Текст книги "Там что-то есть"

Автор книги: Надин Гордимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Надин Гордимер
Там что-то есть

Стэнли Доброу удалось-таки, при помощи фотоаппарата «Кэнон» – одного из трех, подаренных ему на конфирмацию, – сфотографировать эту тварь. Он сделал это! Пообещал – и сделал. Шарон с Хилтоном могут подтвердить.

В сущности, все, что они видели, это как он пулей выскочил из бассейна и ринулся в дом за камерой, оставляя мокрые следы на лестнице, покрытой новой ковровой дорожкой. Да еще две схлестнувшиеся верхушки деревьев. Негусто…

Только много позже, когда и другие стали утверждать, будто видели это или похожее на него существо либо сталкивались с результатами его появления в пригородах (в одном месте оно загрызло роскошного персидского кота, в другом нашли останки растерзанной четырнадцатилетней таксы), – тогда только отец Стэнли поверил сыну и позвонил в редакцию, чтобы рассказать о сенсации.

«Хищный монстр резвится в богатых предместьях», – озаглавил свою заметку один из заместителей редактора массовой воскресной газеты, недавний выпускник университета. Первый зам нашел выражение «хищный монстр» слишком претенциозным и заменил «диким зверем», к тому же поставил в конце фразы вопросительный знак. В заметке рассказывалось о том, как тринадцатилетний школьник первым увидел чудовище и попытался запечатлеть на фотопленке.

Фамилия Стэнли, лишившаяся последнего слога еще в 1920 году, когда его прадед Лейб Добровский эмигрировал из Литвы, впоследствии претерпела еще одну метаморфозу, превратившись в Доброва. Мать мальчика добросовестно исправила эту ошибку во всех газетных вырезках, которые затем разослала родне: свекрови, заграничному кузену и семье дальних родственников, тех самых, что подарили мальчику «Кэнон». Посыпались звонки: «Это правда, что про Стэна написали в газете? Что он там все-таки увидел?»

По мнению одного ветеринара, следы от зубов, оставленные зверем на трупиках домашних любимцев миссис Шины Маклеод, были в точности такими, как после укуса дикой кошки. Менее сотни лет назад она, называемая также виверрой, или циветтой, в больших количествах водилась в окрестностях Йоханнесбурга. Известно, что представителям фауны свойственно возвращаться в места обитания их предков. Помните самоубийственный заплыв пары слонов? Они отправились искать древние площадки для брачных игр, а те давным-давно стали дном искусственного моря.

Бывший владелец зоомагазина высказал в «Ридерс ревью» догадку о том, что пресловутый зверь – почти наверняка одичавшая обезьяна, чей-нибудь беглый питомец. Свидетели дружно возразили: хищник был гораздо крупнее, хотя и вполне мог относиться к семейству обезьян. Стэнли Доброу и его друзья дали описание его морды, мелькнувшей меж деревьями и отразившейся в воде плавательного бассейна: темная, с глубоко посаженными глазами. Что именно его спугнуло – резкий ли рывок Стэнли или рокот гусеничного вездехода, очищающего берег от грязи, – на этот счет друзья не пришли к общему мнению.

Как бы там ни было, это происшествие приятно отличалось от привычных, порядком надоевших новостей. Сплошные забастовки, грызня между фракциями в правительстве, еще недавно казавшегося столпом нерушимой власти; споры из– за границ, которым вроде бы полагалось служить гарантией мира и процветания; студенческие бунты; фермеры, недовольные низкими ценами на их продукцию; потребители, вынужденные все больше платить за хлеб и кукурузу; новые оскорбления нации в виде бойкота и грубого досмотра южноафриканских рыболовных судов в связи с обвинениями в нарушении границы территориальных вод. Поговаривали, будто местная рыбная промышленность терпит крах из-за браконьерства со стороны русских – еще один повод для тревог!

