Текст книги "Адвокат инкогнито"

Автор книги: Наталья Борохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 10

Вызов в следственное управление на допрос стал для Виктории шокирующей неожиданностью.

– Могу ли я не пойти? – спрашивала она Дубровскую по телефону, надеясь, что молодая находчивая адвокатесса обязательно что-нибудь придумает.

– Явиться вы должны обязательно, – не стала ее обнадеживать та. – Вас собираются допросить как свидетеля. А свидетели должны являться по вызову следователя вне зависимости, хотят они того или нет. В противном случае есть служба судебных приставов, которая доставит вас туда принудительно. Очень неприятная процедура. Не рекомендую связываться.

– Но какой из меня свидетель? – всполошилась Соболева. – Я ничего не знаю. Меня тут и не было. О чем я могу рассказать?

– У вас есть право не свидетельствовать против своего мужа.

– Неужели кто-то рассчитывает на то, что я буду против него свидетельствовать?

Трубка ответила вздохом.

– Виктория Павловна, ваш допрос – небольшая формальность. Вы – свидетель защиты, который может рассказать о том, каким замечательным семьянином был ваш супруг, каким прекрасным отцом знают его ваши дети. Вспомните парочку теплых семейных историй. Ведь вы хотите помочь вашему супругу, не так ли?

Разумеется, Виктория хотела помочь. Вот только ее смущал пустяковый глагол, который адвокат произнесла в прошедшем времени, – «был». «Аркадий был замечательным семьянином»…

Следственное управление встретило ее гулкой тишиной покрытых мрамором коридоров. Казалось, в этих стенах умирает все живое, и сама Виктория ощущала противный холодок в груди, который упрямо полз по телу, передавая оцепенение рукам и ногам в коротких модных ботильонах. Может, всему виной первый морозец, за одну ночь превративший мостовые в некое подобие катка, а может, ледяное дыхание близких потрясений она ощутила при виде уже знакомого оперативника, встретившего ее на входе.

– Давайте я провожу вас, – вызвался он. – Если вы не возражаете, конечно. В наших коридорах недолго и заблудиться.

Разумеется, она возражала, но как-то не решилась выразить свое неудовольствие вслух. Они пошли рядом, и Виктория старательно игнорировала внимательный взгляд своего провожатого.

– А вы все еще живете с этим подонком? – спросил он.

– Вопрос бестактный, и я не намерена отвечать на него, – четко произнесли фразу ее мраморно-холодные губы.

Оперативник рассмеялся.

– Вы бы хоть для приличия спросили, кого я имею в виду, – сказал он. – Сразу поняли, что говорю о вашем муже.

– О! – возмущенно воскликнула Виктория и даже остановилась, пораженная. Как она вообще могла позволить втянуть себя в эту дискуссию! Что, интересно, ее ждет впереди?

– Вот женщины, удивительный народ, – продолжил словесные излияния оперативник. – Не знаю ни одного мужика, который цеплялся бы за юбку пьющей и гулящей жены, да еще и защищал бы ее, если она загремела в тюрягу. А вам – все нипочем! Еще, поди, передачи потом ему будете носить.

– Существуют такие понятия, как верность и порядочность, но вам, должно быть, они не знакомы, – холодно произнесла Виктория. – Дурно бросать человека в беде.

Оперативник заулыбался еще шире.

– Вы из себя декабристку-то не стройте! Ваш муж изнасиловал чужую бабу, да еще едва не грохнул ее по пьянке. Так что все ваши россказни про честность и порядочность приберегите для своих очкастых коллег. Позвольте дать вам совет?

– Я не нуждаюсь в ваших советах!

– Зря. Я хотел только вам предложить бросить своего мужа.

– Вы не считаете, что много на себя берете?

– Ничуть! Вы – женщина красивая, да еще и при заработке, как я понял. Зачем вам сдался этот козел?

– С меня довольно! – воскликнула Соболева, толкая дверь кабинета следователя. Она твердо решила воспользоваться чудесной статьей Конституции, позволяющей женам хранить благородное молчание…

Следователь Чирков вел себя иначе. Он галантно предложил даме стул, потом поинтересовался, не душно ли ей, и даже вызвался приготовить чай. Виктория отказалась от всего, за исключением, разумеется, стула. Она хотела уйти отсюда как можно быстрее.

