Текст книги "Спасение беглянки"

Автор книги: Наталья Бессонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

В сердце Надежды затеплилось волнующее, искреннее чувство благодарности к любимому поэту за эти чудесные строки и за всё его творчество. Она смотрела в окно на хороводы берёзок, так любовно воспетые им, и под стук колёс, как обычно в дороге, мысленно читала его стихи.

* * *

Александра вспоминала, как жила в одном номере с Юлькой, ночуя на коротеньком раскладном диванчике. Потом ей выделили отдельный – такой же, как у новой знакомой – небольшой, но с зеркалами, с удобствами и с шифоньером, полным блестящих тряпок. Охранник, доставивший её в номер, наблюдал за тем, как новенькая осматривается.

– Нравытся? – спросил он.

– Ничего, – ответила девушка.

Кивнув, он вышел и запер за собой дверь на ключ, чему она уже не удивилась.

На туалетном столике в её новом жилище стояла шкатулка с бижутерией, аккуратным рядком выстроились баночки, тюбики и флаконы. На специальных подставках красовались парики из волос разной длины и цвета. Александра обратила внимание на то, что все флаконы были наполовину пустыми.

«Кто-то, значит, ими пользовался раньше, – заключила она. Открыла баночку с кремом – та была полна лишь на четверть, – кто-то здесь раньше жил».

Каждый день по утрам с девушками занималась Эльза проводила уроки танцев. Это была женщина на вид лет около сорока, с холёным лицом, резкая и нетерпимая, но отходчивая и совсем не злобная. Особое внимание уделяла новеньким. Она учила девчонок не только танцевальным движениям, но и «правильным» манерам общения с посетителями и с хозяевами, давала дельные советы по разным жизненным вопросам. Иногда Александре казалось, что Эльза сочувствует своим подопечным, их положению. Но порой наставница была откровенно жёсткой, даже грубой.

– Ну что ты, как будто оловянная! – кричала как-то раз наставница на Сашу. – Ну как можно тебя научить, ты же не гнёшься совсем! Как линейка, прямая! Или коряга засохшая! Чувственнее надо, чувственнее! Руками дорабатывай! И кокетливее, заманчивее! Ну? Глазками допевай! Соблазняй зрителя! Игриво смотри!.. А-а, корова неуклюжая!

– Я же стараюсь, – оправдывалась Александра, чуть не плача.

– Оно и видно! Гибкая, как палка! Где только делают таких! Сколько с тобой занимаюсь уже, и всё одно и то же! Пшла отсюда! – злилась Эльза.

– Плохо, да? А клыентам нравытса, – озадаченно произнёс подошедший Мехмед, – прыватный таныц просат много…

– А! Понимают они! Им бы только на голые сиськи смотреть… Надо же не просто… тряпки с себя сбрасывать! Это стрипти-из! Тоже иску-усство! А-а! – дама махнула рукой. – Кому я говорю! Набираете кого попало, а я – учи их!

– Элза, ну гдэ жи я тыбе эти… балырыны возму… Балшого тыатра…

– Ну, ты скажешь, Мехмед! – засмеялась Эльза. – Где уж нам… из Большого! Хоть бы после захудалого училища какого-нибудь! А эти – просто так! Сами где-то азов понахватаются… на каких-нибудь двухнедельных курсах… в сельском доме культуры… а то и вовсе ничего! Оголяться каждая дура может! Танцовщицы, блин… недоделанные…

Александре дали новое, как сказала Эльза, «сценическое» имя – Маша, и приказали представляться посетителям именно так. Да и в самом клубе её иначе теперь не называли. Постепенно Александра-Маша втянулась. Выступала вместе с другими девушками на подиуме, иногда ей заказывали приватные танцы. Денег сначала совсем не платили – как сказал Мехмед, надо было «работать долг». Но посетители давали щердрые чаевые. Девушкам разрешали покупать золотые украшения и одежду – торговец приезжал раз в месяц.

– Сашка-Машка, ты деньги в номере не оставляй! – учила подругу Юля. – У нас тут иногда обыски устраивают. Могут забрать! Да и уборщица – тётка наглая, – предупредила она, увидев, как Саша прячет в складках костюма чаевые, подаренные щедрым посетителем.

