355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталия Ломовская » Секрет старинного медальона » Текст книги (страница 1)
Секрет старинного медальона
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 12:08

Текст книги "Секрет старинного медальона"


Автор книги: Наталия Ломовская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Наталия Ломовская
Секрет старинного медальона


Глава 1

Ее глаза остались широко открытыми, в них отражался яркий электрический свет. В каждом зрачке – по матово-розовому, светящемуся шару. Она любила розовый свет – он делал ее моложе. Или ей так казалось. Невинный, кокетливый обман. Но теперь он не сработал. В розовой воде, в розовом свете, в розовой ванне, в окружении розоватых зеркал, забрызганных ярко-алым, уже темнеющим, она не выглядит моложе. Мертвая кукла Барби, лишенная макияжа и розовых тряпиц. Виски синие, нос – желтый. Раньше на шее у нее всегда висел тяжелый старинный медальон в форме сердца. На крышке голуби соприкасаются клювами, у одного рубиновый глазок, у другого выпал, потерялся. На исподе выгравирована надпись: «Люби меня, как я тебя». Цепочка тяжелая, звенья в форме кофейных зерен. Теперь медальон лежит рядом на краю ванны, а напряженно вытянутая шея украшена только перекрученными венами. Из них вытекла вся кровь. Ее кровь летит теперь в потоке мутной подземной реки, в общем грязном потоке. А здесь – еще тепло, и тихо, и светло, и пахнет изысканными духами, и стопка толстых белоснежных полотенец на плетеном сундучке, и стебли тропических цветов. Роскошная ванная комната, которой так не идет покойница. Потерпи. Кровь уже ушла, скоро унесут и тело, и пленный дух несчастной самоубийцы канет в адскую бездну. Что ее там ждет? Дело-то известное. Едкий запах серы уже щекочет мозг.

Нет, это не сера. Это нашатырь. Доктор сует ему под нос ватку, источающую острый нашатырный дух. Каким-то образом Лавров оказался уже в гостиной на бледно-фисташковом диване.

– Давайте, молодой человек, приходите в себя. Вы ей кто? Сын?

У врача жесткий голос и холодные пальцы. Он вынужден быть суровым. Ему нужно привести в порядок парня. В прихожей уже топчутся и кашляют. Милиция приехала.

«Да-да, я в норме».

– Муж, – говорит Лавров. И видит, как движения врача, склонившегося над чемоданчиком, на пару секунд замедляются. Самоубийце в розовой роскошной сорочке в розовой ванне – заметно под пятьдесят. Если учесть известную степень ухоженности – за пятьдесят. Не молод для вас этот красавчик, сударыня? Не слишком дорого вам обходился вот такой паж – с узкими бедрами, широкими плечами, и темные кудри падают на смуглый лоб, и полуприкрыты длинные левантинские глаза, и узкая ладонь взлетает к виску в привычном жесте? А на виске – шрам звездочкой, метка ли уличных боев или детских игр? Не слишком тошно было ему склоняться над телом старой гарпии? Тело вымыто, надушено, умащено кремами, но горький, грустный, осенний запах увядания пробивается сквозь парфюмерную муть. Даже умирать женщина полезла в шелковой ночной сорочке – чтоб не напугать тех, кто ее найдет, зрелищем потрепанных прелестей. Каково тебе, смуглый паж, теперь, когда стареющая королева освободила тебя?

– Как давно вы были знакомы с ныне покойной Верой Федоровной Субботиной?

– Три года.

– Что – три года?

– Мы были знакомы три года. Два с половиной года жили вместе.

– Сожительствовали?

– Мы были женаты.

– Да?

– Это зафиксировано в моем паспорте. И в ее тоже.

– Жили у нее?

– У нее.

– Вы прописаны: Комсомольская, семь, квартира сто тринадцать.

– Да.

– Вы часто бывали там?

– Нет. Иногда приезжал посмотреть, все ли в порядке.

– Как ночью двенадцатого сентября? А почему нужно было проверять именно ночью?

– Днем я занят. Освободился только к девяти. Поужинал…

– Где?

– Что?

– Где вы ужинали?

– В ресторане «Калина».

– Один?