Чирков с пониманием отнесся к ее пожеланию воспользоваться заветным правом и быстро урегулировал все формальности.

– Распишитесь вот тут и вот тут, – попросил он. – Неужели вы считаете, Виктория Павловна, что кто-то желает отнять у вас ваши права?

Виктория вспомнила об оперативнике в коридоре и даже подумала, не пожаловаться ли ей на него следователю. Ну что она расскажет ему? Повторит тот совет, который дал ей противный мужлан как наставление к семейной жизни? Или же произнесет те ужасные слова, которыми он называл ее супруга?

В общем, несколько смягченная искренней доброжелательностью следователя, она уже жалела, что решила отказаться от допроса. Возможно, у нее бы появился шанс кое-что узнать о положении Аркадия. Парадокс, но в общении со следователем она не испытывала той неловкости, которая охватывала ее каждый раз, когда она видела виноватое лицо мужа или слышала бодрый голос его адвоката.

– Я понимаю, что так не положено, но… – начала она извиняющимся тоном. – Мне хотелось узнать насчет перспектив дела. Конечно, если это невозможно, скажите мне прямо.

– Ну что вы, Виктория Павловна! – развел руками Чирков. – У меня нет от вас никаких секретов. Спрашивайте, что хотите.

Соболева постаралась унять суматошные мысли. Итак, о чем она хотела спросить… Кто такая потерпевшая? Откуда она знает Аркадия? Было ли еще что-то между ними? Что та женщина говорит? Сколько мужу дадут? Оставят ли на свободе или отправят на зону? Боже мой, столько всего!

– Его положение серьезно? – произнесла наконец Виктория, вытащив из кучи вопросов самый, на ее взгляд, безопасный.

– Очень серьезно, – произнес Чирков почти торжественно, чем окончательно испугал ее. – Конечно, у него был шанс…

– Шанс?

– Да. Шанс. Но, к сожалению, он его не использует.

– Что вы имеете в виду?

Следователь встал со стула и прошелся по кабинету.

– Видите ли, Виктория Павловна, – начал задумчиво, должно быть, тщательно подбирая фразы. – В таком деле и по такому серьезному обвинению, как изнасилование и попытка убийства, очень многое зависит от личной позиции обвиняемого.

– То есть?

– То есть каково его отношение к самому событию преступления. Переживает ли он? Раскаивается ли? – Чирков огорченно вздохнул. – К сожалению, ваш супруг занял самую невыгодную, с точки зрения здравого смысла, линию поведения. Да еще его адвокат… Видите ли, они собираются доказать, что ничего не было.

– А вы считаете, что было?

– Разумеется. И Аркадий Александрович должен признать нашу правоту.

– И это вы называете хорошим шансом?

– Конечно. Вы слышали о том, что чистосердечное признание смягчает участь подсудимого?

– Данную фразу не слышал разве что глухой.

– Но она не пустая формальность, Виктория Павловна! Если сопротивление бесполезно, то какой смысл говорить о своей невиновности? Может, лучше сосредоточиться на поиске смягчающих обстоятельств?

– И у вас есть доказательства его вины?

Следователь горько усмехнулся, словно говоря: «Вот я весь перед вами. Неужели вы мне не верите?»

– Виктория Павловна, вы мне глубоко симпатичны, вот почему я и веду с вами разговор. У нас есть все, что хотите! Начнем с показаний потерпевшей…

Соболева с трудом проглотила комок в горле:

– Она могла и соврать.

– А смысл?

Действительно, был ли смысл во всей этой бессмыслице? Виктория почувствовала, что ей в виски впивается тупая боль, на секунду замирает, а затем опять принимается терзать ее в такт словам доброго следователя.

– Ну же, Виктория Павловна, сами рассудите! Зачем посторонней женщине оговаривать вашего супруга? Кстати, вы уверены, что не хотите знать ее имя?

