Текст книги "Спираль парадокса (ЛП)"

Автор книги: Насу Киноко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Спираль Парадокса – 3

Я живу с Реги уже почти неделю. Со временем мы составили простой шаблон нашего образа жизни. Она просыпается, иногда уходит раньше меня, иногда позже. Я тоже ухожу на целый день, и мы видим друг друга только когда я возвращаюсь на ночь. Странное дело, это точно. В какой-то момент мы выдали друг другу наши имена, думая, что будет довольно странно не знать имен друг друга, когда стало очевидно, что я остаюсь еще на какое-то время.

Шики Реги. Ученица старшей школы, оставшаяся на второй год… по крайней мере, на бумаге, учитывая ее текущую историю прогулов. Это, по сути, все, что я о ней знаю. Она называет меня по фамилии, Эндзе, видимо, поэтому я сам тоже называю ее Реги. Она не раз говорила, что ей не нравится, когда ее зовут по фамилии, но я не могу заставить себя называть ее Шики. Причина довольно проста. Звать кого-то по имени всегда казалось мне символом постоянства, но моя повседневная жизнь сейчас временна, а это означает, что я и Реги однажды разойдемся. В любую минуту за мной может прийти полиция. Меня могут вынудить бежать. Называть ее Шики со всем весом, который первое имя накладывает на тебя, слишком привяжет меня к ней.

– У тебя нет девушки, Эндзе?

В эту ночь, как и во все другие, Реги сидит на кровати, скрестив ноги, и задает вопрос без всякой на то причины. Что касается меня, катающегося по полу рядом, я давно привык к ним.

– Если бы она у меня была, мне бы не пришлось приходить на эту помойку каждую ночь.

– Странно, ты не так уж дурно выглядишь.

– От тебя это звучит оскорблением, а не как комплиментом. И вообще, не интересуют меня женщины.

– Надо же. И почему?

Она лежит на кровати, так что при взгляде с пола она становится на время невидимой, хотя скоро высовывает голову прямо надо мной. Она довольно милая, когда так делает.

– Ты гей?

Беру свои слова назад. Если я посчитал, что она хоть немного симпатична, это был обман зрения.

– Да щас. Просто, ну… у меня была девушка, и вышло все не очень хорошо.

Прежде чем я осознаю это, я уже вспоминаю вместе с ней.

– В старшей школе, я встречался с девушкой два месяца, и большую часть времени мы ругались. От отношений я не хотел ничего особенного, но она очень хотела. Она все время просила купить эти красивые, блестящие штуки, которые были дорогими. Я практически слышал стоны моего бумажника, но все равно покупал их. Когда я мог купить ей подарок, она была счастлива. Когда не мог – жаловалась. Это меня совсем не радовало, если честно. И секс вовсе не так хорош, как о нем говорят. Захочу улучшить настроение – просто подрочу.

Я думал, эта история наскучит Реги, но она, кажется, следила за каждым словом, так что я со вздохом продолжил:

– Со временем, она начала раздражать меня. Все деньги и любовь, которые я отдавал ей, казались пустой тратой времени. Может, если бы я был обычным школьником, я бы мог уделять ей больше времени, но в тот момент у меня не было такой возможности. Часы, которые я проводил с ней, начали вытягивать часы, которые я мог потратить на сон. Без свободного времени, я думаю, эти отношения были обречены с самого начала. Но, будучи круглым дураком, я ни разу не пытался порвать с ней. Я никогда не любил причинять боль или чувствовать ее сам, и это был один из тех моментов, когда я мог заставить ее плакать.

– Но вы же расстались с ней? Как ты это сделал? – спрашивает заинтригованная Реги

– Эй, не я тут плохой парень. Она бросила меня. Как-то раз, когда мы переспали в отеле, она повернулась ко мне и сказала – это прямая цитата, клянусь – что я никогда по-настоящему не любил ее. Что всегда смотрел лишь на внешность, и ни разу не видел ее сердца. Это был удар ниже пояса.

Еще до того, как я закончил, я услышал смешки Реги, переходящие от хихиканья в гогот. Когда я дергаю плечами и завершаю историю, она убирает голову и, наконец, перестает сдерживать смех.

