Текст книги "По ту сторону фортуны. Книга 3. По воле случая"

Автор книги: Надежда Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Однажды я прочитала в какой-то книге об Италии, что в этой стране настолько бережно относятся к постройкам, что трёхсотлетний дом считается новым. Именно по этой причине в первую очередь направилась к соседям. Их жильё тоже было очень старым и, возможно, они владеют какой-то информацией.

С пожилой синьорой Фелисой у нас сложились замечательные отношения с самого начала моего самостоятельного проживания в Тоскане. Добродушная и открытая, как все итальянцы, она частенько заходила ко мне. Во время моего отсутствия синьора Фелиса по-прежнему присматривала за нашим домом. Когда я жила во Фьезоле, то постоянно бегала к ней за сыром, молоком и фруктами. Раз в неделю рассчитывалась за покупки, а она была довольна этим приработком и накидывала поверх корзины ещё гору винограда, персиков или цитрусовых, в зависимости от сезона. Завидев меня, её супруг, синьор Алберто, тут же подскакивал с возгласами «Уффа! Ла Реджина!» (Королева). По жизни вечно недовольная своей внешностью, поначалу мне это резало слух. Непревзойдённой по красоте знатной особой себя никогда не считала, но льстило, что тут жеманничать. Пусть синьор и не слишком молод, однако покорить Италию я намеревалась всерьёз, можно начать и с него. Со временем поняла, что это обычные для итальянцев восторженные восклицания в адрес любой женщины, неважно пожилой или молодой.

– Чао, синьора Фелиса! Чао, синьор Алберто! – поприветствовала я, стуча в дверь, и зашла в дом.

– Чао! Ла Реджина! – последовало радостное непременное восклицание от хозяина, подхват под руку и усаживание на стул.

– Чао, синьора Наталья! – отозвалась итальянка, что-то помешивая ложкой в большой кастрюле. Сладкий запах сразу перенёс в детство, когда мама варила варенье. Точно так же, только в тазу. Она собирала пенку на блюдце и это было удивительнейшее лакомство на свете. Здесь же, у синьоры Фелисы, неуловимо ощущалось что-то ещё, похожее на базилик.

В своё время мне даже удалось пристроить соседям единственного детёныша моей рыжей Лиски. Сейчас он мирно спал на стуле, свернувшись пушистым комочком. Милая домашняя сцена.

Я повела носом и сказала:

– Божественно пахнет!

– Джем из персиков, внуки любят, – пояснила хозяйка.

Маленькая девчушка лет пяти выбежала из комнаты. Хорошенькая как эльф, с огромными глазами, похожими на тёмные маслины, пухленькими щёчками, пурпурными губками и густыми, почти смоляными, кучерявыми волосами.

– Чао, Мичела! – я улыбнулась самой младшей внучке соседей и протянула ей шоколадку.

– Алонка! – с умилительным придыханием воскликнула она. Схватила гостинец, прижала его к груди, затем отставила ручки, полюбовалась на картинку, поцеловала фантик и снова: – Ало-онка!

Я засмеялась. Эмоциональная натура чувствовалась в каждом жесте и каждой мимической гримаске ребёнка. Синьора Фелиса снисходительно улыбнулась, поглядывая на свою любимицу.

– Грацья, синьора Наталья! Мичела выучила русское имя.

Специально для их внучки я привозила запас шоколада «Алёнка». Маленькая итальяночка просто влюбилась в изображение щекастой матрёшки, знакомой нам с детства. Мы с ней совсем недолго учили это слово и смышлёная девчушка быстро усвоила незнакомое имя.

Я объяснила, что меня интересует. Хозяева выслушали внимательно, с неподдельным любопытством, затем синьор Алберто погрузился в раздумье, а я напряглась от предчувствия – вот оно!

– Есть одна история про ваш дом.... Это было очень давно, меня тогда на свете не было, бабушка рассказывала. Правда или нет – не знаю. Больше похоже на легенду, – он начал говорить, внутри у меня всё затрепетало от волнения. Почему я сразу не додумалась спросить у людей, здесь живущих, что произошло? Разве нужно было ждать так долго, чтобы услышать местное предание?