– Ее имя мне любезно сообщил ваш оперативник при первом же визите в университет. Мне оно не знакомо.

– Вот видите! Если бы ту женщину и вашего мужа связывали какие-либо постоянные узы, можно было бы вести речь об оговоре. Ну там, например, она на него наговаривает, поскольку желает отомстить…

– Отомстить? За что мстить моему мужу?

– Я просто для примера сказал. Допустим, женщина хочет замуж, а мужчина, увы, несвободен. Вот и начинаются с ее стороны уговоры, угрозы, шантаж. Слабый пол вообще черт знает до чего дойти может в своем абсурдном желании выйти замуж. Обвинение в изнасиловании – один из типичных дамских фокусов.

– Да, но Аркадий не встречался с той женщиной!

– Вот и я о том говорю! – охотно согласился Чирков. – Не было там никаких африканских страстей, ложных надежд и несбывшихся ожиданий. Было слишком много водки.

Виски Виктории загудели так, словно к ним подключили электрический ток. Аркадий Соболев, признанный ученый, примерный семьянин, на дне рождения жены перепил настолько, что изнасиловал незнакомую женщину…

А следователь между тем продолжал:

– У нас есть заключение биологической экспертизы. Во влагалище потерпевшей обнаружена сперма вашего супруга. На простынях в гостиничном номере – ее кровь и его сперма…

Боже мой!

– Мы взяли образцы волос с лобка потерпевшей…

– Что?!

– Волосы. Ну… оттуда…

– Благодарю, господин следователь. Мне кажется, я и так уже сегодня узнала слишком много, – Виктория держалась мужественно, но, похоже, пылающие щеки все-таки выдавали ее.

– А еще у нас есть показания официантов в ресторане, администратора гостиницы, горничной… Неужели этого вам мало?

– Мне кажется, что всего этого даже чересчур!

– Я того же мнения, Виктория Павловна, – с чувством поддакнул следователь. – Могу я надеяться на то, что вы теперь убедите вашего супруга вести себя разумнее?

– Вне всяких сомнений.

– О, вот и правильно! Я всегда, знаете ли, считал, что близкие люди способны проявить понимание в самых щекотливых ситуациях. Муж и жена – одна сатана. Так говорят?

– Кажется.

– Ну, так вы поговорите с Аркадием Александровичем. Наверняка он вам сможет рассказать больше, чем мне. Он раскается и сдастся вам как миленький! Чаек там, кофеек, душевный разговор – и вот он уже перед вами. Причем на коленях…

Чирков потер руки. Должно быть, наглядно представил себе красочную сцену раскаяния блудного мужа.

– Он расскажет вам все. В деталях. А там уж дело за вами. Берите его в оборот и всякими там женскими хитростями и уловками гоните ко мне. И я его приму как следует. Оформлю показания под протокол, завершу следствие, и через месяц получайте назад вашего мужа с условным приговором в придачу. Даю голову на отсечение, через полгода вы забудете это маленькое недоразумение, как страшный сон.

– Вы называете это маленьким недоразумением? – скривив в болезненной улыбке губы, спросила Виктория. – Считаете, такое можно забыть? Продолжать жить, словно ничего и не случилось, да?

– Конечно, весьма неприятная история, Виктория Павловна, – пробормотал следователь, несколько смущенный ее резким тоном. – Но жизнь-то все равно не заканчивается, и если вы собираетесь с вашим супругом жить вместе, значит, вам придется ее забыть. Хочется вам того или нет. Второй раз он вряд ли уже кого изнасилует.

Последнее замечание не успокоило Викторию. Но следователь был прав. Ей следовало забыть о том, что ее муж, поддавшись уговорам хмельного змея-искусителя, изменил ей с другой женщиной.

– Значит, вы поговорите с супругом, да? – спросил Чирков.

– Поговорю.

– Вы заставите вашего мужа признаться?

– Признаться? В чем?

– Ну, в изнасиловании, конечно.

– Вы что, с ума сошли?

Следователь уставился на нее. Он был озадачен.

– Виктория Павловна, я думал, вы понимаете меня! Вы кивали головой и обещали переговорить с ним.