– Ух, да ты просто молодец, Эндзе! «И ни разу не видел ее сердца»? Это была девушка с глубоким внутренним миром, точно тебе говорю.

Я слышу, как скрипят пружины, когда она катается туда-сюда по кровати и не перестает обвиняюще смеяться.

– По крайней мере, я никогда не делал такой глупости – не смеялся над детской любовью. Не смешно.

Расстроенный, я встаю, и это заставляет Реги сдержать смех. Она вытирает глаза, прежде чем сесть и посмотреть прямо на меня.

– Но это смешно, Эндзе. Просто ты этого не замечаешь. Подумай, какую единственную вещь люди могут увидеть в других? Их внешность! Она думает, что ее внешность не так важна, и все же заставляет тебя покупать ей все это блестящее дерьмо. И потом она просит тебя куда-то смотреть в ее – в сердце или куда там еще, которое никто не видит. Да это же бред. Так что это забавно! Если бы она хотела, чтобы ты увидел ее сердце, ей стоило бы написать что-нибудь. Ваш разрыв – это лучшее, что с тобой когда-либо случалось, Эндзе.

Она снова ложится на постель и отворачивается от меня. Такт тишины, прежде чем она снова оборачивается, ее кошачьи глаза встречаются с моими. Она открывает рот с легкой задумчивостью, но сомневается и отворачивается, затем снова поворачивается ко мне и, наконец, говорит:

– Просто чтобы без обид, я тебе скажу кое-что, что один человек сказал мне. Он сказал, что это невидимые, несказанные вещи создают любовь. И неправильно говорить о их, иначе они могут стать ложью. Ну, по крайней мере, так он говорил.

С этими словами она отворачивается от меня, и я знаю, что она уже засыпает. На этом резком окончании беседы я выключаю свет и сам ложусь на пол, позволяя редкой тишине поглотить комнату, позволяя себе подумать. Наверное, я просто оступился с одной девушкой, но мой разум играет с мыслью. Что, если бы моей девушкой была Реги? Было бы все так же? Или она просто посмеялась бы, как всегда это делает, и все приняла?

Я вернулся в комнату Реги под ночь на второй неделе моего продленного проживания. Вставляю ключ в замочную скважину, поворачиваю, открываю дверь. Вхожу и обнаруживаю, что Реги уже спит. Не скажу, что я вошел как кошка, но девушка не просыпается. Она или крепко спит, или записала мои шаги в категорию звуков, не стоящих пробуждения. Оба варианта меня устраивают.

Я прижимаю ладонь к моей щеке, все еще болящей от ударов, направляюсь к моему обычному месту на полу и сажусь. Часы на столе рядом с кроватью Реги тикают, секундная стрелка движется к следующей отметке. И к следующей, снова и снова по кругу. На мгновение минутная и секундная стрелки часов мирно замирают, указывая на двенадцать. Я никогда не любил аналоговые часы. Глядя на них, я всегда чувствовал, как теряю себя во вращении стрелок. Боль от ударов, которые я получил по ногам, разгорается снова, и я начинаю тихо скулить. Реги, однако, остается неподвижной, позволяя мне смотреть на ее лицо в глубоком, мертвом сне. За те две недели, пока я оставался здесь, я всегда смотрел на нее. Когда Реги спит, она выглядит почти как кукла, безжизненная вещь, лежащая на кровати. И когда встает солнце, она не «просыпается», а производит ритуал, сходный с воскрешением, как если бы жизнь каждый день вдыхали в нее заново.

Поначалу я думал, что она рано просыпается в школу, но со временем понял, что это не так. Из дома Реги вытягивал телефонный звонок. Она ждет его каждый день. Если звонка нет, она остается здесь, поглощенная своей апатией. Разумеется, я не знал о теме тех звонков, но нет сомнений – это было чем-то опасным, чем-то, что возбуждает Реги настолько, что у нее появляется желание выйти наружу.

Бесконечное тиканье часов все продолжает сверлить мою голову, пока я размышляю о простоте Реги, ее красивой жизни, лишенной печали, возвращающей только приятную живости, когда она делает то, что должна делать. Идеальная пустая жизнь без злоупотреблений, реальное существование, которое я никогда не надеялся отыскать. Платонический идеал существования, которого я хотел достигнуть.

