Текст книги "Счастливое безвременье "
Автор книги: Наталия Грин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
И хвалить прилюдно
Хлебосольный край в раю мирском.
А погода, между тем, и не думала проясняться. Обычно с утра шел дождь, к обеду он прекращался, и отдыхающие, соскучившиеся по морю, плаванью и загоранию, подтягивались на пляж. Галька на пляже была холодная от недавнего дождя, море все еще штормило, и только отдельные смельчаки рисковали плавать в такую погоду. Среди последних был и Тимур. Казалось, плавать в шторм ему даже нравилось. Он буквально бросался в море, быстро преодолевал самую опасную, прибрежную полосу, где волны перекатывались через волнорез и, грозно ухая, разбивались о каменистый берег, и где-то там, в "открытом море" лихо "оседлав" волну, несся с ней вместе к берегу. А в это время разбившиеся о берег волны под прикрытием пены шумно откатывались назад по негодующей гальке и, набравшись сил, дождавшись "подкрепления", вновь атаковали неподдающийся берег. Море воевало с берегом, а Тимур упивался бушующей стихией.
Аля и Ольга Петросовна сидели на деревянных лежаках, накрывшись пледом, и дышали морским воздухом, жмурясь от изредка долетающих до них брызг. Слева от них несколько отдыхающих стояли у самого берега, намертво вцепившись в проволочный забор, защищающий их территорию от посторонних, и восторженно взвизгивали, когда на них обрушивалась очередная волна. Море забрасывало их мелкими камушками и песком, царапало их колени о металлическую сетку забора, а они только вскрикивали и радостно смеялись, видимо оттого, что очередная волна так и не смогла их отодрать от забора.
– Что за радость там стоять и визжать от страха и боли? – удивленно спросила Аля.
– Им просто весело, – ответила мама и перевела разговор в другое русло: – А Тимур еще не вернулся? – Ольга Петросовна имела в виду последний заплыв Тимура.
– Нет еще, – напряженно ответила Аля. – И зачем плавать в такую погоду? Это же опасно...
– Опасно... Но он молодец, сильный парень, – задумчиво ответила Ольга Петросовна, подразумевая нечто большее, чем просто физическую силу парня.
Обе замолчали, напряженно вглядываясь вдаль.
– Вы меня потеряли? – сделав ударение на втором слове, весело спросил Тимур, тихо подошедший к ним сзади. – Отличная водичка, очень теплая, – добавил он, прищурившись и улыбаясь глазами. – Аля, пойдем купаться, – предложил он, и это прозвучало как отличная шутка.
Аля с недоумением посмотрела на него, потом поняла, что он шутит, и в тон ему ответила:
– Я сегодня не плаваю, не в форме, знаешь...
– Ладно, тогда давай пройдемся по берегу, – серьезно предложил Тимур, которому явно не хватало активных действий.
– А ты разве не устал? – с искренним удивлением спросила Аля поднимаясь и отряхивая пляжный сарафан.
– Отчего? – так же искренне удивился Тимур. – Наоборот, я чувствую прилив сил, и очень хочется размяться.
– А куда мы пойдем? – спросила Аля, вопросительно глядя то на Тимура, то на маму.
– Пойдем по берегу, – неопределенно кивнул Тимур куда-то направо.
– Мама, можно? – спросила Аля.
– Гуляйте, только не долго, а то я буду волноваться, – разрешила мама.
Тимур взял Алю за руку и, подхватив на ходу рубашку, лежавшую на соседнем лежаке, повел Алю в сторону соседнего пляжа. Пройдя через пустынную секцию соседнего пляжа, они оказались на третьей секции, почти полностью заливаемой волнами. И только небольшой уголок у самой стены с такими же высокими ступеньками, как те, на которых Аля успокаивалась после их прыжков через волны, был почти сухим. Дальше все пляжи заливались волнами до самой стены.
Они остановились на маленьком "уголке безопасности", где Тимур помог Але подняться на ступеньку выше той, на которой стоял он, и спросил:
– Правда, красиво?
Аля посмотрела на штормовое море и ответила:
– Красиво.