– Я с ним обязательно переговорю, – подтвердила Виктория. – Довольно прятать голову в песок и делать вид, что ничего не произошло. Так продолжаться не может. Я найду в себе силы. Знаете, я ведь сильная. Я смогу подавить в себе гнев оскорбленной женщины и выслушаю все… А потом мы решим…

– Признаваться или нет?

– Мы решим, как будем защищаться, – твердо заявила она. – Неужели вы подумали, что я хотя бы на секунду поверила в то, что вы мне говорите? Изнасилование… Чепуха! Мой супруг виновен лишь в том, что переспал с другой женщиной. Но за это он должен держать ответ не перед вами, а передо мной.

«Мой муж переспал с другой женщиной… Мой муж переспал… Мой муж…» О боже! Она наконец произнесла ужасную фразу вслух. Но значит ли это, что приняла и факт измены?

– Не очень разумно, Виктория Павловна, – обиженно поджал губы Чирков, сообразив, что все его уговоры прошли мимо ушей посетительницы, очень красивой женщины. – Мне кажется, вы еще пожалеете о своем решении.

– Может быть. Но как вы там говорили? Муж и жена – одна сатана? Я думаю, очень точное выражение…

Оперативник поджидал ее за дверью кабинета.

– Коля, – сказал он без всяких предисловий.

– Где? – не поняла Виктория.

– Это я Коля, – пояснил мужчина. – Я решил, что если женщина мне нравится, ей нужно хотя бы знать мое имя. Меня зовут Николай. Между прочим, не женат.

– Не могу ответить на вашу любезность. Я-то ведь замужем, – насмешливо заметила Соболева. Она чувствовала себя, как после ледяного душа. Встреча со следователем вселила в нее уверенность. Она твердо решила стать хозяйкой положения.

– Вы замужем, но ненадолго, – заверил ее Николай.

– Почему? – удивилась она.

– Но вы же не полная кретинка, чтобы жить с человеком, который вас не любит и не уважает.

– Неправда! Что вы знаете о наших с мужем отношениях?

– Да мне ничего и знать не надо, – хмыкнул оперативник. – Неужели ваш муж поступил так с вами из-за глубокого уважения?

– Не вам его судить!

– Конечно, не мне. Это сделает судья меньше чем через месяц. Вы, конечно, рассчитываете на чудо. И напрасно. Чуда не будет. Хотите испробовать на себе все прелести жены осужденного?

– Если так случится, не у вас я буду искать сочувствия…

– Ой, ой, ой! Не говорите того, в чем ничего не смыслите. Комнаты для свиданий, передачи, письма с зоны – все это не для вас. Вы сломаетесь через месяц такой жизни. А когда из-за подвигов мужа вас начнут задвигать по службе, вы возненавидите его лютой ненавистью. И тогда – прости-прощай! Вы спешно разведетесь с ним, уберете с комода и спрячете в дальнем шкафу все семейные фотографии, а родственников попросите не напоминать о том, что вы были замужем. Кстати, у вас есть дети?

– А что, вы решили их усыновить?

– Почему бы и нет? Зачем им позорная строка в биографии? Думаете, они вам скажут за это спасибо?

– Знаете, это наше семейное дело.

– Кто бы сомневался. Стирайте свое грязное белье сами. Просто подумайте, стоит ли отказывать тем, кто решил вам протянуть руку помощи. Я к вам с открытой душой, из самых, как говорят, чистых побуждений. Может, сходим куда? В кино, в цирк.

– Я лично оперу люблю, – насмешливо произнесла Виктория.

– Ни черта в ней не смыслю, – признался Николай. – Но ради знакомства готов и на такую глупость. Ну что, брать билеты?

– Мне кажется, вы несколько торопите события.

– Я привык брать быка за рога.

– Но я – не бык. И, смею заметить, даже не корова.

– Вы всегда так заковыристо выражаетесь?

– Еще бы! Я же профессор.

– О недостатках принято молчать. Ум для женщины – не украшение, а излишество. Так всех мужиков распугать недолго.

– Ну, вот что, пугливый кавалер… – Виктория резко повернулась к собеседнику прямо перед турникетом, за которым маячила одинокая фигура охранника. – Я возвращаюсь к своему мужу и детям. Но билет в театр все же купите. Для себя. Оперу, знаете ли, лучше слушать в одиночку. Тогда, когда никто не докучает глупой болтовней. Всего хорошего.

Турникет закрутился, унося за собой шелковый шарф и аромат дорогих духов. Охранник засмотрелся.

– Какая женщина, а? – выдохнул он, проводив взглядом стройную фигуру в легком, не по погоде, плаще.

– Слишком гордая, – мрачно пробормотал оперативник. – Только кажется мне, жизнь собьет с нее спесь. И это случится скоро…

Виктория вышла на крыльцо и полной грудью вдохнула в себя морозный воздух. После холода мраморных коридоров следственного управления ноябрьская свежесть показалась ей куда приятнее, чем ранним утром. Солнечные лучи разогнали серую хмарь, и мостовые разогрелись под колесами автомобилей, мигом растопивших покрывавшую их ледяную корку. Жизнь казалась теперь не такой уж ужасной.

– Виктория?! – раздался рядом с Соболевой чей-то голос.

Она обернулась и встретилась глазами с Ренатой, той самой своей знакомой по женскому клубу.

Женщины расцеловались как добрые приятельницы, которые рады случайной встрече. Но, конечно, порыв дружелюбия не мог обмануть ни одну из них. Между ними сразу же возникло напряжение, как между боксерами перед поединком.

Облаченная в элегантный полушубок из норки, Рената выглядела потрясающе. Виктория была одета не менее стильно, но даже не слишком сведущему в модных изысках человеку становилось очевидно, что одежда ученой дамы уступает наряду банкирши по цене.

– Какими судьбами, дорогая? – спросила Виктория, стараясь завладеть инициативой в разговоре.

– Обедала здесь неподалеку. Чудесный, знаешь ли, ресторан, – ответила Рената. – А ты, должно быть, перешла на казенную пищу?

– Я?! – удивилась Соболева, но, скользнув глазами по вывеске, на которой золотыми буквами на черном фоне значилось: «Следственное управление», поняла намек Ренаты. Однако непринужденно рассмеялась: – Ах, это… Забавное местечко, не правда ли?

– Точно, – подтвердила Рената. – Но без шуток, что ты делала в столь странном месте?

Отпираться или говорить, что в следственный комитет она зашла случайно, перепутав вход в него с дверью кофейни, было бы верхом идиотизма, равно как и утверждать, что забрела сюда в поисках дешевого ленча. Поэтому Виктория, небрежно махнув рукой, словно не придавая значения своим словам, молвила:

– Не поверишь, вызывали на допрос. Один из моих студентов совершил большую глупость, а теперь мне, его преподавателю, приходится вытаскивать парня за уши.

– Надеюсь, он никого не убил? – спросила Рената.

– Нет, что ты, только изнасиловал. Ерунда какая-то, правда?

Должно быть, ей не стоило говорить Ренате полуправду. Ведь та могла заинтересоваться и захотеть узнать подробности. Врать же Виктория не умела. Вернее, ей, конечно, приходилось время от времени, как всякому человеку, но неправда из ее уст выходила какой-то странной, кособокой и неуклюжей. Зная эту свою особенность, Соболева прибегала ко лжи только в крайних случаях, когда иначе было нельзя. Ну, как сейчас…

Тем не менее Рената поверила. Огонек любопытства в ее глазах погас, и банкирша перевела разговор в безопасное русло. Теперь речь шла об очередном заседании Клуба успешных женщин и о подготовке к празднованию Нового года.

Рената предлагала пригласить на праздник представителей мужского делового клуба и закатить грандиозную вечеринку. Разумеется, она что-то говорила об обоюдной выгоде, о полезных деловых контактах, которые лучше налаживать за порцией виски, а не в служебных кабинетах, но Виктория без труда читала в словах своей конкурентки скрытый подтекст. Из всех полезных контактов, на которые могла рассчитывать успешная, еще пока молодая женщина, Ренату больше всего интересовало близкое личное знакомство с перспективой замужества. Она все никак не понимала, что успешные мужчины и женщины отталкиваются друг от друга, как одноименно заряженные частицы. Они просто не могли бы существовать вместе. Это была бы утопия.

