Текст книги "Обман Розы (СИ)"

Автор книги: Ната Лакомка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4. Планы нарушены

Вопреки опасениям, мне удалось прекрасно сыграть роль графини. Слуги держались поодаль и совершенно не заметили подмены. По-крайней мере, я не поймала ни одного удивленного взгляда, а вопросов они не задавали – видимо, прежняя хозяйка уделила их дрессировке много времени.

Мне было немного жаль юную Сесиль и уже далеко не молодую мадам Пелетье, которые старались угодить мне с поспешностью, красноречиво свидетельствующей о том, что раньше наказание ожидало их за любую провинность. Когда Сесиль, расставляя приборы на столе, нечаянно уронила серебряную ложечку на блюдце, то испуганно уставилась на меня, забормотав извинения.

Я улыбнулась и кивнула, ничего не сказав. Я старалась говорить поменьше, чтобы не выдать себя, и старалась держаться так же непринужденно, как вела себя Розалин, прохаживаясь по этим залам, но вечером, оставшись в чужой спальне и приготовившись лечь в чужую постель, я неожиданно для себя расплакалась.

Этот дом виделся мне ловушкой. Да он и был таким. И пять тысяч наличными не грели ни руки, ни сердце. Мне оставалось только надеяться, что графиня и в самом деле задумала лишь забаву, ничего больше, и моя нянюшка не пострадает. Вспомнив о няне – единственном человеке, оставшемся мне от прежней жизни, я еще поплакала в подушку, да так и заснула в слезах.

Но проснувшись утром, все показалось мне не таким уж трагичным. И не в меньшей степени этому помогла мягкая постель, бледно-желтое кашемировое домашнее платье, которое я позаимствовала из гардероба графини, и вкусный завтрак, который подали прямо в спальню.

Все это разительно отличалось от пробуждения в гримерке или комнатке на самом верхнем этаже в меблированном доме, где по утрам немилосердно дуло изо всех щелей.

А уж хрустящие и горячие круассаны!..

Кто мог накормить такой прелестью актрису из провинциального театра?

Я с наслаждением выпила кофе со взбитыми сливками, попробовала выпечку и три вида паштетов – все разные, но одинаково божественные на вкус, а на десерт полагались дольки апельсина, посыпанные сахарной пудрой.

До обеда я гуляла по саду, играя с крохотной лохматой собачкой, которую звали Пуфф, и любовалась спокойной гладью озера. Правда, меня напугал старик-садовник – месье Бернар, выскочивший из кустов с ножницами наперевес.

– Прошу прощения, мадам, – буркнул он, приподняв шапку, и сразу же развернулся, уходя в другую сторону.

Пуфф оглушительно залаял, но старик даже не оглянулся.

Жизнь в этом доме была спокойной и размеренной, и ничто не нарушало ее течения. Прошел день, и второй, и третий, и мои страхи и тревоги постепенно улеглись, и, прогуливаясь вечером четвертого дня по саду, закутавшись в соболиное манто, я вдруг начала мечтать.

Да, теперь, я была одета в теплые меха, а на ногах у меня были сапожки графини де ла Мар – из тончайшей кожи, опушенные мехом, и можно было наслаждаться прогулкой, не боясь замерзнуть. Я вспомнила о своих прежних туфельках – в них невозможно было бы прогуливаться по парку в феврале. Прогуливаться, любоваться звездами и мечтать при этом.

Бледная луна взошла над домом, и я подумала, что десять тысяч – это огромная сумма. Она откроет мне дверь в новую жизнь, в ту жизнь, к которой я привыкла с детства, но была лишена в юности. Мне не нужно будет работать, чтобы заботиться о няне, и я стану свободной.

Что я буду делать, оказавшись на свободе?

Сердце мое, молчавшее столько лет, вдруг затрепетало.

Смешно мечтать, когда вынужден зарабатывать для того, чтобы выжить. Зарабатывать не для того, чтобы купить пятую пару туфель или новую шляпку, а для того, чтобы у тебя было, что поесть этим вечером. Смешно ставить какие-то цели, если нет средств их достичь. Оставаясь актрисой, никому не известной Розой Дюваль, я не могла ни мечтать, ни планировать дальнейшую жизнь. Но теперь все изменилось. Десять тысяч – и я смогу выйти в свет, как Роза дю Вальен, я смогу занять причитающееся мне положение, стать завидной невестой… Вот только захочу ли я выходить замуж? Театр показал мне мужчин совсем с другой стороны – вовсе не как благородных господ, а как животных, жадных до женского тела и низменных развлечений. Многих из них дома ждали молоденькие и очаровательные жены, но это не мешало господам искать развлечений под сводами театра.

