Текст книги "Девушка, прядущая судьбу"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Наталья Калинина
Девушка, прядущая судьбу
I
– Лиза! Лиза, ты где?
Алексей уже минут двадцать рыскал по дому в поисках так невовремя пропавшей дочери. Черт побери эту Лизкину странность: исчезать в самый неподходящий момент! Впрочем, разве могут быть подходящие моменты для таких исчезновений?
– Лиза, доченька! Ну где же ты? Папа очень спешит…
Впрочем, уже не спешит. Они с Лизой опоздали. Дальше можно не торопиться.
Алексей поднялся на второй этаж и еще раз прошелся по пустым спальням. Похоже, он уже стал привыкать к тому, что его восьмилетняя дочь иногда без объяснений исчезает, а потом молча появляется откуда-то с самым невозмутимым видом и насмешливым прищуром: «Ну что ты, папа? Испугался? А я вот она! Никуда и не пропадала!»
В первый раз, когда дочка пропала, он чуть с ума не сошел. На уши поставил и домработницу, и охрану, и, наверное, всех встретившихся ему на улице людей. Тогда он еще не знал, что Лизка прячется только в доме.
– Лиза, в самом деле! Это уже не смешно! – В голосе Алексея просквозили явные нотки раздражения. Он обошел весь дом в третий, если не в четвертый, раз, а дочки нигде не было.
Где она умудряется так долго прятаться? Алексей был уверен, что знает в своем доме каждый закоулок.
– Лиза?
Дочь обнаружилась в собственной спальне. Она сидела за письменным столом и с невозмутимым видом рисовала в альбоме.
Алексей остановился в дверях детской и перевел дыхание: он только сейчас понял, как сильно волновался, разыскивая пропавшую дочку. И тут же на смену облегчению пришло вполне оправданное удивление: во время своих поисков он заходил в детскую несколько раз. И Лизы здесь, конечно, не было.
– Лиза, где ты была?! Я тебя уже полчаса по всему дому разыскиваю!
Дочка с достоинством прервала свое занятие и с чуть надменным выражением посмотрела на отца. «Никуда я не пропадала! Не видишь, я – рисую!» И даже приподняла за край альбом, демонстрируя изрисованную страницу.
«Ничего не понимаю… Может, я и в самом деле схожу с ума и Лизкины исчезновения мне мерещатся? Продам дом, к черту!»
– Лиза, рисование – это замечательно, но, черт побери, мы уже опоздали! Ты пошла собираться, и куда ты пропала после этого? Я прождал тебя в машине пятнадцать минут, потом полчаса искал по всему дому! И что я вижу? Моя дочь сидит себе спокойно и рисует! Ты издеваешься надо мной, да?
Дочка, снова принявшаяся с невозмутимым видом что-то черкать в альбоме, хмыкнула и усмехнулась. И все его негодование разбилось об эту ее усмешку – совсем не детскую, так похожую на его собственную. Алексей хотел высказать дочери все, что он думает по поводу ее «выкрутасов», но осекся и, махнув рукой, устало выдохнул:
– Чтобы через пять минут была в машине. И без фокусов!
В машине он закурил. Глядя сквозь боковое стекло на фасад своего дома, уже в который раз подумал, что надо бы продать это некогда счастливое жилище и перебраться с Лизкой из особняка в просторную квартиру. Покупатели найдутся: этот дом, расположенный так близко от моря, многим покажется лакомым кусочком… А может, стоит вообще переехать в другой город, в Москву, например? И там открыть новый бизнес, а для Лизки найти хорошую спецшколу. И зажить новой жизнью – другой, может быть, немного удачней настоящей, но вряд ли счастливой. Счастливая жизнь у них уже была – еще так недавно…
Хлопнула дверца машины, и дочка устроилась на соседнем кресле. На этот раз Елизавета послушалась и явилась ровно через пять минут, не опоздав ни на секунду. Алексей усмехнулся про себя и завел двигатель. «Лизка, что произошло с нашей жизнью? Что произошло с нами?..» Он бросил короткий взгляд на притихшую дочку и вздохнул.
Родной город встретил ее, словно мать – заблудшую дочь, долгое время скитавшуюся по свету в поисках счастья и в конце концов с израненной обманами и потерями душой вернувшуюся под родное крылышко.
Инга сидела в одной из многочисленных летних кафешек, приютившихся на набережной. Курортный сезон еще только начинался, и поэтому и в кафе, и на пляжах, и на набережной было малолюдно. Но всего через неделю-две город примет толпы изнуренных затяжной зимой курортников и превратится в шумный муравейник.
Инга окинула любопытным взглядом немногочисленных посетителей кафе. Ее взгляд задержался на влюбленной парочке. Отношения между влюбленными, видимо, находились на начальной стадии развития, когда обществу друзей и подруг предпочитаешь возможность быть наедине с любимым человеком. Когда в каждом слове, жесте, взгляде партнера ищешь и находишь скрытые клятвы в вечной любви. Когда любая окружающая обстановка кажется романтичной – будь то морское побережье, пыльная многолюдная магистраль или подобная дешевая забегаловка. И когда кормить друг друга с ложечки мороженым кажется невероятно сексуальным. Впрочем, возможно, эти молодые люди – молодожены и у них самое начало медового месяца.
Инга улыбнулась про себя, мысленно пожелав парочке как можно дольше сохранить пылкость в отношениях, и перевела взгляд на деваху за соседним столиком. Девица с таким воодушевлением уплетала шаурму, что Инге тоже вдруг захотелось купить себе вместо сока и мороженого шаурму и с таким же аппетитом есть ее, запивая холодным пивом. Деваха, видимо, почувствовала на себе взгляд и недовольно глянула на Ингу, и та, смутившись, поспешно отвернулась.
Сколько же лет она не была в своем городе? Уже и не вспомнить… Стыдно, но каждое лето она, изменяя родному побережью, отправлялась отдыхать на чужестранные курорты. Избалованная «столичная штучка», как наверняка назвал бы ее кто-нибудь из стародавних школьных подружек.
Город простит, как мать – непутевую дочь, вернувшуюся в семейное гнездышко залечивать опаленные крылышки. «Мама, ты простишь?..» – «Главное, что ты вернулась, доченька…»
Ей было одновременно и хорошо, и грустно. Слишком серьезные потери пришлось пережить совсем недавно. И неожиданно близким оказался город, который она когда-то оставила ради столичной суеты.
Инга закурила и вытащила из сумочки зазвонивший телефон.
– Да, Вадим?
Брат интересовался, как она добралась и обустроилась.
– Все в порядке, Вадька. Сняла флигелек у любезной старушки. Сейчас вот сижу в кафе, дышу свежим воздухом и любуюсь морем. Можешь завидовать!
– Уже завидую, – усмехнулся брат. Ему-то вряд ли удастся этим летом выбраться в отпуск на море: в его новоиспеченной семье ожидается прибавление.
– Как Лариска?
– Да ничего, нормально. – Обычный ответ Вадима. – Привет тебе передает. Инга, ты там будь внимательной, а то мало ли…
– Вадим, что может со мной случиться в нашем городе? – засмеялась она, бросая короткий взгляд на девицу с шаурмой, которая, совершенно не стесняясь, с интересом прислушивалась к ее разговору. – Это ты будь внимательным! Лариске забота сейчас как никогда требуется!
– А то я не знаю, – буркнул он, будто обиделся на то, что сестра посмела заподозрить его в невнимательности к беременной жене. – Обойдемся без наставлений, Инга.
– Я как старшая сестра могу позволить себе подобные наставления!
Вадим с усмешкой напомнил:
– Ты старше меня всего на пятнадцать минут!
Его всегда забавляло, что сестра упорно считает себя старшей, хотя они двойняшки.
– Но все же старше, – припечатала Инга и еще раз наказала: – С Лариской будь сама забота и внимательность!
– Инга!..
– Что «Инга»? Я уже двадцать девять лет Инга! Все, пока! Целую. – Она засмеялась и нажала «отбой».
Разговор с братом, как всегда, поднял настроение. «Между нами особая Связь», – часто повторяла она. И всегда чувствовала, что происходит с Вадимом, даже если он находился на расстоянии. Чувствовала…
Она вздохнула и загасила в пепельнице окурок. Теперь она другая. Не слабая, но бессильная.
