Текст книги "Дети гламура"
Автор книги: Наталия Кочелаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 5
– Хорошо у тебя, – вздохнула Юля, осматриваясь.
– Ты находишь? Ну, я рада. Значит, так: еда в холодильнике. Держи ключи. Выспись, отдохни и приезжай ко мне. Пообедаем вместе, а потом я тебя кое с кем познакомлю… «Грезы любви» будут снимать, туда требуется массовка…
– Массовка? – сморщилась Юля.
– А ты хотела сразу главную роль? Нет, ты погоди, моя сладкая. Ну, чмоки-чмоки, я пошла.
Дверь за Жанной закрылась, каблуки ее процокали по коммунальному коридору. Она уже столько лет в Москве, а осилила купить только комнату в паршивой коммуналке! И ведь довольна жизнью! Оформлена комната, конечно, оригинально, но уютным такой интерьер назвать сложно. Да тут просто с ума сойти можно! Красные стены – брр! Черный диван, черное трюмо, черный омут большого телевизора. То ли у Жанки с психикой нелады? Для Юли была приготовлена кушетка, на ней лежала стопка белья с красными же иероглифами, банный халат, полотенце… Но ложиться Юля не стала, пошла в ванную.
Кошмар какой! Обшарпанная ванна, какие-то тазы висят на стенах! В раковине сток забили чужие волосы. Как тут можно мыться? Вот он, гламур – показной блеск. В комнатах стильный интерьер, а ванну никто почистить не удосужился. Все же Юле удалось расслабиться. Она бросила в горячую воду горсть косметической соли с лавандой – тут же, на полке, обнаружила. Будем надеяться, она принадлежит Жанне. А нет, так тоже беды не будет. Погрузившись в облупленную ванну, Юля закрыла глаза и пролежала, постепенно добавляя горячую воду, пока в дверь не начали стучать. Пора было выметаться. Для первого визита Юлька не стала ярко краситься – пусть посмотрят на нее а-ля натюрель, оценят, чего она стоит. Она отлично знала все свои достоинства, а недостатков у нее не было. Простое платье-футляр, дорогие туфли от Сони Рикель, дорогая сумка, капля блеска на губы, капля духов. У Жанки духи лучше – красная буква «V» на флаконе, супермодный Валентино. «Летящей походкой я вышла из мая».
Выпорхнула из комнаты. Жанкина соседка, огромная бабища в застиранном фланелевом халате, на кухне резала лук. Юлька поставила чайник, села у окна, закурила. Соседка тут же обернулась к ней, смерила оценивающим взглядом.
– Слышь, угости сигаретой, – не попросила – скомандовала.
Юлька и бровью не повела. Сунула пачку, бабища сосисочными пальцами выцарапала себе тончайшую, душистую палочку «Вог». Юля следила за ней искоса – этому чудовищу казалось не более тридцати лет. Опухшее лицо, химические кудри над складчатым лбом, остатки вишневого лака на грязных ногтях с черной каемкой… Содрогнувшись, Юлька заметила в вырезе грязного халата золотую цепь в палец толщиной, а на кургузой лапе – перстень-чалму. Такой же был и у ее матушки, только вот маман, какая ни была неотесанная, сроду не нацепляла на себя золота с утра пораньше…
– Чё смотришь? – не выдержала соседка.
– Кольцо у вас красивое, – улыбнулась Юля.
– А-а. Да, богатое. Хахаль подарил. – Бабища растопырила пальцы, демонстрируя щедрый подарок.
Юлька поняла, что сейчас не выдержит – расхохочется, и вылетела из кухни. На волю, на свежий воздух, прочь от всепроникающего лукового. Только на улице спохватилась, что не сняла с плиты чайник. Ну, на то она и коммунальная кухня – та же лапочка-соседка снимет, не переломится.
– Жанна! Жанка, мать твою! Это кто?
– Автандил Автандилович, это Юля, моя подруга. Она актриса, играла в провинции в театрах.
