Текст книги "Обман Розы (СИ)"
Автор книги: Ната Лакомка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Обняв меня за талию, Этьен пожелал доброй ночи и отчиму, а потом повел меня к выходу из гостиной.
– Она увидела наши отражения в полировке крышки, – сказал он, усмехаясь, когда мы вышли в коридор.
Кровь бросилась мне в лицо, и Этьен опять усмехнулся, заметив это.
– Не смущайся, – сказал он мне на ухо, хотя шептаться уже не было необходимости. – Это к лучшему. Теперь мать уверена, что у нас все хорошо. Ты прекрасно сыграла свою роль, я очень доволен.
– Но я не очень довольна, – сказала я, пытаясь отстраниться.
– Почему? – он, наоборот, попытался прижать меня покрепче. – Разве тебе не понравилось?
Но я вырвалась так резко, что он не успел меня удержать.
– Мы же договорились, – сказала я страстно. – Вы обещали!..
– Да, договорились, – медленно сказал Этьен, глядя на меня как-то странно. – И если ты не хочешь…
– Я хочу спокойно принять ванну и лечь спать, – отрезала я, пытаясь вернуться из страны страсти в страну реальности. – И хочу спать этой ночью. И спать одна.
Он был разочарован, хотя и пытался это скрыть. Я увидела, как в его глазах промелькнуло что-то вроде сожаления, но потом он почесал пальцем переносицу и кивнул с наигранной покорностью:
– Хорошо. Я буду спать на коврике у порога, и обещаю не просыпаться до утра.
Но я не купилась на шутливый тон.
– В этом доме хватает свободных комнат, – сказала я твердо, – выберете одну из них. Если будете настаивать…
– Не буду, – он потянулся, подняв руки над головой и хрустнув суставами. – Пожалуй, мне тоже нужна ванна. Холодная.
Он подмигнул мне, снова вогнав в краску, и взбежал по ступеням на второй этаж. Немного подождав, я пошла следом и открыла двери спальни, как будто заходила в пещеру к дракону. Но спальня была пуста, и я вздохнула с облегчением.
Заперев дверь, я разделась, наполнила ванну и с наслаждением опустилась в воду, опять предаваясь невеселым размышлениям.
Тело мое горело и стало таким чувствительным, что даже прикосновение мыла к коже вызывало дрожь сладострастия.
Разве можно так желать чужого мужа? Человека, с которым знакома всего несколько дней?!
Может, меня с графиней связывает какая-то мистическая тайна, из-за которой я и в самом деле превращаюсь в Розалин настолько, что вожделею к Этьену? Но графиня не желала мужа, она сбежала с любовником…
«Но она вернется, – напомнила я себе. – Графиня вернется, и граф де ла Мар навсегда исчезнет из твоей жизни. Не наделай глупостей, Роза. Только не наделай глупостей».
Сны, что посещали меня в эту ночь, были не многим спокойнее реальности. То я видела, как Этьен заходит в спальню и ложится рядом со мной, то видела, как возвращается Розалин и обвиняет меня в краже ее драгоценностей и мужа. Сны были сумбурные, короткие и яркие, они сменяли друг друга, как разноцветные стеклышки в калейдоскопе.
Я проснулась на рассвете, открыла глаза и долго смотрела на занавешенное окно, которое лишь чуточку посветлело, даже петух еще не начал голосить. Скорее бы закончилась эта неделя… Я перевернулась на другой бок и подскочила, как ужаленная – рядом со мной спал Этьен.
Но как?.. Я прекрасно помнила, что заперла накануне дверь!
Я скатилась с постели и бросилась за халатом, который висел на ширме. Первым моим побуждением было убежать из спальни, но на середине комнаты я остановилась.
Граф сладко спал на своей стороне кровати, и я – бестолково мечущаяся, после того, как проспала с ним в одной постели полночи – выглядела глупо.
Получается, он пришел ночью и просто лег спать, не побеспокоив меня. А ведь он мог бы… Я почувствовала, что краснею, и подумала, что смотреть на спящего мужчину и краснеть – это еще глупее, чем убегать от него.
Но сна больше не было, и я, ступая тихо, как кошка, оделась и причесалась, а потом вышла из спальни, осторожно притворив дверь.
Часы показывали без четверти четыре утра, и все в доме еще спали. Я побродила по гостиной, раскрыла ноты, оставленные Софией на рояле, а потом зашла в кухню.
