Текст книги "Любой ценой. Том III"

Автор книги: Наталья Антарес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Вообще-то в приличных учреждениях было принято подавать к кофе хотя бы конфетки-печеньки, но в «Жилсервисе», по всей вероятности, решили не заморачиваться на угощении. К счастью, вкусоароматические качества напитка претензий у меня не вызвали, и я с удовольствием сделала несколько обжигающих глотков. Кофе я пила с нарочитой неспешностью, чем безусловно заставляла Тагалдызина нервничать. Директор крутился во вращающемся кресле, раздраженно постукивал чайной ложечкой по блюдцу и всеми возможными способами намекал, что я уже совсем обнаглела, и если в ближайшее время я не озвучу ранее обещанные сведения, Нонна Николаевна лично выпроводит меня из кабинета. Знал бы Эмиль Ренатович, что я бы в жизни не стала вынуждать его терзаться в неизвестности, будь у меня в загашнике детально прописанный сценарий. Но импровизировать на столь деликатную тему, как чужое завещание, оказалось весьма заковыристой задачкой, и я невольно ощущала себя эквилибристом, отчаянно старающимся удержать равновесие.

–Доминика, завещание! – нетерпеливо напомнил мне Тагалдызин, – вы же ко мне не кофейку выпить пришли!

–А вам что, кофе жалко? – едва не ввергла директора в неконтролируемое бешенство я, – ладно-ладно, успокойтесь, я вам всё расскажу. Но сначала разрешите маленькую преамбулу. Как руководителю управляющей компании вам по долгу службы положено владеть информацией о жильцах, так?

–У меня много домов, и я физически не в состоянии знать всех жильцов наперечет, но в целом вы правы, – насторожился Эмиль Ренатович, машинально отхлебывая подостывший кофе.

– В одной квартире с тетушкой проживал человек по имени Интарс и по фамилии… – честно сказать, я собиралась положиться на удачу и назвать девичью фамилию матери Интарса, если это, конечно. она была криво нацарапана под звонком у входа в злополучную коммуналку. Я сталкивалась с огромным количеством нелепых сочетаний, причем Конкордия Жмунь и Ромуальд Бычков – это были еще цветочки, так что в сравнении с приведенными примерами «Интарс Веденеев» очень даже пристойно звучало. Но осуществить свой смелый план мне внезапно помешал Тагалдызин, на чьих собственных ФИО я, кстати, тоже чуть не сломала язык.

–Радзивилл, Интарс Радзивилл, – неожиданно перебил меня директор, – ему принадлежала одна из комнат в шестой квартире… Хотите сказать, что он унаследовал долю Макушевской?

–Ну, предположим, еще никто ничего не унаследовал, – поправила Тагалдызина я, – до истечения полугода с момента тетушкиной смерти, говорить об этом рано, но мне доподлинно известно, что в завещании упомянут именно этот человек. Похоже, он долго окучивал Марианну Андреевну и в конце концов затащил ее к нотариусу. Не знаю, как ему удалось убедить тетушку нарушить слово, данное моей матери, но, с другой стороны, пожилые люди – они, как дети, с возрастом у них притупляется критическое мышление и обостряется паранойя. Думаю, Интарс активно настраивал Марианну Андреевну против нас с мамой, внушал, что мы не заслуживаем наследства, и в результате тетушка сдалась. Представляете, каково было мое возмущение, когда я узнала, что имущество Марианны Андреевны досталось какому-то проходимцу?

–Вы сами сказали, ничего еще никому не досталось, – в унисон мне заметил Эмиль Ренатович, – но я не понимаю, причем здесь я? Это ваше внутрисемейное дело, и я не имею к нему отношения. Оспаривайте волю Макушевской, судитесь с Радзивиллом, добивайтесь отмены завещания… Но по этому вопросу вам необходимо проконсультироваться не со мной, а с адвокатом, так что вы обратились не по адресу. Для меня важно только одно – чтобы эту «нехорошую квартиру» полностью выкупили и привели в порядок. Вряд ли Радзивилл начнет артачиться с продажей комнаты, точнее двух комнат. В отличие от Макушевской, он молодой, прогрессивный человек, и ему нет резона держаться за прошлое. Поймите, Доминика, мне, как и риелторам, абсолютно без разницы, с кем вести переговоры о выкупе доли. Мне жаль, что ваши надежды не сбылись. Я не юрист, но ваши перспективы видятся мне незавидными. Вы Макушевской не родственница, и даже если суд признает завещание недействительным, вам все равно ничего не перепадет. Признаться, мне толком не ясно, на что вы рассчитывали, придя сюда.