– Я тебя не спрашиваю, где она играла! Я спрашиваю, кто она такая.
Юля с трудом сдерживала смех. Это ж надо – Автандил, да еще Автандилович! Помощник режиссера. А некрасивый. Мелкий, круглый, подпрыгивает на месте, словно ему в туалет охота! И смотрит невзрачными серыми глазками, пламенно смотрит.
– Автандил Автандилович, я не знаю, как вам ответить.
– То-то. Конечно, не знаешь. Молчи тогда, если бог убил! Мадам, как вас зовут? Мерлин Монро? Лайза Минелли?
– Юля…
– Ах, просто Юля? А что вы делаете на моей площадке?
– Стою я тут! – неожиданно для себя повысила голос Юля. Не обращая внимания на Жанку, которая побледнела и стала дергать ее за рукав.
– Стоишь? Ути-пусенька какая! А темперамент! А глаза! Просто Юля, хочешь в кино сниматься? А конфетку хочешь?
– Хочу.
– На!
Автандил вытащил из кармана подушечку «Орбита», облепленную пылью и крошками.
– Не конфета, но тоже вкусно. Ешь!
Юля сунула подушечку в рот и принялась жевать. «Орбит» был ягодный, имел вкус прокисшего варенья.
– Спасибо, очень вкусно, – прошамкала она.
– На здоровье! Где эта коза Иничкина? Не пришла? Хрена ей, а не роль! Я ее разлюбил. Я теперь Юлю люблю! А ну, пошла гримироваться! Да выплюнь эту дрянь!
Коза Иничкина играла роль незначительную, но приятную. Горничная, обремененная какими-то своими сердечными тайнами, выслушивает откровения влюбленной хозяйки. Играть там было нечего. Только глаза пучить, кивать и вздыхать, прижимая руки к груди. Автандилу, видно, казалось, что горничные вели себя именно так.
– Как все неожиданно вышло, – бормотала Жанна, когда они с Юлей вышли из студии. – Ты везучая! Я тут полгода в помощниках координатора пробегала, пока…
– Кто это – помощник координатора?
– Это тот, кто бегает за пивом. Нет, ну надо же! Слушай, обедать некогда. Пошли, пройдемся по магазинам, а потом уж поужинаем, ладно?
Подружки отправились на шопинг, причем Жанна то и дело фыркала и крутила головой, а Юля внутренне улыбалась. Да, она такая! Да, ей все удается! Вот только денег пока нет – не может она купить себе эту потрясающую блузку. А Жанна может. Плевать.
– А куда мы ужинать пойдем?
Вот над этим Жанна сейчас как раз размышляла. Друзья звали ее на ужин. У Ольги сегодня день рождения. Но удобно ли будет привести туда Юльку? Неудобно. Но бросить свою гостью в первый день ее приезда – еще хуже. Ладно, пойдем вместе.
– Понимаешь, у моей подруги сегодня день рождения. Так что гуляем! Идем в ресторан, поняла? Вот только подарок найдем…
Подарок нашелся – купили лампу-ночник, очень дорогую и красивую. Обнаженная женщина из матового стекла изгибалась томно, улыбалась загадочно.
ГЛАВА 6
– А что это Димки последнее время не видно? – жизнерадостно поинтересовался Андрюша. – И Олег запропал. Такие деловые все стали, сил нет!
Они сидели в первоклассном итальянском ресторанчике на Чистых прудах, где экзальтированная Ольга решила справить свой день рождения.
– Пожалейте меня, несчастную, – взмолилась она, когда ей позвонил Андрей. – Не приходите ко мне в гости. Во-первых, я вообще не собиралась справлять свой день рождения, будь он неладен. В моем возрасте это уже не праздник. А во-вторых, у меня дома шаром покати. Это же надо куда-то идти, что-то покупать, потом готовить…
– Что ты, родная! – Кирилл вырвал у Андрюши трубку. – Разве мы посмели бы тебя так затруднить! Весь мир знает о твоей феерической лени, и мы в том числе, так что… – Кирилл тараторил, боясь, что Ольга в любой момент перебьет его праведным гневом. – Мы решили пригласить тебя в ресторан. За мой счет, разумеется.
