Текст книги "Скатерть Лидии Либединской"
Автор книги: Наталья Громова
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
На это Алексей Николаевич ничего не ответил, взял билеты и ушел.
* * *
В. Ермилов [18]18
Владимир Владимирович Ермилов (1904–1965), литературовед, критик, бывший член правления РАППа.
[Закрыть]пьяным пришел домой вместе с Павленко [19]19
Петр Андреевич Павленко (1899–1951), писатель, лауреат нескольких сталинских премий.
[Закрыть]на Лаврушинский. Павленко пытался доставить его наверх по лестнице. Сели в лифт. По дороге лифт испортился. Ермилова оставили и вызвали жену его вести домой. Но жена не смогла его вытащить и оставила в лифте. После 12 везде погасили электричество, и часа в 4 ночи Ермилов очнулся, лампочка чуть-чуть освещала окружающее. Ермилов увидел сетку и почувствовал себя запертым в клетку. Испугавшись, начал выть звериным голосом. Все спали: пока сбежались, он чуть не сошел с ума.
Наконец пришла жена и увела его домой.
Петр Павленко. Сер. 1930-х
* * *
Бунин был, как большинство писателей, либерал, чуть ли не социалист, но он постоянно подчеркивал чистоту своей крови, происхождения, но делал это деликатно.
* * *
Свирский [20]20
Алексей Иванович Свирский (1865–1942), писатель, автор детской повести «Рыжик».
[Закрыть]рассказывал, как Бунин читал «Анну Каренину», перечеркивал, исправлял.
– Что Вы делаете?
– Сокращаю, слишком растянуто. Можно превратить в маленькую повесть.
* * *
Павленко говорит про художественное произведение: – Это говно, но это еще не то, что нам надо.
* * *
В 1924 году в период организации ЛЕФ, кажется, Шершеневич [21]21
Вадим Габриэлевич Шершеневич (1893–1942), поэт-имажинист.
[Закрыть]сказал Маяковскому в публичном месте, кажется, в консерватории или на премьере. Я был в публике.
– Поздравляю вас с законным бриком!
Слова эти облетели всю публику.
24/II. Вчера говорили о Брике и Маяковском, сегодня узнали о смерти А. Н. Толстого и О. М. Брика.
* * *
Был у меня приятель в 1937 году. Прислал он мне сценарий, плохой. Отрецензировал, отправил автору. Через несколько времени рукопись возвращается обратно с надписью, что адресат не разыскан. Внизу приписка чьей-то рукой «адресат сидить».
* * *
Был период, когда В. Герасимова была замужем за А. Фадеевым. Фадеев любил выпить. С этой точки зрения она не одобряла его времяпрепровождение с А. Н. Толстым.
– С А.Н. вместе вы представляете собой глубоко национальное явление: гуляка-барин и гуляка-мужик. Я представляю себе такую картину: на балкон выходит А.Н., заспанный в халате, а внизу у балкона стоишь ты, знаешь, бывают такие тощие парни в посконных брючонках, в каких-нибудь опорках, но с чрезвычайно лихим видом.
– Ну как, Санька? – спрашивает А.Н.
– А как ваша милость?
– Спасибо. Как ваша?
– Да уж все будет, как следует, А.Н.! – говоришь ты, заливаясь тонким жеребячьим смехом. После этого вы пускаетесь на неделю в самые грязные похождения.
Александр Фадеев. Кон. 1930-х. Фото Е. Тихонова
* * *
На траурном митинге по А. М. Горькому бежим по лестнице Гладков [22]22
Федор Васильевич Гладков (1883–1958), советский писатель, классик социалистического реализма.
[Закрыть]и я. Надо было выступать по радио, торопились не опоздать.
На лестнице Гладков оборачивается, видит, что это я, узнает и с совершенно сияющим лицом говорит:
– А урночка-то маленькая какая получилась?
И он показал руками, какая урна.
