Текст книги "Он, она, они, или Отголоски"

Автор книги: Наталья Белоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Наталья Белоненко
Он, она, они, или Отголоски

Часть 1…herE/O and now

1. Нулевой отсчет. 23.02. День 1. Вечерний дрифт

Держась за руль, он отследил в сумерках затворяющуюся массивную деревянную калитку внушительного каменного забора двухэтажного загородного дома,

которая отсекла его от другого, невидимого «измерения», и укрыла от него последний момент – как последнюю каплю иссякающего источника. Отворачиваясь, вздохнул, смиренно моргнул,

и пробудился. То есть начал медленно возвращаться к действительности.

Он глянул на свое отражение в зеркале заднего вида, отрешенно узнав себя в том стильном зловеще-хмуром почти 30-летнем, (пускай и отлично замаскированном нарочитой хайповостью), парне с усталым, слишком взрослым (сейчас – как по паспорту), взглядом, который будто б окружили вековые морщины, отлично загримированные минутой. Но зеркало послушно отрикошетило ему приемлемую медиа-картинку. Припаркованную за забором.

Вот и все. Он – класный и стильный,

и это – всё, что ему осталось сегодня.

Сегодня – был тот самый день, о котором он грезил столько лет: он исполнил нечто долгожданное, и уже почти успевшее превратиться в призрачное. Он достиг этого, к чему так долго и упорно шел. Но у всего – своя цена… В который раз за сегодня он уже думает об этом?

На прощание случайная пассажирка как «Алё-нушка» оглянулась на полпути от машины к своему двору, к своему миру, и кинула куцое, почти постороннее признательное «спасибо» из-за плеча. Но не улыбнулась. А часом раньше он был почти уверен, что что-то у них случилось, что он ёк-нулся ей. Испугалась? Может, и правда

маленькая?

Папа, наверное, сказал бы сейчас про нее: «прям 15-летняя Наташа Королева»… Интересно, что б еще сказал бы про неё папа?

Байков Вадим – Лунная Тропа.mp3

Молча подглядывая за ней все эти 40 минут пути тет-а-тет, он ждал этой минуты освобождения, и не верил в её наступление, как не верят в обещанный апокалипсис. Пробовал запомнить её черты и сохранить в себе вместе с этими пустыми густыми сумеречными минутами движения в глубины мглы. Обреченно на их окончание. Пробовал отгадать её, или определить шанс на дозволение смотреть на неё… так. Пробовал понять, имеет ли право… на это притяжение. Теперь. Вот так… Сейчас. Освобожденный лишь позавчера… от подобного. От слишком подобного…

И еще пробовал угадать степень её участия в этом своем замесе мыслей и смятений. Она – магнит, или мираж? Есть в этом хоть какая-то доля её «вклада», или он сам всё придумал, на «волне»? Все-таки сегодня был сам по себе такой день…

Он столько лет изливал свое творчество на беспристрастную камеру, в зияющую дыру всемогущего интернета, следуя только своему внутреннему «путеводителю», и столько лет мучительно мечтал понять, обнаружить, что все это не зря – увидеть живую аудиторию, принимающую его как Нужного – глаза в глаза… И вот, получив все это – еле выплыл – это чуть не утопило его, как цунами. Моооощщщь, вынырнуть бы теперь. И продышаться. Приехать домой… точнее – в свою новую домашнюю музыкальную студию в свежеснятой просторной квартире. В своем новом городе. В своей новой жизни. Остаться в своем полумраке. Со своим микрофоном. Со своими демонами. Со своими мыслями, которые графически отмеряет такая уютная и интимная

программа музыкальных аранжировок на компе – только успевай за её бегунком сквозь поперечные символы звуков, образов и смыслов.

Наконец-то он один, и может нырнуть в себя. Наконец то он избавился от её присутствия.

Наконец-то он может взять её с собой. И делать с ней всё, что вздумается. Укладываться на нее…

любыми своими мыслями, интонациями и мелодиями. Господи, хоть бы она была совершеннолетняя. А то… ему как-то стрёмно… так грешить, даже в мыслях…

HENSY – Поболело и прошло.mp3

Он ловко развернул машину друга, отданную напрокат (беззззвоззззмеззздно, то есть даррром), и, отпуская её вперед в ночь, почувствовал, как сроднился с этой приличной послушной иномарочкой. Не привык он к таким красоткам.

