Текст книги "Мир зеленого безмолвия"

Автор книги: Наталья Березина

Соавторы: Станислав Самсонов,Ольга Лисс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

НА ЮГЕ СРЕДИННОГО РЕГИОНА

Попробуем теперь выбраться за пределы Западной Сибири. Для этого имеется вполне убедительный предлог. Болота южной окраины равнины существенно отличаются от своих более северных собратьев. Типично болотные сообщества уступают место зарослям тростника, рогоза и другим крупным прибрежно-водным и водным растениям. Такие сочетания растений скорей характерны для речной поймы, зарастающих озер и далеко не всегда им сопутствует заболачивание, не говоря уже об образовании торфа.

Правда, в Барабинской степи тростниковые займища оказываются болотами со всеми присущими им особенностями. Существование болот в этом районе считается парадоксом: здесь начинается зона неустойчивого увлажнения. Повсеместно распространено засоление грунтовых вод, меньше выпадает осадков. Одним словом, признаков иссушения климата немало.

Тростниковые займища в изобилии встречаются в Северном и Центральном Казахстане, занимая местами огромные площади. Не случайно в годы освоения казахстанской целины возникла идея использовать тростник для производства оригинального строительного материала, получившего неправильное название – камышит.

Тростник, рогоз и другие крупные травянистые растения – обязательный элемент растительности тугаев – галерейных лесов, протянувшихся по долинам Амударьи, Сырдарьи и других рек пустынных районов Казахстана и Средней Азии вплоть до горных массивов Тянь-Шаня и Копетдага. Но заболачивания в них уже не происходит. Не та природная обстановка – слишком сухо. Болота и пустыня – понятия трудносовместимые.

Впрочем, даже при наличии пустынного климата иногда возникают условия, при которых образуются небольшие болота и откладываются торфоподобные залежи. Начинается с того, что появляется неглубокое, хорошо прогреваемое солнцем, пресноводное или солоноватоводное озеро, непрерывно питаемое подземными родниками или близлежащей рекой. Этого оказывается достаточно, чтобы обеспечить его длительное существование, несмотря на интенсивное испарение с поверхности. Обилие тепла, света при постоянном местном увлажнении создают благоприятную обстановку для пышного развития разнообразной водной и прибрежно-водной растительности. Плотный зеленый ковер быстро захватывает весь водоем, располагаясь в несколько ярусов: над водой, плавая по ее поверхности или проникая вглубь. Остатки отмерших растений непрерывно накапливаются на дне, озеро постепенно заболачивается.

Подобную картину можно видеть, если посетить пресноводные озера, сохранившиеся в сухом русле древнего Узбоя. Очевидно, еще больше таких озер было в прошлые тысячелетия, особенно в периоды относительного увлажнения и похолодания климата, о чем свидетельствуют работы палеогеографов. Данные о недавнем прошлом среднеазиатских пустынь помогут правильнее решать проблему хозяйственного освоения новых территорий.

Наша попытка продолжить воображаемое путешествие значительно дальше на юг, за пределы Западной Сибири, таким образом, не лишена серьезного основания. Явственные признаки засушливого климата появляются уже в Барабинской степи, закономерно усиливаясь в сухих степях Казахстана и достигая апогея в зоне пустынь. Ухудшаются условия питания и облик травянистой растительности, обитающей в местах обильного увлажнения. Но одновременно нельзя не заметить естественные природные связи между болотистыми займищами Барабы, тростниковыми зарослями Казахстана и пустынными тугаями. В виде органичного целого выступает гигантская территория площадью свыше 7 млн. кв. км, протянувшаяся от Заполярья до южных границ нашего государства. С некоторых пор она получила название Срединного региона.

Итак, мы находимся на юге Срединного региона, в пустыне Каракумы. На этот раз лучше не пользоваться самолетом, а поехать поездом: из Красноводска в Ашхабад. Мелькнули домики окраины города и справа от дороги потянулась унылая серовато-белая равнина – гигантский солончак Балханский шор. Возник он сравнительно недавно. Еще в тридцатых годах это – мелководный залив Каспия, потом море отступило и корка соли закрыла пространство свыше 500 квадратных километров.