* * *
Мы сидели с Ардовым [23]23
Виктор Ефимович Ардов (1900–1976), писатель, автор юморесок.
[Закрыть]на каком-то заседании (кажется, в 1938 или 1939 году).
Соболев сидел в берете. Ардов сказал:
– Знаешь, на кого похож Л.С. [24]24
Лев Сергеевич Соболев (1898–1971), писатель, председатель правления Союза Писателей РФ.
[Закрыть]? На повара.
Немного помолчав, добавил:
– А Фадеев похож на шофера. (Фадеев председательствовал.)
Потом добавил:
– А в сущности, весь президиум можно рассматривать как дворню б. дома: Караваева [25]25
Анна Александровна Караваева (1893–1979), писательница.
[Закрыть]– кухарка, Герасимова – горничная, Федин [26]26
Константин Александрович Федин (1892–1977), писатель.
[Закрыть]– камердинер.
В это время вошел А. Н. Толстой.
– Вот барин пришел, – сказал я.
– Нет, это не барин, а визитер, которого не пускают наверх, так как он под хмельком. Видишь, как камердинер его не допускает. (В это время А.Н. разговаривал с Фединым.)
Вся эта мгновенная импровизация характеризует юмористическое дарование В. Ардова.
* * *
Однажды я, Чумандрин [27]27
Михаил Федорович Чумандрин (1905–1940), прозаик, один из организаторов РАППа.
[Закрыть]и двое молодых драматургов Штейн и Воеводин поехали к А. Н. Толстому в Детское Село (1933, зимою). У Толстого шла беседа о театре. А.Н. угощал нас обедом. За столом кроме нас присутствовала престарелая тетка Н. В. Крандиевской, позднее пришла дочь А.Н., Марианна. За этим обедом произошел один очень серьезный разговор, который рисует А.Н. с его истинной стороны.
Москва, улица Горького. 1936
Я тогда только что вернулся с Кубани, где собирал материал о работе МТС.
Когда А.Н. узнал об этом, он начал жадно расспрашивать подробности этого последнего и, может быть, наиболее драматического лета коллективизации. Я рассказывал. Присутствующий при этом разговоре Воеводин [28]28
Всеволод Петрович Воеводин (1907–1973), поэт, драматург.
[Закрыть]сказал:
– А знаете, все-таки жалко этого уходящего в прошлое, такого поэтического крестьянского уклада.
А.Н. вдруг круто обернулся к нему и грозно спросил:
– То есть, позвольте, чего вам жалко?
Чем сразу поставил Воеводина в тупик.
Мне показалось, что Воеводину не столько было жалко «уходящего уклада», сколько он решил «потрафить барину».
Грозная интонация вопроса, заданного А. Н. Толстым, вызвала у него замешательство. Он что-то пролепетал про сады, соловьев и т. п., кажется, упомянул Есенина.
По мере того как он говорил, А.Н. постепенно багровел и краснел от гнева.
– Слушайте, вы черт знает что говорите! Деревня совсем не то, что вы подразумеваете. Деревня – это дикость, невежество, грязь. Это вековые гири на ногах человечества. Если вы хотите знать, я потому и стал на сторону Коминтерна (он так и сказал), что понял ту силу, которая повернет историю человечества и покончит со всяческой отсталостью.
Особенно выразительно прозвучало в устах А.Н. слово «Коминтерн». Он говорил не о России только.
* * *
Шли на похороны Маяковского Ю. Н. (Юрий Николаевич. – Н.Г.), Фадеев, В. Герасимова, Муся (Берггольц. – Н.Г.). Я только что вернулся из Ленинграда. Я зашел, простился с телом Маяковского. Потом пошли по Поварской до Арбата. Машина с его телом быстро проехала.
Вале стало холодно, и она сказала:
– Чего мы потащимся? Пошли домой.
И мы вернулись.