– Один.

– Продолжайте.

– Потом решил съездить на Комсомольскую.

– Во сколько вы туда приехали?

– Часов в одиннадцать.

– Зачем?

– Просто так.

– И просто так задержались до двух часов ночи?

– У меня была встреча.

– Там?

– Там.

– Какого рода встреча?

– Это важно?

– Разумеется.

– Личная встреча.

– Свидание?

– Да.

– Особа, с которой вы встречались… Она может это подтвердить?

– Разумеется.

– Будьте добры, назовите ее фамилию, имя, отчество.

– Крымская Жанна Владимировна.

– И вы приехали домой в два часа ночи?

– Да.

– И обнаружили свою жену в ванной?

– Да.

– И вызвали «Скорую»?

– Именно.

– Ясно. Еще один вопрос. Ваша жена – она пила? Употребляла спиртное?

В американском триллере следователь спросил бы: «У нее были проблемы с алкоголем?» Это ж надо, какая бездна между русским беспросветным пьянством и американскими деликатными проблемами! У Веры вот именно были проблемы. Она пила редко и мало, алкоголь действовал на нее очень круто и почти молниеносно, после пары порций коньяка она не контролировала свои эмоции, становилась обидчива, плаксива. Опьянение выливалось в тихую истерику, а та в свою очередь перетекала в глубокий здоровый сон.

– Да… Она… Могла, в общем. Выпить.

– Теперь личный вопрос, Дмитрий Валерьевич. Вне протокола. Не секрет, что у вас с женой приличная разница в возрасте…

– Это вопрос?

– В общем, да. Как такое могло получиться? Вы – человек молодой, очевидно, пользуетесь определенным успехом у женщин…

– Я вас понял, не трудитесь уточнять. В сущности, я мог бы вам и не отвечать. Но я скажу. Просто так случилось. Вера красивая женщина… Была красивой женщиной, я потерял голову… Потом мне случалось об этом пожалеть, но ведь каждый женатый мужчина иногда жалеет о холостяцкой жизни.

– Вот это точно. А вот еще вопрос – вы ведь работаете на фирме, которая принадлежала покойной?

– Да. Мы там и познакомились. Где бы я еще мог встретить такую женщину?

* * *

Дмитрий Лавров увидел свою будущую жену в первый же день на новой работе. Тогда по коридору пронесся словно бы шелест, двери вдруг распахнулись, как от сквозняка, и на пороге появилась она. Небожительница. В белоснежном костюме, отороченном перьями марсианских птиц. Тонкие фарфоровые пальцы сжимали бумаги. Казалось, что не бумаги, а цветы. Гиацинты какие-нибудь. Орхидеи! Тонко подкрашенное лицо, длинные, прищуренные ярко-зеленые глаза. Тяжелый золотой медальон на груди. Невидимая дымка странных духов. Запах травяной, болотный, горьковато-тайный.

«Кикимора, – сообразил Дмитрий Валерьевич. – Затянет – и погубит. Считайте, что я утонул».

– Вы наш новый сотрудник? Прошу ко мне в кабинет.

Лавров не вполне понимал – на кой он ей сдался в кабинете-то? Не может быть, чтобы хозяйка глянцевого журнала «Тужур» интересовалась последним-распоследним манагером, пробравшимся на работу в теплое тужурно-гламурное изданьице, как червяк в румяное яблочко! Как они туда попадают, кстати? Ах да – бабочки откладывают яйца в цветы. Или не так? Неважно.

Кабинет у Субботиной был как цветок яблони. Бело-розовый. Только пахло в нем опасными болотными травами, ядовитыми должно быть.