Но вроде, адаптация проходит почти незаметно – он тут уже – как «влитой». А что, можно уж и привыкать – скоро, если всё так пойдет, он возьмет себе такую свою. А пока – спасибо друзьям. Его «упакованные» московские приятели доверяют ему, босяку с окраин. Верят ему и в него – безоглядно. И он с благодарностью убежден, что не зря. Они верили в него и раньше, авансом, и лишь теперь ему есть чем это подкрепить.

Он дал газу по пустой дороге, ощущая блаженство пустоты и воли. Да уж… Пора ли привыкать? К таким «гладеньким» прикольным столичным «штучкам»??

Полвечера, исполняя свои самые смелые, самые измученные многолетним ожиданием и надеждами творческие мечты наяву, он попутно пытался определить её возраст. (Совершенно НЕКСТАТИ, кстати!).

Его творчество. Оно никогда не оставляло ему шансов на что-то другое. Постороннее. Никогда не пропускало никого вперед, даже когда было чистым посвящением. Захватывало его, отправляя во второстепенность самое «своё»… Даже когда что-то (или кто-то) рядом было действительно важно.

А тут даже оно потеснилось, разделив его надвое. Напополам. Он пел, показывался, распахивался наизнанку, преодолевал… и угадывал! Непрерывно! Минута за минутой. Но эта истина ускользала от него,

как и отпечаток её настроений и умозаключений на чуть растревоженном хрупком личике, словно нарисованной каким-то идеалистом. В ней звучала то утонченная чувственная и очень хрупкая в деталях юная женщина, то школьница с непомерно серьезным взросленьким взглядом. Отсутствие (может, незаметность?) макияжа и любых коррекций, округлый пышненький сухой тёпленько сомкнутый рот в сочетании с этими детскими параллельными косичками-«колосками» нейтрально-русых волос на прямой пробор, прямые брови вразлет, загорело-смуглые щечки с румянцем. Она трогала всё своим распахнутым взглядом как осторожным изучающим касанием, и от неё исходила неуловимая дистанция, неутоленная. Столько спокойствия и достоинства, и академичной нейтральности в прямой позе и вежливом наклоне головки,

но что скрывается за ними?

И кто?

Не шелохнувшись, она застигла его врасплох. Словно эта западня поджидала его давно… И сама не знала об этом.

VERBEE – Зацепила.mp3

Она так смотрела…

Хотя она попросту сидела на втором ряду, как и все прочие, и делала ровно то, что должна была среди таких же критиков – оценивала музыкантов – «новоришей».

Но она действительно вслушивалась…

Смотрела. И слушала. Всего то. Для того-то её туда сегодня и позвали. Соббббссснаааа.

Почему, кстати, её туда позвали? Именно на эту трибуну сплошняком из важных персон? Не на ту другую, правую, собранную из поклонников?

Не опоздай они сегодня на эту важную, едва ли не первую такой значимости съемку, он знал бы ответ на этот вопрос. Но всё с самого начала пошло не так.

Да, сначала всё было наперекосяк. На этапе интервью-знакомства, где он держался вполне бодро, раскопали фото его свежего свидетельства о расторжении, которое какие то ###ки слили из домашнего ЗАГСа. Назвали его настоящее документальное имя вместо модного никнейма, за которым он так удобно прятался.

И обнародовали, обнаружили её имя. То, из его документов. Как сенсацию, которую жаждали, и которой не было места в его новом мире. Теперь – нет. Произнесли имя которое он по обоюдному решению вынужден был скрывать от общественности несколько месяцев, а теперь хотел бы скрыть и от себя, хотябы на ближайшие пару недель. Стереть из памяти. Чтоб успеть хоть немного очухаться, переключиться. Но нет.

Не в этом мире.

И, конечно, при этом добролюбы взяли крупным планом его актуальное присутствие на эпичный медиа экран, когда он, всегда теперь исполненный топовой бравурной самоуверенности, пацанской бравады, и вполне аутентичной нагловатости, неуютно заерзал в кресле и нецензурно выругался в «рука-лицо»,

чем изысканно дополнили его и без того неформальный образ. Это не говоря уж об опоздании минут на 10, и ворвавшейся в павильон поперек программы всей его команды, не привыкшей к столичным пробкам, что опять же дорисовыаало его благонадежность не хуже татуировок на лице.

