Текст книги "Он, она, они, или Отголоски"

Автор книги: Наталья Белоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Что ж, у него наработан крепкий навык разделять себя… и себя. Того и этого. Тамашнего и тутошнего. Лирического Героя, и обычного. Он не потеряет нить. Ему не привыкать принимать предлагаемые обстоятельства и «выплывать» из этих пучин. Он поднимает глаза на гостей… и родителей – с отсутствием всяких извинений за вчерашнее. И сегодняшнее. И завтрашнее. Он мысленно видит своё отражение – в зеркалах, объективах и глазах. И это отражение – может. Много что может. И на многое теперь имеет право. Например – быть здесь. И делать то, что считает нужным, и то что ему нравится.

И то, что никому не навредит.

Он видит эти любопытствующие взгляды – отзвуки только что увиденного. Кажется, «заряженный» – к нему теперь прилепится.

Он ждет, кто же нарушит молчание. Но никакие предварительные прогнозы не оправдываются:

– Круууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууттттть! – машет руками не знавшая его доселе Даша. Всем интересно, что она заценила больше?

– Нормально. – брутально шмыгает носом он. И изучающе настороженно скользит по присутствующим. Которые только-что коллективно отслеживали на экране крупным планом, как припрятанные нынче шрифты и узоры чернил под его кожей, лизнув спортивные рельефы, зазывающе убегают под кромку его штанов и кокетливо прячутся в их резинке. Теперь обдумывают это, разглядывая его белую майку, и мысленно вопрошают, а на Высокое искусство ли позарилась их «аленький цветочек».

Этика – такаЙЙя этика!

– Поешь неплохо… – невольно и забавно кивает кто-то из гостей, явно перетянутый им только что «на темную сторону». Из лагеря праведных консерваторов.

– Неожиданно… – вслух иронично распознает он… Обычно по внешнему виду он претендует максимум на рэпера. Но уж точно не на теноров и баритонов. «Удивительное рядом!» – улыбается он про себя, вторя чужому удивлению, подхватывая его, и удовлетворенно чуть поддразнивая публику. Пока еще не свою. Хотя…

Игорь Завазальский – Что происходит? (голос 9).mp3

Они отражают то, что он и ожидал: они словно увидели ожившего мультяшку. Вне возраста. Вне границ. Само ожившее воплощение которого – удивляет. И ему ещё предстоит подтвердить свою дееспособность, пока он окончательно не укоренился в этих умах как несуществующий персонаж. Как миф.

Главное – чтоб она поверила в него. Чтоб не испугалась в последний момент…

как та. Другая. Ещё недавно так щемяще «та самая».

Тряхнул головой, и стряхнул мысли, как подтаявший снег с непокрытой головы. Чтоб глянуть на небесное создание – сосредоточенную. Смущенную. Непонятую пока.

Саша. Какая ирония. Эта мысль посетила его сразу, как только он узнал это. Забавное совпадение.

– Разведенный, значит… – с подозрением звучит от какой-то неопознаной тетушки, будто вторя его вирусной неосторожной мыслишке. – Только что?

…И в этом – сразу подтекст всех его песен, отправленных куда-то неизвестным адресом, и неизведанный багаж…

«Это в прошлом.» – хочется оправдаться ему, и он реально верит себе: сейчас это всё – необозримо далеко, за горизонтами позади, откуда без оглядки. – «Уже былое и не вспоминаю…»

Исполненная бравады зарождающаяся фраза тонет в случайных отзвуках его хита где-то за окном. Из какой-тот случайной машины. Он делает глубокий вздох.

– Так ты – даааавно уже творчеством занимаешься, оказывается? – прилетает на помощь из другого конца комнаты.

– Да. – отвечает он на оба вопроса сразу, совмещая свои ответы и в своих ощущениях, и в их отражении на лице, но второй интервьюир опережает первого.

– И только сейчас начинаешь выходить на настоящий уровень?

– Уровень для меня всегда был настоящим. – рикошетит он, – На масштабы и окупаемость – да. У меня это – длинный путь, по-своему интересный.