Быть примерной женой при таком муже? Нет, это не то, чего бы мне хотелось.

Продолжить карьеру артистки? Нанять самого лучшего учителя пения?.. Ведь так советовала графиня де ла Мар.

Но и это не лежало к душе. Быть артисткой – точно не мое призвание. Всякий раз, выходя на подмостки, я чувствовала неловкость, притворяясь другим человеком. А ведь и в жизни я притворялась Розой Дюваль, и теперь вынужденно изображаю графиню. Только получив обещанные деньги, я смогу снять маски и стать собой.

Стать собой. Это и есть – мечта и цель. Вот к чему надо стремиться.

Задумавшись, я не сразу заметила, что нахожусь в саду не одна. Темная фигура замерла шагах в десяти от меня, скрытая тенью деревьев. Человек стоял и молчал, и я чувствовала его взгляд – он обжигал, он причинял боль, и в нем не было ни капли приязни.

– Месье Бернар, это вы? – позвала я, невольно вздрогнув, хотя манто уютно обнимало меня за плечи, не позволяя замерзнуть.

Человек не ответил и сделал несколько шагов вперед, попав в полосу лунного света. Это был не садовник, а совершенно незнакомый мне мужчина – очень высокий, в длинной черной шубе… Он показался мне похожим на дикаря – не только из-за шубы. На нем была странная шапка – кожаная, с длинными «ушами», а на макушку он поднял очки с огромными круглыми стеклами. Мужчина смотрел на меня, и в его взгляде были презрение, насмешка и даже ненависть. А ведь я не сделала ничего, чтобы вызвать такие чувства…

Я уже хотела позвать на помощь, приняв его за грабителя, как вдруг мужчина произнес:

– Не сказать, что рад видеть тебя, Розалин, но все равно здравствуй.

Это был кто-то из жизни графини. А ведь она говорила, что рассорилась со всеми родственниками, и никто меня не побеспокоит. Пока я раздумывала, что ответить, мужчине надоело ждать.

– Что молчишь? – сказал он, стиснув зубы. – Могла бы пригласить мужа в дом.

Глава 5. Муж графини де ла Мар

Земля поплыла под моими ногами.

Муж? Муж графини?!

Ни о чем подобном Розалин мне не говорила.

Опасаясь выдать себя, я молча повернулась и пошла к дому. Мужчина двинулся следом за мной.

– Не надейся, что я простил твои выходки, – сказал он. – Но завтра приезжают мои родители, они хотят нас помирить. Не желаю огорчать стариков, поэтому будешь играть роль любящей жены.

Слова, что я опять должна кого-то играть, больно укололи меня.

– Вы принимаете меня за актрису? – спросила я, стараясь подражать голосу графини. – Боюсь, вас разочарует моя игра.

– Раньше ты прекрасно с этим справлялась, – сказал мужчина с издевкой.

Он обогнал меня и бросил через плечо:

– Постарайся. Мои родители, а мать – особенно, не должны ничего узнать. Скорее всего, они задержаться на неделю, не больше.

В тот момент я от души пожалела графиню, если этот человек и правда был ее мужем. Но… кем тогда был тот красавец Коко?.. Любовником?..

Пока мы не дошли до дома, у меня было время продумать свои дальнейшие действия. Судя по всему, затея графини удалась, и человек, знавший ее раньше – муж! боже мой! – не заметил подмены. Но это в неверном свете, при луне…

Глядя на широкие плечи мужчины, идущего впереди, я представила, как он, узнав об обмане, может запросто свернуть мне шею. С такого грубияна хватит поднять руку на женщину. Но, возможно, у него были на то основания. Судя по всему, Розалин тоже не отличалась добрым нравом.

– Будут спрашивать, почему ты уехала сюда, – продолжал мужчина, – скажешь, что врачи посоветовали тишину и свежий воздух, чтобы побыстрее забеременеть.