– У нас, как вы догадались, преимущественно женский коллектив, и мне бы не хотелось…

Да что ты говоришь! Ей как раз хотелось. При первом взгляде на смугло-гладкого, насмешливоглазого, улыбчивого – захотелось поймать его и держать. Себе. Для себя. «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней»… Вера не считала, что находится «на склоне лет». Ее жизнь была впереди, всегда только впереди, обманчивая близость присевшего мотылька – только протяни руку, он испугается мелькнувшей тени, неощутимого колыхания воздуха, вспорхнет и – прощай-прощай! Но этого улыбчивого эфеба она, выпачкав пальцы душистой оранжевой пыльцой, поймала, мягко ухватила за шелковые крылья. Это оказалось легко, на удивление легко, неудивительно легко. Она, Вера, была все еще очень хороша, а обаяние больших денег придавало ее облику некую размытость, как вот в жаркие дни дрожит над горизонтом марево, мешая рассмотреть детали пейзажа, так и неаппетитные подробности немолодого лица скрывались в горячем мерцании богатства. Ей достаточно было одного царственного жеста, чтобы Дмитрий Лавров приполз и прилег к ее коленям, хватило одной ночи, чтобы он согласился на все. Свадьба? Хорошо! Очень хорошо.

Свадьба вышла скромной – по понятиям Вериного круга. «Молодая была немолода» – цитировала Вера, кружась перед зеркалом, одетая в кружевное платье цвета слоновой кости. Лавров только нежно усмехался. Она успела здорово задурить ему голову. Страстная, насмешливая, равнодушная, всезнающая… Жизнь без нее казалась пустой, все огни мира погасали вдали от ее сдержанного свечения.

Через год все изменилось. Не могло не измениться. Даже когда супруга прекрасна и юна – через год-два семейная жизнь набивает оскомину. Если жена на двадцать лет старше мужа – пресыщение наступает неотвратимо. И не лечится. Неприятные утренние сюрпризы. И не только утренние. Лукавая зелень ее глаз – всего лишь линзы. Идеальные фарфоровые зубы мало помогают против несвежего утреннего запаха изо рта. Пьяные истерики. Ей немного было надо. Какой ужас! Повредился грудной имплантат, пришлось удалять. Швейцария, клиника. Груди у Веры повисли пустыми мешочками. И жалко, и противно. К тому же она – такая бывалая, оказалась поистине беспомощна, столкнувшись с любовью. Мастерица интриг, пророчица блестящих колонок, гуру женских сердец – рядом с мужчиной своей жизни Вера вела себя как влюбленная пятнадцатилетняя школьница.

Лавров старался быть к ней добр. Но оказалось, что его доброта ей не нужна. Ей требуется любовь. А любви нет, да и не было никогда.

– Делай что хочешь, как хочешь, – сказала она мужу полгода назад, глядя сухими глазами поверх его головы. – Только живи со мной. Спи с кем угодно, но всегда возвращайся домой. Я тебя не отпущу. Я не дам тебе развода. Я убью тебя или себя, но не отпущу. Ясно?

Он кивнул. Это ведь ясно, ясно как день. Убьет. Сама не будет пачкать рук в крови и оружейной липкой смазке, наймет киллера. Это – правда, она читается на ее лице, в плотно сжатых губах, в сухом блеске глаз. Веру не переубедить, не уболтать. Недавно она купила на аукционе бронзовую фигурку мальчика и поставила в гостиную. Старая бронза дико смотрелась в суперсовременном хай-тековом интерьере. Но Вера настояла: «Мне нравится! Он мой!» Чудовищные деньги отдала. Лавров мальчика жалел. Холодно ему, голому, в окружении стекла, металла, пластика. Неуютно ему. Впору завернуть фигурку в теплый шарф – как в детстве любимую плюшевую собаку. Но мальчик остался, и Дмитрий остался тоже. И стали они жить-поживать… Добро наживалось, а вот между супругами добра осталось мало. Вера пила каждый день и устраивала дикие сцены. Грозила самоубийством. Лавров не принимал ее слов всерьез.

Осталась отдушина – Жанна. Старая подруга, боевой товарищ. И еще – небольшой круг приятелей, составившийся девять лет назад, когда Лавров только приехал в Москву.