Окно было приоткрыто, и утрений холодок заставил меня поежиться. Мадам Пелетье приготовила продукты для завтрака и нарочно не закрыла окно, чтобы сливочное масло, оставленное на столе, было мягким, но не потекло. Здесь же лежали куриные яйца и брусок сладковатого сыра из сыворотки. Я медлила недолго – проверила запасы продуктов на полках и в ларях, подвернула рукава, надела фартук и принялась хозяйничать, не дожидаясь мадам Пелетье.
В моем детстве мама часто готовила завтрак сама, и особенной любовью пользовался пирог, рецепт которого она привезла из Неаполя – пастьера неаполетано, так он назывался.
Распахнув окно настежь, потому что для этой выпечки нужен был прежде всего холод, я перетерла муку со сливочным маслом, добавив немного сахара, соли и винного камня, добавила пару яиц, замесила масляное тесто и поставила его в чашке на подоконник, чтобы оно совсем остыло.
Для крема полагалось взять яичные желтки и сахар, загустить их мукой на водяной бане, и добавить горячее молоко, взбивая венчиком. Я нашла стручки ванили и добавила зерна ванили в молоко, чтобы придать крему божественный аромат. Потом крем отправился остывать в компанию к тесту, а я занялась сыром, растерев его в миске и добавив еще два желтка.
Прогрев духовой шкаф, я раскатала тесто, выложила в форму для пирога, а потом аккуратно разровняла поверх начинку – легкую и нежную, как облако, сладко пахнущую ванилью, обещающую таять на языке сладко-сладко… как поцелуи…
Опять отправив пирог на окно, я раскатала остатки теста и сделала на пироге «решетку», смазав ее яичным желтком и посыпав сахаром.
Теперь можно было и отправлять пирог печься.
Пока он осознавал самого себя, покрываясь золотистой корочкой, карамельной от расплавившегося сахара, насыщая кухню ароматами ванили и свежей выпечки, я привела стол в порядок, смахнув влажной тряпкой остатки муки. Когда я жила на съемной квартире, то не могла и мечтать, чтобы вот так – легко и с удовольствием, приготовить что-то вкусное, из дорогих свежих продуктов. А теперь я словно перенеслась в пору своего детства и ранней юности, вспоминая счастливое время, которое – увы! – так быстро закончилось.
Подойдя к окну, я с наслаждением вдохнула свежий воздух. Вот-вот наступит настоящая весна. Еще немного – и деревья брызнут зелеными листьями, и примулы вытянут тоненькие лиловые горлышки, а потом распустятся фиалки, ландыши и сирень…
Я хотела закрыть окно и заметила, как по дорожке сада неторопливо идет по направлению к дому мужчина – средних лет, что-то около сорока или чуть больше, худощавый, седой, в старомодном цилиндре, с потертым саквояжем в руке. Лицо у него было умным и немного усталым, но в уголках губ пряталась усмешка. Острый горбоносый нос придавал его облику аристократичность, как и седые волосы. Сюртук сшит точно по фигуре, и если не мог похвастаться роскошью отделки, то производил впечатление утонченности и хорошего вкуса.
Заметив меня, мужчина остановился и приподнял цилиндр. Я кивнула и закрыла окно, гадая, как мне поступить – открыть незнакомцу (который вполне может оказаться знакомцем!) дверь, разбудить служанку или мужа… то есть графа де ла Мар.
На крыльце был колокольчик, но гость не стал звонить в него, хотя я слышала, как мужчина поднялся по ступенькам. Значит, он был уверен, что я открою ему и не хотел будить остальных в такой ранний час…
Глубоко вздохнув, я прошла в прихожую и открыла двери.
– Доброе утро, Розалин, – сказал мужчина, снова приподнимая шляпу. – Рад вас видеть. Вы ранняя пташка, оказывается. Разрешите войти?
Я пропустила его, глядя настороженно, и он объяснил свой визит:
– Требуется срочно подписать кое-какие бумаги – это относительно фабрики. Этьен знает, что я приеду.
– Он еще спит, – сказала я, жестом предлагая ему пройти в гостиную.
– Как чудесно пахнет, – заметил он.
– Пастьера! – воскликнула я и бросилась в кухню.
Я успела в самый последний момент – еще чуть-чуть, и пирог бы подгорел. Вытащив его из духового шкафа, я поставила пирог на подоконник. Теперь ему надо полностью остыть. Пастьеру едят холодной, чтобы застывший крем таял, как мороженое, едва попав в рот.