И вдруг – этот случай в окрестностях Йоханнесбурга! Обыватели словно вернулись в старые добрые времена, еще до того, как черных стали называть «мистер» и под влиянием коммунистов обвинять во всех грехах белых. То ли дело раньше, когда газеты печатали милые сердцу истории о тыквах-великанах и – это миссис Наас Клоппер особенно хорошо запомнила с детства – льве, который мирно уживался в одной клетке с маленьким фокстерьером. Эта, условно говоря, обезьяна давала обильную пищу для размышлений и пересудов потому, что имела отношение к вашей собственной жизни (представьте себе, какой ужас – увидеть монстра в собственном дворе!), а не к тому далекому, почти несуществующему миру, который вы никогда не видели и не увидите, как, например, штаб-квартиру Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке или черные гетто – Соуэто.

Миссис Наас Клоппер (как она всегда называла себя, хотя ее звали Эстер) узнала о монстре из «Трансваальской газеты», которую читала, сидя у себя в гостиной и ожидая, когда сварится рис к обеду. Она очень любила эту гостиную и весь свой «милый дом» с комнатами на разных уровнях, построенный Наасом в соответствии с ее художественным вкусом пятнадцать лет назад, когда его агентство по продаже сельскохозяйственных участков только-только начало приносить доход. Расположенный на задворках небольшого города– спутника, дом имел все удобства и ничем не уступал богатым особнякам в фешенебельных районах Йоханнесбурга и Претории. Рис варился в полностью электрифицированной кухне с микроволновой печью и холодильником. К спальням примыкали ванные комнаты с зелеными и розовыми стенами, увешанными кашпо с декоративными растениями. На окнах гостиной, где хозяйка восседала на обтянутой бархатом поролоновой софе, красовались пластиковые венецианские жалюзи пастельных тонов, дедероновые занавески и бархатные гардины в тон. Все двенадцать обеденных стульев были заботливо покрыты чехлами из кружева с узором в виде пастушков и пастушек, собственноручно связанного хозяйкой. Засушенные цветы и панно из ракушек – тоже ее работа; она же связала крючком петли с кисточками для цветочных горшков, подвешенных над плетеной мебелью на застекленной террасе. А медные декоративные тарелки она приобрела во время поездки в Виктория-Фоллс, когда Родезия еще называлась Родезией. Телевизор был вставлен в резной корпус. Табуреты вдоль мини-бара имели туземный колорит: они были обтянуты шкурой собственноручно подстреленной Наасом антилопы пала, Во дворе Наас устроил плавательный бассейн в форме палитры – точно такой же, как тот, расположенный в сорока километрах отсюда, где плавали Стэнли Доброу и его друзья.

Вместе с тем, в их обители витал неистребимый дух унылого крестьянского дома, в котором Наас провел детство. Он не любил вспоминать об этом с тех пор как перешел границу между крестьянином и коммерсантом, между прошлым, в котором буры[1]1
  Бур (самоназвание – африкандер, или африканер) – житель Южно-Африканской Республики голландского происхождения.


[Закрыть] занимались исключительно сельским хозяйством, а уитлендеры[2]2
  Уитлендер – «пришелец, «неафрикандер» (лицо неголландского происхождения, обыкн. англичанин).


[Закрыть] торговлей, и настоящим, когда африканеры заняли господствующее положение в развитой индустриальной стране, став предпринимателями, биржевыми брокерами, пивными миллионерами – одним словом, «коммерсантами». И все же при строительстве дома из подсознания выплыли воспоминания о длинных темных коридорах в доме его матери.

Он застал миссис Наас в коридоре с голыми стенами – та направлялась на кухню, чтобы откинуть рис.

– Эстер, ты не могла бы на скорую руку приготовить нам кофе или чай?

– У меня как раз поспел обед.

В поведении мужа было что-то неестественное; она называла это «напускать на себя» – так бывало, когда он занимался бизнесом. У него не было времени снять с себя официальный вид, как он снимал шляпу, входя через кухню с улицы.

– Кто с тобой?

– Молодая супружеская пара. Это насчет усадьбы Клейнхенов. Они остались в машине. Отопри парадную дверь,

– А почему – «чай»?

– Они разговаривают по-английски.