– Шики.

Слово слетает с моих губ, оно тише, чем шепот, оно как тихий выдох, и все же, словно по сигналу, Реги выбирает именно этот момент, чтобы проснуться. Между ее глаз появляется морщинка, когда она осматривает меня.

– Что за хрень с тобой случилась? – спрашивает она. Видимо, заметила синяки и ушибы.

– Не было выбора, – вздыхаю я. – Двое парней, которых я даже не знаю, пытались докопаться до меня. Они напрашивались на драку, так что все так и кончилось. Я не особо хорошо дерусь, так что вот результат

– Ты же должен был чему-то учиться, но двое все еще для тебя проблема. Что, боль тебя заводит? – комментирует Реги и выталкивает себя из кровати.

– Не придумывай. Я никогда не занимался боевыми искусствами. Но если дело доходит до драки, я дерусь как любой другой парень.

– То есть как девчонка. Я была уверена, что ты чему-то учился, потому что видела твою ладонь, когда мы первый раз встретились. Где ты видел такие движения?

– Я где-то слышал, что для того, кто не привык использовать кулаки, это будет так же больно, как и для его противника. Так что людям вроде меня лучше использовать ладони. Кроме того, разве ладонь не жестче? Посмотри на банки. Никто не бьет банки, все ломают их ладонью. В этом что-то есть.

– Это потому что так легче, глупый, – говорит она обычным спокойным голосом.

Но в этот раз я чувствую легкую похвалу в ее голосе. Ее глаза как всегда внимательны, и, смутившись, я отворачиваюсь.

– Что насчет тебя, Реги? Ты точно изучала айкидо или что-то подобное.

– Лишь мимолетный интерес. Я серьезно занималась только одним стилем, который тренирую с тех пор, как была избалованным ребенком.

– С тех пор, как ты была ребенком? Неудивительно, что ты смогла попасть в затылок бегущему. Думается, это не все, что есть в твоем арсенале.

Я хотел сделать это мимолетным замечанием, но Реги воспринимает мое последнее предложение как повод серьезно подумать.

– Типа того. Это в чем-то мой собственный стиль. Ключ к этому – мышление. Ты обдумываешь все о себе. Твое дыхание, работа ног, угол обзора, образ мышления – даже то, как движутся твои мышцы – все это меняется и это почти как стать кем-то другим. Все это оттачивается для того, чтобы победить своего врага минимальными силами. Я думаю, все боевые искусства обращают на это внимание, но, наверное, мы… в смысле, я зашла в этом слишком далеко.

Она выплевывает последние слова так, словно ненавидит всю идею. Это меня забавляет.

– Что в этом плохого? По крайней мере, тебя не бьют и ты можешь вынести двоих за две секунды. Как по мне – классный собственный стиль.

Ее глаза бегают туда-сюда и, кажется, намекают на серьезное беспокойство, прежде чем она отвечает:

– Странная вещь с этим собственным стилем: я выучила его, наблюдая, как кое-кто другой им пользуется.

Когда она мгновенно падает назад на кровать, я понимаю, что она не хочет продолжать разговор. Когда она засыпает, я остаюсь наедине с мыслями о том, что могли означать ее последние слова.

В комнате, в срезе небытия, с пронзающим уши свистом поднимается бледный серый пар. Здесь так жарко, что любой начнет истекать потом спустя несколько секунд. Комната не освещена, разве что видно слабое оранжевое сияние чего-то, горящего на железной плите. Всюду вокруг меня, одна за другой, расположены большие канистры, а на полу я чувствую бесчисленные узкие кисти труб, прижимающиеся к моим ногам. В комнате ни души. Только свист вздымающегося пара да бесполезный звук бульканья воды составляют друг другу компанию.

Я резко просыпаюсь посреди холодной глубокой ночи. Сон. Это был сон. Необычный кошмар. И все же, в нем мало приятного. Секундная стрелка часов тикает, чтобы поиздеваться надо мной, и когда я смотрю на часы, то вижу, что даже трех еще нет. Можно спать да спать.

