Текст книги "Письма г-на Сен-Пьера, написанные им в Севилье в 1764 году (СИ)"

Автор книги: Наталия Кильпе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

5. Донья Хосефа. Не могу представить, чтобы она желала смерти горячо любимого ею жениха. Впрочем, ревность может поселиться и в самом кротком сердце.

6. Я сам могу лишь повторить вам, что мои руки не запятнаны кровью.

Ну вот, я изложил вам свои соображения. Как вы видите, это не оправдания, а лишь попытка спокойно размышлять о событиях последних дней и людях, в них участвующих. Это попытка дать вам пищу для размышлений, ибо тут не так все просто, как может показаться на первый взгляд. Признаюсь, что сердце мое сжимается, когда я хочу найти убийцу среди людей, к которым я питаю искреннее уважение, и от которых никогда не видел зла. Но ведь кто-то виновен в убийстве. И, возможно, даже в двух убийствах. Кто, я не знаю. Как бы мне хотелось сорвать маску с его гнусной физиономии! Но я заперт в камере и не могу действовать. Действуйте же вы, синьор Лопес, делайте хоть что-нибудь, чтобы открыть истину! Не сидите, сложа руки, ибо время уходит, а с ним и надежда открыть правду.

Ваш узник, считающий вас не тюремщиком, а другом,

Сен-Пьер.

Письмо Сен-Пьера графу де Оссону.

В Мадрид. 5 декабря 1764г.

Любезный граф,

Я все еще в заточении и могу надеяться лишь на вашу помощь. Я жажду свободы, но более я жажду правды! Если бы вы были не столь далеко от меня и могли бы помочь мне в моих рассуждениях! Но вас нет, и я вновь терзаю мой бедный мозг, и не могу придти ни к какому решению. Я один здесь обречен думать над тем, что со мной случилось, ибо никто не занимается моим делом, кроме меня самого. Все ждут от меня признания, которого я не могу сделать! Иногда мне кажется, что мой противник сам дьявол! Но тогда у меня мало шансов. Изо дня в день я ищу ответы на одни и те же вопросы: кто убил, как и почему. Было ли специально устроено так, чтобы я оказался на месте кровавого преступления через минуту после того, как оно было совершено? Значит, за мной следили? Но кто же? Не может быть, чтобы у маркиза де ла Крус полностью переменился характер, и он сделался отчаянным ревнивцем! Согласитесь, граф, что для обыкновенной ревности преступление какое-то уж слишком изощренное. Дуэль или убийство из-за угла были бы менее хлопотным и более надежным средством избавиться от любовника своей жены. Да их и не было в Севилье, когда убили алькальда! Боже мой! Последние дни я только и делаю, что подозреваю честных людей во всевозможных злодействах. Так недолго и с ума сойти. Порою мне думается, что пытки были изобретены потому, что силой можно добиться большего, чем разумом. Но тогда...

Если есть в человеке что-то, бесспорно достойное уважения, так это разум, который велит ему идти путем добра, а не путем зла. Человеческому мышлению доступно безгранично многое, надо лишь уметь пользоваться этим даром Божьим, как мы пользуемся машиной или инструментом. Ах, если бы мне удалось понять! Но пока все мои догадки наталкиваются на непреодолимые противоречия. Мне не под силу ни снять обвинения с себя самого, ни воздвигнуть их против кого-либо другого. Что же мне делать? Я виновен лишь в собственном недомыслии, и в наказание за это расстанусь со своей репутацией честного человека, а быть может, и с жизнью. Предоставляю вам судить, какая из двух потерь чувствительнее, а я буду снова рассуждать, плести цепочки из догадок и ждать – "время покажет"! Время самый надежный мой друг и самый беспощадный враг.

Верящий в вашу помощь и заступничество,

Сен-Пьер.

Письмо Сен-Пьера к отцу.

В Париж. 8 декабря 1764г.