Хороший бизнесмен обо всем подумает, с улыбкой подумала жена. А хорошая хозяйка всегда готова к приему гостей. Покачиваясь на высоких каблуках, она пошла отпирать резную дверь в испанском стиле. Мистер Клоппер забежал в туалет и снова вышел через кухню. Она тем временем поставила на стол блюдо с домашним глазированным печеньем на любой вкус – хоть английский, хоть какой.

Водрузив на стол чайник и расставив на вышитой крестиком скатерти чашки, миссис Наас явственно ощутила запах чужих тел, идущий от парадной двери и пробивавшийся сквозь хвойный аромат освежителя воздуха. В доме не было прислуги – три раза в неделю жена садовника приходила делать уборку, а прачка работала в специальном флигеле, – так что она сразу чувствовала, когда в ее «милом доме» появлялись посторонние.

Среди доносившихся с террасы голосов один был голос Нааса, говорившего по-английски с типичным акцентом африканера, отчего – подумалось ей – этот язык звучал мягче, добрее. Потом наступила пауза – видно гости, застенчиво улыбаясь, обдумывали информацию.

Стоило ей появиться в дверях, как молодой человек встал, чтобы взять у нее поднос. Ну точно – застенчивый! Вежливый, хорошо воспитанный.

В церемонии знакомства произошла заминка: Наас не был уверен, что правильно расслышал фамилию потенциальных клиентов, и жена тотчас пришла ему на выручку. Она приветливо обратилась к молодой женщине:

– Будьте любезны, повторите ваше имя.

Ответил молодой человек:

– Анна.

Миссис Наас засмеялась.

– Анна… Красивое бурское имя. А фамилия?

– Чарльз Россер, – представился он и поискал глазами, куда поставить поднос. Мисс Наас подвела его к кофейному столику и убрала вазу с цветами.

– Как вы любите, мисисс Россер, – с молоком или с сахаром? У меня еще есть лимоны из собственного сада…

Молодая женщина не стала дожидаться, чтобы ее обслужили, – вот что значит хорошее воспитание! Она поднялась и подошла помочь хозяйке – долговязая, и до чего ж худая! Вон, тазовые кости проступают сквозь жатый индийский ситец – в таких юбках нынче щеголяют все девушки. Помимо очков, лицо Анны Россер немного портил длинный нос – если бы не это, ее можно было бы назвать привлекательной. Она почти не пользовалась косметикой – только чуть-чуть подсинила веки. Кожа на лбу натянулась из-за связанных в тугой пучок прямых светлых волос.

– Хлопотное это дело – покупать недвижимость, – Наас знал все английские слова, относящиеся к делу, и никогда не говорил «дом», если существовал профессиональный термин. – Совершенно изматывает.

Молодой человек сделал глоток и улыбнулся хозяйке.

– У вас тут уютно.

– Еще бы! – воскликнула миссис Наас. – Когда я выбираюсь в город… можете мне поверить, по возвращении домой я буквально с ног валюсь. Вот почему мы обосновались здесь. Я сказала мужу: скоро там вообще ничего не будет, кроме машин, машин и мотоциклов…

– Причем это было сказано пятнадцать лет назад! – подхватил муж. – Теперь там и подавно дурдом. По выходным наезжают на автобусах банту со всей округи. Оберточную бумагу и пивные банки швыряют не глядя. Вы мудро поступаете, что подыскиваете что-нибудь подальше – не слишком далеко, так как хозяйке нужно ездить в супермаркет и все такое прочее; не хочется быть уж совсем отрезанными от…

– Я никогда не чувствую себя отрезанной! – подхватила миссис Наас. – Здесь так спокойно – и всегда есть чем заняться!

– Мы хотим взглянуть на усадьбу Клейнхена, – сообщил мистер Клоппер таким тоном, будто еще не говорил ей об этом.

– Правда? А я думала, вы как раз оттуда…

– Сейчас поедем. Просто я подумал: раз уж мы едем мимо, почему не заскочить домой, выпить по чашечке чаю?

– Там сейчас кто-нибудь живет?

– Нет, только старый слуга присматривает за садом.

Ведя разговор на английском, хозяева чувствовали себя персонажами какого-нибудь телесериала. Молодая пара больше помалкивала, совсем как внуки Клопперов, когда приезжали погостить – и почти все время торчали перед телевизором.

– Можно я себе еще налью? – стоя рядом с чашкой в руке, молодой человек напомнил ей – нет, не Доуи, тот унаследовал карие глаза Нааса и совсем ничего – по ее линии, а Германа, сына ее сестры Мими. Такая же блестящая светлая бородка, придающая ему мужественность. Небольшой розовый нос. И розовые губы – обветренные, как у мальчишки.

– Конечно, конечно! Берите еще печенье, не стесняйтесь! И вы, миссис Россер! В кухне еще целое блюдо. Все время забываю, что дети разъехались, – пеку больше чем нужно…

Девушка наконец-то улыбнулась.

– Спасибо, я возьму галету.

– Рада, что вам нравятся мои галеты – это старинный фамильный рецепт. Не сомневаюсь, усадьба Клейнхена придется вам по душе, мне лично там всегда нравилось. Наас – говорю, бывало, мужу, – вот где нам следовало бы поселиться! Конечно, здесь у нас чудесный дом, но он стал велик для нас двоих. Столько работы… и все на мне! Не выношу, когда в доме чужие люди. Не по мне это – запирать буфет с сахаром и чаем; лучше уж я буду все делать сама. Терпеть не могу, когда посторонние за спиной…

– Ну, здесь бояться нечего, – поспешил Наас исправить ее оплошность.

– Конечно, конечно, здесь совершенно безопасно. Я по целым дням одна, только собака во дворе, и то старая – вон, даже не шелохнулась, когда вы приехали. Бедняжка! Здесь тихо, не то что по другую сторону от города. Там не то что водопроводный шланг – даже забор унесут – все, что угодно! Но здесь… вас никто не побеспокоит.

Молодой человек все еще сомневался.

– Далеко отсюда до ближайших соседей?

– Нет, недалеко. В трех-четырех километрах усадьба Рейнеке – сразу за пустырем. Здесь есть небольшой пустырь, часть настоящего вельда[3]3
  Вельд, или велд – плато, степь.


[Закрыть], сразу за южной границей нашего участка.

– А с других сторон?

Молодой человек переглянулся с женой, которая сидела, сдвинув колени под длинной юбкой. Чашку она поставила на колени и, кажется, не очень внимательно слушала.

Ее муж улыбнулся хозяевам.

– Нам бы не хотелось жить за городом – и страдать от шума.

Наас расхохотался и, уперев руки в колени, доверительно наклонился вперед. За многие годы у него выработалась система жестов для каждой стадии заключения сделки.

– Вы не услышите ничего, кроме птичьего пения.

* * *

Во второй половине дня в четверг четверо знаменитых врачей: патолог доктор Милтон Кэроу, специалист по челюстно-лицевой хирургии Грэм Фрейзер– Смит, гинеколог Артур Метус и хирург-ортопед Дольф ван Гельдер – сошлись для партии в гольф на площадке в Хаутоне.

Все эти медицинские светила имели ученые степени, полученные дома и за рубежом. Их не вызывали к больным в любое время суток, как простых практикующих врачей; а так как многие молодые медики эмигрировали в более благополучные страны – Америку, Канаду, Австралию, – больным ничего не оставалось, как выздоравливать (срок предварительной записи был не меньше трех месяцев) или попросту умирать – в этом случае вступало в силу принятое Ассоциацией медицинских работников правило: за любой, даже несостоявшийся, ранее назначенный прием нужно платить.

В два часа дня великолепная четверка, издавна состоящая членами Хьютонского клуба, явилась на заранее – примерно за такой же срок – назначенную встречу по гольфу.

В тот день Фрейзер-Смит и ван Гельдер играли на редкость слаженно, зато Метус то и дело подводил Кэроу, и это служил источником веселья для всей компании. Ибо таков был стиль их общения – добродушное подтрунивание. Без ошибок было бы не над чем подтрунивать. Однако героем дня стал не Метус, прозванный за неуклюжесть «руки-крюки», а Фрейзер-Смит, неожиданно пославший мяч в гущу окружающих поле для гольфа деревьев.

Ван Гельдер застонал от досады. Фрейзер-Смит разразился проклятиями в собственный адрес, что еще больше развеселило Кэроу с Метусом. Потом Кэроу, запомнивший то место, куда полетел мяч, в самом добром расположении духа направился вместе с близоруким Фрейзер-Смитом в сторону деревьев.

– С какой стороны куста? Здесь? Сроду не найду этот поганый мяч. – Тридцать лет назад, на стажировке в больнице Гая в Лондоне, он набрался английских ругательств и с тех пор не упускал ни единой возможности попрактиковаться.

Ни высокая должность в клинике Мейо, ни постоянное участие в качестве почетного члена в международных конгрессах по судебной медицине не помешали Кэроу ответить с грубой простотой сына местечкового еврейского лавочника:

– Что, парень, хочешь, чтобы я заехал тебе по роже? Да вон же там, левее.

И вдруг в том месте, куда пялились оба крупных специалиста, кто-то – или что-то, стоящее на четвереньках – выпрямилось во весь рост. Его силуэт мешали разглядеть очертания деревьев. Был момент, когда он и Фрейзер-Смит смотрели друг другу в глаза. И вдруг «оно» пустилось наутек, ломая кусты и ветки. Кэроу завопил – довольно по-дурацки, как он сам потом был вынужден признать:

– Эй! Эй!

– Значит так, – делился он впоследствии своими впечатлениями в клубе, не жалея красочных подробностей, – я было решил, что он поймал мяч старины Грэма, и хотел сказать большое спасибо, потому как мы с Метусом играли как пара клоунов и еще неизвестно, как бы выкрутились…

Фрейзер-Смит был уверен в том, что «оно» вскарабкалось на дерево, хотя когда великолепная четверка подошла поближе, там никого не оказалось. Метус заявил: если бы не газетная шумиха по поводу обезьяны, у них бы даже мысли не возникло, что это не какой-нибудь безработный негр из алкашей, что залезают в кусты, дабы хорошенько нализаться. Вот вам еще одна проблема для содержателей клубов: никакой забор не спасает ни от бродяг, ни от мусора, который они после себя оставляют. Под тем самым деревом, на котором Фрейзер– Смит якобы видел… там валялась целая куча пустых банок из-под пива… В общем, в газетах сообщалось об обезьяне, а мы видели… что-то большое, черное… да, у него еще был шрам… сами знаете, как трудно разглядеть физиономию черномазого в тени между листьями.

Кэроу пробормотал себе под нос:

– Негр присел облегчиться, только и всего…

Но Ван Гельдер твердо стоял на своем.

– Это был не человек. И не простая обезьяна. Павиан.

* * *

Молодые не очень-то много рассказали о себе в тот день, когда Наас Клоппер водил их по усадьбе Клейнхена. По своему опыту он знал: это плохой признак. Клиенты, которым недвижимость с первого взгляда западает в душу, ведут себя, как им кажется, очень хитро, скрывая свою заинтересованность за разными мелкими придирками, чтобы сбить цену. Хватаются за любой недостаток, относящийся к местоположению и постройке. В этом случае, считай, сделка у тебя в кармане. Молчание же означает, что недвижимость чем-то не устраивает клиента, или он обладает сверхъестественной способностью читать мысли, потому что, черт возьми, сам Наас, собаку съевший на этом бизнесе, никак не мог проговориться, что это неважная покупка.

Чего только он не делал: отбивал ладонью ритм, словно вбивая им в голову разные подробности, дергал неподатливые от долгого бездействия дверцы буфета, проводил большим пальцем по крашеным стенам под аккомпанемент собственной болтовни о вместимости кладовок и идеальной чистоте, и при этом страстно желал одного: взять за шкирку и вышвырнуть к такой-то матери людей, совершенно не дорожащих его временем.

Но выражение лица девушки было не таким, как у хозяек, которые заранее настроились воспрепятствовать заключению сделки. Наас знал, что в первую очередь интересует женщин. Им нет дела до подгнивших водосточных труб или старой, ненадежной проводки. Главное – удобная кухня и будет ли их мебельный гарнитур хорошо выглядеть на террасе. Когда он демонстрировал застекленную веранду, из которой выйдет отличная комната для шитья или детская («Но у вас, кажется, нет мелюзги?» – «Нет»), она внимательно слушала и в полном соответствии с его инструкциями, водила по сторонам глазами, спрятанными за большими круглыми очками.

– Гостиная, – продолжал бубнить Наас, – получилась весьма своеобразной: две маленьких комнатки соединили в одну, в результате одна половина потолка оказалась украшена штампованной освинцованной чеканкой, а другая «осовременена» сосновой планкой и колесом от повозки, приспособленным под люстру.

Девушка улыбнулась, показывая ровные зубы, и медленно повела взглядом по комнате, поворачиваясь на пятках.

То же самое – с ее мужем. Естественно, его интересовали дворовые постройки. Большой сдвоенный сарай вполне мог послужить гаражом для двух машин. Захламлен, конечно – а чего можно ожидать, если там давно никто не живет, только иногда ночует старый слуга Клейнхена? Но мы все это уберем, нет проблем.

Наас кликнул старика, но флигель, где ему временно позволили жить, был заперт на висячий замок.

– Куда-то умотал. Как ни приду, его нет – это он так присматривает за усадьбой. Ну, а теперь… Я хотел показать вам флигель изнутри, но какая разница? Комната как комната… Может, вы тоже не захотите никого нанимать, как миссис Клоппер, будете управляться сами? Тем более что вы приезжие…

Мистер Россер спросил, велика ли комната во флигеле и нет ли в сарае еще какой-нибудь кладовки.

– Э… как я уже сказал, там всего одно помещение, хотя и не маленькое. Но можно поставить перегородку… хотите, я подошлю вам расторопных ребят? Это обойдется недорого. Да, еще свинарники – одно время Клейнхены держали свиней. Почистить их – плевое дело. Кстати, дружище, если в Англии у вас была ферма, вы же наверняка умеете работать руками, а? Привыкли что-нибудь ремонтировать? Ясно, не без этого! Да и рабочая сила в здешних местах – дешевле некуда. Знаете что, – он лукаво склонил голову набок, – вы с женой говорите по-английски не так, как прибывшие из Англии. Скорее как местные.

Жена посмотрела на мужа. На этот раз уже не он, а она ответила за него:

– Ну… да. Видите ли, мы на самом деле из Австралии. Австралийцы говорят по-английски так же, как большинство в Южной Африке.

Муж кивком подтвердил ее слова.

– Мы просто некоторое время жили в Англии.

– Так я и подумал. Я сказал себе: если они англичане, то из какого-то незнакомого мне графства, – Наас почувствовал, что контакт с молодой четой наконец-то налаживается. – Австралия – это хорошо. Прекрасная страна. Похожа на нашу. Только без наших проблем, – тут он позволил себе сделать паузу и покачать головой. – Между овцеводами наших двух стран идет энергичный обмен опытом. В прошлом году мой свояк принимал у себя австралийских фермеров. Даже заказал им племенного барана. За шесть тысяч австралийских долларов. Куча денег! Зато какое животное! Вы бы посмотрели!.. Кра-сав-чик!

Вернувшись в дом, муж и жена ничего не сказали о разбитой крышке туалетного бачка, и Наас в порыве великодушия сам привлек к этому их внимание.

– Я вам достану новый – по дешевке. Здесь есть еврей, торговец сантехникой, он всегда рады меня уважить. Все, что понадобится в этой области – только скажите.

И наконец в саду (Наас водил туда клиентов только после осмотра дома: запущенный сад кого угодно оттолкнет) он почувствовал, что интерес молодой пары растет. Они обошли дом со всех сторон. Сказать по совести, вид был не ахти. Если не считать невысокий холм позади дома – один только голый вельд. Клейнхену нравилось жить в уединении на этом скудном клочке земли. В последние годы он даже не сдавал, как раньше, сотки португальцам-овощеводам. Если же говорить о саде, то от него почти ничего не осталось. Фруктовые деревья давным-давно срубили на дрова; гипсовая Белоснежка свалилась в высохший рыбный пруд.

Абсолютно ничего такого, чем можно похвастаться.

Наконец он нашел:

– А вон там – градирни электростанции.

Молодые вежливо проследили за направлением его руки.

Конечно, ему бы следовало насторожиться. Но усадьбу Клейнхена не так– то легко сбыть с рук…

По возвращении в город, в его агентство, помощник, Джеффру Янсен принес всю необходимую документацию, Оказалось, что Россеры хотят арендовать недвижимость сроком на шесть месяцев, а там будет видно. Он подумал было, что у них нет денег, но муж решительно отверг это предположение.

– Видите ли, моя жена в положении и хочет какое-то время пожить за городом. Мало ли как все обернется.

Клоппер преисполнился отеческого участия.

– Тогда тем более самое время прочно обосноваться. Можно попробовать разводить кур, свиней… Или сдать землю в аренду.

Девушка стала выказывать признаки беспокойства – вероятно от смущения.

– Моя жена… У нее уже было несколько выкидышей. Если на этот раз ребенок родится, может, мы и захотим пустить корни. Если же опять не повезет… ее может потянуть обратно…

– В Австралию, – добавила она, глядя в сторону.

Усадьба Клейнхена числилась в реестре около трех лет. И не исключено, подумал Клоппер, что муж говорит правду – у них достаточно денег. Они внесли плату за аренду за шесть месяцев вперед. Так что с точки зрения наследницы Клейнхена, Матильды Бьюкс, терять нечего. Наас принял чек. Супруги не воспользовались своим правом и не потребовали, чтобы ко времени их переезда все было убрано. Энергичная молодежь предпочитает все делать сама. Он передал им, вместе с ключами, последний совет:

– Не верьте старику, бывшему слуге Клейнхена. Он явится к вам со всякими россказнями, но на самом деле я уже давно предупредил его: как только появится новый хозяин, он должен освободить помещение. Толку от него не ждите.

Молодые сразу же согласились. Муж высказал их первое и единственное пожелание:

– Пожалуйста, проследите, чтобы он съехал к концу недели. Нам бы не хотелось с ним сталкиваться.

– Нет проблем. Послушайте, если вам понадобится слуга, могу предложить моего садовника…

Молодая женщина рассеянно гладила пушистые серебряные лепестки засушенного цветка из букета, стоявшего на столе в кабинете Клоппера.

– Вы любите цветы? – оживился Наас. – Возьмите их себе. Жена еще сделает.

* * *

Павиан? Специалистов обуревали сомнения…

Хоть и не принято среди представителей медицинской профессии создавать вокруг себя шумиху (можно подумать, что хирург-ортопед уровня Дольфа ван Гельдера нуждается в рекламе!) и поэтому ван Гельдер отказался дать интервью толстой воскресной газете, журналисты сами состряпали историю из обрывочных сведений. Один посетил главу департамента антропологии и, записав его пространные объяснения на пленку, составил вполне удобоваримый отчет о происшествии, переведя с научного языка на общедоступный описание различий между человеком, человекообразным приматом и павианом. Девушки – выпускницы факультета журналистики – откопали в ведомственной библиотеке таблицы, отражающие разные фазы превращения антропоида в гоминида, и схематические изображения человека на разных стадиях развития. За отсутствием фотографий газетчики удовольствовались сравнительными рисунками, тщательно затушевав гениталии человека (все-таки это была газета для семейного чтения), но оставив их нетронутыми у антропоида. Заголовок был такой: «УЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ ЕГО ПРИ ВСТРЕЧЕ?»

По авторитетному мнению профессора антропологии, обезьяноподобная особь, терроризирующая северные окраины города, вряд ли являлся павианом, вопреки выводам его уважаемого коллеги, доктора Дольфа ван Гельдера, сделанным на основании строения костей, о чем, в свою очередь, можно было судить по осанке и походке.

Дирекция Йоханнесбургского зоопарка во всеуслышание заявила о том, что у них не было пропаж среди представителей семейства обезьян, включая человекообразных. Они регулярно проверяют численность обитателей зоопарка и надежность предохранительных мер. Жителей престижных районов предупредили, что и павиан, и другие обезьяны представляют опасность для домашних животных, поэтому в вечернее и ночное время не следует выпускать во двор кошек и собак.

Поскольку газета выходила раз в неделю, прошла неделя, прежде чем читатели узнала о проведенном расследовании и сделанных выводах. Автор заметки «Порочен только человек» писал, что после сердечного приступа несколько лет назад ему посоветовали держать домашнего любимца, дабы снимать напряжение. Его мартышка, львиноподобный игрунок из Южной Америки, взяла под свою опеку двух кошек и стала им ну прямо как мать. Он настоятельно рекомендует лицам, страдающим заболеваниями сердечно– сосудистой системы, не слушать тех, кто толкует об опасности, якобы исходящей от домашних любимцев.

В другой заметке, «С меня довольно», некая дама обратилась к человекообразной обезьяне или павиану с просьбой избавить ее от соседской собаки, лающей по ночам, отчего у ее дочери на нервной почве развилось патологическое отвращение к пище. Богатый турист Говард Баттерфилд поделился впечатлениями «от вашей замечательной страны» – вплоть до того момента, как на них с женой было совершено нападение возле отеля «Мулен– руж» в Хилброу. Он хочет воспользоваться любезностью «вашей замечательной газеты», чтобы передать чернокожему мерзавцу, который, прежде чем вырвать у его жены сумочку, ударил ее по лицу, и сломал зубной протез, из-за чего у них пропал замечательный отпуск, – что он (мерзавец) есть не что иное, как дикая обезьяна.

* * *

Миссис Наас Клоппер возвращалась от своей сестры Мими, живущей в Претории. У нее был свой автомобиль, естественно дамский – симпатичная зеленая «тойота». По дороге она сделала крюк, чтобы посетить усадьбу Клейнхена.

В последний раз она была там четыре или пять лет назад, перед смертью хозяина. Там был настоящий бардак… как-то ребята справляются?..

По старой, уходящей корнями в детство, привычке хвастаться обновками, они с сестрой принарядились для встречи, и теперь, когда она вышла из машины, подметки ее новехоньких босоножек на шпильке, со шнуровкой до щиколотки, предательски заскрипели на каменных плитах подъездной дорожки. Чтобы удержать равновесие, она широко расставила ноги и склонилась над багажником – достать гостинец.

Из-за дома вышла Анна Россер – должно быть, слышала шум автомобиля.

Миссис Наас двинулась ей навстречу по траве, гордо перебирая ногами опутанными сложным узором из узеньких желтых ремешков. На массивной груди победоносно сверкала золотая цепочка, отчетливо выделяясь на материи в синий горошек. Девушка не сразу и с трудом узнала ее лицо, виденное всего один раз, к тому же без косметики. Перед собой гостья несла, как барабан на параде, большую жестяную коробку с галетами.

Миссис Наас застигла ее за какой-то черновой работой по хозяйству – еще бы, переезд! Тусклые светлые волосы, на этот раз не стянутые резинкой, были заколоты за ушами и липли к потной шее. Груди (миссис Наас не могла лишний раз не подивиться: зачем только современные девушки не носят бюстгальтеров?) были сплюснуты тесной майкой, на ногах – шлепанцы. Единственной данью женственности, которую гостья не преминула подметить, были большие индийские серьги в виде обручей – им тотчас отозвались тихим звоном сережки миссис Наас с фальшивыми жемчужинами.

– Я не буду заходить в дом – представляю, что там творится. Просто решила завезти кое-что из моей выпечки – вроде бы она пришлась вам по вкусу.

Девушка взяла жестянку, на которой была нарисована белокурая девчушка с щенком и букетом белых роз, и смущенно пробормотала приличествующие случаю слова благодарности.