Похороны Маяковского. Ю. Либединский и А. Фадеев (второй и третий слева) несут гроб поэта. Апрель 1930
* * *
В 1939 году был разговор с В. Звягинцевой [29]29
Вера Клавдиевна Звягинцева (1894–1972), поэт-переводчик.
[Закрыть]об А. Н. Толстом. Т. ездил в освобожденные области и вернулся с большими трофеями. Это вызвало большой шум в московском обществе.
В частности, один букинист при встрече меня спросил:
– Правда ли, что А.Н. привез из Львова фонтан?
– Думаю, что нет. Наверное, выдумка.
– А если выдумка, то тоже здорово, а?
В это время я встретился с В. Звягинцевой, которая тоже слыхала об этом и возмущалась:
– Какое безобразие! Как это наше правительство терпит такие барские штучки!
И т. д.
На это я ответил:
– В кратком курсе истории ВКП(б) написано, что тридцать тысяч помещиков владели Россией. Наша молодежь теперь не знает, что такое живой помещик, так А.Н. дает об этом понятие. Можно себе представить, что было в России, когда тридцать тысяч людей, подобных А.Н., ею управляли.
* * *
Однажды мы возвращались в одном вагоне из Москвы в Ленинград после какого-то пленума. Я стоял в коридоре и слышал разговор, который происходил между Т. и Михаилом Козаковым [30]30
Михаил Эммануилович Козаков (1897–1954), ленинградский писатель, отец актера Михаила Козакова.
[Закрыть]. А. Н. Толстой вернулся из-за границы, и Михаил Козаков интересовался его впечатлениями. В частности, его интересовали сведения о кризисе, происходящем в Европе.
– Я все-таки не понимаю, что это за кризис, как это можно себе представить наглядно?
А.Н. отвечал:
– Вот наглядно: стоят магазины, везде завалено товарами, никто не покупает.
– Почему никто не покупает? – недоумевает Козаков.
– Денег нет! – отвечает А.Н. – Просто ни у кого нет денег.
После этого он лег спать.
* * *
Было вскоре после ликвидации РАППа. Шли бурные дискуссии. Был затронут А.Н. Слегка, конечно… А.Н. очень возмутился. Он переселился из Детского Села в Ленинград, снял номер в гостинице и стал готовиться к выступлению на одном из писательских совещаний, которые в эти дни были. Выступил под хмельком, но великолепно.
Припоминают, что кричал:
– Меня хотят лишить огня и воды!
Стенич [31]31
Валентин Иосифович Стенич (1897–1938), поэт, переводчик; был репрессирован.
[Закрыть], присутствующий при этом, молитвенно сложил руки и шептал: – Барошка, барин!
* * *
1934 год. Помню разговор о плагиате в Детском Селе, мы с ним гуляли вечером.
– Плагиат – это чепуха. Берите у меня все что угодно и дайте возможность брать у других все, что мне нужно. Литература без заимствования немыслима. Но берите так, чтобы на взятом лежал бы отпечаток вашей личности.
Он привел многочисленные примеры, главным образом говорил об Л. Н. Толстом, Стерне, Теккерее, Стендале. Я его не оспаривал, находя, что это так. Украсть неопубликованную рукопись – вот это действительно воровство.
А. Н. Толстой. Сер. 1930-х
* * *
В Детском Селе я жил в Доме отдыха и заходил к Ал. Ник., чтобы побеседовать.
Однажды я пришел, когда Наталья Васильевна собиралась в город. А.Н. встретил очень радушно:
– Ну вот и прекрасно! Наташа уедет, а мы с вами тут пообедаем.
Нат. Вас. напряженно на него посмотрела.
– Не думайте, что он действительно вам так рад.
Я чуть не сдурел.
– Он просто рассчитывает, что без меня, под предлогом угощения вас, напьется водки.
А.Н. смутился и не нашелся, что ответить, – на подобное радикальное «разоблачение» он не рассчитывал. Но когда Нат. Вас. уехала, он действительно напился. Во хмелю он был таким же прекрасным собеседником, как и трезвым, но разговор его становился вольным, он не подбирал выражений, и было чрезвычайно интересно его слушать.