Дорогой отец, приготовьтесь пережить вместе со мной ужасные события, коих я оказался свидетелем. В тот день, когда я написал вам последнее письмо, я отправился, как и собирался, к Жюли, откуда возвращался довольно поздно. Я шел по улице Дуэний, названной так из-за Дворца Дуэний, там помещающегося. Это темное здание, испещренное по фасаду рядами окон, забранных решетками. Я как раз проходил мимо него, когда услышал крик и призыв о помощи, раздавшийся рядом. Поспешив на зов, я увидел маркиза дЭскилаче, смертельно раненного. Убийца нанес удары в спину и грудь маркиза. Молодой человек скончался на моих руках, не успев сообщить ничего, что бы могло навести на след злодея. Шпага дЭскилаче находилась при нем, следовательно, он не собирался оказывать сопротивления или не имел на это времени. Чуть поодаль, на расстоянии вытянутой руки я обнаружил кусок черной ткани, сложенной так, что она могла служить повязкой на глаза. Из этого я сделал вывод, что юноша был приведен к месту гибели, как агнец на заклание, слепым и не подозревающем о своей участи. Совершенно очевидно, что он мог довериться лишь тому, кого хорошо знал. Это сужает круг людей, которых можно было бы заподозрить в гнусном убийстве. Но все это мысли, пришедшие мне в голову значительно позже.

Позвав на помощь, я был немедленно арестован прибывшими солдатами и препровожден в тюрьму. Там я был допрошен со всей строгостью и рассказал то, что рассказываю и вам. Я имел возможность убедиться, что тюрьма – наилучшее место для размышлений. Почти ничто не прерывает хода мыслей, кроме шагов тюремщика и позвякивания ключей у него на поясе. Впрочем, меня навещали друзья. Первым явился дон Робиу, с которым я передал письмо нашему послу в Мадриде графу де Оссону. Благодарите в своих молитвах г-на графа, дорогой отец, за то, что ваш сын нынче обрел свободу и пишет вам! Дон Робиу говорил с алькальдом, пытаясь склонить его на мою сторону, он тоже во многом способствовал моему освобождению, которое было затруднено не столько предубеждением против меня как иностранца, сколько особенностью судебного производства в Испании, где до выяснения дела принято держать в тюрьме не только обвиняемых, но и свидетелей происшествия.

Также навестила меня и донья Исабель, встревоженная ужасной новостью. Она рассказала мне, что Хосефа, получив известие о гибели своего жениха, заболела нервною горячкой и доктора опасаются за ее жизнь и рассудок. Я, сам находясь в весьма плачевном состоянии, утешал донью Исабель тем, что молодой организм может вынести большие потрясения без всяких последствий. Однако, в глубине души я также боюсь, что столь быстрый переход от счастья к несчастью может губительно отразиться на здоровье бедняжки.

Приходил ко мне и дон Фабрисио, одуревший от радости, что теперь он опять стал единственным притязателем на руку Хосефы. Он наговорил столько поэтического вздора, что я досадовал на то, что даже стены тюрьмы не могут уберечь меня от него. Он говорил, что донья Хосефа избежала величайшей беды, что во всем происшедшем он видит промысел Божий и что после гибели распутника (несчастного дЭскилаче), дьявол будет посрамлен и ангелы небесные возвестят хвалу Господу. Также он добавил, что намерен сочинить поэму, где выведет меня освободителем Севильи от чумы распутства, этаким Сидом, победившим неверных. И навеки прославит мое имя. К моему огорчению, он, кажется, в самом деле считает меня убийцей, но именно его безумные слова придали мне силы и укрепили в желании найти подлинного виновника смерти маркиза.

Итак, мне нанесли визит все, за исключением принца де Кампанья, который, без сомнения, испытал своего рода удовлетворение, узнав о моих злоключениях.

Но вернемся к моим рассуждениям. Я провел долгие часы, пытаясь угадать, кто так желал смерти дЭскилаче. Никто, кроме дона Робиу, не задевал публично интересов маркиза. Он выступал против работорговли и вполне мог знать об участии алькальда де Алава и маркиза в этой коммерции. Кроме того, дон Робиу присутствовал при смерти алькальда и даже мог убить его каким-то тайным способом, ибо теперь я не сомневаюсь, что подозрения маркиза не были лишены оснований, и де Алава действительно был убит. Дон Робиу был хорошо знаком с дЭскилаче и вполне мог заманить его в ловушку – причиной же убийства могло стать нежелание дона Робиу, чтобы маркиз, запятнавший себя работорговлей, поправил свои дела женитьбой на невинной девушке. Все это походит на сумасшествие и, признаюсь вам, отец, что мне больно подозревать человека, которого я глубоко уважал, но есть нечто, укрепляющее меня в моих подозрениях. Находясь в тюрьме, я просил дона Робиу передать два письма – одно было адресовано графу де Оссону и несомненно было передано ему; второе я написал Жюли, и она его не получила, о чем я узнал сегодня утром. В том письме я просил ее не свидетельствовать по моему делу (так она и поступила, хвала Всевышнему!), а то мое положение оказалось бы еще более запутанным. Я твердо решил завтра же отправиться к дону Робиу и поговорить с ним начистоту. Ведь я все еще нахожусь под подозрением в убийстве моего друга! И вопреки всей этой дьявольщине я должен доказать свою невиновность! Если виновен дон Робиу, я выведу его на чистую воду!