Но Виктория чувствовала себя неуютно, стоя перед известным зданием под суровой, с российским гербом, вывеской. Ей было проще согласиться с Ренатой и пообещать пригласить на новогоднее празднование весь кабинет министров, чем устраивать словесную баталию здесь, на крыльце следственного комитета. Не хватало еще, чтобы в самый разгар спора рядом появился следователь Чирков и попросил вручить мужу очередную повестку, или же тот самый оперативник Коля, интересующийся, почем нынче билеты в оперу.

В общем, Соболева быстро свернула разговор к вящему удовольствию Ренаты, пообещав выставить ее предложение на повестку дня очередного заседания женского клуба. Хотя, может быть, дело было в ином. Модный плащ, купленный ею по случаю в Париже, был очень легким и не защищал от порывов колючего ноябрьского ветра, который залетал в рукава и трепал концы ее шелкового шарфа. Ведь чудесный полушубок из стриженой норки грел теперь плечи новой хозяйки…

Глава 11

Разговор с Аркадием, который ей казался таким необходимым и важным еще днем, дался ей намного труднее, чем она себе представляла. После того как остатки ужина были убраны в холодильник, а тарелки перемыты и перетерты все до единой, муж уже привычно взглянул на часы. Виктория перехватила его взгляд и отрицательно покачала головой.

– Ляжем позже. Мне кажется, нам есть что обсудить.

Аркадий уперся глазами куда-то вниз, себе под ноги.

– И лучше перейдем в кабинет, – сказала она, отчаянно осознавая, что ей туда не хочется идти. Вместо неприятного разговора она бы предпочла спокойные тридцать минут при свете ночника с книжкой.

Но путь назад был отрезан ею же самой, и, гордо подняв голову, словно все ей нипочем, Виктория двинулась в сторону кабинета. Аркадий следовал за ней, повесив голову, как провинившийся ребенок.

Они остались наедине, плотно прикрыв за собой дверь и даже защелкнув замок. Виктория не стала включать верхний свет, ограничившись торшером, который едва разогнал сумерки и сделал очертания предметов более мягкими и загадочными. В полумраке говорилось и думалось легче. Даже более того, Виктория предпочла бы говорить об этом в полной темноте.

Итак, с чего начать? «Дорогой, ты изнасиловал женщину…», «Ты изнасиловал женщину? Говори, как есть!», «Черт возьми! Как ты мог изнасиловать женщину?»…

Виктория напряглась.

– Знаешь, я сегодня была у следователя, – сказала она негромко. – У следователя Чиркова. Мы с ним говорили о твоем деле…

Ох, как она была бы благодарна мужу, если бы тот вдруг помог ей. Нашел нужные слова. Она сама не знала какие. Но он-то должен был знать!

Однако Аркадий стоял и молчал, смотрел на свою тень, словно ища в том какой-то смысл.

– Я решила с тобой поговорить, – продолжила Соболева. – Так больше продолжаться не может…

– Ты хочешь развестись со мной? – спросил супруг.

Но вовсе не это он должен был спрашивать! Совсем не то! Интересно, что он ожидает услышать? Или он подсказывает ей ответ?

– Я не думала о разводе, – сказала она. – У нас брак, любимые дети. Мы не можем все решить так просто. Просто и примитивно. Нам с тобой нужно поговорить по другому поводу. Ты собираешься защищаться?

– Разумеется.

– Я должна знать, как ты это будешь делать. Я хочу помочь тебе. Стать тебе поддержкой. Ведь мое участие тебе поможет, правда?

Соболев словно очнулся и странно посмотрел на нее.

– Виктория, милая… Я вовсе не хотел, чтобы тебя это как-то касалось. Я хотел освободить тебя от лишних переживаний.