– Чуть не сгорел? – мужчина заглянул в кухню. – И куда только смотрит кухарка?
– Она еще спит, – призналась я смущенно, снимая заляпанный мукой фартук.
– Вы готовили сами? – его брови удивленно приподнялись, но он тут же улыбнулся: – Это прекрасно, по-моему. Вы не угостите меня этим чудом?
Пирог и в самом деле выглядел чудесно – золотистый, с хрустящей даже на вид корочкой, ароматный, как пасхальное печенье.
Я смущено засмеялась и покачала головой:
– Этот пирог надо есть холодным, и обычно – на Пасху. Но если вы останетесь на завтрак… – я резко замолчала, потому что не знала – можно ли этому человеку завтракать вместе с де ла Марами.
– Надеюсь, Этьен меня не прогонит, – сказал он, таинственно понизив голос.
– Если не возражаете, я предложу вам чай и бисквиты, их пекли вчера, – мне хотелось исправить неловкость, которую я допустила.
– От чая не откажусь, – сказал мужчина, – а в остальном – подожду завтрака. Не терпится попробовать, что вы приготовили.
Я вскипятила воду, заварила чай и поставила на поднос кувшинчик со сливками, сахарницу и две чашки.
Мужчина придержал мне двери, пропуская в гостиную. Я поставила поднос на стол, отдернула шторы, впустив в комнату свет, и предложила присесть.
– Благодарю, – мужчина снял цилиндр и положил его вместе с саквояжем на диван.
– Пейте, – сказала я, пододвигая чашку и подавая ложечку. – А я разбужу Этьена.
– Не стоит поднимать его так рано, – сказал мужчина. – Пусть выспится. В столице он всегда ложится за полночь, а вскакивает на рассвете. Деревенская жизнь пойдет ему на пользу.
– И все же… – я сделала книксен и поспешила наверх. Мне оставалось лишь надеяться, что мужчина не окажется вором, и серебряные ложки де ла Маров останутся на месте.
Я успела подняться только на один лестничный пролет, как встретила мадам Софию. В утреннем платье и чепце она спускалась по лестнице, позевывая и прикрывая рот ладонью.
– Это вы, дорогая Розалин? – спросила она. – Мне послышались какие-то голоса…
– Привезли документы с фабрики, для Этьена, – пояснила я. – Хочу его разбудить.
– Документы с фабрики? – мадам София направилась в гостиную.
Я задержалась на ступеньках и не прогадала.
– Лео! Дорогой месье Вандербильт! – услышала я голос Софии и ее смех. – Надеюсь, ничего не случилось? С чего это вы примчались сюда, бросив столицу?
– Ничего не случилось, мадам, – ответил ей мужчина. – Простые формальности…
Лео Вандербильт. Наверное, это его упоминал Этьен, когда говорил о машинах. Лео хочет, чтобы машины покупали аристократы, чтобы каждая машина была эксклюзивом, сокровищем, достойным оказаться в музейной коллекции.
Что ж, не самое глупое деловое решение. Может, не такое благородное, как обеспечить машинами все слои населения, но уж точно выгодное.
Я вошла в спальню и несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая сердце, прежде чем будить графа. Во сне лицо у него было почти мальчишеским – морщинка между бровями разгладилась, и я позволила себе несколько секунд полюбоваться им. Полюбоваться чужим мужем. Я склонилась над постелью, рассматривая Этьена. Он считает меня своей женой, а я ни разу не могла посмотреть на него без боязни. Только сейчас я заметила небольшой шрамик над бровью и родинку на шее, и что уголки губ у графа приподняты, как будто и во сне он чуть улыбается.
И вдруг он улыбнулся по-настоящему и сказал, не открывая глаз:
– Доброе утро, жена.
Отшатнувшись от постели, я с бьющимся сердцем смотрела, как граф потягивается, поглядывая на меня насмешливо, из-под ресниц.
– Опять испугалась? – спросил он лениво. – А почему? Хотела убить меня?
– Глупая шутка, – сердито сказала я, поджимая губы и показав ему пустые руки. Я и в самом деле злилась, но не на него, а на себя, что так глупо позволила застать себя врасплох. – Приехал месье Вандербильт, ждет в гостиной.
– Лео приехал? – он тут же выскочил из постели, отбросив одеяло.
Подштанники на графе присутствовали, но я все равно тактично отвернулась.
– Ты так мило притворяешься скромницей, – сказал Этьен, – что я того и гляди тебе поверю.