Cali – Взять взять.mp3

А потом он вдруг, сам себе не успев удивиться, отозвался на корявый призыв-провокацию шапочного знакомого по музыкальной тусовке, и вдруг не дожидаясь очереди своей программы, пошёл в подтанцовку к чужой песне… Виртуозность которой поймут только дэнсеры: смысловая лингвистичность которой… ну слегка преувеличена. Зато приличность – непреодолима. Не «медуза», конечно, но почти… И одна сплошная провокация, как и он сам!

А все эти «шевеления», когда отпускаешь себя – так помогают не думать! Не размышлять. Не понимать… Отрешиться!

Так что да, пошел «по старинке», по своему обыкновению – фигачить хопчик. Позабыл, что вообще-то пришёл петь сюда свои серьёзные тексты серьёзным голосом – иногда ему таааак хотелось сеять разумное-доброе-светлое голосом, словами и примером, только кто б ему в этом верил..!

А пошёл – вот, вдруг пошло-дэнсить (тут – только пожать плечами), хотя в последнее время от этого своего прокаченного медиа-скилла признанного хопера с завидными сотне-тысячными просмотрами – сам настойчиво открещивался, крепко прицелившись на статус серьёзного музыканта с широким диапазоном

и крепким потенциалом. Тьфу ты, опять!

А все почему – повелся-то на шуточный призыв? И исполнил перформанс-фальстарт? А просто потому, что до коррекции зрения пару лет назад он был очкариком, с самой школы, и привык, что чтоб рассмотреть, надо подойти поближе.

К трибунам.

Там среди суровых и пафосных взросляков, исполненных громких статусов, заряженных упругими взглядами исподлобья и словесными патронами…

сидела Брук Шилдс из Голубой Лагуны. Только одетая и заплетенная косичками, словно на 1 сентября, пускай и без банта. И смотрела. Прям на него. Эпизодически.

Эпически.

А еще, не опоздай они (на представление гостей), он знал бы её имя. Наверняка. Он подслушал, конечно, позже, но не был уверен, мог и перепутать. Маша? Даша?

Глаша, епта?

Ну да, успей они вовремя, была бы девочка с именем. И биографией. Было б за что зацепиться. Уму. И фантазии. А так – просто смотрела и слушала. Тааааак… с высоты… своего второго ряда.

И неизвестых титулов и регалий. Воображаемых. Теперь. Им. Неистово.

Потом она вдруг сама заговорила с ним. С того ж самого второго ряда. По столь неуловимому поводу, что даже оооон – сразу не просек «первого шага». Проявила интерес, потом стерла его со своего лица, словно ластиком, и превратилась в изваяние, которое не удостоит взглядом миражи, в скользящее мима создание Природы. Аленушка в современной редакции, да и только. Даже в его машине она оказалась вроде как не по своей воле.

Спасибо «фее-крестной».

Всю дорогу он краем глаз следил за ней. Любовался строгим профилем, достойным фильма про принцессу, и столь же нейтральным поведением. Теперь к неизбывному вопросу про её зрелость прибавился второй: она специально держит дистанцию, или у неё просто так получается, по привычке? Незаметно жмется к двери и ждет избавления от его присутствия, или он уже и это надумал себе? Она не выглядела высокомерной, но от неё исходила царственная неприступность, вгоняющая в оцепенение. Неприкасаемость в облачении хрупкости, не боящаяся тишины. Он не смел беспокоить её в её замершей гордой «птичьей» задумчивости. А она была непроницаема. Как древнегреческое изваяние в музее. Строгая. Аристократка.

Только вот эти комично-важно чуть картинно трогательно поджатые губки в сочетании с этой образцовостью прически на прямой пробор, и безупречностью в манерах гимназистки, зарумянившиеся щечки… Милый ребенок.

Или нет? И как, будучи оснащенной губами Кристи Тарлингтон и такими карими глазами с реснииииииицаааами, можно удержать такой кроткий ускользающий облик?? Неужто она не умеет таким богатством пользоваться??? Или… Только для работы, как он сам? Или… Все же… Маленькая ещё?