– Как ты видишь, меня это уже коснулось, – горько усмехнувшись, сказала она. – И коснется еще не раз. Неужели ты думаешь, что я смогу просто сидеть дома, зная, что с тобой проводят все те ужасные вещи, о которых мне сегодня говорил Чирков. Думаешь, я буду ходить на работу как ни в чем не бывало, а ты день за днем станешь отправляться в суд? А потом, когда судья огласит приговор, ты будешь стоять один в зале заседаний в окружении холодных, злобных людей? Ты думал об этом? Ты хочешь, чтобы было так?

– Но Виктория, ты понимаешь, во что ввязываешься? Зачем это тебе? – взмолился Аркадий, пораженный решимостью жены.

– А ты не догадываешься? Ради тебя, ради себя, наконец, ради будущего наших детей. Ведь если рядом с подсудимым в зале сидит его жена, значит, он не такой уж и преступник, верно?

– Не знаю, дорогая. Не знаю.

– А я знаю. Доверься мне, – проговорила она, беря Аркадия за руку. – Мне не нужны подробности. Ну их к черту! Мне только нужно знать, что ты защищен. И как ты защищен.

– Виктория, милая…

– Не перебивай! Я собираюсь встретиться с адвокатом, чтобы понять, как она намерена тебя защищать. Ведь ты невиновен, верно?

– Мы так и будем говорить в суде.

– Вы будете говорить, или ты невиновен?

– Конечно, невиновен! Я никого не насиловал. Это получилось по глупости. Я даже не помню подробности…

– Вот и не вспоминай. Скажи одно: ты знал ту женщину раньше?

– Раньше? Клянусь тебе, что нет. Я и лица-то ее не помню. Черт знает, почему она оказалась на твоем дне рождения.

– Может, ты встречал ее где-то раньше? Может, с ней связан какой-либо случай? Почему она тебя оговаривает? – допытывалась Виктория.

Но Аркадий только отрицательно мотал головой.

– Нет. Нет. Знаешь, о том же самом мы уже говорили с моим адвокатом. Я провел бессчетное количество часов, пытаясь вспомнить, что произошло в тот вечер. Я анализировал обвинение, но так и не смог понять, что движет этой женщиной. Я не маньяк, дорогая! Я не собирался никого убивать, как пытается доказать следователь.

– Но следователь говорит так с ее слов.

– В том-то все и дело! Что я ей сделал? Почему она горит такой местью по отношению ко мне?

– Местью, говоришь? – Виктория задумалась. – Может, тут и кроется отгадка, которой мы пока не видим. По-любому, мне нужно встретиться с твоим адвокатом.

– Виктория… – Голос Аркадия сорвался. – Я просто не знаю, как выразить тебе свою признательность. Ты – совершенная женщина… Ты… О боже! Почему я так косноязычен?

– Не надо слов, – слабо улыбнулась она, сжимая его руку. – Просто знай: я с тобой. Все будет хорошо. А теперь пора спать. Завтра нам понадобятся силы.

Они, рука об руку, отправились в спальню. На душе каждого воцарились покой и умиротворение. Через пропасть, которая возникла между ними, был положен хрупкий мостик взаимопонимания. Однако, после того как свет был потушен, каждый из них, завернувшись в одеяло, отстранился на другой край кровати.

Виктория лежала в постели лицом к окну. В просвет штор ей виделся огромный лунный диск, на котором, если приглядеться, хорошо были различимы черты человеческого лица: глаза, нос, губы. Говорят, это всего лишь горы…

Виктории в ту ночь снились черты незнакомца, такие же неясные и далекие, как лунная поверхность. Что снилось Аркадию, она не знала. Впрочем, и не хотела спрашивать. Ответит ли муж правду или будет увиливать? Заснул ли он сразу после их разговора или же долго лежал в постели, уставив глаза в ночь? Этого она не узнает. Но они оба знали, что не занимались любовью уже более двух месяцев. Откровенно говоря, оба даже не представляли, как перешагнуть через то, что им пришлось пережить…

Адвокат Дубровская не любила дела об изнасилованиях. Откровенно говоря, она непременно впала бы в ступор, если бы на государственном экзамене по уголовному праву, который Елизавета некогда сдала в юридической академии, ей достался бы соответствующий билет. Несмотря на сухость юридического языка, содержание этого параграфа в учебнике вызывало у нее нервную оторопь. Конечно, она была девушка современная, знающая, что и почем, но представить, каким образом при всем честном народе говорить о том, что такое изнасилование, какими способами совершается, когда считается незавершенным, а когда завершенным, у нее как-то не получалось.