– Ценное уточнение, – вздохнула Ольга. – Ладно, заезжайте за мной. Но только вот что – едем в «Роберто».
– Губа у нее не дура, как говаривал мой батюшка, – усмехнулся Кирилл. – Отличное местечко.
– Обожаю морепродукты, – в третий раз заявил Андрей, поедая коктейль из креветок. – Нет, а где все? Где народ? Лавров, позвони кому-нибудь уже!
– Сам звони. Я ем. И пью. И целую именинницу.
– Не увлекайся, – флегматично посоветовал Кирилл.
– Они, наверное, мне подарок ищут, – мечтательно предположила Оля. – Машину выбирают. Кир, а ты почему не подарил мне машину? Или хотя бы кольцо с бриллиантом?
– Прости, любимая, не знал, что ты мечтаешь о машине. А кольцо ты бы сразу расценила как предложение…
– Вот именно!
– Лелька, не заводись. Ешь.
– Да ем, ем…
Осьминог, приготовленный на пару, был обольстителен. Пахло базиликом, ванилью и оливковым маслом. Официантки порхали. Итальянцы за соседним столиком посылали Ольге нежные взгляды.
Через пару минут показался встрепанный Олег – припарковался неудачно, пришлось объясняться. Преподнес имениннице букет лилий. Теперь не было только Жанны.
– А вот и мы!
Малыш чуть не подавился креветкой, Лавров откровенно присвистнул, Оля толкнула Кирилла локтем. У столика стояла Жанна, а рядом с ней – необыкновенно красивая девушка.
– Оленька, с днем рождения тебя. Вот тебе от нас подарок, любуйся и будь счастлива. А это моя гостья, актриса, Юлечка. Я вижу, вы все уже поражены ее красотой, так что я могу спокойно начать жрать, на меня никто внимания не обратит. Лавров, закрой рот, а то осьминоги убегут…
– Я не ел осьминога, – заметил Дима. – Я ел артишоки. Но теперь, пожалуй, съем. Юля, а вы любите осьминогов?
– Не знаю, – честно призналась Юля. – Наверное, люблю…
– Как бы мне хотелось стать осьминогом! – притворно вздохнул Лавров.
– Только не смейтесь надо мной. Я не знаю, как есть осьминогов. У нас в Чапаевске они не водятся. И артишоки – я их даже и в глаза-то не видела!
– Юля, я стану вашим гидом по гадам, простите за каламбур. Ничего не бойтесь, осьминог вареный. Садитесь рядом. Вина?
Юля оглянулась на Жанну, изобразив гримасу милого недоумения, и в эту минуту Жанна почувствовала себя плохо – словно безумие на секунду дернуло дверь в ее душе. Но только через полчаса она смогла встать и отправиться к туалетам. В сверкающей зеркалами и кафелем комнате она дала волю отчаянию.
– Господи, да что же со мной такое? – бормотала она, смахивая слезы со щек. – Ну, не думала же я, что он пойдет в монахи? Не надеялась, что решит все вернуть? Да и не пошла бы я на это, ни за что, никогда… И наверняка были и другие девушки, он упоминал… Лиза там какая-то… И я сама, сама советовала ему влюбиться! А у Юли так легко все получается!
Через некоторое время Жанна пришла в себя. Прерывисто вздохнув, она ополоснула лицо, напудрила его круговыми движениями, подкрасила губы. Глаза подозрительно блестели, но следов слез на смугловатой гладкой коже не было видно.
К концу ужина Диме уже казалось, что он давным-давно знает эту занятную девушку. Легкое неудобство первых минут рассеялось, теперь они беседовали так, словно были давними друзьями, и Лавров искренне расстроился, когда Жанна бросила взгляд на свои крошечные наручные часики.
– Ох, как мы засиделись! Нам пора. Мы девушки рабочие, нам завтра с утра на службу.