В 1957 г. одному из авторов этих строк предложили заняться поисками и изучением ископаемой флоры антропогена Западной Туркмении. Таким объектом исследования стал и Балханский шор.

Однообразная, слабо волнистая равнина привлекла наше внимание не случайно. Во время Великой Отечественной войны необходимо было найти какое-нибудь местное топливо. И вот под поверхностью солончака в 1943 г. обнаружили полуметровый слой торфоподобной массы. Начались разработки, но вскоре их пришлось прекратить. Топливо оказалось ниже всякой критики. Разжечь куски «торфа» можно было только после огромных усилий, тепла он давал мало и вдобавок оставлял неимоверное количество золы. На поверхности солончака еще долго были видны брошенные серо-бурые кучи, вывозить их было нерентабельно. Отдельные бесформенные комки с торчащими из них обрывками растений можно было найти на поверхности шора два десятка лет спустя.

До наших работ ископаемая флора из отложений антропогена Туркмении практически не изучалась никем. Не удивительно, что первый же полевой сезон оказался очень плодотворным. В ряде мест удалось обнаружить отпечатки листьев, стеблей и других остатков живших когда-то растений. Быстро составилась богатая коллекция, сулившая много нового и интересного. Сборы ее заняли все время пребывания в поле. О Балханском шоре вспомнили лишь в последние дни, когда отряд возвратился на базу и занялся упаковкой собранного материала.

Место неудачных торфоразработок долго искать не пришлось. Без особого труда извлекли из-под корки солончака несколько десятков буроватых влажных кусков, весьма отдаленно напоминающих торф. Вместе с дорогой это заняло полдня. Сбор полевого материала закончился.

В лаборатории образцы торфа тоже долго дожидались своей очереди. Конечно, невзрачные куски, да еще с устойчивым запахом сероводорода, не выдерживали никакого сравнения с коллекцией великолепных отпечатков листьев тополей, ив, лоха, различных травянистых и водных растений. Особенно интересны были виды, которых давно уже нет в Туркмении, да и вообще в Средней Азии. Одним словом, работа по определению и описанию материала захватила полностью, и до торфа очередь дошла только в середине зимы.

Для извлечения остатков растений, содержащихся в подобных образцах, существует определенная методика. Кусок разминается в ступке, затем варится в слабом щелочном растворе. Полученная масса промывается на сите под струей воды. От образца обычно оставалась ничтожная доля, но зато это были только растительные ткани, семена, кусочки древесины. Нельзя сказать, что такая подготовка материала доставляла удовольствие. Достаточно того, что при кипячении в изобилии выделялся упомянутый сероводород, после чего приходилось основательно проветривать помещение. Но все эти неприятности были сразу забыты после изучения первого же образца.

Был обнаружен комплекс прибрежно-водных и водных растений, которые и сейчас растут в озерах пустынной зоны: тростник, рогоз, среднеазиатский камыш. Они составляли основную массу. Но были и другие, обитающие сейчас где-нибудь в дельте Амударьи или еще севернее, вплоть до границ Западно-Сибирской низменности. В Туркмении в настоящее время их нет. Невзрачные комочки оказались интереснее и содержательнее эффектной коллекции отпечатков ископаемых растений.

На следующий сезон расстановка сил и распределение времени стали диаметрально противоположными. Конечно, поиски и сборы листовых отпечатков были продолжены, но на первый план безоговорочно выдвинулся Балханский шор. С помощью ручного бура пробурили свыше сотни мелких скважин, из которых полностью отбиралась вся извлекаемая колонка, начиная от поверхностной корки соли. Уже в поле выяснилось, что торф залегает в виде небольших линз, очерчивая границы ныне исчезнувших неглубоких озер, в которых происходило накопление растительных остатков. Непосредственно под коркой соли обнаружилась еще одна, маломощная прослойка торфа. Ее толщина не превышала 10 см.

С востока в шор впадает ныне сухое русло, носящее название Актам, соединяющее Балханский шор с другим обширным солончаком Кель-Кором, древней дельтой тоже безжизненного Узбоя. На поверхности Кель-Кора хорошо сохранились прирусловые песчаные гряды, тянущиеся на несколько километров. У основания гряд очень много обуглившейся древесины, очевидно, принесенной в свое время речными водами. На всякий случай колонки образцов были взяты и из песчаных гряд. За сезон накопился огромный материал; на изучение его ушло свыше двух лет. Но полученные результаты полностью оправдали затраченные усилия. Удалось узнать много нового из истории ландшафтов Западной Туркмении за последние тысячелетия. И еще раз подтвердилось, что их формирование тесно связано с колебаниями уровня Каспийского моря.