–За сегодняшний вечер я неоднократно говорила вам, что вы слишком торопитесь, в том числе, и с выводами, – мягко упрекнула директора я, – но вы упорно не хотите проявлять терпение и постоянно бежите впереди паровоза.

–Хватит с меня ваших шарад! Прекратите переливать из пустого в порожнее! – потерял самообладание Тагалдызин, – пока я не услышал от вас ничего стоящего, а мое время далеко не резиновое.

–Что вы знаете об Интарсе Радзивилле кроме того, что ему принадлежит комната в сгоревшей коммуналке? – хладнокровно спросила я, – почему вы так уверенно полагаете, что он с радостью продаст свою долю?

–А что она, по-вашему, дорога ему, как память? –вскипел Эмиль Ренатович, – не морочьте мне голову! Я в глаза не видел этого Интарса, потому что он практически не живет в столице. Зачем успешному предпринимателю, ведущему бизнес за границей, отказываться от выгодного предложения риелторов? Да он с радостью избавится от этого балласта, особенно, если покупатель не будет скупиться.

–Не хотелось бы вас разочаровывать, – с притворным огорчением вздохнула я, – но вы слишком оптимистично настроены. Если мы с вами так и не придем к консенсусу, то вскоре вас ждет повторение истории с Макушевской, только уже с Интарсом Радзивиллом в главной роли.

ГЛАВА IX

По стремительно наливающимся кровью глазам Тагалдызина я поняла, что если я еще раз устрою «минуту молчания», нервы моего собеседника уж точно не выдержат, и он в полной мере обрушит на меня свой праведный гнев. Затяжные паузы в разговоре регулярно возникали на самом интересном месте и тем самым доводили директора управляющей компании до белого каления, заставляя вскипать от ярости, но, к своему вящему сожалению, я при всем желании не могла назвать себя гением импровизации и потому вынуждена была периодически «подвисать» на особенно сложных моментах. Эмиль Ренатович был, однако, уверен, что я не просто в открытую над ним издеваюсь, но еще и получаю от этого непередаваемое удовольствие, и чем дольше я собиралась с мыслями, тем сильнее накалялась обстановка в кабинете. Я прекрасно сознавала, что подобные игры с огнем, как правило, ничем хорошим не заканчиваются, и если я в ближайшее время не взорву в прямом эфире информационную бомбу, все мои предыдущие «сказки про белого бычка» так и не принесут нужного результата, и офис «Жилсервиса» я вынуждена буду покинуть несолоно хлебавши. Для вдохновения я залпом осушила чашку с кофе, промокнула губы салфеткой и задумчиво накрутила на палец выбившуюся из косы прядь. Да гори оно всё синим пламенем! Я же не резидент на спецзадании, чтобы от моего провала зависели судьбы целых государств, а учитывая, что теперь мне известна настоящая фамилия Интарса (всем фамилиям, кстати фамилия), в крайнем случае я смогу раздобыть его контакты и без помощи Тагалдызина. Нет, я несомненно попытаюсь развить достигнутый успех и сделаю всё от меня зависящее, чтобы вывести Эмиля Ренатовича на откровенность, но и проливать горькие слезы, безутешно заламывая руки, если вдруг что-то пойдет не так, я принципиально не буду.

–Вы знаете, что общего между моей покойной тетушкой и ныне здравствующим Интарсом Радзивиллом? – вопросительно взглянула на директора я, – есть у вас на этот счет какие-нибудь идеи?