Мы вошли в дом, и навстречу бросилась мадам Пелетье.

– О! Месье! Как неожиданно вас видеть! – мне показалось, она была искренне рада появлению этого человека. – Но когда вы приехали? Я прикажу Бернару, чтобы он поставил вашу лошадь…

– Не надо, – сказал он, сбрасывая странный головной убор и шубу, и награждая меня еще одним недовольным взглядом. Под шубой обнаружился прекрасный костюм – строгий, черный, и мужчина из дикаря сразу превратился в элегантного господина. – Я приехал на машине, а сюда добрался пешком. Погода чудесная, отчего бы не прогуляться.

Я покосилась на кожаную шапку и очки, гадая, для чего носить подобное человеку из высшего общества, и что такое машина.

– Соберу поскорее ужин, – засуетилась мадам Пелетье. – Какой приятный сюрприз!

Она убежала, а мы остались вдвоем. Я медлила снимать манто, растерявшись от нежданного визита, но мужчина понял мое замешательство по своему, покривился и подошел помочь снять накидку.

– Значит, ты все поняла? – спросил он, отряхивая ладони, словно прикоснулся к чему-то грязному.

– Вполне, – ответила я ему в тон, решив, что самым правильным будет подражать ему во всем. Я всегда смогу ответить, что разговаривала с ним так же, как он позволил себе разговаривать со мной. – Будут еще какие-то инструкции?

– Пока хватит, – сказал он резко. – Проследи, чтобы приготовили комнаты для моих родителей.

– Думаю, две смежные спальни на втором этаже подойдут. А вам я попрошу приготовить комнату напротив.

– Приготовить комнату для меня? – он повернул голову, и я впервые смогла разглядеть его при ярком свете.

У него были прямые, чуть насупленные брови, греческий профиль и темные блестящие глаза. Пожалуй, слишком темные, и слишком блестящие... Мужчина насмешливо кривил губы, но это его ничуть не портило. Четко очерченный рот говорил о твердости характера своего хозяина, как и пронзительные темные глаза. Этот человек привык отдавать приказы и привык, чтобы приказы немедленно выполнялись.

– Мне не надо комнаты, – сказал он. – Будем спать в одной спальне, как и положено добрым супругам. Мы же добрые супруги, Розалин? – он подошел ко мне вплотную, заглядывая в лицо.

– Боюсь, и здесь я вас разочарую, – ответила я с холодной улыбкой, стараясь изобразить графиню, хотя все во мне помертвело от страха – вдруг он разглядит, что я не слишком уж похожа на его настоящую жену?..

Несколько секунд мне казалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не ударить меня. Темные глаза горели яростью, ненавистью и… страстью?.. Вот это последнее пугало сильнее всего. Пусть ненавидит, пусть презирает, но что делать, если муж графини де ла Мар пожелает исполнения супружеских обязанностей?

Мне захотелось убежать. Или тут же упасть на колени и признаться во всем, умоляя о пощаде. Что тогда произойдет? Он назовет меня мошенницей, возможно, захочет отдать под суд… А нянюшка? Что станется с ней? Если графиня, рассердившись, отправит ее в какой-нибудь нищий приют для умалишенных? Я знала, как там обходятся с бедными стариками, выжившими из ума… Разве я могла допустить, чтобы женщина, качавшая меня на руках, рассказывавшая мне сказки, закончила жизнь в таком ужасном месте?..

«Главную роль исполняет мамзель Роза Дюваль!» – услышала я как наяву голос конферансье.

Роза, ну же… Сыграй лучшую роль в своей жизни!..

Я глубоко вздохнула и сказала, подражая низкому голосу графини:

– Мы поняли друг друга, поэтому оставим все остальное. Я не выйду к ужину. Не вижу в этом смысла, пока не приехали ваши родители.

Я пошла к лестнице, и мужчина, к огромному облегчению, не остановил меня.

– Иди, иди, – сказал он. – Все равно у меня в твоей компании пропадает аппетит.

Он словно чего-то ждал от меня. Чтобы я ответила на колкость? Уместно ли это в их отношениях с женой? Я поднялась уже до середины лестницы, но что-то заставило меня оглянуться.