Вот, дорогой отец, какие мысли занимают сейчас вашего сына. В остальном же он вполне благополучен, чего и вам желает. Прочтите мое письмо Эрве, ибо я не в силах повторить этот рассказ дважды.

Нежно любящий вас,

Шарль.

Письмо Сен-Пьера графу де Оссону.

В Мадрид. 10 декабря 1764г.

Дорогой граф,

Я бесконечно признателен вам за то благодеяние, которое вы мне оказали. Теперь, благодаря вашему заступничеству, я свободен и все свои силы трачу на то, чтобы доказать свою невиновность. Но, кажется, все демоны ада ополчились против меня!

Выстроив цепочку рассуждений, в которой, как я полагал, нет ни одного слабого звена, я отправился к дону Робиу, чтобы получить от него некоторые разъяснения. Я вошел в его дом, и слуга проводил меня в кабинет. Но, Боже мой! Что я там увидел! В кабинете я застал своих старых знакомцев: донью Исабель, принца де Кампанья и алькальда с солдатами. Сам дон Робиу сидел за столом, свесив голову на грудь и был совершенно мертв! Кто-то, явившийся к нему рано утром, застрелил его.

Принц де Кампанья со слезами говорил, что опасность грозит каждому, кто принимал участие в той злосчастной игре в пикет, и теперь он в жизни не возьмет карт в руки. Если он сдержит слово, то это станет единственным благим следствием всех совершенных злодейств.

Все словно помешались, и ни от кого я не смог добиться здравого суждения. Я оставался самым спокойным среди этой бури. Поскольку именно меня обвиняют в страшном преступлении, я готов сделать все, чтобы добиться наказания для истинного убийцы, даже если мне придется погибнуть. Впрочем, людям свойственно надеяться на лучшее.

Ваш покорный слуга

Сен-Пьер.

P.S.

Принесли письмо от доньи Исабель и теперь мне стали известны обстоятельства, решающие все. Но об этом позже – я должен идти к ней.

С.-П.

Записка Сен-Пьера маркизе де ла Крус.

11 декабря 1764г.

Моя обожаемая Жюли!

Прошу тебя, немедленно уезжай из Севильи! Если же ты принуждена будешь остаться, то умоляю тебя об осторожности – не выходи из дома и никого у себя не принимай. Мне не будет прощения, если я не смогу уберечь тебя от зла, которое окружает нас.

Я обо всем догадался и не позднее, чем завтра, пойду к этому негодяю, чтобы вырвать у него признание. Я не называю его имени из боязни, что мое письмо может попасть в чужие руки. Верю, что подвергаю себя риску не напрасно, и потому я спокоен. Твое благоразумие придаст мне еще больше уверенности. Ведь ты не наделаешь глупостей, глупышка моя?

Знай, нежная моя Жюли, что я люблю тебя всем сердцем.

Твой Шарло.

Письмо Сен-Пьера г-ну Манюэлю Лопесу.

Утро 12 декабря 1764г.

Г-н Лопес.

Вы – единственный представитель властей Севильи, с кем я хорошо знаком и чьим расположением, надеюсь, пользуюсь. Поэтому сообщаю вам, что сегодня я намерен посетить человека, которого считаю виновником трех смертей. Я не открываю его имени по причине, которая вас удивит. Она удивила бы и всех друзей, близко знающих меня, ибо причина эта – неуверенность. Еще вчера я был совершенно убежден, что наконец открыл истину, а сегодня уже боюсь ошибиться. Ведь я столько ошибался! Вправе ли я пятнать обвинением человека, быть может, вовсе непричастного к делу? Всю ночь я мучился сомнениями и все же какое-то чувство подсказывает мне, что я прав. Признаюсь, что никогда в жизни я так не терзался! Видите, от вас я не скрываю своей слабости, и все потому, что вы выказали мне доверие, согласившись даровать свободу вашему узнику.

Итак, к делу. Если завтра вы не получите от меня никаких известий или же получите печальные известия обо мне, значит, я не ошибся в своих выводах. Тогда поспешите в мой дом, и в кабинете, в третьем справа ящичке секретера вы найдете синий конверт с моей монограммой. Вскрыв конверт, вы узнаете имя убийцы. Здесь я полностью полагаюсь на вас и испанское правосудие. В случае такого исхода, я прошу вас сообщить обо всем в Мадрид послу французского короля графу де Оссону.