* * *
А.Н. работал очень много. Когда я жил в Детском Селе, я бывал у него в самое различное время и всегда заставал его за работой. Он бывал на втором этаже, в своем кабинете, просторной комнате, увешанной картинами и гравюрами, в большинстве старинными и имеющими отношение к Петру. Я заметил у него редчайший портрет Петра. Он неутомимо стучал на пишущей машинке, с одинаковой легкостью отрываясь от работы и возвращаясь к ней.
Он жил «в Петре» в этот период.
Обличая истинно гигантскую природу дарования, он отрывался от Петра для богатырского наезда за деньгами – в кино, в издательство и т. д.
* * *
Литературные дела свои А.Н. вел барским способом – чрезвычайно широко, не боясь влезть в долги и памятуя: в конечном итоге он себя оправдает.
А.Н. одновременно заключал шесть-семь договоров на написанные и ненаписанные вещи. Тут были романы, повести. Он срубал колоссальные авансы.
Всерьез он делал две вещи – Петра и «Хождение по мукам».
Остальное он писал левой ногой и две-три вещи с минимальной затратой сил – талант вывозил, вещи получались. К таким я отношу знаменитое «Черное золото». Другие же были написаны плохо, и приходилось или писать новые, или печатать, в зависимости от обстоятельств. Два-три договора он переуступал на половинных началах каким-либо соавторам, которые работали, а он их поправлял. Иногда эта система переживала кризис, и А.Н. оказывался в критическом положении. Об этом знал весь Ленинград. При этом он жил чрезвычайно широко и не в чем себя не стеснял. «Система» себя оправдывала.
Большая семья
Война кончилась, и больше Лидия Борисовна никогда не расставалась с мужем.
Лидия и Юрий Либединские. Ялта, 1959
«Сразу после войны мы стали жить на Беговой в крошечной двухкомнатной квартире, – вспоминают дочери. – К тому времени нас уже было трое детей, папа, мама и бабушка. Потом мы переехали там же в трехкомнатную. Бабушка получила свою отдельную „комнатку“ в доме, расположенном через двор от нашего, но жила фактически с нами. Еще у нас жила няня Настя с семилетней дочкой Галей. Они были откуда-то из глухой деревни, как и многие, заброшенные войной в Москву. Она сочиняла всякие прибаутки. Кажется, она потом ушла работать к кому-то еще там же на Беговой (это я узнала из переписки родителей с бабушкой). Еще до рождения нашего брата Сашки в августе 1948 года у нас в доме появилась Нина – жилистая, некрасивая женщина, еще совсем не старая, она была доброй, но, кажется, была единственной в семье, которая на нас громко и часто кричала, но мы ее совсем не боялись. Папа и бабушка, кажется, никогда не повышали на нас голос, а мама затянувшиеся капризы изредка пресекала решительными мерами – совала наши головы под кран с холодной водой. После этого затихал не только сам подвергшийся экзекуции, но и весь дом надолго погружался в тишину».
Отлучалась Лидия Борисовна из дома и расставалась с мужем только тогда, когда появлялся новый член семьи. У Лидии Борисовны с Юрием Николаевичем помимо старшей дочери Маши [32]32
Мария Юрьевна Говорова (р. 1939), вдова поэта А. А. Говорова.
[Закрыть]родилось еще четверо детей: Татьяна (Тата [33]33
Татьяна Юрьевна Губерман (р. 1943), филолог; жена поэта Игоря Губермана. С марта 1988 года с мужем и детьми живет в Израиле. Далее – Тата Либединская.
[Закрыть]), названная в честь обеих бабушек, Лидия (Лола [34]34
Лидия Юрьевна Либединская (р. 1944), редактор; жена физика А. Г. Лескисса. Далее – Лола Либединская.