Муж графини стоял у нижней ступени, даже в костюме похожий на медведя, пробудившегося от спячки – злого, изголодавшегося, готового напасть на первого встречного. Он смотрел на меня, не отрываясь. Вернее, не на меня – а на Розалин де ла Мар. Ведь он думал, что я – это она. Наши взгляды встретились, и мужчина поспешно отвернулся. Лицо его приняло ожесточенное выражение.

Внезапно я почувствовала жалость к нему. Он ничего мне не сделал, мне – Розе Дюваль, он ничего ко мне не чувствовал. Он ненавидел свою жену – Розалин де ла Мар. Ненавидел и… желал. Я не могла ошибиться, слишком много страстных мужских взглядов я видела за последние годы. Но и от нее он пытался скрыть свои чувства, а их свидетелем оказалась я – сторонний человек, даже не знающая его имени. Мне стало противно, будто я пришла в гости и заглянула в корзину с грязным бельем.

Боже! Я и в самом деле не знаю его имени!

И что бы ответила ему настоящая графиня?

– Вам надо научиться есть в моем присутствии, – сказала я спокойно, – если хотите обмануть родителей.

Он вскинул голову, и теперь в его взгляде я прочитала только злость.

– Для большей достоверности нам надо договориться, как будем обращаться друг к другу, чтобы все выглядело естественно, – продолжала я. – Как мне называть вас в присутствии ваших матери и отца?

Злость в его темных глазах немного поугасла, он на секунду задумался, а потом предложил:

– Не станем ничего придумывать, будем называть по именам. Так правильнее всего.

«Имя! Назови свое имя!» – мысленно взмолилась я.

Но мои способности внушения собственной воли никогда не были высокими. Он не назвал себя. Конечно! Подразумевалось, что жена должна знать имя своего мужа! По спине пополз противный холодок. Как же мне удастся сохранить тайну? Неужели муж не распознает подмену?

– Признаться, я рад, Розалин, что мы нашли общий язык, – сказал мужчина. – Мне не хотелось бы ссориться с тобой. Я устал от ссор.

– Тогда можете быть спокойны, – улыбнулась я. – Не стану вас утомлять. Отдыхайте, и мне тоже надо отдохнуть.

Он кивнул и пошел в гостиную, а я почти бегом отправилась в спальню. Там я бросилась пересматривать письма, адресованные графине. Может хоть где-то я увижу имя ее мужа? Но писем от мужчин было много, и после первого же я покраснела до ушей и сразу порвала его, не задумываясь, что делаю. Письмо было от человека, который знал графиню очень близко. Иначе как можно было написать «целую твою ножку над подвязкой»?

Но стыд и негодование схлынули, а их место занял страх. Что будет, если граф обнаружит эти письма?! Вдруг решит их прочитать?! Я заметалась по комнате, не зная, куда спрятать корреспонденцию. Минута, еще минута… Взгляд мой упал на горящий камин. Графиня не будет довольна, что я сожгу ее письма… А как она узнает?

Присев на корточки возле каминной решетки, я методично сортировала письма: от мужчин – в огонь, а если на конверте стояло женское имя – в корзину.

Наконец, в корзине осталось совсем немного писем – пять или шесть, можно было просмотреть их, чтобы узнать хоть что-то о жизни графини, но я не успела. Дверь спальни бесшумно приоткрылась, и появился граф де ла Мар. Застигнутая с корзиной у огня, я замерла, не зная, что сказать.

– Сжигаешь письма от любовников? – спросил он и криво усмехнулся. – Могла бы не суетиться. Мне давно не интересны твои похождения.

Помимо воли, я опять покраснела, и на графа это неожиданно произвело впечатление:

– Ты и краснеть научилась? – спросил он с издевкой. – Вижу, жизнь в уединении пошла на пользу.

– Вы сказали, что устали от ссор, – ответила я, поднимаясь и небрежно возвращая корзину на место, – но сами их начинаете.

Он смутился, но тут же принял невозмутимый вид и спросил:

– Ловишь меня на слове?

– Всего лишь напоминаю то, что вы сами сказали. Зачем вы пришли?

– Позвать тебя к столу, – сказал он отрывисто.

– Как же ваш аппетит? Я не хочу, чтобы он пострадал.

