Текст книги "По ту сторону фортуны. Книга 3. По воле случая"

Автор книги: Надежда Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

За этой музыкальной бомбой последовал не менее известный хит украинской звезды: – А я иду такая вся, в Дольче Габбана….

Добрыня посмотрел на меня и снова захохотал, вставляя между всхлипываниями отдельные фразы:

– Иди, солнце моё, твой выход!.. Как раз он на тебе сейчас!.. Задай всем жару!

Юрка, не прекращая смеяться, приставил камеру к моему лицу. Но я ни на одну провокацию не поддалась, презрительно фыркнула и показала язык в объектив настырного журналюги.

– Ну, что тут у вас? – спросила Света. Запыхавшаяся и уставшая донельзя, она тяжело ввалилась в небольшое пространство скульптурной мастерской. – Не могу больше, у самой ноги отваливаются, допили почти всё. А Сергей Владимирович так разошёлся, удержу никакого нет! И меня в круг тащит и тащит! Главред в полном ауте, твердит про моё повышение. А куда повышать? На его место?.. Заграничная родня так счастлива, что попала на настоящую русскую свадьбу. Наперебой сыплют идеями по организации торжеств в Европе.

– Всё готово, – отрапортовала я, стягивая пиджак. – Видишь, одна польза от форс-мажора.

– Только к людям близко не подходи, – предупредила подруга, оценивая состояние моего наряда. – Ещё прилипнешь к кому-нибудь.

– С чего вдруг? Буду на отшибе стоять, как прокажённая? – возмутилась я. – Столько сил потратила ради счастья молодых, должна быть в первых рядах!

– Там какое-то длинное полотенце лежит, рядом с хлебом, – сказал Добрыня, махнув рукой в сторону гардероба. – Может, его как то?

Подруга подхватила Юрку и засеменила в указанном направлении. Вернулись они быстро.

– Каравай нашёлся, – обрадовала Света и задумалась. – Если и его сейчас подсунуть, то народ вообще запутается. Решит, что всё только начинается. Итак то никого не разгонишь, а я больше не выдержу.

– Мочало, начинай сначала, – торопливо сказала я и выхватила рушник. – Намотаю вместо блузки, как топик. А то погонишь меня, Свет, поганой метлой. Ждите, мы сейчас.

Я взяла дочь за руку и мы полетели создавать эксклюзивный наряд.

– Мам, отпад! Дашь поносить кофтейку? – Сашка хихикала и обёртывала вокруг меня длинное полотенце. Конец заткнула на спине. – Нормуль! Дольче Габбана рядом не стоит!

– Ты ещё поговори! – сказала я, поправила туго намотанную, как пелёнку, ткань и мы поспешили в обратную сторону.

Импровизированная команда зодчих, состоящая из главного ваятеля и его подмастерьев, единодушно одобрила мой прикид поднятием больших пальцев. Они навтыкали свечи и ждали нас.

– Юрик, ты вывозишь это чудо, Игорёк – поджигаешь, вы втроём стреляете из хлопушек по моей команде. Пальнём изо всех орудий. Виталик, беги к ребятам, предупреди, чтобы в обморок не свалились. Они два дня его выбирали, оба будут в шоке, – главный распорядитель банкета чётко раздавала указания. – Я буду идти рядом со столом, для страховки. Только без фортелей, пожалуйста! Давайте, с Богом!

Мы двинулись в зал. Тамада, наконец-то дождавшись кульминации свадьбы, объявила о торжественном вывозе торта. Молодожёны, Славик и Катя, еле держались на ногах, но, джентльмен по жизни и воспитанию, молодой муж стойко поддерживал юную жену. Остальная публика, уплясавшись в доску, образовала большой круг. В основном, почтенные и не очень, дамы обессилено висели на своих кавалерах. Свет погас.

Красивое завершение свадьбы – это вишенка на торте всего празднования. А у нас не только вишенка, а ещё и вся фруктовая корзина улеглась на три яруса!