–Никаких! – рявкнул Тагалдызин абсолютно не соответствующим его тщедушной комплекции басом, -предупреждаю вас, Доминика, я изрядно устал от вашего общества, и либо бы начинаете говорить по-существу, либо я попрошу вас освободить мой кабинет. Посмотрите на часы – я уже должен быть на полпути домой!

–Сразу видно, что история никогда не была вашим любимым предметом в школе, – сокрушенно вздохнула я, – а зря, иначе вы бы вы сразу сообразили, к чему я клоню. Известно ли вам, уважаемый Эмиль Ренатович, что Радзивиллы – древний и знатный литовский род, игравший значительную роль в политической жизни Речи Посполитой? Когда-то Радзивиллы владели обширными земельными угодьями на территории нынешней Беларуси, им принадлежало множество городов и деревень. А еще среди представителей Радзивиллов было немалое количество меценатов, галеристов и даже основателей мануфактур. Одним словом, в жилах потомков этой знаменитой фамилии течет голубая кровь литовской аристократии, и для Марианны Андреевны, которую соседи, между прочим, далеко неспроста прозвали «Графиней», Интарс был единственным лучом света в царстве окружавших ее «клошар». Уровень образования и воспитания, внутренняя культура, дворянские корни –совокупность всех этих качеств в итоге позволила Интарсу завоевать расположение тетушки, сохранившей из раннего детства воспоминания о том, как в их семейной гостиной давал домашние концерты сам Шаляпин. Она почувствовала в нем родную душу, а он, в свою очередь, воспользовался ее причудами и убедил написать на него завещание.

–Всё это весьма познавательно, но вы снова уходите в сторону от ответа на мой вопрос, – не слишком впечатлился кратким историческим экскурсом директор, – на мой взгляд, пусть этот Радзивилл окажется хоть королевской особой в изгнании, но вы так и не объяснили мне, каким образом факт его благородного происхождения может повлиять на решение о продаже якобы унаследованной от Макушевской комнаты.

–Самым непосредственным, – безапелляционным тоном рубанула я, – вы Тургенева читали?

– Ну и…? – облокотился о стол Тагалдызин, – хотите вступить со мной в литературоведческие дискуссии?

–Не смею и мечтать о таком счастье, – фыркнула я, – а если серьезно, есть у Ивана Сергеевича одно замечательное произведение, «Дворянское гнездо» называется. Так вот для моей тетушки коммуналка на Суворовском бульваре как раз выступала своеобразным родовым имением. Эти стены впитали дух канувшей в лету эпохи, они сохранили незримое очарование серебряного века и до сих пор пробуждали волнение в душе, невзирая на то, что печально известное «уплотнение» превратило дорогую сердцу квартиру в пестрое сборище различного сброда. Марианна Андреевна надеялась, что однажды справедливость восторжествует, и опостылевшие «клошары» навсегда исчезнут из бывшего доходного дома.

–Если Радзивилл согласится на отчуждение обеих комнат, то всё именно так и произойдет, – прищурился Эмиль Ренатович, явно заподозривший в моих словах определенный подвох, – к риелторам стоит очередь из потенциальных покупателей. После пожара квартира резко упала в цене, а для многих это реальный шанс приобрести элитную недвижимость по низкой стоимости. Но поверьте мне, за деньгами дело не встанет, и Радзивиллу заплатят столько, сколько он потребует за свои несчастные квадратные метры, лишь бы побыстрее оформить договор купли-продажи.

–Вы безусловно правы, но есть небольшая проблемка, – красноречиво закусила губу я, – Марианна Андреевна подошла к составлению завещания достаточно творчески и включила пункт, который делает продажу недвижимости невыгодной для наследника. Гражданский кодекс не позволяет запретить наследнику отчуждать полученное по наследству имущество, потому что это противоречит самому понятию права собственности, но закон дает возможность предусмотреть завещательное возложение, чем моя тетушка и воспользовалась. Ее последняя воля гласит, что если Интарс Радзивилл продаст полученную по наследству долю, то все вырученные средства он будет обязан пожертвовать в фонд поддержки классического искусства. Логично предположить, что наследнику будет гораздо предпочтительнее вложиться в ремонт, объединить две комнаты в одну и пустить квартирантов. Вы ведь отлично знаете, сколько стоит арендовать жилье в таком доме, а дополнительные деньги никому не помешают. Да, пожар внес свои коррективы в планы Интарса, но вы сами сказали, он – бизнесмен, и значит, в состоянии просчитать расходы и доходы. Вполне вероятно, что я сгущаю краски, и риелторам удастся с ним договориться, но ведь расклад может оказаться совсем другим. Никому не ведомо, что у этого человека творится в голове, и как он себе поведет, когда увидит завещание.