– Нам надо привыкнуть к роли любящих супругов. Поэтому прошу тебя поужинать со мной, – это прозвучало, как приказ, и мужчина тут же закрыл двери.

Поужинать!

Я села на край кровати и со стоном спрятала лицо в ладонях. Все хуже и хуже. Что мне делать? Сказаться больной? Спрятаться в комнате? Но когда приедут его родители, мне все равно придется ужинать с ним, и обедать. Интересно, а его родители видели меня? То есть не меня, а графиню? Наверняка. По-крайней мере, на свадьбе. Я боялась, что меня узнает месье де ла Мар (вернее – не узнает), но не надо ли больше бояться, что мою тайну раскроют его родители?

Поразмышляв, я решила спуститься. Если допущу какую-нибудь оплошность, раскрыться перед одним человеком, все же, проще, чем перед тремя.

Но надо переодеться.

Я открыла двери в гардеробную и придирчиво осмотрела наряды графини. Они были великолепны, но все чуть-чуть нарочиты – слишком яркие, слишком откровенные, чтобы быть образчиком аристократического вкуса. Я не сомневалась, что в них мадам Розалин смотрелась, как Афродита, и чувствовала себя весьма уверенно, но как буду смотреться и чувствовать себя в них я?

Поколебавшись, я остановила выбор на темно-синем платье – приталенном, но не слишком открытом на груди. С кружевами на манжетах и газовым голубым шарфом, предназначенным прикрыть декольте. Оно висело почти у самой стены, скрытое пышным вечерним платьем сочного оранжевого цвета, и сразу привлекло мое внимание простотой покроя. То, что нужно, чтобы выглядеть достойно и элегантно. И уж, конечно, женщина в таком платье не вызовет страсти.

Страсти!..

Я снова ощутила холодок вдоль позвоночника, вспомнив темные глаза, горящие яростью и желанием. Все же, граф и графиня де ла Мар очень подходят друг другу – оба они явно теплокровные. Судя по всему, и жизнь у них похожа на вспышки бенгальских огней – искры так и летят. Она ему изменяет, он это знает и… ревнует? А вдруг она изменяет ему в отместку? В ответ на его неверность?

Как же мне вести себя, чтобы не попасть впросак?

В дверь тихо постучали, и заглянула служанка.

– Мадам, – сказал она, уставившись в пол, – месье ждет вас.

– Скажи, что я уже спускаюсь, – ответила я.

Платье сидело на мне, как влитое. Забавно, что даже фигуры у нас с графиней похожи. Может, мы и правда сестры?

Я нахмурилась, подумав об этом. Нет, невозможно. Брак моих родителей был исключительным. Они любили и уважали друг друга. И допустить, что один из них мог быть неверен венчальной клятве я не могла. Всего лишь совпадение. Одно на миллион.

Платье определенно требовало более массивных украшений, чем мои крохотные сережки с жемчужинками. И шея казалась голой без ожерелья или хотя бы нитки бус. Но графиня не оставила мне драгоценностей, а своих у меня не было – кроме вот этих самых сережек. Поколебавшись, я нашла черную шелковую ленту и повязала ее под горло, расправив петли бантика. Не слишком роскошно, но как нельзя лучше подходит к скромному ансамблю.

Посчитав себя готовой к встрече с мужем графини, я направилась в столовую.

Граф де ла Мар уже сидел за столом, и при моем появлении встал, отодвинув кресло. Сделал навстречу пару шагов – и остановился, как вкопанный.

– Как нам лучше сесть? – спросила я, не понимая его замешательства. Мне казалось, он хотел что-то сказать, но вдруг словно потерял дар речи. – Уместно ли нам садиться рядом, чтобы изобразить добрых супругов, или будем сидеть по разные стороны? По-моему, это создаст ненужную нервозность. Лучше сядьте во главе стола, справа и слева от вас сядут ваши родители, а я сяду рядом с вашей матушкой, вот здесь… – я отодвинула одно из кресел, но сесть не успела, потому что граф схватил меня за руку и сжал так крепко, что я вскрикнула.

– Зачем ты надела это платье?! – прошипел он мне в самое ухо. – Я уже не тот дурак, что был раньше, и на твои штучки не куплюсь!