Они все занимались на курсах PR, что тогда еще было для России делом новым, интересным и… перспективным? Все надеялись, что перспективным. Все рассчитывали, что это поможет им в будущем, что они станут специалистами, начнут работать самое малое на президента. Трое из них – Дмитрий Лавров, Оля Сербинова, Жанна Крымская – приехали из провинциальных городов, надеясь завоевать столицу. Теперь уже можно судить о том, насколько им это удалось. Кирилл Стеблев и Олег Зайцев были москвичами, причем Кирилл – из семьи с традициями. Ему-то как раз эти курсы были нужны меньше всего, о хлебе насущном он мог не раздумывать. Сейчас Кирилл – модный художник, а Оля – его герлфренд. Она тоже творит, но в другой области. Ее платья, свитера, жилетки и пледы охотно принимают небольшие магазинчики, торгующие авторскими изделиями. Олег Зайцев попал в политику, разрабатывает имидж одному не в меру прыткому депутату. Жанна подвизается на тернистой почве российского кинобизнеса.

А он сам, Дмитрий Лавров… Тридцатилетний смуглый метросексуал, мальчик с глянцевой странички, с браслетом на тонком запястье, с насмешливым и умным лицом! Он кем стал, чего достиг! Рекламный менеджер, чудом попавший в шикарный журнал, очень скоро он стал директором по рекламе, а после смерти Веры – практически единственным владельцем издания, приносящего серьезный доход. Жена все оставила ему. Квартиру, машины, журнал. Только некоторая сумма денег и безделушки сентиментального характера отправились, согласно подробно составленному завещанию, куда-то в глубокую российскую провинцию, где проживала то ли сестра Веры, то ли племянница. Этим занимался адвокат, Лавров даже не поинтересовался. Через некоторое время он хватился золотого медальона в форме сердца – всегда хотел знать, что таится в нем. Но того уже и след простыл. Еще одна тайна осталась нераскрытой. Впрочем, может быть, так оно и лучше.

Глава 2

«– А кстати, верите ли вы в привидения?

– Я? Может быть. Очень может быть. А вы верите? Являются, что ли?

Свидригайлов как-то странно посмотрел на него.

– Марфа Петровна посещать изволит, – проговорил он, скривя рот в какую-то странную улыбку. – Впервой я ее увидал в самый день похорон, час спустя после кладбища…»

Лавров отбросил покет в яркой обложке и зевнул – широко, чуть не вывихнув челюсть. Странно – ведь тысячи людей верят писателям… Верят в придуманные миры, считают их истинными. До тех пор, пока не попадут в более-менее аналогичную ситуацию и не убедятся в том, что нормальные люди не ведут себя как персонажи книг. Боги, герои, святые – да кто угодно! А нормальные люди не способны совершать такие поступки и говорить такие слова…

«Возьмем хоть бы того же Достоевского, – сказал Дмитрий самому себе. – Да в жизни не поверю, чтобы Раскольников так маялся! Убить из принципа – вздор! Убил как и все, ради наживы, потом страдал, что мало добришка у старушки прихватил, что распорядиться им толком не смог… Вот и подыскал моральное оправдание. Хотя, если Родион Романович страдал шизофренией, как и сам Достоевский…»

Лавров с удовольствием прислушивался к своему голосу, звучавшему в гулкой пустоте квартиры. Он ничего не мог с собой поделать – спустя некоторый, положенный приличиями срок после похорон, принялся обставлять жилье заново. И чувствовал себя, как подросток, оставшийся дома один – а родители уехали и не скоро вернутся, и можно позвать друзей, врубить музыку и перевернуть все вверх дном! Но, как тот же подросток, он не смог навести порядка перед возвращением предков – устранив нелюбимую, ненавистную хай-тековую мебель, ничего нового он не завел и визит в дизайнерскую контору все откладывал. В большой квартире нетронутым остался только солидный кабинет. Остальные комнаты были пусты. В гостиной появился только огромный диван, приобретенный в итальянском магазине. На этом диване Дмитрий сейчас и лежал, читал Достоевского. Под пристальным взглядом бронзового пацана.

Лаврову нравилось, что он так вот философствует наедине с собой, высказывает такие значительным суждения, нравилось читать Достоевского – хотя в воскресный вечер мог бы пойти в ресторан, в клуб, к друзьям! Было в этом что-то… настоящее. Знай наших!

В пустой квартире голос отразился от голых стен и принес с собой гулкое эхо, и тут же, как бы откликаясь, мелодично запиликал телефон. Дмитрий нехотя взял трубку.