Если же я опять ошибаюсь, то завтра я буду жив и всеми осмеян. И тогда я сам явлюсь к вам, ибо плохо воспользовался предоставленной мне свободой. Вместе со шпагой я вручу вам свою судьбу, и поступайте тогда, как захотите. Даю вам слово, что не намерен обманывать ваше доверие.

Искренне уважающий вас,

Сен-Пьер.

Письмо Сен-Пьера к отцу.

В Париж. 14 декабря 1764г.

Дорогой отец,

Ну вот, все кончено, и признаюсь, что я очень этому рад. Позавчера я посетил дона Фабрисио. Он встретил меня приветливо, провел в свой кабинет и приказал слуге подать кофе, от которого я тотчас отказался. Оборвав его, по обыкновению, многословную речь, я сказал, что желал бы сразу перейти к делу. Он дал понять, что готов внимательно меня выслушать. Я начал говорить:

– Когда, почти месяц назад, я стал случайным свидетелем кончины алькальда де Алава, я не придал этой смерти особого значения, однако дальнейшие события показали, что я ошибался. От маркиза дЭскилаче, ставшего, увы, на короткий срок, моим другом, я узнал о деле, связывающем этих двух столь разных людей. Не скрою, дело это отвратительно для каждого порядочного человека, но молодость и неопытность маркиза отчасти извиняют его. После того, как это предприятие потерпело фиаско по известным нам причинам, маркиз нашел выход из щекотливого положения, в которое его поставила собственная глупость – он попросил руки доньи Хосефы, воспитанницы доньи Исабель – и таким образом получил счастливую возможность поправить свои финансовые дела. Помолвка была объявлена и день свадьбы назначен, но тут маркиз погибает при загадочных обстоятельствах. Совершенно ясно, что маркиз доверял человеку, заманившему его в ловушку. Мне довелось стать свидетелем смерти друга, более того, на меня пали подозрения в совершении гнусного злодейства. Пребывая в заточении, я пытался разрешить эту загадку, но как только мне показалось, что я напал на след убийцы, смерть дона Робиу вырвала у меня из рук все козыри. Убийца уничтожил того, кто мог бы изобличить его. Но, пытаясь замести следы, этот негодяй оставил свидетельство против себя, ибо дон Робиу успел рассказать то, ради чего его заставили замолчать навеки. Круг подозреваемых сузился до нескольких персон, и уже не составляло труда найти виновного.

Дон Фабрисио лениво прервал меня:

– Вы рассказываете мне то, что кажется очевидным. Это довольно скучно.

– Потерпите немного, и скоро ваша скука исчезнет без следа. С вашего разрешения я продолжу. Итак, обратимся к виновному. Несомненно, на преступления его толкнула любовь.

– Любовь? – недоверчиво протянул дон Фабрисио.

– Да, любовь к приданому доньи Хосефы. Желая унизить и разорить своего невольного соперника, маркиза дЭскилаче, алчный завистник убивает его делового партнера, алькальда де Алава. И как раз накануне прибытия в Севилью корабля, на борту которого в Испанию были привезены сотни черных рабов. Расчет прост: о работорговле станет известно всему городу и Хосефа отвернется от опозоренного возлюбленного. Но корабль опаздывает на несколько дней, и за это время дЭскилаче совершает поступок, идущий наперекор планам убийцы – он добивается руки доньи Хосефы. Дело слажено, и это заставляет негодяя пойти на новое злодеяние. Как я догадываюсь, посулив маркизу какое-то необыкновенное любовное приключение, он завязывает ему глаза и приводит к Дворцу дуэний, где предательски убивает. Убийце, полагаю, было известно, что я каждый вечер прохожу мимо Дворца примерно в одно и то же время, а это дает прекрасную возможность представить правосудию и жертву, и убийцу одновременно. Какая картина! Но все оборачивается по-другому: я выпущен из тюрьмы, а значит, могу оказаться опасным. Из моего письма, которое я отдал дону Робиу, а тот, в свою очередь, поручил другому лицу передать его, убийца узнал, что я намерен доказать свою невиновность и изобличить мерзавца. Более того, он делает вывод, что дон Робиу посвящен в мои планы, и поэтому убивает его. Донья Исабель рассказывает мне, что письмо, так и не полученное моей подругой, дон Робиу передал вам. И вот я прихожу к виновнику всех наших бед, чтобы бросить ему в лицо доказательства его преступлений. Я здесь, ибо человек, разгадавший тайну, я, а убийца – вы.