В эту минуту Лавров ненавидел Жанну.
– Может, еще вина? – заторопился Андрей, косо глянув на друга и оценив его настроение. Он был готов предложить и птичьего молока, лишь бы девушки задержались еще чуть-чуть – благотворное действие Жанкиной подруги на Диму было очевидным.
– Нет, спасибо. Я и так превысила свою норму. А мне завтра рано вставать…
– Я провожу вас, – заявил Дмитрий и подозвал официантку.
Против этого Юля и Жанна возражать не стали.
ГЛАВА 7
«Здравствуй, мамуля. У меня все хорошо, даже и писать особо не о чем. В театр я не устроилась, там все очень мало получают. Зато Жанна мне и правда помогла, видишь, не обманула. Я снимаюсь в сериале. Теперь будешь смотреть меня по телевизору и всем хвастаться. Вообще все будет хорошо. Зарплата тут большая, я уже купила себе туфли и два платья на лето. Я познакомилась с одним парнем, он очень симпатичный и порядочный, и мне нравится. Но пока между нами еще ничего серьезного не случилось. Вот и все, больше писать нечего. Не болей и не скучай. Твоя дочь Юля».
Юлька задумалась, покусала конец ручки и приписала внизу «целую». Но даже с этим дополнением письмо не потянуло больше чем на полстраницы. Надо было писать поразмашистей. Мало, ну да что ж теперь! И это пришлось из себя выжимать с муками. Но не написать нельзя – а то еще маман затрещит крыльями и поедет в столицу искать свою пропащую дочь. Она на это способна. А писать простыми предложениями, в предельно ясных выражениях о своей непростой жизни было трудно.
Хотя все написанное в письме было правдой. Лавров позвонил Юле на следующий же вечер. Пригласил в кафе. Она не ломалась, не упиралась – просто и весело объяснила, что не может каждый день объедаться, как вчера, предложила выпить где-нибудь кофе. Вечер затянулся – они зачем-то пошли в кино. В конце фильма Юля расплакалась.
– Ты что? – испугался Лавров.
– Это очень хороший фильм, – трогательно шмыгая носом, поведала Юля. – Он мне очень понравился. А тебе?
– Н-не знаю… Наверное, да. Понимаешь, мне фильм показался… чуточку старомодным. Любовь к призраку – эту тему уже сто раз обсосали. А вообще ты права. Есть что-то удивительно трогательное во всех этих фильмах про печальных одиночек, про гулянья по крышам и про бессмертную любовь…
– Я знала, что ты меня поймешь, – виновато шмыгнула носом Юля.
Слезы красили ее. Губы припухли, глаза блестели, тушь слегка размазалась, и вид у нее стал очень естественный, очень забавный – как будто она только что проснулась.
С тех пор они встречались с Дмитрием почти каждый вечер. Пили кофе, ходили в кино и в театры… Почтили своим присутствием даже «Геликон-оперу». Юля резко осудила поведение леди Макбет Мценского уезда и посочувствовала мадам Баттерфляй. Она была неподражаема. Она была наивной, и умненькой, и яркой, и спокойной, и на дне ее души – казалось Лаврову – он видел собственное отражение.
И вот еще что. Об этих встречах никто не знал. Обаяние тайных свиданий, назначаемых в маленьких кофейнях, короткие рукопожатия над «Тирамису», горько-сладкие поцелуи! Нет, поцелуев не было. Как-то не доходило до них. И это Лаврову тоже нравилось! Он не был озабоченным, он ценил и любил то, что происходит между мужчиной и женщиной, но не мог не признаться себе в том, что этот сакральный акт за последние годы как-то… скажем, обесценился. Плотская любовь стала не только результатом непреодолимого влечения, а способом выразить дружбу, признательность, благодарность, симпатию. А у него вот как раз и было непреодолимое влечение, его именно и тянуло к Юле! И он ведь намеревался, предполагал и собирался, он ведь ждал – придет вечер, наступит удобный момент, и он поцелует ее, а дальше все будет как обычно…
Но потом наступал вечер, наступал тот самый «удобный» момент, а он мог только смотреть на нее, позволяя те маленькие знаки внимания, что отвоевал в безмолвной борьбе – брать ее за руку, целовать эту тонкую, полупрозрачную кисть, время от времени – случайное прикосновение, тактильный знак внимания! – дотрагивался до ее плеча, до талии, до волос. И эти легкие касания, которых она, скорее всего, даже и не замечала, горели в его крови каждой ночью, заставляли ворочаться с боку на бок, сминая простыни, и повторялись снова в бредовом полусне.