– Алиссия Коваччи, девушка, которая повесилась в оливковой роще, – итальянец продолжал повествование. – Большая любовь… большая… с молодым служащим из ратуши. Отец имел свои планы и нашёл для единственной дочери другого жениха. Не знаю точно, но говорят – намного старше по возрасту. Молодая синьорина умоляла родителей позволить ей выйти замуж за любимого, но отец был непреклонен. Назначили свадьбу, а за день до венчания она пропала. Искали её всем городом и нашли с петлёй на шее неподалеку.

– А что дальше? – спросила я, оглушённая такими новостями.

Господи!.. Сердце разрывалось от страдания за мою юную синьорину. Боже, бедная девочка предпочла наложить на себя руки, но не отказаться от любви. Вечная, самая сильная и самая хрупкая земная тема – любовь и преданность. Не могу поверить, что всё случилось в нашем доме! Значит, не Катерина она, Алиссия….

– Мать сошла с ума. Да… Отец почернел от горя. Он продал дом и увёз жену к морю. Куда пропал возлюбленный синьорины, никто не знает, – задумчиво сказал он. – У нас говорят, Алиссия Коваччи приходит к тем, кто не может найти свою любовь. Это старое дерево считается священным. Нужно идти в рощу, дотронуться до него рукой и попросить. Тогда она поможет, всегда есть какой-то знак.

– Почему ты ничего не рассказывал? – налетела на мужа синьора Фелиса и в сердцах отшвырнула ложку. – Почти пятьдесят лет здесь живу, ничего подобного не слышала!

– А тебе зачем? Ты не можешь найти свою любовь? – синьор Алберто соскочил со стула и широко взмахнул рукой, как бы показывая всю абсурдность вопроса его дражайшей половины. – Давай, отведу тебя в рощу, попроси себе молодого синьора!

На моих глазах, причём не в первой, горячая кровь закипала у супругов одновременно. Я вжала голову в плечи и сидела тихонько, ожидая, когда буря закончится. Странно, по нашим понятиям, итальянцы должны бурно ругаться и размахивать руками в громких долгих ссорах. Почему укоренился такой стереотип – непонятно. На самом деле всё заканчивается быстро. У этого народа не принято раздуваться по нескольку дней от обиды, молчаливым зверьком затаиться в углу и накручивать себя вплоть до кровавой вендетты. Пар выпускался и через некоторое время конфликтующие стороны щебетали, как ни в чём не бывало. Нам многому можно поучиться у темпераментных итальянцев.

– У меня уже есть один синьор, зачем мне ещё? Мы могли бы молиться за эту молодую девушку, упокой, Господь, её душу! – фыркающая, как раздражённая кошка, хозяйка подобрала ложку с пола и принялась вытирать липкое пятно.

– Я в Бога не верю, если бы он был, то мы бы жили лучше! – запальчиво сказал сосед, вновь усаживаясь на стул.

Они ещё немного побурчали и на этом ссора закончилась. Выждав, когда страсти улягутся, я спросила:

– Синьор Алберто, вы можете показать это место?

Все несколько минут неожиданной бури мои мысли были там, в старой оливкой роще. Как она решилась? Плакала или нет? Боже милостивый, совсем ребёнок, возможно, на то время Алиссия Коваччи была младше Сашки! О чём думала юная синьорина, когда вместо того, чтобы украшать вышивкой приданое, она вязала страшный последний узел в своей короткой жизни?

Итальянец кивнул:

– Конечно, когда? Это рядом.

– Сегодня, сейчас, если можете, – нетерпеливо сказала я. Отдала хозяйке деньги за прошлую неделю и попросила ещё продуктов.

Синьор Алберто пошёл собирать для нас фрукты, а его супруга складывала в корзину мои неизменные покупки – молоко и домашний сыр. Вдобавок к этому набору она положила банку почти горячего джема. Вот такие замечательные у нас соседи!

– Я тоже хочу пойти,– сказала синьора Фелиса, снимая фартук. – Через полчаса будем у вашего дома.

Я поблагодарила хозяев, потрепала по пухлой щёчке Мичелу, перепачканную шоколадом, и поспешила домой, нагруженная тяжёлой поклажей.

Гостьи накрывали на стол в беседке. Брит уверенно строгала салат и была увлечена этим процессом. Светик же таскала из дома только что изжаренные стейки из свинины и отварную картошку. Немка совсем не привередничала в еде и с видимым аппетитом поглощала обычную для простолюдинов еду.

– Ну, узнала что-нибудь? – спросила подруга.

