Текст книги "Пера-богатырь (Сказки финно-угорских народов)"
Автор книги: Народные сказки
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
АННУШКА
Удмуртская сказки
БЫЛ у одной вдовы сын. Очень она им дорожила. Никуда от себя не отпускала. Целый день обучала его да наставляла, да советы давала. Она на базар, и он за ней должен тащиться: она в поле, и он плетется.
Надоела Микалю такая жизнь, и стал он призадумываться. Вдова Египеча, как увидит его в задумчивости, из себя выходит. Понимает она, что все больше парень от нес отдаляется, совсем чужой стал. Вот уж она беснуется, вот его уговаривает, а Микаль будто даже не слышит совсем.
Затосковал парень.
Выпустила тогда Египеча своих черных голубей и шуганула их в ясное небо: летите за леса и горы, за поля и долы, разыщите Микалю невесту-жену, робкую, послушную, чтоб ни в чем не перечила свекрови, чтоб была мне рабою верною, служанкою преданной…
Взвились черные голуби под облака, покружились, покружились и полетели на запад. А когда вернулись, закурлыкали, зашептали старухе непонятные слова.
Насупилась Египеча, потемнела с лица. Дала она голубям горсть пшена и пуще прежнего шуганула их грязной тряпкой.
Улетели голуби прямехонько на запад, а ночью возвратились, принесли на своих крыльях сиротку Аннушку. Где они ее отыскали, у кого украли, неизвестно. Только стала Аннушка с той поры Египечина сноха.
Много было у Аннушки забот, еще больше хлопот. От зари и до зари гоняла ее старуха по разным делам.
Ожил Микаль, разгладились на переносье морщины, посветлели глаза. Смотрит он на свою Аннушку, не насмотрится.
А старуха стала отсылать его из дому по каждому поводу. Приревновала она его к безответной Аннушке. И чем безропотнее была сноха, тем озлобленней свекровь. Сядет она у печки, возьмет в руку трубку с кулак величиной, набьет ее зловонным зельем и попыхивает, черным дымом покашливает. И нее смотрит, смотрит на красавицу сноху. Мысли злобные надумывает.
Обманули ее черные голуби. Обещали принести хилую да невзрачную. А эта хоть и бледна лицом, хоть и худа без меры, хоть и запугана до робости, а нет в ней покорности. Выполнит она все как приказано, а будто по-своему поступит.
Вот и на Микаля почти не смотрит, а он уж жить без нее не может.
И ворожила старая, и колдовала, и хитрила. Наконец решила Египеча извести свою кроткую сноху.
– И все-то ты, бабонька, без пользы мельтешишь, – говорит она Аннушке, поди-ка лучше в дальний лес. Овцы мои там пасутся. Настриги шерсти мешок, пряжи напряди, мужу теплые носки свяжи, а свекрови дукес изготовь.
– Как же я, матушка, тех овец найду? – спрашивает сирота.
– А есть там дуб древний с дуплом. Ты встань под него и об ствол ножницами постучи, они сами сбегутся.
Взяла Аннушка ножницы, мешок для шерсти и пошла в дальний лес овец искать.
Приметил ее издали Микаль и бежит вдогонку.
– Куда это ты, женушка, снарядилась?
– Да вот матушка послала в дальний лес овец стричь.
– Какие же в лесу овцы, простая ты душа! Волки там да медведи. Разорвут они тебя, косточек не оставят. Не ходи ты в лес.
– Как же я могу ослушаться? Хуже волка она нас с тобой изведет. Лучше уж я одна погибну.
– Не бывать этому! – крикнул Микаль, и в голосе его прозвучал гнев. – Я с тобой пойду!
Зашли они в дальний дремучий лес. До того он густой оказался, что света дневного не видно: темень стоит, как в сумерки. Стонет кто-то жалобно ухает грозно, крадется, под ногами ветки похрустывают, злые голоса улюлюкают.
Прижалась Аннушка покрепче к мужнину плечу, побледнела еще заметней, а молчит. Микаль топорище в руке сжимает, зорко за кустами следит: не покажется ли где кровожадная пасть, не заблестят ли голодные глаза.
Так плечо к плечу дошли они до древнего дуба. Закинул Микаль веревку на высокий сук, забрался по ней на дуб, а потом Аннушку поднял.
Постучала Аннушка ножницами по гулкому стволу, и тотчас сбежались медведи косматые и волки поджарые. Окружили они дуб тесным кольцом. Медведи полезли человечину добывать. Подобрались к Аннушке. Едва один за подол зубами не ухватил. А Микаль его топором по оскаленной морде – хрясь!
Медведи кубарем один на другого. И снова лезут. Снова их Микаль топором рубит, жену и себя защищает.
Бесились, бесились звери. Между собой сгоряча подрались. Вес бока друг другу ободрали и разбежались.
Слезли Микаль с Аннушкой с дуба, набили полный мешок шерсти и вернулись домой невредимые. Увидела Египеча, что ее сын жизни не жалел ради жены, и пуще прежнего возненавидела сноху.
Прошел день-другой, посылает свекровь Аннушку за бердом.
– За Камой-рекой, за гнилым болотом, за широким полем, стоит в лесу сторожка лесника. Живет в ней моя старшая сестра. Так вот, пойдешь ее навестить, бердо попросишь. Без провожатых пойдешь: Микаля-то я на базар отправила.
Делать нечего. Взяла Аннушка свой пестерь, положила в него кусок мяса, масла коровьего в белую тряпочку завернула, калачей белых, крынку сметаны, табаку нюхательного для старухи. Одела Аннушка белый платок, взглянула на дорогу, по которой ушел в город ее муж, и пошла разыскивать лесную сторожку.
Подошла Аннушка к широкой Каме-реке, а другой берег еле виден в тумане. Как туда без лодки перебраться? Села она на берегу, пригорюнилась: назад воротиться – свекровь укорами изведет, а реки ей с пестерем не переплыть. Смотрит: стая гусей к ней летит. Окружили ее гуси, шипят, шеи вытягивают, вот-вот за ноги щипать начнут.
– Гуси, гуси, я вам ситнички припасла, – сказала Аннушка и стала ситники крошить и гусей потчевать.
Наелись гуси и говорят:
– Хотели мы тебя до смерти защипать, да больно ты добрая. Все ситники нам скормила. Мы тебя отблагодарим. Садись к нам на спину, на тот берег перенесем.
Так они и сделали. Забралась Аннушка на спину самого большого гуся, и поплыли они на другой берег Камы. А пестерь другой гусак в клюве перенес. Вышли они на берег, помахали Аннушке крыльями и улетели.
Подошла Аннушка к болоту, а дороги не знает, стала с кочки на кочку прыгать. Вдруг выскочили из густой осоки голодные псы, окружили они Аннушку, зубами щелкают, к горлу подбираются.
– Собачки, собачки, пощадите меня, я вам мяса принесла, – сказала Аннушка. И бросила собакам телячью ногу. Накинулись голодные псы на телячью ногу, мигом разодрали ее на клочки.
– А ты добрая! – сказали они и помахали хвостами. – Нам никто еще такого вкусного мяса не давал. Пойдем, мы тебя через болото проводим.
Провели собаки Аннушку через гнилое болото, а в лес идти побоялись.
– Мы с волками не в ладах, – сказали они.
За болотом раскинулось широкое поле, на котором, словно часовой, стояла береза. Поднялся тут сильный ветер. Зашумела береза, замахала гибкими ветвями.
– Не пущу, не пущу тебя дальше, ветками исхлещу.
– Березка, березка, я тебе белую косынку в подарок принесла.
– Ишь ты! Косынку? – недоверчиво сказала береза. – А я собралась тебя ветками исхлестать. Ну, проходи тогда, коли такая добрая. А косынка мне пригодится. Давно уж принарядиться хотелось.
Пересекла Аннушка широкое поле и вошла в дремучий лес.
Лесника-то давно и в живых не было, осталась от него лишь ветхая сторожка, в которой поселилась злая старуха. Вот лес и одичал. Стали в нем водиться волчьи стаи, медведи повадились разбойничать, совы гнезда разорять. И пожары здесь случались, и дела темные, непонятные. Сумеречно, сыро было в запущенном лесу.
Замелькали вдруг зеленые огни между деревьев, заметался, аукнулся волчий вой, и Аннушка оказалась в зверином кольце.
– А-а-а! Тебя-то мы и поджидаем, голубушку, – сказал самый матерый волчище. – Есть у нас строгий наказ доставить тебя к хозяйке. Пытать тебя будут.
– За что же меня пытать? – ужаснулась Аннушка. – Что я плохого людям сделала?
– Нам это не ведомо, – рыкнул волчий вожак. – Пошли!
Жадными глазами поглядывали на нее волки, но, видно, не смели ослушаться строгого приказания колдуньи. Кто же, как не колдунья, может распоряжаться зверями и сама творить зло! Первый раз за все время поникла Аннушка головой. «Почему это так бывает в жизни, что одним достаются только радости, а другим одни печали?» – думала она.
Привели волки пленницу к черной, покосившейся избушке с одним оконцем.
– Дальше одна иди, – сказал вожак, – нам запрещено. Да не вздумай убегать! От хозяйки никто еще не убежал. Беглецов нам позволено в клочья рвать без разбору.
Заглянула Аннушка в оконце – никого, постучала – не отзываются. Толкнула она дверь легонько и шагнула через порог.
– Жжжживой отсюда не воротишься! – проскрипела дверь.
– Что это ты так скрипишь, дубовая? Давно, видно, тебя не смазывали! Маслице вот у меня тут есть, дай я тебя смажу.
– Добра-а-а, – еще раз скрипнула дверь и затихла.
Оглядела Аннушка колдовское логово, и жутко ей сделалось: кругом скелеты, чучела, головы зверей и птиц, а посредине избы огромный котел с кипящей смолой.
С печки на нее уставился облезлый черный кот:
– Мя-а-асо пришло, мя-а-асо!
– Что ты говоришь! Какое же я мясо? Я Аннушка.
– Мя-а-асо! Хозяйка сделает из тебя мя-а-асо. Только мне она отдает одни кости. Она сварит из тебя колдовское зелье. Но сначала тебя будут пытать.
– За что же меня пытать?
– Как за что? Мя-а-конькая!
– Ну, зачем? По-моему, ты одичал, котик, дай я тебя поглажу.
– Мя-а-асо!
– Покушай вот лучше свежей сметанки. Я всю ее тебе и отдам, нечего ее старухе беречь. Вот так.
– Мур-мур-мур, – сказал кот, – неслыханной вкусноты штука.
– Это не штука, а сметана. Понравилась?
– Мур-мур-мур, старая карга кормит меня объедками.
– А-а-а! Пришла, мое солнышко! – услышала вдруг пленница, и из печки выскочила скрюченная старушонка. – Тебя-то мне и не доставало. Говори! – взвизгнула она. – Чем околдовала моих верных псов? Кто научил тебя ворожить? Сознавайся!
– Я не умею колдовать, – ответила Аннушка. – Меня прислала к тебе свекровь, твоя сестра. Как поживаешь, тетушка?
– Хе-хе-хе, «тетушка», говоришь? Отвечай! – снова взвизгнула она. – Чем очаровала злых гусаков, что не тронули тебя. А береза? Что она, с ума спятила на старости лет! Завтра же прикажу ее сжечь!
– Не надо, пожалуйста, она такая славная!
– Ах, ты еще заступаться! В котел ее!
В это время за окном раздался протяжный совиный крик. Колдунья вихрем вылетела из трубы. Что-то нежданно-негаданно стряслось и ее владениях.
– Что же ты стоишь? Беги! – крикнул кот.
Аннушка кинулась из страшного дома, и дверь бесшумно отворилась, пропуская ее. Кажется, она даже вздохнула. Может, ей тоже захотелось убежать! А кот выпрыгнул в окно и побежал следом за беглянкой. И ему опостылели мрачная изба и скупые объедки.
Легко сказать: беги! А куда? Кругом черной стеной стоял хмурый лес. Ни дорожки, ни тропинки.
– Сюда! Сюда! – поманил кот.
Аннушка бежала изо всех сил, но скоро она услышала волчий вой и звуки погони. Волки настигали ее. Уже слышно было их хриплое дыхание…
«Табак! – подумала Аннушка. – Нужно высыпать нюхательный табак!»
Она выхватила из пестеря пачку и высыпала ее через плечо. К счастью, ветер дул ей в лицо. Она слышала, как взвыли волки, которым табак попал в нос и в глаза. Погоня отстала.
Вот и кончился лес. Только волки снова хрипят за спиной. Еще немного, и начинается болото, а там голодные собаки. Неужели и они кинутся на нее. раз нет больше мяса, чтоб утолить их голод?
Аннушка еле добежала до болота, когда оттуда выскочила стая псов и кинулась навстречу волчьей погоне. Они с визгом сцепились и начали грызться, как заклятые враги, одни за страшную колдунью, другие за добрую Аннушку. «Хорошие собачки, – с благодарностью подумала беглянка, – они ценят добро».
Наконец-то Кама-река! А где же гуси! Как перебраться через поток воды? И вдруг – шум и свист крыльев. Целая туча гусей. Они подхватили измученную беглянку и легко перенесли ее на безопасный берег.
Выскочила колдунья из болота, мечется по берегу, не может сообразить, как через реку перебраться. Вдруг вспомнила: бросила на воду платок, села на него и поплыла. Но на середине реки на нее налетела стая диких гусей и опрокинула злобную старуху в воду. Тут и пришел ей конец.
Прибежала Аннушка домой чуть жива от усталости и страха. Увидела ее Египеча, поняла все и упала перед ней на колени:
– Прости меня, сношенька Аннушка, – взмолилась она, – думала я тебя извести-уморить. Но, вижу, победила ты мою злобу. Доброта твоя чуть было не сгубила тебя, она же тебя и спасла. Будешь теперь ты жить долго и счастливо. Я вам мешать не стану, уйду куда глаза ведут…
Тут и Микаль с базара воротился, увидел он жену целой и невредимой и едва не расплакался от радости. «Никогда больше не оставлю тебя одну». – поклялся он. И, говорят, сдержал свое слово.
СКАЗАНИЕ О КОКШЕ-ПАТЫРЕ
Марийская сказка
– А РАССКАЖУ я вам, дети, почему эту речку нашу Кокшагой зовут… Было это в давние времена. На этой самой реке жил злой-презлой владыка Вараш, а послал его сюда сам царь:
– Иди, Вараш, на берега лесной реки и ставь крепость. Леса там неоглядные, зверем пушным богатые, а люди вокруг живут своевольные. Ты призови их ко смирению.
Поехал Вараш на берега лесной реки, срубил крепость, поставил на ее башнях пушки и отдал приказ всем местным людям промышлять белку, лису, горностая и привозить ему драгоценную пушнину. А тех, кто воле его не подчинялся, слуги Вараша хватали, пороли розгами, а особенно строптивых бросали в колодец сорока саженей глубины.
Застонали лесные люди под пятой Вараша, но никто не мог воспротивиться жестокой силе.
Долго ли, коротко ли жили так, но вот в одном лесном илеме у бедных родителей появился на свет мальчик. Назвали его Кокша. Отец сплел ему лыковую колыбельку и подвесил в правом углу избушки, поближе к очагу.
В первую же ночь около колыбельки появился богатырь Кугурак. Он склонился над ребенком и сказал:
– Возьми, Кокша, мою силу, а смелости научит тебя отец.
На вторую ночь к люльке склонился богатырь Чоткар:
– Бери, Кокша, мою ловкость, а доброту ты получишь от своей матери.
На третью ночь к зыбке явился богатырь Акпатыр:
– Я отдаю тебе свою мудрость, Кокша, а любить нашу землю тебя научит народ.
С этой поры Кокша стал расти не по дням, а по часам. За двенадцать суток он превратился в высокого, широкоплечего парня – в настоящего богатыря. Отец дал ему лук и стрелы, велел идти на охоту. Кокша натянул тетиву и пустил стрелу вверх. Со звоном лопнула тетива, а стрела улетела выше облаков и не вернулась на землю.
Пошел Кокша в кузницу и отковал наконечник для стрелы весом в полтора пуда. На обратном пути он вырвал молодой дубок и сделал из него лук. А из жил убитого им лося свил тетиву. Приладив наконечник к стреле, Кокша решил испытать лук. Он натянул тетиву и выстрелил в вековое дерево. Стрела прошила дерево насквозь, и оно раскололось.
Не прошло и недели, как слуги донесли Варашу о чудо-богатыре. Понял владыка, что Кокша не простит ему и поднимет народ.
– Надо отнять у него силу богатырей, – сказал он слугам и научил их, как это сделать.
Однажды Кокша ушел на охоту далеко от илема. Подручные Вараша в том месте, где Кокша переходил лесную реку, сделали прорубь, а когда мороз затянул ее тонким ледком, засыпали снегом. Возвращаясь с охоты, Кокша провалился в прорубь. Тяжелые стрелы потянули его на дно…
Но вдруг он услышал голос:
– Вспомни о силе Кугурака. Встань на дно и оттолкнись.
И вдруг подручные воеводы в страхе увидели, как вспучился лед, раскололся на несколько льдин, и Кокша вышел на берег.
«Все равно ему конец, – подумали подручные, – Кокше негде обсушиться, и сильный мороз доконает его».
Понял и Кокша, что конец приходит ему. Одежда сразу обледенела. Но тут он снова услышал голос:
– Вспомни о ловкости Чоткара. Вставай на лыжи и беги.
Кокша надел лыжи и во весь дух помчался к дому. На бегу он вспомнил предание о том, как Чоткар, пока жена кипятила воду для ухи, успевал на лыжах сбегать на озеро в сорока верстах от дому, наловить рыбы и вернуться обратно. Кокша бежал так быстро, что добыча сварилась и пригодилась на ужин.
Разгневался Кокша, когда узнал о коварном замысле Вараша.
Он пришел к крепости и крикнул:
– Если ты, Вараш, не трус, выходи биться со мной один на один!
– Если ты не трус, то заходи в крепость, – ответил Вараш. – Мы сразимся здесь.
Кокша зашел в крепость. Он не знал, что силу Кугурака он израсходовал подо льдом, а ловкость Чоткара – в беге на лыжах.
Как только закрылись ворота крепости, на Кокшу накинулась стража. Схватка была долгой и яростной, но врагов было много, и Кокшу заковали в цепи, на ноги надели кандалы.
– Бросьте его в сорокасаженный колодец! – приказал Вараш…
Долго ли, коротко ли просидел Кокша, но однажды на край сруба села Сорока-белобока. Обрадовался Кокша, просит сороку:
– Сорока-белобока! Передай моим родным, что я у Вараша в колодце. Пусть они выручат меня.
– Глупых я не выручаю, – ответила легкомысленная Сорока. – Ты сам зашел в логово зверя.
И улетела.
Много ли, мало ли прошло дней, сел на край сруба Коршун.
– Коршун! Коршун! Передай отцу-матери, что я в цепях и брошен в колодец.
– С какой стати? – ответил Коршун. – Я дружу с Варашом и кормлюсь теми, кто брошен в колодец. Скоро придет и твой черед.
И тоже улетел.
А время идет и идет. Все больше и больше слабеет Кокша. И уж когда казалось, что нет надежды на спасение, сел на сруб белый Гусь.
– Друг, выручи меня. – простонал Кокша. – Передай…
– Знаю, чего ты хочешь, Кокша. Глупая тараторка Сорока всем болтает, что ты у Вараша в яме, но ты же знаешь, что ей никто и никогда не верил. Не поверили и твои родители. Разве ты не знаешь, что прошло больше пяти лет?
– Все равно скажи, тебе поверят.
Гусь спустился в колодец, вырвал из своего крыла перо и подал Кокше. Тот смочил перо в кровавой ране от кандалов и написал на белоснежном крыле птицы свое имя.
И тогда о страданиях богатыря узнали во всех лесных илемах. Самые старые и самые мудрые собрались на совет и стали думать, как помочь Кокше-патыру…
Однажды у Вараша был какой-то праздник. Вдруг перед воротами крепости появилось стадо быков.
– Прими наш праздничный дар, владыка, – сказали старейшины. – Мы хотим заколоть этих быков и угостить твоих храбрых воинов.
– Ладно, – сказал жадный Вараш. – половину быков заколите и сварите в котлах на дворе, а остальных загоните в мои хлева.
Старейшины разожгли костры, забили быков, сняли шкуры и положили около колодца. Подручные воеводы до отвала наелись вареного мяса и завалились спать. Ночью, когда все в крепости спали, старейшины разрезали бычьи шкуры, связали их в один длинный прочный ремень и спустили в колодец. Кокша обвязался концом сыромятного ремня, и его вытащили.
Под покровом ночи старейшины вывели Кокшу из крепости. Пока богатырь поправлялся и набирался сил, кузнецы сковали из цепей и кандалов мечи и наконечники для стрел. Собрались воины со всех илемов, а во главе ратного войска встал Кокша.
Вскоре злой Вараш и его приспешники были изгнаны, и народ объявил Кокшу своим вождем…
С тех пор эта лесная речка и зовется Кокшагой.
СЕРЕБРОЗУБАЯ ПАМПАЛЧЕ
Марийская сказка
КОГДА-ТО давным-давно жил в марийском лесном краю бедный старик-охотник.
Старуха его умерла, старшая дочь вышла замуж и уехала за дальние леса, на высокую гору, а при нем осталась одна младшая дочка, светлая, как звезда, и прекрасная, как луна, Сереброзубая Пампалче.
Очень любил старик свою меньшую дочь, души в ней не чаял.
Так и жили они: старик охотился, ловил рыбу, а Пампалче собирала в лесу грибы и ягоды.
Однажды утром старик пошел на лесное озеро ловить рыбу, а Сереброзубая Пампалче отправилась в лес.
Набрела Пампалче на полянку, красную от спелой земляники, и принялась собирать ягоды в лукошко.
Рвет она ягодку за ягодкой, складывает в лукошко и поет:
Там, где ясное солнце восходит,
Разгорается алая зорька.
Разгорается зорька,
Солнце восходит,
Согревает зеленую землю.
Подняла Пампалче голову, посмотрела вокруг, увидела на дереве серую кукушку, улыбнулась ей и снова запела:
Ловит в озере рыбу отец,
А я на полянке
Каждый день
Собираю землянику в лукошко,
Среди белых цветов
Собираю в лесу землянику.
Наполнилось лукошко доверху ягодами, и пошла Пампалче домой.
Идет по лесной дороге и видит: растет у дороги темная ель, а на ели сидит черный коршун, машет черными крыльями, кивает девушке головой. Плохая примета – встретить коршуна, не к добру эта встреча.
Остановилась Пампалче. спросила тихим голосом:
– К чему повстречался ты мне, черный коршун? Что киваешь мне?
Ничего не ответил ей коршун.
Не знала Пампалче, не ведала, что в это самое время с ее отцом случилась беда.
Захотелось старику пить, наклонился он над озером и коснулся воды губами. Вдруг пошли по озеру черные волны, забурлила вода, и высунулась из темной глубины черная ручища, схватила старика за бороду и потянула в озеро.
Испугался старик, стал молить грозного Водяного владыку:
– О, великий, грозный Водяной владыка! Не губи ты меня, отпусти домой!
Отвечает старику Водяной владыка:
– Я отпущу тебя домой и позволю тебе ловить рыбу во всех моих озерах, если отдашь за меня замуж свою дочь Сереброзубую Пампалче!
Заплакал старик и согласился отдать Пампалче замуж за Водяного владыку.
– Отдам, отдам! – говорит. – Привози двенадцать пайданов[4]4
Пайдан – деревянное ведро.
[Закрыть] браги, двенадцать пайданов пива, и отпразднуем свадьбу.
Отпустил Водяной владыка старикову бороду и сказал:
– Иди домой да смотри не забудь своего обещания! Завтра жди меня в гости.
Поплелся старик домой. Идет, спотыкается и думает горькую думу. Тяжело ему расставаться с дочерью, не знает, как сказать Пампалче про то, что обещал отдать ее в жены Водяному владыке.
Спрашивает отца Пампалче:
– Отчего ты невесел, батюшка?
Старик вздохнул и отвечает:
– Обвалились ступеньки у нашего крыльца. Чем их чинить – не знаю…
– Не горюй, отец, завтра починим крыльцо, я уже и доски припасла. А отец и головы не поднимает, еще ниже клонится. Снова спрашивает его дочь:
– Почему ты, батюшка, стал еще грустнее?
– Да вот сгнила крыша…
– Это не беда! – отвечает Пампалче. – И крышу перекроем…
Тут старик заплакал и открылся ей:
– Обещал я, дорогая моя доченька, отдать тебя замуж за Водяного владыку. Завтра придет он сюда и заберет тебя в свое подводное царство.
Плачет старик, а дочь его утешает:
– Не горюй, отец! Уйду я от Водяного владыки к моей старшей сестре, что живет за дальними лесами на высокой горе.
Чтобы никто не узнал ее, надела Пампалче самый старый и рваный кафтан, залепила свои серебряные зубы еловой смолой.
– Дочь моя, – сказал ей на прощанье отец, – пусть беда обойдет тебя стороной!
Поклонилась Пампалче отцу, обняла его и тронулась в далекий путь – за дальние леса, к старшей сестре своей.
Идет Пампалче по темному лесу, идет по топкому болоту, днем просит солнышко указать ей прямую дорогу, темной ночью просит ясный месяц осветить ей путь.
Красное солнышко ей дорогу указывает, месяц ночью путь освещает.
На другой день вдруг слышит Пампалче впереди на дороге конский топот, слышит – рога трубят.
Спряталась она в частых кустах, легла на мягкий мох.
Видит Пампалче: по дороге едет Водяной владыка.
Едет он на черном жеребце, по обеим сторонам идут юноши в белых кафтанах и несут зеленые березовые ветви.
Ту-у, ту-у! – громко трубит Водяной владыка в золотой рог, так громко, что деревья дрожат и птицы замолкают.
Зарылась Пампалче в мох. Водяной владыка не заметил ее, проехал мимо.
Поднялась Пампалче. побежала дальше.
Повстречались ей девушки в зеленых свадебных кафтанах, в обшитых блестками свадебных платках.
– Куда идете, сестрицы? – спрашивает их Пампалче.
А девушки отвечают ей песней:
Идем за невестой,
За красивом невестой с серебряными зубами.
Светлой, как звезда.
Красивой, как луна.
Идем за Сереброзубой Пампалче,
Чтобы увезти ее к Водяному владыке.
– Идите, идите, она вас давно поджидает, – сказала им Пампалче и побежала дальше.
Повстречались ей мужчины в свадебных вышитых рубахах.
– Куда идете, дядюшки? – спрашивает их Пампалче.
А мужчины отвечают ей песней:
Идем за невестой.
За Сереброзубой Пампалче.
Красивой, как луна.
Светлой, как звезда
Несем с собой двенадцать панданов браги.
Несем с собой двенадцать пайданов пива.
– Идите, идите, – говорит им Пампалче, – невеста нас ждет не дождется.
Повстречались ей женщины – на головах лисьи шапки, на груди серебряные ожерелья.
– Куда идете, тетушки? – спросила их Пампалче.
А женщины отвечают ей песней:
Идем за невестой.
За Сереброзубой Пампалче.
Светлой, как луна.
Прекрасной, как солнце.
Есть у нам двенадцать панданов меду.
Есть у нас двенадцать панданов масла.
– Идите, идите, – говорит им Пампалче, – она совсем заждалась. Бежит Пампалче по лесу, а навстречу ей плетется, ковыляет старуха, такая дряхлая, что от старости вся мохом обросла.
– Куда идешь, бабушка? – спросила Пампалче старуху.
Старуха прошамкала глухим голосом:
Иду за невестой.
За красивой невестой с серебряными зубами.
Румяной, как спелая клубника.
Светлой, как солнце.
Иду на свадьбу гулять.
Буду петь и плясать.
Засмеялась Пампалче, отвалилась еловая смола, заблестели серебряные зубы.
– Я узнала тебя! Ты Сереброзубая Пампалче! – закричала старуха и вцепилась в Пампалче костлявыми пальцами. – Из моих рук не уйдешь, я сама отведу тебя к Водяному владыке.
Вырвалась Пампалче и побежала.
Бежит Пампалче. летит, словно птица, а старуха не отстает от нее ни на шаг, потому что это была не просто старуха, а злая ведьма Вувер-кува.
Добежала Пампалче до дальнего леса, до высокой горы, нет у нее уже сил бежать дальше, а Вувер-кува вот-вот догонит и схватит ее.
Влезла Пампалче на высокую сосну и запела:
Ой, сестрица, сестрица.
Спусти мне шелковую лестницу!
Не то поймает меня Вувер-кува
Отдаст в жены Водяному владыке.
Подбежала Вувер-кува к сосне, отломила свой костлявый палец, выдернула свой кривой зуб, сделала топор и стала рубить под корень сосну, на которой сидела Пампалче.
– Ой, сестрица, сестрица! —
поет Пампалче.
А сестра отвечает ей с горы:
– Подожди, сестрица, я шелковый клубок разматываю.
В это время вышел из лесу медведь. Жалко ему стало Пампалче, подошел он к Вувер-куве и говорит ей:
– Дай порублю сосну, а ты отдохни.
Отдала Вувер-кува топор медведю, а сама легла под куст и заснула. Медведь взял топор и забросил его в озеро.
Проснулась Вувер-кува – нет ни медведя, ни топора, только круги но озеру идут.
Рассердилась старуха, одним глотком выпила всю воду из озера, достала со дна топор и опять принялась рубить сосну.
Пошел по лесу страшный шум и стук, задрожала высокая сосна, а Пампалче запела еще громче:
Ой, сестрица, сестрица.
Спусти шелковую лестницу!
Не то поймает меня Вувер-кува.
Отдаст и жены Водяному владыке.
А сестрица снова отвечает ей с высокой горы:
– Подожди, сестрица, я шелковую лестницу плету.
Услыхала песню Пампалче рыжая лиса, прибежала под сосну и говорит Вувер-куве:
– Ты устала, бабушка! Дай-ка мне топор, я помогу тебе, сосну порублю.
Дала Вувер-кува рыжей лисе топор. А той только этого и нужно было: схватила она топор, стукнула один раз по сосне, а в другой раз размахнулась и закинула топор в озеро.
Снова Вувер-кува выпила всю воду из озера, достала топор со дна и принялась сама рубить сосну.
И опять запела Пампалче:
Ой, сестрица, сестрица.
Спусти мне шелковую лестницу!
Не то поймает меня Вувер-кува.
Отдаст в жены Водяному владыке.
Ничего не ответила ей сестра.
Затрещала сосна, стала валиться, но тут опустилась сверху шелковая лестница. И поднялась по ней Сереброзубая Пампалче на высокую гору, к старшей сестре своей.
Как увидели звери лесные, что Сереброзубая Пампалче спаслась, обрадовались. пустились в пляс. Запели и зеленых ветвях голосистые птицы, а на высокой горе весело запела Пампалче:
По блестящей шелковой лестнице
Поднялась и на высокую гору —
Не поймает меня Вувер-кува.
Не достанет Водяной владыка.