Впрочем, как и второй.

– Не обидно? Что так долго маялся в никуда?

– Не очень-то и маялся. Наверное, это время нужно было, чтоб достигнуть какого-то спектра навыков и развития. Конечно, план был состояться на этом поприще до 25. – сказал тот, который выглядит на 23, – но… Видно, надо было еще мозгов поднабраться.

И многие поняли, о чем он сейчас. Уловили мельком в его лице крепкое стремление противостоять искушениям успеха, с которыми не все, как известно, справляются.

«…не ропщу» – не прозвучало во вне. Но «прозвучало» в нем. Удивительно звонко и ясно, как мало кому дано звучать молча.

– Так что… наверное, все вовремя, и всему – свой срок. – философски заметил он…

«и у всего – своя цена» – откликнулось в нем вдогонку к первому из пары вопросов.

– Ты учился? Петь?

– Нет, никогда! Но музыкой занимаюсь уже лет 10. И даже профессионально, пусть и не в тех масштабах, что маячат на горизонте сейчас. Да вот, послушайте, посмотрите…

И ему действительно есть что показать. Интернет хранит солидный архив. Целую историю.

– Расскажи хоть в двух словах о себе. Чем ты раньше занимался?

– Все просто: учиться на «правильную профессию» я не стал. Было много классных планов, и в то же время ничего конкретного. Чувствовал, что могу. Искал варианты. Сотрудничал со многими творческими ребятами в рамках региона, точечно выступал, писал рекламу, сочинял себе и другим, раскручивался как мог через соцсети, за все хватался. Тренировал юных каратистов. Открыл танцевальную школу, куда подтащил старых друзей и нескольких бывших сослуживцев из армии, которых сам учил дэнсить. Был класный дизайн, концепт, но потом её пришлось продать.

– Будешь открывать новую? Теперь-то шансов на успех побольше?

– Думаю, сейчас в этом нет смысла. Классы я могу давать и сам, не привязываясь к месту и сам себе являясь брендом, а тянуть такой проект нет больше ни времени, ни запала. Если честно, есть другая глобальная идейка…

– Поделись!

Он выдохнул. Идеи были как всегда странными, и заоблачными.

– Если получится серьезно подняться, хочу открыть семейный спортивно-игровой центр. UCR – трассы разной сложности, смешные и доступные многослойные спортивные командные квесты. Командная амуниция, сложные мобильные декорации, лонджии, возможность побить посуду… Есть проработанный зафиксированный концепт, просчитан бюджет, даже знаю где заказать оборудование и спроектирована планировка. Но скромный размах в таком проекте бессмыслен. Даже место приглядел. Но таких сумм я пока еще не зарабатываю.

Ну и все. Он явил разумную меру открытости, по крайней мере – готовность к ней. Но не больше. Он не особо стремился понравиться. И не готов был ради этого на всё. Теперь он стремился к умеренности.

Допив одним махом чай, он как-то ловко зафиналил свой визит. Он приехал для этого.

– Андрей… Геннадьевич, правильно? – он мысленно похвалил себя за попадание, уловив сдержанное кивание, – Если Вы не против… – он почувствовал внутри недостающее в последнее время на фоне выбранного образа и популярности его детских песенок…взрослое мужское самосознание, зазвучавшее в собственном голосе… Он лишь недавно начал находить в себе это… И кайфовать… Много лет инфантилизма и мечтаний, родительской опеки… Добровольно застрявший в своих подростковых переживаниях и чаяниях, привыкший быть мальчиком – хорошим и хорошеньким, он лишь теперь, с глобальным переездом, с первым серьезным окончательным разрывом, с новой страницей в жизни и большим контрактом, иногда начал разрешать себе взращивать внутри эту часть своей натуры, которую раньше немного побаивался, и которую теперь так часто хотели видеть в нем извне… И которая так ему шла. И от которой он начинал потихоньку так кайфовать. Он начал культивировать в себе ММММужжжиииикаааа. И находил его все больше.

Знакомился с ним. Приветствовал его. Приглашал. Учился у него. Решать.