– А как же быть?

– В лифчик прячь. Не в тот, что от костюма, а в свой. Выбери под цвет. И носи всегда. Изловчись уж как-нибудь, – проинструктировала девушка. – Я так подшиваю каждый раз… на живульку. В прачечную только танцевальные костюмы возят, наши вещи не берут. Или в номере щёлку какую-нибудь найди. А ещё можно маме отправить. Мехмеда попроси, он сделает. У тебя же есть мама?

– Есть. Спасибо, Юлька! – обрадовалась Александра.

И действительно, Мехмед с готовностью согласился переслать деньги Сашиной маме, записал адрес в специальную тетрадь. А иногда даже разрешал звонить домой. Правда, говорить позволялось лишь в его присутствии, и «толко хорошо».

Месяц Александра танцевала на подиуме, и больше от неё ничего не требовали. Но однажды в ресторане появился новый посетитель: высокий, представительного вида турок заказал ей приватный танец.

– Особий клыент. Надо хорошо! – напутствовал Мехмед. – Поныла?

– Ну ладно, постараюсь в лучшем виде, – привычно ответила девушка, не заподозрив ничего дурного.

Почему-то на этот раз исполнять приватный танец предстояло не в одном из тех помещений, которые открывались прямо в общий зал, а в «специальном», как его назвал хозяин, номере. «Любезные» служители заведения проводили Сашу с посетителем через подвальный коридор, красиво оформленный светильниками и аромалампами, сквозь замаскированные под платяные шкафы двери. Тогда она ещё не знала, что этот проход ведёт в здание на противоположной стороне улицы. Девушка не сразу поняла, что всё это значит, хотя Эльза давала по такому поводу особые инструкции.

Служители завели Александру со спутником в шикарно оформленный номер с небольшой возвышающейся площадкой и шестом. Как выяснилось позже, таких здесь было несколько. Изящный низкий столик изобиловал изысканными угощениями, вокруг него на застеленном ковром полу лежали бархатные подушки. В смежной комнате виднелась широкая кровать с прозрачным балдахином. Один из служителей включил музыку и удалился. Девушка приступила к танцу. Но, едва она успела сделать несколько движений, посетитель подошёл к ней вплотную и буквально набросился, не скрывая своих намерений.

– О, Машя… Машя, – мужчина дышал Саше в ухо, крепко прижимая к себе и пытаясь сорвать с неё одежду.

– Ой, вы… вы что? – она забилась в его цепких руках, пытаясь освободиться. Сопротивляясь неожиданному натиску, ударила клиента по лицу. Кричала, звала на помощь, но появился Арслан, основной обязанностью которого было укрощение непокорных танцовщиц, вывел её из номера и несколько раз больно заехал кулаком в живот, приговаривая: «Нада послушна!» Потом приказал «дэлать радостный лыцо» и вернуться к клиенту, а то «будыт савсэм плохо». Такое своеобразное «внушение» от Арслана проходила каждая пленница, и не один раз.

Позже Саша узнала, что пресловутый подвальный коридор называли «золотым». И правда, играющие в полумраке блики свечей в резных нишах как будто осыпали стены и потолок мерцающим золотом.

Через несколько дней Александру перевели жить в другое здание, а «приватные танцы» с подобающим продолжением она стала исполнять регулярно – два-три раза в неделю.

Слезы, страх, боль, стыд, унижение отныне были постоянными её спутниками. Отходила от пережитого насилия долго и мучительно, страдая не только физически, но и духовно. Стараясь скрыть своё настроение от окружающих, замыкалась в себе, тщательно замазывала следы побоев, если они оставались: в основном Арслан «работал» аккуратно, чем очень гордился.

Саша понимала, что и другие обитательницы заведения переживают нечто подобное – в глазах многих из них то и дело видела отражение собственной боли, иногда замечала замаскированные от публики синяки на лицах и телах, несмотря на «аккуратную воспитательную работу» Арслана. Девушки не делились друг с другом обидами – здесь это было не принято… да и некогда.

Однажды, ведя Сашу по «золотому коридору», Арслан сказал: «Машя, виды сыбя хорошо, да? Ны буду тыбя ударыть. Поныла? А то… у тыбя ма-ама! Сара-атов! Да? Будыт мама пло-охо! Ты будышь харашо – ма-ама будыт харашо! Поныла?»