Но на самом деле то, что представлялось Дмитрию наваждением, было тонкой и умелой игрой. Игра на грани наваждения – вот как можно это было назвать, потому что все в ней основывалось на женской интуиции, на тончайшем чутье. Что сказать в ту или иную минуту? В ответ на какую шутку свойски улыбнуться, а в ответ на какую – промолчать, потупившись, покраснеть самой и вогнать в краску неудачливого шутника? Когда выглядеть обиженной, испуганной, загадочной, веселой, печальной, ироничной, бесшабашной? Влюбленной, наконец?
– Ну ты даешь, Юлька, – говорила Жанна. – Где пропадаешь-то вечерами? Нашла кого-нибудь?
– Пока не знаю, – опускала ресницы Юля. – Если что-то серьезное будет – обещаю, ты узнаешь про это первой.
Своих истинных чувств Юля не хотела обнаруживать даже перед единственной подругой. Один раз раскроешься, другой – а там, пожалуй, войдет в привычку и сядешь в галошу. А это не лучшее место для серьезных девушек!..
На самом деле ситуация внушала ей нешуточные опасения. Игра затянулась. Она слишком переборщила с имиджем неприступной крепости. Со дня на день жертва могла либо почувствовать ее утомление от взятой на себя роли и пойти на приступ, превратившись в охотника, либо, убедившись в неприступности штурмуемой башни, повернуться и уйти, найти себе кого-нибудь посговорчивей. Этого допустить было нельзя.
– Он на мне женится, – шептала Юля, когда оставалась в одиночестве. – Я не могу его упустить, не могу его потерять. То, что я нашла его, встретила, то, что он обратил внимание именно на меня, когда вокруг полно смазливых барышень, – это чудо. Это настоящее чудо, Господи, спасибо тебе! И если я прощелкаю – жизнь просто кончится. Но что ж я могу сделать? Как? Пусть он только не слишком боится брака, пусть мне только удастся довести его до алтаря, а там…
Дмитрий боялся пресловутых брачных уз не больше и не меньше, чем любой другой мужчина. На него не лег отпечаток первого неудачного брака, тем более что неудачным его можно было назвать только для покойной супруги. Ему-то в результате досталось неплохое наследство. Но дело было даже не в этом. Теперь, вспоминая о Вере, о требовательной, жесткой, но наедине с ним нервной и плаксивой Вере, он не думал о ней как о жене и о женщине. В блеске Юлиной красоты и обаяния те чувства – если они и были когда-нибудь – выцвели, померкли, были пересмотрены и отвергнуты, как плохо снятый фильм, как бездарная повесть. И в эту же корзину полетели и жалость, и вина, и надежда на прощение, все, чем так мучительно и так прекрасно бывает человеческое бытие…
Лавров неоднократно пытался подарить что-нибудь своей возлюбленной. Он знал, как беден ее быт, знал, что она живет с Жанной в коммунальной квартире, питается бог знает как… То, что Юля не так давно заключила выгодный для себя контракт, ему в голову не приходило. То и дело он покупал какую-нибудь вещицу, которая, по его мнению, была достойна Юли, и все эти вещицы неуклонно возвращались к нему с изъявлениями глубокой признательности, но без объяснений причин отказа. Только один раз эта непонятная девушка снизошла до того, что пояснила: мол, не пристало молодой девице, волей судеб заброшенной в чужой столичный город, принимать от мужчины такие дорогие подарки. Конечно, выразилась она не столь напыщенно, но в ушах Дмитрия, которого умилила и поразила такая старомодная воспитанность, это заявление прозвучало именно так. Если бы он знал, сколько сил стоило Юле не закончить свою тронную речь словами «если он ей не родственник и не жених…». Это было бы прямым намеком, после этого Дмитрий наверняка бы сделал ей предложение, но она боялась его спугнуть.