Зазвучала неспешная мелодия, Игорёк подпалил свечи-фейерверки и папа с мамой жениха с большой помпой выкатили креативное кондитерское изделие. Искры разлетались в разные стороны, освещая единственный и неповторимый в своём роде результат коллективного творчества. Мы втроём шарахнули хлопушками, при этом я и Сашка втянули головы в плечи. Публика зааплодировала, послышались восторженные крики.

Я смотрела на молодожёнов. В полутьме хорошо было заметно, как круглое Катино лицо поехало вверх и вниз, образуя идеальный овал. От замешательства глаза её расширились, брови доползли до середины лба, рот приоткрылся. Славка притянул жену и зашептал на ушко какой-то алгоритм действий, Катюша нервно кивнула. Я поспешила поближе, чтобы ничего не упустить.

Стол с тортом доехал до обалдевших от такой красоты молодых. Светик рассылала улыбки во все стороны, но с тревогой поглядывала на гостей. Юрка тоже старался как мог, артистично разводя руками – вот, мол, какой замечательный свадебный шедевр мы откопали! Праздник детям никто не хотел испортить.

– Молодые, вам начинать, – игриво сказала опешившая тамада и попыталась подсунуть поднос с большим ножом и лопаткой.

Но жених с невестой были молодцы, Славик с детства сообразительный пацан. Молодожёны пропустили мимо ушей предложение ведущей, быстро схватили с верхушки торта фигурки противоположного пола и откусили им приклеенные головы. Все засмеялись и снова захлопали.

Вытерев руки, Славка с Катей, уже без всяких заметных эмоций, отважно принялись кромсать на куски свадебную трехъярусную гору.

Первым подошёл Добрыня, подмигнул им и щедро выложил сто евро за мешанину из бисквита, крема, фруктов и конфет. За ним потянулись остальные.

Закончилась вечеринка без происшествий. Зажгли семейный очаг, ещё раз прослезились, молодожёны выразили всем благодарность. В первую очередь мамам и папам, затем близким людям, создавшим такой необыкновенный и восхитительный торт. Свадьба удалась!

Я посмотрела на родителей жениха. Юрик с зелёнющей тоской в таких же зелёных глазах обнял Свету и нежно поцеловал в висок, подруга ослепительно улыбнулась на публику и отстранилась от него.

Уже дома, после моего часового отмокания в ванной, Добрыня всё принюхивался ко мне и приговаривал:

– Нет, ну куда пропал этот аромат? Сладкий, вкусный, ванильно-сливочный…. Ммм…. Нам дома надо держать флаконы с таким кремом. На случай, если ты начнёшь дурно попахивать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В понедельник утром мы с Добрыней отбыли из Калининграда в Берлин. Светик должна была прилететь к нам через пять дней, оттуда мы вместе планировали отправиться в Тоскану. Подруга взяла две недели отпуска, чтобы помочь с подготовкой к отправке антиквариата. Я полтора месяца, с перерывами, в гордом одиночестве разбирала сундуки, нумеровала экспонаты и вносила данные в каталоги. С определением производителей фарфора возникла большая загвоздка, постоянно делала снимки на телефон и отправляла их Лешеку. Дёргала его каждый божий день по нескольку раз, а он стоически выдерживал мой напор. Поляк иногда сбрасывал звонки, если был занят по своим адвокатским делам, но позже неизменно перезванивал и давал пояснения. Он увлёкся находками, отобрал для себя некоторые экземпляры и рассылал мои непрофессиональные снимки собратьям-коллекционерам. Удивительно, но основная часть предметов уже была пристроена. Лешек имел солидную репутацию и в антикварных кругах ему доверяли безоговорочно. Цену он назначал сам, для меня это было выше моего понимания. Хоть и любила фарфор всей душой, но когда узнала, что некий собиратель запросил весь чайный сервиз Дочча с цветочно-фруктовыми мотивами и предложил за него пятнадцать тысяч долларов, чуть не хлопнулась на месте.