Александра похолодела.

– Вы не посмеете! – воскликнула она – Мама-то здесь при чём?

Арслан лишь криво усмехнулся в ответ.

С тех пор Саша старалась не перечить клиентам. Однако после каждого «особого» посетителя в её сознании зрела и укреплялась мысль о побеге. Девушка строила планы, но всякий раз убеждалась в том, что выйти отсюда нет никакой возможности. Охрана выполняла свою работу добросовестно.

Время шло. Молодость брала своё, и запуганные девчонки находили маленькие радости даже в таком существовании. Раз в месяц в заведение привозили украшения, наряды и меха, а сладости – каждую неделю. Обитательницы «культурного заведения» заметно оживлялись, пробуя лакомства и примеряя понравившиеся вещицы, которые разрешалось брать в долг.

Саша, внутренне протестуя против своего положения в реальности, пыталась жить в придуманном мире, воспринимая происходящее как спектакль, даже сбрасывание одежды считала необходимой частью некоего ритуала. Всё бы ничего… если бы только не «особые посетители»…

С другими обитательницами заведения Александра могла свободно пообщаться только в хаммаме, который находился в подвальном помещении, пристроенном к зданию ресторана. Купольная крыша этого сооружения, обрамлённая кованой решёткой, составляла главное украшение внутреннего дворика.

Несмотря на обычное соперничество, существовавшее в среде танцовщиц, изредка случались между девушками и доверительные беседы. Как-то во время посещения турецкой бани, греясь на тёплом камушке, они разоткровенничались.

– Ох, если бы этот хаммамчик – да к нам в посёлок… и чтобы… вернуться на… года два так наза-ад, – мечтательно произнесла стройная обладательница густых чёрных волос, свисающих чуть ли не до колен.

– В какой посёлок, Алма? – спросил кто-то.

– Да в наш… недалеко от Темиртау, – ответила девушка.

– Размечталась, бедолага! Радуйся, что тебя сюда приводят. И будь счастлива, что вообще держат в этом клубе, а то увезут… куда-нибудь… – сурово оборвала её девушка с разноцветными прядями, торчащими в разные стороны.

– Да ладно, Аннушка, пускай девочка помечтает, – вступилась за Алму Александра.

– Уж тогда и ко мне в Кишинёв… хаммам… и чтобы… этак… года на три назад, – вдруг высказала желание Аня.

– Ну вот, Анька, и сама размечталась, – засмеялась Юля. – Тебе сколько лет-то, Алма? – спросила она притихшую уроженку Темиртау.

– Семнадцать…

– Да ну! – не поверила Александра.

– Да, семнадцать, – повторила та. – По паспорту – больше…

– А здесь ты уже…

– Полтора года, – мечтательное выражение бесследно исчезло с лица Алмы.

– Малолетняя… как тебя угораздило-то? – поинтересовалась одна из коллег.

– А вас – как? – глядя волчонком, ответила вопросом Алма.

– Да что ты огрызаешься? Расскажи, – вполне миролюбиво попросила Аннушка, тряхнув своими разноцветными волосами, – мы же так… безо всякой задней мысли…

– Что рассказывать… мне пятнадцать ещё не исполнилось, когда подружка с парнем познакомила. Так, между прочим. Он внимание оказывал, по ресторанам водил, подарки дарил, катал в город на машине. У нас дома-то вечно жрать было нечего. Мать тогда свою личную жизнь устраивала, ей не до меня было… Однажды уехали мы совсем далеко… привёз он меня на одну квартиру в Караганде. Заявил, что теперь я буду работать девушкой по оказанию эскорт-услуг… Ходить с клиентами в ресторан, там… Он сказал, что я ем красиво… и двигаюсь. Что на меня смотреть приятно… Ну, а если чего-то вдруг «клиенту» ещё захочется, велел не отказывать.

– И ты покорно согласилась?

– Нет, но он меня избил… угрожал… А через месяц взял с собой в Турцию отдыхать. Паспорт мне купил, по которому мне как будто бы восемнадцать лет. И привёл к Мехмеду.