Детальное исследование колонок образцов позволило с уверенностью нарисовать следующую картину. Каждая из скважин снизу содержала серые засоленные пески с большим количеством раковин двустворчатого моллюска Cardium edule L., которого и сейчас много в Каспии. С раковинами соседствуют обрывки морских водорослей: типично морские отложения. Выше среда начинает меняться: исчезают водоросли, на их месте появляются растения, еще выдерживающие значительное засоление, но они уже характерны для озера. Раковины моллюска еще остаются, хотя размеры их резко уменьшаются, что нетрудно увязать с ухудшением условий обитания. Затем и они исчезают, уступая место солоновато-водным формам, в свою очередь заменяемым пресноводными моллюсками, обитающими и в подмосковных прудах.

Примерно то же самое происходит с растениями: чем выше по колонке, тем больше растительных остатков. Одновременно увеличивается число видов, живущих только в пресных водоемах. Заключительным аккордом опреснения служит появление мхов. Очевидно, после отступления Каспия в пониженных частях рельефа еще сравнительно долго оставались озера морской воды, в которых типично морские моллюски и водоросли чувствовали себя в привычной обстановке. Но потом все стало меняться: морские водоемы (а их, наверное, было немало) начали разбавляться пресной водой и чем дальше, тем больше, пока не превратились в пресноводные озера с содержанием солей не более 1,5 г/л. Об этом свидетельствует обнаруженный комплекс растений, да и животных тоже.

Так, последовательное послойное определение образцов позволило установить, как происходило изменение солености водоемов, приведшее к их опреснению, заселению типично озерной растительностью и даже накоплению торфа. В условиях пустыни возникновение условий, вызывающих заболачивание водоемов – уже явление незаурядное. Не менее интересным оказывалось и изучение видового состава живших тогда растений.

Конечно, большинство из них и сейчас растет по озерам и травянистым болотам Средней Азии. Но были встречены и другие виды. В современных сообществах нет лесного камыша, белой кувшинки, манника, многих рдестов, а тем более шейхцерии или сфагнума. Они живут в более влажном и прохладном климате. Примерно такой же состав растительного сообщества описан и при изучении верхнего тонкого слоя торфа. Подобные находки свидетельствуют о том, что сравнительно недавно климат Туркмении менялся. Конечно, пустыня оставалась пустыней, но все-таки возникала возможность для проникновения сюда более северных видов.

Обычно открытие чего-то нового неизменно порождает и новые вопросы, в свою очередь требующие ответа. Для превращения целого ряда морских водоемов в континентальные наверняка понадобилось немалое количество пресной воды. Осадков, даже при некотором увлажнении климата, для этого было недостаточно. Кроме того, чтобы озера не высохли под жарким солнцем пустыни, испаряемая влага должна непрерывно пополняться. Ведь, судя по толщине слоя торфа, они существовали не менее пяти столетий. Значит поблизости текла река. Очевидно, было полноводным ныне сухое русло Актама.

При изучении Балханского шора до десятка скважин было пробурено и на дне Актама, где тоже обнаружились торфоподобные прослои. Значит, русло тогда не было сухим, по нему текла вода, но где ее источник? Актам только «промежуточная инстанция» между системой озер и дельтой Узбоя. Теперь оставалось доказать, что в это время русло Узбоя было заполнено пресной водой.