–Постойте, вы имеете в виду, что Радзивилл еще не в курсе, что Макушевская подложила ему свинью? – оторопел Тагалдызин, внимающий моему самозабвенному вранью с приоткрытым от изумления ртом.

–Судя по всему, нет, – подмигнула я, – и есть шанс, что он никогда не узнает правду. Продаст свою комнатенку, получит деньги и снова отчалит в дальние страны, будучи свято уверенным, что старушка продинамила его с наследством.

–Выглядит заманчиво, – согласился директор, – но совершенно невыполнимо. Я не юрист, а менеджер, но даже мне ясно, что если вы сознательно не вводите меня в заблуждение, то полгода спустя доля Макушевской перейдет к Интарсу Радзивиллу, и с этим фактом уже ничего не поделать.

–Теоретически Радзивилл может и пропустить срок вступления в наследство, – заметила я, – да, закон дает ему три года, чтобы подать в суд, но ведь и срок исковой давности тоже можно пропустить. А там попробуй докажи, что у тебя были на это уважительные причины.

–Что вы предлагаете? – в лоб осведомился Эмиль Ренатович, – и на что в этой ситуации претендуете лично вы? Предположим, Радзивилл не примет наследство, и имущество будет признано выморочным, вам-то от этого что?

–Как это что? – деланно возмутилась я, – энная сумма денег, естественно. Я беру на себя Радзивилла и гарантирую вам, что он не предъявит права на наследство, а вы щедро компенсируете мои старания. Нет, не вы из своего кармана, а покупатели недвижимости, но суть от этого не меняется. Если вы не возражаете, я готова обсудить детали.

ГЛАВА X

Я и сама не верила, что мне удалось на ходу сочинить почти детективную историю в Интарсом и «Графиней» в качестве главных действующих лиц, но как неожиданно выяснилось, до сего момента моему бурному воображению просто негде было толком развернуться. Меня несло на волнах безудержной фантазии, и в итоге я настолько увлекалась своим головокружительным повествованием, что граница между реальностью и вымыслом с каждым новым сюжетным поворотом всё больше истончалась и ближе к драматичному финалу едва и вовсе не превратилась в пунктирную линию. Надо сказать, что если бы в свое время я не прошла через судебные тяжбы с родственниками, мне бы элементарно не хватило юридических познаний для создания такой правдоподобной картины, но в те страшные месяцы я перелопатила безумное количество специальной литературы, посетила огромное множество бесплатных консультаций и на практике применила теоретическую базу, выцарапав у маменьки, папеньки и великовозрастного оболтуса-брата свою долю квартиры. Окрыленная успехом, я даже планировала поступить на юрфак и втайне мечтала однажды получить адвокатскую лицензию, но потом чаша весов всё же склонилась в пользу туристической отрасли. Но опыт, как говорится, не пропьешь, и в критической ситуации в памяти разом всплыл целый набор клишированных фраз, которыми обычно оперируют профессиональные правоведы, если перед ними стоит задача убедить неподкованного в законодательных вопросах клиента, что без квалифицированной помощи ему не стоит и пытаться вникнуть в запутанное и порой довольно противоречивое содержание нормативно-правовых актов. Я справилась самостоятельно, но для этого мне пришлось не спать ночами и до утра сидеть на тематических форумах, а рядовые обыватели в большинстве своем не отваживались пускаться в одиночное плавание и предпочитали раскошелиться на услуги компетентного специалиста, чем прибегнуть к рискованному и ненадежному методу проб и ошибок, как это сделала я. Оказалось, что над гражданским кодексом я корпела совсем не зря, и помимо успешного завершения эпопеи с родительской «хрущовкой», мне выпал еще один случай удачно применить накопленный опыт.