* * *

Часом позже поднялся на свой 15й этаж, и захлопнул дверь за спиной. В этом доме его уже начали узнавать, и он был рад, что сегодня в этот поздний час уже никого не встретил. Хотя обычно он от этого удивления или осторожной комичной приветливости незнакомцев почти кайфовал. Ну, в целом.

В прихожей он глянул на свое растиражированное теперь отражение. И попробовал отследить в себе – нравится ли оно ему? На сколько?

Ну, вроде – да, в целом. Стильный. Решительный. Стремительно успешный. Изрядно «отутюженный» апгрейдом. И даже где-то – с лоском, хотя он всегда относился к своей внешности, умеющей быть и класной и сомнительной одновременно – всегда довольно неоднозначно. Но что «его», то – его, он давно принял себя, научился с этим вполне эффективно (и даже эффектно!) жить. И работать.

И теперь он в целом был доволен эффектом. Хотя зловещего в свой мощный облик, в потемневший зеленый взгляд под рваной черной челкой, он нарочно не добавлял. Хотя и отрицать что-то в себе давно отвык.

Просто… Сейчас он всё чаще сравнивал себя с собой же, но других образцов. И ему порой не хватало в последнее время своей беспечности и задора, своей натуральной неудержимой басшабашности, наивности и даже глуповатости еще 2–3-летней давности. Вот то был – полет… Сейчас – тоже. Но другой. Из аэроплана – в Боинг…

Из этих мыслей он плавно перетек в другие вопросы: нравится ли ему жить «на высоте», в этой идеальной геометрической «коробке»? И тут ответ был тоже – спокойным «скорее да». Он всю жизнь жил в частном доме на окраине. С банькой и огородом, и лабиринтами частных дворов и тупиков. Отец вообще никогда не понимал квартир, да и мама – тоже.

А теперь отец – ушел на квартиру. А мама – мечтает о ней.

Он туманно думал об этом, застыв на входе в свою ошеломляющую Обитель, в которую влюбился с первого взгляда – фигурный, застекленный от самого потолка в пол тонированный снаружи балкон с потрясающим, полным воздуха и простора, панорамным видом на скайлайн – резной горизонт из высоток, из-за которых через пару часов появится Солнце. Перед его ногами лежал мощный матрац высотой сантиметров в 40. И звал его. Преклонить колено. И уронить голову.

И ему сложно было сопротивляться. Он почти извинился перед ним за промедление, что заставляет его ждать.

Ортопедииииический. Который он купил себе и приволок сюда одержимый идеей Восходов. Или он не Звезда, не может позволить себе Солнце? И хороший ортопедический матрац? Эх, жаль, ему сюда теперь даже привести некого. Бывшую жену – не успел. Эта новая квартира с супругой – чуточку разминулись. Ну а на новую в его теперешнем положении он в ближайшее время надеяться не смел. Предвидел понятные сложности. Как он сказал друзьям – трофей теперь – он сам… Так что пока матрацу – придется поскучать…

Интересно – а какая у неё кровать? – мелькнуло в его голове вирусом.

Мария Вебер – Московская Тоска.mp3

И тут же трусливо сбежало.

Он рывком развернул себя в ванную, скинул яркий новенький утепленный спортивный костюм, разлохматил волосы, грубовато как пес, наскоро ополоснулся в прохладе, и прицелился размашистой походкой к матрацу, наслаждаясь собой и привычным ощущением послушности своего крупного жилистого тела, которое в последнее время старался баловать достаточным сном.

И ортопедическим матрацем. Который настойчиво звал. В свои объятия.

Но у того нашелся опасный конкурент. Который незаметно исподволь поместился в ладони. Как обычно, всерьез и на долго.

– Макс! Не спишь? – пульнул он в окошко безграничного неонового пространства.

– Неа! Ты уже дома?

– Ага. Чет вымотался немного.

Странное признание от покорителя спортзалов, привыкшего хвастать с экранов неиссякаемой энергией.

– Ну ничего. Кто у нас зато красафффчик, всем сегодня показал! И убедил. Только я не понял, чего это ты подвязался развозчиком?