[Закрыть]), названная Юрием Николаевичем в честь любимой жены, Саша [35]35
Александр Юрьевич Либединский (1948–1990), инженер-математик; муж актрисы Н. Д. Журавлевой.
[Закрыть], названный в честь ближайшего друга Либединского, Александра Фадеева, и Нина [36]36
Нина Юрьевна Патлас (р. 1952), лингвист; жена Рава Цви (Григория Патласа). С октября 1979 года живет с семьей в Израиле.
[Закрыть]– в честь прабабушки Нины Алексеевны, матери Татьяны Вечорки.
О времени, когда Лидия Борисовна пребывала в роддоме, был написан маленький рассказ Юрия Николаевича.
Прогулка
Август в этом году был сухой, солнечный, а нам пришлось жить в городе. Мы отвезли Лиду в родильный дом, и жить нам стало без нее скучно.
В один из тихих солнечных дней пошли мы в зоопарк. Я вел за руку маленькую четырехлетнюю Лидочку (дома ее звали Лола), а впереди восьмилетняя Маша вела пятилетнюю Тату. У нас так водилось издавна: старшие девочки, взявшись за руки, шли впереди, Тата, не очень-то ловко ворочая языком, спрашивала, а Маша тут же отвечала. Иной порядок был просто немыслим: если бы рядом с Татой не было Маши, старшие не могли бы ни о чем говорить, а только отвечали бы на Татины вопросы:
– Откуда в кишке, которой поливают улицу, берется вода?
– Почему дяденька идет и шатается, когда нет ветра?
– Почему велосипед на двух колесах и не падает?
– Почему мороженое холодное, а на палочке дымится?
На все вопросы Маша отвечала почти не задумываясь, складно и звонко, иногда только взглядывая на меня за подтверждением. Так было и в зоологическом саду, когда Тата около обширного вольера, в котором жили медвежата, спросила, что они делают.
– Танцуют! – без промедления ответила Маша. – Их обучили танцевать, видишь, они танцуют!
И тут же на всякий случай взглянула на меня. Похоже, что медвежата и правда танцевали, обняв друг друга. Один белый и гладкий, поменьше, тянул в воду, а другой, бурый, лохматый, старался вытянуть своего собрата из воды. И ему это удалось бы, если бы вдруг белый не навалился всей тяжестью на бурого, маленькие, накось поставленные лапы которого заскользили, и он плюхнулся в воду. И тут же белый стал его топить, а бурый, пуская пузыри и разметывая брызги, – отбиваться…
– А зачем он так делает? – спросила Тата.
– Он его утопит, утопит! – запричитала чувствительная Лидочка.
Но бурый не утонул, через минуту он уже сидел на цементированном берегу и отряхивался, урча и повизгивая.
По соседству с медведями находился бассейн, в котором жили морские львы – блестящие, скользкие ловкие звери. У них в бассейне плавал мяч, и они острой своей мордой выбрасывали его наверх – один выбрасывал, взметнув ластами, и, чуть не вставая на хвост, ловил мяч на кончик носа, и мяч снова летел вверх. Публика, стоявшая вокруг бассейна, одобряла каждую удачу.
– Аут! – кричали мальчишки, и морские львы всем своим блестящим телом выскакивали из воды; им нравилось, что их хвалят.
Мы уже хотели уйти от морских львов. Но один из мальчиков сказал Маше, что сейчас их будут кормить. Мы задержались, и, правда, откуда-то из глубины вольера пришел человек в нахлобученной на брови кепке, с двумя ведрами в руках и, даже не глядя на то, что проделывают морские львы, выплеснул из ведра в бассейн живую рыбу…
Игра была заброшена, в ловле рыбы морские львы показывали куда больше проворства, чем в игре мячом: они настигали добычу под водой и в воздухе, когда рыба выплескивалась наружу.