– А танцевать где училась?

– В кружок ходила в школе. И Эльза учит хорошо, у меня получается…

– В общем, и ты на парня попалась, как и все мы, дуры, на любовь да ласковые слова клюнула, – прокомментировала Александра. – Ну, тебе-то простительно… в пятнадцать лет…

– А почему это… «как все»? – возмутилась Таня – длинноногая высокая блондинка. – Я, например, в танцевальном конкурсе победила в Челябинске. Там увидел меня один тип, Гарик. Пригласил в Москву на другой конкурс, международный. Я второе место заняла. Он всем, кому призовые места достались, предложил работу в Турции… в престижных клубах. Остальных участниц тоже обещал куда-нибудь пристроить.

– В «престижном клубе» – это у Мехмеда, что ли? – уточнила Саша.

– Ну да. Я сюда попала, а остальные – куда-то ещё.

– В такие же престижные? – засмеялась Аннушка. – Теперь по всем статьям… работаешь. Не только танцами денежки заколпачиваешь. Победительница…

– А вы не знаете, как тут обламывают? – возмутилась Таня. – Не знаете? Или с вами вежливо так побеседовали, объяснили, что сделают, если откажетесь? Или с родственниками…

– Да что вы раздухарились-то, несчастные? Вы ещё не видели, как обламывают по-настоящему, – миниатюрная красавица с рыжими локонами до пояса грациозно спрыгнула с камня, отбросила со лба светящуюся в луче солнечного света огненную прядь, поправила бретельки на купальнике, облилась холодной водой из медной чашки и присела на край мраморной скамьи.

– А ты, Сонька, что ли, видела? – спросила Аннушка. – Или как там тебя, Эсмеральда?

– А вот представь себе, видела! – ответила Сонька-Эсмеральда. – И не только видела, а… на собственной шкуре испытала!

– И где же?

– Не твоё дело! Много будешь знать…

– Ну чего ты… расскажи, Сонь, – попросила Таня. – Мы же не стесняемся о себе говорить… под настроение…

– Есть такое место. Я не знаю, где это, но нас туда долго везли. Сразу из аэропорта. Вот где настоящий ад! Там такое делают, что волосы дыбом! Так издеваются, что на всё согласишься! Арслан – просто ангел по сравнению с теми… мордоворотами, – в больших серых глазах девушки читалась такая боль, что спорить с ней никто не стал.

– А тебя как в тот «ад» занесло? – спросила Таня.

– Я никаких конкурсов не выигрывала и не влюблялась. К нам в Карелию в детский дом агенты приезжали… по трудоустройству. Сказали, что это такой социальный благотворительный проект. Специально для сирот. Для тех, у кого родителей совсем нет. У кого есть предки, даже лишённые родительских прав, тех не брали. Записывали желающих на профессиональную подготовку за границу осваивать кулинарное искусство разных стран. Оформление паспортов, дорога, проживание и обучение – всё бесплатно, но при одном условии – если потом два года будем работать на месте официантками. Тогда пятнадцать девочек записались. Сразу после выпуска нас пятерых в Турцию отправили, других – ещё куда-то…

Все слушали молча. Никогда Соня-Эсмеральда не рассказывала о себе так откровенно.

– Как только прилетели, доставили нас к одной тётке и сказали, что заниматься предстоит не поварским делом, а проституцией. Кто не согласен – тот едет дальше. Почти никто не согласился, ну, загрузили нас обратно в автобус и повезли в то место. А там такие люди… вернее, нелюди… издеваются, насилуют, избивают, унижают… дико просто… на глазах у всех! Наркотиками некоторых обкалывают. В общем, захочешь жить – на всё пойдёшь…

– И тебя наркотиками обкололи?

– Нет, – ответила Сонька, – мне руку сломали, – девушка показала предплечье, на котором розовел неровный шрам. – А когда я и на следующий день сопротивлялась, то… мне ту же руку сломали ещё раз. В другом месте.

– Ужас! – воскликнула Александра.

– Я сознание потеряла. Привели врача. Он сделал операцию, наложил гипс и посоветовал быть покорной. Сказал, что в таком случае больше шансов попасть в категорию элитных. «Лучше, – говорит, – сразу внушить доверие, а потом может попасться нормальный клиент, который поможет уехать домой. Главное сейчас – сохранить здоровье… а там…»

– Ну, тоже верно, – согласился кто-то.