– Та… просто… – соврал он трубке. Как не смог бы другу в глаза. И шагнул в пропасть: – слушай! Срочняк, Раздобудь мне запись сегодняшнего моего выступления, а?

– Завтра все будет! – успокоил невозмутимый Максим.

– Надо сегодня.

– Ты прикалываешься?

– Нет.

– Время – заполночь. – напомнил друг обреченно, уже не веря в успех доводов. И не зря.

– Кто говорил, что у нас теперь нет преград? И что тот твой знакомый оператор любит работать по ночам.

– Ну не прям сейчас, бро. Но Костик как-раз занимается монтажом, так что завтра полюбуешься на себя.

Ага. На себя. – подумал он отрешенно. И чуточку тревожно.

– Ну… попроси у него срочно. Хотя бы начало.

– Зачем тебе начало? – начал сыпать смайликами друг и помощник, администратор и саунд-продюсер, – в начале нас даже нету!

Он и сам помнил, что они умудрились опоздать на эту съемку. И на представление жюристов – «хейтеров». Специально призванных покритиковать молодых начинающих модных мейнстрим-исполнителей.

– Хочу посмотреть… что мы пропустили. – неловко вильнул он. Потом сообразил, точнее вспомнил, что друг – не дурак.

– Ты в порядке? – запереживал тот.

– Ага. Так что?

– Слушай, сырые материалы он не скинет, их там 5 камер, целый сервер. А просить просто начало… как-то…

Кажется, друг почувствовал страдальческий вздох даже через виртуал.

– Чё тебе так приспичило?

– Та-ничё-просто. – Отрапортовал он. И выдержал паузу, показавшуюся ему достаточной.

Ну то есть – успел устроиться поудобней и прокащляться. Хотя к пальцам, набирающим эти сообщения эта подготовка, вроде, никак не относилась. Он сидел в темноте, округлив спину, и ждал. Положительного и срочного… помощи.

– А, кстаааатии. Кого там в основном нам в хейтеры созвали??

– Да там всех не упомнишь. Но народец там был пафосный. Я больше всего запомнил этого дипутата, ну рыжего!

Ага, он тоже. Это имя он как раз-таки знал. Хотя… зачем бы?

– А ты… не спросишь? Кто там был? Еще… Ну у Костика своего?

– Слушай, может, он спит уже, ночь на дворе. Подожди до завтра. Ну потерпи уже.

Ну и как тут объяснить свое «не могу»?!

Он уже и сам ждал, когда друг смекнёт. И тот – смекнул.

– Кто там тебя так заинтересовал? – заподозрил тот.

– Та просто… – в таком количестве повторений – уже не канало, и он подготовился сознаваться. Ну как подготовился… Нырнул: – там… за девочка сидела во втором ряду. Не слышал, кто это была?

Он даже не хотел сегодня нарушать эту тишину и негу привычными и беглыми голосовыми сообщениями, и друг будто чувствовал это.

– Девочка?

Угу. Хоть бы не спросил «какая?». Как признаться другу, что он за час даже не познакомился с пассажиркой? И парой слов не перекинулся?

– Не знаю, там пару десятков человек было, на этой левой трибуне «злобных зрителей». Что за девочка?

– Вот и мне интересно.

– Сильно интересно? – вновь посыпал смайликами его соавтор.

Он вздохнул. И сказал как есть:

– Если совершеннолетняя, завтра поеду к ней. Знакомиться. По-нормальному.

– К-Куда?? поедешь?

– Я ж её сегодня домой подвозил. Адрес на навигаторе остался. Даже имени не знаю, а адрес – знаю.

Ничего странного… ага.

– Ага, я ошалел немного, когда эта дамочка её к тебе в машину усадила. Ты нанимался чтоли?

– Я сам предложил.

– Эммм… ну да ладно… А в соцсетях найти не проще? Когда опознаешь её, и прогуглишь?

Он снова вздохнул.

– Соцсети – это мы уже проходили. По молодости. Пора из этого вырастать. – одной мыслью подвел он итог печальным финалам, любовЯМ «без памяти» и всей этой истории длиной в столько лет. – В общем… вот лови меня на слове: завтра разузнаю и сразу!!! поеду с ней пообщаться. Лично. Раз сегодня не сложилось. Устали наверное просто. – отмел он все свои сомнения. Хотяб на сегодня. И накормил себя этой решительностью, как живительной надеждой.