– Я слушаю…

– Привет, Димка! – рявкнул знакомый веселый голос.

– Привет и тебе, друг мой Олег, – церемонно ответил Дмитрий.

– Не хочешь проветриться? Что-то у тебя голос скучный. Случилось что-нибудь?

– Да нет, ничего особенного. Надоела эта пустая квартира. Лежу на диване, читаю Достоевского… – не удержался Лавров.

– Ой, Митя, и охота тебе было переезжать так спешно? Теперь вот мучаешься… Подождал бы, пока отремонтируют, чего тебе стоило?

– Да, свалял дурака, – со вздохом согласился Дмитрий. Перед Олегом, пожалуй, не стоило выпендриваться. – Так что там у вас? Вечеринка? Где и по какому поводу?

– Решил вас пригласить сегодня к себе, – в голосе Олега чувствовалось нетерпение, и он не выдержал: – Есть что отпраздновать!

– Ну? – охотно удивился Дмитрий, хотя повышение Олега до главы PR-отдела давно уже было решенным делом, и об этом не знал только ленивый. – Наконец-то! Рад?

– Еще бы, – даже по голосу чувствовалось, как широко Олег улыбается. – Так придешь?

– Ну само собой, сейчас же начинаю собираться.

– Чего там тебе собираться? Макияж освежать? Одевайся и выходи. Жду!

Дмитрий положил трубку и встал. Действительно, хорошо посидеть у Олега. Будут только свои, можно не стесняться условностей: зажигать на столе – или не зажигать – это уж как захочется, самому открывать шампанское, не дожидаясь официанта, можно будет не…

Поймав себя на этой мысли, Дмитрий усмехнулся. Это надо же – как быстро он устал! «От светского вихря» – сказал бы беллетрист века восемнадцатого. Вот, от светского вихря. Как быстро Лавров привык к легким деньгам! Ему удалось проникнуть в сверкающий мир. Но стоит признать – ему неуютно. Словно кто-то невидимый и строгий вот-вот схватит его за шкирку и вышвырнет прочь. Потому что не заслужил. Получил наширмачка. И только со старыми друзьями Дима может чувствовать себя свободно. Но от себя не убежишь, и, как ни банальна эта народная мудрость, придется признать ее справедливость. От собственных страхов, от ночных кошмаров, от сердцебиений и волн ледяного пота не скрыться. Нельзя убежать от неспокойной совести, в которую Лавров не верил. При чем тут вообще совесть? Он что, украл? Не украл. Убил? Не убил. Он жил, как мог, и получил то, что само плыло в руки. Он молодой, жемчугом светится в темном зеркале улыбка, и он еще встретит свою любовь, и все будет как на глянцевых страницах – домик на взморье, холеная красавица жена, стерильно чистые кудрявые малыши (ах, как похожи на папу) и счастливый отец – в лыжном костюме и очках… Впрочем, это с другой страницы, а на этой кто-то небрежно выкромсал кусок…

Лавров быстро пригладил перед зеркалом густые темные волосы. Как у многих людей, его лицо перед зеркалом приняло неестественное выражение, на тонких губах появилась заученная доброжелательно-ироничная улыбка.

Над московскими бульварами плыл весенний вечер – обычный столичный вечер, говорливый, дурнопахнущий, хмельной. «Поеду на метро, – решил Лавров. – А то в пробках дольше простою. Нужно быть ближе к народу».

Решив осчастливить гипотетический народ своей непосредственной близостью, Дмитрий направился к входу в метро.

В поезде он с нескрываемым любопытством рассматривал лица попутчиков. Пожалуй, решив окунуться в жизнь народа, Лавров кокетничал перед самим собой. Не так уж давно он «выбился в люди», чтобы забыть, как выглядит обыватель среднего достатка. Дмитрий просто не желал оставаться наедине со своими мыслями, хотел зрительных впечатлений, простых и понятных. Но мысли привычно текли по накатанному кругу…

«Вот этот человек, – размышлял Лавров, косясь на невзрачного мужичонку в чистеньком, но старомодном плаще и с портфелем из кожзаменителя в руках, – предположим, он порядочен и честен. Нет, не так. Предположим, ему не в чем себя упрекнуть. Честный труженик, верный муж, примерный отец. Работает… Кем? Бухгалтером на маленьком предприятии. Двое детей – девочка, читательница нашего (моего!) журнальчика, любительница нарядов и клубной музыки, сын-оболтус косит от армии, продает сотовые телефоны в занюханном салонишке. Жена болеет по-женски. Два кредита – на холодильник и на стиральную машинку. Всем нужны деньги – на тряпки, лекарства, на взятки чиновникам. И он работает, работает как вол, до седьмого пота, не гнушается брать халтуру. Но у него впалые щеки, серая кожа – весенний авитаминоз, обычное дело. Изо рта пованивает – зубы больные, лечение дорого. Белки глаз желтые – тут и человек без медицинского образования скажет, что у бедняги не в порядке печень. Вот помучается еще немного и отойдет в лучший мир, где несть ни печалей, ни воздыхания. Так это еще вопрос, существует ли он, этот самый лучший мир. Я лично сомневаюсь. А вот умирать бедолага будет долго и муторно. Денег на хорошую клинику у него нет, а значит, лежать придется в дурной больнице, в коридоре, и медсестры на него орать станут, а домашним он будет в тягость…»

Занятый такими мыслями, Лавров пристально рассматривал своего визави и, наконец, совершенно его смутил. Пробурчав что-то типа «придурок», мужчина стал проталкиваться к выходу. Дмитрий очнулся и усмехнулся себе под нос.

«Что я насочинял? Ерунда какая. О себе думать надо! Кстати, Лиза становится чересчур навязчивой. Намеки делает, развела свою косметику у меня в ванной… Надо будет порвать с ней, пока не поздно».

С Лизой он познакомился два месяца назад в клубе, и в тот же вечер она оказалась в его постели. В холостяцкой квартире, стоит заметить в скобках. Незачем смущать неискушенную девушку видом пятикомнатных апартаментов. Слияние их получилось более или менее зажигательным, но странно эстетичным, словно оба действовали не в приглушенном сумраке спальни, а участвовали в эротическом спектакле. Поверхностные отношения, декоративная связь. И сама Лиза – декоративно-орнаментальная, поддельная. Она жила, словно подшивала на дешевую одежду ярлычок модного дизайнера. Лиза была фейк. Но сама словно не чувствовала этого. Она старалась изо всех сил. Очаровывала – якобы внезапными вспышками страсти, беспомощно-старательным макияжем, «умными» разговорами о модных книгах и фильмах… Рассчитывала поймать Лаврова на брачный крючок, заявляя вслух об их обоюдной свободе. Бедняга, все равно ничего у нее не выйдет. Он встретит настоящую, неподдельную, уникальную…

И тут же, словно в ответ его мыслям, за спиной приятный женский голос произнес:

– Извините, вы выходите?

– Да, – ответил Дмитрий, покосился на спросившую, да так и замер на месте. Перед ним была девушка удивительной красоты – чего стоили хотя бы эти огромные, одухотворенные неведомой мечтой синие глаза!

Двери открылись, Дмитрий вышел, и девушка вышла вслед за ним. Не глядя на молодого человека, она деловито застучала каблучками по направлению к эскалатору. Лавров ринулся за ней. Он еще не знал, что скажет незнакомке, и полагался на экспромт, будучи слишком уверен в себе, чтобы придумывать какие-то спичи…

– Извините…

Девушка, очевидно, ждала этого обращения. Она не могла не заметить привлекательного, хорошо одетого молодого человека, который так заинтересованно глянул на нее в вагоне, и ждала продолжения знакомства, потому и обернулась с такой готовностью. Лучше бы она этого не делала! Да, синие глаза оказались действительно хороши, но все остальное явно подкачало… Тонкий нос с уродливой двойной горбинкой, с вывернутыми ноздрями, узкие и плоские губы, жидковатые волосы, висящие невыразительными сосульками вдоль лица и выкрашенные в «платину» – жалкая претензия на дерзкую сексуальность! И все та же серая, усталая от безнадежно загазованного московского воздуха кожа, хоть и залепленная в несколько слоев тональным кремом, пудрой, румянами… Подделка, подделка, засада!

– Извините, я обознался, – белозубо улыбнулся Лавров и обогнал девушку. Некоторое время он шел впереди нее, чувствуя за спиной ее недоумевающий и растерянный взгляд.

Выбравшись на волю, он вздохнул, проведя рукой по лбу. «Что-то меня колбасит! Напиться, что ли?»

И заторопился туда, где его уже ждали приятели. Не всем же пришла в голову такая странная фантазия – добираться до места встречи на метро…

Дмитрию открыл хозяин и виновник торжества Олег. Меломан и артист, невысокий и тощенький, он был похож на хорошенькую избалованную девочку-подростка. Козлиная бороденка, которую Олег себе не так давно отпустил, впечатления не поправляла. Был он умник, язва и болтун. Как ни странно, его все любили, звали ласково, по фамилии – Зайчик, или Мелкий. Впрочем, он не остался в долгу, наградив прозвищами своих друзей. Так, Дмитрия он звал Муром, уверяя на полном серьезе, что тот очень похож на кота, причем не на какого-нибудь, а на прославленного великим Гофманом кота Мура… Кирилл был прозван Малевичем. «Не потому, что такой же гениальный, а потому, что малюет!» – пояснял Олег.

Кирилл только усмехался. Он был художник модный, признанный, его работы выставлялись за границей, к нему ходил «рисоваться» весь московский бомонд, картины неплохо продавались… В самоутверждении он не нуждался.

– О, Мур! Ты что это, никак пешком шел? – приветствовал тем временем Мелкий.

– Почти, – вздохнул Дмитрий. – Я решил приблизиться к народу…

– Вот и приблизишься! Мы уже выпили и мартини, и шампанское. Так что окончательно сольешься с народом и будешь кушать водку.

– Когда же вы успели? – с изумлением поинтересовался Дмитрий. – Давно сидите? И что, больше ничего нет?

– Да нет, недавно. Мартини и было-то полбутылки, а шампанское…

– А шампанское я выпила! – радостно воскликнула Ольга, подпрыгивая на диване.

– Заметно, – подмигнул ей Лавров, обмениваясь рукопожатием с Кириллом.

– Честное слово, она! – заверил его Кирилл. – Мы только вышли на балкон, – Олег ввиду повышения в должности бросил курить и ввел тут мораторий… Вышли на балкон и разговорились. Возвращаемся – бутылка пустая, а Лелька тут скачет, жизни радуется…

– Всего-то одна бутылка и была? – подивился Дмитрий. – А я собирался напиться, упиться, в общем, повеселиться…

– У меня, между прочим, финансовые трудности, – со вздохом заметил Мелкий, появляясь на пороге комнаты с огромным блюдом спагетти. – Внимание, сюрприз от шеф-повара Олега Зайцева! Спагетти, запеченные с ракушками и лангустинами! Не набрасывайтесь так – впереди еще инжирный торт! Врать не буду, торта не пек. Купил готовый, во французской кондитерской. Подлецы лягушатники, совершенно не щадят мою талию!

– Это и есть финансовый кризис, – покивал головой Лавров. – Я тоже хочу недельку так пожить!

– Ой, не прибедняйся! – махнул на него Олег. – Если желание станет невыносимым, наймешь меня в качестве повара и мажордома. А пока не нанял – пошел бы лучше и купил выпивки. Сейчас Жанночка прибудет, не могу же я ее водярой поить, пусть даже и хорошей.

– Ты по телефону не мог сказать? – возмутился Дима.

– Когда я тебе звонил, шампанское еще было, – грустно сказал Мелкий.

– Только сам я не пойду. Не царское это дело. Вон пусть Кирилл сбегает, у него ноги длинные…

– Еще чего, тебе великий художник за выпивкой бегать не станет, – проворчал тот. – Или ты думаешь, что тут денег ни у кого нет? Мы тебя и ждали, думали, ты как опоздавший пойдешь…

– Ну, как же, – Дмитрий повернулся к Олегу. – А Иваныч дома?

– О! Мысль! Мур, ты гений! Пошли вместе!

Олег водрузил блюдо на стол и выскочил на лестничную площадку. Лавров последовал за ним. Друг колотил в дверь соседней квартиры. Звонка при двери не было.

