Текст книги "Камни & косы, или О кошечках, птичках и прочих милых тварях (СИ)"

Автор книги: Наталия Котянова

– О чём?? Я уже ничего не соображаю… Какой тут может быть выход?!

– Выхода два, – голос Веро стал жёстким. – Либо рожай, либо – аборт. Третьего не дано. Что ты выберешь?

Я беспомощно посмотрела на неё и не удержалась:

– А что бы ты сделала на моём месте?

– Знаешь, Саби… Даже если бы у меня была случайная связь, если бы человек был не любимым, как у тебя, а совершенно проходящим… В любом случае, я уверена в одном: я бы НИКОГДА не смогла убить своего ребёнка. Но это – я. Других я никогда не осуждала, не мне судить.

Я закусила губу, чтобы снова не расплакаться.

– Но мне страшно… Я же не думала… что так быстро!

Взгляд Веро потеплел.

– Помнишь, ты хотела маленькую Гинтаре? Может, это она?

Я машинально посмотрела на свой живот и неуверенно улыбнулась.

– Да… И ты не обидишься, если я заберу это имя?

– Конечно, нет. Но ведь это может быть и мальчик…

– Ну, если мальчик, пусть ему Том имя придумывает. А ты будешь у нас крёстной?

– С удовольствием… Подожди-ка, ты уже что-то решила, или мне кажется?

– Не кажется. – Я прислонилась лбом к плечу подруги и закрыла глаза. – Ты права. Я тоже не смогу убить её. Это будет моя Гинтаре, я знаю… Я просто испугалась, но я привыкну. Как ты думаешь, Том обрадуется?

– Том будет очень счастлив. В этом я абсолютно уверена. Давай, я пойду его позову?

Она не ошиблась – как всегда. Мы с Томом обревелись оба, и уже точно – от счастья.

Иргинтас

Она хлопотала на кухне, что-то готовила и негромко напевала. А я – в который уже раз – стоял столбом и смотрел, смотрел, до тех пор, пока она не заметит за спиной чужое присутствие. Не обернётся с улыбкой, откидывая со лба волосы, не скажет «Доброе утро, Ирг!» А я пробурчу что-то в ответ и спрошу, что на завтрак, засунув руки поглубже в карманы. Чтобы не сорваться, не обнять… Не усложнить всё ещё больше.

Альфи удивительно гармонично смотрелась в этом доме. Мама была бы рада, что кухня с её приходом по-настоящему ожила; отец – что его библиотека вызывает у неё искреннее и глубокое восхищение; она берёт себе почитать его самые любимые книги и, в отличие от разгильдяя-сыночка, очень бережно к ним относится. Она любит сидеть в гостиной в «моём» старом кресле и подолгу смотреть, как колышется огонь за ажурной печной дверцей. Она умилилась моему древнему магнитофону и с удовольствием слушает старые кассеты…

«Может, ты хотела бы остаться здесь навсегда?»

Я никогда не задам ей этот вопрос, просто не решусь… Почему? Потому что и так знаю, что она скажет…

Я уж точно не лучшее «явление» в её богатой на мужиков жизни. А если вспомнить один недавний разговор – не факт, что вообще найдётся такой человек, что сможет её по-настоящему заинтересовать и вызвать хоть какие-то ответные чувства. Тот, кого она, видимо, очень сильно любила, умер или погиб, и сама Альфи не знает точно, где он похоронен. Но ищет до сих пор, и до сих пор помнит, сравнивает и приходит к очевидному выводу. И потому не спешит заводить серьёзные отношения. Наверное, это правильно. Так честнее… И безнадёжнее. Хоть об стенку головой бейся…

Почему же я не последую «мудрому» примеру Калеба и не отстану от неё сам? Найти красивую доступную девчонку не проблема. Попытаюсь забыться, снять это бешеное внутреннее напряжение, а с Альфи начну общаться так же, как с Саби. Вдруг получится?

Угу, хрена лысого… Я никогда не верил в метод «клин клином», а тут он тем более не поможет. Любая девчонка на Алькином фоне покажется глупой и примитивной. Да и физическое влечение никуда не денется, это просто сильнее меня. Иногда мне самонадеянно кажется, что и она испытывает ко мне нечто подобное, что я небезразличен ей как мужчина. Но она не станет со мной спать только ради секса. Женщине для этого нужна любовь или хотя бы элементарная привязанность. Значит, мне точно ни черта не светит.