Первое подтверждение удалось получить при изучении образцов, извлеченных из прирусловых гряд Кель-Кора. Хорошо, что они были взяты. В начале мы очень сомневались, что в рыхлых песчаных буграх можно найти что-либо интересное. Действительно, остатков пресноводных животных и растений в них оказалось мало, но после промывки двух с лишним сотен образцов набралось достаточно материала, чтобы прийти к вполне определенному заключению: русловые гряды могли возникнуть лишь при наличии стока пресных вод по руслу Узбоя. К сожалению, оставалось неясным, совпадало ли это во времени с накоплением торфа? Ответ на это дали материалы других исследований. Особенно помогли работы известного географа А. В. Шнитникова, установившего связь многовековых колебаний климата северного полушария с изменением солнечной активности. Так вот, по его данным, в последние тысячелетия существовало три заметных похолодания: в XXIV—XXIII вв. до н. э.; в IX—VIII вв. до н. э. и в XIII—XIV вв. Они отличались более суровыми зимами, увеличением атмосферных осадков, понижением границ горных ледников. В подтверждение датировки последнего периода А. В. Шнитников приводит выдержки из сочинений Рубрука, который, описывая свое путешествие в Монголию в 1253—1255 гг., сообщает о глубоких снегах в долинах Евфрата и Аракса. Об этом же пишет де Клавихо, путешествовавший в 1404—1406 гг. по Ирану и южному побережью Каспия. Есть сведения о замерзании Амударьи в 1405 г. на 4—5 месяцев. Такие совпадения не случайны, поэтому есть основания отнести верхний слой торфа к XIII– XIV вв. Соответственно, нижний слой образовался где-то в I-м тысячелетии до н. э.

За историческое время наивысший уровень Каспия приходится на VI—V вв. до н. э. Значит в это время Балханский шор обязательно был покрыт морем, и, конечно, морские волны прекратили существование наших озер. В колонках между двумя слоями торфа залегают типичные морские пески с обилием того же Cardium edule L. А время возникновения слоя торфа отодвигается еще на 500 лет: на самое начало 1-го тысячелетия до н. э.

Что же происходило в это время с Узбоем? О нем существует немало сведений в трудах античных авторов, где река фигурирует как Окс или Оксус. В частности, Плиний Старший писал о судоходстве по реке, существовавшем именно в интересующее нас время, вплоть до I в. н. э., когда русло ее уже начинает мелеть, а в ряде мест обнажаются пороги. Такого же возраста древние оросительные сооружения, обнаруженные Хорезмской экспедицией АН СССР в верхнем течении Узбоя. И наконец, теми же археологами установлено, что в XIII в. ряд крепостей, развалины которых находятся в долине реки, были затоплены длительное время. Пожалуй, достаточно. Остается задать еще один вопрос. Случайно ли совпадение эпох увлажнения и похолодания климата с периодами оживления Узбоя? Наверное, не случайно.

Первая фаза увлажнения постепенно закончилась на рубеже нашей эры. В полном соответствии проходил и активный период в развитии Узбоя. Второй период стока пресных вод по руслу был значительно короче, максимум полтора столетия; но и само похолодание и увлажнение климата было гораздо слабее и тоже короче. Естественно, и торфа накопилось гораздо меньше, логично обеднение видового состава обнаруженных в нем растений.

Конечно, серо-бурые горизонты, надежно скрытые от взора под поверхностью Балханского шора и русла Актама, трудно назвать настоящим торфом. Да и условия его образования были иными, отличающимися от природной обстановки, окружающей займища Барабы или Северного Казахстана. Но в качестве летописи природы старые туркменские болота свою роль сыграли исправно, с их помощью мы узнали о далеком прошлом.

НЕМНОГО О ТОРФЕ

Единственное место на Земле, где происходит накопление торфа, – это болота. Рост торфяных залежей зависит от соотношения двух диаметрально противоположных процессов: образования органического вещества в процессе фотосинтеза и его распада. Чем быстрее увеличивается масса болотных растений, тем больше возможностей для сохранения их отмирающих частей. Но чем интенсивнее идет процесс разложения, тем меньше их оседает на дне водоема. В итоге скорость формирования залежи находится в прямой зависимости от преобладания первого процесса над вторым.

Образование торфа – современный этап зарождения угля. Процессы консервации органического вещества в болотах каменноугольного, мелового или третичного периодов были различны. Различались они и по составу растительного покрова, животному населению и по микроорганизмам – разрушителям отмерших растений. Геолог Ю. А. Жемчужников в 1948 г. обосновал идею неповторимости осадков и фаций в истории Земли. Однако, несомненно, существуют общие закономерности образования органических отложений, приложимые как к прошлым геологическим эпохам, так и к настоящему времени.

Л. Ш. Давиташвили в 1971 г., анализируя различные эпохи угленакопления, пришел к выводу, что для образования горючих ископаемых решающим является соотношение автотрофов (т. е. растений – битумо-, сланце– или углеобразователей) и гетеротрофов (разрушителей, питающихся автотрофами).

Например, для докембрия было характерно накопление органических отложений из нежных, с тонкими непрочными оболочками сине-зеленых и бурых водорослей, давших впоследствии битумы. Это было возможно потому, что темпы процессов гниения и разрушения органических остатков были незначительны, даже ничтожны по сравнению с их темпами в настоящее время. Здесь, пожалуй, стоит отвлечься от основной темы. Немного поговорим о том, что такое гетеро– и автотрофы.

Гетеротрофы – организмы, которые могут существовать, лишь питаясь готовым органическим веществом растительного или животного происхождения. Первые примитивнейшие существа Земли были гетеротрофами. Они поедали себе подобных. Но ведь это не могло продолжаться бесконечно. В один прекрасный момент есть было бы некого. И эволюция органического мира не зашла в тупик лишь потому, что какая-то часть комочков первичной живой материи приобрела чудесное свойство. Появилась возможность использования солнечной энергии для превращения простых органических веществ в сложнейшие органические соединения. Словом, то, что мы сейчас называем фотосинтезом. Появились организмы-автотрофы. Самопитатели – в буквальном смысле слова. А гетеротрофы получили постоянный неисчерпаемый до сих пор источник пищи.

В каменноугольном периоде накопление остатков автотрофных организмов растений в значительной степени превышало процессы уничтожения их гетеротрофами – животными, грибами, микробами. За сотни миллионолетий слои торфа превратились в горизонты каменного угля. Такие же условия накопления органического вещества, в первую очередь растительного происхождения, возникали на болотах юрского, мелового и даже третичного времени. Подтверждение тому – месторождения различных горючих ископаемых.

На болотах антропогена господствующими растениями-торфообразователями стали травянистые формы – мхи, сфагновые и зеленые, различные осоки. Изменился состав болотных растительных сообществ, возникли и новые комплексы живущих за их счет гетеротрофов. Все вместе привело к появлению других условий накопления органических остатков.

В наше время наиболее оптимальная среда для накопления торфа существует в умеренном, достаточно влажном климате. Болота здесь достигают наибольшего развития и распространения. В целом климатические границы для торфяников уже, чем для болот. В тундре болот тоже немало, но торфообразование идет очень медленно: слишком низкие температуры и незначителен прирост органического вещества.

Мощность торфяных отложений полностью зависит от температуры и продолжительности вегетационного периода не только в тундре. В тропиках нарастание растительной массы идет интенсивно, но постоянно высокие температуры делают распад растительных остатков настолько быстрым, что торф не успевает образоваться. Болота там обычно лишены торфяных залежей.

Конечно, можно привести и диаметрально противоположные примеры. Мощные торфяники встречаются недалеко от экватора, на Зондских островах, где они занимают значительные площади, а глубина торфяного слоя может превышать 15 м. Такие болота возникают на месте лесов, частью мангровых. Наверное, так же погружались в топи и превращались в торф стволы деревьев еще в каменноугольном периоде, чтобы за сотни миллионов лет трансформироваться в каменный уголь. Неблагоприятное влияние высоких температур на образование торфа нейтрализуется огромным количеством осадков, которые способствуют такой неистовой продуктивности растений, что процесс разложения не в состоянии с ней соперничать. Природа очень разнообразна в своих проявлениях.

По имеющимся данным, 99% торфа от общих его запасов все-таки приходится на страны умеренного и субарктического поясов. Не так давно торфяные ресурсы казались практически неисчерпаемыми. Но разработки месторождений этого вида горючих ископаемых в последние годы стали весьма интенсивными и уже укоренившуюся точку зрения приходится менять. В полной мере такое положение характерно и для нашего государства, хотя оно по-прежнему и занимает первое место в мире по запасам торфа.