Пан Владек, мой давешний знакомый по прошлогодней Доминиканской ярмарке, также застолбил для себя много раритетов из сундука с посудой. Наша задача состояла в том, чтобы надежно упаковать и отправить покупки адресатам.

Пока же, находясь в Берлине, в один из дней я ждала Добрыню с работы. Испекла большой пирог с рыбой, одно из любимых его лакомств. Странно, выпечку он обожает в любом виде – плюшки, пироги, разные домашние печенюшки, но на его боках ничего не оседает. То ли у Добрыни обмен веществ как юноши, то ли сумасшедшая работа сжигает тысячи калорий, но он не поправляется. Пара килограммов гуляет туда-сюда, то в плюс, то в минус, не причиняя никакого вреда его крепко сложенной фигуре, чем он и гордится. В мои наезды он поглощал мучные изделия ежедневно. Я же старалась вовсю, изобретая новые начинки, собственноручно катая тесто, благо за плечами пекарский бизнес, и побаловать его я могла знатно.

– Даже не знаю как сказать, – издалека начал Добрыня. Он приканчивал половину огромного пирога и засматривался на следующую.

– Говори как есть, с чего вдруг ты такой робкий?

Я напряглась. В выражениях он особо не церемонился, кушанье мне удалось, ничего не подгорело, рыба не тухлая, придраться, вроде бы, не к чему.

– Герр Майер приглашал сегодня, – неторопливо сказал он, оттяпал себе солидный кусок с противня и принялся уплетать его, затягивая паузу между повествованием.

– Ну и?.. Ещё выше хочет тебя протолкнуть? Министром промышленности в Бундестаг? Или сразу канцлером, вместо Ангелы Меркель?

Мне не терпелось узнать, больно туманно он преподносит новости и очень длинно. Добрыня поперхнулся куском, я хлопнула его по спине и сказала:

– Куда столько затолкал? Прожевать не сможешь.

– У тебя никак не получается слушать нормально, без ехидных комментариев?

Он перемолотил кусман и укоризненно взглянул на меня.

– Так ты же тянешь резину. Выложи сначала и ешь спокойно до последней крошки.

Добрыня расплылся в елейной улыбочке и сказал не менее зловредно:

– Я тогда поем, а ты потерпи.

Специально так подстроил, ясно как белый день. Знает, буду теперь мучиться в догадках. Пришлось присоединиться к поеданию пирога, чтобы приблизить минуту оглашения какой-то чрезвычайной новости. В полном молчании добивали моё кулинарное достижение. Я раскачивала ногой от нетерпения, но держалась и не задавала вопросов, иначе он начнёт измываться ещё больше. Жевала и думала, какое такое ценное известие он заготовил?

– Что ты наболтала Бригитте? – спросил сытый Добрыня, отвалившись на спинку стула.

– В смысле? Ничего не наболтала, вообще редко вру, только по необходимости.

Его странные подходы через главного босса и его супругу никак не ложились в мои уравнения о сенсациях. Мы дважды были у этой высокой немецкой четы в гостях не в официальной обстановке, а в домашней. Они держали слово, объявив однажды, что всегда будут рады видеть нас в своём обществе. Коттедж у семейства просто огроменский, очень дорогой и респектабельный, с небольшим парком и фонтаном. В первый раз я комплексовала жутко, чувствовала себя как Золушка, попавшая на чужой бал во дворец. Вот-вот наш ауди превратится в тыкву, а я в оборванку. Но Бригитте – женщина чуткая и обаятельная. Она втягивала меня в разговор несмотря на мой не очень хороший немецкий. Своим щебетанием фрау Майер позволила мне расслабиться, нисколько не кичилась положением и оставалась приветливой. Наш найдёныш, белобрысый Александр, подрос и носился по дому как любой ребёнок, чему я внутренне порадовалась. Второй визит дался намного легче, да и с немецким я как-то поладила. Разговаривать научилась довольно сносно, Димке спасибо за это. Бригитте всё расспрашивала про наши со Светой приключения. Я рассказывала и понимала, как скучно ей живётся в этих хоромах, под постоянным контролем камер и секьюрити. Романтичная немка то округляла глаза от удивления, то хлопала в ладоши от восхищения, но с большим удовольствием слушала невыдуманные истории.