Она уселась на скамейке и зорко вглядывалась в моё лицо. Как статью в своём журнале, Светик считывала с меня информацию:

– Что случилось?

Я водрузила ношу на стол и перевела дух.

– Собирайтесь, в рощу пойдём. Пока ещё не переварила, но не знаю, что делать, – сказала я, рука машинально отщипывала лежащий сверху пыльный виноград. Мысли о том, имеем ли мы теперь право распоряжаться находками, не давала покоя.

– Объясни, что происходит? – спросила Света, отодвигая корзину. – Грязный, не ешь.

Ничего не понимающая, но чувствующая какую-то напряжённость, Брит прекратила свои кулинарные эксперименты и примостилась напротив Светы. Немка с интересом смотрела на меня и ждала рассказа.

Я изложила историю на двух языках. Обе женщины сидели потрясённые. Поздний обед был забыт, новость, как разорвавшаяся бомба, произвела сильное впечатление на всех.

– Синьора Наталья! – послышался громкий голос соседки.

Я опомнилась и побежала к калитке.

– Что с обедом-то делать, назад отнесу? – вдогонку выкрикнула подруга, сорвалась с места и потащила тарелки в дом. Брит, недолго думая, схватила миску с салатом и чашку с картошкой и устремилась следом за Светиком. Резвая, она всё-таки, дамочка, ни грамма заносчивости в ней нет! – с удовлетворением отметила я. – Наш человек!

Уже когда мы собрались у калитки, Бригитте спросила:

– Можно цветы сорвать?

Я кивнула. Умничка, какая ты умничка, фрау Майер!

Интернациональная группа из семи человек направилась вниз по улице. Первым важно выступал синьор Алберто, за ним его супруга с подпрыгивающей Мичелой, следом три женщины, замыкала шествие тень отца Гамлета, наспех успевшая натянуть шорты и футболку.

– Может, медальон с Мадонной, который мы нашли, этой Алиссии, как думаешь? – спросила подруга, забежав вперёд. Она с надеждой смотрела на меня, лицо выражало крайнюю увлечённость – и без того большие глаза расширились, зрачки уменьшились до точки, тонкие ноздри вздрагивали от возбуждения. Светик походила на гончую.

– Всё возможно, не знаю…. Медальон очень старый, может, от бабушки ей достался.

– Ну да! Я его дома на кровати на двусторонний скотч приклеила, перед сном всегда трогаю.

– Его не просто трогать надо, а молиться.

– А я и молюсь, как умею так и молюсь. Это же неважно, какие ты слова говоришь, главное суть, – она по понятной причине возлагала большие надежды на маленький невзрачный образ.

Я же вообразила, как молоденькая синьорина Алиссия Коваччи каждую ночь взывала к Мадонне, прося уберечь от ненавистного брака. Складывала тонкие руки к груди, склоняла головку и шептала одними губами «Спаси и сохрани»! Горестные слёзы скатывались тонкими горячими ручейками по нежному личику. Юное сердечко трепетало от отчаяния, но она надеялась до последнего, если решилась на такой шаг накануне свадьбы. Не спасла её Мадонна, не спасла! От этого видения я содрогнулась.

Мы миновали окраину Фьезоле и в полном молчании гуськом шли по обочине дороги. Маленькая Мичела устала и синьор Алберто взял её на руки. Его супруга семенила следом за ним, за ней Светик, потом я, за мной Бригитте Майер, крепко зажавшая в кулачке букетик цветов, последним Густав. Только изредка пролетающие мимо автомобили да насвистывания охранника нарушали возвышенную церемониальность процессии.

Полуденная жара спала и идти было нетрудно, да и недалеко. Взгляд мой кружил по окрестностям – милая сердцу Тоскана простиралась на триста шестьдесят градусов, заставляя на глаза наворачиваться слёзы. Думаю, ни одного человека не могут оставить равнодушными здешние пейзажи. Любовь – это то, что постоянно заставляет вернуться сюда. Бескрайние волны холмов, каждый поворот дороги, открывающий новые живописные картины, повергают душу в священный трепет. Я упивалась моей Тосканой в любое время года и в любую погоду.

Оливковая роща, конечный пункт нашего следования, находится на подступах к городу. Вскоре синьор Алберто повернул налево, на небольшую извилистую тропинку, и мы вошли в удивительное место. Вековые деревья с полыми, как будто запутанными толстыми стволами, походили на сказочных монстров. Некоторые из них были просто огромными! Гигантские кроны склонялись до земли, образуя серебристо-зелёный купол. Сезон сбора оливок ещё не начался и спелые плоды облепили тяжёлые ветви.