Так что вопрос «не против ли» – прозвучал как утверждение. Вежливое, но неоспоримое.

Оппонент напрягся, разглядывая узоры на шее и висках. И размышляя, заведомо, а не против ли?..

– …Хотел бы пригласить Сашу прогуляться.

– Когда?

– Сейчас.

– …там погода портится. – попробовал удариться в деликатную глухую оборону отец.

– Ну… я с севера, по мне это видно. А Саша… обещаю, не замерзнет.

– Все в порядке с погодой, пап. Не волнуйся. – встрепенулась заботливая доча.

Щеки Артема дернулись, но он не спешил впиваться взглядом в девушку – оставил «на сладенькое». Его затапливало вкуснююючее ожидание. Когда он сможет наконец поразглядывать её. Вдоволь.

Кажется, уже скоро.

Правда, похоже, обещание про «согреть» – папу обеспокоило еще сильнее. И он спешил найти удобные аргументы чтоб воспротивиться воле совершеннолетней дочери. Но дочь уже вставала с дивана. Не теряя своего небесного почти священного облика.

– У меня столько вопросов накопилось. Про музыку. И тут вчерашний форум. Так удачно совпало! – хлопнула детскими ресничками Саша, уже повязывая – очень неторопливо – шарфик поверх нежно голубой кашемировой кофточки.

А он – тонул. В этих движениях. И предвкушениях.

Нет, Артём не упивался этой победой над поверженным соперником – ему понравился этот воспитанный внимательный человек – столь непохожий на всех к кому он привык. И он надеялся на шансы еще расположить его к себе.

Позже. Терпение.

– И… когда вернешь Сашу? – сделал последнюю попытку явить авторитет явно обычно более собранный и твердый человек. Который явно не привык к строгости с покладистой дочерью.

– Завтра. – спокойно самоуверенно выпалил гость. И как будто даже выждал. Принятия его вызова. Возражений…

Которые никак не находили слов.

И пока присутствующие с вытянувшимися лицами соображали, как среагировать, со стороны прозвучало колокольчиком спокойное беспечное:

– …я – за сумочкой!

* * *

Выходя из благородного дома вслед за Аленушкой из сказки, он пытался не распасться на атомы от растворяющих переизбытков разномастных разнокалиберных эмоций.

Получилось. Забрал.

Оставалось только не растрачивать себя на удивления. И сомнения. У него было для чего подэкономить ресурсов.

А тут и правда завьюжило. Метель набирала обороты. Но они ведь на машине. И вдвоем. Это один он мог в последнее время забыться и замерзнуть. Да, мог!

Сейчас, созерцая белую бездну, увлекающую в себя, он невольно мысленно напел себе пару незамысловатых слов, неизвестно откуда выплывших на поверхность сознания и памяти.

Отец с друзьями иногда слушал эту старую песню. А всё, что слушал отец, было священно и крепко прижилось и укоренилось в нем. Как добро.

Но только вряд ли она сегодня ждала от него песен.

И чего она ждет от него сегодня… и вообще… предстояло разведать. Хотя он не мог отделаться от ощущения, что уже знает это.

Николай Носков – Снег.mp3

У него не было наготове никакого плана. Просто вместе со снежинками, кружившими теперь вокруг, такими густыми, мягкими и уютными, его обволакивало настроением какой-то малоосознаваемой философии. И он был настроен полностью положиться на свое состояние в предстоящем поиске слов и контакта. Сегодня она точно будет поразговорчивее. Есть такое ощущение… А что ещё нужно?

Он не боялся сегодня замерзнуть. Не боялся, что замерзнет она.

– Куда едем? – глянул он на неё, словно б вежливость и учтивость оказалась отличным поводом впитать в себя её образ, который вчера он так старался удержать в памяти.

– Какие будут предложения? – отозвалась наивным доверием она.

– Покажешь мне набережную? – внезапно поймал пролетающую мима мысль он. Он пару раз проезжал мима, и всё никак не находил времени остановиться, спуститься с транспортного акведука к манящей панорамами выложенной пешей аллее вдоль бегущей воды.