Так мы и жили вчетвером: одна пара и два непонятно кто. Виделись в основном за завтраком и ужином; днём Том занимался вместе с Альфи продажей недвижимости, водил Саби по врачам, а ещё они, наконец, подали заявление в ЗАГС. С учётом того, что они отказались от торжественной регистрации, к тому же невеста в положении, «процедуру» назначили на ближайшее время, то есть через две недели. Я и Альфи будем свидетелями. Очень весело…

Алька тоже часто была занята. Помимо дел Тома и Саби, она прилежно исполняла обязанности менеджера временно «подвисшей» группы «Грани». Нашла нам новых гитариста и ударника (Калеб, как я и предполагал, «отвалился» окончательно) – и оба парня нас категорически устроили. Есть у неё какое-то чутьё на людей…

А потом Аль сделала торжественное объявление: она устроила, чтобы группа участвовала в ежегодном Вильнюсском рок-фестивале. Он обычно проходит в начале сентября, и самые известные литовские и даже зарубежные группы не брезгуют участвовать в этом престижном мероприятии. Мы, честно говоря, были в шоке…

На вопрос, как ей это удалось, Альфи со смехом призналась, что совершенно случайно: встретила в супермаркете знакомого, близкого друга покойного отчима. Он её узнал, разговорились… Оказывается, дядя Витус продолжает успешно крутиться в шоу-бизнесе, в том числе является одним из организаторов этого фестиваля. Тут она не утерпела и решила воспользоваться знакомством в корыстных целях. Рассказала про нас… И выяснила, что дядя Витус уже наслышан о «Гранях». Угадайте, от кого? От пресловутого господина Манчавичюса! Он, между прочим, нас очень хвалил, вот так! В общем, долго уговаривать его не пришлось. Помимо участия в фестивале дядя Витус пообещал выкроить время и ознакомиться с творчеством группы поплотнее, послушать и, в благоприятном случае, познакомить с парой проверенных людей. Вот вам и случайная встреча в рыбном отделе!

Саби попыталась счастливо распрыгаться и тут же была схвачена не столь легкомысленным женихом; а я рискнул «на радостях» схватить «госпожу менеджера» на руки и вприпрыжку потаскать по комнате. Она притворно боялась и повизгивала, а потом как-то незаметно так и осталась сидеть у меня на коленях. Это стоило всех хороших новостей, вместе взятых…

Мы начали усиленно репетировать, притираясь к новому составу. Том велел Саби не перенапрягаться, но музыка всегда была для неё любимым развлечением, а не работой, и она на все его просьбы «поберечься и отдыхать» отмахивалась или привычно показывала язык. Беременность проходила легко, без токсикоза и других гадостей, и наша «принцесса» прямо горела энтузиазмом.

Дальше радости заканчивались, начинались проблемы. Точнее, одна проблема, глобальная и нудная: Габа. Единственная и неповторимая… Целых две недели она не знала, что я в Вильнюсе – сама отдыхала за границей. А по приезде «добрый» дядька Матас сразу сдал меня с потрохами, как я его ни просил. И вот позади две встречи. Если первая проходила ещё более-менее прилично (любящая бабушка соскучилась по «мальчику»), то потом опять заиграла старая пластинка: остепениться, учиться, жениться. Ну как ей ещё не надоело столько лет капать мне на мозги одно и то же!! Я смертельно устал огрызаться, доказывать, что я уже давно взрослый и у меня своя жизнь, куда лезть никому не надо, особенно из благих побуждений… Но Габа – это Габа. Она всё и всегда знает лучше. Ещё отца моего доводила, а уж он был куда терпеливее меня. Так что в нашей затянувшейся «схватке за мою жизнь» априори не могло быть победителя. Я всё-таки её внук, и мерзкий неуступчивый характер – наша общая фамильная черта.