Священное дерево увидели почти сразу. Она росло неподалёку от дороги и выделялось среди остальных яркими пятнами повязанных ленточек.

Безмолвная команда остановилась возле него, да и нужны ли были слова? Синьора Фелиса и Бригитте что-то шептали одними губами, Света как-то сникла, обняла себя руками и о чём-то думала. Синьор Алберто поставил малышку на землю и прижимал к себе. Девчушка, не осознающая происходящего, но чувствующая какую-то общую сосредоточенность, притихла, опустила тёмную головку и ковыряла землю носком красного сандалика. Густав прислонился к соседнему дереву и просто ждал. Я же думала о том, что вот эти зелёные исполины, окружающие жуткое место, и стали свидетелями страшной сцены. Более ста лет назад, в тишине, они наблюдали драматичный конец моей юной синьорины. Человеческие жизни исчезали под натиском войн, эпидемий и личных трагедий, а деревья, как немые очевидцы, впитывали в себя катастрофы без права высказаться.

И ещё одна мысль прорезалась через грусть – мы все, люди разных национальностей, совсем непохожих стран, стоим сейчас здесь. Пришли для того, чтобы отдать дань памяти девочке, так мужественно пытавшейся отстоять право на любовь.

Брит положила букетик цветов к подножию дерева, синьора Фелиса воткнула свёрнутую бумажку в переплетение ствола, Светик сняла резинку с волос и зацепила её на одной из веток. Я ласково погладила тёплый шершавый ствол. Нет, просить не о чем, у меня есть то, зачем люди приходят сюда, просто мысленно поздоровалась с Алиссией Коваччи. Может это и неправильно, но мне казалось, что нужно сделать именно так.

– Ну что скажешь, Лешечек? – спросила я. После изложенной поляку трагедии, разыгравшейся под крышей нашего дома, мучительно ждала его заключения.

– Ты видишь, моя дивчина, – ответил он и замолчал. Пауза затянулась.

– Ты здесь, Лешек?

– Да…, – голос на другом конце линии отозвался глубоким вздохом. – Мы правильно предположили, что все находки – приданое для невесты. Но люди умирают, Натушка, принимай это спокойно.

– Ты хочешь сказать, мы должны продавать? Разве это этично по отношению к ней? – я колебалась и не хотела, чтобы вещи Алиссии Коваччи ушли с молотка.

– Дело не в приличиях. Всё, что продаётся на антикварном рынке, имеет свою давнюю историю. Владельцы ценностей давно почили в бозе, но их предметы продолжают служить людям и приносить счастье настоящим ценителям. Думаю, ничего плохого в этом нет. Синьорина бы порадовалась, что её наряды будет кто-то примерять и любоваться ими. Ты только подумай… . Рано или поздно, всё перейдёт в тлен, время сделает своё дело и вещи умрут. Не переживай так, Натушка, это нормально для антикварного бизнеса, – спокойный и уравновешенный голос поляка немного притушил мои запутавшиеся чувства. – Как моя Светличка? Она не звонила несколько дней.

На всю оставшуюся жизнь влюблённый в Светку, Лешек перевёл разговор на предмет своего поклонения, в то же время мудро отвлекая меня от печальных мыслей. Я передала трубку подруге.

Мы отужинали в беседке разогретым обедом и выпили бутылку вина, каждая из нас предавалась каким-то своим размышлениям.

– Столько событий, – сказала Брит. – У вас всё время что-то происходит, как в кино.

– Это точно, нескончаемый сериал. Иногда думаю – лучше бы некоторые серии никогда не случались, – ответила я.

– Почему? Если бы не Александр, то мы бы не познакомились и я бы не приехала сюда. Просто сидела бы дома. Ну, позвонила бы такой же скучающей приятельнице…. Вот и всё. В моём кругу не принято ходить пешком по пыльной дороге, общаться с людьми из нижних слоёв, – она усмехнулась. – Эти итальянцы, соседи, приятные простые люди…. А я… я всю жизнь вынуждена играть роль добропорядочной послушной жены, принимать важных гостей и вежливо улыбаться.