– Люди меняются, – напомнила я ему.
– Тогда ты чудесно изменилась, моя чудесная Розалин, – он поцеловал меня в шею быстрее, чем я успела уклониться, и почти выбежал вон.
Наверное, Лео Вандербильт и в самом деле был важным человеком. Или… хорошим человеком. Во всяком случае, он произвел на меня приятное впечатление.
Я не торопясь переоделась и причесалась, потому что если гость задержится до завтрака, мне придется выполнять роль хозяйки, а смена платья – это как знак гостю, что его присутствие – настоящий праздник.
Когда я спустилась, в гостиной было оживленно и весело – София сидела за роялем и наигрывала одним пальцем какую-то мелодию, читая по нотам.
– Лео привез для меня партитуры новых романсов месье Рикарди! – объявила мадам Аржансон, сияя глазами. – Обожаю его!
– Месье Рикарди невозможно не обожать, – добродушно признал месье Вандербильт, поднимаясь с дивана, чтобы приветствовать меня.
– Да нет, вас обожаю! – засмеялась София.
– Наверное, тут мне надо начать ревновать? – спросил месье Огюст, глянув на жену поверх газеты.
– О, в этом нет необходимости, – запротестовал месье Вандербильт, пододвигая кресло, чтобы я могла сесть. – Тридцать лет назад я ухаживал за вашей женой со всем пылом юности, но она предпочла мне другого. Если я не понравился ей тогда, вряд ли понравлюсь сейчас.
– Что вы такое говорите, Лео, – София очаровательно покраснела и словно помолодела, превратившись в юную красавицу, которой была когда-то.
Графа не было в гостиной, но в эту минуту он как раз появился.
– Завтрак готов, – сказал он, – прошу всех в столовую. Сегодня мадам Пелетье превзошла саму себя! Каюсь, я украл кусок пирога, и жалею только об одном – что не украл больше!
– Пирог с золотистой корочкой в виде решетки? – лукаво спросил месье Вандербильт, бросив на меня быстрый взгляд.
– Только не говори, что это ты его испек, – Этьен расхохотался, погрозив ему пальцем. – Все равно не поверю!
– Ну что ты, я лишен таких талантов, – скромно улыбнулся гость. – Зато знаю точно, что этот чудесный пирог испекла твоя жена.
– Розалин? – Этьен повернулся ко мне с таким непередаваемым выражением лица, что я застыла в своем кресле.
– Значит, сейчас все вместе будем пить чай с пирогом! – захлопала в ладоши София. – Идемте же, идемте! – она спорхнула с крутящегося стульчика, подхватила меня под руку и увлекла в столовую.
Этьен проводил меня взглядом, и уголки губ так и подергивались, будто он сдерживал улыбку.
За завтраком месье Вандербильт показал себя, как замечательный, остроумный и приятный собеседник, слушать его было настоящим наслаждением.
Мой пирог был съеден до последней крошки, и София немедленно пожелала узнать рецепт, чтобы поручить приготовить эту амброзию (так она выразилась) своей кухарке, в столичном доме. Конечно же, я записала для нее рецепт самым тщательным образом, не упустив ни одной мелочи, и получила кучу благодарностей.
Перед обедом мы все вышли на прогулку, и наша беседа с месье Вандербильтом продолжилась. Месье Огюст рыбачил, а Этьен затеял с матерью какой-то нелепый спор, постоянно тормоша ее и задавая вопросы, которые и смешили, и сердили Софию.
Мы с месье Вандербильтом гуляли вдоль озера, держа в поле зрения графа и Аржансонов, и я с интересом слушала, как мой собеседник рассказывает о детстве Этьена, его матери и его отце. Настоящем отце. Я слушала с тем большим интересом, что вся эта информация была для меня драгоценна.
– Вы ухаживали за мадам Софией в молодости? – спросила я, наблюдая, как разгневанная София отмахивается от Этьена, а он не дает ей встать из шезлонга, заглядывая ей в лицо, дурачась от души.
– Да, был влюблен в нее, – сказал месье Вандербильт, – влюблен безумно, но она выбрала Эмильена. Он был мечтатель, фантазер. Женщинам нравятся такие.
– Месье Огюст не производит впечатление мечтателя, – заметила я. – Мне кажется, просто она вас не любила. Но я уверена, что нашлась не менее достойная женщина, которая оценила вас и подарила вам сердце. Вы кажетесь мне человеком, достойным уважения и любви.