Например, Московская область пока продолжает быть одним из крупнейших центров его добычи, но по сравнению с прошлыми десятилетиями площади болот сократились вдвое, соответственно уменьшились возможности их разработки. Возникла необходимость очень экономно использовать торфяные богатства Белоруссии, где тоже резко сократилось количество месторождений вследствие повсеместного осушения заболоченных пространств. Становится настоящим расточительством сжигать торф в топках электростанций, тем более что опять-таки в последние годы он все больше находит применение как ценнейшее сырье для химической, фармакологической и микробиологической промышленности, которое нерентабельно восполнять искусственным синтезом.

Торф как топливо использовался еще древними римлянами. О нем упоминают Тацит и Плиний Старший. Последний в одной из 37 книг своей «Естественной истории» рассказывает о торфе как о «горючей земле», пригодной для нагревания пищи.

Что такое торф? Прежде его считали земляным маслом, горной смолой, горючей землей или серой. Растительным остаткам, т. е. именно тому, из чего в сущности состоит торф, большого значения не придавали.

Ученые средневековья полагали, что залежи торфа возникли из растворенных и раздробленных водами всемирного потопа органических веществ, которые затем вновь осели на землю. Существовали взгляды, что торф – это особая корневая ткань, способная к росту, но не образующая листьев и стеблей. Иные даже считали торф единым громадным растением. Лишь в конце XVIII в. появилось представление о торфе, как о горючей растительной болотной земле, коричневого или черного цвета, связанной волокнами или корешками разложившихся растений и минеральными частицами. Генетически правильно определил природу торфа М. В. Ломоносов, отметив, что он возникает из болотных растений.

«Торф – это горючее полезное ископаемое, образовавшееся в процессе отмирания и неполного распада болотных растений в условиях избыточного увлажнения и затрудненного доступа воздуха» – так объясняется слово «торф» в Большой советской энциклопедии.

В странах Европы добыча торфа существует с XII– XIII вв. Сохранилась переписка настоятелей двух монастырей из Утрехтского епископства (Нидерланды), содержащая просьбу о разрешении рыть торф на болотах, принадлежащих одному из монастырей. Письма датированы 1113 годом. Примерно в это же время торф используется в Шотландии и других странах Западной Европы. Трактаты о торфе появляются позднее, уже в XVII в. Одно из первых таких сочинений было издано во Франции.

В России первая мысль об использовании торфа как топлива принадлежала Петру I. В 1696 г. он отдал приказ добывать торф в Воронеже, а год спустя – искать его в окрестностях Азова и использовать в качестве топлива в этих безлесных местах. В начале XVIII в. сенатским указом голландцу Тимофею фон Армусу было предоставлено право разрабатывать болота, которые на пашни и на сенокосные покосы не годятся, «делать своим иждивением торфу... как то есть во многих королевствах и наипаче в Голландии, – жгут оную вместо дров и обжигают кирпичи и черепицу, и бывает от оной жару больше, чем от дров». Петровский указ, однако, остался невыполненным.

В труде М. В. Ломоносова «О слоях земных», изданном в 1763 г., содержится много высказываний о природе и ценности торфа. Академик Петербургской Академии наук И. Г. Леман различает пять сортов торфа по степени пригодности их на топливо. Это первая классификация торфов. В 1810 г. выходит в свет руководство члена Санкт-Петербургского экономического общества Энгельмана по осушению болот.

Систематическое изучение болот в России в связи с бурным развитием промышленности началось лишь во второй половине XIX в., когда были организованы крупнейшие экспедиции по осушению болот Белорусского Полесья и центральных губерний Европейской России.

В 1873 г. начала работать экспедиция П. П. Жилинского по исследованию болот. Вот как об этом писал К. Паустовский (1953):

«Кроме рек в Мещерском крае много каналов. Еще при Александре II генерал Жилинский решил осушить Мещерские болота и создать под Москвой большие земли для колонизации, В Мещеру была отправлена экспедиция. Она работала двадцать лет и осушила только полторы тысячи гектаров земли, но на этой земле никто не захотел селиться – она оказалась очень скудной... Почва Мещеры – это торф, подзол и пески. На песках хорошо родится только картошка. Богатство Мещеры не в земле, а в лесах, в торфе и в заливных лугах по левому берегу Оки».