– Она спит и видит себя в Тоскане. Очень любопытно ей дом посмотреть, – задумчиво сказал Добрыня.

– Так давай пригласим. Как раз Светик подтянется, работы много, пусть фрау Майер помогает, если хочет.

– Пригласил уже. Знал, что ты так скажешь.

– Тогда зачем мне голову морочил? Она у меня как-то спрашивала, не будем ли мы против гостей.

– Умница! – Добрыня улыбнулся, погладил меня по щеке и добавил: – Иногда умница. Только поклянись, что сама никуда не полезешь и её за собой не потащишь.

– Честное пионерское! Дел невпроворот, некогда по злачным местам мотаться.

– Вот и хорошо. Есть одно «но», её охранник. После происшествия с сыном герр Майер супругу никуда без него не отпускает.

– Угу… Так с нами ещё и мужик здоровый… А что с ним делать?

– Ну, он профессионал, глаза мозолить не будет. Пусть в маленькой комнате поживёт, за кухней. Только кормить придётся, по-другому не получится.

Таким образом, уже не две, а три женщины и одна тень в виде здорового дядьки среднего возраста, собрались под крышей нашего дома во Фьезоле. Фрау Майер была в полном восторге, как девочка, которая отпросилась к подружке с ночёвкой, на недельку. Нам со Светиком немка велела величать её коротко – Брит, без всяких фрау. Соответственно, подруга также выдала:

– Для вас просто Света.

Я усмехнулась и вспомнила – давно ли мы со Светиком спотыкались при первом выходе в высший промышленный свет Берлина? А вот теперь с одной из его представительниц чуть ли не закадычные подружки, только что не целуемся при встрече. Везде в мире всё одинаково, неважно в какой стране ты живёшь и какое положение занимаешь – женщины остаются женщинами. Им нужны задушевные беседы, чуткое сердечко рядом, готовое выслушать наболевшее, и весёлый смех по любому поводу. Именно тогда мы себя чувствуем теми, кем нас создал Бог, а не рядом с пресловутым мужским плечом.

– Как интересно вы живёте! – новоявленная товарка Брит заходилась от умиления, глядя на обычные для нас бытовые хлопоты.

– Надо её разок в Россию отвезти, да в двухкомнатную хрущёбу усадить с тремя детьми, толстым мужиком в растянутых трениках и престарелыми родителями. Вот уж где нашей Брит жизнь раем покажется! – подпускала шпильки подруга, радуясь, что немка ничего не понимает по-русски и улыбалась ей беспрестанно.

– Да ладно тебе, она же не виновата, что у неё муж крутой мэн, – я по привычке вставала на защиту обиженных. – Смотри, так старается! Какие у неё удовольствия дома? А тут и за посуду хватается, и не морщится.

Светик засмеялась. Эта забавная история случилась в первый день нашего совместного проживания. Избалованная прислугой, Брит очень хотелось почувствовать себя настоящей хозяйкой, вспомнить молодость. Женщина она славная и инициативная, так что после ужина в беседке немка спросила у нас разрешения, не может ли она сама помыть посуду. Ни я, ни Света подвоха не уловили и пожали плечами – пожалуйста, если тебе так хочется. Подруга сходила с ней на кухню, показала как включается посудомоечная машина, сунула фрау флакон с моющим средством и брикетик соли. Пока Бригитте с превеликой радостью носилась с грязной посудой на кухню, мы с подругой обменивались мнениями, уместно ли, что одна из дам высшего немецкого общества чуть ли ни в работницах у нас служит.

– Понять можно, дома ей целыми днями заняться нечем. Пусть трудится, – я пришла к выводу, что вреда никакого для Брит не случится.

– Это не преступление – собственными руками затолкать гору посуды в машинку, – поддакнула Света.

– Думаю, Олежке говорить не надо. Скажет ещё, что мы специально эксплуатировали жену патрона.

– Ну да, при такой жизни с тоски завоешь – книжки давно перечитала, вязать некому да и незачем, податься без охраны тоже никуда нельзя. Ни тебе на чай к соседке, ни на шопинг с подружками. Везде рядом охранник, как тень отца Гамлета, – Светик завершила мою мысль. – Может, дадим ей тряпку со шваброй? Пусть полы помоет для разнообразия.

– А нашу простую жареную картошку с салатом как наворачивала? – я вспомнила восклицания Бригитте, когда она поглощала приготовленный на скорую руку ужин.

– Да, я обратила внимание. Представляешь, акульи плавники да анчоусы в зубах навязли, от устриц и чёрной икры изжога, мраморная говядина вместе с трюфелями поперёк горла встала. Вот жизнь у неё, не позавидуешь!

Мы ещё немного порассуждали на эту тему, но немка как-то подозрительно долго не появлялась. Чувствуя неладное, потянулись друг за другом в дом. Картина, которая открылась нашим взорам, была настолько же драматичной, насколько и нелепой. Облака пены вылезали со всех сторон дверцы посудомоечной машины и сползали на мраморный пол. Сам аппарат странно гудел, а возле него на четвереньках, взлохмаченная, с огромной белой тряпкой в руках, ползала супруга владельца крупной немецкой строительной корпорации фрау Бригитте Майер!

От неожиданности мы со Светой растерялись, да так, что ни она, ни я не дёрнулись помогать. Обе застыли в дверном проеме и просто уставились на эту сцену мытья полов. Мы не прятались, нет, но ожидать, что высокопоставленная дама будет так запросто возить тряпкой у нас дома, вообразить себе не могли даже в самых смелых фантазиях!

– А чем она пол моет? – с изумлением спросила Светик, повернув ко мне лицо с высоко поднятыми бровями.

– Похоже на простыню, – я припоминала, какое постельное бельё выдала гостям.

– А что мы стоим?

– Не знаю…. Опять ясновидение в ход пустила? Десять минут не прошло, как о полах проговорила.

Бригитте заметила нас, смущённо улыбнулась и с убитым видом сказала на немецком:

– Простите, моющее средство выскользнуло из рук…, пролилось в посудомоечную машину. Не беспокойтесь, я всё уберу.

Она ещё что-то лопотала, посыпая голову пеплом, но я уже ничего не слышала от собственного смеха и Светиных переливов. Мы с подругой прислонились к дверным косякам и сползали вниз от хохота. Присев в самом низу, закрывая руками лица, заходились в непрерывных всхлипываниях. Несчастная немка примолкла, присела в мокрых штанах на пятки и выдавила из себя некое подобие улыбки.

Светка не была бы Светкой, если бы не кинулась тут же утешать раскаявшегося грешника. Она подползла к Брит, обняла её и начала баюкать. Я, не переставая смеяться, показала нашей нескладной домработнице знак «ОК». Та немного расслабилась и потихоньку захихикала деликатными смешками, постепенно усиливая звук. Через некоторое время глубокий грудной смех фрау Майер слился с нашим хохотом. Старый дом снова ожил, даря необыкновенные ощущения уюта, тепла и близости трёх женщин.

Мы совместными усилиями навели блеск на кухне и Светик сказала:

– Переведи ей – она совершенно наш человек, попала в нужную компанию. И похвалить не забудь – вон, как посуда сияет!

Вечером Добрыня позвонил узнать, всё ли у нас в порядке и как себя чувствует Бригитте, я отрапортовала:

– Новобранец ведёт себя хорошо, проходит курс молодого бойца, уже научился мыть посуду и полы. На завтра запланированы практические занятия по чистке картошки. В жареном виде она полюбила её похлеще всякого пармезана.

– В смысле?

– В самом прямом, – я рассказала ему про конфуз с посудомоечной машиной.

Он посмеялся, затем спросил:

– Она сбежать от вас ещё не хочет?

– Наоборот, сказала, это её первое настоящее приключение после долгих лет и с нами очень весело. Представляешь? Так что мы со своими навыками в ратных подвигах должны носить генеральские погоны. А может даже и маршальские!

– Мой генералиссимус, поаккуратнее там, дама она нежная. Знаю я вас, от служебного рвения всё хозяйство на неё скинете.

– Стараемся!

Справедливости ради, скажу – на следующий день Бригитте напросилась ещё раз запустить посудомоечную машину. Под Светкиным руководством самостоятельно аккуратно уложила посуду и сосредоточенно отмерила моющее средство. Фрау Майер с большой ответственностью отнеслась к поставленной задаче и постоянно спрашивала Светика – Гут?

Подруга, преисполненная важностью и сложив руки на груди, как монумент, одобрительно кивала:

– Очень даже гут! Молодец, Брит, к концу недельной стажировки мы из тебя такую домохозяйку сделаем! Твой Конрад ахнет и распустит всю прислугу!

Охранник Густав особо не мельтешил и не надоедал. В основном, он целыми днями валялся на шезлонге возле бассейна и подтягивался только поесть. В общем, находился как на курорте. Единственное, что мешало – его громкий храп по ночам на весь дом. Я обкладывала голову подушками, прижимала их к себе и так засыпала.

– Натушка, ты узнала что-нибудь о владельцах вещей? – ранний звонок Лешека застал меня за приготовлением кофе.

– Привет, мой дорогой! Не успела ещё, сегодня займусь. Пойду по соседям, может кто-то что-то знает, – виновато ответила я. Никак у меня ни руки, ни ноги до этого не доходили.

– Узнавай быстрее, я пока окончательную цену не обозначаю, – поторопил поляк и отключился.

Дело в том, что ещё месяц назад коллекционер дал мне задание найти какую-нибудь информацию о наших артефактах. Есть такое понятие «провенанс», обозначающее историю происхождения и владения предметов антиквариата, таким образом подтверждается подлинность ценностей. Проведения экспертизы никто от нас не требовал, здесь срабатывала репутация Лешека, но известное прошлое каждой вещи могло значительно поднять продажную цену. В этом плане статья Светы в калининградском журнале сослужила хорошую службу, подтверждая легитимность обладания мной всеми реликвиями. Материал показался интересным для центральных российских изданий и его напечатали в двух журналах. Моя персона в старинном платье засветилась на всю страну и мне на электронную почту начали поступать предложения из России о покупке антиквариата. К тому же, я приблизилась к избранному кругу коллекционеров, о чём жаждала давно. В итоге, все оказались в плюсе.

Рабочий уголок оборудовал Добрыня, необходимая офисная техника заняла своё место на небольшом столике у камина, и мы могли заниматься работой не выходя из дома.

– Так жалко чайный сервиз отдавать, – сказала я, мысль эта мучила уже несколько дней.

– Зачем нам столько посуды? – возразила Светик. – А пятнадцать тысяч долларов тебя не прельщают? Зная цену, захлебнёмся чаем из этих чашек. У меня дома один уже есть, стоит годами. Пользы никакой, одно осознание, что это круто и дорого, ничего больше.

– Ладно, пакуйте, только осторожно, – пересилив себя, я дала добро.

Коробки, пупырчатая плёнка, пенопласт – всё было заготовлено заранее. Из сундука с посудой для своей коллекции я выбрала одну статуэтку, вазу, расписанную растительным орнаментом, три разных чайные пары и большое блюдо. Два бронзовых подсвечника также приберегла для себя, они очень красиво будут смотреться в любом интерьере, особенно в рождество, с мерцающими огоньками свечей. Хотя, где у меня теперь дом – в Калининграде, Берлине, или здесь, во Фьезоле? Не успеваю жить в каждом из них. Я человек мира, везде чувствую себя хорошо. Чтобы украсить в соответствии с моими вкусами каждое жилище, необходимо оставить все находки, а это слишком большая роскошь. Пусть и не жадная до денег, но мысль в одночасье стать независимой миллионершей тоже грела душу. Тем не менее, ежедневно перебирать и раскладывать бумажки с адресами клиентов для меня было мукой мученической. Сердце кровью обливалось, что такое добро из рук уходит.

– И стоны её разносились по дому, заполняя каждый угол и всякое пустое пространство! – чопорно сказала Света, упаковывая в коробку сервиз и время от времени косясь в мою сторону. – Слёзы лились и лились рекой, шумным потоком выплёскиваясь на улицу! Синьорина Наталья заламывала руки, страстно целовала каждую плошку и прощалась с ней навек!

– Всё сказала? – спросила я, дождалась пока принтер выплюнет бумаги, и повернулась к подруге. – Оставь свои язвительные выступления при себе. Вон, Брит работает потихоньку и помалкивает.

– Если бы наша Брит знала причину твоего женского недомогания, она бы пальцем у виска покрутила. Убиваешься, как на похоронах.

– Почему нельзя с уважением относиться к моим страданиям? – повысила я голос.

– А я и уважаю! Даже можно сказать – отношусь с преклонением! – Света также перешла в другую тональность. – Слава тебе и почёт! Только ты мне объясни сначала, от того, что ты ходишь как чёрная туча, что изменится? Решение принято, всё, проехали!

– Тебе этого не понять! Люди такие деньги платят, чтобы отыскать редкие вещи, а мы их сами из дома выталкиваем!

– Вот и хорошо, что нам огромные деньжищи за них дадут, причём в валюте. Ты хоть предварительно посчитала, на сколько это потянет, Лобачевский?

Света прекратила паковать и сердито бросила на меня взгляд из-под нахмуренных бровей.

– Пока только сундук с посудой. По моим прикидкам, от ста до ста десяти тысяч долларов.

Светик присвистнула от невообразимости этой цифры.

– А ты думала? Не копеечным ширпотребом из супермаркета торгуем. А если ещё два сундука продадим, то это плюсом по три – четыре тысячи. Ну, Лешек хотел один забрать, ему скидку пятьдесят процентов сделаем, – мне доставляло мстительное удовольствие дразнить ошеломлённую Светку. – Пойдём, покурим.

– Ты снова решила разбудить дурные привычки? – спросила взбудораженная подруга, беря со стола сигареты. – Правда, такая сумма офигенская?

– Шуточки шучу! Ещё надо взять пару книг и во Флоренции в центральную библиотеку заехать. С платьями что-то придумать, хотела в театры какие-нибудь предложить. У меня голова кругом идёт, когда всё успеем? Ты уедешь, а я буду по всей Италии носиться с этой стариной в зубах. Измаюсь, пока последнюю книжку не пристрою.

– Так давай завтра и рванём, чего ждать? – разумно предложила Светик. – Пойдём, покурим и обсудим.

Я позвала Бригитте. Всё это время она с немецкой педантичностью скрупулезно сверяла фарфоровые изделия с фотографиями в каталогах. Проверяла номера в реестре и отмечала их на бланке, заведённом мной для каждого заказчика. Брит отмечала галочки простым карандашом и расставляла по всей гостиной уже отработанные заказы. Света делала контрольный выстрел, то есть с точно такими же бумагами проходила следом за немкой, не дай Бог, что-то уйдёт не по адресу.

Для меня организация этого процесса не составила никакого труда, а пользы принесло много. Документацию вели на русском и английском языках. Таким образом, все вместе плодотворно трудились третий день.