Кое-что она все же взяла – зонтик, который он купил ей, когда во время прогулки пошел дождь. Зонт был дорогой, от английской фирмы, и Димка, заскочив из кафе, где они надеялись переждать непогоду, в шикарный бутик, понадеялся, что ему удастся выдать покупку за грошовую турецкую подделку. Номер удался – когда после театра Юля стала возвращать ему зонт, он замахал руками, заявил, что женский зонтик ему не нужен, что она конечно же может оставить себе эту ерунду без ущерба для самолюбия… Посмеиваясь в душе над его забавными ухищрениями, Юля рассыпалась в благодарностях, словно он подарил ей дачу на Лазурном берегу.
А как-то, застряв в одной из московских пробок, он заметил на тротуаре хрупкую фигурку своей возлюбленной. Первым побуждением было окликнуть ее, но тут Диму заинтересовало ее поведение. Она стояла посреди спешащей толпы, на узком тротуаре, замерев в молитвенном экстазе и не замечая толкающих ее бронированных плеч. Расширив глаза, сложив руки – ладонь к ладони, она смотрела на витрину элитного ювелирного магазина.
Это умилило и потрясло Дмитрия. Едва совладав с нахлынувшими эмоциями, он нашел в себе силы не окликнуть ее. Она такая же, как все женщины! Ей нравятся драгоценные безделушки, она смотрит на них с вожделением и готова в эту минуту на все, лишь бы стать владелицей приглянувшейся вещицы! И как просто и мило в ней все: ее поза, ее взгляд, ее детский восторг! Он сегодня же вечером подарит ей что-нибудь. Преподнесет ей какой-нибудь ошеломляющий сюрприз, что-нибудь, что ослепило и пленило бы ее, перед чем бы она замерла в том же молитвенном экстазе, в каком стояла только что перед витриной.
Первая гроза налетела на город как-то случайно, ненароком. (А Дмитрий снова вспомнил про зонтик!) Никто ее не ждал, кроме разве что скворцов, да и те смолкли, прекратив бесконечные свои радостные скандалы, лишь за какой-нибудь час до решительной небесной перемены. Сначала синее небо потеряло насыщенность цвета, потом и вовсе показалось бесцветным, как иногда бывает летом перед ненастьем, а после… Грозовая туча, посверкивая, будто хвастаясь, молниями, надвигалась с юго-запада, «из гнилого угла», как успела заметить хранительница подъезда и берегиня всех местных кошек – баба Валя. «Из гнилого…» – повторила она, удостоверившись, прежде чем закрыть за собой дверь, все ли из ее любимиц и любимцев попрятались и не высунулись ли из какой-нибудь щели или тайного лаза чьи-то слишком уж любопытные усы.
Тем временем крупные капли дождя уже отплясывали на асфальтовых танцполах, устраивали спринтерские забеги, наперебой рассказывали о чем-то и никуда не стучались, потому что им и здесь было вольготно.
Запоздавшая модница все выше и выше поднимала и без того коротенькую юбочку, перепрыгивая через вмиг разлившиеся лужи по их взъерошенной ветром и почти отвесными каплями поверхности важно проплыло несколько пузырей. Пузыри крепились, держались, кружились и лопались от смеха.