– Извините, не угостите сигареткой?
Инга подняла глаза и увидела перед собой девицу – ту самую, которая с таким аппетитом трескала шаурму.
– Да, пожалуйста, – вежливо протянула ей пачку Инга.
Девушка поблагодарила, закурила и неожиданно присела за столик:
– Вас зовут Инга? Вы – Инга Дохновская?
– Да, – ответила Инга, удивленно глядя на незнакомку.
– С ума сойти! – Девица всплеснула руками и засмеялась. – Ну надо же! А я-то думаю, мерещится мне или нет! Сижу и гадаю. А как услышала твой разговор по телефону, так все сомнения и отпали: брата ты Вадимом назвала! Глазам не верю: передо мной Дохновская собственной персоной!
Девица, не скрывая своей радости, тараторила и тараторила под вопросительным взглядом Инги.
– Не узнаешь, Дохновская? Ой, неужто я так изменилась! Ну, раз не узнаешь, значит, богатой буду! – развеселилась девушка. – Ну же, милая, вспомни, кто на страже стоял, пока вы с Вадькой черешню с соседских деревьев обрывали? И к кому ты приревновала Серегу Носова, потому что он на дискотеке пригласил на танец не тебя? И с кем ты потом придумывала различные способы отделаться от этого же Сереги, потому что у тебя любовь к нему прошла, а он, наоборот, воспылал к тебе чувствами?
– Черешню мы с Вадькой тогда оборвали бы всю, если бы он так некстати с дерева не навернулся! Серега Носов тебе на фиг не был нужен, потому что ты сохла по моему брату! Машка! Пустовалова! – воскликнула Инга, признав в этой «девушке с шаурмой» подругу детства, с которой не виделась уже добрый десяток лет. Восклицание было таким громким, что на него обернулись влюбленные «голубки».
– Она самая! – воскликнула еще громче, смеясь, Маша. – Только я уже давно не Пустовалова, а Грачева! Замуж выскочила на втором курсе! Впрочем, теперь я снова Пустовалова, потому что развелась. А ты фамилию сменила?
– Нет, – скромно улыбнулась Инга. – Я не выходила замуж.
– Ну и правильно, чего там делать? – горячо одобрила разведенная Мария и снова радостно затараторила: – Уж и не думала, что мы с тобой когда-нибудь встретимся! А ты совсем красавица стала! С блеском, с лоском! Вот что значит – столичная жительница! А мы вот тут… – Мария сокрушенно вздохнула, выказывая недовольство собственной внешностью и легкую зависть к привлекательности столичной подруги.
Инга лишь усмехнулась про себя: видела бы ее Машка месяца три-четыре назад, изможденную болезнью, уж точно не стала бы завидовать ее «лоску и блеску». Разве что пожалела бы.
– Я тебя не сразу узнала, потому что ты волосы в черный цвет перекрасила. Ты ведь светло-русая, насколько я помню.
Машка придирчиво оглядела длинные волосы Инги. Сложно поверить, что крашеные, настолько они выглядели натуральными и ухоженными.
– Мне всегда хотелось быть брюнеткой, – пояснила Инга.
Мария с недоверием протянула:
– Странное желание… Обычно все хотят быть блондинками. – И со значением накрутила на палец собственную выбеленную краской прядь. – А ты сюда как, совсем приехала или просто на море?
– Просто на море, – сказала Инга, мысленно пожелав, чтобы подруга не спросила, почему она столько лет не появлялась в родном городе, а приехала лишь сейчас. На этот вопрос она и сама не знала ответа.
Но Машка только поинтересовалась, на какой срок приехала Инга.
– Как получится, – уклончиво ответила та. – Пока на месяц, а там видно будет. Может, на все лето задержусь, а может, и раньше уеду.
– Ишь ты! – присвистнула Маша. – А как же работа? Ведь, если я правильно вас, москвичей, понимаю, вы просто повернуты на своих должностях и карьерах. В отпуск на все лето вряд ли уходите.
– У меня свободный график, – загадочно усмехнулась Инга. Пустовалова сейчас, как пить дать, начнет расспрашивать, что же у нее за работа такая.
Но Маша, дабы не ударить в грязь лицом перед столичной подругой, сама обо всем «догадалась» и со знанием дела кивнула:
– А-а, понятно. Свой бизнес, да? Салон красоты? Или магазинчик держишь?
– Скорее – салон красоты, – развеселилась Инга. Знала бы Машка, чем она на самом деле до некоторых пор занималась!
– Вот что значит – столица. Совсем другая жизнь! Не то что тут у нас… Я вот торговое училище окончила. И то считаю, что все у меня удачно – я с образованием да при постоянной работе. Устроилась в продуктовый магазин! На весь год работой обеспечена, а то ведь многие у нас лишь летом могут зарабатывать – на курортниках. В сфере обслуживания, там, сдавая комнаты или продавая овощи-фрукты со своих огородов. Да что тебе рассказывать! Помнишь, наверное, ты эту жизнь! Зато воздух у нас свежий!
– И солнце есть, – с улыбкой поддержала Машку Инга. – И море.
– Ну, давай рассказывай, рассказывай о себе! Как ты там, в столице, живешь? – с жадным интересом поторопила ее Мария. – И как брат твой? Я знаю лишь то, что вы с Вадимом уехали в Москву в институты поступать, а как дальше ваша жизнь сложилась – не знаю.
– Да неплохо вроде. Вадим в банке работает, ему повышение обещают в скором времени. Я на психолога выучилась. У меня небольшая частная практика. Я слишком свободолюбивой оказалась, чтобы ежедневно торчать в офисе с девяти до шести! Или ленивой, – засмеялась Инга. О том, что до недавнего времени совмещала практику психолога с «ведьминской» (как, смеясь, шутил брат), она умолчала.
– О, так ты значит – психолог! А мне про салон красоты пять минут назад заливала! – немного обиделась Маша.
– Ну а чем кабинет психолога не салон красоты? Салон душевной красоты. А внутренняя красота и на внешности отражается.
– Резонно, – согласилась Мария и попросила: – Расскажи мне о Вадьке! Все же моя первая любовь как-никак… Холостует или уже женился?
– Женился – совсем недавно, в конце апреля. Скоро ребенок должен родиться.
– Ох, здорово! Ну, счастья ему и его семье!
Инга улыбнулась и предложила подруге заказать по чашке кофе и десерту, но та, спохватившись, отказалась:
– Ох, нет уже, Инга! Я совсем о времени забыла! Встретила тебя так неожиданно и заболталась. А у меня сын еще без ужина где-то бегает с соседскими ребятишками! Пойду искать его и кормить. У меня сын уже взрослый какой! Осенью в школу пойдет!
Прежде чем уйти, Маша предложила Инге встретиться вечером:
– Мы сегодня с подружками маленький междусобойчик устраиваем. Выход, так сказать, в свет. Нас трое. Раз-два в неделю мы обязательно собираемся вместе и идем в ресторан или гуляем по набережной. Так, болтаем о том о сем, иногда мужикам глазки строим, – кокетливо хохотнула Маша. – В общем, приходи сегодня часам к десяти в ресторан «Морской». Это на набережной, где раньше ресторан «Советский» был, помнишь?
– Помню, – с ностальгией улыбнулась Инга. Город детства продолжал заботливо подкладывать ей нужные пазлы, постепенно воссоздавая картину ее жизни здесь. Встреча с подругой детства, ресторан «Морской», который раньше был «Советским»… Воспоминания, захлестывающие душу подобно морскому прибою, латали и залечивали раны-прорехи. Для полного погружения в мир детства не хватало только соседского сада, в котором черешня всегда казалась крупнее и слаще.
– Ну так придешь, а? Я тебя с девчонками познакомлю! Поболтаем о жизни.
Маша просила так настойчиво, что Инга не могла отказать.
…Со стороны могло показаться, что эти два человека пришли в ресторан, чтобы, подобно другим посетителям, насладиться хорошей кухней и ленивым, ни к чему не обязывающим разговором за размеренным ужином с шашлыком и терпким вином.
– Есть новости. Она в городе.
– Когда приехала?
– Вчера вечером.
– Хм… – Пожилой мужчина отложил вилку и неторопливо промокнул рот салфеткой. – Почему я узнаю об этом только сейчас, почти сутки спустя?
Его собеседник виновато опустил глаза и еле слышно пробормотал:
– За этот период не произошло ничего такого, что могло бы…
– Послушай, дорогуша, – мужчина бесцеремонно перебил второго, младшего по возрасту, и раздраженно швырнул салфетку. Наклонившись через стол к своему собеседнику, он с елейной интонацией в голосе зашептал: – Твоя роль – исполнительный наблюдатель. Увидел – доложил, увидел – доложил. И так далее! А делать выводы, произошло или не произошло «ничего такого», буду я. И только я! Мне нужна точная и своевременная – слышишь? своевременная! – информация. Это понятно?
Второй человек еле слышно пробормотал слова согласия.
– То-то же! Твоя задача – наблюдать и докладывать мне. О любых, даже мало значимых происшествиях или отсутствии оных. И при этом быть тише воды ниже травы, чтобы ни одна душа даже мысли допустить не посмела о наличии слежки. Это ясно? Проколешься – сгною.
Прошептав ласковым голосом свои угрозы, старший собеседник медово улыбнулся и подозвал крутившегося неподалеку официанта:
– Голубчик, принеси-ка нам по порции пломбира!
Дружеский, почти семейный ужин, да и только…
II
Судя по застывшему на лицах барышень ожиданию, смешанному со жгучим любопытством, Мария успела поведать своим подругам, что к ужину бонусом прилагается знакомство с ее давней приятельницей. Столичной штучкой. Ее и ждали – как столичную штучку, с некоторым ревностным вызовом в любопытных взглядах. Мы, мол, тоже не лыком шиты и красотой не обделены.
Маша, увидев Ингу, энергично замахала рукой, а остальные девушки за столом расцвели радушными улыбками. «Вэ-элкам!»
– Добрый вечер! – Инга подошла к столику с лучезарной улыбкой.
Три подруги тут же окинули ее с ног до головы быстрыми оценивающими взглядами, какими женщины встречают другую женщину. Взгляды привлекательных самок, определяющих привлекательность другой самки.
– Добрый вечер!
– Привет!
– Добрый!
Девушки заметно расслабились. Новая самка хоть и была привлекательна, но одета была в слишком уж скромную «шкурку» – неброский, на их взгляд, сарафанчик. Легкое разочарование во взглядах сменилось торжеством: не соперница. По крайней мере, не на этот вечер.
– Девочки, знакомьтесь! Это – Инга, моя подруга детства, которая сейчас живет в Москве, – почти торжественно представила Маша вновь обретенную приятельницу. – А это, Инга, мои подружки. Таисия, или можно Тая, и Анна.
– Лучше – просто Аня, – одна из девушек скромно улыбнулась.
– Очень приятно, – вежливо сказала Инга и присела на свободный стул рядом с Машей.
Ее приняли. Настороженность, в первые минуты встречи мелькавшая во взглядах новых знакомых, исчезла уже после первых бокалов терпкого вина. Южные знакомства завязываются быстро и непринужденно, даже если предполагают не скоропалительный, пламенеющий страстью роман, а сезонную женскую дружбу.
Они были очень разными – эти три подруги, начиная с внешности и заканчивая характерами.
Легкая на подъем Мария готова была к приключениям и флирту в любую минуту, и эта готовность отражалась и в ее легкомысленном наряде, и в озорном блеске глаз, и в чуть более громком, чем требуют приличия, смехе. Но, однако же, ее сильное желание нравиться не выглядело смешным. Мария рискованно балансировала на границе, отделяющей умеренность от излишества, но не оступалась в сторону вульгарности.
Таисия предпочитала более скромную, но подобранную со вкусом одежду и неброский макияж. Среди своих подруг она занимала «золотую середину»: спокойная, рассудительная, не обделенная здоровой иронией. В ней было в меру «правильности», проявлявшейся скорее в виде безобидных подшучиваний над ветреностью Марии и ханжеством Анны, чем в поучениях.