Он посмотрел на меня с улыбкой, а потом благодарно склонил голову.
– Увы, познать счастье семейного очага суждено лишь избранным, – сказал он, посмеиваясь, и указывая, как София гонится за Этьеном, который улепетывал во все лопатки, петляя, как заяц. – Я люблю их, де ла Маров. Они словно созданы для семейного счастья. Когда Эмильен умер, для Софии это было страшным ударом. Этьену было только десять, и он уже тогда был слишком гордым – не пролил ни слезинки, а я ведь знал, как он был привязан к отцу. Тогда Этьен вообще никого не слушал. Я думал, мальчишка пойдет по наклонной, но через два года София встретила Огюста и вышла за него замуж – я был рад, что она решила жить полной жизнью, а не памятью Эмильена. Конечно, я постарался заменить Этьену отца, но не преуспел, а вот Огюст смог до него достучаться.
– Этьен относится к месье Аржансону с большим уважением, – сказала я.
История произвела на меня впечатление. Я могла представить горе десятилетнего мальчика, потерявшего горячо любимого отца. Я сама после смерти родителей чувствовала такую тоску, что хотела отгородиться от всего мира.
– Огюст сумел его увлечь, – кивнул месье Вандербильт.
Как раз в это время София остановилась, совсем запыхавшись, и возмущенно что-то выговаривая Этьену, а тот сразу же бросился к ней, раскрывая объятия. Мать и сын обнялись, и София шутливо дернула Этьена за волосы, после чего вернулась к шезлонгу и удобно расположилась в нем, обмахиваясь веером.
Мне очень хотелось спросить, как же месье Огюст смог расположить к себе упрямого двенадцатилетнего мальчишку, остро переживающего смерть отца, но я не решалась. Скорее всего, Розалин обо всем знала, и мои расспросы могли насторожить месье Вандербильта, но он рассказал обо всем сам.
– Огюст служил в дипломатическом корпусе, – продолжал месье Вандербильт, – а в свободное время очень любил возиться с механизмами – делал часы, самодвижущиеся игрушки. Этьену это тоже очень понравилось, они участвовали в выставках со своими поделками и однажды даже взяли первый приз на конкурсе, который устраивал император Иосиф. После этого Этьен загорелся – решил поставить на поток самоходные машины. Так появилась корпорация «Деламар», и мы уже близки к успеху.
– Этьен просто одержим этой идеей…
– Он все свое время отдает «Деламару». Фабрика – это его детище, он живет работой, – месье Вандербильт говорил негромко, но настойчиво. – Вы, наверное, обижаетесь, что он не проводит с вами столько времени, сколько вам хотелось бы…
– Совсем нет, – быстро ответила я. – Я уважаю увлечение своего мужа и считаю, что это очень благородное и нужное дело.
– Вот как, – он посмотрел на меня пристально, и я испугалась, что сказала что-то не то.
Господи! Когда же закончится эта балансировка на канате!
Под взглядом месье Вандербильта мне отчаянно захотелось признаться, что я – никакая не Розалин. Признаться, покаяться, попросить, чтобы отпустили и не наказывали…
Но моя нянюшка? Кто позаботится о ней? А вдруг графиня выполнит свои угрозы? Да не вдруг – обязательно выполнит, когда узнает, что я провалила ее роль. С Розалин де ла Мар я была знакома всего один день, но она совсем не показалась мне сердечной женщиной.
– Посмотрите! – сказал месье Вандербильт и засмеялся. – Огюст поймал карпа! Да какого большого! Идемте, выразим рыбаку свое восхищение.
Карпа, пойманного месье Огюстом, предполагалось подать на ужин запеченного в сливках, а мы, перекусив салатом и жареной курицей, сидели в гостиной, дожидаясь кофе. Пока месье Огюст в десятый раз расписывал, как коварная рыба чуть не сорвалась с крючка, София разучивала романс по нотам, привезенным Лео Вандербильтом.
Романс был мелодичный, немного грустный, но полный какой-то солнечной надежды. Песня была о том, как рыбак плавает на своей фелуке вдоль родных берегов и чувствует единение с морем, со звездами, что сияют и на небе, и в воде. И пусть рыба сорвалась с его крючка, он все равно счастлив и поет звездам.
– Романс как раз для сегодняшнего дня, – заметила я.