А потом я замечаю, что знакомая фигура Реги исчезла. Должно быть, пошла на очередную прогулку. Она часто так делает. Я не понимаю, зачем надо гулять в час, когда даже животные спят. Иногда я беспокоюсь о ней. Хотя она умеет драться, это не значит, что для нее нормально гулять по ночам, где каждый человек может воспользоваться своим преимуществом. Секунду я думаю о том, чтобы пойти найти ее, хотя не вмешиваться в чужую личную жизнь стало негласным условием моего проживания здесь.

А, хрен с ним, надо ее найти. Она достаточно симпатична, едва ли хоть один из отморозков Синсена позволил ей просто уйти. Я встаю и уже выхожу в коридор, когда дверь неожиданно открывается. Входит девушка, одетая в знакомое кимоно и кожаную куртку. Реги быстро закрывает дверь – так же тихо, как открывает.

– Ты дома, – говорю я.

Она смотрит на меня. В этот момент я чувствую что-то.

Она могла убить меня.

Свет в коридоре выключен, и только глаза Реги сияют пугающим темно-синим. Мое дыхание обрывается, и ненадолго разум пустеет. Я неподвижен, меня накрывает чистый ужас.

– Ты тоже не подходишь, – говорит Реги, даже не пытаясь скрыть злости в голосе.

От ее голоса я прихожу в себя. Она проходит мимо, снимает куртку и яростно бросает ее на кровать. Садится и лениво облокачивается на стену, задирает голову и пустым взглядом смотрит на потолок.

Пытаясь игнорировать холодок, все еще бегающий по спине, я возвращаюсь в гостиную, где просто сажусь на пол. Невидимый третий житель комнаты, тяжелая тишина, укрывающая все, снова вырастает между нами. Она часто так делает, пока Реги не разрушает ее монотонными словами:

– Я ходила убивать.

Не сумев придумать подходящего ответа, я просто киваю. Она, похоже, приняла это за знак продолжать:

– Бесполезно. Не нашла никого, кого хотела бы убить. Когда я открыла дверь и увидела тебя, я подумала, что ты можешь удовлетворить меня на время, но не вышло. Твое убийство было бы бессмысленным.

– Богом клянусь, я думал, что ты убьешь меня прямо там в ту же секунду, – нерешительно, но честно отвечаю я.

– Я хочу чувствовать себя живой. Но я знаю, что простое убийство бессмысленно. Поэтому я шатаюсь по ночам. Я ищу повод для жизни. Это почти как быть призраком. Однажды… я просто знаю, что убью кого-нибудь. Просто так.

Эти слова похожи на беседу с кем-то невидимым. А еще она раскрывалась передо мной, ее слова напоминали вялую речь наркомана во время ломки. Это был первый раз, когда я видел ее такой. В первую нашу встречу она тоже гуляла, но тогда не пыталась нарваться на драку.

– Держись, Реги. Ты справишься, – встав и положив руки ей на плечи, говорю я.

Плечи, кажущиеся слишком тонкими для такой опасной девушки.

– Я справляюсь. Вот так я это делаю. Летом я тоже это чувствовала, и в тот раз когда…

Ее речь обрывается, как будто она вспомнила то, о чем хотела бы забыть. Я сажусь на пол, и Реги тоже заваливается набок.

– Эй, Реги, – не ожидая дальнейших пояснений, пробую продолжить расспросы.

Она сама говорила, что сердце необъяснимо и неведомо кому-либо кроме тебя самого, иначе оно обращается в ложь. Это и понятно. Она абсолютно одна. Я был таким же, но, по крайней мере, у меня были если не настоящие друзья, то просто люди, которые могли отвлечь меня от проблем. Но она не может позволить себе такую роскошь.

Она в них не нуждается.

– Эй, Реги, – повторяю я, прислоняясь к кровати так, чтобы не видеть ее. – У тебя есть друзья?

Несколько секунд проходит в молчании.

– Думаю, да.

– Что, правда? – я говорю с сомнением, поскольку ожидал противоположного ответа.

Но Реги спокойно кивает.

– Тогда есть простое решение! Просто иди к ним и выложи все свои проблемы. Они помогут тебе. Это лучшая и простейшая вещь, которую можно сделать. Даже короткого разговора достаточно, чтобы забыть обо всем таком.

– Ну, сейчас его здесь нет. Он за городом, занимается бог знает чем.

Я замолкаю, прислушиваясь к эху пустоты в ее словах, но потом, словно желая показать, что ее одиночество было лишь моей иллюзией, она начинает сильно бить по кровати сжатыми кулаками.

– Он просто вламывается сюда без предупреждения, и как он платит за мое добродушие? Ничего, кроме долбанного телефонного номера. А прошлым летом он взял и проспал целый месяц. Зачем он постоянно меня изводит? Ну не засранец ли?

Звук ударов по подушке повторяется, и ее голос становится громче с каждым новым предложением спонтанной истерики. Я не могу поверить, что Реги так разнервничалась из-за простого вопроса. Теперь звук глухих ударов сменяется на звук острого укола, как будто Реги тыкает подушку ножом. Я не хочу знать, что она на самом деле делает, поэтому не оборачиваюсь. Спустя какое-то время звуки рвущейся ткани стихают, и она наконец успокаивается. А я в чем-то даже завидую ее другу, который может вызвать в ней такие сильные эмоции (для нее, по крайней мере), и, рискуя нарваться на ураган, я решаю расспросить ее об этом человеке.

– Слушай, Реги…

Молчание. Видимо, она все еще злится. Я не обращаю на это внимания и продолжаю.

– Этот друг из твоей школы или как? Какой он?

– Угу, из старшей школы, – небрежно отвечает Реги. – Парень с именем французского поэта.

Я не стараюсь вникнуть в смысл этой фразы.

– Так это из-за него ты гуляешь по ночам?

– Не. Ночные прогулки и желание убить – это мое настоящее я. Что такого? Ты хочешь узнать, с чего я так изменилась, что ты практически обделался, когда увидел меня?

– Я? Обделался? Я не…

– Ты сам сказал, что подумал, что я убью тебя.

Ее голос словно холодная мелодия, которая завязывается на шее, оставляя на ней удушающе гладкую линию. И на секунду я задаюсь вопросом – она вообще человек?

– Видишь? Ты опять об этом думаешь. Но спи спокойно. Лишь опасность доставляет мне удовольствие, но в твоем убийстве нет ничего опасного. И все же для тебя будет лучше найти новое укрытие, Эндзе. В конце концов, удовольствие от убийства аукнется мне. Как и тебе, впрочем.

Теперь в ее голосе слышались нотки раскаяния. Черт возьми. Единственное, что у меня получается – это еще сильнее отдалить и так далекую и непостижимую женщину. Теперь я понимаю – насколько сильно я боюсь этой неумолимой женщины…

Настолько же сильно я влюбился в нее.

– Глупая. Это на тебя не похоже и ты это знаешь, – говорю я. – Ты просто расстроена. У тебя есть два варианта: хандрить или позвонить этому другу и справиться с этим вместе. Для этого и нужны друзья, а если ты не сможешь взять в руки телефон, то просто отрежешь себя от общ…

Мои слова неуклюже обрываются. Как у Реги несколько минут назад, мой рот начал побеждать разум, и я говорил все, что приходило в голову. Когда мы оба заметили странную паузу, я решил закончить диалог.

– Ну, это все, что я хотел сказать. Спокойной ночи, Реги

Я лежу, распластавшись на полу и не позволяя себе взглянуть на нее. Она что-то говорит мне, но я не слушаю и пытаюсь сбежать от стыда в сон. На сегодня, по крайней мере, я потерял всю решимость для разговоров с ней. Причина довольно проста. Когда я говорил о друзьях, которых у меня не было, я чувствовал себя самым лицемерным ублюдком на свете.

Спираль Парадокса – 4

Здесь, в полуразрушенной аллее, где я впервые встретил Реги, даже шум города обращается в далекое эхо, идущее одновременно отовсюду и ниоткуда. Память о крови, пролитой тут, настолько яркая, что я даже могу вспомнить ее горький запах. Но теперь ее нет, унесена, как и все остальное, покрыта грязью аллеи и холодом октябрьского утра. Даже белые облачка воздуха, которые я выдыхаю, быстро исчезают, словно бы доказывая этот факт. Из того же всюду и нигде, где находится поток людей, я вычленяю звук часов, их тиканье, представляя себе движущиеся по кругу стрелки. Прошел уже месяц с тех пор, как я отринул дом и свою жизнь и сбежал. Но даже сейчас нет никаких видимых доказательств того, что полиция охотится за мной или хотя бы что они активно расследуют мое преступление. Каждый день я прохожу мимо окон близлежащего магазина электроники, на витрине которого телевизоры показывают новости. Я внимательно смотрю их, но там нет ни слова о моем убийстве. Та же история и с газетами, которые я краду со стоек. То, что я совершил, намного страшнее, чем обычное случайное убийство. Нет, это тот случай, который журналисты обязательно покажут в вечерних новостях, чтобы свести зрителей с ума – и не важно, что на это скажет полиция.

Может быть, их не нашли? Нет, это невозможно. Но когда я думаю о телах, пролежавших в квартире целый месяц, меня начинает тошнить и разум охватывает чувство меланхолии. Я все думаю, стоит ли мне проверить их, но быстро отказываюсь от такой идеи, потому что у меня кишка тонка и потому что фараоны наверняка следят за этим местом на случай, если я вернусь. Думаю, мне ничего не остается, кроме как сидеть на обочине и ждать какого-то сигнала.

И все же, хоть раз… хоть раз я хочу увидеть это по телевизору, чтобы у меня был повод исчезнуть из жизни Реги. Как только имя Томое Эндзе станет известно обществу как имя убийцы, я начну приносить Реги сплошные неприятности, и именно в этот момент я должен перерезать те тонкие нити, что связывают нас, и покинуть этот жалкий город. Но, может быть, уже слишком поздно.

Откуда-то эхом звучит тиканье часов, и холодный северный ветер, кажется, усиливается с каждой секундой. Повинуясь ему, я покидаю аллею.

Когда я выхожу из лабиринта переулков, на дальнем пешеходном переходе я замечаю знакомую фигуру. Кто еще может носить кимоно и кожаную куртку, кроме Реги? Но еще дальше я замечаю одно едва знакомое лицо: один из парней, которые бегали за мной в ту жестокую ночь, когда я и Реги впервые встретились. Рассчитанными шагами он прячется позади Реги, стараясь не привлекать к себе внимания.

Это может плохо кончиться. Я секунду думаю, что делать, но потом тиканье часов бросает меня вперед. Я пересекаю людскую толпу и преследую человека, крадущегося за Реги. Немногим позже к нему присоединяется еще один из той компании, тот самый, который получил от Реги по голове. Не похоже, что они собираются что-то делать с ней или уже сделали. Если бы хотели, они бы провернули все вдали от любопытных глаз. Вместо этого они просто следят за ней. Удивительно, но они как будто уже занимались таким, ни единого лишнего или неверного шага. Спустя час, шоу преследующих и преследуемых заканчивается, и те двое прекращают идти за девушкой. Мне интересно, куда они пойдут, я продолжаю идти за ними, а они ускоряют шаг и направляется…

В ту же аллею, где я был час назад

Это похоже на ловушку, но для меня она или для Реги? И какова ее цель? Я не знаю. Я начинаю беспокоиться. Подбираюсь ко входу в аллею, где пространство сжимается в узкий проход, и останавливаюсь. Прислушиваюсь. Я медленно заглядываю за угол, чтобы посмотреть, чем занимаются эти двое. И от того, что мне удается разглядеть, я просто цепенею.

В середине аллеи стоит человек в ярко-красном длинном пальто, которое подчеркивает его стройный, высокий силуэт. Его длинные светлые волосы падают на спину. Даже с такого расстояния я вижу снисходительное, почти жалостливое выражение его лица.

– ***.

Он говорит на языке, в котором слышна сила, магия и амбиции. И хотя я его не понимаю, но каким-то образом чувствую, что человек говорит очень бегло.

Я осознаю, что за моей спиной кто-то стоит, и быстро оборачиваюсь, чтобы встретить гостя, но там никого нет. Я снова бросаю взгляд в аллею, но за тот короткий промежуток времени, который не длился и секунды, человек исчез.

Северный ветер носится по закоулку, кажется, он стал холоднее. Я дрожу и прижимаю руки к телу. Дрожь начинает усиливаться, и меня накрывает бесконтрольное желание зарыдать, я еле сдерживаюсь.

В тот момент я всей кожей чувствовал конец осени, и лицом ощущал свой собственный конец.

Когда наступает ночь, я и Реги возвращаемся в ее комнату. Я рассказываю ей о том, что случилось утром. Как обычно, ее ответ краток до бесполезности:

– Правда? – выдавливает она, едва сдерживая зевок. – И?

– Не «и»-кай мне тут! Не только эти парни за тобой следили. Ты не видела иностранца в длинном красном пальто?

– Хм, классный парень, судя по описанию. Но нет, не видела.

Она быстро теряет интерес к беседе, как и всегда, когда не видит реальных или немедленных последствий. Думаю, даже если ее ошибочно обвинят в убийстве, она не обратит на это внимания. Для нее вес внешних событий менее важен, чем ее собственные чувства. Иногда мне кажется, что я сам хочу скопировать такое состояние разума, но тогда все было не так. Этот человек был реален, как и все, что я когда-либо видел. В нем было что-то «чистое», сходное с Реги Шики, и непостижимое для меня.

– Можешь хоть раз выслушать? Это не чужие проблемы. Это твои проблемы!

Мой крик каким-то образом заставляет Реги приподняться на кровати и сесть, скрестив ноги. Она посмотрела на меня, когда я изо всех сил пытался изобразить суровое лицо, и сказала:

– Ладно, поняла, это проблема. Чего я не понимаю – это почему ты так волнуешься, Эндзе.

– Я волнуюсь, потому что ты дура и ничего не хочешь слушать.

Краткая пауза

– Я не хочу, чтобы ты пострадала или с тобой что-то случилось.

Глотаю, на секунду отвожу взгляд, и после этого…

– Потому что я, блин, люблю тебя.

Раскаленная атмосфера в момент исчезает. Я сказал это. То слово, которого не должен был говорить. Которое я пообещал себе не говорить, потому что однажды мне придется уйти. Подняв бровь, будто бы наблюдая за какой-то причудливой диковинкой, Реги смотрит на меня. Проходит несколько секунд, прежде чем она наконец…

…взрывается смехом. Ее первый смешок был настолько резким, что она бы выплюнула молоко, если бы оно было у нее во рту.

– Что…

Она пытается сдержать смех, но у нее не получается.

– Что за чушь, Эндзе? Это же бред. Ты не влюблен в меня. Ты просто…

Еще одна вспышка бурного смеха

– Тебя просто загипнотизировал или еще что с тобой сделал тот парень в красном пальто. Вспомни, я уверена, что ты вспомнишь маятник, качающийся перед тобой!

Значит, от этого вопроса она просто отшутится. Ее недоверие только провоцирует меня.

– Нет, это правда! Впервые увидев тебя, я понял, что первый раз встретил настолько реального, настолько похожего на меня человека. Но ты – ты не подделка, как все остальные. Я сделаю что угодно, чтобы ты поверила мне.

Я подхожу к Реги и кладу руки ей на плечи. Ее смех превращается в хихиканье, а после совсем стихает. Я вижу, как она переводит глаза с меня на мою руку и снова на меня.

– Понятно, – говорит она.

Внезапно она хватает меня за воротник и с ослепляющей скоростью, одним плавным движением, бросает как бумагу на кровать. Я смотрю вверх, а она нависает надо мной, лежит на мне. Я понятия не имею, в какой момент она достала нож, который держит в свободной руке.

– Тогда умрешь ли ты за меня?

Я чувствую, как острие ножа слегка колет мою шею, и вижу, как в глазах Реги появляется зловещий блеск. Я знаю, что вопрос не в том, умру ли я, делая что-то для нее, а в том, позволю ли я убить себя для ее удовольствия. Беспечно и равнодушно. Для нее это единственный способ показать любовь. Я боюсь, настолько сильно боюсь смерти, что мое тело парализовало страхом. Но в любом случае я в этом мире надолго не задержусь. Однажды полиция постучит в дверь, и все будет кончено. Вспомнив об этом, я говорю:

– Да. Я с радостью умру за тебя.

Едва заметная перемена, едва заметное движение брови Реги говорит мне, что я сказал что-то, чего она не ожидала услышать, и на секунду она засомневалась, ее глаза снова стали чуть более знакомыми.

– Сделай это. Убей меня. У меня все равно не очень много времени. Я убил своих родителей и это означает смертную казнь. Я лучше умру от твоей руки, а не от руки закона в петле.

– Ты убил собственных родителей?

Я все еще чувствую, как нож упирается в шею, но хватка заметно ослабла. Перед смертью я решил обнажить ужасные воспоминания просто чтобы убедить себя, что я воспользовался своим последним шансом покаяться.

– Да, убил обоих. Они были бесполезны – брали долги, о которых я не знал, и тратили все мои деньги. Я достаточно натерпелся этого дерьма, так что просто взял кухонный нож и раз за разом протыкал их. Чтобы быть уверенным. Та ночь была чертовски холодной, но внутренности… они были такими теплыми. Я чувствовал тепло, исходящее от выпущенных кишок, оно накрывало меня. Я онемел и почти сошел с ума. Мои пальцы не отпускали лезвие. Моя рука продолжала подниматься и опускаться, вверх-вниз, сама по себе. Никто бы не понял, взял я нож, чтобы убить их, или я просто хотел сойти с ума и покопаться в кишках. Никто бы даже не смог понять, убил ли их человек или зверь.

Сейчас самое время разрыдаться, но не получается. Вместо этого я чувствую странное облегчение, как будто убийство моих родителей и правда выпустило меня на свободу.

– Томое, почему ты их убил?

Ее голос висит на грани жалости и любопытства. Каков ответ? Потому что я ненавидел их? Потому что от них было больше проблем, чем пользы? Тихими ночами я шепчу только ложь, чтобы смягчить мою память. Но на самом деле…

– Я боялся… сна. Сна, в котором я поздно прихожу домой с работы, ложусь на кровать. Я слышу, как ссорятся мои мама и папа, но потом шум прекращается. После этого дверь открывается, моя мать стоит в проходе, а за ней лежит покрытое кровью тело отца. Потом мать опускается на колени рядом со мной, поднимает нож и пронзает меня раз за разом. После чего перерезает собственное горло. Этот сон был настолько реален, что я думал, что и правда умер. Но наступило утро, и я точно так же проснулся. Этим все должно было кончиться? Просто однажды мне захотелось убить родителей, да? Но когда я видел это каждую гребаную ночь, каждый раз просыпался, тяжело дышал и почти кричал… Я не вынес этого. Я очень боялся той ночи, когда сон станет явью. Как-то раз я понял, что не смогу пережить сон еще раз, и сломался. Я убил их. Они не успели убить меня.

Я помню ту ночь также четко, как самые счастливые воспоминания. Я спрятал кухонный нож под матрасом, и когда мама зачем-то открыла дверь, я бросился на нее с лезвием, целился в грудь. Раз за разом я пронзал ее, словно в отместку за все те сны. И я освободился от моих бесполезных предков, от зловещего сна, ничто больше меня не связывало. Грязная, залитая кровью свобода.

– Ты чертов идиот, знаешь об этом? – откровенно говорит Реги, и это выбивает меня из моей мечты.

Она права намного сильнее, чем сама думает. Я редкий идиот, который не подумал о другом выходе. Но даже сейчас я ни секунды не жалею об этом. Пусть лучше меня поймает и бросит за решетку полиция, чем я вернусь в ту прошлую жизнь. Но пока я объяснял все это Реги, я подумал: как мог такой эгоистичный парень начать заботиться о незнакомой девушке? Это казалось какой-то ошибкой, парадоксом. Действием, на которое у меня не было права. Неудивительно, что она посмеялась над моим признанием. Но это не отменяет моей любви к ней, единственной настоящей мысли. И все же, к сожалению, оскверненной моим грехом. Когда я осознаю это, пыл страсти, который охватил меня несколько минут назад, начинает утихать. Но даже в этом парадоксе я все равно считаю убийство необходимым действием, и не жалею о содеянном.