Друг за дружкой мы направились в беседку. В Италии, а тем более в Тоскане, осень ещё не наступила. В это время года, в промозглом от частых дождей Калининграде, муторно и сыро. Здесь же лето продолжалось в своих ярких красках и жаркой погоде. Для кого-то из России его продавали за деньги, а для меня летний сезон продолжался бесплатно. Двор ещё утопал в цветах, кусты олеандра опоясывали дом пышным розовым кушаком. Мои взлелеянные клумбы пестрели весёлым ковром, притягивая взгляд. По всему двору были расставлены большие горшки с бушующими в них разноцветными растениями, название которых я даже не знала. По весне мы с Добрыней скупали рассаду на местном рынке и просто втыкали её где придётся. Повсюду развешаны горшки с ампельными цветами, всё в точности соответствии с итальянскими традициями. Беседка, увитая со всех сторон бугенвиллией, манила под свою сень сиренево-розовым покровом. К сожалению, насыщенный цвет немного потускнел и цветы начали опадать. Но скорбное увядание не оказывало никакого влияния. Тоскана прекрасна всегда. Имея за плечами целый год владения этим подарком, я никак не могла привыкнуть к нему. Каждый раз, оглядывая двор, какая-то жаба внутри тщеславно начинала квакать: «Это моё! Это всё принадлежит мне»!

Мы с подругой закурили. На удивление, Брит тоже попросила сигарету у Светы и с видимым наслаждением дымила вместе с нами.

– Не думала, что ты куришь, – я обратилась к ней по-немецки.

Она улыбнулась и пожала плечами:

– Иногда балуюсь. Мне у вас очень нравится, красиво, уютно. Не ожидала, что работа принесёт такое удовольствие. Вы всё продали?

– Да, почти.

Я взяла ещё одну сигарету, подумала – надо заехать в магазинчик, взять несколько пачек, раз уж мы все подсели на Светкин никотин.

– Я бы хотела что-то купить для себя на память, – сказала Брит.

– У тебя же есть браслет.

– Это талисман, я его никогда не снимаю. Тепло идёт от него, – ответила она, подняла руку и любовно посмотрела на украшение.

Я улыбнулась. У мечтательной фрау Майер возникали такие же ощущения, как и у меня. Моё первое впечатление от старинного изделия – мягкость и нежность.

– О чем вы говорите, Наташ? – негромко спросила Светик. Непонимание сути разговора для неё неприемлемо, нужно обязательно воткнуть хоть какую-нибудь фразу.

– Да так… Брит считает, что я должна оставить всё себе, такую красоту продавать нельзя. Ещё велела не слушать подруг, которые ни черта не понимают в антиквариате, – я с вдумчивым видом высказала это Свете.

Она удивлённо распахнула глаза:

– Серьёзно?.. А она-то сама разбирается?

Я засмеялась и обняла её.

– Да ну тебя, Натка! Тебе верить – себя не уважать, – она нарочито грубо оттолкнула меня, фрау Майер усмехнулась.

– Учи языки, Светик, – наставительно сказала я. – Ладно, вы тут работайте, а я по соседям пройдусь, может кто-то подскажет, что тут случилось. Да и время обеденное, что-нибудь поесть сообразите.

– У нас ещё лишний рот в виде Густава, а к нему солидная утроба. По-моему, он опять в бассейне бултыхается, – проворчала Света. Если сами мы могли обойтись лёгкими перекусами, то из-за мужчины приходилось готовить мясное каждый день.

Я взяла деньги и корзинку и вышла из калитки. Моя Тоскана поднималась вверх брусчатой улочкой, с двух сторон окаймлённой рядами старинных домов. Привязанность к Фьезоле оказалась сильнее любых цепей и канатов. Влюблённая в этот край, сроднилась с вековыми строениями, душа взлетала высоко-высоко, в лазурную синь неба, от осознания того, что я здесь своя!