И, наконец, Анна. Испуганный серый мышонок или кроткая овечка… Не сказать, что она была некрасива, скорее слишком неприметна. Видимо, ее застенчивость, разросшаяся до глобального комплекса, превратилась в параноидальное желание сделаться невидимой для окружающих: об этом честно говорило и длинное старомодное платье синего цвета, и завязанные в скучный хвост тусклые волосы, и отсутствие малейших признаков макияжа на простоватом личике.
Но, несмотря на такую разность, подруги удивительным образом дополняли друг друга, словно каждая из них была лишь третью одной цельной картины. Даже беседуя, они договаривали друг за друга, привнося в общий разговор индивидуальный колорит.
– Ох, девчонки, ка-акой вон мужчина-а! Мама родная, держите меня! – эмоциональная и любвеобильная Мария по-простецки ткнула пальцем в сторону понравившегося мужичка за столиком в противоположном углу ресторана.
– Вот именно, что «мама родная», – спокойная и немного флегматичная Таисия скептически усмехнулась, тем самым красноречиво вынося вердикт и внешности мужчины, и вкусу подруги.
– Девочки, ну не так же громко! На нас уже смотрят. Ой, он оглянулся! – испуганно шикнула на подруг скромная и пугливая Анечка (почему-то Инге хотелось звать ее именно «Анечкой»: должно быть, за овечью кроткость в светло-карих глазах и смущенный румянец).
– Оглянулся? – Машка тут же, к вящему неудовольствию Анечки, бросила меткий взгляд на облюбованный столик и призывно улыбнулась вмиг подобравшемуся плейбою местного разлива.
– Машка, сама потом от него отделываться будешь. Мы умываем руки, – предупредила Таисия, а Анечка покраснела в возмущении.
– Зануды! – весело припечатала Машка.
Инга лишь улыбнулась.
Город словно вдыхал в нее новую жизнь. Или, точнее сказать, давно забытую старую. Ту, в которой были абрикосы с медовыми капельками сока на месте разлома; нелегально ободранная соседская черешня; связки высушенных морских бычков; загадочная сезонная популяция курортников, стекающаяся сюда из другой – северной – жизни; мелкие несерьезные ссоры с братом и следующие за ними серьезные примирения; бабушкина улыбка, когда улыбались не только ее губы, но и глаза, и каждая морщинка на высушенном солнцем и жизнью лице. Та жизнь, как ей казалось, давно закончилась и навечно осталась в далекой стране детства, куда нельзя купить обратный билет, а путешествовать можно лишь транзитным туристом: с помощью чуть стертых воспоминаний и искажающих действительность снов. И вот сейчас ей словно чудесным образом достался последний билет на самолет, пролетающий над страной детства.
– Инга, а ты замужем? – Вопрос, довольно бестактный, был задан Таисией с неподдельным интересом.
В атмосфере сезонной курортной дружбы, темного, как южная ночь, вина, соленого, пахнущего флиртом ветра и раскаленного любовной страстью песка любые отношения стремительно становятся на короткую ногу и вопросы не кажутся бестактными.
Из трех подруг замужем была только Таисия.
– Нет, – скромно ответила Инга.
О-о, узнай эти ее новые приятельницы о ее последнем романе, они совершенно с другим интересом посмотрели бы на «столичную штучку». Они бы красноречиво промолчали в ответ, маскируя недоумение запоздалыми натянутыми улыбками, и сгорали бы от нетерпения обсудить «эти аморальные столичные нравы», как только ее не будет поблизости.
– Да что там, замужем, делать? – «Сходившая замуж» Мария теперь задорно-легкомысленно высказывала «фи» кольцам на безымянных пальцах и штампам в паспортах, отдавая предпочтение ни к чему не обязывающим ресторанным флиртам и, изредка, коротким курортным вспышкам страсти.
– Вопрос не в том, что делать замужем, вопрос в том, чтобы быть замужем. – Таисия, определенно, с фанатичным рвением поклонялась культу брачного штампа в паспорте.
– Вопрос даже не в том, чтобы быть замужем, вопрос в том, чтобы желать создать семью, – тихим голоском провозгласила свою истину Анечка.