Я полагал, что дон Фабрисио станет отрицать свою вину, однако, он повел себя иначе. Глядя мне в глаза, он отвечал:

– Ну, и в чем же вы меня обвиняете? В том, что я избавил Севилью от двух распутников, не останавливавшихся ни перед чем, лишь бы набить свою мошну? Признаюсь, мне жаль лишь дона Робиу, который, как и вы, сунул нос в чужие дела, за что и поплатился. Вы иностранец, который приехал ненадолго и уедет, как только закончит здесь свои спекуляции. Стоит ли вам принимать близко к сердцу эти события? Вполне возможно...

Не прерывая своей речи, дон Фабрисио поднялся с кресла и стал подходить ко мне. Тут я увидел, что в руке он сжимает длинную булавку. В это мгновение я понял, как был убит алькальд де Алава! На то, чтобы воспользоваться пистолетом, не было времени. Я бросился ему навстречу, и, обхватив его запястье, старался отвести от себя отравленное острие. Дон Фабрисио, как змея, извивался в моих руках, пытаясь выскользнуть. Силы мои были уже на исходе, когда двери вдруг распахнулись и в комнату ворвались солдаты, а за ними алькальд. Один из солдат выстрелил, пуля попала в плечо дона Фабрисио, и булавка упала на пол. Задыхаясь, не веря, что я остался жив, я первым делом подобрал ее и вручил алькальду как единственное несомненное доказательство вины дона Фабрисио.

Когда дона Фабрисио увели, алькальд объявил мне, что с этой минуты я абсолютно свободен. Я спросил, чем объясняется его своевременное вмешательство, которому я столь обязан. Он объяснил, что его вызвал слуга маркизы де ла Крус, который следил за мной и видел, как я вошел к дону Фабрисио.

Милый отец! Как отрадно сознавать, что за спасение своей жизни я должен благодарить любимую женщину! Она не только не уехала из города, как я ее об этом просил ради ее же безопасности, но и оказала мне неоценимую услугу. Она сделала еще больше, согласившись сопровождать меня до Мадрида, ибо, дорогой отец, я покидаю Испанию. Граф де Оссон сообщил мне, что наш проект по снабжению хлебом испанской армии был отвергнут Советом. Однако все это меня ничуть не огорчает, поскольку я страшно устал от проявлений горячего испанского темперамента и хочу поскорее оказаться среди своих соотечественников.

Донья Исабель и Хосефа очень огорчились, узнав о моем скором отъезде. Хосефа, продолжая оплакивать жениха, объявила о своем решении удалиться в монастырь. Я пытался отговорить ее от этого, но она непреклонна. Мне жаль, что она так и не обрела своего счастья, но надеюсь, что нежность и забота доньи Исабель удержат девушку возле своей наставницы и подруги.

Когда я был у доньи Исабель, туда прибыл принц де Кампанья, который рассыпался в благодарностях в мой адрес. Он совсем ко мне переменился и полон восхищения моим мужеством. Разгадать его характер труднее, чем разгадать тайну севильских убийств! В знак признательности он подарил мне перстень с роскошным бриллиантом, который я сохраню в память о севильских приключениях.

До скорой встречи, дорогой отец.

Неизменно любящий вас,

Шарль.

Письмо Сен-Пьера Эрве Констану.

В Париж. 20 декабря 1764г.

Милый Эрве,

Совершенно прав столь любимый тобой автор, говоря, что "для того, чтобы ознакомиться с физическими свойствами человеческой природы, нужно прочесть ряд трудов по анатомии, несколько статей Венэля в "Энциклопедическом словаре", или, лучше всего, прочесть курс анатомии.

Чтобы ознакомиться с тем, что называется моральной стороной человека, нужно, прежде всего, много пережить и передумать".

Эти слова из присланной тобой книги очень утешили меня в моих страданиях.

Пройдет совсем немного времени, и мы увидимся: я выезжаю из Севильи сразу после Рождества с очаровательной спутницей, которая составит мне компанию на всем пути до Мадрида. Там я встречусь с де Оссоном, а затем через Барселону отправлюсь во Францию и, клянусь, ничто меня уже не задержит.

Я покидаю Испанию с легким сердцем, не испытывая ни горечи, ни досады относительно того, что мне довелось здесь пережить. Память пусть хранит эти события, но душа пусть пребывает от них свободной. Это уже философия, мой друг, не так ли? Я поделюсь ею с тобой тотчас же по прибытии в Париж.

Привет тебе!

Твой Сен-Пьер.