И не дожидаясь ответа, добавил:

– Лишь бы только совершеннолетняя… оказалась. – Тряхнул головой он. В который уже раз за вечер,

– Ты с такими мыслями едешь? С недетскими, да? – не упустил шанса подколоть Макс.

– Я уже фактически несколько месяцев как холостой. Совсем. Усекаешь? Это формально 3й день, а фактически – давно блин! Так что мысли – какие есть. Лишь бы только девчонка возрастом не подвела…

– Ну… верь! В удачу. Раз уже пора…

– Блиа! Меня хоть не посадят? – вновь обличительно качал на себя головой он, будто его кто-то видит…

– За мысли не сажают, брат. – успокоил друг…

– А за не мысли? – сознался приятель, отчетливо подозревая, с какими намерениями пойдет скоро в душ а потом накроется покрывалом на своем соучастнике матраце… – потому и хотел загуглить… её… сначала… – буркнул он, почти незаметно…

Успокоить совесть.

– Терпи до завтра, бро.

Ага, ага…

– … а завтра разведаем, что там за героиня второго ряда…

Он уронил голову и взъерошил волосы, понимая, что до завтра не выдержит без фантазий… И как будет чувствовать себя потом, если она все же окажется ребенком? А он уже переспал…

с этими мыслями…

Cali – Волны.mp3

Нет. Да, но нет. Не окажется! – успокоил он себя как сумел.

– Завтра на всякий случай возраст гляну. – отмахнулся он, – И не дай мне завтра соскочить, ладно? Чет… у меня странные… ощущения.

– Ощущения? – знатно сдобрил смайликами свое уточнение приятель, и не ошибся в своих бессовестных подозрениях.

* * *

– Эта песня, выпуск которой ты объявил, она ведь посвящена мне?

Он глянул на свой телефон как на недруга.

Она будто точно знает, когда он не спит. Или ей просто всё равно? И всегда так было?

Они не общались больше месяца. Они уже пару дней как разведены.

И вот снова её голос в актуальной записи, в голосовом сообщении. Как будто – взаправду.

– Да. Но ты же знаешь, сколько времени занимает продакшн. – буквами ответил он.

Он давно не обязан оправдываться. Просто привык объяснять.

– …С момента её написания прошло время. – монотонно, на пределе терпения сложил печатные символы он.

– То есть вот так, да? Как легко у тебя всё! Сказал, передумал… – вновь начала поддевать она… Уже почти привычно.

– Не легко… – по привычке кинул оправдалку он. Творчество – это «снимки» чувств. Момент может уйти, но остаться запечатленным.

Но она никогда до конца не понимала. Вся та поддержка, участие – притворство. Себе в копилку. А он – верил.

– Ты всегда – просто раскидывался словами! Идеи ради идей! Не ради меня!

…Ну как объяснить правду тому, кто тебя уже не слышит? Тому, до кого ты пытался докричаться своими творениями когда-то так отчаянно.

Они попали в сотни «мишеней», но умудрились обогнуть «десяточку».

Просто всему свое время.

И видно, у всего своя цена.

– Ты сам не знаешь, чего хочешь. – вновь обвинила она.

– Знаю.

– Ты чёт совсем запутался, да? – резко сбавила обороты она, мгновенно соскочив с негодования в «пожаление».

«нет, распутался» – хотелось ответить ему. – «А ты – не меняешься»…

– Поздно уже. Давай поговорим в другой раз.

Он ведь обещал себе, что до развода он не вильнет ни к одной «другой», чтоб не к чему было прикопаться,

но после… После он прекращает оправдываться раз и навсегда.

– Когда в другой раз?

– Не сейчас.

– Нет, просто скажи. Я хочу знать Мне нужно знать. – нежненьким голосом трепетала она.

– Тебе ли посвящена песня? да. Актуальна ли она? Нет. Извини.

«Надеюсь, она попадет в кого-то, потому что в ней есть моя энергия и мое личное переживание.… – думал он, – но в ней больше нет меня. Я в ней теперь – лишь ретранслятор.

– Что? – с вызовом.

– Доброй ночи.

Теперь он спокойно клал трубку первый. А ведь когда-то он с ума сходил, когда трубку бросала или не брала она.