Инга невольно улыбнулась: вот уж для кого семья была бы и Библией, и священным храмом. Но скромная Анечка с ее домостроевской покорностью в глазах слишком уж отчаянно смущалась своего простоватого личика и мышиного цвета волос, чтобы представлять интерес для местных скучноватых мужичков, не говоря уж о заезжих плейбоях.
Инга не стала вступать в полемику. Ее внимание привлекли музыканты, которые закончили устанавливать свое оборудование на ресторанной концертной площадке и теперь пробовали звук.
«Живая» музыка в ресторанах и кафе – обязательный атрибут приморских городков. Обычный репертуар – выходящие из моды попсовые хиты, чередующиеся с прокуренным шансоном и бессмертным лидером курортного хит-парада – «Владимирским централом».
Музыканты закончили последние приготовления, и на площадку вышла певичка. Инга бросила на сцену равнодушный взгляд и повернулась к новым приятельницам: Машка как раз начала под одобрительное хихиканье девчонок рассказывать какую-то смешную байку. Но и Машкин рассказ, и смех подруг тут же потонули в первых аккордах до боли знакомой музыки. Инга вздрогнула от неожиданности и, совершенно не беспокоясь о том, что покажется невежливой, отвернулась к сцене, намертво приковав взгляд к певичке.
…Вот уж не думала, что столичные новомодные веяния так быстро докатятся до провинциальных черноморских городков… И что в репертуаре местных музыкантов рядом с попсой и шансоном может соседствовать другая музыка. Каждая нота, каждое слово впивались в душу беспощадными гвоздями, оставляя кровоточащие раны. Популярность Лёки и впрямь движется семимильными шагами, раз ее песни, лишь недавно прозвучавшие в столичных эфирах, уже перепевают провинциальные певички – отчаянно фальшивя, неправильно расставляя акценты, с надрывом выводя верхние ноты, отчего исчезает простая Лёкина искренность. И все же, все же… Эта песня – отрезвляющее, как февральский ветер, напоминание о том, что еще совсем недавно было реальностью.
Ей, этой певичке, просто катастрофически не идет эта песня. Не для ее голоса, не для расшитого люрексом топа, еле прикрывающего полную провинциальную грудь, не для выбеленных перекисью кудрей, не для жеманно-пухлых губ, с неискренней тщательностью выговаривающих каждую букву… Инга, на мгновение прикрыв глаза, вспомнила Лёку: ее подростковую угловатость, вздернутый подбородок и магию сильного гибкого голоса. Лёкины песни в ее исполнении не были песнями, они были сокровенными мыслями, тайной болью, протестом, спекающимся с отчаянием. Ее песни были и остаются ее душой, которой она интимно делится со слушателем. Маленькая взрослая девочка, так долго не верившая в свой талант и собравшая сейчас самые сливки признания и славы. Девочка, которая на алтарь своего таланта положила самое ценное, что у нее тогда было, – любовь. «Инга, ты меня простишь?..»
– …Инга? Инга, ты чего?
Она, сморгнув, пришла в себя после недолгого наваждения и выдавила улыбку. Новые приятельницы взирали на нее с беспокойством.
– Инга, что-то случилось? Ты как будто… выключилась, – Машка не стала церемониться в вежливых расшаркиваниях и сразу в лоб выдала свое волнение.
– Нет, ничего не случилось. Просто музыка… Она мне очень нравится. Любопытно, эта песня только недавно появилась в эфире, а ее уже исполняют здесь.
– А то! – гордо и с неким вызовом повела плечами Машка. – Что ж, думаешь, у нас тут совсем глухомань? И, кроме «Ой, цветет калина…», мы ничего не поем и не слушаем? Обижаешь, подруга!
Инга в ответ на Машкино заявление лишь молча улыбнулась. Да и что она могла сейчас сказать им, временным, как и ее пребывание в городе, приятельницам, о своем настроении, навеянном этой так неожиданно услышанной песней? Или ничего, или очень много. Слишком много.
…Мария неожиданно вызвалась проводить Ингу. Распрощавшись с Анной и Таисией на освещенной площадке перед рестораном, она по-свойски ухватила московскую приятельницу под локоть:
– На какой улице ты остановилась? И у кого?