В 1874 г. появился труд В. В. Докучаева «К вопросу об осушении болот вообще и в частности Полесья». Маститый почвовед впервые дал широкую программу освоения заболоченных земель. Но отцом русского болотоведения с полным основанием можно считать Г. И. Танфильева. В 1888 г. выходят в свет его работы о болотах Петербургской губернии, в 1895 г. – о болотах Полесья, а в 1903 г. – статья «Болота и торфяники». В своих книгах Г. И. Танфильев пишет о закономерностях образования и развития болот. В это же время над исследованием болот начинает работать А. Ф. Флеров и другие исследователи. В пределах Европейской России выделяются четыре торфяно-болотные области: Прибалтийская низменность, Полесская котловина, Приволжская низменность и Московская котловина.

В начале XX века выходят в свет две капитальные работы, обобщающие полученные к тому времени знания о торфе, уделяющие особое внимание процессу заболачивания и растительному покрову болот: В. Н. Сукачев «Болота, их образование, развитие и свойства» в 1915 г.; В. С. Доктуровский «Болота и торфяники. Развитие и строение их» в 1914 г.

20-е годы характеризуются всесторонним развитием советского болотоведения. Оно связано с осуществлением ленинского плана ГОЭЛРО и непосредственно с именем В. И. Ленина. Двадцатые годы – это время рождения отечественной торфяной промышленности.

Чтобы оценить огромное значение сдвига в деле добычи торфа после Октябрьской революции, нужно опять ненадолго вернуться к истории торфяного дела в России.

...Когда в середине прошлого века к торфу пробудился интерес общественности, Московским обществом сельского хозяйства в 1858 г. был основан комитет по обработке торфа. В следующем году Общество командировало за границу своих сотрудников. Они знакомились с постановкой добычи торфа в Голландии, Австрии, Швейцарии, Франции и других странах Западной Европы. Тогда там уже проводились опыты по механической переработке подсушенного торфа: размолу, прессованию и брикетированию. В иностранной литературе писали о возможности получить из торфяной массы кокс, парафин и другие продукты переработки.

В 1859 г. Министерство государственных имуществ учредило должность торфмейстера, которому вменялось в обязанность изучать и развивать торфяное дело. В 70-е годы владелец Никольской мануфактуры близ Орехова-Зуева Савва Морозов решил разрабатывать для своих фабрик огромные торфяные месторождения между Окой и Клязьмой.

Крестьяне подмосковных губерний были вынуждены идти на торфяные работы. Добыча в основном велась ручным способом, производительность труда была крайне низкой. Для добычи и сушки одного миллиона тонн топлива требовалось свыше 20 000 рабочих. Рабочий день длился 12—15 часов, труд рабочих был каторжным, и владельцы разработок получали торф по 5—6 копеек за пуд. Единственным местом, где разрабатывались новые методы добычи, была первая работавшая на этом топливе электростанция «Богородской электропередачи», сооруженная в 1912—1913 гг.

«Без преувеличения можно сказать, что именно эта станция спасла красную Москву от повального погашения и окончательной приостановки механических приводов на ее главнейших фабриках и заводах», – писал Г. М. Кржижановский. На этой станции работал инженер Р. Ж. Классон, явившийся изобретателем нового способа добычи торфа размывом торфяного массива струей воды высокого давления (так называемый гидроторф).

По инициативе В. И. Ленина стала внедряться новая техника, организовывались научно-исследовательские институты (в Москве Центральная торфяная опытная станция, Торфяной институт, ныне переведенный в г. Калинин и преобразованный в Политехнический институт), велась пропаганда необходимости подготовки кадров для торфяной промышленности. В высших учебных заведениях организуются специальные факультеты, создаются техникумы, увеличивается выпуск книг и брошюр о торфе, многие экспедиции отправляются на поиски и разведку новых торфяных массивов. Осушенные болота превращаются в своеобразные заводы, где днем и ночью идет добыча. За годы Советской власти она возрастает в десятки раз, и страна создает лучшую в мире торфяную промышленность.

В течение нескольких десятилетий торфяные месторождения центральных областей нашей страны использовались прежде всего для топливно-энергетических нужд. Основной показатель характеристики топлива – теплота сгорания (количество тепла, выделяющегося при полном сгорании одного килограмма топлива). У торфа она зависит от его вида, степени разложения, зольности. В целом по способности теплоотдачи (теплотворной способности) торф занимает промежуточное положение между дровами и бурым углем.