Гроза-почтальонка спешила вручить горожанам свои первые в этом году телеграммы…
Только добравшись под вечер до ювелирного магазина на Кутузовском, только войдя в недушный кондиционируемый салон, где в ярко освещенных витринах дремали, словно музейные экспонаты, драгоценности, он вдруг мучительно понял: ничего не изменилось оттого, что он видел Юлю у витрины, она не примет подарка, каким бы красивым и дорогим он ни был! А какие замечательные вещи лежали на прилавке! Как бы ей пошли вот эти серьги из белого золота, с жемчужными подвесками…
Разочарованно он скользил глазами по прилавку, но продавец, импозантный молодой человек, похожий на молодого Тома Хэнкса, уже заметил потенциального покупателя. Он некоторое время следил за передвижениями Димы по залу, потом подошел к нему и, перегнувшись через прилавок, сообщил именно таким тоном, каким скупщики краденого в авантюрных сериалах предлагают приобрести драгоценности:
– Посмотрите, вот настоящая вещь.
Лавров посмотрел. Вкус не подвел хэнксообразного юношу. Это было произведение искусства – одна из тех простых и утонченных вещей, что достойны сверкать даже на английской королеве. Каплевидный камень голубого, бархатно-голубого цвета был оправлен в белое золото и обрамлен крошечными бриллиантами.
– Это сапфир?
– Это турмалин. Настоящий мадагаскарский турмалин. Очень редкий по окраске. Видите, какой глубокий и ровный цвет?
Феерическая цена кольца даже обрадовала Лаврова. Юля может принять это кольцо. Она девушка. Она должна любить драгоценности. Она любит драгоценности. Если не возьмет – Лавров оставит кольцо себе. И если все обманет его, что чувствует и чем бредит он этой холодной весной, – пусть синий турмалин с загадочного, неведомого острова Мадагаскар останется, пусть запомнит все и спрячет в своей холодной глубине. А не махнуть ли на Мадагаскар в самом деле? Чего лучше? А вот что: сделать Юле предложение. Как в дурацких американских фильмах. Встав на колени и протянув коробочку с кольцом. И вся недолга.
– Руку и сердце, – пробормотал Дмитрий расхожие слова.
И остановился, словно пораженный громом. Не тем ли самым, что гремел недавно над его головой? Расхожие слова… Но не бывает расхожих слов в этом мире, который со слова-то и начался! Лаврову показалось, что разряд огромной силы ударил ему в макушку и прошил тело до пят. Как же он раньше не… И в ту же минуту он припомнил, как однажды один из его приятелей жаловался на испортившиеся отношения с девушкой. Она то и дело взбрыкивала, заявляя, что он не любит и не ценит ее. Приятель любил свою девушку, они жили вместе и собирались пожениться, когда он получит повышение.
– Я выбиваюсь из сил в постели, я каждый день дарю ей какую-нибудь милую безделушку – цветы, или фрукты, или цацку. А она только и делает, что фыркает, и я чувствую, скоро дойдет дело до фраз типа «все мужики – козлы» и «мама была права».
– А ты предлагал ей выйти за тебя замуж? – поинтересовался Дмитрий.
– Но ведь мы договорились расписаться, когда я получу это место.
– Это ничего не значит, милый мой. Вот тебе мой совет: говори ей каждый день, что горишь желанием назвать ее своей женой, что вы поженитесь, даже если небо обрушится на землю и все ЗАГСы будут закрыты по поводу конца света. Для женщины это самое лучшее.
– Ты думаешь? – с сомнением переспросил приятель. На этом разговор закончился, а через месяц этот парень выставил две бутылки французского коньяка.
Вот оно, вот оно, решение! Что ж он тогда был такой умный, а теперь резко поглупел? Господи, как все легко и просто оказалось! Надо было сделать ей предложение, просто сделать предложение! Даже если она не согласится, то поймет, что Лавров по-настоящему любит ее и предан ей! Надо же быть таким идиотом! Но… Она наверняка не откажет!
Прохожие на Кутузовском с удивлением оглядывались на хорошо одетого молодого человека, который двигался вприпрыжку, что-то бормоча под нос и время от времени вскрикивая. Наконец забавный чудак успокоился, сел за руль белой «мазды» и умчался.