– Пугал, что непокорных продают в самые дешёвые бордели, где приходится обслуживать десятки клиентов за день, – продолжила рассказ Соня, – и через несколько месяцев девушки чем-нибудь заболевают или просто изнашиваются и становятся непривлекательными. Тогда их выгоняют, и они умирают на улице от болезней и голода.

– И ты сразу стала покорной? – язвительно спросила Аннушка.

– Анька, ну как ты можешь? Девчонка такое пережила! – одёрнула её Александра.

– А мы тут не «такое» переживаем? – возмутилась Аня.

– Руки-то нам, по крайней мере, не ломают, – возразил кто-то.

– Нет, не сразу, – покачала головой Сонька. – Потом меня отвезли на пустырь, вырыли яму и… пообещали закопать, если я не соглашусь работать, – рассказывая это, девушка дрожала, как будто от холода.

– Сонь, а ты что зубами стучишь? Холодно, что ли? – недоумённо спросила Таня. – Заболела? В бане мерзнёшь…

– Я не могу спокойно про то место вспоминать. Никому раньше об этом не говорила, – тихо ответила девушка, не в состоянии унять нервную дрожь. – Забыть хочется, а не могу…

– Ну, о нас, слава Богу, тут заботятся, – сказала Юля. – Таких ужасов нет.

– Так у нас и не бордель. Здесь – элитный клуб. И мы, выходит, элитные, – сделала вывод Таня.

Девушки сбились в кучку, слушая откровения подруг по несчастью. Только две негритянки с точёными фигурками и шапками чёрных волос остались сидеть в одной из каменных ниш. Не понимая, о чём так оживлённо беседуют белые коллеги, они беспокойно переглядывались.

– Элитный клуб – не у нас, а у Мехмеда. И мы не проститутки! Мы – танцовщицы, – голос Соньки прозвучал не особо уверенно.

– Ну да! Только клиентам всё равно, когда они нас в отдельный номер ведут, – усмехнулась Аннушка. – А мне вот… Роза рассказывала… ну, та, которую увезли на прошлой неделе, что период принуждения – самый опасный. И бригада, которая в это время девушек «обламывает» – самая жестокая. Но я, честно говоря, не хочу об этом даже думать. Да и чего ещё от нас можно добиться?

– Полного послушания, – ответила Соня. – Чтобы никакого сопротивления, и чтобы выполняли всё, что эти гады скажут.

– Наш Арслан – тоже… ничего себе, кадр, – усмехнулась Александра.

– Нет, вы настоящих не видели, – возразила Сонька-Эсмеральда.

– И не дай Бог! – заметила Саша.

– Полигонами эти места называются, – вставил кто-то, – где укрощают…

– Да, жуть, – согласилась Аннушка. – Роза тоже что-то подобное упоминала, а мне даже… думать страшно, что такое бывает. И сбежать оттуда, говорят, невозможно.

– Отсюда, что ли, можно?

– Она сказала, что там всё оборудовано… специально, – Аня как будто не услышала замечания, – Если угодила туда, главное – сделать вид, что ты сломлена, покорна… и на всё согласна. Тогда быстрее попадёшь, как они говорят, на «стадию использования» – к следующему владельцу… а дальше – как Бог даст… И ещё, девчонки, удирать лучше всего в процессе перевозки или во время продажи.

– Да нам-то это зачем? – спосила Таня. – Мы вроде уже пристроены.

– Пока держат – пристроены, – ответила Юля. – Когда меня первый раз с подиума к клиенту отправили, Арслан свои «воспитательные» меры ко мне применял и угрожал этим полигоном. Отсюда ведь тоже увозят, наверное, не на курорт. А может, и вообще – на органы! Кто станет искать нас в Турции, если мы по закону здесь уже давно не должны находиться?

– Да ладно тебе… страх-то наводить, – прошептала Таня.

– Сколько за год здесь девчонок сменилось? – попробовала сосчитать Аннушка. – Шесть?

– Семь, – поправила Юля, – или восемь? А ведь это почти половина всего состава!