Внезапно он поймал себя на осознании и испуге: с той, другой, они тоже любили набережные и такие прогулки. А он настроен был избегать любых повторений. Любых откликов. Любых оглядок.

Любых возвращений.

Но ведь то был другой город. И ни разу не зима. Зимой там у воды – слишком холодно.

А сегодня – не было мороза. Была просто картинка.

3. День 2/2. Панорамы

Wendi Shi – A Walk in the Park.mp3

«Это было лихо…» – додумывала она, поражаясь стремительности сюжета и персонажей в нем, одним из которых была она сама…

– …Лихо! – вторил он ей вслух. – Я только 2 часа назад узнал, кто ты. Имя, и вообще. Боялся, что ты… Ну, очень юная ещё, а тут – такое. Думаю, ну… все, капец! Знаменитость, заслуженная, москвичка…

– Да я не очень-то и Москвичка. Только последние 10 лет. Родители приехали вслед за мной из Кемерово, когда меня позвали в Сборную. Устроились, потом пошли мои призовые. Вот и дом, и прописка.

Саша поглядывала краем глаза на этого нежданного спутника в капюшоне, пытаясь узнать в нем – вчерашнего такого же. Но узнавание искажалось. Перемешивалось в причудливом купаже: невозможности, сюрреальности,

и простоты. Она готова была нестись на другой конец земли – впервые в своей жизни – чтоб снова увидеть его и ощутить его энергетику, его эксклюзивность,

но совсем не уверена была, что готова вот так, остаться с ним… не то что «один на один», а…

на равных! Много лет привыкшая быть в фокусе, в ореоле своей недостижимой образцовости, хронически извинявшей её невозмутимую арктическую холодность реакций и оценок, она вчера впервые поменялась местами с человеком: почти затерялась для него в толпе… и

это так побуждало! Найти тропинку, путь к его вниманию и его взгляду. Путь к нему. И это

побуждение,

отменявшее в ней многое из того, что она в себе знала, уважала и что составляло её саму так долго,

…слишком долго…

…теперь антиподом гипнотизировало и приманивало. Сносило всё, что она знала о себе, к чему привыкла, и перепрошивало её сознание. Вчера она неудержимо… с жадностью сканировала какой-то неведомой животной сущностью в себе неведомую животную сущность незнакомого…

мужчины. На столько мужчины, в такой немыслимой концентрации, какой рядом с ней прежде и близко не было. Это сокрушительное притяжение «пугающего Масштабом и Взрослого» – чуть сглаживала мнимая поцанистость и беспечность в его облике и манерах, но возраст был обманчиво-разоблачителен: это был «самый расцвет сил». Гипнотичное смешение бесконечной энергии и мощи юности, и… Зрелости!

Оно сквозила во всем. В понимании себя и своих мыслей, своих возможностей. В подаче себя и своих действий. Своих решений. Зрелость в глазах. И в проживании эмоций – неторопливом, осмысленном, смиренном. Зрелость в теле. Зрелость, возможно, им самим ещё с непривычки до конца не понятая, но сочащаяся из него через самоуверенные манеры, основательность слов, голос и рисунки на теле. Зрелость, источаемая даже в молчаливой статике. В самых крошечных движениях. Физических, и движениях мыслей. Энергетическая.

Зрелость совершенно неотвратимая. Которую она не сумела игнорировать.

Основательность. Масштаб. Несоизмеримость. В нем – будто сосредоточилась мудрость веков, для неё пока недостижимая глубина. Он был для неё – шкатулкой открытий, открытий – в себе самой – какой-то картой сокровищ, ведущей к себе самой. Иным измерением, да. Все вокруг были склонны занижать ему это – возраст, мудрость, зрелость, концентрации, содержательность – и ему самому это было как будто привычно, но как-будто и не по нутру.

Но она – уловила… Больше, чем он планировал показать.

Она ощутила на столько мощную волну интереса в себе, чего-то большего, чем любопытство – стихийного магнетизма, что… теперь ей было невозможно не разведать – что это такое было, про что это, и куда это всё её может завести.