– О да! – усмехнулась София, и тут же вздохнула: – Но какой сложный аккомпанемент…
– Вы просто немного неправильно играете, – подсказала я, через подлокотник кресла дотягиваясь до клавиатуры. – Надо вот так, чтобы ритм совпадал в правой и левой руке.
София внимательно прослушала, что я сыграла, кивнула, и заиграла уже сама.
– Какая вы умница, – поблагодарила она меня. – Теперь у меня все получается. Сыграем в четыре руки?
Я приставила к роялю стул, и мы достаточно неплохо исполнили романс – правда без голосового сопровождения, но я не могла сдержаться и мурлыкала, пропевая отдельные слова. Музыка и в самом деле была чудесной. Мне не был известен знаменитый в столице маэстро Рикарди, но если остальные его произведения такие же – он необыкновенно талантлив.
Мы с Софией не сразу заметили, что мужчины прекратили разговоры, и слушают нашу игру.
– Чудесный дуэт, – похвалил месье Вандербильт, когда мы закончили играть.
Этьен ничего не сказал, но смотрел на меня, не отрываясь, будто хотел съесть глазами.
Месье Огюст зааплодировал и начал шумно восхищаться женой.
– О! Наконец-то я поразила тебя, – сказала она весело, – но тут заслуга милой Розалин. Это она разобрала партитуру.
– Вы преувеличиваете… – запротестовала я.
– Ничуть, – возразила София. – А вы-то убеждали меня, что играете более чем скромно! Я обязательно разучу этот романс, а вы его споете. У вас очень красивый голос.
– Зато нет слуха! – засмеялась я, всплеснув руками.
– Я убежден, что вы поете божественно, – сказал Лео Вандербильт. – Это ясно даже по тому, как вы напевали, Розалин. Вы где-то учились или это природный дар?
– Вы меня смущаете, – я благодарно улыбнулась ему. – Нет, специально пению я не училась. Со мной занималась мама.
– И все слышали, что эти занятия пошли вам на пользу, – София лукаво посмотрела на меня. – Так что не скромничайте, завтра мы будем музицировать целый день.
– Отлично! – с энтузиазмом подхватил Этьен. – Я согласен! Буду подыгрывать вам на губной гармонике.
Это предложение вызвало взрыв негодования со стороны Софии, а месье Огюст добродушно расхохотался.
Лео Вандербильт наблюдал за всеми, чуть прищурив глаза и склонив голову к плечу, а потом сказал:
– Кстати, я захватил с собой фотографическую бокс-камеру, и у меня осталось несколько неиспользованных кадров на пленке. Давайте сфотографирую вас, чтобы этот прекрасный день остался в памяти.
София и Этьен приняли это предложение с восторгом, а месье Огюст возмутился.
– Почему ты не сказал об этом раньше, Лео? – гудел он басом. – Ты бы мог сфотографировать меня с карпом!
– А вместо этого ты будешь фотографироваться со мной, – сказала ему жена, поправляя на нем манишку. – Этьен, сынок, поставь нам с Розалин два кресла, а вы с Огюстом встанете за нами.
Месье Вандербильт достал бокс-камеру, шторы были приподняты, чтобы впустить в гостиную больше света, и София, взяв меня за руку, усадила рядом с собой. Я пыталась отказаться, сославшись, что прическа растрепалась, но все мои попытки были отметены решительно и сразу.
– Вы прекрасно выглядите! – София поправила воротничок моего платья. – А я рада, что у нас будет семейная фотография. У нас нет еще ни одного общего портрета.
– Да, что-то я это упустил, – сказал Этьен, вставая позади кресла, в котором я сидела, и кладя руку мне на плечо.
Я невольно вздрогнула, когда его пальцы словно нечаянно коснулись моей шеи.
– Внимание! – командовал месье Вандербильт. – Замрите!
Он сделал несколько снимков, а потом мадам Пелетье подала кофе.
Ужин прошел не менее приятно, и карп был великолепен – жирный, сочный, под пряным соусом с добавлением укропа и петрушки.
Месье Вандербильта приглашали остаться ночевать, но он отговорился делами.
– Этьен устроил себе неделю отдыха, – сказал он, на прощание целуя руки Софии и мне, – но кто-то должен присматривать за фабрикой каждый день.
– Я тебя отвезу, – объявил граф, надевая свой кожаный шлем и очки. – Вернусь утром, ты даже соскучиться не успеешь, милая Розалин, – он обхватил меня за талию и поцеловал в щеку, на секунду прижавшись ко мне всем телом.