Сегодня была встреча номер три. Бабушка была настроена особенно по-боевому и решила форсировать события: «случайно» пригласила в это же время «одну прекрасную девушку из прекрасной семьи». Спасло меня только то, что последняя «завяла» от одного моего вида (не успел переодеться после репетиции, немного потный и лохматый, подумаешь…) В общем, она быстро слиняла, а Габа закономерно рассердилась. И пригрозила: или я срочно берусь за ум и веду себя хорошо (видимо, «девушки из прекрасной семьи» у неё ещё не кончились), или… А вот это был удар ниже пояса. Она всерьёз пригрозила забрать у меня дом. Пусть он принадлежит ей только формально, у неё есть свой, куда более шикарный, а в этом я жил с самого рождения – Габа вознамерилась «выгнать меня оттуда к чёртовой матери и продать, а барахло пустить с молотка». Эта угроза выглядела бы как шутка, но я, к сожалению, знаю собственную бабушку: она из принципа пойдёт до конца. Ей всё равно, что там жили мои родители, что я, несмотря на свои редкие приезды, дико люблю в своём доме каждую комнату, каждую вещь – как свидетелей беззаботного счастливого времени, которое закончилось в один миг после смерти родителей… Этот дом – то единственное материальное, к чему я привязан в этом мире. И она хочет его продать! Просто назло… Старая карга!!

В общем, у меня есть ровно месяц. Один месяц… И всё.

В самом сквернейшем настроении я ввалился в (пока ещё свой) дом и сразу поплёлся на кухню. Есть у Габы я не стал принципиально и теперь собирался что-нибудь срочно сожрать. И заодно выпить.

Из кухни доносился приглушённый разговор. Я узнал Тома и Саби; Альфи ещё не вернулась.

– …что будет после этого фестиваля? – рассуждала Саби. – Мы сейчас все на воодушевлении, но что потом? Если нас действительно заметят и начнут продвигать? Мы же не маленькие, знаем: поначалу будет не жизнь, а каторга. Да и как я буду выглядеть на сцене с пузом?! Придётся брать другую солистку, однозначно…

– Я без тебя играть не буду, – твёрдо заявил Том. – Пусть даже Ирг на меня обидится… Но для меня тут выбора нет – семья или музыка. Конечно, семья! Ты.

– Спасибо, мой хороший… – до меня донёсся характерный звук поцелуя. – А как же Ирг? Для него-то музыка всегда была на первом месте. Я даже не могу представить, чтобы он занимался чем-то ещё… Если он соберёт новую группу, то ещё сможет многого добиться.

«Ну-ну» – подумал я и хотел уже войти, но снова замер на месте.

– …особенно, если рядом будет Веро. Вместе они горы свернут, я уверен!

– Ага! Если только не разбегутся по-глупости. Смотрю я на них – детский сад какой-то, – снисходительно отозвалась «многомудрая» Саби. – Их же тянет друг к другу, это и слепому видно. Чего же они тогда сопротивляются? Чего боятся? Поговорили бы нормально, как взрослые люди… Глядишь, и родили бы нашей Гинтаре жениха…

Том невольно засмеялся, а вот я машинально опёрся о стену.

– Зря надеешься! Они оба зациклены на своей свободе. Ирг уж точно! Ты представляешь, как он сидит и мямлит, как я тогда, предложение руки и сердца, с коробочкой в руках…

– Угу, а ещё лучше – на коленях и с букетом! – тут они захихикали оба (ну, я им это припомню!)

– Это называется «фантастика в соседнем отделе»! То есть, конечно, полная фигня… Ирг ненавидит попадать в глупые ситуации.

– Вот поэтому и мучается сейчас, как дурак! – уверенно заявила Сабина. – Ведь любой женщине приятно знать, что к ней клеятся с серьёзными намерениями, а не хотят только «в койку сходить». А Веро… Она хоть немного представляет, как НА САМОМ ДЕЛЕ Ирг к ней относится? Она только видит, что её дико хотят… Но ведь ей нужно большее. Или всё, или ничего. Вот и выходит пока сплошное «ничего»…

– М-да… – задумчиво произнёс Том. – Похоже, ты права, солнышко… Только, боюсь, Ирг и сам ещё не понимает, на что способен ради неё. Он просто вбил себе в голову, что Веро в любом случае его вежливо пошлёт, как и всех остальных.

– Это называется – струсил, – отчеканила Саби. – Ты ведь тоже не знал, что я тебе отвечу, тоже сомневался… Но ты смог себя перебороть. А Ирг – если он так и не попытается выяснить всё до конца, значит, он в таком случае трус и не достоин Веро. Лучше один раз бросить вызов и проиграть, чем всю жизнь «сидеть в норе» и вздыхать о несбыточном… А ведь он никогда таким не был…

Тут я не выдержал и, не разбирая дороги, ломанулся в свою комнату.