Как больной.

Когда-то двоюродный брат говорил ему, что он – её преданный дрессированный пес, и он гордился этим.

Гордился.

А теперь

пора спать.

* * *

Он проснулся лишь к обеду. От урчания в животе. Автопилотно заваривая какую-то кашу из пакета, припомнил вчерашний день: молодежный форум с этим пафосным «столкновением поколений и положений», потом авто-прогулка в неизвестный доселе пригород с неизвестной попутчицей. А потом ещё несколько часов с этой «попутчицей» в голове, в воображении, мысленно стараясь уловить запах её волос и шеи, пока руки привычно скользили и тормшили в самых привычных и удивительных местах.

Ну что ж, что было, то… было. Сон украл ясность образа,

но оставил ощущения приятного тягучего ожидания. Скорее даже – призрачной надежды. Хотя иллюзорность теперь почти съела весь вчерашний запал. Он прожевал безвкусную кашу, проигнорировал соцсети в телефоне. Нашел на тумбочке мятый и зачеркнутый вчерашний набросок новой песни. Перечитал. И его вновь окатило вчерашней негой,

которую он поспешил прогнать.

Готов ли он? Как долго он развязывался с подобным, и как мало времени прошло…

Ещё на том листке были наброски-чертежи его «брэнда». Он все раздумывал о начертании своего псевдонима, который стремительно превращался теперь в «товарный знак». Он все искал верные детали – в звучании, изображении, линии, цвете. Настроении. Вчера глубокой ночью в его поисках ему снова помогла художественная графика, какой немало было и на нем самом, самостоятельно придуманной. Ведь если б он не пошел в музыку, его б забрала графика, прорисовка очень графических коммиксов. Ибо он жил на стоооолько увлекательных миров…

Вот и сейчас он снова рисовал на листике бумаги объемное и тонко-узнаваемое:

Are them[1]1
  Они (англ.)


[Закрыть]

Art hem[2]2
  Арт Кромка (англ.)


[Закрыть]

ar(t t)hem

Are(T)hem

Это слово – будет обозначать и сопровождать его, представлять его. Говорить о нем. Правду.

Телефон настиг его, давно устроившись в его руке.

– Ну что там? – нырнул в главное он. Об известном.

– И тебе доброе утро. Нам через 2 часа на интервью, помнишь?

Помнит. Вообще-то про другое спрашивал. Ну, просто не любит на полпути бросать. Уже убедится, что вчера по старой памяти запал на малолетку, и выкинет из головы. Намертво.

– Видос будет часов в 5. – угадал его мысли товарищ. – Костик хоть как-то успеет нарезать.

– Ок. Выезжаю. – отавтопилотил он, смирившись. И моментально переключаясь в режим действия, накинул оранжевую куртку, и вышел в подъезд навстречу движухам дня.

* * *

Лишь 6 часов спустя он оказался дома. Всё это время опомниться было некогда. И это было класно. Лучшее лекарство от разводов – это когда некогда задуматься.

Он искупался, и вернулся к телефону, намереваясь вновь потормошить друга на уже изрядно заезженную, самому уже начинающую надоедать тему. В конце концов, и на себя посмотреть уже интересно. Кажется, вчера он устроил не слабый резонанс.

Но спросить не успел. Сразу нашел в мессенджере ответ:

– Нууу я кинул видос с представлением. – почему-то с вызовом анонсировал, и попутно знатно веселился тот, расплескиваясь голосовыми. – Готов?

– Чё там? – вместо отрицательного кивания насторожено буркнул он в ответ.

– Ну я тебя вчера поймал на слове, да? – не унимался мучитель. – И сегодня тоже! Ты прежде чем смотреть, скажи что ты помнишь, что обещал.

Ему переставало нравиться это пари.

– Ты меня пугаешь.

– Давай давай! Герой, вперед! Я жду твоих подвигов и рекордов!

– Погоди. Дочка олигарха чтоли? Тиктокерша?

– Нет, ты подтверди сначала, что мы забились! И ты – уже на старте рулить вчерашним маршрутом! – предательски куражилась трубка прикрываясь знакомым добродушным лицом на фото-аватарке.

Ну значит возраст уже загуглен и без него, и опасений не вызвал. Но от этого почему-то легче не становилось.

Ну да ладно. Прорвемся. Он отложил телефон передохнуть и с довольно умеренной степенью ожидания открыл ссылку с почты.

Мгновения спустя его встретило… подкараулило и всколыхнуло это вчерашнее лицо. И вновь утопило. В неге. Созерцания вне всяких мыслей и границ. Полное погружение.

А он только успел подзабыть. И почти успокоиться…

Через 4 минуты телефон теперь уже Макса разорвало к чертовой матери восклицательностью на грани истерики:

– Да твоюжжжнах! Чтооооо?!!! Чтона###?!! Чтооооооооооооооооо???????

Дальше он уже не слушал подхикивания и вкрадчивые ловкие реплики дружбана, типа «езжай уже, тебя там заждались!», вперемешку с его собственными потоковыми эпичными тирадами в голосовых.

Его перло словами и их обрывками о минувшие ожидания – как лицом об асфальт. Ноооормальная шутка. Вот друзьяшки дома порадуются! Будет им новый анекдот: «Как Тёмка – клеился к Олимпийской чемпионке!».

«Да куда мне, дворняге?!»… «Ох, Тём, так тебя ещё не посылали, готовься»… – выплескивал он сначала в голосовые другу, а потом – сквозь зафевраленное лобовое стекло, устраиваясь за неуютный остывший руль.

Машина, кстати, не его. Друг выручил, напрокат. Полезная ремарка для той, к кому он «свататься» направляется. И квартира – съемная, хоть и уютная. Хорошииии «звезды на выдане»…

Поглядывая на свое отражение в зеркале, он справедливо отмечал себе, как ему всё же идет эта стрижка с уложенной челкой, этот освеженный цвет волос. И прическа «перьями», и новый шмот, уже не из секонда. Весь такой на стиле, перспективный. Видный. И даже востребованный. Разве все это может ей не понравится?

Но будет ли ей этого достаточно?

Бегло в пятиминутку перемотками отсмотрев свое выступление, спонтанно дополнившееся вопреки планам, и состоявшее теперь из подтанцовки приятелю и 4х разномастных песен, с реакциями зрителей и красивыми понорамами, в том числе и её крупными планами, он, конечно, её прогуглил.

Александру Давлетову.

Гимнастка.

Художественная, блин! Лидер сборной «синхронисток». Участвовала в олимпиадах в 15 и 19, и оба раза – оказывалась на пьедестале со своей командой. Кстати, та приятная дама, что была с ней – прославленная тренер, чьих воспитанниц вот уже сколько лет не может победить никто в мире. Национальные богини.

И ей – полные 20 лет. А это значит – что? Что по уговору нет ни одной причины соскочить сегодня, (вот прям сейчас!) с незваного визита.

Но с другой стороны – вчера он хотябы фантазировал не на подростка. Столь… активно… И это уже слегка… утешает. И извиняет.

Будто бы.

Итак, у неё был парень. Какой-то перспективный, спортсмен сборной. Несколько лет отношений. А это значит, что? Что всё… она в отличие от его бывшей жены – не та, у кого ему получится стать первым и единственным…

Да, смешно. (Нет)

Но вся эта растрепанная информация, удивления и взъерошенные выводы – отступали каждый раз, когда он вновь видел её лицо. Философское каждый раз и в каждом настроении. С любой прической, в любых обстоятельствах и декорациях. Фото и видео с броским макияжем и телекартинкой с выступлений, где она вытворяет немыслимости, и обычные из соцсетей. И везде – прозрачная нежная девочка, словно фея. Русоволосая русалка. Такая узнаваемая, такая впитавшаяся в его память и сознание. Будто всегда там жила.

Его неумолимо приманивало это лицо, и эта энергия. Магия женской естественности, простоты и задумчивого молчания. Окутывающая.

И теперь, за рулем в той же машине, что и вчера, рядом с её ментальным отпечатком на соседнем сидении, он пробовал сопоставить всё узнанное – сокрушительно масштабное – со вчерашним неприкосновенным прозрачным образом, словно дымкой. Теперь, несмотря на фото, имя, и пласты новых впечатлений, она с каждым километром приближения всё больше казалась ему мифом. Собственной выдумкой. Сказкой.