Но один из четырех зверей, находившийся в дальнем конце бассейна, обрадовавшись тому, что мяч оказался в полном его распоряжении, продолжал ловить и подбрасывать его – и прозевал обед. Когда же он спохватился, почти вся рыба была уже изловлена и съедена его сотоварищами. Он вылез из бассейна и, ковыляя на своих ластах и хвосте, кинулся догонять служителя, неторопливо уходившего с ведрами в руках. Он забегал перед ним, блестящий и гладкий, как огромная пиявка, он подпрыгивал, махал ластами и даже издавал какие-то слабые повизгивающие звуки. Он настолько выразительно объяснял, что остался без обеда, что Лидочка крикнула:
– Ему не досталось!
– Да, да, ему не досталось! – закричали из толпы.
Но служитель отмахнулся от вертевшегося перед ним акробата.
– А, поди ты!.. – сказал он и ушел.
Это была грустная история. И хотя я пробовал доказать детям, что зазевавшийся морской лев сам виноват: когда зовут завтракать, нельзя заниматься игрой, – сочувствие девочек было на стороне пострадавшего.
Так мы шли неторопливо вдоль вольеров и клеток, и если не считать вопроса Таты относительно удава: «А из него тоже вода льется?» (она спутала удава с кишкой для поливки улиц), то до клетки со страусами никаких происшествий с нами не случилось.
Но тут Тата спросила, кто это такие, Маша ответила, что это такие особенные гуси, и Тата вполне резонно возразила, что у гусей таких ног не бывает. Между девочками разгорелся спор.
А мне ответ Маши напомнил странную и старую историю, случившуюся во времена гражданской войны в знаменитом ныне заповеднике Аскания-Нова. Там тоже развели между прочим и африканских страусов. На Асканию-Нову напали белобандиты, они стали стрелять зубров, антилоп и овцебыков, наделали много переполоху. В это время страусиха высидела несколько страусят, и один из них, наверное, самый трусливый и нервный, кинулся бежать. Страус умеет бегать со скоростью курьерского поезда, и, когда, пробежав более ста километров, страусенок приостановился, он оказался уже в окрестностях украинского села Чаплыньки, где о страусах никогда не слыхали. Появление столь страшной птицы с конскими ногами и гусиной шеей было воспринято местными жителями как предвестие конца света и страшного суда.
Страусенок с унылым курлыканьем ходил по пустому селу, и неизвестно, сколько бы времени он так ходил, если бы какая-то собачонка не выскочила на улицу и с отчаянным лаем не кинулась на страусенка. И он снова ринулся бежать и благополучно прибежал домой к себе в Асканию-Нову…
– Ой, Лолка упала к страусам! – вдруг отчаянно крикнула Тата.
Я оглянулся. Лидочка была уже по ту сторону сетки; страусы стояли кругом и шипели. Я кинулся к сетке и выхватил Лидочку. Все это произошло так быстро, что девочка подняла крик уже после того, как я ее вытащил.
– Как ты там оказалась?
Пока я рассказывал старшим девочкам историю про страусенка, Лидочке захотелось поближе рассмотреть страусов. Она со скамейки, где мы сидели, перелезла на урну для окурков, перешагнула через сетку и кувыркнулась к страусам.
– Они шипели, как ситро! – кричала Лола
– А почему они ее не защипали? – спросила Тата.
– Потому что у них шеи длинные, и мысли по ним идут медленно, – ответила Маша.
До слонов мы добрели изрядно усталые, но уйти, не посмотрев на слона, мы не могли.
Слона мы увидели только одного. Он топтался возле дверей огромного сарая. А где слониха? Нам сказали, что слониха рожает в сарае, а слона туда не пускают.
Но слон не хотел с этим мириться. Он не пытался сломать окованные железом двери и не кидался на них – нет, он концом своего хобота, словно трехпалой рукой, осторожно ощупывал ту тоненькую щель, которую образовывали створки плотно закрытых дверей, как будто понимал, что здесь находится секрет человеческой мудрости.