Глава 6. Немного нервный ужин

– Отпустите, мне больно, – попросила я, чувствуя, что еще чуть-чуть и из глаз брызнут слезы.

Он отпустил меня, пробормотав что-то сквозь зубы, а потом прошел к месту во главе стола, как я и предложила.

– Не думала, что этот скромный наряд произведет на вас такое впечатление, – сказала я, потирая помятое запястье. – Скажите, что вам будет приятно видеть на мне следующую неделю? Я надену то платье, которое вам нравится. Иначе как вы собираетесь изображать любящего супруга? Вы мне едва руку не сломали.

Взглянув на меня исподлобья, он помедлил и сказал:

– Лучше сядь рядом со мной. Так мы больше станем походить на супругов… любящих.

– Только если вы обещаете не вести себя, как дикарь, – ответила я.

Он кивнул и отодвинул кресло, чтобы помочь мне сесть.

Мадам Пелетье подала рыбные закуски, а потом ароматный консоме с профитролями, и вкусная еда немного примирила меня с неловкой ситуацией. В самом деле – если он сразу не распознал подмену, возможно, я и дальше смогу играть свою роль. Играть роль! Я чуть заметно усмехнулась, и муж графини сразу же это заметил.

– Что смешного? – спросил он настороженно.

– Я не смеялась, если вы следили за мной достаточно внимательно. Просто усмехнулась собственным мыслям. К вам они не имели никакого отношения.

Он смерил меня взглядом, словно пытаясь определить – не насмешничаю ли я над ним, а потом отрывисто спросил:

– Что за серьги? Я не дарил тебе таких.

– Я купила их сама.

– Сама? – с издевкой переспросил он. – Вот эти жемчужинки, в которых только к первому причастию ходить? Насколько помню, ты всегда любила бриллианты. С чего бы такая перемена?

Сам того не зная, он чуть не отправил меня в обморок. Но я призвала на помощь всю выдержку и спокойно ответила:

– Люди меняются. Я тоже изменилась.

– Неужели? – он буравил меня взглядом, тыча вилкой в льняную салфетку, и не замечая, что немилосердно портит тонкую ткань. – Почему-то я в это не верю.

– Можете не верить, я не настаиваю.

– И не буду, – грубо ответил он, возвращаясь к суповой тарелке.

Я украдкой скосила на него глаза. Греческий профиль особенно четко выделялся на фоне светлой обивки стен. Красивый мужчина. Под стать графине де ла Мар. Как по мне – подходят друг другу идеально. Но похоже, что между ними не одна кошка пробежала.

Граф резко повернул голову в мою сторону, и взгляды наши встретились.

– Что такое? – спросил он с раздражением.

Я пожала плечами и взяла еще ломтик поджаристого хлеба.

– Мне сказали, ты зачастила в церковь, – сказал муж графини де ла Мар. – Замаливаешь грехи? Значит, у тебя их много?

– Не больше, чем у вас, – ответила я ему в тон. – Но я свои исповедую, а вы – нет.

Укол попал в цель. Судя по тому, что мужчина сразу замолчал, в церковь он ходил нечасто.

Подали перемену блюд, и я сделала вид, что полностью увлечена сочным кусочком лосося на подушке из тушеных овощей.

– Когда приедут родители, сходим в церковь, – снова заговорил граф. – Это будет хорошо, если ты проявишь душевное рвение. Хоть одну молитву-то помнишь?

– Конечно, – ответила я. – Если вам угодно меня проэкзаменовать, могу прочитать сейчас, на ваш выбор.

– Не надо, – проворчал он.

Мы не произнесли ни слова, пока не подали сладкое, а затем десерт – кофе и нежнейший ванильный мусс, украшенный полупрозрачными тончайшими пластинками из жженого сахара с орехами. Само блюдо уже было произведением искусства, а на вкус это было истинное блаженство.

– Восхитительно, мадам Пелетье, – не удержалась я от благодарности. – Ваш десерт – самое прекрасное, что я видела в жизни.

Моя похвала произвела на женщину неожиданное впечатление. Она покраснела, потом побледнела, забормотала что-то непонятное и почти бегом бросилась вон.