Трус… Саби права на все сто. И с этим надо что-то делать. Пока не стало слишком поздно…

Какое-то время я нервно наматывал круги по комнате, натыкался на мебель и грязно ругался; потом завалился с ногами на кровать и невидяще уставился в потолок. Мысли разбегались, а те, что удавалось «поймать за хвост», казались совершенно дикими и несвоевременными…

А потом я кое о чём вспомнил. Встал и пошёл в комнату родителей, запертую на ключ почти семь лет назад… Когда-то здесь жили счастливые люди. Жили себе жили, и однажды попали в страшную аварию. Она умерла у него на руках… А он выжил – с тем, чтобы через два месяца уйти вслед за ней. Габа до сих пор не может простить, что сын сам не захотел жить дальше, угас, истощённый тоской и невольным чувством вины – за то, что не смог спасти любимую женщину. Бабушка не хотела понимать, как можно хотеть смерти, если тебе всего сорок шесть, и у тебя есть сын-оболтус, которого ещё нужно «поставить на ноги», есть мать, в конце концов… Сама Габа овдовела примерно в таком же возрасте, и ничего, живёт себе припеваючи, не забивая голову каким-то глупостями… Наверное, это правильно. Да вот только я и тогда не осуждал своего отца, а теперь – тем более. Он просто очень сильно любил мою маму. Так, что жизнь без неё просто утратила для него смысл.

Я хорошо помню наш последний разговор, такое невозможно забыть. Отец просил у меня прощения и тихо плакал… И говорил – я чувствую, я слышу, как моя Сауле зовёт меня. Прости, но я уже всё решил… Он ушёл на следующее утро – со счастливой улыбкой на измученном лице.

С тех пор в этой комнате ничего не изменилось. Жена дяди Матаса раз в неделю приходит сюда убираться, но за всё это время не переложила ни одной книги. Я и с закрытыми глазами нашёл бы то, что мне было нужно. Резную деревянную шкатулку, где хранились мамины драгоценности. Красивые дорогие вещи, обручальные кольца… И ещё одно кольцо. То, которое отец подарил ей на помолвку. Большой прямоугольный камень на тонком ободке из белого золота. Прозрачный зеленоватый аквамарин – изменчивый, как холодные воды родной Балтики – притягивает взгляд, держит и уже не отпускает. Его завораживающая глубина до боли напоминает глаза одной девушки. Уже – моей любимой девушки…

А ведь точно. Вот почему я сразу потянулся к этому кольцу. Оно просто создано для Альфи. Как в своё время его любила моя мать, так сейчас она не стала бы возражать, если я подарю его той, что могла бы стать следующей хозяйкой нашего дома. Если бы только захотела…

Я затолкал кольцо в карман джинсов и вышел из комнаты. Перед таким разговором надо хотя бы поесть, еда успокаивает…

Так, с надкусанным бутербродом в одной руке и стопкой коньяка в другой, меня и застала Альфи. Фыркнула и угрожающе потрясла перед носом кулаком:

– Это что ещё такое?! Кто это тут напивается в одну харю??

Я закашлялся и машинально влил в себя оставшийся коньяк.

– Уфф… А что, ты тоже хочешь? Давай налью!

– Дурак…

Она поставила чайник, вытащила из холодильника остатки вчерашнего салата и устало плюхнулась за стол.

Я судорожно хлопнул по карману – и тоже полез в холодильник.

– Как день прошёл?

– Нормально.

– А Саби с Томом?

– Сидят, смотрят по телеку какую-то чушь… А у тебя как?

Она вздохнула, не поднимая глаз от тарелки.

– Тоже нормально…

– Не убедила. Что случилось?

– Да ничего особенного… Просто что-то вымоталась, настроение поганое… Ты ни при чём, но, если вдруг сорвусь, извини заранее, ладно?

– Хорошо, – я встал и задумчиво воззрился на кофемашину. – Давай я сделаю нам по кофе.

– С ликёром? – невольно улыбнулась Альфи. – А ты умеешь?

– Не-а. Так что тоже заранее извини.

Она засмеялась, и у меня отлегло от сердца.

Мы посидели, попили (конечно же, это был ЕЁ кофе) и поболтали о всяких пустяках.

Потом она встала, с удовольствием потянулась… И я вскочил прежде, чем услышал, что уже «почти двенадцать, не пора ли пойти поспать…»

– Аль, погоди минутку.

Чёрт, как я это скажу?! Я же ни фига не успел подготовиться! И выгляжу сейчас как дурак, в заношенной рубашке без двух пуговиц и старых джинсах. Без цветов (ага, был бы тогда «дурак с букетом»…) Но – если не сейчас, боюсь, что вообще никогда на это не решусь.

Бедняга Том! Как я теперь его понимаю!..

Судорожно зажатое в кулаке кольцо, казалось, прожигает кожу насквозь.

– Ты чего? Что-то случилось? – невольно забеспокоилась она. – У тебя такое лицо, как будто…

– Альфи… – хрипло перебил я. – Скажи мне… Скажи одну вещь… Прямо сейчас.

Медленно разжал влажную ладонь, и кольцо с тихим стуком упало на стол, покатилось и остановилось у пустой кофейной чашки.

Она с недоумением уставилась на него, потом перевела взгляд на меня.

– Что это?

– Это – я делаю тебе предложение. Выходи за меня.

Я не узнал собственный голос – сдавленный, едва слышный, с какими-то позорными истерическими нотками… И плевать, главное – я всё-таки это сказал.

Закусил губу и, как в омут головой, сделал шаг ей навстречу. Что сейчас будет? Что она мне ответит?!

Я ожидал чего угодно – непонимания, недоверия, удивления, даже насмешки… Но не того, с каким ужасом она отшатнётся от меня; не этих застывших глаз, ставших из зелёных почти чёрными. Не взгляда – в первую секунду растерянного, беспомощного, в котором теперь отражалась бесконечная обида. И злость. Презрение. Равнодушие…

– Ты… зачем… Господи, Ирг, да за что?! Неужели ты так хочешь со мной переспать, что готов вот ТАК унизить?? Да как же вы все мне надоели, ненавижу, ненавижу!!

С грохотом захлопнулась входная дверь.

А я прислонился горящим лбом к прохладной кафельной стенке и закрыл глаза.

Альфи, Альфи… Лучше бы ты меня ударила. Или посмеялась, назвав идиотом, швырнула кольцо прямо в рожу… Но всё гораздо страшнее. Ты просто мне не веришь. Причём не веришь настолько, что и на миг не допустила, что это предложение – всерьёз. Что это не издёвка, не очередная неуклюжая попытка мужчины навешать лапши и затащить тебя в постель – а настоящая, вымученная правда. Ты знаешь, как я хочу тебя – но ведь это ещё не всё. Я понял, что на самом деле хочу разделить с тобой целую жизнь. Что я люблю тебя…

Почему же я не сказал ей этого? Впрочем, какая теперь разница… Слишком поздно. Это действительно конец, тупик, из которого нет выхода. Она теперь точно уедет – завтра, а, может, уже сегодня ночью. Она гордая, она ни за что не станет терпеть унижение, даже ради Саби и Тома. И в очередной раз начнёт новую жизнь – где-нибудь подальше отсюда, без нас. Без меня…

Ну и пусть. Наверное, так даже лучше. Саби с Томом переживут, вместе им будет легче. А я – какая разница? Как в той моей песне – «Нет смысла». Его не осталось, ни в чём. Вены вскрыты, впереди лишь агония… Пусть.

Вероника

Я долго ходила по пустым ночным улицам – в этом благопристойном районе действительно пустым. Сначала душила дикая злость, потом – слёзы. Ирг, Ирг… как же ты мог? Неужели я ошиблась, и ты такой же, как все?!

Как сегодняшний самоуверенный чиновник, настойчиво сующий свою визитку, как тот весёлый бригадир-ремонтник в новой квартире Саби и Тома… Последний «благородно» предложил мне свой обеденный бутерброд в обмен на обещание срочно выйти за него замуж. А для этого – сегодня же вечером поехать к нему «знакомиться с будущей роднёй». И всё это приходилось выслушивать с вежливой улыбкой, превозмогая желание настучать по их самодовольным мордам… Как же я устала!! Куда бы не приехала – в «цивильную» Европу, в отдалённый военный гарнизон в России, на литовское Побережье – везде происходит одно и то же. «Неотразимые» местные кобели с места в карьер идут «на абордаж», их завистливые подруги стремятся отравить жизнь… Ну, почему так происходит, почему, что я делаю не так?! Ведь даже тогда, когда я назло самой себе подстриглась чуть ли не налысо и ходила в жутких балахонах, «извращенцев-любителей» хватало с избытком! Дядя Алгис тогда смеялся и говорил: терпи, ты вся в маму; мне, бедному, до сих пор приходится от неё жеребцов отгонять… Утешил.

Вот что, что мне теперь делать?! Кто посоветовал Иргу устроить этот фарс с предложением? Или он сам это придумал? Зачем?? То есть, понятно зачем, но всё-таки… Я так надеялась, что он меня хоть немножечко уважает, что он не собирался меня унижать. Зря надеялась… Всю жизнь твердишь себе – верить нельзя НИКОМУ, и каждый раз всё равно ошибаешься, раскрываешь душу, а потом долго зализываешь раны. И в этот раз будет так же.

Наверное, всё же стоит поговорить с Сабиной, она мне стала как сестра. Извиниться за то, что уезжаю, попытаться объяснить – что после этого физически не смогу нормально общаться с Иргом, даже исключительно по делам. Совесть моя тут почти чиста: в фестивале они уже участвуют, в новой квартире вовсю идёт ремонт… Вот только крёстной для маленькой Гинтаре мне уже не быть. Но ничего, переживу…

Через два часа я окончательно замёрзла и решила возвращаться. Надо срочно выпить чего-нибудь горячего и лечь спать. «Утро вечера мудренее» – говорила моя мама. Так и есть; я уже успокоилась, а завтра – завтра будет новый день. И – маленькая надежда на то, что Ирг всё же поймёт, как меня обидел, и попросит прощения. А я смогу поверить ему снова. По правде, мне очень этого хочется…

Я обошла вокруг дома, пытаясь разглядеть свет за зашторенными окнами. Везде темно… Только на увитом виноградом балконе колышется странная красная точка. Я понаблюдала за ней и поняла, что это, оказывается, сигаретный огонёк. Но ведь у нас вроде бы никто не курит… В следующую секунду горящий окурок отвесно полетел вниз, чуть мне не на голову. С балкона раздалось характерное позвякивание, потом приглушённое ругательство – и пустая коньячная бутылка приземлилась рядом на клумбе. На балконе зажёгся новый красный огонёк…

Ирг не спал. Предсказуемо пил, а ещё курил одну сигарету за другой. Значит, нервничает, значит, ему есть, о чём подумать… Захотелось подняться к нему, выкинуть нафиг всю отраву и попытаться поговорить. Ему сейчас плохо. Что бы он ни натворил – я, наверное, так и не смогу относиться к нему хуже. Ну, может, выпил лишнего, брякнул очередную глупость… Возможно, это я виновата: не смогла удержать его на безопасном расстоянии, сама периодически забывалась и не скрывала своей симпатии, позволяла лишнее и ему, и себе. Эгоистка…

Я тихонько открыла дверь и проскользнула на кухню. Не зажигая свет, поставила чайник, нашарила на полке чашку. Выпила обжигающий чай и наощупь двинулась обратно. На столе так и стояли неубранные кофейные чашки. Рука скользнула по одной из них и вдруг наткнулась на маленький холодный предмет. Кольцо! Оно всё ещё валяется тут… Я машинально взяла его и подошла к окну; тусклый свет дальних фонарей причудливо преломился на искусной огранке большого светлого камня. Надо же, оно, похоже, настоящее… Я почувствовала, что не могу бороться с искушением, и, воровато оглянувшись на дверь, надела кольцо на безымянный палец. Оно пришлось ровно впору.

Да, красивое, очень стильное кольцо, я бы хотела себе такое… Я аккуратно сняла его и положила обратно на стол. Поднялась к себе, на цыпочках пройдя мимо комнаты Ирга, и легла спать.

Ворочалась, ворочалась… Где там! Мысли всё время возвращались к одному и тому же. К Иргу… Я чувствовала, что если пойду сейчас к нему, то выяснение отношений неизбежно выльется в то, чего я всеми силами пыталась избежать. И едва ли это будет его инициатива…

«Стоп, ты что, сдурела, женщина?! – одёргивала себя я. – Ты соображаешь, куда тебя несёт?! Совсем ты запуталась… Дождись хоть утра, остынь, ночные разговоры с Иргом – это очень опасная привычка, ты должна думать головой, а не другим местом! Ты только всё усложнишь…» С этими праведными мыслями я встала, натянула длинную футболку и решительно вышла в коридор.

Из-под двери Ирга пробивался слабый свет; доносившаяся из комнаты приглушённая музыка звучала в тишине довольно отчётливо. Надо же, классика, «Времена года»!

Я глубоко вздохнула и постучала. Ни ответа, ни шагов. Я постучала ещё раз, потом осторожно толкнула дверь – она оказалась не заперта.

В комнате горела лишь одна тусклая настольная лампа. Сигаретный огонёк всё так же подрагивал на балконе. Сколько же он выкурил за всё это время?!

Музыка заглушала мои шаги; я нерешительно остановилась у стола, не зная, стоит ли подойти к нему или лучше будет вернуться к себе (конечно, лучше!)

Взгляд остановился на куче скомканных листков рядом с лампой. Тут же, в большой жестяной коробке, лежали черновики нот, а на них – дешёвая зажигалка. Я, не думая, взяла один лист, расправила и поднесла к свету. Это были стихи, его стихи.

 
Оголённые нервы
Сожжённая плоть
Ты кромсаешь мне душу
Как мясник, без наркоза…
Твои губы как яд
А объятья как путы
Но я вырву из сердца
Эту боль, как занозу…»
Дальше лист был криво оторван. Я торопливо взяла следующий…
«Наркотический сон с отголосками яви
Бесконечные ночи и мутные дни
Нет надежды на завтра, мы застыли в начале
И, чужие друг другу, видим общие сны…»
Обрыв.
«Я больше не могу искать тебя
Зная, что тебя просто нет
Ты рядом стоишь, но считаешь меня только тенью
Странно…
Слишком просто оправдать себя
И выйти из мрака на свет
Но зачем снова лгать, если порвана
Нить Ариадны…
 

Неровные строчки стали расплываться, и я с силой провела по глазам ладонью.

Ирг… Что же это??

Ещё один лист был с нотами. Почти не чирканный, но залитый с одного края подсохшей жидкостью со знакомым запахом коньяка.

 
Я хотел бы смять
Я хотел бы смять
Я хотел бы смять все дни
И оставить ночи
Чтоб с тобою быть вдвоём
Выпей кровь мою, сердце растопчи
Но люби, прошу, люби!
Только ты не хочешь…
Так гори оно огнём!!
Я не буду ждать
Я не буду ждать
Я не буду ждать, когда
Ты устанешь первой
И захочешь снова жить
Я порву все струны, я сожгу все песни
И открою дверь туда
Где на старой сцене
Режиссёр, смеясь, сидит…
 

Я машинально посмотрела в сторону зажигалки. Зачем она здесь? Зачем вообще вторая зажигалка, если он курит на балконе? И эта жестяная коробка… Неужели он и вправду хочет?.. Лист, плавно кружась, приземлился на ковёр у моих ног. Я нагнулась – и подняла сразу два листа.

На втором были не стихи, а, скорее, записка самому себе. Тот же размашистый наклонный почерк, те же старательно перечёркнутые строчки…

«Не забыть купить новый чехол на запаску. Встреча с организаторами – когда? Позвонить Габе. (кто такая Габа?) Извиниться перед (густо зачиркано) Веро за дурацкую шутку. Куплю ей завтра цветы. А Саби – шоколадку (зачёркнуто) яблок. Что-то башка разболелась, надо найти таблетки и лечь спать…»

Я тупо уставилась на эту странную напоминалку. Странную – потому что писать подобные вещи было совершенно не в духе Ирга. Зачем это, что он боялся забыть сделать? Здесь не было ни одного по-настоящему важного дела, которое нуждалось в напоминании. Неужели он не извинится, если не подглядит в эту записку? Бред какой-то… Да, а ещё он назвал меня, как и все. Хотя я привыкла к «Альфи» и давно перестала его за это шпынять. Может, он теперь тоже решил называть меня, как остальные, специально подчёркивая дистанцию?

Старый магнитофон заиграл «Шторм». Это очень мощная музыка, которую, несмотря на поздний час, так и хочется сделать погромче. Забыть о своих терзаниях и проблемах, раствориться в неистовых звуках бешеной стихии и стать её частью. Свободной, как ветер, безжалостной, как огромные, бросающиеся на берег волны, могучей и упрямой, как высокие мрачные скалы…

Я слушала музыку и рассеянно блуждала глазами по комнате. На столе рядом с лампой лежали несколько блистеров с таблетками. Анальгетики, снотворное, от спазмов, снова обезболивающее, снова сильное снотворное… Зачем ему так много от одной головной боли? Тем более, после спиртного, это же небезопасно…

Музыка оборвалась, кассета тихо зашипела и отщёлкнулась. И тут такой же «щелчок» раздался в моей собственной голове. Нет, этого не может быть…

Я с ужасом снова уставилась на таблетки, потом на смятые стихи и ноты, на зажигалку, на задрожавшую в руке «записку». Он написал её специально, для отвода глаз! Чтобы все знали, что у него были обычные планы, чтобы никто ничего не заподозрил… Просто парень устал, выпил, а потом случайно превысил дозу, намешал по глупости сильных лекарств. Он, конечно, не собирался… Кровь стремительно отхлынула от моего лица, ноги ослабели так, что я едва доползла до стула. Ирг… Почему??

«А, может, это всё из-за тебя? – издеваясь, предположил внутренний голос. – Может быть, потому, дура, что он говорил сегодня с тобой совершенно серьёзно? Что он действительно сделал тебе предложение, настоящее? И то, что ты восприняла как издёвку – правда, просто он не смог выразить то, что чувствует, более „нормально“? А ты, злая на сегодняшних приставучих „кобелей“, не дала ему объяснить всё до конца?!»

Что я наделала…

Я обессилено опустила голову на руки. А когда снова подняла её – от резкого звука хлопнувшей двери – в нескольких шагах от меня стоял Ирг.

В расстёгнутой чёрной рубашке и любимых старых джинсах, с мокрыми взлохмаченными волосами… Оказывается, на улице пошёл дождь. Даже не дождь – настоящий ливень! Вдалеке уже явно слышались громовые раскаты, чернильное небо друг за другом пронзили яркие вспышки – и в их свете тёмная фигура Ирга выглядела особенно зловеще.

Не замечая меня, он быстро пересёк комнату, на ходу то и дело щёлкая зажигалкой. Подошёл к столу – и зажигалка от неожиданности полетела на пол. Я резко встала. Шагнула ему навстречу – но Ирг так же стремительно отступил назад.

– Что… ты здесь делаешь?

Он попытался придать голосу небрежное удивление – что за гости в такое время? – но взгляд предательски заметался по комнате. Как долго я здесь, что успела увидеть?!

Я медленно подняла руку и протянула ему его записку.

– Ирг… Не смей этого делать.

Он вздрогнул; листок упал на пол.

– Ты о чём? Уже поздно, иди спать.

– ИРГ. НЕ СМЕЙ. ЭТОГО. ДЕЛАТЬ.

Он окончательно понял, что я обо всём догадалась, и моментально изменился в лице. Сжал кулаки и рявкнул:

– Уходи!

– Нет!

– Уходи!!

– Нет!! Ирг, я не уйду!

– Убирайся!! Ну сколько же можно… меня мучить?!

Его голос сорвался; он тяжело опустился прямо на ковёр и уткнулся лицом в колени.

– Уходи… пожалуйста. Альфи… уходи. Я обещаю. Ничего не будет.

Смотреть на него такого было невыносимо. Вдруг вспомнились слова Стаса: «…и этот мальчик в конце концов сломается…» Чуть не сломался… А ведь он сильный. Сильный, как гибкий стальной прут, такие не ломаются, просто не должны. Но я довела даже его…

Я опустилась на колени рядом с ним, обняла, прижалась щекой к влажным спутанным волосам.

– Прости меня, Иргис…

Он молчал. Тогда я стала гладить его по затылку, по плечам, по спине; от прикосновения губ к чувствительному месту сзади на шее он заметно вздрогнул и наконец-то поднял голову.

– Не надо…

– Почему?

– Всё и так будет нормально. Правда. Иди.