– Иваныч! Открой, родимый! Твоя мама пришла, молочка принесла!

Через некоторое время обшарпанная дверь приоткрылась и в щели показалась опухшая физиономия, которая сделала бы честь любому снежному человеку в смысле нелюбезности выражения и небритости.

– Это… Ты чего шумишь? – послышался хриплый голос.

– Слышишь, Иваныч, сходи нам за выпивкой!

Физиономия проявила неожиданную заинтересованность.

– Это… Я мигом! – Из двери показался здоровенный мужик в тельняшке и тренировочных штанах. В руке он держал пакет, словно, когда Олег позвонил в дверь, уже знал, что придется идти за шампанским. Или сам куда-то собирался?

– Дай ему денег, миллиардер, – подтолкнул Диму Олег.

Тот не глядя сунул руку в карман, деловито поинтересовался:

– Сколько?

– Не знаю, сам решай. У него обычная такса – шкалик водки. А нам возьми мартини и шампанского, ну, три бутылки…

– Да его пустят в магазин? Фейсконтроль он пройдет? И кстати, он знает, что такое мартини-то? – хмыкнул Дмитрий, покосившись на Иваныча.

– Знаю, – заявил Иваныч, и в голосе его прозвучала законная гордость. – Дрянное пойло, как самогон на пектусине…

На всякий случай ему дали пустую бутылку из-под благородного напитка и спровадили.

– И не стыдно тебе живого человека на посылках держать? – попрекнула Дима Мелкого.

– Ничего, он мне больше должен. Иваныч мужчина глубоко пьющий, одинокий. А квартирка у него – лакомый кусочек. Приходили к нему тут недавно…

– Кто?

– Кто-кто. Двое с носилками, один с топором. Эти… Черные риелторы. Но я закрыл Иваныча грудью, и он оценил эту услугу. Когда протрезвел, разумеется. Так что бегает он не в службу, а в дружбу.

Когда Дмитрий с Олегом вернулись в комнату, там шла оживленная беседа. Подвыпившая Ольга наезжала на Кирилла.

– А как ты изобразил эту гламурную фифу? Ну, как ее… Таю Сталину? Слушай, ну это же лубок! Базарный лубок! Ты бы ее еще на берег озера положил в виде русалки! А по озеру чтоб лебеди плавали пополам с кувшинками!

– Это стиль, – пожимал плечами Кирилл. – И лубок не так уж плох, как ты себе представляешь.

– Ну, конечно! Ты потрафил самой Сталиной – главное, бриллиантов не пожалел и саму приукрасил… Налетай, не скупись, покупай живопи́сь!

– Да, – покорно согласился Кирилл. – Да, это заказ. Но ты сама прекрасно знаешь – я работаю над большой картиной, которая не имеет ничего общего с этой халтурой. А халтура нужна, чтобы водить мою обожаемую тетку по ресторанам. Угадай, кто эта тетка?

– Неужели Тая Сталина? – хохотала Оля.

– Лелечка, ну что ты привязалась к нему? – возмутился Олег. – Не расстраивайся, Малевич, твоего великого тезку тоже не понимали мещане!

– Да! – гордо заметил Кирилл.

– Ну, если краткость – сестра таланта, то наш Малевич – гений, – заметил Олег.

Все расхохотались.

– Кстати, – невозмутимо поинтересовался Кирилл. – Кого вы там за выпивкой отправили? А то я натура тонкая, плохую водку употреблять не могу…

– Алкаша местного, он у меня на посылках, – ответил Олег.

– А он не смоется с деньгами?

– Да ты что? – возмутился Олег. – Кристальная душа!

– Да у тебя все кристальные, идеалист ты наш, – вздохнул Кирилл.

Но его дурные предчувствия не оправдались – Иваныч явился, в комнату входить не стал – деликатно погремел бутылками в прихожей и откашлялся.

– Ну, приступайте, аристократы и дегенераты! – возопил Мелкий, внося сумку с бутылками. – Водку они, видишь ли, пить не могут! Да не вылакайте все шампанское, оставьте Жанночке хоть немного!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю