Текст книги "Там что-то есть"

Автор книги: Надин Гордимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– А, пустяки, я вечно что-нибудь пеку и отвожу сестре в Преторию. В нашей семье считается: дорог не тот подарок, что куплен за деньги, а тот, что сделал ты сам, своими руками, вложив душу. Даже если это всего-навсего печенье… У вас все в порядке?

– О да, все прекрасно, спасибо…

Миссис Наас с трудом удерживала равновесие: высокие тонкие каблуки все глубже вонзались в землю. Эти зеленые пятна теперь не отчистишь.

– Ох, не говорите! Эти переезды! Я сказала Наасу раз и навсегда: что бы ни случилось, мы останемся в этом доме до самой смерти! Нет той силы, которая сдвинула бы с места весь тот скарб, что накопился с годами.

Нет, ну до чего все-таки стеснительна эта девушка! А говорят, австралийцы общительны, как африканеры.

Девушка ответила скупой улыбкой.

– Слава богу, у нас мало вещей.

– Уже все доставили?

– Да, осталось разобрать несколько ящиков.

– Распаковать-то – сущие пустяки, вот найти для каждой вещи подходящее место… Хорошо, что этот дом довольно просторен…

Из-за дома, со двора, вышел чернокожий парень – видимо, хотел обратиться к хозяйке за инструкциями, но, увидав белую даму, не подошел, а постоял немного с молотком в руке и решил не мешать.

– Ах, так вам все-таки кто-то помогает! Это хорошо. Надеюсь, дорогая, вы не взяли человека с улицы? Шляются тут всякие – якобы в поисках работы, а на самом деле это воры. Нужно быть очень осторожными.

Похоже, на девушку это произвело сильное впечатление.

– Нет-нет, мы осторожны.

– Вам его кто-то рекомендовал?

– Н-нет… То есть да, только не здесь – в городе. Кто-то из друзей. У него были рекомендательные письма.

Прижав жестянку к груди, она проводила миссис Наас до машины. Всю дорогу гостья не закрывала рта.

– Ну, в саду-то ему хватит работы. Взять хотя бы беседку – стыд-позор, она была такая красивая! Но попомните мои слова: лозы еще пустят побеги – после того как уберут весь мусор… Только ни в коем случае сами не копайте и… все такое прочее. Вы хорошо себя чувствуете?

Девушка смутилась, но потом отбросила стеснительность и засмеялась.

– По утрам тошнит?

– Нет, нет, никакого токсикоза, все нормально.

Миссис Наас было ясно: молодая будущая мать, ожидающая первенца в незнакомой стране, нуждается в советах мудрой и опытной женщины. Ее крупное тело, выносившее Доуи, Эндриса, Алетту и Клейна Долфи, напряглось под тесной одеждой. Но никогда ему больше не устремиться за пределы одежды!..

– Знаете, что я вам скажу: это – лучшая пора вашей жизни. Первая беременность не повторяется… никогда… – она быстро села в машину и сорвалась с места, прежде чем новая соседка заметит слезы у нее на глазах.

Молодая женщина вернулась во двор.

Там ее ждал чернокожий, напряженно вглядываясь в ту сторону, откуда она должна была появиться.

– Все в порядке?

– Да, разумеется.

– Что ей было нужно?

– Ничего. Она привезла угощенье – галеты домашней выпечки. Это жена торговца участками, того самого, который организовал для нас эту сделку. Они пригласили нас к чаю в первый день приезда.

– И только за этим она приперлась7

– Да, только за этим. Разве у вас не принято угощать новоселов? – спросила она и тотчас спохватилась. Каковы бы ни были обычаи его народа – а, видит бог, чернокожие славятся своим гостеприимством (как, впрочем, и нищетой), сам он уже много лет не имел того, что называют домом, а его «соседями» в лагерях были такие же заключенные… Девушка виновато улыбнулась, словно извиняясь за свою буржуазную наивность.

– В общем, причин для беспокойства нет. Да они и не соседи в полном смысле слова…

Она повела подбородком из стороны в сторону, обозревая уединенную местность.

В чем-чем, а в незнании своего дела и неудачном выборе места упрекнуть молодую супружескую пару было нельзя. Никак нельзя! Лучшего невозможно представить.

– И часто она теперь будет сюда таскаться? Что она подумает обо мне? Наверное, не нужно было выходить в сад…

– Нет, нет, Вуси, все в порядке. Ничего она не подумает. Это даже хорошо, что миссис Клоппер тебя видела. Она сразу решила, что мы наняли тебя для работы в саду.

– А если она увидит Эдди?

– Подумаешь – двое черных. Это все-таки ферма. Ведется строительство гаража… А кстати, где он?

– Спрятался в доме.

Девушка попыталась открыть коробку.

– Может, ты откроешь? У меня не получается.

Он отложил молоток и, сморщившись от усилия, подцепил крышку. Она отлетела и покатилась по земле. Девушка засмеялась. Вуси поймал крышку и тоже развеселился.

– Ну и как это лакомство?

– Попробуй сам. Вкусно.

Они немного похрустели галетами. Внимание чернокожего постепенно переключилось на другое – то, что еще не произошло, но скоро произойдет. Он остановил свой взгляд на вместительном сарае (будущем «гараже на две машины»), возле которого были свалены кирпичи, цемент и инструменты.

Девушка принялась энергично жевать, чтобы освободить рот для разговора.

– Нам придется смириться с тем, что время от времени здесь будут появляться посторонние – по разным поводам. Просто нужно быть готовыми. Пока они не зайдут в дом, опасности никакой.

Вуси посмотрел на валяющуюся поодаль ржавую цепь.

– Может, завести собаку? Чтобы предупреждала…

– Неплохая идея, – лицо молодой женщины вдруг некрасиво сморщилось, и она закончила с интонацией человека, которого одолевают сомнения: – А потом… когда все будет кончено… куда ее девать?

Он снисходительно посмотрел на нее. Все-таки она еще многого не понимает, даже несмотря на то, что очутилась здесь, с ними, по собственному желанию.

Белую пару предупредили, что приедут двое черных, но не сообщили подробностей – когда и как. Предполагалось, что ночью – так, как будто, безопаснее.

В первую же ночь они, подложив матрасы, спали на полу: она в кухне, а Чарльз – на веранде, рядом с парадным входом, чтобы не пропустить гостей, каким бы способом те ни проникли в дом. Чарльз спал как сурок; он мог засиживаться допоздна, но едва коснувшись головой подушки, отключался намертво, до утра. Девушка привыкла засыпать в половине одиннадцатого: где угодно и в любом положении – на собрании, в кино, на вечеринке, даже за рулем, – но моментально, точно в назначенное ей самой время, просыпалась по «внутреннему будильнику». На этот раз она дала себе команду спать исключительно чутко, реагируя на любой звук, будь то бульканье воды в кране, шорох на чердаке (мыши, что ли?) или слабое кошачье мяуканье.

Они прибыли на четвертые сутки, во второй половине дня. Прикатили на грузовике с просевшим кузовом, в каких мелкие торговцы из негритянских поселков по обе стороны границы со Свазилендом, Лесото и Ботсваной перевозят дрова, утиль, скотину и рабочую силу. В открытом кузове грузовика ехали женщины и дети, прикрывая платками рты от пыли. Из кабины выпрыгнул молодой парень и открыл покосившиеся ворота с табличкой: «Участок № 185». Чарльз был во дворе и тотчас поспешил навстречу. Молодой человек жевал резинку и не перестал даже тогда, когда к нему подошел хозяин участка.

– Чарльз, – представился тот.

Они обменялись несколькими условленными фразами. Процедура знакомства шла как по маслу. К тому времени на участок уже завезли стройматериалы – Чарльз пошел впереди грузовика, показывая место. Уже во дворе из кабины вылез второй чернокожий. Женщины сбросили ему из кузова две застегнутых на молнию дорожные сумки и мятый хлопчатобумажный рюкзак. Вот и все их пожитки.

Утомленные пылью и зноем, пассажиры немного оживились лишь тогда, когда грузовик тронулся с места.

Новоприбывшие не сообщили хозяевам усадьбы ничего, кроме своих имен. Того, кто первым выпрыгнул из кабины и открыл ворота, звали Эдди, а другого, оставшегося в кабине рядом с водителем, – Вуси. Девушка представилась как Джой. Один из парней спросил, нет ли чего-нибудь пожевать. Джой с Чарльзом засуетились и почему-то вдруг сделались крайне неловкими: они все время сталкивались, мешая друг другу и не находя то сахар, то нож для резки помидоров, то сковородку, чтобы пожарить колбасу. Ролевые инструкции, пригодные для общего дела, предусмотревшие любую мелочь, в обычной бытовой ситуации не действовали, точно так же, как и общепринятые правила поведения в ситуации «неожиданный приезд гостей»: чернокожие не были гостями, а они – хозяевами. Да и приезд был запланирован заранее.

Когда зашла речь о ночлеге, парни, решив, что белые спят вместе, отнесли вещи в свободную спальню, гораздо меньших размеров и без мебели, если не считать пары матрасов на полу, разделенных большим старинным чемоданом – на него поставили лампу для чтения.

В дорожных сумках у каждого оказались сменные джинсы, пара маек с видами Карибского моря и книги. Кроме того, у Эдди была шикарная куртка под замшу с бахромой как у индейцев (стиль Дикого Запада). Потом, когда они поближе познакомились, остальные начали подшучивать над Эдди, но тот не растерялся:

– Только я не собираюсь исчезать с лица земли.

Из рюкзака с наклеенным сверху портретом какой-то поп-звезды, гости извлекли несколько буханок хлеба и литровых пластмассовых бутылок с прохладительным напитком. А еще – плэйер, запасные кроссовки и пустую пластиковую папку для документов. Остальным их должен был снабдить Чарльз. В связи с чем ему срочно доставили «комби» со шторками на окнах – весьма удобное приспособление для семейных поездок фермеров, чьим детям ничто не мешало спать всю дорогу. Опять же, не видно, есть в машине кто-нибудь кроме водителя или нет. Однажды на перекрестке Чарльз очутился рядом с «мерседесом» мистера и мисс Наас Клоппер. Он улыбнулся и дружески помахал им рукой.

* * *

Они побывали во всех трех роскошных отелях в окрестностях Йоханнесбурга. Останавливались в дешевых мотелях, где вероятность столкнуться с людьми их круга была минимальной. Но дорога отнимала столько времени, что им удавалось побыть вместе только несколько послеобеденных часов. К тому же его мучило ощущение нечистоты: чрезмерно накрахмаленные в прачечной простыни наводили на мысль о чужом сексе. Ему становилось все труднее преодолевать брезгливость, и он сказал ей об этом.

Она ответила: ей все равно: были бы рядом он сам и какая-нибудь кровать. Вероятно, это было ошибкой, но с ним ей не хотелось прибегать к обычным женским уловкам, внушая мужчине, будто он нуждается в ней больше, чем она в нем. «Ты мой первый и последний возлюбленный», – сказала она и не обиделась, не услышав в ответ заверений в том, будто с ним еще не случалось ничего подобного… и не случится. Его немного тяготила такая щедрость и сила чувств. Что будет, если муж все узнает и разведется с ней?

Его жена была в отъезде, в Европе, огромный дом в конце улицы практически пустовал; утопая среди деревьев. Но уединение в пригороде – вещь относительная. В доме живет слуга, а на лужайке вечно возится садовник со своей газонокосилкой. Слуги все видят и ничего не забывают! Он страдал от невозможности привести любимую женщину домой и обладать ею на своей кровати. Даже если под каким-либо предлогом удалить слуг на весь день из дома, потом, при смене постельного белья или чистке ковров, они непременно наткнутся на подозрительное пятнышко или волосок незнакомого цвета. Вот так и получается, что собственный дом, собственная комната, даже собственная кровать – все, за что ты платишь из своего кармана, – тебе не принадлежат, если ты женат.

* * *

Ах, к каким легкомысленным поступкам приводит необходимость откладывать наслаждение! (Интересно, знал ли об этом Фрейд?) С трудом передвигая ватные ноги, он поспешно отошел от столика администратора загородного отеля, не успев справиться насчет свободного номера и утреннего завтрака. Они всегда заказывали завтрак и платили вперед, хотя уезжали в тот же вечер.

Потрясение было слишком велико. Там, в холле, он увидел только что вышедших из ресторана и направляющихся в его сторону знакомых – бизнесмена и журналиста.

С грехом пополам добравшись до стоянки, он велел сидящей за рулем женщине немедленно трогаться с места. Но куда ехать? Некуда. А возбуждение никогда еще не было таким сильным! Они не отваживались разговаривать или прикасаться друг к другу. Солнце палило немилосердно.

Наконец она свернула на дорогу, ведущую в заброшенный карьер. Там, отгородившись от проносящихся по шоссе машин горами песка, в котором давно уже не было ни крупинки золота, она сняла с себя жалкий клочок нейлона пополам с шелком, расстегнула его красивые хлопчатобумажные брюки итальянского производства и, укрыв оголенные части тела юбкой, насадила себя на мужчину. В своей нарядной одежде они были похожи на прекрасных бабочек, спаривающихся в летнем саду.

Потом, когда все было кончено и он застегнул брюки, его поразил ее вид: губы распухли, на скулах выступили алые пятна, волосы за ушами прилипли к потной шее.

В машине! Новой, только месяц назад подаренной ей мужем после того как сверхъестественное чутье подсказало ему, что он уже не может удовлетворить ее другим способом. У нее тоже не было ничего своего – за все платил муж.

Она с трудом разлепила губы:

– В детстве я часто просила разрешить мне покататься в карьере. Но они так и не разрешили.

Он понял: пора прибегнуть к помощи приятеля – которого, кстати, тоже подозревали в связях на стороне. У приятеля, на одном из принадлежащих ему участков, пустовал коттедж. Там, в окружении конюшен бывшей школы верховой езды, любовники могли, не поступаясь достоинством, утолить свой сексуальный голод, а также потребность в нежности и доверительной дружбе. Коттеджем пользовались исключительно люди их круга. К их услугам были холодильник и виски со льдом. Иногда она привозила только что срезанную розу и ставила в хрустальную вазу. Он уже не помнил, когда последний раз читал стихи – кажется, в школе. Она привезла старую книгу со своей девичьей фамилией на титульной странице и прочла ему несколько стихотворений Пабло Неруды. Потом они уснули, а проснувшись, решили еще раз насладиться друг другом прежде чем расстаться. После того случая с отелем они ездили каждый на своей машине.

Потом они лежали, голые, счастливые и беззаботные, хотя оставалось всего полчаса до расставания (по уговору им принадлежало время от трех до шести); она лениво ласкала маленький, безобидный комочек его плоти. И вдруг они услышали, как кто-то скребется в круглое окно над кроватью. Он сел. Потом вскочил на кровать и посмотрел в окно. Она уткнулась лицом в подушку. Послышался громкий стук, словно кто-то спрыгнул на землю, потом шарканье и шелест раздвигаемых кустов. Резко качнулся и хлестнул по стеклу побег старой бугенвиллии. За окном никого не было.

Он бережно повернул ее на спину.

– Все в порядке.

– Она организовала за тобой слежку?

– Не говори глупости.

– Нет, точно. Ты его видел? Это белый?

Мужчина начал одеваться.

– Не уходи, милый. Ради всего святого! Пусть сначала он уберется отсюда.

Уже в рубашке и брюках, он сел на кровать.

В отдалении послышался звук отъезжающей машины.

– Наверное, он пробрался через кустарник. От шоссе.

Ее любовник упорно молчал, уйдя с головой в свои мысли.

– И вскарабкался по бугенвиллии, – сказала она и вздрогнула.

– Может, одичавшая кошка? Они вечно шныряют у конюшен.

– О нет, – она натянула легкое одеяло себе до подмышек. Ей было трудно говорить. – Я слышала, как он хохотнул. Поэтому и зарылась лицом в подушку.

Он нежно погладил ее по руке, словно не допуская мысли о том, что над ними можно смеяться.

Спустя некоторое время она оделась, и они вышли на улицу. По бугенвиллии действительно можно было добраться до окна спальни, но она же утыкана шипами! Может, то был не смешок, а стон? Так ему и надо, подонку!

Они не нашли следов обуви, хотя подошвы не могли не отпечататься на красно-бурой земле и опавшей листве. Зато, как рассудительно заметил мужчина, босые ноги могли и не оставить отпечатков. Неужели Любопытный Том из племени частных детективов снял туфли и не пожалел одежду – лишь бы выполнить свое гнусное задание?

Они обошли весь коттедж по периметру и даже осмотрели заброшенные конюшни. Никого. И никаких следов на заасфальтированных дорожках, куда ветер нанес немало песка. Только их собственные следы.

Путь к машинам лежал мимо буйных зарослей страстоцвета. Они еще раньше обратили внимание на кусты в блестящей кольчуге из маленьких жестких листочков, среди которых выделялись незрелые плоды. А на земле валялось множество таких же плодов – надкушенных и брошенных. Они подобрали несколько штук и тщательно обследовали. Только вконец изголодавшееся травоядное животное могло так ожесточенно и неразборчиво вонзать зубы в незрелую мякоть.

Мужчина первым нарушил молчание.

– Я не хотел тебе говорить, но я тоже слышал – только не смех, а что– то похожее на лай или кашель.

Вдруг она обняла его за талию и склонила голову ему на грудь. Еще секунда – и они оба расхохотались.

– Бедная обезьянка! Бедный голодный павиан! Повезло ему: мы никому не скажем, где он прячется.

Когда она села в свою машину, он привычно задержался возле дверцы, напоследок глядя на нее через окошко. К нежности примешалось любопытство.

– Тебя не коробит оттого что обезьяна видела, как мы занимались любовью?

Она ответила со всей честностью, которая помогала ей бороться с иллюзиями – иначе ей не выдержать, когда придет пора окончательно расстаться:

– Нет, не коробит. Абсолютно.

* * *

Пока Чарльз мотался по всей округе, выполняя заказы и временами по нескольку суток не бывая дома, Вуси с Эдди возвели в сарае кирпичную стену. Девушка все время порывалась помочь, хотя ничего в этом не смыслила.

– Вы мне только покажите…

Наконец она научилась доводить цемент до нужной консистенции. Ее длинные худые руки с резко выделяющимися в изгибе локтя венами оказались сильнее, чем можно было предположить, и без труда крепили дверные рамы. Одно плохо: она никак не желала учиться готовить. Хотя мужчины предпочли бы, чтобы она готовила еду, а уж со стройработами они сами управятся. Она же считала, что, проголодавшись, каждый может сварганить себе какое-нибудь нехитрое блюдо. Чарльз, во всяком случае, так и поступал, или они готовили вместе.

Может, у белых так заведено. А вот чернокожая женщина каждый день готовит для своего мужчины, для всех в доме. Джой тоже регулярно, раз в неделю, когда «комби» оказывался в ее распоряжении, ездила в город-спутник за продуктами, но привозила совсем не то что нужно. Йогурт, сыр, шелушеный рис, орехи и фрукты… Против фруктов они не возражали (Вуси так соскучился по абрикосам, что за один присест умял целую сумку), но колбаса, которую она привозила для них (сама она и Чарльз были вегетарианцами), никак не годилась на роль мяса. Эдди терпел, не желая ссориться, зато Вуси каждый вечер, когда они забирались в свою каморку, начинал ворчать:

– Ее же для этого здесь и держат. Каждый должен выполнять свою работу.

Однажды он не выдержал и попросил:

– Лапочка, купи мяса. Именно мяса, а не этой паршивой колбасы.

Эдди захихикал в знак согласия.

– И чего-нибудь из кукурузы. А то все рис да рис…

– О, мы с Чарльзом тоже любим кукурузную кашу. Я просто боялась – вы обидитесь: подумаете, что это специально для вас…

Все засмеялись – вместе с ней, над ней, Как сказал однажды Вуси в каморке на родном языке:

– Тоже мне партийная кличка – Джой[4]4
  Joy – в переводе с английского «радость».


[Закрыть]! Ни тебе телес настоящих, ни кокетства! Никакой радости для мужчины!

В то же время именно она сплачивала этих мужчин с разным воспитанием и разным жизненным опытом. Благодаря ей их совместная жизнь как-то наладилась.

* * *

Чтобы навесить на переоборудованный сарай откидывающуюся вниз стальную гаражную дверь, потребовались усилия всех троих мужчин. Вверху дверь запиралась на висячий замок, дужка которого вставлялась в кольцо, намертво закрепленное в приготовленном Джой цементе.

Все четверо долго стояли, любуясь своей работой. Чарльз положил руку девушке на плечо, а она в свою очередь, опустила ладонь на руку Вуси.

Эдди еще раз опустил дверь.

– Это напоминает мне дедушкин стол с откидной крышкой. Представляешь, Джой? А чем занимался твой дедушка?

– Он был мировым судьей. Отправлял людей за решетку.

– Ничего себе!

Здорово! У мирового судьи – и такая внучка!

Единственное, чего она никогда не забывала привозить из города, это пиво. Вся честная компания потребляла его в огромных количествах, и нижняя полка холодильника была завалена банками.

Чарльз сходил в дом за пивом. Они расселись перед сверкающей дверью новоявленного гаража. Вуси аккуратно открыл банки.

Пока сарай не был укреплен металлической дверью, все трофеи Чарльза складывали в доме. За несколько недель маленькая спальня с двумя матрасами на полу да чемоданом с лампой заполнилась вещами. Место хранения ключа от спальни было известно только Вуси – хотя, как Чарльз недоуменно сказал Джой, в этом не было никакого смысла. Если полицейские нагрянут с обыском, им ничего не стоит взломать дверь.

По ночам Эдди и Вуси лежали в окружении всех этих вещей, точно в гробу. Эдди засыпал довольно быстро, в то время как Вуси, с наголо постриженной головой и маленькими хрящеватыми ушами на уровне скул, подолгу лежал без сна и мучился от невозможности курить. В обступающей его тьме витали видения – почти физические воплощения голода, к которому свелась вся его жизнь, жизнь его отца, деда и всех предков.

Он видел себя за школьной партой, с привычным урчанием в желудке. Видел отцов, дядьев и братьев, как они возвращались домой после многочасового стояния в очередях на бирже труда. Видел, как по распоряжению властей бульдозер сносит хибарку из досок и жести, где он появился на свет. Он вечно ходил босиком и нюхал клей, чтобы хоть так увидеть мир в розовом свете. Заочно получил диплом, чтобы вконец не опуститься.

На допросе он не назвал ни одного имени. Бросил свою девушку с ребенком на произвол судьбы, без малейшей надежды на возвращение.

Оружием, которое Чарльз привозил в сумках для гольфа, сыт не будешь. Дорогу не вымостишь магнитными минами, а гранаты не наденешь на руки и на ноги. Винтовка не заменит высшего образования, а ящики для хранения боеприпасов – не жилье для женщины и ребенка. Но все неутоленные потребности его народа, неведомо для других, воплотились для него в этих предметах. Орудиях смерти, а не жизни. Но именно они, как ничто и никогда в жизни, служили гарантией безопасности – ему и таким, как он.

Днем он обучал Эдди уходу за разными видами оружия. Вуси был гораздо опытнее и уже принимал участие в акциях устрашения. Он тщательно проверил детонаторы, часовые механизмы и качество боеприпасов. Обсудил с Чарльзом достоинства и недостатки каждого вида оружия, каждой марки. Чарльз прошел службу в Южно-Африканской армии и знал в этом толк.

После установки металлической двери они перенесли свое богатство в гараж. Перенесли ночью, стараясь не шуметь и не зажигая света.

* * *

Шимпанзе – твердили одни.

Обыкновенная мартышка – настаивали другие.

Зверь опять появился на лесистой окраине города, там, где Стэнли Доброу удалось его сфотографировать. Если можно назвать фотографией темное пятно среди сломанных веток.

В каждом богатом особняке были чернокожие слуги: преданные кухарки, которым разрешалось приводить на выходные внучат, садовники-ветераны, составляющие одно целое со сторожевыми псами, и наконец часто сменявшиеся молодые горничные. Эти отращивали длинные ногти, покрывали их ярко-красным лаком и дерзили остальным слугам словно давать понять, как страдает их гордость непризнанных или временно безработных топ-моделей от необходимости прислуживать белым. Есть разные формы сопротивления, не признаваемые ортодоксальной революционной стратегией.

Однажды вечером одна из этих девушек заявила, что, возвращаясь из кухни и пересекая двор, видела, как этот зверь выскочил из ее комнаты. От неожиданности она даже выронила эмалированную миску с ужином. Кухарка, прослужившая в доме двадцать один год, предположила, что это был ее ухажер – захотел проверить, не прячет ли она там соперника.

В ответ девчонка выпалила: если кухарке и старику-садовнику нравится жить в курятнике на заднем дворе, куда кто угодно может проникнуть, ограбить или убить вас и никто даже не заметит – а между тем белые устанавливают у себя на дверях и окнах такую сигнализацию, что стоит только дыхнуть на стекло, тут же завоет сирена; – если им нравится твердить как попугаи: «да-хозяин» и «да-хозяйка» в то время как рядом разгуливает это чудовище, способное откусить вам руку, то ее это не устраивает. Не видели, что ли, как белые прячутся в случае малейшей опасности. оставляя слуг на произвол судьбы?

Ей хватило наглости напомнить, что стряслось с кухаркиным братом, хотя эта пожилая женщина и без того не снимала траурной ленты с рукава формы, в которой провела всю свою жизнь. Ее брат работал сторожем в многоквартирном доме и по ночам сидел в подземном гараже – охранял машины жильцов. Его согревала от холода армейская шинель, а для защиты от грабителей ему выдали дубинку с тяжелым набалдашником. Зато у бандитов был пистолет, и они убили его выстрелом в живот, в то время как владельцы машин преспокойно дрыхли.

Среди слуг распространились слухи о пришельце. Или о привидении. Кто– то напомнил о том, как два года назад, в канун Рождества, на лужайке вашего дома, Софи, – он указал на служанку Доброу, – какой-то бедняга потерял ботинки, возвращаясь из кабака, а в День Подарков его нашли мертвым. Сказывали, будто он явился из Трансвааля. А вот теперь воскрес и хочет вернуться на свое место в общежитии, где жил, когда работал по контракту, хотя договор, к которому он вместо подписи приложил большой палец руки, уже давно истек.

* * *

Эдди предложил взять напрокат телевизор.

– Но Чарли, жук такой, только и знает что смеяться, – пожаловался он всей честной компании. И они тоже засмеялись.

Подготовительные работы были окончены, и для них наступил период ожидания. Чарльз регулярно привозил воскресные газеты. Вот и сейчас он только что закончил читать речь премьер-министра, который лез из кожи вон, говоря об уроках очередного эпизода необъявленной, однако непрекращающейся гражданской войны. Чарльз сидел, подпирая кулаками бородатое лицо, очень похожий на рассерженного льва.

– Хочешь насладиться зрелищем того как члены кабинета министров изощряются во лжи? Как вождей нации встречают салютом из двадцати одной пушки? Лучше пойди и прополи кукурузу, если тебе делать нечего.

Кукуруза, посеянная стариком, который присматривал за усадьбой, буйно заколосилась на маленьком пятачке. Эдди так радовался, словно им самим предстояло убирать тугие початки.

Сидя на полу под люстрой из колеса, с розовым абажуром, похожим на карнавальную шляпу, Джой читала газету и машинально покусывала прядь волос. Вуси занял единственное кресло, а Эдди с Чарльзом устроились на диване «цвета соплей», который Джой терпеть не могла – и всякий раз, заходя в комнату, расправляла на нем импровизированное покрывало – кусок сине– фиолетового ситца с рисунком из ракушек.

Они лихорадочно обменивались газетами, изучая внешний мир, с которым долгое время не поддерживали никакой связи. Молча (один только Чарльз не удержался от комментариев) прочитали «примирительную», а на самом деле полную угроз, речь премьер-министра. «Правительство не будет пассивно наблюдать, как рушится мир в умонастроениях людей. Мы не позволим, чтобы покою ваших домов и мирному сну ваших детей угрожали преступники, поставившие себя вне закона, рыщущие в темноте и постоянно готовые нанести удар. Мы не дадим вырвать кусок хлеба изо рта ваших домочадцев людям, стремящимся ввергнуть нацию в экономический хаос путем бойкота в так называемой Организации Объединенных наций и насилия – внутри страны. Я предупреждаю страны, имеющие с нами общие границы: мы предпочли бы жить с ними в добрососедстве: однако готовы нанести сокрушительный удар по любой стране, которая запятнает себя пособничеством подрывным элементам».

Обычно в ответ на подобную риторику они только усмехались, так как люди, именуемые подрывными элементами, были они сами и те, что находились рядом с ними, в той же комнате: пили воду, писали письма, стригли ногти… Иногда они позволяли себе едкую насмешку или – это обычно были Чарльз и Вуси – разражались ответной риторикой, сотрясая воздух призывами к восстанию. Но с приближением начала активных действий надобность в идеологических спорах отпала.

– Аж поджилки трясутся, – процедил Вуси.

Джой подняла голову, словно сомневаясь – вопрос ли это и нужно ли отвечать.

Эдди шмыгнул носом и с безразличным видом задрал голову, как будто переадресовывая вопрос высокопоставленным должностным лицам, позволяющим себе делать подобные заявления.

То была своеобразная проверка, напоминание об опасности, таящейся в мирной, напоенной зноем и жужжанием мух, убаюкивающей атмосфере гостиной. Своим молчанием они ответили: не бойся, мы понимаем.

– Я не нахожу иного объяснения тому, что он до сих пор находится у власти, – развил Вуси свою мысль. – Нагнетание страха – вот все, на что они могут рассчитывать. После трехсот лет абсолютного господства. После смены стольких правительств! Это же просто призраки. А не люди.

– Ну так и что? – дернув бородкой, подхватил Чарльз. – Это лишь показывает власть страха – не коллапс власти.

– Вот именно. Иначе бы нас здесь не было, – некстати ввернула Джой. Некстати – потому что их пребывание здесь не требовало объяснений. Это подразумевалось само собой и не нуждалось в словах.

– «Если бы белые перестали бояться черных, это стало бы решением всех проблем»? – с усмешкой процитировал Эдди избитый лозунг либералов.

Чарльз с трудом подавил в себе желание огрызнуться: мол, они не нуждаются в уроках политэкономии и классовой борьбы.

– Черт возьми, старина! Неужели нам нужно доказывать друг другу, что они обречены? Конченые люди. И конченый режим.

Джой уловила за его горячностью страх обнаружить собственную нерешительность. Тем, кто занимается этой… деятельностью (она никак не могла заставить себя употребить слово «дело»), не следует заводить романы. Плохо, когда люди знают друг друга изнутри.

– Не беспокойся. Они нервничают, потому, что знают, кто им противостоит.

Когда Эдди высказывался высоким штилем, он напоминал себя прежнего – чернокожего подростка, для которого уличные потасовки стали одной бесконечной репетицией того, что им предстоит совершить.

– Они подписали себе смертный приговор, когда взяли первого раба.

Чтобы понять Вуси, нужно было послушать подобные изречения и посмотреть ему в лицо. Он привык разговаривать, не глядя на собеседника, но, как Джой однажды сказала Чарльзу (речь шла об эзотерике; вообще-то она избегала любых тем, отдалявших ее от Эдди и Вуси), у него были такие глаза, как у Филиппа IV на портрете Веласкеса: под каким углом ни смотри, наткнешься на этот пристальный взгляд.