Объективно я понимала, что слегка переусердствовала со сложными схемами и многоходовыми комбинациями, но остановиться уже не могла, и мой рассказ стремительно обрастал художественными подробностями, вряд ли имеющими отношение к истинному положению вещей. К примеру, откуда мне было знать наверняка, что Интарс происходил из тех самых князей Радзивиллов, жизнеописание которых я запоем читала в бытность свою библиотечным сотрудником? Да, такую фамилию кто попало не носит, и я лично слышала от Интарса, что его отец был потомком обедневшей литовской знати, но я не сомневалась, что биография моего знакомого изобиловала белыми пятнами, и мне он озвучил только минимально допустимый объем персональных данных. Интарс изначально являлся для меня настоящей загадкой, я на инстинктивном уровне чувствовала излучаемые им флюиды опасности, а теперь, когда амулет неумолимо загонял Яна в могилу, я ощущала не ужас, а скорее концентрированную ненависть, настойчиво требующую выхода. Мне было абсолютно безразлично, кто там и что кому завещал, равно как и плевать с пожарной колокольни я хотела на дележку имущества трагически погибших обитателей коммуналки. Мало того, в гробу и белых тапках видала я жадных риелторов, продажных муниципальных чиновников и прочую публику, дружно вьющуюся сейчас вокруг сгоревшей квартиры – мне были до глубины души противны все эти пляски на костях, но я хорошо сознавала, что лишь благодаря искусной игре на низменных сторонах человеческой натуры передо мной вновь замаячил свет в конце тоннеля. Чем более цинично я себя вела, тем сильнее проникался моими словами Тагалдызин, и я могла поспорить, чтобы если бы я наивно вздумала взывать к милосердию и в слезах вымаливать у директора управляющей компании контакты Интарса, меня бы вежливо отшили да и только. Но достаточно мне было вжиться в амплуа расчетливой, прожженной стервы, не боящейся ни бога, ни черта, ни правоохранительных органов, как мы с Эмилем Ренатовичем тут же нашли общий язык. По крайней мере в его глазах я отчетливо прочла искреннюю заинтересованность, из чего следовало, что я не напрасно битый час демонстрировала свой творческий склад ума.

–Вы, надеюсь, сознаете, что всё только что предложенное вами подразумевает обход закона? – перегнулся через стол Тагалдызин, – смотрю, вас это не пугает…

–Если у меня возникнет необходимость поговорить о своих страхах, я обращусь к психотерапевту, а с вами у нас сугубо деловая беседа, – холодно заметила я, – и давайте не будем менять ее формат. Я понимаю, что нахожусь в очень шатком положении, и поэтому не буду ставить вам условия и требовать от вас гарантий. Мы заключим своего рода джентльменское соглашение, и свой, скажем так, гонорар, я получу лишь после того, как комната Марианны Андреевны перейдет в коммунальную собственность. Основной риск я принимаю на себя, и от вас мне нужна лишь малость…

–А точнее? – впился в меня немигающим взглядом директор.

–Я должна связаться с Интарсом Радзивиллом, – спокойно пояснила я, – важно, чтобы наша маленькая тайна осталась нераскрытой, и единственный способ удостовериться, что наследник моей покойной тетушки не спутает нам карты, это провести с ним… предварительную работу. Короче говоря, я знаю, что делать, у меня свои методы, и позвольте мне не посвящать вас в их суть.

–Меньше знаешь – крепче спишь, – недвусмысленно выразил свою позицию Эмиль Ренатович, – если я вас правильно понял, вы просите у меня номер телефона Радзивилла?

–А также электронную почту и иные каналы, по которым я могу отправить ему сообщение, – расширила список я, – представить не могу, чтобы в управляющей компании не было актуальных контактов жильцов. Как-то же его уведомили о пожаре?