– И где они – те, кого увезли?

– Кто знает…

– Что смотришь? – спросила Аня, подойдя вплотную к испуганно наблюдавшей за ними девушке, которая появилась в заведении совсем недавно. – Как звать-то тебя, новенькая?

– Оля, – тихо ответила она.

– Настоящее имя или погоняло?

– Настоящее…

– А ты, Оля, как сюда попала?

– В хореографическое училище поступать приехала, в Москву.

– Не поступила?

– Не-а! Не прошла по конкурсу. Домой возвращаться стыдно было.

– А сюда – не стыдно, – невесело прокомментировала Аннушка.

– Я же… не думала, – со слезами на глазах принялась оправдываться Оля. – Я просто не знала, что делать! Ночевала на вокзале, а ко мне подошла одна тётенька. Приличная вроде, такая добрая. Расспросила обо всём, повела к себе домой, чаем напоила. И предложила хорошую работу за границей… на годик. Чтобы следующим летом снова поступать. Ну, я и согласилась…

– Ну да, теперь точно поступишь! – «воодушевила» новенькую Сонька-Эсмеральда. – Коли выберешься отсюда…

– Слушайте, а если убежать нам всем? – предложила Таня. – Вот прямо сейчас, а? Представляете, эффект неожиданности?

– Ага! В полном составе! – поддержал кто-то, подав голос из облака пара.

– А ты дверь открой! – возразила Аннушка. – И куда мы пойдём – мокрые, в одних купальниках, без денег, без паспортов…

– В полицию! – не унималась Таня.

– Наивная! Да у них всё схвачено! Нас же и упрячут за решётку… в тюрягу для иностранных граждан… для любительниц восточных сказок.

– В консульство можно пойти, – поддержала Таню Александра.

– В какое? Мы тут… интернационал, – мрачно усмехнулась Аннушка, – и консулы нам что, на свои денежки оформят все документы и купят обратные билеты? А ещё – всякие «тёрки» с полицией. Больно им надо…

– Девчонки, да консул не будет брать на себя такие хлопоты, – согласилась с Аннушкой Юля, – мне одна… не помню, как её звали – рассказывала, что…

Дверь открылась, в клубах пара показалось бородатое лицо.

– О, вспомни чёрта, он и появится, – скривилась Аннушка.

– Всо харащо? – поинтересовался чуткий страж.

– Да, всё прекрасно! – заверили его девушки.

– Что тебе надо? Чего смотришь?

– Тут хоть дайте нам расслабиться! Никакого покоя нет! – наперебой завозмущались они.

– Быстрэй! Танца скоро надо! – поторопил охранник, не отводя цепкого взгляда от распаренных девичьих тел.

– Дверь закрой, тепло выпускаешь!

– Да мы заканчиваем уже…

– Девчонки, давайте мыться скорее, а то что им стоит штраф на всех наложить, если снова задержимся…

* * *

В этом году праздник «Зелёные святки» решили устроить на знаменитой «Красной горе», где ещё красовались декорации к фильму «Русский бунт». Денёк выдался ясный, как по заказу. Мероприятия распланировали на два дня.

На высокой, сооружённой для этого события сцене выступали народные коллективы. Знаменитый дуэт Рябинкиных, который участвовал во многих пикетах и митингах, проводимых партийцами в рамках предвыборных кампаний, исполнял под гармошку новую песню о родном крае.

К выходу на сцену готовился фольклорный ансамбль «Перегода». Марина, руководитель этого коллектива, объездила с экспедициями немало казачьих станиц, собирая старинные песни, стараясь сохранить и донести до слушателей их самобытность и оригинальный стиль исполнения. Даже костюмы и украшения участниц ансамбля представляли собой точные копии старинных нарядов казачек. «Реконструкция», как говорила Марина.

Надежда отметила про себя то, как естественно держатся исполнительницы на сцене: то подбоченятся, то ножкой притопнут, то платочком махнут. А голоса звучат как будто из того времени, когда жёны казаков носили такие наряды.

 
«…Плёточка шелкова на стенке висела.
На стенке висела, всю ночь просвистела.
Мое тело бело всю ночь проболело», – запевала Марина.
 

Высокая, статная – настоящая казачка в нарядном платье, вышедшая на гулянье в праздничный день, она проговаривала каждое слово так, как это было принято с давних пор в народной традиции. Ансамбль дружно вторил ей:

 
«…Купи муж обнову, чёрну шаль пухову.
Чёрну шубу нову – опушку боброву…»
 

«Да уж, женщины во все времена были неравнодушны к нарядам, – вздохнула Надежда, – сидит на печи побитая, плачет, а о новой шубке мечтает…»

Рядом со сценой стоял русоволосый юноша в традиционной косоворотке. Надежда узнала в нём Антона – сына Марины. Поневоле залюбовалась им: кудри молодого человека развевал летний ветерок, взгляд серых глаз устремлён вдаль, на чётко очерченных губах играет улыбка. Щёки его ещё не утратили детской нежности, но на скулах вот-вот проступит первая щетинка. «Как добрый молодец из русской сказки», – подумала Надежда.

На сцену вышел другой коллектив. Надя подошла к раскрасневшимся после выступления артисткам.

– Марина, а серёжки – это тоже реконструкция? – поинтересовалась она, разглядывая ажурные серебряные шарики на круглых подвесках в ушах женщины.

– Совсем недавно сделали, – охотно ответила та. – Это височные колты в виде серёжек – современное украшение по мотивам древних. Новгород, десятый-двенадцатый век.

– Красиво, – оценила Надя, – а сегодняшние ваши наряды из какой местности?

– Такие сарафанки носили уральские казачки и часть оренбургских. Их называют сакмарскими, – Марина очень увлекалась этой темой, много знала и могла часами рассказывать о старинных традициях, песнях и костюмах…

Под навесом жарились шашлыки, повар-кулинар в русской рубашке ловко переворачивал блины на круглых сковородках, орудуя ими, как жонглёр в цирке. По округе разлетались аппетитные ароматы.

Коробейник в красной рубахе предлагал попробовать медовухи.

– Испить из этого кубка, что ли? – высказала намерение Надежда. – Я никогда не пробовала медовухи.

– Надюха, прежде чем это пить, надо посоветоваться с врачом, – возразил верный соратник Серёга, оказавшийся поблизости.

– С психиатром? – уточнила она. – Это ты свои услуги предлагаешь?

– С эпидемиологом, – ответил товарищ, – и с наркологом ещё! Отравиться захотела? На улице самодельный алкоголь распивать собралась!

– Да почему сразу – алкоголь? И не привезут же на такой праздник плохие продукты, – возразила Надежда, но от коробейника отошла.

Начался обряд завивания берёзки. Представители разных творческих коллективов сошлись в одном хороводе.

 
…Я пойду-пойду, погуляю,
Белую берёзу заломаю…
 

– Наши предки считали, что с помощью таких обрядов можно взять у берёзки красоту и силу, – прокомментировал подошедший Виктор Михайлович Саянин, председатель областного Русского центра.

– Наивные-е, – вздохнул Серёга.

– Ну почему же? Это народные традиции, а в них заложена жизненная мудрость, – назидательно произнесла Надя.

 
Берёзка, берёзка,
Завивайся, кудрявая!
 

Украшенные лентами венки под песенное сопровождение пустили по реке. Собравшиеся провожали их взглядами, пока те, уносимые течением, не скрылись за поворотом.

Ленивое вечернее солнце купалось в зеркальной глади реки, медленно разливаясь красновато-золотой мерцающей дорожкой, и, постепенно угасая, стекло за горизонт, оставив в небе багряное зарево, отражающееся в воде.

– Закат-то какой! Только картины писать, – восхитилась Надежда красотами родной природы. – Серёга, слушай-ка, посоветуй мне, какие витамины попить, чтобы до отпуска продержаться? – обратилась она к верному соратник у. – Я что-то быстро уставать стала, и спать постоянно хочется. Купила какие-то… первые попавшиеся, но от них только аппетит повышается.

– У-у, как всё у тебя… Витамины тут уже бессильны! И, знаешь, что я тебе скажу, Надюха? Только ты не обижайся!

– Ну, говори, – милостиво разрешила Надежда.