И с каким сочувствием я следил за его осторожными движениями, как понимал я его! Все эти дни я также ходил возле запертых дверей родильного дома. Но я хоть мог получить записку и получить ответ. А слон?
Помучившись минут десять у двери, слон отошел к маленькому пруду, погрузил туда хобот, набрал воды и, подняв его над головой, окатил водой свой выпуклый лоб мыслителя и работника.
А через несколько дней впервые в Москве в Зоопарке родился слоненок Москвич. А у нас дома появился мальчик Саша.
1958
Елка на Беговой. 1947.
Слева направо: первый ряд – Аня Левина (Герасимова), Сережа Неклюдов (Либединский), Лола Либединская, Вова Караваев; второй ряд – Наташа Яшина, Алена Рогова, Злата Яшина, Тата Либединская; третий ряд – Ира Шторм, Соня Ефимова, Наташа Суходрев, Маша Либединская, Наташа Чистякова, Юра Ефимов; стоит сзади – Геля Елькин (племянник Ю. Либединского)
Лола, Маша, Тата Либединские и Сережа Неклюдов. Елка на Беговой. 1947
Либединские с Машей и Татой. 1944. Фото М. С. Наппельбаума
Лола Либединская с подругой Ирой на фоне карты мира в «костюмах» индианок. 1953
Лидия Борисовна ездила с Юрием Николаевичем в санатории и Дома творчества; ему нужен был покой для работы, и, кроме того, после войны он нуждался в постоянном укреплении здоровья.
«Родители часто уезжали, – вспоминает Тата, – но их незримое участие всегда чувствовалось в нашей жизни, и тоже благодаря бабушке. Они писали часто, иногда каждый день, все письма читались нам вслух и обсуждались. Иногда родители посылали нам забавные открытки и рисунки, и бабушка под нашу диктовку писала им ответы. Сама она им писала тоже чуть ли не каждый день, описывая и нашу детскую нехитрую жизнь. Каждое их возвращение домой превращалось в праздник. Иногда нас брали на вокзал встречать и провожать родителей.
Так мы и жили, пока не наступил страшный ноябрь 1959 года. 19 ноября у папы случился инсульт, и, несмотря на все старания врачей, семьи, друзей, он, практически не приходя в сознание, умер 24-го числа; через две недели ему бы исполнился шестьдесят один год. И жизнь наша не просто перевернулась – она стала чужой и незнакомой.»
Ю. Н. Либединский, А. А. Жаров, Л. Б. Либединская с Ниной, В. А. Герасимова. Переделкино, 1954
«Только раз в жизни мама впала в беспредельное отчаяние – после папиной смерти. Когда папа умер, мне было шестнадцать лет. Помню ночь в ЦДЛ, после гражданской панихиды, похороны должны состояться на следующий день. Мама наотрез отказалась оставить папу. Бабушка не могла с ней остаться, должна была ехать с малышами. Осталась я с мамой. Если бы кто-нибудь научил нас молиться, наверное, нам было бы легче. Несколько месяцев подряд я ночевала с мамой на раскладушке в родительской спальне, мама не спала по ночам почти год. Мама закончила папину повесть „Воспитание души“, начала писать „Зеленую лампу“. Бабушка взяла полностью на себя хозяйство. Жизнь продолжилась уже совсем по-другому, но продолжилась.»
Юрий Либединский с сыном Сашей. Переделкино, 1958
«Сейчас оглядываюсь назад, и мне кажется, что единственный человек, которого мама по-настоящему любила, – это наш папа. Ко всему, что хоть как-то имело отношение к папиной жизни, к папе, она относилась трепетно. Даже к папиным детям от других женщин.
Кроме нас, у папы было еще трое детей – Миша [37]37
Михаил Юрьевич Либединский (1931–2006), сын Либединского и Марии Берггольц. Экономист. Автор работы «От пращуров моих…».
[Закрыть], Наташа [38]38
Наталья Львовна Крылова (р. 1930), дочь Ю. Н. Либединского. Логопед. Автор букварей и дидактических пособий. С 1992 года живет в Израиле.
[Закрыть]и Сережа [39]39
Сергей Юрьевич Неклюдов (р. 1941), сын Ю. Н. Либединского и О. С. Неклюдовой. Профессор РГГУ.
[Закрыть]. Сережина мама, к сожалению, не позволила ему общаться с нашими родителями, так что и мы лишились этого брата. Незадолго до маминой смерти умер папин старший сын Миша, и мама мне говорит: „Ты скажи Наташе, чтобы она простила Мишку, чтобы ему на том свете легче было!“ Наташа, наша сестра, живет в Израиле, а на Мишку она обиделась за его воспоминания».
Лидия Борисовна и Юрий Николаевич успели прожить не очень длинную, но очень счастливую жизнь. У них родилось четверо детей. Старшую дочь Лидии Борисовны, Машу, Либединский удочерил и всегда считал своей родной. Юрий Николаевич скончался от инсульта 24 ноября 1959 года.
После его смерти Лидия Борисовна написала:
Я не знаю, где ты, что с тобою,
Ночь ли там иль сияние дня?
Ты за что не взял меня с собою?
Если можешь, позови меня!
Не вернешь воды на дно колодца,
Не срастется порванная нить.
Все забрали. Только остается
Страшная обязанность – дожить.
«Вот и все. Нет, не все. Остались неоконченные книги. Остались дети. Над книгами надо было работать. Детей надо было растить. Надо было жить. И я жила. Я плохо помню эту зиму. Помню только, что старалась до предела заполнить сутки поездками, делами, встречами. Старалась жить бегом, чтобы не дай бог не остановиться, не оглянуться. А когда остановилась и оглянулась, была весна. Ярко светило солнце, вдоль тротуаров бежали звонкие струйки воды. По утрам в скверах громко кричали птицы, а на закате долго и розово отсвечивали окна домов, обращенных на запад.»
Лидия Либединская на могиле мужа на Новодевичьем кладбище. Ноябрь 1960
«Был шестой час весеннего дня, когда я вышла из издательства. Золотилось небо. Лужи по краям прихватило легким вечерним морозцем, и в воздухе, нагретом за день, чувствовалась весенняя пронзительность – по вечерам еще побеждал холод. Я шла, спокойно думая о том, что сейчас дойду пешком до Садового кольца, сяду в троллейбус и поеду домой. Я все так и сделала. Опустила две двадцатикопеечные монеты, оторвала билет, спросила пассажиров, сходят ли они на нужной мне остановке. А потом снова медленно шла по сухому тротуару, слушая, как с шуршанием проезжают автомобили и хрустят под ногами песок и колкие льдинки. О чем я думала? Не знаю. Самое главное в те дни было ни о чем не думать. Иногда мне это удавалось. Кажется, удалось и тогда.
Я вошла в ворота, старенькие, покосившиеся. Пустой дворик, знакомые выщерблинки на асфальте, криво начерченные мелом „классы“. Поднялась по шатким, щелястым ступеням, на обитой фанерой двери нашарила рукой знакомую кнопку звонка. В тот год я ничему не удивлялась. А удивляться было чему. Ведь я шла домой. Впрочем, я и пришла домой…
Милый, старый, желтый, как прошлогодний лист, дом в Воротниковском переулке. Откуда-то из глубины сознания он позвал меня.
Я села на крыльцо и долго сидела, пока мне не стало очень холодно. Я ни о чем не думала в тот вечер, ни о чем не вспоминала. А когда поднялась, небо было ярко-синее, и на западе блестели две холодные белые звезды, одна побольше, другая поменьше. В чьем-то чужом окне загорелась зеленая лампа.
Может быть именно в тот вечер мне и пришла в голову мысль написать эту книгу?..
Конец.
Март, 1964 год».
С этого времени и началась «Зеленая лампа».