–Этим занималась Нонна Николаевна, – переложил ответственность на секретаршу Тагалдызин, – но думаю, если бы она не дозвонилась Радзивиллу, я бы об этом знал. Но сегодня Нонна Николаевна ушла домой…

– Но она же не унесла с собой компьютер, где хранятся сведения о жильцах, – усмехнулась я, – пойдемте в приемную и вместе посмотрим базу.

–Вообще-то это строго конфиденциальные сведения, – напрягся Эмиль Ренатович, – Интарс Радзивилл может и суд на «Жилсервис» подать…

–Не волнуйтесь, этого не будет, – клятвенно пообещала я, -послушайте, вы же сами видите, что я хожу по лезвию бритвы, и осторожность – это первый залог успеха. Моя задача – не допустить, чтобы Радзивилл добрался до нотариуса, и я непременно выполню ее в лучшем свете. Вести переговоры о продаже, числящейся за ним комнаты придется вам, ну или риелторам, меня это не касается, однако, доля Макушевской – это моя забота, и я даю слово, что на репутацию «Жилсервиса», а заодно и на вашу, не ляжет тень. По-моему, все честно и справедливо.

– Вы затеяли криминальную аферу, – исключительно серьезным тоном предупредил меня директор, -представляете, чем вам это грозит?

–Думаю, у вас уже была возможность убедиться, что я неплохо знаю отечественное законодательство, – невозмутимо парировала я, – но иногда цель оправдывает средства.

–А если ваш план провалится, не произойдет ли так, что в стремлении обелить себя вы начнете валить на меня вину? – щелкнул пальцами Тагалдызин, – я хочу, чтобы вы знали, Доминика, я помогаю вам не из корыстных побуждений. Мной движет исключительно желание облегчить жизнь всему подъезду, в котором проживают достойные и уважаемые люди, заслуживающие тишины и покоя. Восьмая квартира была источником сплошных проблем для остальных жильцов, и я нарушаю букву закона, чтобы расселить наконец эту многострадальную коммуналку и избавить людей от неприятного соседства.

–Вы поступаете как мудрый и заботливый руководитель, – восхитилась самоотверженностью Эмиля Ренатовича я, – у меня нет сомнений, что ваши благие дела воздадутся сторицей, а вы, в свою очередь, не забудете про мое скромное вознаграждение.

ГЛАВА XI

В компьютере секретарши Тагалдызин копался настолько долго, что я уже грешным делом начала опасаться, не саботирует ли он таким образом достигнутые между нами договоренности, однако, после длинной череды мучительных попыток добраться до нужного файла, директор управляющей компании успешно обнаружил искомое и с торжествующим видом объявил:

–Готово! Вот он, голубчик, Радзивилл Интарс Альгиманто… Стоп, а отчество где?

–Судя по всему, Альгиманто – это и есть отчество, только записанное на литовский манер, – резонно предположила, – скорее всего, это производное от имени Альгимантас, достаточно популярного в Прибалтике.

–А, ну, тогда понятно, это, например, как у нас по-татарски правильно говорить не Эмиль Ренатович, а Эмиль Ренат – улы, -провел аналогию Тагалдызин, – ладно, Альгиманто, так Альгиманто, нам-то какая разница, верно? Посмотрим, что у нас тут на него имеется…Два мобильных номера, вот этот, по-моему, вообще не местный, e-mail и вроде бы всё. Подождите минутку, сейчас я сделаю вам распечатку.

–Спасибо! – я спрятала в сумку аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги и, на прощание одарив директора многозначительным взглядом, уверенно направилась к двери, – увидимся через полгода.

–Доминика! – заставил меня обернуться резкий оклик Эмиля Ренатовича, – а свой телефон вы мне не оставите?

–А зачем? – с мастерски разыгранным недоумением приподняла брови я, – в случае необходимости я сама выйду на связь. Всего доброго, приятно было познакомиться!

Воспользовавшись тем, что Тагалдызин впал в краткосрочный ступор, я поспешно ретировалась с места событий и практически бегом спустилась на первый этаж. Я без малейших проволочек миновала пост охраны, вышла на парковку и уже через мгновение сидела за рулем своего автомобиля. Дождь к этому времени успел прекратиться, но температура продолжала понижаться, и машина ощутимо выстыла изнутри. Впрочем, я пребывала в таком эмоциональном возбуждении, что меня регулярно бросало в жар, поэтому похолодания я особо и не почувствовала. Я выехала на дорогу, встроилась в непрерывно движущийся транспортный поток и включила радио, а когда из динамиков полилась музыка, до упора выкрутила громкость, чтобы заглушить шум в голове. Под сводами черепной коробки хаотично метались мысли, мешая сосредоточиться на управлении автомобилем, и учитывая, что по пути в «Жилсервис» я и так на год вперед насобирала штрафов, мне совсем не улыбалось в разы усугубить свое незавидное положение. При переборе нарушений дорожные инспекторы направляли нерадивых водителей на пересдачу, и если бы я и дальше воображала себя Шумахером, то непременно лишилась бы прав. Я попробовала хотя бы приблизительно прикинуть, сколько раз камеры видеонаблюдения зафиксировали, как я игнорирую запрещающий сигнал светофора, существенно превышаю скорость или объезжаю пробку по встречной полосе, но даже навскидку у меня вышла такая жуткая цифра, что я предпочла не портить себе настроение. Да, мои неправомерные действия могли стать причиной аварийной ситуации, а то и чего похуже, но, к счастью, сегодня всё обошлось без фатальных последствий, а что до штрафов, так заплачу, как миленькая, куда деваться…

Уже на подъезде к дому я вдруг вспомнила, что в холодильнике у меня можно катить шаром. Аппетита у меня в общем-то не было, но я понимала, что недавняя беседа с Тагалдызиным стоила мне колоссального объема энергии, и если я оперативно не восполню потраченные ресурсы, то организм неизбежно взбунтуется и в знак протеста погрузится в безвольную апатию, дабы попусту не расходовать драгоценные калории. Честно говоря, у меня не было никакого желания заниматься пополнением продовольственных запасов, но я волевым усилием заставила себя свернуть в сторону супермаркета и без особого разбора накидать в корзину наиболее ходовые продукты и базовую мыломойку. Уже в машине меня вдруг одолел острый приступ мигрени, и я со стоном стиснула разламывающиеся виски – нестерпимая боль постепенно приобрела монотонный, ноющий характер, локализовавшись в области затылка, и мне было тяжело даже просто открыть глаза. По-хорошему, человеку в подобном состоянии и вовсе нельзя было садиться за руль, но у меня напрочь притупился инстинкт самосохранения, и я решительно выжала сцепление. О том, что мои действия несут угрозу для участников дорожного движения, я в тот момент почему-то не подумала, и лишь задним числом осознала, какому существенному риску я подвергала водителей и пешеходов. Бог миловал меня от попадания в ДТП, и домой я доехала без эксцессов, но совесть все равно не умолкала, и впредь я зареклась поступать с такой вопиющей безалаберностью. Кое-как я вытащила из багажника пакеты, взвалила свою ношу на плечо и медленно поплелась по тротуару.

У дверей квартиры меня вдруг осенило, что мой телефон молчит на протяжении всего вечера. Устав от настойчивых звонков Нитиевского, я перевела мобильник в беззвучный режим, а потом благополучно об этом забыла. Но вопреки моему подспудному страху, уведомления о десятках пропущенных вызовах на экране отсутствовали – похоже, за прошедшие часы мной и вправду никто не интересовался, и, вероятно, сие обстоятельство должно было меня только порадовать. Я по-прежнему была не готова к разговору с шефом, и меня не волновало ничего, кроме новостей из американского госпиталя. В машине я с замиранием сердца слушала новостные выпуски, но вместо свежей информации о «Хитмене» в эфире звучала всякая политическая ахинея – обмусоливались грядущие выборы в парламент, подробно освещался визит президента в одну из арабских стран и велись жаркие дебаты о целесообразности увеличения государственного финансирования военно-промышленного сектора. Тем не менее я прекрасно понимала, что как бы не угнетала меня затяжная неизвестность, стабильность вселяла надежду на лучшее. Интернет-сайты пестрели громкими заголовками, спортивные эксперты соревновались в негласном конкурсе на самую креативную версию случившегося, родственники Агапова просили журналистов уважать их частную жизнь, а промоутер, тренер и прочие члены штаба пока воздерживались от комментариев. На основании вышеизложенного я могла сделать сразу несколько выводов. Во-первых, Ян был жив, и это, пожалуй, единственное, что действительно имело для меня значение. Во-вторых, медики так до сих пор не выяснили, что стало причиной комы, а лучшие умы современности и поныне безуспешно бились над этой «загадкой тысячелетия». В-третьих, семья «Хитмена» вынуждена была держать круговую оборону от вездесущих репортеров, так и норовящих сунуть свой любопытный нос в палату и нащелкать кучу сенсационных фотографий. Ну, а в-четвертых, Агапову в любую секунду могло стать хуже, а в реанимации, как ни крути, работали далеко не боги. Я бы многое отдала за возможность постоянно быть в курсе событий, но врачи видели во мне персону нон-грата, наглую обманщицу, без зазрения совести выдававшую себя за супругу пациента, а для Таи я была коварной разлучницей, попытавшейся разрушить крепкий брак, в котором вот-вот должен был родиться третий ребенок.

Я прекрасно отдавала себе отчет, что если завтра утром я, как ни в чем не бывало, приду на работу, коллеги будут сверлить меня презрительными взглядами и шушукаться за моей спиной. Никто не скажет мне ни единого слова сочувствия, никто не поддержит меня в моем горе, и никто не протянет мне руку помощи…пусть даже сугубо психологической. В преставлении всех этих людей я не заслуживала и малой толики сострадания: беспринципная любовница, посягнувшая на чужого мужа, подлая гадина, начисто лишенная элементарной морали, гнусная тварь, пиявкой присосавшаяся к богатому и знаменитому мужчине – именно так обо мне думала большая часть женского населения, а желтая пресса лишь старательно подливала масла в огонь. Мои фотографии активно тиражировались в сети, и я даже толком не удивилась, когда дотошные писаки атаковали мой рабочий акаунт предложениями об эксклюзивном интервью. Ян «Хитмен» Агапов был безумно популярен по всему миру, а в нашей стране его можно было смело назвать поистине культовой фигурой. «Хитмена» знали все от мала до велики, его любили и ненавидели, им восхищались и клеймили «мешкобоем», но и преданные обожатели, и злостные хейтеры в едином порыве приникали к телеэкранам, как только Агапов выходил на ринг. Трансляция боя с Дворжаком собрала миллионы зрителей, и все они без исключения видели в VIP-ложе таинственную «Леди X». Но когда меня волновало общественное мнение? Я сама выбрала свой путь, и пусть он завел меня в глухой тупик, я обязана была найти выход из лабиринта, тем более в моем распоряжении теперь имелась нить Ариадны.

ГЛАВА XII

В ненастные дни в Столице темнело по-осеннему рано. Создавалось впечатление, что на улице не сентябрь, а как минимум середина ноября, и я бы не испытала особого изумления, если бы наутро увидела за окном последствия ночного снегопада. Я давно привыкла, что с климатом по всему миру творилось черт знает что, и достаточно философски относилась к резким колебаниям температуры, но тяжелые тучи, стремительно гонимые ветром по нависшему над городом небосводу, неизменно действовали на меня угнетающе в любое время года. До наступления календарной зимы оставалось еще почти три месяца, однако, нынешняя осень внезапно выдалась настолько суровой, будто морозы серьезно вознамерились прийти в Столицу со значительным опережением графика, и я тешила себя слабой надеждой на то, что погодная аномалия имеет краткосрочный характер и не продлится дольше недели. Центральное отопление в квартирах пока не включили, и домашний термометр совсем не радовал меня своими показаниями. В итоге я вынуждена была облачиться в теплую пижаму и шерстяные носки, но все равно чувствовала себя довольно некомфортно. Мне надо было срочно поесть, причем, желательно чего-то горячего и питательного, и я через не могу отправилась на кухню готовить ужин.