– Замуж тебе пора, Устинова! А то нервная ты какая-то…

– Да отстань ты, Серёжка! Вечно ты, – отмахнулась Надя, подумав, что он не так уж и далёк от истины. Недаром – психиатр! – А… за кого? – вдруг спросила она, предположив, что ему стало известно о предстоящих изменениях в её личной жизни. Для всех, кроме закадычной подруги Натальи, она эту новость пока держала в секрете… до поры до времени.

– Чего – за кого? – не понял Сергей.

– Замуж – за кого? – повторила она вопрос.

– Ну, ты, слушай… То «отстань», то сразу «за кого»! Я-то откуда знаю! Выходи, да и всё! Сваха я тебе, что ли, Устинова? В смысле психического здоровья – тут я могу посоветовать, а за кого замуж… это не к психиатру!

– Ой, ну началось! Спросить уже нельзя!

– Так смотря о чём!

– Я вообще-то про витамины спросила, ты сам мне про «замуж» начал советовать.

Виктор Михайлович Саянин с супругой Ольгой Владимировной прогуливались вдоль берега, любуясь закатом.

– Хороший день сегодня! И погодка не подкачала, – он был в приподнятом настроении.

– И коллективы все приехали, никто не подвёл, – откликнулась Надежда, – а вы волновались!

– Статью напишешь, Надя? О сегодняшнем празднике…

Центр выпускал по особым случаям газету «Русский путь», и многие представители сей достопочтенной организации периодически печатали свои статьи в этом издании.

– Конечно, – согласилась Надежда.

– Только поторопись! Три дня тебе хватит?

– Вполне, – кивнула Надя, намереваясь освободиться гораздо раньше, потому что через три дня она обещала быть у Юрия.

* * *

Нина пошевелилась, и запястье Александры пронзило острой болью, оторвав её от воспоминаний.

– Ой, Нин, ты потише!

– Да мне самой больно, но и сидеть так уже невозможно, – пожаловалась девушка.

– А-а? – обернулся «Ёжик».

Подруги испуганно примолкли, а Саша в мыслях вновь вернулась в недавнее прошлое…

…Однажды в заведении Мехмеда появился новый посетитель – молодой представительный турок. Он положил глаз именно на неё, изъявил желание уединиться с ней в приватном кабинете. Вёл себя незнакомец вполне сдержанно, ничего, кроме танца, не требовал. Говорил по-русски совсем без акцента, но часто путал падежи, время и форму глаголов, или некоторые слова употреблял не к месту и не по назначению. Балкан – так звали молодого человека – стал появляться часто, из всех девчонок выделял Александру и с весьма заметным для окружающих постоянством оказывал ей внимание. Обычно она исполняла для него приватный танец в одной из специально оборудованных, завешанных зелёным бархатом ниш, а потом они в течение полутора-двух часов сидели вместе на небольшом диване. Пили вино, ели фрукты, разговаривали о пустяках. В сущности, все беседы их были о танцах, о погоде и о настроении…

Александра уже ждала этих встреч. В один из таких дней, как обычно, они заняли отдельное помещение. Не дожидаясь, когда девушка начнёт танцевать, Балкан нежно взял её за руку, чего раньше себе не позволял.

– Маша, надо говорить, – сказал он тихо.

– Давай поговорим, – согласилась она, не предполагая ничего особенного.

– Ты мне понравишься. Не так, как танцовщица… как женщина, – признался он, и она почувствовала его волнение.

– А как танцовщица – не «понравлюсь»? – спросила девушка с грустной улыбкой.

– И так – тоже, – кивнул он. – Прости, я по-русски… не совсем хорошо…

– Да нет, ты нормально говоришь, – отметила она, – и совсем без акцента… только слова некоторые смешно коверкаешь.

– Маша, я хотел забрал тебя отсюда… и увёз к себе.

– Нам не разрешают уезжать.

– Ты не понимают, Маша. Я тебя совсем отсюда забирал, наверное.

– Совсем? – сердце Александры застучало, как ей показалось, непозволительно громко, она приложила руку к груди.

– Что, плохо? – встревоженно спросил он.

– Нет, всё хорошо, – неуверенно проговорила она.

– Маша, ты согласилась? – уточнил он.

– Балкан, но ведь я – собственность хозяина этого клуба, – ответила Александра.