Я не успела оправиться от удивления, когда муж графини де ла Мар вдруг расхохотался. Он смеялся до слез, а потом сказал:

– Ты потрясаешь, Розалин! Если будешь вести себя так и дальше, встреча с моими родителями пройдет наилучшим образом. Только не переигрывай, чтобы не было фальши. Ведь ты ее терпеть не можешь – мадам Пелетье, – он перестал смеяться и придвинулся ко мне, раздувая ноздри. – Это ведь ограниченная дура, у которой руки со спины растут. Ты же так о ней говорила?

Его ладонь легла на мое колено, продвинулась чуть выше…

– Что молчишь? – прошептал он хрипло. – Надела это платье и превратилась в скромницу? Но мы же знаем, что ты не скромница, ты…

– Кофе остынет, – торопливо сказала я, пока он не перешел к оскорблениям, стараясь не показать, как испугало и взволновало меня это прикосновение.

Он отстранился от меня и с отвращением посмотрел на чашку кофе, а потом процедил сквозь зубы:

– Лицемерка.

Все в этом мужчине дышало ненавистью и страстью. Но я к его чувствам не имела никакого отношения. Он ненавидел и желал свою жену, и мне оставалось только молиться, чтобы безумие не захлестнуло его. Ведь сейчас я находилась полностью в его власти, и он не разглядел подмены. Я была для него женой – не слишком благочестивой, совсем не уважаемой, и… лицемерной. Он мне не верил. Но, может, это мне лишь на пользу?..

Мне вспомнилась роль развратницы царицы Иезавели. Эту пьесу не ставили в нашем театре, но я читала ее, и всё во мне переворачивалось, когда я представляла злую силу этой женщины. Тогда мне казалось, я никогда не смогла бы изобразить ее на подмостках – бесстыдную, коварную, гордую даже перед лицом смерти.

Переборов собственную стыдливость, я посмотрела графу прямо в глаза и улыбнулась уголками губ, а потом подалась вперед и положила руку ему на колено.

– Но разве вы не этого требовали? – произнесла я тихо. – Моего лицемерия. Вы определитесь, кто вам больше по душе, господин граф. Кого вы хотите? Скромницу или блудницу? Решитесь уже, чтобы ненависть и страсть не вели войну в вашей душе. Иначе нам не удастся разыграть спектакль.

– Ну ты и чертовка, – произнес граф и смахнул мою руку со своего колена. – Прибереги артистизм до приезда моих родителей, Розалин, – сказал он почти с угрозой. – А на мне свои штучки больше не применяй. Я не собака для дрессировки.

Он резко отодвинул кресло и встал из-за стола.

– Сегодня, пожалуй, буду спать в отдельной комнате, – сказал граф, вложив в свои слова как можно больше презрения. – Подальше от тебя.

Я возблагодарила небеса, что получила отсрочку. Кто знает, как поведет себя этот мужчина, оказавшись в одной комнате с женщиной, которую считает женой.

– Значит, мы договорились, – сказала я, кивнув. – Я – примерная жена, вы – любящий и уважительный муж. Давайте и наедине играть эти роли. Относитесь ко мне уважительно, даже если никого нет рядом. Так вам будет легче войти в образ.

Наградой мне был потрясенный взгляд графа. Он смотрел на меня, будто я только что отрастила крылья и собиралась взлететь. А я снова подумала, что он красив настоящей мужской красотой – без смазливости и малейшей мягкости. Резкие черты лица, энергия и огонь в каждом движении, в каждом слове, а его глаза… Чета де ла Мар – на редкость красивая пара. Подходящая пара. Я ощутила сожаление, и еще раздражение и гнев, что оказалась лишней, случайным персонажем в пьесе их жизни. Но следом за гневом пришло раскаяние – я не имела права злиться. Сделка с графиней была заключена по обоюдному согласию. Я приняла деньги, поэтому должна выполнить обязательства. И не имею права завидовать графине, если ее муж оказался таким… притягательным.

Чтобы разбить наваждение, я двумя пальцами подхватила золотистую карамельно-ореховую пластинку и отправила ее в рот.

– Удивительный десерт, – сказала я графу де ла Мар. – Такое приятное послевкусие после карамели, ароматизированной анисом… И ваниль во взбитых сливках… Мне кажется, вы должны повысить жалованье мадам Пелетье. Она стоит большего.

Граф ничего не ответил – развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты.