темный лес… Единственное, в чем он преуспел, – это редкий ремонт помещений. Вот тогда он оживлялся, объезжал строительные магазины и базы, до умопомрачения торговался с прорабами… В результате – ремонт обходился процентов на тридцать дороже, чем если бы Рита наняла своих старых проверенных работяг. Но, во-первых, имидж генерального директора надо было поддерживать, и она молчала, а во-вторых, чем бы дитя ни тешилось. Лишь бы не вздумало и на самом деле поруководить…
За пять лет в генеральской должности Андрей Распопов заматерел и освоился. Поскольку Рита по-прежнему пахала как та самая лошадь, Андрей Андреевич с удовольствием представительствовал на совещаниях и заседаниях, ходил на светские мероприятия и собрания политических партий, каждая из которых мечтала его заполучить в качестве спонсора. У него неожиданно появилась масса приятелей – клиентов клиники. Для Риты они были только пациентами и по роду своих болезней ни в какие отношения, кроме сугубо официальных, с ней не вступали. Другое дело – директор-мужик! И в кабинет зайти можно – посоветоваться, и языками в сауне почесать, и меры профилактики в своем кругу обсудить, причем, что важно, не краснея и не смущаясь. Так и стал Андрей Андреевич Распопов в определенных кругах человеком известным и крайне необходимым.
Надувать щеки к тому времени он научился виртуозно. Генеральство и в самом деле оказалось его призванием. Иногда он даже позволял себе покрикивать на Риту. Тогда она удивленно останавливалась напротив, улыбчиво и открыто вглядывалась в его лицо, словно удивляясь, как этот человек оказался в этом кабинете и этом кресле. Распопов сникал, начинал ерзать на мягком кожаном сиденье и мямлить что-то типа: не сердись, малышка, нервы ни к черту, устал, сорвался…
Рита с еще большим изумлением вслушивалась в эту тираду, честно пытаясь сообразить, от каких таких непосильных трудов устал ее дражайший супруг, который ничего тяжелее пачки презервативов вот уже несколько лет не поднимал. Понять это ей не удалось ни разу. Распопов виновато вытаскивал из кресла свое чуть похудевшее, но все одно изрядно громоздкое тело, подходил к жене, обнимал, утыкаясь круглой лобастой головой ей в плечо, и покаянно произносил одно и то же: «Прости, бес попутал». Конечно, она прощала. Работы – завались, до разборок ли тут?
Она очень надеялась, что сын Вадик, окончив институт, вернется домой и возьмет руководство фирмой на себя, сняв с нее часть забот. Отпрыск, однако, избрал иной путь: год назад перед самым окончанием вуза внезапно женился на знойной итальянской девушке и, не заезжая домой, укатил с ней в Милан. Ни Рита, ни ее раскрученная фирма оказались сыну не нужны. О родителях он вспоминал строго раз в месяц, получая перечисления на карточку. Чаще и не требовалось. У него своя жизнь, у них – своя. Скучная, застывшая как изображение на фотокарточке, смотри не смотри, ничего в ней уже не поменяется.
– И впрямь, – иронично соглашалась с ним Рита по телефону, – что у нас за жизнь? Печка да завалинка. Не волнуйся за нас, сынок.
Вадик иронии не замечал.
Этим летом Рита собралась было к молодым в гости, да чадо, смущаясь, сообщило, что они как раз копят деньги на новый дом, а в старом нет лишней спальни. Допустить же, чтобы родная мать жила в гостинице, он не может. Поэтому, как только они купят дом, он обязательно пригласит родителей погостить.
Так и жили.
Гром грянул сегодня вечером. Намотавшись за день до кровавых кругов в глазах, Рита поехала на дачу, куда должны были привезти дрова на зиму. Хотела было отправить по этой надобности мужа, да не нашла. Усвистал куда-то, якобы на совещание, и телефон отключил. Пришлось самой.
На даче горел свет, и из каминной трубы вился дымок. Удивленная Рита, громыхнув дверью, ввалилась в дом. На столике у камина – шампанское и букет роз. За цветковые колючки зацепился простенький черный бюстгальтер. На ступеньках деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, в спальню, – черные же женские трусики и одна женская туфля на плоском ходу.
Поднимаясь по ступенькам, Рита лихорадочно соображала, не давала ли она кому-нибудь из подруг ключи от дачи по экстренной надобности. Так и не успела вспомнить. Потому что, привлеченный шумом, из спальни выплыл Андрей Андреевич Распопов, собственной персоной. В ее, Ритином, халате, накинутом на голое тело. А вслед за ним выпорхнула, гремя костями, их секретарша. Катька.
Когда шок миновал, Рита закричала и кинулась на Катьку. Та заверещала и спряталась за шефа. А уж он, больно скрутив Ритины запястья, сказал, чтобы она катилась отсюда к известной матери и не мешала ему, генеральному директору, расслабляться.
– Генеральному директору? – оторопела Рита. – Да я тебя сегодня же уволю!
– Попробуй, – тяжело смерил ее угрожающим взглядом верный муж. – Ты, милочка, забыла, кто в доме хозяин и кто владелец фирмы. Это я тебя увольняю. Со всех должностей сразу. Свободна. – И он развернул Маргариту спиной к спальне, еще и подтолкнув жену вниз.
Вот и вся история. И дача записана на него, и городская квартира. Понятно, все это делалось специально, еще когда он сидел дома, а она уже работала. Мало кто из предпринимателей, активно развивающих бизнес, записывал имущество на себя – слишком рискованно. Вот и Рита пошла по общему пути. Все на мужа. Из семьи-то все равно не уйдет!
Еще не до конца осознав масштабы бедствия, она помчалась обратно на работу, однако в дверях платяным шкафом вырос охранник, виновато доложивший, что Андрей Андреевич звонили и велели никого в офис не пускать.
– Ну и не пускай, – согласилась женщина, тесня его в глубь коридора, – а я-то тут при чем?
– Так это он вас имел в виду, – смутился до крупных горошин пота шкаф. – Сказал: Маргариту Сергеевну… чтоб… даже на порог…
– Шутишь? – с заискивающей надеждой взглянула на него Рита.
Охранник лишь засопел и отвернулся.
Женщина вернулась в машину – как сил хватило дойти? Ноги заплетались и отказывались двигаться, словно она только что вернулась из тяжелого челночного рейса. Потом она бездумно сидела в теплом салоне. Час, два, три. Отчего-то ее мучил один-единственный вопрос: Катька. Предательство мужа и с хрустом переломанная хребтина семейной жизни как-то отошли на второй план. Видимо, мозг защищался сам от себя, вытащив на поверхность самое незначительное и неважное – Катерину.
Эту девчонку Рита в буквальном смысле слова подобрала на панели. Мать приволокла ее, упирающуюся, к доктору, рассказав, что дочка как с ума сошла, гуляет с кем ни попадя и наверняка уже успела подцепить какую-нибудь заразу. Катьке тогда было шестнадцать, и инфекций у нее обнаружился пышный букет.
Лечили девчонку сразу и венеролог, и психолог, а в один из дней, когда психолог застряла в пробке, Рите пришлось провести с Катей больше часа. Запуганный хамоватый зверек, коктейль из развязанности и смущения, развращенности и невинности. Маргарите вдруг стало ее так жалко, что она, не задумываясь, предложила: хочешь у нас работать? Это она-то! Которая людей на работу подбирала тщательнее, чем помаду для своего безупречного рта!
– Хочу! – обрадовалась девчонка, влюбленно пожирая глазами красавицу бизнесвумен, в которой, видимо, воплощались все ее несбыточные мечты. И заторопилась: – Я кем угодно могу! Хоть пробирки мыть, хоть полы.
Распопов был категорически против! «Если мы каждую шлюху с панели станем брать на работу, то у нас будет не клиника, а бордель». Но Рите правдами и неправдами удалось его уговорить. А через год ушла в декрет ее секретарша, и это место заняла Катя. Причем ни разу об этом своем решении Рита не пожалела. Катька была исполнительной, молчаливой и очень услужливой. Находка, а не секретарь! Андрей же и по сей день относился к ней холодно, отдавая указания свысока и даже несколько брезгливо.
Неужели так умело играл?
Рита пыталась выудить из памяти хоть одну мелочь, хоть взгляд, хоть жест, которые она пропустила как неважные… Увы, не припомнилось ничего! Ровное высокомерие Распопова, потупленные глазки Катерины. Идеальные отношения начальника и секретарши.
Да уж…
Итак, подведем итоги, – грустно сказала себе Маргарита. – Еще в семь вечера у тебя было все – преуспевающая фирма, крепкая семья и предсказуемое упорядоченное будущее. Даже сын, живущий в заграничном далеке, все равно был, потому что тут существовал его родной дом. А и самые блудные дети рано или поздно возвращаются к родительскому очагу.
Час спустя, в восемь, ты лишилась всего.
Что я несу? – остановила она сама себя. – Это узнала я, что у меня ничего нет, только в восемь. А исчезло все гораздо раньше. Просто я не заметила…
И эта мысль накрыла ее такой смертельной тоской, такой невыносимой болью, что она завыла. Как волчица, лишившаяся волчат, как медведица, заставшая вместо берлоги кучку пепла. Как нищенка, у которой отобрали последний, припрятанный на хлеб рубль.
Она выла и рычала, раскачиваясь внутри салона, словно маятник сломанных и оттого неровно идущих часов, билась лбом о жесткую баранку руля, таранила виском боковое стекло, зло вырывала из головы пучки роскошных волос, чтобы стало еще больнее, еще нестерпимее. И вдруг успокоилась. Потому как неожиданно поняла, что надо делать.
Тщательно вытерла лицо, припудрилась, достала из кейса, который всегда возила с собой, чистый бланк рецепта с правильной печатью, не задумываясь, выписала нужное лекарство, зарулила в первую попавшуюся аптеку. Потом долго колесила по городу, прощаясь с любимыми улочками. Издали полюбовалась строгой вывеской своей клиники, с зеленой текуче сверкающей змеей, склонившейся над чашей. Несколько раз объехала собственный дом, мысленно крестя темные окна и прося прощения неизвестно у кого и неизвестно за что. И долго выбирала место последнего пристанища, пока машина сама не привезла ее сюда, в этот чертов аппендикс, где она никогда ранее не бывала.
* * *
А где вообще ей приходилось бывать? С мужем никуда не ходила, дом да работа, с подругами… Последний раз, кажется, были в кафе на позапрошлое Восьмое марта.
И как я в этот ресторан доеду? – спохватилась вдруг Зоя. – Надо бы спросить у Ритули адрес и ловить такси. Опаздывать нехорошо, все-таки иностранцы…
Последние штрихи. Невесомая пуховка рассеяла по щекам жемчужную пыль пудры, придав лицу сияюще-юный вид. Уши и запястья, приправленные капельками «Кензо», обворожительно запахли свежей травой и теплым солнцем. Губы, еще раз тронутые мягким блеском, замерцали нежно и чувственно, как утренняя полураскрывшаяся роза.
Зоя еще раз внимательно оглядела с ног до головы эффектную, стильную незнакомку и вышла из дома. Села в машину, уточнила у подруги место расположения, и уже через двадцать минут желтое веселое такси парковалось перед входом в тихое кафе.
Рита была уже там. Рядом с ней за круглым столом, покрытым ярко-красной скатертью с радостными пятнами травянисто-зеленых салфеток, чинно восседали иностранцы. Два немца из мюнхенского рекрутингового агентства, желающие немедленно наладить партнерские взаимоотношения с российской компанией «РиК». Один сухопарый, с вытянутым, как дыня-торпеда, черепом и бледным лицом, второй – квадратно-смуглый. Как кожаный чемодан. И такой же тяжеловесно-угловатый.
Зоя так и окрестила их про себя – «Дыня» и «Чемодан».
– А, вот и наша Маргарита, – приветливо улыбнулась Рита, когда Зоя подошла к столу. – Моя подруга и партнер.
– О, какой сюрприз! – обрадовался Чемодан. – Да вы истинная Грэтхен! Я думал, что самая красивая русская женщина – это Зоя, – он улыбнулся Рите, – а оказывается, в «РиК» есть и вторая красавица! Скажите, – его живые карие навыкате глаза восторженно перебегали с Зои на Риту и в обратном порядке, – как двум таким удивительным, восхитительным, неподражаемым женщинам удается сосуществовать вместе? И делать хороший бизнес? Это… – он замялся, подбирая слово, – унмёглихь…
– Да-да, расскажите! – поддержал его Дыня.
– Это лучше вы нам объясните, – засмеялась Рита, – откуда вы оба так хорошо знаете русский?
– Очень просто, – охотно отозвался Дыня. – Во-первых, мы оба из ГДР, из Дрездена, а в ГДР во всех школах изучали русский. Потом я учился в Киеве, а Отто в Ленинграде. И оба долго работали в России, в торгпредстве, там и познакомились.
– Да-да, – поддержал Чемодан, – а теперь – ваша очередь рассказывать секреты!
– Никаких секретов, – обезоруживающе улыбнулась Рита. – Мы с Грэтхен учились в одном классе, жили в одном дворе, дружим с детства, когда и она, и я были нескладными лягушатами. Потом закончили вузы, каждая свой, вышли замуж, родили детей. Теперь дружим семьями. А совместный бизнес – это просто попытка самореализации. Видите ли, когда у женщин все есть, а дети уже выросли, надо же чем-то себя занимать? – Рита еще раз восхитительно улыбнулась. – Кадровое агентство – это то, что нам одинаково интересно. Тем более что Грэтхен – психолог, а я – психотерапевт. Сначала мы просто искали кадры для бизнеса своих супругов, но у них – ограниченное число вакансий! – Рита мило и тепло засмеялась. – А мы уже набрали скорость.
Зоя в который раз с восхищением выслушала занимательную легенду. Они разрабатывали ее долго, меняя составляющие, делая с каждым разом все более простой и правдоподобной, пока она не стала нынешней – примитивной и очень реальной. Просто списанной с жизни. Честно говоря, самой ей ни разу не удалось рассказать ее так же складно, ну и что с того? Их роли – ее и Риты – изначально были четко расписаны. Рита – лидер, активная, наступательная, экспрессивная. Зоя – олицетворение нежности и скромности, женственности и мягкости. Голос тихий, улыбка смущенная, манеры – чисто английская королева. То есть полный контраст. Как в поведении, так и во внешности. Рита – пшеничная блондинка с короткими задорными локонами и глубокими, как спелые вишни, черно-лиловыми глазами. И Зоя – короткостриженая зеленоглазая брюнетка. День и ночь. Лед и пламя. Зима и лето. Только в их паре все было наоборот. Блондинка олицетворяла собой не зиму и лед, а пламя и страсть. А брюнетка, напротив, вместо летней жары и страстной ночи являла тихий тенистый омут, покойный и затягивающий.
И имена. Они их не стали менять. Они ими просто поменялись. Это тоже было частью легенды.
– Зоя, – обратился к Рите восхищенный Чемодан, – а как ваши мужья смотрят на вашу независимость? Отпустить таких красивых женщин в самостоятельное плавание! Лично я бы никогда не рискнул!
– А вам знакомо основное качество русских женщин? – лукаво улыбнулась Рита.
И Дыне, и Чемодану очень хотелось сказать «да». Это было очевидно по их масляно заблестевшим глазам. Однако, то ли из опасения быть неверно истолкованными, то ли все же сомневаясь в истинности своих познаний, оба немца неуверенно повели плечами, что могло означать равно и да, и нет.
– Основное качество русских женщин – верность, – наставительно, как школьная учительница, пояснила Рита важным гостям. И по их мгновенно поскучневшим лицам Зоя поняла, что они в очередной раз попали в самую точку, нейтрализовав неугомонных самцов на дальних подступах.
– К тому же русские мужчины необычайно ревнивы, – улыбнувшись легко и ненавязчиво, добавила она. – Поэтому нам, женам бизнесменов, никогда не достигнуть европейского уровня свободы.
– Вас это не возмущает? – вскинулся донельзя разочарованный Чемодан, готовый просто немедленно броситься практически отстаивать права российских женщин на сексуальную свободу.
– Нисколько, – снова улыбнулась Зоя. И, соорудив на лице милую гримасу, добавила: – Жить-то хочется!
Все засмеялись, оценив истинно русский юмор.
– Может быть, мы приступим к делу? – легко предложила Зоя, соскальзывая с неоднозначной темы.
– Давайте, – с видимым сожалением согласились немцы, тоскливо ковыряя вилками принесенный салат.
– Итак, вы хотели бы договориться о том, чтобы наше агентство было официальным представителем вашего.
– И не только, – деловито вскинулся Дыня по имени Иоганн. – Как мы докладывали, наша фирма состоит в альянсе с аналогичными агентствами Бельгии, Голландии, Австрии, Франции, Канады и Австралии. Мы уже наладили контакты с Москвой и Ленинградом, но в ваших столицах люди не очень хотят работать за те деньги, которые мы предлагаем. Они выезжают из России и тут же разрывают контракты. Мы терпим неустойки. В провинции же, насколько нам известно, ситуация иная. Рабочих мест не хватает, а кадровый потенциал очень высок. Мы провели исследования в двенадцати областях средней России и выяснили, что единственное профессиональное агентство европейского уровня – «РиК». Впрочем, все это мы уже вам сообщали.
– Ничего, – улыбнулась Рита, – добрые слова в свой адрес мы готовы слушать бесконечно. Кофе?
– О, да, с удовольствием, – кивнул тучный Чемодан. – Позвольте мне заказать к кофе немного коньяка? Так сказать, за знакомство?
– Нет! – в один голос выкрикнули дамы, едва не подскочив со своих кресел. – Мы не пьем!
– Тем более коньяк, – взглянув на ошарашенные лица немцев, смущенно добавила Зоя. – Аллергия…
* * *
– Никогда бы не подумала, что на коньяк бывает аллергия, – рассматривая в зеркало красные шелушащиеся пятна, усыпавшие лоб и щеки, задумчиво проговорила Зоя.
– Если продолжать пить дальше, то аллергические пятна могут смениться трупными, – мрачно ответила Рита.
Коньяк они пили ровно неделю. С небольшими перерывами на сон. Из закуски сначала присутствовали лишь «Сникерсы» и шоколадки, потом сладкое опротивело, и женщины перешли на сухие столетние макароны, которые завалялись в ящике хозяйского стола.
В ту первую же ночь, выговорившись и наревевшись, они обнаружили, что спиртное их совсем не берет. Пятая бутылка шла так же легко, как первая. Горьковатая коричневая вода, мерзкая и безградусная.
– Черт, захочешь напиться, так и это не получается, – огорченно выругалась Рита. – Может, на водку перейдем?
– Ты что, – перепугалась Зоя. – Водка после коньяка! Так мы вообще окочуримся. Давай уж лучше не мешать!
– Молодец, – одобрила подруга. – Соображаешь. Хотя окочуриться было б совсем нелишним.
– Но не от пьянства же! – запротестовала Зоя, мгновенно представив себе раздутый синюшный собственный труп с кучей черных, противно жужжащих мух, роящихся у открытого рта, из которого неопрятно вытекает струйка слюны.
Маргарита внимательно взглянула на Зою.
– Правильно. Мы должны быть красивыми даже после смерти.
Зоя неуверенно кинула, соглашаясь. Рите легко быть красивой в любую секунду – яркая, броская, стройная. Такие женщины всегда были предметом Зоиного восхищения и доброй зависти.
Наградила же природа! – любуясь, вздыхала она, одновременно чуточку тоскуя о том, что ей с этим делом не повезло. По молодости – да, а потом располнела, подурнела… Если уж совсем честно, то вопрос собственной внешности занимал ее мало. Во-первых, не девочка, а во-вторых, для кого? Их с Владимиром брак давно перерос такие понятия, как внешность. Он основывался на другом – доверии, уважении, дружбе. Привязанности, наконец.
Володя. Уже, наверное, вернулся домой. А дома – ни ее, ни котлет! – снова пришла откуда-то издалека странная потусторонняя мысль. – Расстроится?
Ответа на этот вопрос Зоя придумать не могла. Или его вообще не существовало?
Рита тем временем еще раз спустилась в ларек, забрав у донельзя изумленного продавца последнюю бутылку «Московского».
– Слышь, сколько вас там? – округлил глаза ларечник. – Мужики, что ли, пьют, а ты на стол подносишь?
– Типа того, – согласилась женщина. – Давай-ка, сгоняй куда надо, привези сразу ящик. И подними прямо в квартиру. Сделаешь?
– Нет базара! – обрадовался продавец. – А мужиков много? Хватит ящика-то?
– Пойду посоветуюсь. – глубокомысленно заявила Рита, пряча на груди заветную бутылку.
Ввалилась в квартиру, разлила коньяк.
– Как ты думаешь, сколько нам надо, чтобы опьянеть и отключиться?
– Не знаю, – пожала плечами Зоя. – Мы сколько уже выпили? А ничего не берет. Вот и считай.
– Ясно, – поднялась Рита. Стоя опорожнила стакан и скрылась в дверях. – Вези два, – строго приказала ларечнику. – И покрепче! Этот у тебя какой-то слабый…
– Слабый? – побледнел киоскер. – Неужто левый всучили? Вроде у надежного поставщика брал… Че, мужики так и говорят, что слабый?
– При чем тут мужики? – удивленно воззрилась на него покупательница. – Кто им наливал? Да там и мужиков-то нет. Я да Зойка.
– Так вы что, все это вдвоем? – не поверил продавец. – Ладно, не гони! С шести бутылок уже и мужики бы вырубились. А у тебя – ни в одном глазу…
– А я тебе про что говорю? – возмутилась Рита. – Привезешь такой же, сам будешь пить! А за некачественный товар деньги вернешь!
– Понял, – вытянулся ларечник.
В его вялых сонных мозгах откровенно сражались два враждебных чувства. Страсть к деньгам (когда это за ночь один покупатель забирал столько коньяка! Это в его-то районе, где самым ходовым товаром числился мерзавчик гаражной водки!) и серьезное опасение попасть впросак (уж больно покупательница странная! А вдруг коньяк и в самом деле, того. Кто знает, с кем они там бухают! Еще заявятся на разборки).
Пересилило соображение экономической выгоды.
– Жди, минут через двадцать доставлю прямо в хату!
Возвратившись с докладом, Маргарита обнаружила, что Зоя, не дождавшись ее, пьет одна. Мелкими интеллигентными глоточками, словно смакуя.
– Ты что? – возмутилась Рита. – Как алкоголичка! Одна, без тостов.
– Почему без тостов? – Зою очень возмутило несправедливое обвинение. – Я за здоровье Спартака выпила.
– Ты что, футбол любишь? – поразилась подруга. – Мы же с тобой решили, что все мужики – гады, а ты…
– Нет, Ритуль. – Зоя вытянулась, словно бы давала священный обет. – Уговор дороже денег. Смерть мужикам! А я за другого Спартака пила, ну, того, помнишь? Который – «вставай, проклятьем заклейменный»!
– А, из книжки? Хороший, наверное, мужик был. Правильный. Не то что наши. – Рита задумалась. – Но все равно – мужик! Неизвестно, что бы с ним стало, если б разбогател. Отменяй тост!