В этот момент особо резвая волна докатилась до ступенек и, ударив в последней злобе Тимура по ногам, разбилась о ступеньку, окатив молодых людей с ног до головы совсем не страшными брызгами. Они в ответ рассмеялись, и Тимур, взяв Алю за талию, как ребенка, бережно переставил на ступеньку выше. Потом и сам поднялся на ступеньку, на которой только что стояла Аля.
– Не боишься? – весело спросил он, глядя Але в глаза.
Стоя на ступеньку ниже, он оказался с Алей одного роста, и его глаза были на одном уровне с ее глазами. Она заглянула в его карие бездонные глаза и ответила:
– Не боюсь.
– Тебе не холодно? – спросил он, почувствовав, что она дрожит.
– Немного, – ответила она, понимая, что как-то необходимо объяснить свою дрожь.
Он накрыл ее спину и плечи своей рубашкой, которую поднял с лежака, но не надел, а просто перебросил себе через плечо; и, поправляя на ней рубашку, взял ее за руки выше локтей, да так и забыл опустить свои руки... Она чувствовала его руки сквозь тонкое полотно рубашки... Их глаза не отрывались друг от друга... Грохот волн с трудом заглушал биение ее сердца... Его глаза, губы, его сильное тело было так близко от нее, что от этой близости у нее захватывало дух и звенело в ушах. Бушующие вокруг волны неожиданно стали ей близкими и родными, они словно отделяли и защищали их от всего остального мира; словно вместе с ними хранили какую-то важную тайну, о которой не должен был знать никто...
Громом гремит прибой, разрушая волны,
Пенные вскрики птиц режут мне слух.
Всполохи глаз любимых так близки
Не удержать нам страстной молнии власть...
Минуты бежали за минутами, сколько времени они простояли там, на этих ступеньках, не в силах оторвать друг от друга глаз, рук, тел, – они не знали. В какой-то момент Аля почувствовала, что теряет сознание, ее качнуло, и она чуть не упала Тимуру на руки.
Тимур очнулся, словно от гипноза, и, едва разлепив пересохшие губы, сказал:
– Пойдем, нас, наверное, заждались...
Он помог ей спуститься на ступеньку ниже, повел по ней, крепко держа за руку, потом, подходя к пляжу, на котором их ждала Алина мама, повернулся к ней и спросил:
– Ты на меня не обиделась?
– За что? – не поняла Аля. – Нет, не обиделась.
Обижаться и впрямь было не за что...
Промучив отдыхающих еще денек, солнце, наконец, удостоило людей своим вниманием и согрело их тела и души. После завтрака все хлынули на пляж. Вода бурлила от купающихся, словно кипела. Аля, не желая смешиваться с толпой плавающих, вышла на волнорез, выдающийся в море, села на лежак и с удовольствием смотрела на притихшее вдали море, ослепительно сверкающее миллионом солнечных зайчиков, прыгающих с грани на грань, на которые постоянно делилась поверхность воды. Над морем летали чайки, радующиеся концу шторма, где-то вдали появились трубы пассажирских лайнеров и грузовые баржи. Вместо белых барашков по морю побежали белые паруса.
Неожиданно из моря на волнорез поднялся Тимур и сел на горячий бетон рядом с Алей. Они немного помолчали, потом Тимур задал резонный вопрос:
– Аля, почему ты не плаваешь?
– Не могу... К сожалению, пару дней придется пропустить, хотя вода, видимо, чудная...
Тимур несколько секунд соображал, потом предложил:
– Хочешь, я покатаю тебя на матрасе?
Предложение было заманчивое, и Аля сразу согласилась. Тимур сходил к Ольге Петрусевне за матрасом, предупредив, что покатает Алю на матрасе. Ольга Петрусевна улыбнулась и, попросив его принести ей взамен деревянный лежак, с готовностью отдала Тимуру надувной матрас.
Тимур придержал матрас, пока Аля устраивалась на нем поудобнее, потом стал не спеша подталкивать матрас перед собой. Отплыв чуть дальше поперечного волнореза, Тимур остановился и сделал пару кругов вокруг матраса.
– Эй, остановись, а то у меня голова идет кругом! – засмеялась Аля.
– А может, я этого и добиваюсь! – развеселился в ответ Тимур.
– Тимур, не создавай волны, а то я перевернусь! – прокричала сквозь смех Аля.
– А я тебя спасу! – веселился Тимур, раскачивая матрас с одной стороны.