– На Приморской. Сняла у одной бабульки флигелек, – охотно пояснила Инга. И чуть не высказала вслух внезапно пришедшее желание прогуляться по улицам, по которым бегала в детстве.
Не высказала, потому что Мария опередила ее:
– Можем пойти туда, где ты когда-то жила. Это ведь от меня недалеко. Правда, сейчас очень темно, ты мало что увидишь, но прогуляться можно, если не торопишься.
– Мне некуда здесь торопиться, – сказала Инга, почти принимая Машкино предложение. – А ты разве не торопишься? У тебя ведь сын…
– Спит уже, – беззаботно махнула рукой Мария. – Я его с матерью оставила. Имею право на личную жизнь? Ну так как, пройдемся по местам нашего детства?
– М-м-м, в другой раз, – с сожалением отказалась Инга. – Не сегодня. Вернее, не ночью. Хочу видеть, а не только понимать, что нахожусь в уголке своего детства.
– Ладно, – легко согласилась Мария и, чуть помедлив, задала вопрос, который, видимо, мучил ее весь вечер: – Скажи, любезная, а почему ты не приезжала сюда столько лет?
– Сама не знаю, – растерялась Инга. – Я приезжала – давно. Очень ненадолго. Навещала бабушку, пока та была жива. А потом как-то… Наверное, боялась, что родной город может позвать меня обратно.
– О-о, какая тонкая философия… Оправдания – и только, – заметила Маша.
– Возможно. Стыдно мне! Вадька и то чаще меня бывал здесь.
– И не объявлялся, – проговорила с некоторой обидой Мария. Видимо, ей очень хотелось повидаться со своей первой любовью. – Ты ему хоть привет от меня передай, ладно? Не забудь!
– Не забуду, – пообещала Инга.
– Как тебе мои подруги? – сменила тему Маша. – Понравились?
– Понравились. Давно дружите?
– Ну-у, по-разному… С Тайкой – еще с училища. Мы с ней вместе в торговом учились, в одной группе. Потом замуж вышли, друг за другом, только я вот развелась – еще четыре года назад, а она – трясется над своим браком.
– Я заметила, – улыбнулась Инга и предложила подруге сигарету.
Машка закурила и продолжила:
– Я работаю в продуктовом, как ты уже знаешь. Тайка устроилась в универмаг на полставки, работает по сменам. Ее муж – стоматолог в коммерческой клинике, неплохо обеспечивает семью. Так что Тайка вполне может позволить себе мало работать и больше времени уделять семье. – Тихо вздохнув, Машка добавила: – Эх, был бы у меня муж такой обеспеченный… Не знала бы я проблем!
– А Анна? – поспешно ввернула Инга, не дожидаясь, когда Мария примется рассуждать на тему чужой материальной обеспеченности.
– Анька? Она у нас работает в школе, преподает литературу.
– Я почему-то так и подумала…
– А ничего другого подумать и нельзя! – весело поддакнула Мария. – Анька – типичная училка литературы, «тургеневская девушка» с томиком Ахматовой под мышкой. Она – дальняя родственница еще одной нашей подруги, Кристины: то ли сестра троюродная, то ли еще кто… Закончила педагогический, переехала в наш городок года два назад. С помощью Кристины и ее мужа обжилась здесь, устроилась работать в школу. Дружит со мной и Тайкой. А с кем ей еще тут дружить?
Мария сделала паузу, словно обдумывая что-то, и начала:
– Я с тобой, Инга, кое о чем поговорить хотела… Как я уже сказала, была у нас еще одна подруга – Кристина. Тайкина одноклассница. Тоже с нами поступила в торговое, да потом вышла замуж и учебу бросила. Муж ее, Алексей Чернов, – очень состоятельный человек, «рыбный барон», как у нас его называют. В общем, Кристинка наша очень удачно вышла замуж, отхватила такого мужа, все равно что короля. Ну да и красивая она очень… была.
Мария споткнулась на последней фразе и после недолгой паузы скороговоркой проговорила:
– Кристина умерла от какой-то непонятной болезни год назад. Сгорела так быстро, что врачи ничего не смогли сделать. Рак – не рак, непонятно что… Так и не выяснили. Но я тебе это вот к чему рассказываю. Ты говорила, что стала психологом?