Александра Мостовяк – Stand Up for Love (20.02.2016).mp3

Вообще то Саша всегда была девочкой сознательной, осмысленной, и предельно сконцентрированной. С самоконтролем и спортивной точностью, невозмутимостью машины, заточенной под выполнение своих задач – на ясный результат. Со своей программой. С режимом.

Поэтому когда она неудовлетворенно проворочалась в своей кровати пол ночи, плавая в киселе ощущений без всяких пониманий и ясностей – сначала вспоминая и смакуя каждый эпизод, а потом – всё явственнее пробуя ощутить его тепло сквозь пространство, и силясь угадать, не затерялся ли хоть небольшой кусочек её самой в его мыслях… сегодня она проснулась с убеждением, что должна

хотя бы попробовать. Всё, что может предложить ей этот… субъект. Этот мужчина. В такой гиперфорированной форме, какие могут даже испугать. Пускай, даже просто эмоционально. Она разрешила себе чувствовать. Она дала себе установки ничего не пугаться,

но теперь эта установка давала сбои. Хотя парень вел себя краааайне нейтрально. Почти деликатно, ничего конкретного не обозначая и не отрицая, оставляя неоднозначности, вопросы и пространство для маневров.

И версий. Не выбивая себе никаких гарантий. Как и не давая.

Но с его сокрушительной мощью мужского начала ему и делать было ничего не нужно.

Одновременно её завораживала эта двойственность: в нем проглядывал привычный простой беспечный мальчишка, в которого потихоньку неминуемо вживлялась взрослость, будто б против его воли. Взрослость, с которой он сам пока еще до конца не «договорился». Не освоился. Поэтому она примерно понимала, почему он столь серьезно, и не до конца понимая, хотя уже безошибочно улавливая, встречает женскую инстинктивную реакцию на вторую его сущность.

В общении, в реакциях его попеременно кидало от одной личности к другой – от серьезности оценок и предусмотрительности последствий – до разбитного хулиганства без границ. И вот почему он незаметно вздрагивал от почти агрессивной мощнейшей женской реакции. На себя. До конца себе еще неизвестного.

Мария Вебер – Московская Тоска.mp3

Саша поглядывала на него. Он совсем не взрослый, нет. Но взрослее её заметно. Хотя она – очень взрослая. Ну вот так, вне логики.

А то, о чем она думала только что – это нечто… другое.

Его присутствие непривычно будоражило её. Но… странным образом, он не вызывал в ней чувства опасности или незащищенности, тревоги или предупредительности, не пробуждал обостренного самосохранения, или мыслей о цензурах и верных установках. Был ли он безопасен? Не факт. Просто он не внушал опасений, не зажигал красной лампочки в голове – бежать, или отмораживать – препятствовать… чужой грубой воле. Чужим интересам. Скорей он внушал ей… готовности. Странные ещё до конца не принятые и не понятые, недооцененные, но призрачно отлавливаемые в её «настройках». Метафизика обуревала её вместе с любопытством, но мягко обволакивая и оставляя иллюзию владения ситуацией.

И потому, ощущая эту свободу выбора, она тонула в своих же ощущениях и сравнениях:

Узнавание… его же, но очушеломительно-вчерашнего смешивалось с доступностью и почти мифичностью момента сегодняшнего, и вскипало, извлекая неизвестные активные вещества, бурля в голове. То ли магия, то ли химия… Такой же, и какой-то другой – просто искривление времени, пространства и реальности. Вчера – был чистый лист магической неизведанности.

Но сегодня – уже открытый на первой странице учебник, который начал вручать ей свои первые главы-откровения, пока она наблюдала за его реакциями на себя же самого на экране, созерцавшего собственные недавние триумфы. Там было и смущение, и «само-родительское», наставническое одобрение… И принятие, и корректировки, словно обозначения маркерами и подрихтовки ластиком. Он проводил внутреннюю работу над собой, независимо от присутствующих, не двигаясь с места, и это все было воочию, рядом.

Она скинула слой воспоминаний и глянула на его расслабленные крупные разрисованные кисти на руле. У его рук она заметила замечательное свойство: совершенно говорящие кисти опытного танцора, они были индикатором его настроения. Может, даже настроя. Вчера он гипнотизирующе, очень брутально рассказал ими весь свой репертуар со сцены, потом лайтово экспрессивно «сурдопереводил» с друзьями на подоконнике, выгодно оттеняя незабвенный торс, и неопределенно, даже вопросительно замирал ими с незнакомцами. Сегодня – складывал их в замок в скрыто-враждебной обстановке или неспешно потирал ими штаны в моменты двусмысленности или неловкости, словно искал опоры. Но главное: любое его напряжение ясно выдавала их статичность, а стоило ему ослабить самоконтроль, как они пускались в гибкое виртуозное дирижирование его голосом, реакциями, даже ожиданиями. Обычно людей выдают взгляды и глаза. Тут он оказался на столько прокаченным артистом, что заглядывать туда для ясности было не совсем информативно и отчасти даже опасно… Они – затягивали вглубь. Но руки-болтуны – не обманывали. Сейчас они, гибкие и крепкие, мощные и ловкие, потертые как тренировочные тапки, и густо разрисованные граффити, расслабленно лежали на руле, незаметно поглаживая его обивку.

Сосредоточие всех его мыслей, сейчас они мягко управляли движением вперед. Послушные, как все его невообразимое тело, они точно знали, чего он хочет.

А она продолжала плавать в своих ощущениях «вчера-сегодня». Теперь в своих узнаваниях, по крайней мере внешних, поглядывая на интересный профиль, припрятанный в капюшоне, она не могла отделаться от мыслей-вопросов, как же долго он теперь будет прятать под обыденными разговорами свой необыкновенный певучий, сносящий разум голос,

и что скрывают под собой слои тканей там, под его рулем. Над кромкой брюк. Что у него там нарисовано, написано, обозначено?

В общем, сплошные мысли о скрытых потенциалах.

Она ещё вчера поняла: спрятаться в толстовке и капюшоне для него – понятный способ «затеряться на фоне». Вполне осознанный. Спасение, передышка от самого себя в масштабах. Способ «приземлиться».

Что там в пословицах про «Журавля в руках после соловья в небе»?

Его нейтральность завораживала. Не отчужденность, за которой – высокомерие и недоступность, или игры – нет. А Разумное-Доброе-Светлое в нетребовательном пространстве, которое не давило, а проявляло характеры и задатки – обоих. Да, его неброские манеры успокаивали её, завладевали её доверием и вновь отсылали её к мыслям про его весьма странную само-идентификацию как нового «секс-символа».

Всё это – было необычно.

Обычно самоуверенные и статусные парни обозначали свой интерес и намерения к ней – мгновенно. Решительно, быстро, напористо, и довольно напыщенно – она ж всегда числилась «лакомым кусочком», включавшим у парней инстинкт «наперегонки». Менее «топовые» её побаивались – за ней всегда следовал шлейф заслуг, а те, кто осмеливались претендовать – действовали только так – сокрушительным напором (за единственным исключением, да и то на время). «Сработано – на результат» – думала она про себя в 99 % случаев знакомств, когда умудрялась воздержаться от раздражения. Казалось, они интересовались ею и тянулись к ней – как к трофею, который потом не стыдно показать. Словом, ухаживания расценивались ею грубым вторжением в её аккуратный выверенный мир. Торжеством чьего-то эгоизма.

Она давно определила для себя: мужские хотелки – это не её проблемы. Разбирайтесь с этим сами. Она тут – ни при чем. Она – занята своими делами, ей не до чужих амбиций, нацеленных на неё. Она занята собственными – посерьезнее.

Но здесь – всё было иначе. Он и не думал напирать, атаковать остроумием, заполучать. Внушать ей, что она кому должна потому что привлекательна. Или страшно нуждается в нем…

Она лишь отмечала осторожное любопытство в его глазах, аккуратно припрятанное за его неспешностью. И, увлеченная его возрастной неопределенностью, сочетаниями и контрастами, противоборством и слиянием его мужественности и поцанистости, старалась вызвать у себя чувство вины за такой свой изначальный невозвышенный «потребный» интерес, и сама – «поднять взгляд выше» хотябы условно. Получалось с переменным успехом. И она старалась переключить себя с воспоминаний и фантазий – на его живые реакции и подмечания.

Виидмо, он – тоже:

– Значит, интересуешься Калининградом?

Вот подлец!

– Попеременно.

Она хоть и чувствовала рядом с ним некоторую растерянность от концентрации новизны опыта, но странным образом он внушал ей неведомую веру в себя и силы, которые с её природной сдержанной ментальностью с некоторой натяжкой можно было обозначить даже наглостью!!! Такой долгожданной, такой новой! Неотфильтрованной! Он пробуждал в ней… нет, не решимость и не действие. А скорее – все те же готовности. Испытать себя. В такой неординарной… истории…

И испытать его. В его офигительности.

Испытать себя. В его офигительности.

Испытать его – в себе, и своей.

И позволить себе, проверить себя в этом новом вызове – было её решением. Слегка стихийным, но вполне осознанным.

Это был её шанс: оспорить, побороть все привычки и сомнения, встретить новую себя. Это должны были заметить даже её родители. Господи, хоть бы они поняли, и не приняли это за «свихнулась», за испорченность или мимолетный хрупкий каприз! Хоть бы! Но сейчас – не время для стыда.

Время —

вспомнить, ощутить, достаточно ли блестят сейчас её губы?

* * *

Часом позже она поддалась предложению выйти под снегопад и прогуляться вдоль каменных парапетов пустынной поэтически-застывшей речной набережной.

Они отправились в неспешный путь – словно в открытку. Все глубже. Это погружение в визуальную сказку отменило холод, и время. И он одной своей походкой – спортивной живостью в этом размашистом движении, противоречил оледенелости пейзажа, хаотично и обаятельно разметая идеальность фотокадра.

Байков Вадим – Пленники любви

Моментами он не казался красивым. Ну то есть не той нежной красотой без изъянов, к какой привыкают и о которой грезят девчонки с детства. Продуманная глянцевая прическа, апгрейд и нарочитый загар рихтовали и оттеняли его натуральность, его «неформатность»,

но сквозь все это прорывалась сущность совершенно непостижимая всепроникающая, стихийность его Природы. Она уже знала, что многие считают его красивым – с какой-то иной, глубокой женской точки зрения. Она уже заметила, что он – ищет в себе компромиссы на эту тему. А ей – просто нравилось вглядываться в его сочности и противоречивости – вне оценок. Здесь мерцали и амбиции, и наивность, и эгоизм, и дольки самолюбия, и поиски высоких начал в себе и вечных Истин. И неиспорченная скромность, и жажда внимания и признания. Чистота помыслов, и хитринка. И природная доброта, и мощь откровенности наотмашь вне цензур. Много намешано.

Он небрежно накидывал вопросов, упоминал о прошлом и сегодняшнем, теряясь взглядом вдали, она – почти беспардонно рассматривала светлый разрез глаз и темные ресницы, и широкий, бесшабашный порой в своих формах рот, ясно сдерживающий в её присутствии бесшабашные мысли, и дышавший теплом в обледенелую мглу. Он отлично смотрелся на крупных планах того их видео. И теперь она могла бы нарисовать его по памяти.

Казалось, она именно и делала это сейчас.

– И что, ты правда тогда хотела пить? – хитро улыбался он ей.

Она почти забыла, что она – признанная скромница.

– Думаю, когда ты начал там переодеваться, «водыыыыыы!» готовы были попросить многие. – безобидно сообщала она. Как есть. Нейтральная правда.

Он искренне веселился на этих замечаниях.

– Но только ты – попросила…

Она капризно вздохнула.

– Просто ты от меня ближе всех находился… – она выдержала паузу неопределенности продолжения, – Остальным полегче, видно, пришлось…

Да, остальные просто не оказались «в зоне поражения». В любом из возможных смыслов.

Он польщенно и самодовольно улыбался уже тренированной камерами улыбкой, но от этого самодовольства не разило жестокостью и эгоизмом. Скорее – какими то приятными открытиями, к которым до конца еще не привык, и пока не обесценил. И игрой, которой он готов был увлечься, стоит только чуть-чуть потерять бдительность. Игрой в возмутительную…

удовлетворенность собой. И всем, что его окружает. Вне регалий.

Параллельно личным играм своего самолюбия он вовлекался и в щекотливую игру взаимного интереса, и ступал по краю над бездной, в которую будто побаивался оступиться.

– Если что, я просто весь промок, и пытался привести себя в порядок… – вилял в приличности он.

– Все так и подумали. – чопорно кивала она, сдерживая улыбку от осознания, что сумела его рассмешить. И прячась в меховой оторочке своей дубленки от его пристального изучающего почти змеиного взгляда. Опасного.

Потом он отвлекался, и погружался в атмосферу, которая приносила новые слова, будто изниоткуда. Как будто даже зависал где-то между… слов и эмоций. Они вместе вдвоем плавали по поверхности ничего не значащих тем и словесных пин-понг рикошетов. Не переигрывали во флирте, ограничиваясь компанейским трепом. Даже волнение почти сошло. Она даже почти забыла, каков он бывает, как он умеет двигаться и звучать в масштабе. С удовольствием растворяясь в том, как он звучит наедине. Даже молча.

Он наслаждался погодой, и она тоже не могла найти в себе замерзлости. Он казался открытым. Внимательным, при определенной доле погружения в себя. Считывающим и слышащим настроения больше чем слова.

Он был очень чуток.

Временами. А порой – наоборот, неповоротлив и громосток в дискуссиях и вопросах, просто на удивление.

– Тебе потом не влетит за нашу прогулку?

– От кого?

– От твоего парня…

– От какого?

– А сколько их у тебя? – смешок, и тут же сосредоточенность – Чет я так и не понял, ты уже не вместе с тем? Ну, с тем… С которым у тебя куча фоток…

– Кажется, меня вчера кто-то гуглил…

– Ну вдруг это взаимно? – шкодство мелькает огоньком в полумраке меж тусклых фонарей.

Интересно, на какие еще вчерашние полночные взаимности рассчитывали оба, о чём умолчали?

– Это не у меня с нм куча фоток, а наших общих в открытом доступе. Пока единственный, от кого тебе может влететь – …

–.. это тот, у кого из под носа я увел тебя сегодня? Твой батя?

– Именно.

– Так… ты свободна сейчас?

– Да, мы с Вадимом расстались.

– Долго были вместе?

– Несколько лет. Он тоже спортсмен, и из Питера. Но это нам не мешало.

Она поймала вопросительный взгляд. И растерялась: что говорить? А ведь почти нечего.

– Вадим – хороший парень. Начитанный, интересный. Честный, целеустремленный, из хорошей семьи…

– Что незаладиось? – не дослушал он.

– Не знаю – искренне поделилась она. – Наверное, какое-то несовпадение. Было с самого начала.

– А как же вы тогда начали встречаться? И продержались столько времени? Если изначально были сомнения?

Она никогда не задавалась таким вопросом. Может, и сейчас попробовала сказать то, что пришлось?

– Ну просто… он был хорошим… вариантом.

– Это как? Подходящим? Типа вы хорошо смотрелись вместе?

– Ну да.

– Все одобряли такой союз. Типа так?

Она натолкнулась на непонимающий взгляд. Пришлось пожать плечами. Она правда больше не знала, что на это сказать.

И потому подумала спросить.

Она не хотела нырять в эту прорубь:

– А… Ты был женат? – вдруг в лоб выпалила она. Как будто это – удобная тема для прогулочного разговора. Как будто – ну так, просто. Она видела вчера явное шок– разоблачение, но было ощущение, будто подсмотрела. В замочную скважину. – Еще недавно…