– Тимур, прекрати! – схватила Аля Тимура за руку.
Тимур сразу перестал раскачивать матрас и, положив на него как на школьную парту, обе руки, стал улыбаясь рассматривать Алю. Он смотрел на нее долго, скользя взглядом по щекам, волосам, губам. Смотреть на Алю ему было приятно. Ему хотелось прикасаться к ней, гладить ее тело, целовать свежие девичьи губы, но он прекрасно понимал, что делать этого не следует, потому что скоро судьба разнесет их по разным городам, по разным судьбам. Ему – заканчивать учебу и входить в серьезную взрослую жизнь, а этой прелестной девочке еще учиться и учиться, расти и расти, прежде чем познает она радость взрослой любви и прежде чем сможет ответить ему или кому бы то ни было взаимностью на слишком взрослое и серьезное чувство, которое он бы и рад был открыть ей, но не имеет право этого делать...
А судьба и впрямь уже была рядом, готовая разлучить молодых людей. И пришла она в виде врачей в белых халатах, объявивших в столовой во время обеда, что в городе началась эпидемия холеры, поэтому выходить за пределы дома отдыха и ходить на море категорически запрещено. Сначала все отдыхающие восприняли это сообщение как розыгрыш, но уже после обеда началась паника. Способствовала панике и машина скорой помощи, въехавшая в ворота дома отдыха к одному из отдыхающих. Никакой холеры у него не было, просто на нервной почве началось кишечное расстройство. Но этого уже было достаточно, чтобы люди спешно постарались покинуть райский уголок и по возможности быстрее вернуться на родину.
До отъезда Але и ее маме оставалось всего три дня, когда Ольга Петрусевна объявила дочери, что завтра утром они улетают домой.
– Как завтра? У нас ведь билеты на два дня позже! – не поверила Аля.
– Хеленка, я поменяла билеты на завтрашнее число. Здесь оставаться опасно, а мне скоро на работу, в школу. Да и тебе пора готовиться к школе, – пыталась урезонить Алю Ольга Петросовна.
– Не называй меня Хеленкой! – закричала возмущенно дочь. – Как ты могла, мама! Ведь завтра заключительный концерт отдыхающих! Завтра я бы услышала Тимура! Мама, ну как ты могла так со мной поступить! – расплакалась Аля. Душа ее разрывалась от горя и обиды. Она не могла понять, как мама, такая понятливая и добрая, могла разрушить самый важный день в ее жизни... – Из-за какой-то холеры, которой здесь и в помине нет!
– Аля, детка, ну успокойся! – безнадежно проговорила мама. – Все равно ничего уже не изменить, я уже поменяла билеты, и обратно мне их не вернуть... – слабо оправдывалась она, понимая, какую боль причинила дочери. – А, может быть, ты еще услышишь его. Когда начинается концерт?
– Завтра в двенадцать, – растерянно ответила Аля. – А мы когда должны уезжать? – с появившейся в голосе надеждой спросила она.
– В час дня. Самолет улетает в три часа.
– Но почему в час?! Мы ведь доедем до аэропорта за полчаса.
– Кто знает, сейчас дорогу могут перегородить, проверять все машины, – оправдывалась Ольга Петросовна.
– Мама, мама, что ты наделала?! – в отчаянии тихо сказала Аля.
– Ну, пойди на репетицию и послушай, как он играет.
– Дверь в репетиционный зал закрыта, а к нему в номер я не пойду... из-за его сестры, – потерянным голосом произнесла Аля.
До вечера они обе из комнаты не выходили. Ольга Петросовна укладывала вещи, Аля молча ей помогала.
Последний раз тебя услышать хотела я – мне не дано,
Твоей любви, твоей улыбки уж увидать – не суждено,
Не суждено с тобою рядом идти по жизни, обнявшись,
Рожать детей и слушать скрипку, дано другой, другой – не мне.
Быть верной в радости и горе
И пить любовное вино,
И аплодировать в восторге
Дано другим, другим – не мне.
И встретимся ли мы с тобою,
Моим единственным – навек,
С тобой, дарованным судьбою,
С тобой, отобранным навек?
Как пережить мне расставание?
Чем осветить мне жизни путь?
С другим как стать пред аналоем?
Любовь других не оттолкнуть?..
Боль рвалась из груди, ложилась строчками на бумагу и не проходила, не утихала. Вопросы "зачем?", "за что?" теребили душу и не давали дышать. С трудом Аля дождалась ужина, а после него подошла к Тимуру и сказала:
– Тимур, мы завтра уезжаем.
– Как завтра? – не поверил услышанному Тимур
– Завтра. Мама поменяла билеты, и мы летим уже завтра. А я так и не услышала твоей игры.
– Аля, пойдем, я сыграю тебе сегодня, – и он повел ее наверх, в свою комнату.
В комнате была вся семья в сборе.
– Аля завтра уезжает, я хочу сыграть ей сегодня, – сообщил непонятно кому Тимур.
– Тимур, так нельзя. Ты нервничаешь, а играть надо спокойно, – нахмурился отец.
– Тимурчик, ты сегодня и так много играл, – возразила и мама. – Сорвешь руку, завтра не сможешь принимать участие в концерте, – извиняющимся голосом попыталась она объяснить свой полу-запрет этой "невесть откуда взявшейся девчонке".
Лиля молча вцепилась в футляр, явно не собираясь отдавать ему скрипку.
Аля подошла к разгоряченному Тимуру, взяла его за руку и тихо сказала:
– Пойдем...
Тимур окинул взглядом родственников, покачал головой и, молча, пошел с Алей из комнаты. Они шли по территории дома отдыха, пытаясь найти хоть одно укромное местечко, где можно было бы посидеть и поговорить... Но, очевидно, это был не их день. Ни одного места не нашлось, даже на веранде пентхауза кто-то сидел и весело разговаривал.
Аля поднялась к двери своего номера, остановилась и, с трудом оторвавшись от руки Тимура, сказала:
– Прощай!
Тимур поднял ее лицо двумя руками, пристально посмотрел ей в глаза и тихо ответил:
– Прощай, девочка с красивым именем Аля... – и поцеловал ее в щеку.
Аля опустила голову, открыла дверь в комнату и закрыла ее за собой.
Утром была суматоха. На завтрак Аля с мамой опоздали, потому что неожиданно проспали. Потом мама собирала последние вещи, сдавала номер дежурной, выносила чемодан и сумки с подарками, продуктами и чем-то еще, а Аля стояла под дверью концертного зала, в котором еще шли последние приготовления перед концертом, который к тому же задержали на сорок минут. А потом Аля, не помня себя, медленно спускалась по какой-то лестнице, шла к маме, стоявшей у входа в дом отдыха, помогала грузить вещи в машину и потом сквозь набегающие слезы в последний раз смотрела на проносящиеся мимо расплывающиеся от слез кипарисы, пальмы, небо...
"О, море в Гаграх, о пальмы в Гаграх,
Кто побывал, тот не забудет никогда..." –
звучали в голове ее строчки из песни, которую каждый день крутили на пляже...
Самолет вылетал по расписанию. В аэропорту было жуткое столпотворение: все торопились во что бы то ни стало покинуть опасную зону холеры. Людям не продавали билеты, не выпускали без специальных медицинских справок или свидетельств о том, что люди прошли карантин. Впрочем, Ольгу Петросовну и Алю никто не трогал. Они выезжали из дома отдыха, все справки у них были в порядке, потому их беспрепятственно пропустили на посадку.
Самолет взлетел. Аля, отказавшись сидеть возле иллюминатора, сидела рядом с проходом и невидящими глазами смотрела на сидящих вокруг пассажиров. Слева от нее, через проход, сидел щуплый молодой человек в простеньких джинсах и белом легком свитере. Под его креслом стоял скромный рюкзак. Молодой человек, улыбнулся Але, оторвал небольшой клочок пергаментной бумаги и на его матовой стороне быстро что-то написал. Потом, улыбнувшись, передал этот клочок бумаги Але. Поморгав, чтобы убрать навернувшиеся вновь слезы, Аля прочла:
В ночной степи ни тропок, ни дорог,
Лишь ветра одичавшего порыв.
Земля умчалась прямо из-под ног,
Нас в августовском небе позабыв.
. . .
И мы не будем землю звать назад.
Пускай летит, у нас другой маршрут.
Пусть каждый шаг наш будет звездопад.
Мальчишки утром звезды подберут...*
–
Стихотворение Л. Однопозовой.