И вот теперь ей достался клиент, который натворил черт знает что, и ей, как ни верти, все же придется побороть стыдливость и научиться называть вещи своими именами. Например, говорить «половой акт с проникновением во влагалище», а не мучительно краснеть, заявляя: «Ну, это самое… Короче, вы сами знаете…» Судья не поймет. Не поймет и клиент. Чего доброго, ее заподозрят в некомпетентности. Ее, которая без дрожи в коленях общалась с прожженными зэками и выигрывала заведомо проигрышные дела. Да, но то были близкие сердцу убийства и разбои, кражи и грабежи, а с позорными статьями (Дубровская искренне считала их таковыми) ей работать пока не приходилось. Таким образом, дело Аркадия Соболева она восприняла как своего рода рубеж, который необходимо перейти для того, чтобы считать себя истинным адвокатом. А не кисейной барышней.

Конечно, она предпочла бы общаться с женой Аркадия, умной, интеллигентной женщиной, чем с ним самим. Но, слава богу, не Викторию Соболеву обвиняли в изнасиловании и попытке убийства. Таким образом, мало-помалу Елизавете пришлось переступить через собственную стыдливость и научиться общаться с «насильником», как она называла Аркадия за глаза. Хвала создателю, тот оказался не бесстыжим извращенцем, а вполне милым и славным человеком, который тяжело переживал навязанную ему роль. Они нашли общий язык, понимая друг друга с полуслова и не прибегая к ужасным словам, который рекомендовал использовать Уголовный кодекс.

Все шло, как надо. Но сейчас, дождавшись телефонного звонка от Виктории Соболевой с предложением встретиться, Дубровская с тревогой ожидала, чем обернется для них такое вмешательство…

Виктория Соболева смотрелась деловитой и собранной. Ни малейшей дрожи в руках, никакой неуверенности в голосе. Дубровская надеялась, что и сама она производит такое же впечатление.

По-женски ей, конечно же, было любопытно, как поведет себя женщина в подобной ситуации. У Елизаветы тоже имелся муж, и адвокат не представляла, что бы сделала она, узнав вдруг о том, что ее благоверный обвиняется в изнасиловании и попытке убийства незнакомой женщины. Здесь бессилен весь арсенал испытанных женских средств борьбы с неверностью второй половины. Отправить отступника к чертовой матери? Подать на развод? Закатить сцену с битьем посуды и сбором вещей в чемоданы? Все это банально, блекло и решительно не подходит для случая, когда твой муж – насильник. Что могло бы помочь? Что-то такое необычное, нетрадиционное. Под стать самому случаю. Может, прилюдно отречься от него и сжечь его портрет на городской площади? Выступить в программе «Люди и слухи»? Срочно найти себе нового мужа, а детям нового отца? Сменить внешность и паспорт? Переселиться на другую планету?

Но Виктория, должно быть, уже знала ответы на эти вопросы, поборола все возможные искушения. И теперь выглядела так, как должна выглядеть достойная женщина, образец для подражания.

– Что вы делаете для того, чтобы узнать, по какой причине та женщина оговаривает моего супруга? – громко и четко спросила она после того, как расположилась с мужем и адвокатом в домашнем кабинете Соболевых.

Место встречи назначила тоже она. В адвокатской коллегии, где работала Дубровская, было всегда людно и шумно, что не способствовало нормальной беседе, тем более на столь щекотливую тему. Адвокаты и клиенты громко обсуждали разводы и раздел имущества, квартирные проблемы и способы защиты по делам о хищениях. Поминутно раздавались телефонные трели. В одном углу работал факс, в другом исходил паром электрический чайник. В домашней же обстановке было спокойно и комфортно. Кроме того, родные стены давали уверенность и вселяли надежду. Детей, конечно, предусмотрительно отправили к бабушке.