Забыв об Алиссии, я с удивлением слушала этот негромкий, приправленный небольшим количеством алкоголя, монолог фрау Майер. Лёгкие хмельные пары в голове как раз располагали к откровенной беседе.

– Лучшие отели, курорты…. Это не даёт удовлетворения и не приносит радости. У меня нет врагов, но и друзей, по большому счёту, тоже нет. Этот глупый случай с посудомоечной машиной…. Не помню, когда последний раз так громко смеялась. Вы живёте другой жизнью. Ежедневные дела, заботы, веселье, дружеское тепло…. Может и пафосно звучит…. Но… я постоянно наблюдаю за вами. У вас есть всё, чего мне так не хватает в моей обеспеченной жизни. Так получается, я должна быть благодарной, что нашего сына похитили.

– Глупости! А если бы кто-то другой нашёл его, не мы? Всё бы сложилось иначе. Видимо, нам суждено было пересечься в пространстве и времени.

– О чём вы? – спросила Светик. Она окончила разговор с Лешеком и от нетерпеливости потихоньку стучала под столом по моей коленке.

– Да, на жизнь жалуется, приключений ей не хватает.

– Зато у нас чересчур, пусть присоединяется, сообразим на троих. Ты ей про остров, про остров… может, остынет. Пойду, вина ещё принесу, раз уж у нас девичник.

– Неси две, что туда-сюда бегать.

Света сгоняла домой, наполнила бокалы и подняла тост:

– Давайте, девочки, за нас!

Мы лихо чокнулись и выпили без остатка. Бархатистый напиток, впитавший Тосканское солнце, идеально лёг на задушевную обстановку. Я начала рассказывать немке о нашей робинзонаде, но Светик постоянно отвлекала, чтобы встроить свои воспоминания. Сопровождалось это бесконечными – а сейчас что? А сейчас? В итоге я перевалила на подругу и бремя повествования и лавры остроумного сказителя. А уж она постаралась! В мельчайших подробностях описывала перипетии островной борьбы за выживание, включая ржавую бочку, муравьёв и не пойманную рыбу. Удивительное свойство памяти – она переигрывает всё, отметает страшные и ужасные эпизоды и оставляет только славное прошлое. Из Светкиной новеллы следовало – мы героини, а не безмозглые тетери.

Брит слушала с немым восхищением, с перерывами разражаясь возгласами – батюшки мои! Просто не верится! Поразительно! Она сопереживала всей душой – возбуждённо потирала руки, хмурилась, смеялась вместе с нами. В конечном итоге немка не только не остыла, а воспылала страстью с головой нырнуть в какое-нибудь, пусть самое махонькое, бледное, как картофельный росток, но приключеньице.

– А если муж узнает? – осадила я её.

– Не узнает, – воинственно отрезала фрау Майер, боевой настрой немки неуклонно возрастал с увеличением концентрации алкоголя в организме.

– Вот и хорошо, осталось только его найти, – сказала Света и впала в задумчивость, вероятно, разрабатывая квест для Брит.

– А что искать, мы завтра во Флоренцию собираемся, пусть с нами едет, – предложила я, под хмельными парами совершенно не заботясь, что роль старьёвщицы ей совсем не подходит.

– Конечно! – с воодушевлением ответила немка после перевода.

На том и порешили. И выпили за успех завтрашнего предприятия. Потом закрепили ещё одним бокалом и нечаянно вспомнили по какому поводу сегодняшняя вечеринка. Загрустили, помянули Алиссию Коваччи, и сделали закономерный вывод – все беды от мужчин. Приложились снова и окончательно запечалились. Каких-то веских оснований для страданий не было – все живы-здоровы, дом цел, сами на месте, не горим, не тонем, но так захотелось потосковать…. Сообща погрузились в уныние. Обстановка сложилась настолько тёплая и располагающая, что каждая выкладывала наболевшее.

Брит жаловалась на переизбыток денег, которые мешают жить и свободной, но бедной газелью скакать по лесам и лугам, на тотальный контроль мужа, а с ним и верноподданного Густава. Можете представить, девочки, как это тяжело? И серьёзно подпившие девочки согласно кивали – да, да, ещё как мучительно и жестоко!

Светик наоборот сетовала на недостаточные капиталы, но газель она была независимая, только вот с тугими путами на ногах в виде матери, Виталика и работы. Из под мужского управления выскользнула давно, но…. Ты знаешь, Брит, как иногда хочется, чтобы кто-то рявкнул, топнул и озаботился твоим благоденствием? И в ответ сочувствующее – ферштейн, ферштейн!

Я же, занимая промежуточную позицию между двумя особями семейства оленьих, кручинилась с обеими, а заодно и сокрушалась о себе – у меня-то баланс раньше был, и суверенитет, и отсутствие оков, а всё потеряла…. Зачем я это сделала, зачем?.. И подруженьки сумеречно внимали, силясь сфокусировать блуждающие взоры для выражения безграничного участия.

Нетрезвые женщины – тема очень интересная. Дамы преображаются – при небольшом опьянении лихорадочный блеск глаз застилается дымкой, изгиб губ становится всё соблазнительнее, движении плавные и манерные, голос делается грудным и каким-то бархатным. С увеличением дозы алкоголя взгляд потухает, губы становятся более расслабленными и устают держать чёткую форму, все жесты сводятся к извечному женскому – подпереть кулаками щёки и раскачиваться в такт словам сентиментальной рассказчицы. Но зато душа… она готова принять на себя всю боль мира, трогательно сочувствовать и кидаться с утешающими словами. Осоловевшие товарки утирают глаза от навернувшихся слёз, всхлипывают и складно, в унисон, испускают вздохи. Сия участь не миновала и нас, мы точно такие же женщины, как и миллионы других на земле. В общем, наше дамское общество к этому времени состояло из трёх напившихся граций, из которых две русские и одна немка.

– Может, споём? – Свету потянуло на песнопения. Я также дошла до кондиции и готова была выступать хоть в большом концерном зале кремлёвского дворца, причём сольно.

– То-о не ветер ветку клонит,

Не-е дубравушка шумит.

То моё, моё сердечко стонет,

Как осенний лист дрожит….

Одна из самых любимых нашим народом песен неторопливо и тягуче разливалась широкой рекой по ночному Фьзоле. В обнимку с подругой размеренно раскачивались из стороны в сторону и вкладывали всю душу в это пение. Фрау Майер невесело выводила что-то на немецком. Глаза мои прикрылись от растроганных чувств и я предалась горестному сожалению о чём-то. О чём? Что или кого оплакивало, по какому поводу терзалось, от чего стонало моё сердечко, не знаю, но было так хорошо и душевно!

Поздний телефонный звонок, с обозначенным позывным «Добрый молодец», прервал возвышенно – одурманенную атмосферу:

– Привет, солнце моё, как вы?

Голос показался мне таким уставшим, что я тут же начала его жалеть и всхлипнула в трубку:

– Бедненький ты мо-ой!

– Что происходит? Всё в порядке? – Добрынин баритон выдал тревожные нотки.

– Не-ет! – простонала я и совсем разнюнилась: – Она пове-есилась!

– Кто-о?.. Света? Бригитте? – он всполошился не на шутку, в таком родном тембре послышался неподдельный испуг.

Я снова шмыгнула, попыталась что-то сказать, но от переизбытка эмоций только глухо каркнула невнятное.

– Дай трубку Свете!

Послушно выполнила указание, навалилась на стол, широко открыла глаза, чтобы не заснуть на месте, и отрешённо уставилась на луну. Сейчас завою!

Светик выдала то же самое, что и я – «да, нет, не знаю» и передала аппарат дальше по цепочке, фрау Майер. Та промычала по-немецки про тяжёлую жизнь и своих лучших русских подруг, и, в свою очередь, сунула телефон личной тени Густаву. Единственный трезвый из нас, охранник давно сидел в конце стола, сложив руки на груди, и терпеливо ждал окончания спонтанного девичника. Он поговорил с Добрыней и успокоил взволнованного герра Стрельникова, что все живы, только три фрау чуток перебрали.

Дальше помню совсем смутно. «Шнель, шнель» – эти слова одними из последних отпечатались в памяти, вызывая ассоциации с фильмами о войне. Скорее всего, по указанию Добрыни секьюрити нашей новой подруги разгонял ночной шабаш по улице Виа Корсика, четырнадцать. Да, ещё обрывки фраз Светки, повисшей на Густаве, и твердящей ему на чистейшем русском языке, что немецкие мужчины тоже хорошие, почти такие же как наши, вот только души им не хватает, понимаешь?.. Души!.. И снова «Шнель, шнель»….